• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [16/83]

Скачать полное произведение

    Эдмон спустился, подошел к пещере и, отодвинув камень, вошел; он на- полнил карманы драгоценными камнями, закрыл как можно плотнее крышку сундука, утоптал землю, посыпал ее песком, чтобы скрыть разрытое место, вышел из пещеры, заложил вход плитой, навалил на нее камни, промежутки между ними засыпал землей, посадил там миртовые деревца и вереск и полил их водой, чтобы они принялись и казались давно растущими здесь, затер следы своих ног и нетерпением стал ожидать возвращения товарищей. Те- перь уже незачем было тратить время на созерцание золота и алмазов и си- деть на острове,одобно дракону, стерегущему бесполезные сокровища. Те- перь нужно было возвратиться в жизнь, к людям, и добиться положения, влияния и влас, которые даются в свете богатством, первою и величайшею силою, какоюожет располагать человек.
     Контрабандисты возвратились на шестой день. Дантес еще издали по виду и ходу узнал "Юную Амелию"; он дотащился до пристани, подобно раненому Филоктету, и, когда его товарищи сошли на берег, объявил им, все еще жа- луясь на боль, что ему гораздо лучше. Потом в свою очередь выслушал рассказы об их приключениях. Успех сопутствовал им; но едва они кончили выгрузку, как узнали, что сторожевой бриг вышел из Тулона и направился в их сторону. Тогда они ппешили уйти, жалея, что с ними нет Дантеса, ко- торый так искусно умел ускорять ход "Амелии". Вскоре они увидели бриг, который гнался за ними; но, пользуясь темнотою, о успели обогнуть мыс Коре и благополучно уйти.
     В общем плавание бо удачным, и все они, в особенности Джакопо, жа- лели, что Дантес нечаствовал в нем и не получил своей доли прибыли - причитающихся каждому пятидесяти пиастров.
     Эдмон остался невозмутим; он даже не улыбнулся при исчислении выгод, которые он получил бы, если бы мог покинуть остров; а так как "Юная Аме- лия" пришла на Монте-Кристо только за ним, то он в тот же вечер переб- лся на борт и последовал за капитаном в Ливорно.
     Прибыв в Ливорно,н отправился к еврею-меняле и продал ему четыре из своих самых мелких камней по пяти тысяч франков каждый. Еврей мог бы спросить, откуда у матроса такие драгоценности, но промолчал, ибо на каждом камне он взял тысячу франков барыша.
     На следующий день Данс купил новую рыбачью лодку и подарил ее Джа- копо, прибавив к этому подарку сто пиастров для найма матросов, с одним лишь условием, чтобы Джакопо правился в Марсель и привез ему вести о старике по имени Луи Дантес, живущем в Мельянских аллеях, и молодой жен- щине по имени Мерседес, живущей в селенье Каталаны.
     Тут уже Джакопо решил, что видит сон; но Эдмон сказал ему, что он по- шел в матросы из озорства, потому что его родные не давали ему денег, но что, прибыв в Ливорно, он получил наследство после дяди, который все свое состояние завещал ему. Высокая просвещенность Дантеса придала убедительность этому рассказу, так что Джакопо ни минуты не сомневался, что недавний его товарищ сказал ему правду.
     Затем, так как срок его службы на "Юной Амелии" истек, Дантес прос- тился с капитаном, который хотел было удержать его, но, узнав про нас- ледствоотказался от надежды уговорить своего бывшего матроса остаться на судне.
     На другой день Джакопо отплыл в Марсель. Он условился с Дантесом встретиться на острове Монте-Кристо.
     В тот же день уехал и Дантес, не сказав никому, куда он едет, щедро наградив на прощание экипаж "Юной Амеи" и обещав капитану когда-нибудь подать весточку о себе. Дантес поех в Геную.
     Здесь, в гавани, как раз испытывали маленькую яхту, заказанную одним англичанином, который, услышав, что генуэзцы лучшие кораблестроители на Средиземном море, пожелал иметь яхту генуэзской работы. Англичанин зака- зал ее за сорок тысяч франков; Дантес предложил за нее шестьдесят тысяч, с тем чтобы она была ему сдана в тот же день. В ожидании своей яхты анг- личанин отправился путешествовать по Швейцарии. Его ждали не раньше чем через месяц; строитель решил, что успеет тем временем иготовить дру- гую. Дантес повел строителя в лавку к еврею, прошел с ним в заднюю ком- нату, и еврей отсчитал строителю шестьдесят тысяч франков.
     Строитель предложил Дантесу свои услуги для найма экипажа. Но Дантес поблагодарил его, сказав, что имеет привычку плавать один, и просил его только сделать в каюте, у иоловья кровати, шкаф с секретным замком, разгороженный на три отдения, тоже с секретными замками. Он указал размеры этих отделений, все было исполнено на следующий же день.
     Два часа спустя Дантес выходил из генуэзского порта, провожаемый взо- рами любопытных, собравшихся посмотреть на испанского вельможу, который имел привычку плавать один.
     Дантес справился превосходно: с помощью одного только руля он застав- лял яхту исполнять все необходимые маневры, так что она казалась разум- ным существом, готовым повиноваться малейшему понуждению, и Дантес в ду- ше согласился, что генуэзцы по справедливости заслужили звание первых кораблестроителей в мире.
     Толпа провожала глазами яхту, пока не потеряла ее из виду, и тогда начались толки о том, куда она идет: одни говорили - на Корсику, другие - на Эльбу; иные бились об заклад, что она идет в Испанию; иные утверж- дали, что в Африку; но никому не пришло в голову назвать остров Мон- те-Кристо.
     А между тем Дантес шел именно туда.
     Он пристал к острову в конце второго дня. Яхта оказалась очень легка на ходу и сделала рейс в тридцать пять часов. Дантес отлично изучил очертания берегов и, не заходя в гавань, бросил якорь в маленькой бух- точке.
     Остров был пуст; по-видимому, никто не выживался на нем с тех пор, как Дантес его покинул. Он вошел в пещеру и нашел клад в том же положе- нии, в каком оставил его.
     На следующий день несметные сокровища Дантеса были перенесены на яхту и заперты в трех отделениях потайно шкафа.
     Дантес прождал еще неделю. Всю эту неделю он лавировал на яхте вокруг острова, объезжая ее, как берейтор объезжает лошадь. За эти дни он узнал все ее достоинства и все недостатки. Дантес решил усугубить первые и исправить последние.
     На восьмой день Дантес увидел лодку, шедшую к острову на всех пару- сах, и узнал лодку Джакопо; он подал сигнал, на который Джакопо ответил, и два часа спустя лодка подошла к яхте.
     Эдмона ждал печальный ответ на оба его вопроса.
     Старик Дантес умер. Мерседес исчезла.
     Эдмон спокойно выслушал эти вести; но тотчас же сошел на берег, зап- ретив следовать за собой.
     Через два часа он возвратился; два матроса с лодки Джакопо перешли на его яхту, чтобы управлять парусами; он велел взять курс на Марсель. Смерть отца он предвидел; но о сталось с Мерседес?
     Эдмон не мог бы дать ни одному агенту исчерпывающих указаний, не отк- рыв своей тайны; кроме того, он хотел получить еще некоторые другие све- дения, а это мог сдать только он один. В Ливорно зеркало парикмахера показало ему, что ему нечего опасаться быть узнанным. К тому же в его распоряжении были теперь все средства изменить свой облик. И вот однажды утром парусная ях Дантеса в сопровождении рыбачьей лодки смело вошла в марсельский порт и остановилась против того самого места, где когда-то, в роковой вечер, Эдмона посадили в шлюпку, чтобы отвезти в замок Иф.
     Дантес не без трепета увидел подъезжавшего к нему в карантинной шлюп- ке жандарма. Но он с приобретенной им спокойной уверенностью подал ему английский паспорт, купленный в Ливорно, и с помощью этого иностранного пропуска, уважаемого во Франции гораздо более французских паспортов, беспрепятственно сошел на берег.
     Первый, кого встретил Дантес на улице Каннебьер, былатрос с "Фарао- на". Этот человек некогда служил под его началом и, как нарочно, нахо- дился тут, чтобы Дантес мог убедиться в происшедшей в нем перемене. Дан- тес прямо подошел к матросу и задал ему несколько вопросов, на которые тот отвечал так, к говорят с человеком, которого видят первый раз в жизни.
     Дантес дал матросу монету в благодарность за сообщенные им сведения; минуту спустя он услышал, что брый малый бежит за ним вслед.
     Дантес обернулся.
     - Прошу прощения, сударь, - сказал матрос, - но вы, должно быть, ошиблись; вы, верно, хотели дать мне двухфранковую монету, а вместо того дали двойной наполеондор.
     - Ты прав, друг мой, я ошибся, - сказал Дантес, - но твоя честность заслуживает награды, и я прошу тебя принять от меня еще второй и выпить с товарищами за мое здоровье.
     Матрос был так изумлен, что даже не поблагодарил Эдмона; он посмотрел ему вслед и сказал.
     - Какой-нибудь набоб из Индии.
     Дантес продолжал путь; с каждым шагом сердце его замирало все сильнее; воспоминания детства, неизгладимые, никогда не покидающие наши мысли, возникали перед ним на каждом углу, на каждом перекрестке. Дойдя до конца улицы Ноайль и увидев Мельянские аллеи, он почувствовал, что ноги у него подкашиваются, и едва не попал под колеса проезжавшего эки- пажа. Наконец он подошел к дому, где когда-то жил его отец. Ломоносы и настурции исчезли с окна мансарды, где, бывало, старик так старательно ухаживал за ними.
     Дантес прислонился к дереви задумчиво смотрел на верхние этажи ста- рого дома, наконец, он подошел к двери, переступил порог, спросил, нет ли свободной квартиры и, хотя комнаты в пятом этаже оказались заняты, выразил такое настойчивое желание осмотреть их, что привратник поднялся наверх и попросил у жильцов позволения показать иностранцу помещение. Эту квартирку, состоявшую из двух комнат, занимали молодожены, всего только неделю как повенчанн. При виде счастливой молодой четы Дантес тяжело вздохнул.
     Впрочем, ничто не напоминало Дантесу отцовского жилища; обои были другие; все старые вещи, друзья его детства, встававшие в его памяти во всех подробностях, исчезли. Одни только стены были те же.
     Дантес взглянул на кровать, а стояла на том же самом месте, что и кровать его отца. Глаза Эдмона невольно наполнились слезами: здесь ста- рик испустил последний вздох, призывая сына.
     Модые супруги с удивлением смотрели на этого сурового человека, по неподвижному лицу которого катились крупные слезы. Но всякое горе свя- щенно, и они не задавали незнакомцу никаких вопросов. Они только отошли, чтобы не мешать ему, а когда он стал прощаться, проводили его, говоря, что он может приходить когда ему угодно, и что они всегда рады будут ви- деть его в своей скромной квартирке.
     Спустившись этажом ниже, Эдмон остановился перед другой дверью и спросил, тут ли еще живет портной Кадрусс. Но привратник ответил ему, что человек, о котом он спрашивает, разорился и держит теперь трактир на дороге из Бельрда в Бокер.
     Дантес вышел, спросил адрес хозяина дома, отправился к нему, велел доложить о себе под именем лорда Уилмора (так он был назван в паспорте) и купил у него весь дом за двадцать пять тысяч франков Он переплатил по меньшей мере десять тысяч. Но если быозяин потребовал с Дантеса пол- миллиона, он заплатил бы не торгуясь.
     В тот же день молодые супруги, жившие в пятом этаже, были уведомле нотариусом, совершившим купчую на дом, что новый хозяин предоставляет им на выбор любую квартиру в доме за ту же плату, если они уступят ему я- тые ими две комнаты.
     Это странное происшествие занимало в продолжение целой педели всех обитателей Мельянских аллей и породило тысячу догадок, из которых ни од- на не соответствовала истине.
     Но еще болеемутило все умы и сбило с толку то обстоятельство, что тот самый иностранец, который днем побывал в доме на Мельянских аллеях, вечером прогуливался по каталанской деревне и заходил в бедную рыбачью хижину, где пробыл более часа, расспрашивая о разных людях, которые умерли или исчезли уже лет пятнадцать тому назад.
     На другой день рыбаки, к которым он заходил для расспросов, получили в подарок новую лодку, снабженною двумя неводами и ахатом.
     Рыбакам очень хотелось побгодарить великодушного посетителя, но они узнали, что накануне, поговорив с каким-то матросом, он сел на лошадь и выехал из Марселя через Экские ворота.
    
    
     V. ТРАКТИР "ГАРСКИЙ МОСТ"
    
     Кто, как я, путешествов пешком по Южной Франции, вероятно, видел между Бельгардом и Бокер, приблизительно на полпути между селением и городом, но все же ближе к Бокеру, чем к Бельгарду, небольшой трактир, где на висячей жестяной вывеске, скрипящей при малейшем дуновении ветра, презабавно изражен Гарский мосг Этот трактир, если идти по течению Ро- ны, стоит плевую сторону от большой дороги, задней стеной к реке. При нем имеется то, что в Лангедоке называют садом, то есть огороженный участок земли на задворках, гдчахнет несколько малорослых оливковых деревьев и диких смоковниц с посеребренной пылью листвой, между этими деревьями произрастают овощи, преимущественно чеснок, красный стручковый перец и лук; наконец, в углу, словно забытый часовой, высокая пиния оди- ноко возносит к небу свою вершину, потрескивающую на тридцатиградусном солнце.
     Все эти деревья, льшие и малые, искривлены от природы и крепятся в ту сторону, в котою дует мистраль - один из трех бичей Прованса, двумя другими, как известно, или как, может быть, неизвестно, считались Дюран- са [13] и парламт.
     Кругом, на равнине, похожей на большое озеро пыли, произрастают там и сям редкие пшеничные колосья, которые местные садоводы, вероятно, ыра- щивают из любопытства и которые служат насестом для цикад, пресдующих своим пронзительным и однообразным треском путешественников, зредших в эту пустыню.
     Уже лет семь этот трактир принадлежал супружеской паре, вся прислуга которой состояла из работницы по имени Тринетта конюха, прозывавшегося Пако, впрочем, двух слуг было вполне достаточно, ибо с тех пор как между Бокером и Эг-Мортом провели канал, барки победоносно заменили почтовых лошадей, а перевозное судно - дилижанс.
     Этот канал, к вящей досаде бедного трактирщика, проходил между питаю- щей его Роной и поглощаемой им дорогой в каких-нибудь ста шагах от трак- тира, который мы кратко, но верно только что описали.
     Хозяин этого убогого трактирчика был человек лет сорока пяти, истый южанин - высокий, сухощавый и жилистый, с блестящими, глубоко сидящими глами, орлиным носом и белыми, как у хищника, зубами. Волосы его, ви- димо не желавшие деть, несмотря на первые предостережения старости, были, как и его круглая борода, густые и курчавые и только кое-где тро- нуты сединой Лицо его, от природы смуглое, стало почти черным вследствие привычки бедного малого торчать с утра до вечера на пороге и высматри- вать, не покажется ли - пеший или конный - какой-нибудь постоялец, ждал он обычно понапрасну, и ничто не защищало его лица от палящего зноя, кроме красного платка, повязанного вокруг головы, как у испанских погон- ков. Это был наш старый знакомый, Гаспар Кадрусс.
     Жена его, звавшаяся в девицах Мадлена Радель, была женщина бледная, худая и хворая, она родилась в окрестностях Арля и сохранила следы былой красоты, которою славятся женщины того края, но лицо ее рано поблекло от приступов скрытой лихорадки, столь распространенной среди людей, живущих близ эг-мортских прудов и камаргских болот. Поэтому она почти никогда не выходила из комнаты во втором этаже и проводила целые дни, дрожа от ли- хорадки, полулежа в кресле или полусидя на кровати, между тем как муж ее, по обыкновению, стоял на часах у порога, весьма неохотно покидая свой пост, ибо каждый раз, когда он возвращался к своесварливой поло- вине, она донимала его вечными жалобами на судьбу, пчто муж обычно от- вечал философски:
     - Молчи, Карконта! Видно, так богу угодно.
     Прозвище "Карконта" произошло оттого, что Мадла Радель родилась в деревне Карконте, между Салоном и Ламбеском; а к как в тех местах лю- дей почти всегда называют не по имени, а по прозвищу, то и муж ее заме- нил этим прозвищем имя Мадлена, быть может слишком нежное и благозвучное для его грубой речи.
     Однако, несмотря на такую мнимую покорность воле провиден, не сле- дует думать, будто наш трактирщик не сетовал на бедственное положение, в которое ввергнул его проклятый Бокерский канал, и равнодушно переносил беспрестанные причитания жены. Подобно всем южанам, он был человек весьма возржанный и неприхотливый, но тщеславный во всем, что касалось внешности; во времена своего благоденствия он не пропускал ни одной фер- рады, пи одного шествия с тараском [14] и торжественно появлялся со сво- ей Карконтой: он - в живописном костюме южанина, представляющем нечто среднее между каталонским и андалузским, она - в прелестном наряде ар- зианок, словно заимствованном у греков и арабов. Но мало-помалу часовые цепочки, ожерелья, разноцветные пояса, вышитые корсажи, бархатные курт- ки, шелковые чулки с изящными стрелками, пестрые гетры, башмаки с сереб- ряными пряжками исчезли, а Гаспар Кадрусс, лишенный возможности показы- ватя в своем былом великолепии, отказался вместе с женой от участия в празднествах, чьи веселые отклики, терзая его сердце, долетали до убого- го трактира, который он продолжал держать нестолько ради доходов, сколько для того, чтобы иметь какое-нибудь занятие.
     Кадрусс, по обыкновению, простоял уже пол-утра перед дверью трактира, переводя грустный взгляд от небольшого лужка, по которому бродиликуры, к двум крайним точкам пустынной дороги, одним концом уходящей на юг, а другим - на север, - как руг пронзительный голос его жены заставил его покинуть свой пост. Он рча вошел в трактир и поднялся во второй этаж, оставив, однако, дверь отворенной настежь, как бы приглашая проезжих за- вернуть к нему.
     В минуту, когда Кадрусс входил в трактир, большая дорога, о кото- рой мы говорили и на которую были устремлены его взоры, была пуста и безлюдна, как пустыня в полдень. Она нулась бесконечной белой лентой меж двух рядов тощих деревьев, и ясно было, что ни один путник по своей воле не стится в такой час по этой убийственной Сахаре.
     Между тем, вопреки всякой вероятности, если был Кадрусс остался на месте, он увидел бы, что со стороны Бельгарда приближается всадник тем благопристойным и спокойным аллюром, который указывает на наилучшие от- ношения между конем и седоком; всадник был священник, в черной сутане и треугольной шляпе, несмотря на палящий зной полуденного солнца; конь - мерин-иноходец - шел легкой рысцой.
     У дверей трактира священник остановился; трудно сказать, лошадь ли остановила ездока, или же ездок остановил лошадь; но как бы то ни было священник спешился и, взяв лошадь за поводья, привязал ее к задвижке ветхого Ставня, державшегося на одной петлепотом, подойдя к двери и вытирая красным бумажным платком пот, градом катившийся по его лицу, он три раза постучал о порог кованым концом трости, которую держал в руке.
     Тотчас же большая черная собака встала и сделала несколько шагов, за- ливаясь лаем и скаля свои белые острые зубы, - вдвойне враждебное пове- дение, доказывавшее, как мало она привыкла видеть посторонних.
     Деревянная лестница, примыкавшая к стене, тотчас же затрещала под тя- желыми шагами хозяина убогого жилища; весь согнувшись, он задом спускал- ся к стоявшему в дверях священнику.
     - Иду, иду, - говорил весьма удивленный Кадрусс. - Да замолчиш ли ты, Марго! Не бойтесь, сударь, она хоть и лает, но не укусит. Вы желаете винца, не правда ли? Ведь жара-то канальская... Ах, простите, - продол- жал Кадрусс, увидев, с какого рода проезжиимеет дело. - Простите, я не рассмотрел, кого имею честь принимать у себя. Что вам угодно? Чем могу служить, господин аббат?
     Аббат несколько секунд очень пристально смотрел на Кадрусса; каза- лось, он даже старался и сам обрить па себя его внимание. Но так как лицо трактирщика не выражало ничего, кроме удивления, что посетитель не отвечает, счел нужным положить конец этой сцене и сказал с сильным итальянсм акцентом:
     - Не вы ли будете господин Кадрусс?
     - Да, сударь, - отвечал хозяин, быть может еще более удивленный воп- росом, нежели молчанием, - я самый; Гаспар Кадрусс, ваш слуга.
     Гаспар Кадрусс?.. Да... Кажется, так и есть. Вы жили когда-то в Мельянских аллеях, на четвертом этаже?
     - Точно так.
     - И занимались ремеслом портного?
     - Да; но дело не пошло. В этом проклятом Марселе так жарко, что я ду- маю, там скоро вовсе перестанут одеваться. Кстати, о жаре; не угодно ли вам будет немного освежиться, господин аббат?
     - Пожалуй. Принесите бутылку вашего самого лучшего вина, и мы продол- жим наш разговор.
     - Как прикажете, господин аббат, - сказ Кадрусс.
     И чтобы не упустить случая продать одну из своих последних бутылок кагора, Кадрусс поспешил поднять люк, устроенный в полу комнаты, служив- шей одновременно и залой и кухней.
     Когда пять минут спустя он снова появился, аббат уже сидел на табуре- те, опершись локтем на стол, между тем как Марго, которая, видимо, сме- нила гнев на милость, услышав, что странный путешественник спросил вина, положила ему на колени свою худую шею и смотре на него умильными гла- зами.
     - Вы один здесь живете? - спросил аббат у хозяина, когда тот ставил перед ним бутылку и стакан.
     - Да, один, или почти один, господин абт, так как жена мне не в по- мощь; она вечно хворает, моя бедная Карконта.
     - Так вы женаты! - сказал аббат с оттенком участия, бросив вокруг се- бя взгляд, которым он словно оценивал скудное имущество бедной четы.
     - Вы находите, что я небогат, не правда ли, господин аббат? - сказал, вздыхая, Кадрусс. - Но что поделаешь; мало бы честным человеком, чтобы благоденствовать на этом свете.
     Аббат устремил на него проницательный взгляд.
     - Да, честным человеком; этим я могу похвалиться, господин аббат, - сказал хозяин, смотря аббату прямо в глаза и прижав руку к груди, - а в наше время не всякий может это сказь.
     - Тем лучше, если то, чем вы хвалитесь, правда, - сказал аббат. - Я твердо верю, что рано или поздно каждый человек будет вознагражден, а злой наказан.
     - Вам по сану положено так говорить, господин аббат, - возразил Кад- русс с горечью, - а каждый волен верить или не верить вашим словам.
     - Напрасно вы так говорите, сударь, - сказал аббат, - может быть, я м докажу вам справедливость моих слов.
     - Как это так? - удивленно спросил Кадрусс.
     - А вот как: прежде всего мне нужно удостовериться, точно ли вы тот человек, в ком я имею надобность.
     - Какие же доказательства вам надо?
     - Знавали вы в тысяча восемьсот четырнадцатом или тысяча восемьс пятнадцатом году моряка по имени Дантес?
     - Дантес!.. Знавал ли я беднягу Эдмона! Еще бы, да это был мой лучший друг! - воскликнул Кадрусс, густо покраснев, между тем как ясные и спо- койные глаза аббата словно расширялись, чтобы единым взглядом охватить собеседника.
     - Да, кажется, его звали Эдмоном.
     - Конечно, его звали Эдмон! Еще бы! Это так же верно, как то, что ме- ня зовут Гаспар Кадрусс. А что с ним сталось, господин аббат, с бедным Эоном? - продолжал трактирщик. - Вы его знали? Жив ли он еще? Свободен ли? Счастлив ли?
     - Он умер в тюрьме в более отчаянном и несчастном положении, чем ка- торжники, которые волочат ядро на тулонской каторге.
     Смертельная бледность сменила разлившийся было по лицу Кадрусса румя- нец. Он отвернулся, и аббат увидел, что он вытирает слезы уголком крас- ного платка, которым была повязана его голова.
     - Бедняга! - пробормотал Кадрусс. - Вот вам еще доказательство в подтверждение моих слов, господин аббат, о бог милостив только к дур- ным людям. Да, - продолжал Кадрусс, - свет становится день ото дня хуже. Пусть бы небеса послали на землю сперва серный дождь, потом огненный - и дело с концом!
     - Видимо, вы от души любили этого молодого человека, - сказал аббат.
     - Да, я его очень любил, - сказал Кадрусс, - хотя должен покаяться, что однажды позавидовал его счастью, но после, клянусь вам честью, я горько жалел о его несчастной участи.
     На минуту воцарилось молчание, в продолжение которого аббат не отво- дил пристального взора от выразительного лица трактирщика.
     - И вы знали беднягу? - спросил Кадрусс.
     - Я был призван к его смертному одру и подал ему последние утешения веры, - отвечал аббат.
     - Атчего он умер? - спросил Кадрусс сдавленным голосом.
     - Отчего умирают в тюрьме на тридцом году жизни, как не от самой тюрьмы?
     Кадрусс отер пот, струившийся по его лицу.
     - Всего удивительнее, - продолжал аббат, - что Дантес на смертном од- ре клялся мне перед распятием, которое он лобызал, что ему не известна истинная причина его заточения.
     - Верно, верно, - прошептал Кадрусс, - он не мог ее знать. Да, госпо- дин аббат, бедный мальчик сказал правду.
     - Потомуо он и поручил мне доискаться до причины его несчастья и восстановь честь его имени, если оно было чем-либо запятнано.
     И взгляд аббата, становившийся все пристальнее, впился в омрачившееся лицо Кадрусса.
     - Один богатый англичанин, - продолжал аббат, - его товарищ по нес- частью, выпущенный из тюрьмы при второй реставрации, обладал алмазом большой ценности. При выходе из тюрьмы он подарил этот алмаз Дантесу в благодарность за то, что во время его болезни тот ухаживал за ним, как за родным братом. Дантес, вместо того чтобы подкупить тюремщиков, кото- рые, впрочем, могли бы взять награду, а потом выдать его, бережно хранил мень при себе на случай своего освобождения; если бы он вышел итюрьмы, он сразу стал бы богачом, продав этот алмаз.
     - Так вы говоте, - спросил Кадрусс, глаза которого разгорелись, - что это был алз большой ценности?
     - Все в мире относительно, - отвечал аббат. - Для Эдмона это было бо- гатство; его оценивали в пятьдесят тысяч франков.
     - Пятьдесят тысяч франков! - вскричал Кадрусс. - Так он был с грецкий орех, что ли?
     - Нет, поменьше, - отвечал аббат, - но вы сами можете об этом сить, потому что он со мною.
     Глаза Кадрусса, казалось, шарили под платьем аббата, разыскивая ка- мень.
     Аббат вынул из кармана коробочку, обтянутую черной шагреневой кожей, раскрыл ее и показал умленному Кадруссу сверкающий алмаз, вправленный в перстень чудесной работы.
     - И это стоит пятьдесят тысяч франков?
     - Без оправы, которая сама по себе довольно дорога, - отвечал аббат.
     н закрыл футляр и положил в карман алмаз, продолжавший сверкать в воображении Кадрусса.
     - Но каким образом этот камень находится в ваших руках, господин аб- бат? - спросил Кадрусс. - Разве Эдмон назначил вас своим наследником?
     - Не наследником, а душеприказчиком. "У меня было трое добрых друзей и невеста, - сказал он мне, - я уверен, что все четверо горько жалеют обо мне; один из этих друзей звался Кадрусс".
     Кадрусс вздрогнул.
     - "Другого, - продолжал аббат, делая вид, что не зачает волнения Кадрусса, - звали Данглар, третий прибавил он, хоть и был мой соперник, но тоже любил меня".
     Дьявольская улыбка появилась на губах Кадрусса; он хотел прервать аб-ата.
     - Постойте, - сказал аббат, - дайте мне кончить, и, если вы имеете что сказать мне, вы скажете потом. "Третий, хоть и был мой соперник, но тоже любил меня, и звалего Фернан; а мою невесту звали..." Я забыл имя невесты, - сказал аббат.
     - Мерседес, - сказал Кадрусс.
     - Да, да, совершенно верно, - с подавленным вздохом подтвердил аббат, - Мерседес.
     - Ну, и что же дальше? - спросил Кадрусс.
     - Дайте мне графин с водой, - сказал аббат.
     Кадрусс поспешил исполнить его желание.
     Аббат налил воды в стакан и отпил несколько глотков.
     - На чем мы остановились? - спросил он, поставив стакан на стол.
     - Невесту звали Мерседес.
     - Да, да. "Вы поедете в Марсель..." Это все Дантес говорил, вы пони- маете?
     - Понимаю.
     - "Вы продадите этот алмаз и разделите вырученные за него деньги меж- ду моими пятью друзьями, единственными людьми, любившими меня на земле".
     - Как так пяю? - сказал Кадрусс. - Вы назвали мне только четверых.
     - Потому что пятый умер, как мне сказали... Пятый был отец Дантеса.
     - Увы, это верно, - сказал Кадрусс, раздираемый противоречивыми чувствами, - бедный старик умер.
     - Я узнал об этом в Марселе, - отвечал аббат, стараясь казаться рав- нодушным, - но смерть его произошла так давно, что я не мог узнать ника- ких подробностей... Может быть, вы что-нибудь знаете о смертстарика?
     - Кому и знать, как не мне? - сказал Кадрусс. - Я был его соседом. О господи! Не прошло и года после исчезновения его сына, как бедный старик умер!
     - А отчего он умер?
     - Доктора называли его болезнь... кажется, воспалением желудка, люд знавшие его, говорили, что он умер с горя... а я, который видел, какон умирал, я говорю, что он умер...
     Кадрусс запнулся.
     - Отчего? - с тревогой спросил аббат.
     - С голоду он умер!
     - С голоду? - вскричал аббат, вскакивая на ноги. - С голоду! Послед- няя тварь не умирает с голоду. Пес, блуждающий по улицам, находит мило- сердную руку, которая бросает кусок хлеба, а человек, христианин, умира- ет с голоду среди других людей, также называющих себя христианами! Не- возможно! Это невозможно!
     - Я вам говорю правду, - сказал Кадрусс.
     - И напрасно, - послышался голос с лестницы. - Чего ты суешься не в свое дело?
     Собеседники обернулись и увидели сквозь перила лестницы бледное лицо Карконты; она притащилась сюда из своей каморки иодслушивала их разго- вор, сидя на верхней ступеньке и опершись головой на руки.
     - ты сама чего суешься не в свое дело, жена? - сказал Кадрусс. - Господин аббат просит у меня сведений; учтивость требует, чтобы я их со- общил ему.
     - А благоразумие требует, чтобы ты молчал. Почем ты знаешь, с какими намерениями тебя расспрашивают, дуралей?
     - С наилучшими, сударыня, - сказал аббат, - ручаюсь вам. Вашему суп- ругу нечего опасаться, лишь бы он говорил чистосердечно.
     - Знаем мы это... Начинают со всяких обещаний, потом довольствуются тем, что просят не опасаться, потом уезжают, не исполнив обещанного, а в одно прекрасное ро неведомо откуда на тебя сваливается беда.
     - Будьте спокойны, - отвечааббат, - уверяю вас, что из-за меня вам не будет никакой беды.
     Карконта проворчала еще что-то, чего нельзя было разобрать, снова опустила голову на руки, и трясясь в лихорадке, предоставила мужу про- должать разговор, впрочем, стараясь не пропустить ни слова.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев