Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [9/83]

  Скачать полное произведение

    Дантес просил, чтобы его перевели в другое подземелье, пусть еще бо- лееемное и сырое. Перемена, даже к худшему, все-таки была бы переменой и на сколько дней развлекла бы его. Он просил, чтобы ему разрешили прогулку, он просил воздуха, книг, инструментов. Ему не дали ничего, но он одолжал просить. Он приучился говорить со своим тюремщиком, хотя новый был, если это возможно, еще немее старого; но поговорить с челове- ком, даже с немым, было все же отрадой. Дантес говорил, чтобы слышать собственный голос; он пробовал говорить в одиночестве, но тогда ему ста- новилось страшно.
     Часто в дни свободы воображение Дантеса рисовало ему рашные тюрем- ные камеры, где бродяги, разбойники и убийцы в гнусном веселье празднуют страшную дружбу и справляют дикие оргии. Теперь он былы рад попасть в один из таких вертепов, чтобы видеть хоть чьи-нибудь лица, кроме бесстрастного, безмолвного лица тюремщика, он жалел, что он не каторжник в позорном платье, с цепью на ногах и клеймом на плече. Каторжники - те хоть живут в обществе себе подобных, дышат воздухом, видят небо, - ка- торжники счастливцы.
     Он стал молить тюремщика, чтобы ему дали товарища, кто бы он ни был, хотя бы того сумасшедшего аббата, о котором он слышал. Под внешней суро- втью тюремщика, даже самой грубой, всегда скрывается остаток человеч- ности. Тюремщик Дантеса, хоть и не показывал вида, часто в душе жалеледного юношу, так тяжело переносившего свое заточение; он передал к менданту просьбу номера 34; но комендант с осторожностью, достойной о- литического деятеля, вообразив, что Дантес хочет возмутить заключенных или заручиться товарищем для побега, отказал.
     Дантес истощил все человеческие средства. Поэтому он обратился к бо- гу.
     Тогда все блачестивые мысли, которыми живут несчастные, придавлен- ные судьбою, овили его душу; он вспомнил молитвы, которым его учила мать, и нашел в них смысл, дотоле ему неведомый; ибо для счастливых мо- литва остает однообразным и пустым набором слов, пока горе не вложит глубочайшисмысл в проникновенные слова, которыми несчастные говорят с богом. Он молился не с усердием, а с неистовством. Молясь вслух, он уже не пугался своего голоса; он впадал в какое-то исступление при каждом слове, им произносимом, он видел бога; все события своей сминной и за- губленной жизни он приписывал воле могущественного бога, извлекал из них уроки, налагал на себя обеты и все молитвы заканчивал корыными слова- ми, с которыми человек гораздо чаще обращается к людям, м к богу: и отпусти нам долги паши, как и мы отпускаем должникам нашим.
     Несмотря на жаркие молитвы, Дантес остался в тюрьме.
     Тогда дуего омрачился, и словно туман застлал ему глаза. Дантес был человек простой, необразованный; наука не приподняла для него завесу, которая скрывает прошлое. Он не мог в уединении тюрьмы и в пустыне мысли воссоздать былые века, воскресить отжившие народы, возродить древние го- рода, котые воображение наделяет величием и поэзией и которые проходят перед внутренним взором, озаренные небесным огнем, как вавилонские кар- тины Мартина [11]. У Дантеса было только короткое прошлое, дачное насто- ящее и неведомое будущее; девятнадцать светлых лет, о которых ему предс- тояло размышлять в бескрайной, быть может, ночи! Поэтому он ничем не мог развлечься, - его предприимчивый ум, который с такой раостью устремил бы свой полет сквозь века, был заключен в тесные пределы, как орел в клет- ку. И тогда он хватался за одну мысль, за мысль о сем счастье, разру- шенном без Причины, по роковому стечению обстоятельств; над этой мыслью он бился, выворачивал ее на все лады и, если можно так выразиться, впи- вался в нее зубами, как вантовском аду безжалостный Уголино грызет че- реп архиепископа Руджиери. Дантес имел лишь мимолетную веру, основанную на мысли о всемогуществе; он скоро потерял ее, как другие теряют ее, дождавшись успеха. Но только он успеха не дождался.
     Благочестие сменилось исступлением. Он изрыгал богохульства, от кото- рых тюремщик пятился в ужасе; он колотился говой о тюремные стены от малейшего беспокойства, причиненного ему кой-нибудь пылинкой, соломин- кой, струей воздуха. Донос, который он видел, который Вильфор ему пока- зывал, который он держал в своих рух, беспрестанно вспоминался ему; каждая строка пылала огненными буквами на стене, как "Мене, Текел, Фа- рес" [12] Валтасара. Он говорил себе, что ненависть людей, а не божия кара, ввергла его в пропасть; он предавал этих не известных ему людей всем казням, какие только могло ибрести его пламенное воображение, и находил их слишком милостивыми главное, недостаточно продолжительны- ми: ибо после казни наступает смерть, а в смерти - если не покой, то по крайней мере бесчувствие, похее на покой.
     Беспрерывно, при мысли о своих врагах, повторяя себе,что смерть - это покой и что для жестокой кары должно казнить не смертью, он впал в угрюмое оцепенение, приходящее с мыслями о самоубийстве. Горе тому, кто на скорбном пути задержится на этих мрачных мыслях! Это - мертвое море, похожее на лазурь прозрачных вод, но в нем пловец чувствует, как ноги его вязнут в смолистой тине, которая притягивает его, засасывает и хоро- нит. Если небо
    
    не подаст ему помощи, все кончено, каждое усилие
    к спасению только еще глубже погружает его в
    смерть.
     И е же эта нравственная агония не так страшна, как муки, ей пред- шествующие, и как наказание, которое, быть может, последует за нею; в ней есть опьяняющее утешение, она показывает зияющую пропасть, но на дне пропасти - небытие. Эдмон нашел утешение в этой мысли; все его горести, все его страдания, вся вереница призраков, которую они вчили за собой, казалось, отлетели из того угла тюрьмы, куда ангел смерти готовился сту- пить своей легкой стопой. Дантес взглянул на свою прошлую жизнь спокой- но, на будущую - с ужасом и выбрал то, что казалось ему прибежищем.
     - Во время дальних плаваний, - говорил он себе, - когда я еще был че- ловеком и когда этот человек, свободный и могущественный, отдавал другим людям приказания, которые тотчас же исполнялись, мне случалось видеть, как небо заволакивается тучами, волны вздымаются и бушуют, на краю неба возникает буря и, словно исполинский орел, машет крыльями над горизон- том, тогда я чувствовал, что мой корабль - утлое пристанище, ибо он тре- петал и колыхался, словно перышко на ладони великана; под грозный грохот валов я смотрел на острые скалы, предвещавшие мне смерть, и смерть стра- шила меня, и я всеми силами старался отразить ее, и, собрав всю мощь че- ловека и все уменье моряка, я вступал в единоборство с богом!.. Но тогда я был счастлив; тогда возвратиться к жизни значило возвратиться к счастью; та смерть была неведомой смертью, и я не выбирал ее; я не хотел уснуть навеки на ложе водорослей и камней и с негодованием думал о том, что я, сотворенный по образу и подобию божию, послужу пищей ястребам и чайкам. Иное дело теперь: я лишился всего, что привязывало меня к жизни; теперь смерть улыбается мне, как кормилица, убаюкивающая младенца; те- перь я умираю добровольно, засыпаю усталый и разбитый, как засыпал после приступов отчаянии бешенства, когда делал по три тысячи кругов в этом подземелье - тридцать тысяч шагов, около десяти лье!
     Когда эта мысль запала в душу Даеса, он стал кротче, веселее; легче мирился с жесткой постелью и черным хлебом; ел мало, не спал вовсе и на- ходил сносной эту жизнь, которую любую минуту мог с себя сбросить, как сбрасывают изношенное платье.
     Было два способа умереть; один был весьма прост: привязать носовойлаток к решетке окна и повеситься; другой состоял в том, чтобы только делать вид, что ешь, и умереть с голоду. К первому способу Дантес чувствовал отвращение; он был воспитан в ненависти к пиратам, котор вешают на мачте; поэтому петля казалась ему позорной казнью, и он отрг ее. Он решился на второе средство и в тот же день начал приводить о в исполнение.
     Пока Дантес проходил через все эти мытарства, протекло около четырех лет. К концу второго года Дантес перестал делать отметки на стене и опять, как до посещения инспектора, потерял счет дням.
     Он сказал себе: "Я хочу умереть", - и сам избрал род смерти, тогда он тщательно все обдумал и, чтобы не отказаться от своего намерения, дал себе клятву умереть с голода. "Когда мне будут приносить обед или ужин, - решил он, - я стану бросать пищу за окно; будут думать, что я все съел".
     Так он и делал. Два раза в день в решетчатое отверстие, через которое он видел только клочок неба, он выбрасывал приносимую ему пу, сначала весело, потом с раздумьем, наконец, с сожалением; только воспоминание о клятве давало ему силу для страшного замысла. Эту самую пищу, которая прежде внушала ему отвращение, острозубый голод рисовал ему заманчивой на вид и восхитительно пахнущей; иногда он битый час держал в руках та- релку и жадными глазами смотрел на гнилую говядину или на вонючую рыбу и кусок черного заплесневелого хлеба. И последние проблески жизни инстинктивно сопротивлялись в нем и иногда брали верх над его решимостью. Тогда тюрьма казалась ему не столь уже мрачной, судьба его - не столь отчаян- ной; он еще молод, ему, вероятно, не больше двадцати пяти, двадцати шес- ти лет, ему осталось еще жить лет пятьдесят, а значит, вдвое больше то- го, что он прожил.а этот бесконечный срок любые события могли сорвать тюремные двери, оломить стены замка Иф и возвратить ему свободу. Тогда он подносил ко рту пищу, в которой, добровольный Тантал, он себе отказы- вал; но тотчас вспоминал данную клятву и, боясь пасть в собственных гла- зах, собирал в свое мужество и крепился. Непреклонно и безжалостно га- сил он в себе искры жизни, и настал день, когда у негоне хватило сил встать в бросить ужин в окно.
     На другой день он ничего не видел, едва слышал. Тюремщик решил, что он тяжело болен; Эдмон надеялся на скорую смерть.
     Так прошел день. Эдмон чувствовал, что им овладевает какое-то смутное оцепенение, впрочем, довольно приятное. Резь в желудке почти прошла, жажда перестала мучить; когда он закрывал глаза, перед ним кружился рой блестящих точек, похожих на огоньки, блуждающие по ночам над болотами - это была заря той неведомой страны, которую называют смертью.
     Вдруг вечером, часу в девятом, он услыхал глухой шум за стеной, у ко- торой стояла его койка.
     Столько омерзительных тварей возилось в этой тюрьме, что мало-помалу Эдмопривык спать, не смущаясь такими пустяками; но на этот раз, потому ли, что его чувства были обострены голодом, или потому, что шум был громче обычного, или, наконец, потому, что в последние мгновения жизни все приобретает значимость, Эдмон поднял голову и прислушался.
     То было равномерное поскребывание по камню, производимое либо огром- ным когтем, либо могучим зубом, либо каким-нибудь орудием.
     Мысль, никогда не покидающая заключенных, - свобода! - мгновенно пронзила затуманенный мозг Дантеса.
     Этот звук донесся до него в ту самую минуту, когда все звуки должны были навсегда умолкнуть для него, он невольно подумал, что бог, нако- нец, сжалился над его страданиями и посылает ему этот шум, чтобы остано- вить его у края могилы, в которой он уже стоял одной ногой. Как знать, может быть, кто-нибудь из его друзей, кто-нибудь из тех дорогих его сердцу, о которых он думал до изнеможениясейчас печется о нем и пыта- ется уменьшить разделяющее их расстояние.
     Не может быть, вероятно, ему просто почудилось, и это только сон, ре- ющий на пороге смерти.
     Но Эдмон все же продолжал прислушиваться. Поскребывание длилось часа три Потом Эдмон услышал, как что-то посыпалось, после чего все стихло.
     Через несколько часов звук послышался громче и ближе. Эдмон мысленно принимал участие в этой работе, и уже не чувствовал себя столь одиноким; и вдруг вошел тюремщик.
     Прошла неделя с тех пор, как Дантес решил умереть, уже четыре дня он ничего не ел; за это время он ни разу не заговаривал с тюремщиком, не отвечал, когда тот спрашивал, чем он болен, и отворачивался к стене, когда тот смотрел на него слишком пристально. Но теперь все измелось: тюремщик мог услышать глухой шум, насторожиться, прекратить его и разру- шить последний проблеск смутной надежды, одна мысль о которой оживила умирающего Дантеса.
     Тюмщик принес завтрак.
     Дантес приподнялся на постели и, возвысив гол, начал говорить о чем попало - о дурной пище, о сырости, он роптал бранился, чтобы иметь предлог кричать во все горло, к великой досаде тюремщика, который только что выпросил для больного тарелку бульона и свежий хлеб. К счастью, он решил, что Дантес бредит, поставил, как всегда, завтрак на хромоногий стол и вышел. Эдмон вздохнул свобод и с радостью принялся слушать.
     Шум стал настолько отчетлив, что он уже слышал его, не напрягая слу- ха.
     - Нет сомнения, - сказал он себе, - раз этот шум продолжается и днем, то это, верно, кай-нибудь несчастный заключенный вроде меня трудится ради своего освобождения. Если бы я был подле него, как бы я помогал ему!
     Потом взапная догадка черной тучей затмила зарю надежды; ум, при- выкший к несчастью, лишь с трудом давал веру человеческой радости. Он почти не сомневался, что это стучат рабочие, присланные комендантом для какой-нибудь починки в соседней камере.
     Удостовериться в этом было не трудно, но как решиться задать вопрос? Конечно, проще всего было бы подождать тюремщика, указать ему на шум и посмотреть, с каким выражием он будет его слушать; на не значило ли это ради мимолетного удовлетворения рисковать, быть может, спасением?.. Голова Эдмона шла кругом; он так ослабел, что мысли его растекались, точно туман, и он не мог сосредочить их на одном предмете. Эдмон видел только одно средство возвратить ясность своему уму: он обратил глаза на еще не остывший завтрак, оставленный тюремщиком на столе, встал, шата- ясь, доблся до него, взял чашку, поднес к губам и выпил бульон с чувством неизъяснимого блаженства.
     У него хватило твердости удовольствоваться этим; он слыхал, что, ког- да моряки, подобранные в море после кораблекрушения, с жадностью наа- сывались на пищу, они умирали от этого. Эдмон положил на стол хлеб, ко- торый поднес было ко рту, и снова лег. Он уже не хотел умирать.
     Вскорен почувствовал, что ум его проясняется, мысли его, смутные, почти ботчетные, снова начали выстраиваться в положенном порядке на той волшебной шахматной доске, где одно лишнее поле, быте может, предоп- ределт превосходство человека над животными. Он мог уже мыслить и подкреплять свою мысль логикой.
     Итак, он сказал себе:
     - Надо попытаться узнать, никого не выдав. Если тот, кто там скребет- ся, просто рабочий, то мне стоит только постучать в стену, и он тотчас же прекратит работу начнет гадать, кто стучит и зачем. Но так как ра- бота его не только дозволенная, но и предписанная, то он опять примется за нее. Если же, напротив, это заключенный, то мой стук испугает его; он побоится, что его поймают за работой, бросит долбить и примется за дело не раньше вечера, когда, по его мнению, все лягут спать.
     Эдмон тотчас же встал с койки. Ноги уже не подкашивались, в глазах не рябил Он пошел в угол камеры, вынул из стены камень, подточенный сы- ростью, и ударил им в стену, по тому самому месту, где стук слышалсвсего отчетливее.
     При первом же ударе стук прекратился, словно по волшебству.
     Эдмон весь превратился в слух. Прошел час, прошло два часа - ни у- ка. Удар Эдмона породил за стеной мертвое молчание.
     Окрыленный деждой, Эдмон поел немного хлеба, выпил глоток воды и благодаря могучему здоровью, которым наградила его природа, почти восс- тановил силы.
     День прошел, молчание не прерывалось.
     Пришлночь, но стук не возобновлялся.
     "Это заключенный", - подумал Эдмон с невыразимой радостью. Он уже не чувствовал апатии; жизнь пробудилась в нем с новой силой - она стала де- ятельной.
     Ночь прошла в полной тишине.
     Всю эту ночь Эдмон не смыкал глаз.
     Настало утро; тюремщик принес завтрак. Дантес уже съел остатки вче- рашнего обеда и с жадностью принялся за еду. Он напряженно прислушивал- ся, не возобновится ли стук, трепет при мысли, что, быть может, он прекратился навсегда, делал по десять, по двенадцать лье в своей темни- це, по целым часам тряс железную решетку окна, старался давно забытыми упражнениями возвратить упругость и силу своим мышцам, чтобы быть во всеоружии для смертельной схватки с судьбой; так борец, выходя на арену, натирает тело маслом и разминает руки. Иногда он останавливался и слу- шал, не раздастся ли стук, досадуя на осторожность узника, который не догадывался, что его работа ба прервана другим таким же узником, столь же пламенно жаждавшим освобождения.
     Прошло три дня, семьдесят два смертельных часа, отсчитанных минута за минутой!
     Наконец, однажды вечером, после ухода тюремщика, когда Дантес в сотый раз прикладывал ухо к стене, ему показалось, будто едва приметное содро- гание глухо отдается в его голове, прильнувшей к безмолвным камням.
     Дант отодвинулся, чтобы вернуть равновесие своему потрясенному моз- гу, обошел несколько раз вокруг камеры и опять приложил ухо к прежнему месту.
     Сомнения не было: за стеною что-то происходило; повидимому, узник по- нял, что прежний способ опасен, и избрал другой; чтобы спокойнее продол- жать работу, он, вероятно, заменил долото рычагом.
     Ободренный своим открытием, Эдмон решил помочь неутомимому труженику. Он отодвинул свою койку, потому что именно за ней, как ему казалось, со- вершалось дело освобождения, и стал искать глазами, чем бы расковырять стену, отбить сырую известку и вынуть камень.
     Но у него ничего не было, ни ножа, ни острого орудия; были железные прутья решетки; но он так часто убеждался в ее крепости, что не стоило и пытаться расшатать ее.
     Вся обстановка его камеры состояла из кровати, стула, стола, ведра и кувшина.
     У кровати были железные скобы, но они были привинчены к дереву винта- ми. Требовалась отвертка, чтобы удалить винты и снять скобы.
     У стола и сла - ничего, у ведра прежде была ручка, но и ту сняли.
     Дантесу оставалось одно: разбить кувшин и работать его остроконечными черепками.
     Он бросил вшин на пол: кувшин разлетелся вдребезги.
     Дантес выбрал два-три острых черепка, спрятал их в тюфяк, а прочие оставил на полу. Разбитый кувшин - дело обыкновенное, он не мог навести на подозрения.
     Эдмон мог бы работать всю ночь; но в темноте дело шло плохо; действо- вать приходилось ощупью и вскоре он заметил, что его жалкий инструмент тупится о твердый камень. Он опять придвинул кровать к стене и решил дождаться д. Вместе с надеждой к нему вернулось и терпение.
     Всю ночь он прислушивалск подземной работе, которая шла за стеной, не прекращаясь до самого утра.
     Настало утро; когда явился тюремщик, Дантес сказал ему, что он вече- ром захот напиться, и кувшин выпал у него из рук и разбился. Тюремщик, ворча, пошел за новым кувшином, не подобрав даже черепков.
     Вскоре он воротился, посоветовал быть поосторожнее и вышел.
     С невыразимой радостью Дантес услышал лязг замка; а прежде при этом звуке у него каждый раз сжималось сердце. Едва затихли шаги тюремщика, как он бросился кровати, отодвинул ее и при свете бледною луча солнца, проникавшего в его подземелье, увидел, что напрасно трудился полночи, - он долбил камень, тогда как следовало скрести вокруг него.
     Сырость размягчила известку.
     Сердце у Дантеса радостно забилось, когда он увидел, что штукатурка поддается; правда, она отваливалась кусками не больше песчинки, но все же за четверть часа Дантес отбил целую горсть. Математик мог бы сказать ему, что, работая таким образом года два, можно, если не наткнуться на скалу, прорыть ход в два квадрных фута длиною в двадцать футов.
     И Дантес горько пожалел, что не употребил на эту работу минувшие бес- конечные часы, которые были потрачены даром на пустые надежды, молитвы и отчаяния.
     За шесть лет, что он сидел в этом подземелье, какую работу, даже са- мую кропотливую, не успел бы он кончить!
     Эта мысль удвоила его рвение.
     В три дня, работая с неимоверными предосторожностями, он сумел отбить всю штукатурку и обнажить камень. Стена была сложена из бутового камня, среди которого местами, для большей крепости, были вставлены каменные плиты. Одну такую плиту он и обнажил, и теперь ее надо было расшатать.
     Дантес попробовал пустить в дело ногти, но оказалось, что это беспо- лезно.
     Когда он вставлял в щели черепки и пытался действовать ими как рыча- гом, ониомались.
     Напрасно промучившись целый час, Дантес в отчаянии бросил работу.
     Неужели ему придется отказаться от всех попыток и ждать в без- действии, пока сосед сам закончит работу?
     Вдруг ему пришла в голову новая мысль; он встал и улыбнулся, вытирая вспотевший лоб.
     Каждый день тюремщик приносил ему суп в жестяной кастрюле. В этой кастрюле, по-видимому, носили суп и другому ареснту: Дантес заметил, что она бывала либо полна, либо наполовину пуста, смотря по тому, начи- нал тюремщик раздачу пищи с него или с его соседа.
     У кастрюли была железная ручка; эта-то железная ручка и нужна была Дантесу, и он с радостью отдал бы за нее десять лет жизни.
     Тюремщик, как всегда, вылил содержимое кастрюли в тарелку Дантеса. Эту тарелку, выхлебав суп деревянной ложкой, Дантес сам вымывал каждый день.
     Вечером Дантепоставил тарелку на пол, на полпути от двери к столу; тюремщик, войдя в камеру, наступил на нее, и тарелка разбилась.
     На этот раз Дантеса ни в чем нельзя было упрекнуть; он напрасно оста- вил тарелку на полу, это правда, но и тюремщик был виноват, потому что не смотрел себе под ноги.
     Тюремщик только проворчал; потом поискал глазами, куда бы вылить суп, но вспосуда Дантеса состояла из одной этой тарелки.
     - Оставьте кастрюлю, - сказал Дантес, - возьмете ее завтра, когда принесете мне завтрак.
     Такой совет понравился тюрщику; это избавляло его от необходимости подняться наверх, спуститься и снова подняться.
     Он оставил кастрюлю.
     Дантес затрепетал от радости.
     Он быстро съел суп и говядину, которую, по тюремному обычаю, клали прямо в суп. Потом, выжд целый час, чтобы убедиться, что тюремщик не передумал, он отодвинул кровать, взял кастрюлю, всунул конец железной ручки в щель, пробитую им в штукатурке, между плитой и соседними камня- ми, и начал действовать ею как рычагом. Легкое сотрясение стены показало Дантесу, что делидет на лад. " И действительно, через час камень был вынут; в стене осталась выемка фута в полтора в диаметре.
     Дантес старательно собрал куски известки, перенес их в угол, черепком кувшина наскоблил сероватой земли и прикрыл ею известку.
     Потом, чтобы не потерять ни минуты этой ночи, во время которой благо- даря случаю или, вернее, своей изобретательности он мог пользоваться драгоценным инструментом, он с остервенением продолжал работу.
     Как только рассвело, он вложил камень обратно в отверстие, придвинул кровать к стене и лег спать.
     Завтракостоял из куска хлеба. Тюремщик вошел и положил кусок хлеба на стол.
     - Вы не принесли мне другой тарелки? - спросил Дантес.
     - Нет, не принес, - отвечал тюремщик, - вы все бьете; вы разбили кув- шин; по вашей вине я разбил вашу тарелку; если бы все заключенные столько ломали, правительство не могло бы их содержать. Вам оставят кастрюлю и будут наливать в нее суп; может быть, тогда вы перестанете бить посуду.
     Дантес поднял глаза к небу и молитвенно сложил руки под одеялом.
     Этот кусок железа, который очутился в его руках, пробудил в его серд- це такой порыв благодарности, какого он никогда еще не чувствовал, даже в минуты величайшего счастья.
     Только одно огорчало его. Он заметил, что с тех пор как он начал ра- ботать, того, другого, не стало слышно.
     Но из этого отнюдь не следовало, что он должен отказаться от своего намерения; если сосед не идет к нему, он сам придет к соседу.
     Весь день он работал без передышки; к вечеру благодаря новому инстру- менту он извлек из стены десять с лишним горстей щебня и известки.
     Когда настал час обеда, он выпрямил, как мог, искривленную ручку и поставил на место кастрюлю. Тюремщик влил в нее обычную порцию супа с говядиной или, вернее, с рыбой, потому что день был постный, а заключен- ных три раза в неделю заставляли поститься. Это тоже могло бы служить Дантесу календарем, если бы он давно не бросил считать дни.
     Тюремщик налил суп и вышел.
     На этот раз Дантес решил удостовериться, точно ли его сосед перестал работать.
     Он принялся слушать.
     Все было тихо, как в те три дня, когда работа была приостановлена.
     Дантес вздохнул; очевидно, сосед опасался его.
     Однако он не пал духом и продолжал работать; но, потрудившись часа три, наткнулся на препятствие.
     Железная ручка не забирала больше, а скользила по гладкой поверхнос- ти.
     Дантес ощупал стену руками и понял, что уперся в балку.
     Она загораживала все отверстие, сделанное им.
     Теперь надо было рыть выше или ниже балки.
     Несчастный юноша и не подумал о возможности такого препятствия.
     - Боже мой, боже мой! - вскричал он. - Я так молил тебя, я надеялся, Что ты услышишь мои мольбы! Боже, ты отнял у меня приволье жизни, отнял покой смерти, воззвал меня к существованию, так сжалься надо мной, боже, не дай мне умереть в отчаянии!
     - Кто в таком порыве говорит о бо и об отчаянии? - произнес голос, доносившийся словно из-под земли; заглушенный толщею стен, он прозвучал в ушах узника, как зов из могилы.
     Эдмон почувствовал, что у него волосы становятся дыбом; не вставая с колен, он попятился от стены.
     - Я слышу человеческий голос! - прошептал он.
     В продолжение четырех-пи лет Эдмон слышал только голос тюремщика, а для узника тюремщик - не человек; это живая дверь вдобавок к дубовой двери, это живой прут вдобавок к железным прутьям.
     - Ради бога, - вскричал Дантес, - говорите, говорите еще, хоть голос ваш и устрашиленя. Кто вы?
     - А вы кто? - спросил голос.
     - Несчастный узник, - не задумываясь, отвечал Дантес.
     - Какой нации?
     - Француз.
     - Ваше имя?
     - Эдмон Дантес.
     - Ваше звание?
     - Моряк.
     - Как давно вы здесь?
     - С двадцать восьмого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года.
     - За что?
     - Я невиновен.
     - Но в чем вас обвиняют?
     - В астии в заговоре с целью возвращения императора.
     - Как! Возвращение императора? Разве император больше не на престоле?
     - Он отрекся в Фонтенбло в тысяча восемьсот четырнадцатом году и был отправлен на остров Эльба. Но вы сами - как давно вы здесь, что вы этого не знаете?
     - С тысяча восемьсот одиннадцатого года.
     Дантес вздрогнул. Этот человек находился в тюрьме чырьмя годами дольше, чем он.
     - Хорошо, бросьте рыть, - торопливо заговорил голос. - Но скажите мне только, на какой высоте отверстие, которое вы вырыли?
     - Вровень с землей.
     - Чем оно скрыто?
     - Моей кроватью.
     - Двигали вашу кровать за то время, что вы в тюрьме?
     - Ни разу.
     - Куда выходит ваша комната?
     - В коридор.
     - А коридор?
     - Ведет во двор.
     - Какое несчастье! - произнес голос.
     - Боже мой! Что такое? - сприл Дантес.
     - Я ошибся; несовершенство моего плана ввело меня в забждение; от- сутствие циркуля меня погубило; ошибка в одну линию на ане составила пятнадцать футов в действительности; я принял вашу стену за наружную стену крепости!
     - Но ведь вы дорылись бы до моря?
     - Я этого и хотел.
     - И если бы вам удалось...
     - Я бросился бы вплавь, доплыл до одного из островов, окружающих за- мок Иф, до острова Дом, или до Тибулепа, или до берега и был бы спасен.
     - Разве вы могли бы переплыть такое пространство?
     - Господь дал бы мне силу. А теперь все погибло.
     - Все?
     - Все. Заделайте отверстие как можно осторожнее, не ройте больше, ни- чего не делайте и ждите известий от меня.
     - Да кто вы?.. Скажите мне по крайней мере, кто вы?
     - Я... я - номер двадцать седьмой.
     - Вы мне не доверяете? - спросил Дантес.
     Горький смех долетел до его ушей.
     - Я добрый христианин! - вскричал он, ининктивно почувствовав, что неведомый собеседник хочет покинуть его. - И я клянусь богом, что я ско- рее дам себя убить, чем открою хоть тень правды вашим и моим палачам. Но ради самого неба не лишайте меня вашего присутствия, вашего голоса; или, клянусь вам, я размозжу себе голову о стену, ибо силы мои приходят к концу, и смерть моя ляжет на вашу совесть.
     - Сколько вам лет? Судя по голу, вы молоды.
     - Я не знаю, сколько мне лет, потому что я потерял здесь счет време- ни. Знаю только, что, когда меня арестовали, двадцать восьмого февраля тысяча восемьсот пятнадцаго года, мне было неполных девятнадцать.
     - Так вам нет еще двадцати шести лет, - сказал голос. - В эти годы еще нельзя быть предателем.
     - Нет! Нет! Клянусь вам! - повторил Дантес. - Я уже сказал вам и еще з скажу, что скорее меня изрежут на куски, чем я вас выдам.
     - Вы хорошо сделали, что поговорили со мной, хорошо сделали, что поп- росили меня, а то я уже собирался составить другой план и хотел отда- литься от вас. Но ваш возраст меня успокаивает, я приду к вам, ждите ме- ня.
     - Когда?
     - Это надо высчитать; я подам вам знак.
     - Но вы меня не покинете, вы не оставите меня одного, вы придете ко мне или позволите мне прийти к вам?
     Мы убежим вместе, а если нельзя бежать, будем говорить - вы о тех, кого любите, я - о тех, кого я люблю.
     Вы же любите кого-нудь?
     - Я один на свете.
     - Так вы полюбите меня: если вы молоды, я буду вашим товарищем; если вы старик, я буду вашим сыном.
     У меня есть отец, которому теперь семьдесят лет, если он жив; я любил только его и девушку, которую звали МерседесОтец не забыл меня, в этом я уверен; но она... как знать, вспоминает ли она обо мне! Я буду любить вас, как любил отца.
     - Хорошо, - сказал узник, - до завтра.
     Эти слова прозвучали так, что Дантес сразу поверил им; больше ему ни- чего не было нужно; онстал, спрятал, как всегда, извлеченный из стены мусор и продвинул кровать к стене.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ] [ 44 ] [ 45 ] [ 46 ] [ 47 ] [ 48 ] [ 49 ] [ 50 ] [ 51 ] [ 52 ] [ 53 ] [ 54 ] [ 55 ] [ 56 ] [ 57 ] [ 58 ] [ 59 ] [ 60 ] [ 61 ] [ 62 ] [ 63 ] [ 64 ] [ 65 ] [ 66 ] [ 67 ] [ 68 ] [ 69 ] [ 70 ] [ 71 ] [ 72 ] [ 73 ] [ 74 ] [ 75 ] [ 76 ] [ 77 ] [ 78 ] [ 79 ] [ 80 ] [ 81 ] [ 82 ] [ 83 ]

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо


Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis