• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [66/83]

Скачать полное произведение

    - И из-за ого письма?..
     - Я был арестован; это вы знаете; но вы не знаете, сарыня, сколько времени длилось мое заточение. Вы не знаете, что я чернадцать лет то- мился в четверти лье от вас, в темнице замка Иф. Вы не знаете, что че- тырнадцать долгих лет я ежедневно повторял клятву мщения, которую я дал себе в первый день, а между тем мне но было известно, что вы вышли замуж за Фернана, моею доносчика, и что мой отец умер, умер от голода!
     Мерседес пошатнулась.
     - Боже милосердный! - воскликнула она.
     - Но, когда я вышел из тюрьмы, воторой пробыл четырнадцать лет, я узнал все это, и вот почему жизньМерседес и смертью отца я поклялся отметить Фернану, и... и я ищу ему.
     - И вы уверены, что на вас донес несчастный Фернан?
     - Клянусь вам спасением своей души, сударыня, он это сделал. Впрочем, это немногим гнуснее, чем французскому гражданину - продаться англича- нам; испанцу по рождению - сражаться против испанцев; офицеру па службе у Али - предать и убить Али. Что сравнению с этим письмо, которое я вам показал? Уловка влюбленного, которую, я это признаю и понимаю, долж- на простить женщина, вышедшая замуж за этого человека, но которую не прощает тот, чьей невестой она была. Французы не отметили предателю, ис- панцы не расстреляли предателя, Али, лежа в своей могиле, не наказал предателя; но я, преданный им, учтоженный, тоже брошенный в могилу, я милостью бога вышел из этой могилы, я перед богом обязан отметить; я послан им для мести, и вот я зсь.
     Несчастная женщина закрыла лицо руками и, как подкошенная, упа на колени.
     - Простите, Эдмон, - сказала она, - простите ради меня, ради моей любви к вам!
     Достоинство замужней женщины остановило порыв истерзанного сердца.
     Чело ее склонилось почти до самого пола.
     Граф бросился к ней и поднял ее.
     И вот, сидя в есле, она своими затуманенными от слез глазами пос- мотрела на мужественное лицо МонтеКристо, на котором еще лежал грозный отпечаток страдания и ненависти.
     - Не истребить этот проклятый род! - прошептал он. Ослушаться бога, который повелевает мне покарать его! Нет, не могу!
     - Эдмон, - с отчаием сказала несчастная мать, - боже мой, я называю вас Эдмоном, почему вы не называете меня Мерседес?
     - Мерседес! - повторил Монте-Кристо. - Да, вы правы, мне еще сладост- но произносить это имя, и сегодня впервые, после стольких лет, оно зву- чит так внятно на моих устах. Мерседес, я повторял ваше имя со вздохами тоски, со стонами боли, с хрипом отчаяния; я произносил его, коченея от холода, скорчившись на тюремной соломе; я произносил его, изнемогая от жары, катаясь по каменному полу моейемницы. Мерседес, я должен отме- тить, потому что четырнадцать лет я страдал, четырнадцат лет проливал слезы, я проклинал; говорю вам, Мерседес, я должен отметить!
     И граф, страшась, что он не устоит перед просьбами той, которую он так любил, призывал вооминания на помощь своей ненависти.
     - Так отметите, Эдмон, - воскликнула несчастная мать, - но отметите виновным; отомстите ему, отомстите мне, но не мстите моему сыну!
     - В Священном писании сказано, - ответил МонтеКристо: - "Вина отцов падет на их детей до третьего и четвертого колена". Если бог сказал эти слова своему пророку, то почему же мне быть милосерднее бога?
     - Потому, что бог владеет временем и вечностью, а у человека их нет.
     Из груди Монте-Кристо вырвался не то стон, не то рычание, и он прижал ладони к вискам.
     - Эдмон, - продолжала Мерседес, простирая руки к графу. - С тех пор как я вас знаю, я преклонялась перед вами, я чтила вашу память. Эдмон, друг мой, не омрачайте этот благородныи чистый образ, навеки запечат- ленный в моем сердце! Эдмон, если быы знали, сколько молитв я вознесла за вас богу, пока я еще надеялась, что вы живы, и с тех пор, как повери- ла, что вы умерли! Да, умерли! Я думала, что ваш труп поебен в глубине какой-нибудь мрачной башни; я думала, что ваше тело сброшено на дно ка- кой-нибудь пропасти, куда тюремщики бросают умерших узников, и я плака- ла! Что могла я сделать для вас, Эдмон, как не молиться и плакать? Пос- лушайте меня: десять лет подряд я каждую ночь видела один и тот же сон. Ходили слухи, будто вы пытались бежать, заняли место одного из заключен- ных, завернулись в саван покойника, и будто этот живой труп сбросили с высоты замка Иф; и только услышав крик, который вы испустили, падая на камни, ваши могильщики, оказавшиеся вашими палачи, поняли подмен. Эд- мон, клянусь вам жизнью моего сына, за которого я вас молю, десять лет я каждую ночь видела во сне людей, сбрасывающих что-то неведомое и страш- ное с вершины скалы; десять лет я каждую ночь слышала ужасный крик, от которого просыпалась, вся дрожа и леденея. И я, Эдмон, поверьте мне, как ни тяжка моя вина, я тоже много страдала!
     - А чствовали ли вы, что ваш отец умирает вдали от вас? - восклик- нул Монте-Кристо. - Терзались ли вы мыслью о том, что любимая женщина отдает свою руку вашему сопернику, в то время как вы задыхаетесь на дне пропасти?..
     - Нет, - прервала его Мерседес, - но я вижу, что тот,ого я любила, готов стать убийцей моего сына!
     Мерседес произнесла эти слова с такой силой горя, с таким отчаянием, что при звуке этих слов у графа вырвалось рыдание.
     Лев был укрощен; неумолимый мститель смирился.
     - Чего вы требуете? - спросил он. - Чтобы я пощадил жизнь вашего сы- на? Хорошо, он не умрет.
     Мерседес радостно вскрикнула; на глазах Монте-Кристо блеснули две слезы, но они тотчас же исчезли; лжно быть, бог послал за ними ангела, ибо перед лицом создателя, они ли много драгоценнее, чем самый роскош- ный жемчуг Гузерата и Офира.
     - Благодарю тебя, благодарю, Эдмон! - воскликнула она, схватив руку графа и поднося ее к губам. - Таким ты всегда грезился мне, таким, я всегда любила тебя. Теперь я могу это сказать!
     - Тем более, - отвечал Монте-Кристо, - что вам уже недолго любить бедного Эдмона. Мертвец вернется в могилу, призрак вернется в небытие.
     - Что вы говорите, Эдмон?
     - Я говорю, что, раз вы этого хотите, Мерседес, я должен умереть.
     - Умереть? Кто это сказал? Кто говорит о смерти? Почему вы возвращае- тесь к мысли о смерти?
     - Неужели вы думаете, что, оскорбленный публично, при всей за, в присутствии ваших друзей и друзей вашего сына, вызванный на дуэль мальчиком, который будет гордиться моим прощением как своей победой, не- ужели вы думаете, что я могу остаться жить? После вас, Мерседес, я больше всего на свете любил самого себя, то есть мое достоинство, ту си- лу, которая возносила меня над людьми; в этой силе была моя жизнь. Одно ваше слово сломило ее. Я должен умереть.
     - Нведь эта дуэль не состоится, Эдмон, раз вы прощаете.
     - Она состоит, сударыня, - торжественно заявил Монте-Кристо, - только вместо крови вашего сына, которая должна была обагрить землю, прольется моя.
     Мерседес громко всккнула и бросилась к Монте-Кристо, но вдруг оста- новилась.
     - Эдмон, - сказала она, - есть бог на небе, раз вы живы, раз я снова вас вижу, и я уповаю на него всем сердцем своим. В чаянии его помощи я полагаюсь на ваше слово. Вы сказали, что мой сын не умрет, да, Эдмон?
     - Да, сударыня, - сказал Монте-Кристо, уязвленный, что Мерседес, не споря, не пугаясь, без возражений приняла жертву, которую он ей принес.
     Мерседес протянула графу руку.
     - Эдмон, - сказала она, глядя на него полными слез глазами, - как вы великодушны! С каким высоким благородством всжалились над несчастной женщиной, которая пришла к вам почти без надежды! Горе состарило меня больше, чем годы, и я ни улыбкой, ни взглядом уже не могу напомнить мое- му Эдмону ту Мерседес, корой он некогда так любовался. Верьте, Эдмон, я тоже много выстрадала; тяжело чувствовать, что жизнь проходит, а в па- мяти не остается ни одного радостного мгновения, в сердце - ни единой надежды; но не все кончается с земной жизнью. Нет! не все кончается с нею, я это чувствую всем, что еще не умерло в моей душе. Я повторяю вам, Эдмон, это прекрасно, это благородно, это великодушно, - простить так, как вы простили!
     - Вы это говорите, Мерседес, и все же вы не знаете ей тяжести моей жертвы. Что, если бы всевышний, создав мир, оплодотворив хаос, не завер- шил сотворения мира, дабы уберечь ангела от тех слез, которые наши зло- деяния должны были исторгнуть из его бессмертных очей? Что, если бы, все обдумав, все создав, готовый возрадоваться своему творению, бог погасил солнце и столкнул мир в вечную ночь? Вообразите это, и вы поймете, - нет, вы и тогда не поймете, что я теряю, расставаясь сейчас с жизнью.
     Мерседес взглянула на графа с изумлением, восторгом и благодарностью.
     Монте-Кристо опустил голову на дрожащие руки, словно его чело изнемо- гало под тяжестью его мыслей.
     - Эдмон, - сказала Мерседес, - мне остается сказать вам одно только слово.
     Граф горько улыбнулся.
     - Эдмон, - продолжала она, - вы увидите, что если лицо мое поблекло, глаза потухли, красота исчезла, словом, если Мерседес ни одной чертой лица не напоминает прежнюю Мерседес, сердце ее все то же!.. Прощайте, Эдмон; мне больше нечего просить у неба... Я снова увидела вас благород- ным и великодушным, как прежде. Прощайте, Эдмон... прощайте, да благос- ловит вас бог!
     Но граф ничего не ответил.
     Мерседес отворила дверь кабинета и скрылась раньше, чем он очнулся от глубокого и горестного раздумья.
     Часы Дома Инвалидов пробили час, когда граф МонтеКрто, услышав шум кареты, уносившей г-жу де Морсер по Елисейским Полям, поднял голову.
     - Безумец, - сказал он, - зачем в тот день, когда я решилстить, не вырвал я сердца из своей груди!
    
    
     XIII. ДУЭЛЬ
    
     После отъезда Мерседес дом Монте-Кристо снова погрузился во мрак. Вокруг него и в нем самом все замерло; его деятельный ум охватило оцепе- нение, как охватывает сон утомленное тело.
     - Неужели! - говорил он себе, меж тем как лампа и свечи грустно дого- рали, а в прихожей с нетерпением ждали усталые слуги. - Неужели это зда- ние, которое так доо строилось, которое воздвигалось с такой заботой и с таким трудом, рухнуло в один миг, от одного слова, от дуновения! Я, который считал себя выше других людей, который так гордся собой, кото- рый был жалким ничтожеством в темнице замка Иф и достиг величайшего мо- гущества, завтра превращусь в горсть праха! Мне жаль не жизни: не есть ли смерть тот отдых, к которому все стремится, которого жаждут все страждущие, тот покой материи, о котором я так долго вздыхал, навстречу которому я шел по мучительному пути голода, когда в моей темнице появил- ся Фариа? Что для меня смерть? Чуть больше покоя, чуть больше тишины. Нет, мне жаль не жизни, я сожалею о крушении моих замыслов, так медленно зревших, так тщательно воздвигавшихся. Так провидение отвергло их, а я мнил, что они угодны ему! Значит, бог не дозволил, чтобы они исполни- лись!
     Это бремя, которое я поднял, тяжелое, как мир, и которое я думал до- нести до конца, отвечало моим желаниям, но не моим силам; отвечало моей воле, но было не в моей власти, и мне приходится бросить его на полпути. Так мне снова придется стать фаталистом, мне, которого четырнадцать лет отчаяния и десять лет надежды научили постигать провидение!
     И все это, боже мой, только потому, что мое сердце, которое я считал мертвым, только оледенело; потому что оно проснулось, потому что оно за- билось, потому что я но выдержал биения этого сердца, воскресшего в моей груди при звуке женского голоса!
     Но не может быть, - продолжал граф, все сильнее растравляя свое вооб- ражение картинами предстоящего поединка, - не может быть, чтобы женщина с таким благородным сердцем хладнокровно обрекла меня на смерть, меня, полного жизни и сил! Не может быть, чтобы она так далеко зашла в своей материнской любви, или вернее, в материнском безумии! Есть добродетели, которые, переходя границы, обращаются в порок. Нет, она, наверное, ра- зыграет какую-будь трогательную сцену, она бросится между нами, и то, что здесь было исполнено величия, на месте поединка будет смешно.
     И лицо графа покрылось краской оскорбленной гордости.
     - Смешно, - повторил он, - и смешным окажусь я... Я - смешным! Нет, лучше умереть.
     Так, рисуя себе самыми мрачными красками все то, на что он обрек се- бя, обещав Мерседес жизнь ее сына, граф повторял:
     - Глупо, гло, глупо - разыгрывать великодушие, изображая неподвиж- ную мишень для пистолетатого мальчишки! Никогда он не поверит, что моя смерть была самоубийством, между тем честь моего имени (ведь это не тщеславие, господи, а только справедливая гордость!)... честь моего име- ни требует, чты люди знали, что я сам, по собственной воле, никем не понуждаемый, согласился остановить уже занесенную руку и что этой рукой, столь грозной для других, я поразил самого себя; так нужно, и так будет.
     И, схватив перо, он достал из потайного ящика письменного стола свое завещание, составленное им после прибытия в Париж, и сделал приписку, из которой даже и наименее прозорливые люди могли понять истинную причину его смерти.
     - Я делаю это, господь мой, - сказал он, подняв к небу глаза, - столько же ради тебя, сколько ради себя. Десять лет я смотрел на себя как на орудие твоего отмщения, и нельзя, чтобы и другие негодяй, помимо этого Морсера, Данглар, Вильфор, да и сам Морсер вообразили, будто счастливый случай избавил их от врага. Пусть они, напротив, знают, что провидение, которое уже уготовило им возмездие, было остановлено только силой моей воли; что кара, которой они избегли здесь, ждет их на том свете и что для них только время заменилось вечностью.
     В то время как он терзался этими мрачными сомнениями, тяжелым за- бытьем человека, которому страдания не дают уснуть, в оконные скла на- чал пробиваться рассвет и озарил лежащую перед графом бледно-голубую бу- магу, на которой он только что начертил эти предсмертные слова, оправды- вающие провидение.
     Было пять часов утра.
     Вдруг до его слуха донесся слабый стон. Монте-Кристо почудился как бы подавленный вздох; он обернулся, посмотрел кругом и никого не увидел. Но вздох так явственно повторился, что его сомнения перешли в уверенность.
     Тогда граф встал, бесшумно орыл дверь в гостиную и увидел в кресле Гайде; руки ее бессильно повисли,рекрасное бледное лицо было запроки- нуто; она пододвинула свое кресло к двери, чтобы он не мог выйти из ком- наты, не заметив ее, но сон, необоримый сон молодости, сломил ее после томительного бдения.
     Она не проснулась, когда Монте-Кристо открыл дверь.
     Он остановил на ней взгляд, полный нежности и сожаления.
     - Она помнила о своем сыне, - сказал он, - а я забыл о своей дочери!
     Он грустно покачал головой.
     - Бедная Гайде, - сказал он, - она хотела меня видеть, хотела гово- рить со мной, она догадывалась и боялась за меня... Я не могу уйти, не простившись с ней, не могу умереть, не поручив ее кому-нибудь.
     И он тихо вернулся на свое место и приписал внизу, под предыдущими строчками:
     "Я завещаю Максимилиану Моррелю, капитану спаги, сыну моего бывшего хозяина, Пьера Морреля, судовладельца в Марселе, капитал в двадцать мил- лионов, часть которых он должен отдать своей сестре Жюли и своему зятю Эмманюелю, если он, впрочем, не думает, что такое обогащение может пов- редить их счастью. Эти двадцать миллионов спрятаны в моей пещере на ост- рове МонтеКристо, вход в которую известен Бертуччо.
     Если его сердце свободно и он захочет жениться па Гайде, дочери Али, янинского паши, которую я воспитал, как любящий отец, и которая любила меня, как нежная дочь, то он исполнит не мою последнюю волю, но мое пос- леднее желание.
     По настоящему завещанию Гайде является наследницей всего остального моего имущества, которое заключаетсв землях, государственных бумагах Англии, Австрии и Голландии, а рао в обстановке моих дворцов и домов, и которое, за вычетом этих двадти миллионов, так же, как и сумм, заве- щанных моим слугам, равняетсяриблизительно шестидесяти миллионам".
     Когда он дописывал последнюю строчку, за его спиной раздался слабый возглас, и он выронил перо.
     - Гайде, - сказал он, - ты прочла?
     Молодую невольницу разбудил луч рассвета, коснувшийся ее век; она встала и подошла к графу своими неслышными легкими шагами по мягкому ковру.
     - Господин мой, - сказала она, с мольбой складывая руки, - почему ты это пишешь в такой час? Почему завещаешь ты мне все свои богатства? Раз- ве ты покидаешь меня?
     - Я пускаюсь в дальний путь, друг мой, - сказал Монте-Кристо с выра- жением бесконечной печали и нежности, - и если бы со мной что-нибудь случилось...
     Граф замолк.
     - Что тогда?.. - спросила девушка так влано, как никогда не говори- ла со своим господином.
     - Я хочу, чтобыоя дочь была счастлива, что бы со мной ни случилось, - продолжал Монте-Кристо.
     Гае печально улыбнулась и медленно покачала головой.
     - Ты думаешь о смерти, господин мой, - сказала она.
     - Этспасительная мысль, дитя мое, сказал мудрец.
     - Если ты умрешь, - отвечала она, - завещай свои богатства другим, потому что, если ты умрешь... мне никаких богатств не нужно.
     И, взяв в руки завещание, она разорвала его и бросила обрывки на пол. После этой вспышки, столь необычайной для невольницы, она без чувств упала на ковер.
     Монте-Кристо нагнулся, поднял ее на руки, и, глядя на это прекрасное,обледневшее лицо, на сомкнутые длинные ресницы, на недвижимое, бесп мощное тело, он впервые подумал, что, быть может, она любит его не толь- ко как дочь.
     - Быть может, - прошептал он с глубокой печалью, - я еще узнал бы счастье!
     Он отнес бесчувственную Гайде в ее комнаты и поручил ее заботам слу- жанок. Вернувшись в свой кабинет, дверь которого он на этот раз быстро запер за собой, он снова написал завещание.
     Не успел он кончить, как послышался стук кабриолета, езжающего во двор. Монте-Кристо подошел к окну и увидел Максимилиана и Эмманюеля.
     - Отлично, - сказал он, - я кончил как раз время.
     И он запечатал завещание тремя печатями.
     Минуту спустя он услышал в гостиной шаги и пошел отпереть дверь.
     Вошел Моррель.
     Он приехал на двадцать минут раньше назначенного времени.
     - Быть может, я приехал немного рано, граф, - сказал он, - но призна- юсь вам откровенно, что не мог заснуть ни на минуту, как и мои домашние. Я должен был увидеть вас, вашу спокойную уверенность, чтобы снова стать самим собою.
     Монте-Кристо был тронут этой сердечной привязанностью и, вместо того чтобы протянуть Максимилиану руку, заключил его в свои объятия.
     - Моррель, - сказал он ему, - сегодня для меня прекрасный день, пото- му что я почувствовал, что такой человек, как вы, любит ме. Здравствуйте, Эмманюель. Так вы едете со мной, Максимилиан?
     - Конечно! Неужели вы могли в этом сомневаться?
     - А если я неправ...
     - Я видел всю вчерашнюю сцену, я всю ночь вспоминал ваше самооблада- ние, и я сказал себе, что, если только можно верить человеческому лицу, правда на вашей стороне.
     - Но ведь Альбер ваш друг.
     - Просто знакомый.
     - Вы с ним познакомились в тот же день, что со мной?
     - Да, это верно; но вы сами видите,сли бы вы не сказали об этом сейчас, я бы и не вспомнил.
     - Бладарю вас, Моррель.
     И граф позвонил.
     - Вели отнести это к моему нотариусу, - сказал он тотчас же явившему- ся Али. - Это мое завещание, Моррель.осле моей смерти вы с ним ознако- митесь.
     - После вашей смерти? - воскликнул Моррель. - Что это значит?
     - Надо все предусмотреть, мой друг. Но что вы делали вчера вечером, когда мы расстались?
     - Я отправился к Тортони и застал там, как и рассчитывал, Бошана и Шато-Рено. Сознаюсь вам, что я их разыскивал.
     - Зачем же, раз все уже было условлено?
     - Послушайте, граф, дуэль серьезная и неизбежная.
     - Разве вы в этом сомневались?
     - Нет. Оскорбление было нанесено публично, и все уже говорят о нем.
     - Так что же?
     - Я надеялся уговорить их выбрать другое оружие, заменить пистолет шпагой. Пуля слепа.
     - Вам это удалось? - быстро спросил Монте-Кристо с едва уловимой иск- рой надежды.
     - Нет, потому что всем известно, как вы владеете шпагой.
     - Вот как! Кто же меня выдал?
     - Учителя фехтования, которых выревзошли.
     - И вы потерпели неудачу?
     - Они наотрез отказались.
     - Моррель, - сказал граф, - вы когда-нибудь видели, как я стреляю из пистолета?
     - Никогда.
     - Так посмотрите, время у нас есть.
     Монте-Кристо взял пистолеты, которые держал в руках, когда вошла Мер- седес, и, приклеив туза треф к доске, он четырьмя выстрелами последова- тельно пробил три листа и ножку трилистника.
     При каждом выстреле Моррель все больше бледнел.
     Он рассмотрел пули, которыми Монте-Кристо проделал это чудо, и уви- дел, что они не больше крупных дробинок.
     - Это страшно, - сказал он, - взгляните, Эмманюель!
     Затем он повернулся к Монте-Кристо.
     - Граф, - сказал он, - ради всего святого, не убивайте Альбера! Ведь у неастного юноши есть мать!
     - Это верно, - сказал Монте-Кристо, - а у меня ее нет.
     Эти слова он произнес таким тоном, что Моррель содрогнулся.
     - Ведь оскорбленный - вы.
     - Разумеется; но что вы этим хотите сказать?
     - Это значит, что вы стреляете первый.
     - Я стреляю первый?
     - Да, я этого добился, или вернее, потребовал; мы уже достаточно сде- лали им уступок, и им пришлось согласиться.
     - А расстояние?
     - Двадцать шагов.
     На губах графа мелькнула страшная улыбка.
     - Моррель, - сказал он, - не забудьте того, чему сейчас были свидете- лем.
     - Вот почем - сказал Моррель, - я только и надеюсь на то, что ваше волнение спасет Альбера.
     - Мое волнение? - спросил Монте-Кристо.
     - Или ваше велодушие, мой друг; зная, что вы стреляете без промаха, я могу сказать м то, что было бы смешно говорить другому.
     - А именно?
     - Попадите ему в руку, или еще куда-нибудь, но не убивайте его.
     - Слушайте, Моррель, что я вам скажу, - отвечал граф, - вам незачем уговаривать меня пощадить Морсера; Морсер будет пощажен, и даже так, что спокойно отправится со своими друзьями домой, тогда как я...
     - Тогда как вы?..
     - А это дело другое, меня понесут на носилках.
     - Что вы говорите, граф! - внеебя воскликнул Максимилиан.
     - Да, дорогой Моррель, Морсер меня убьет.
     Моррель смотрел на графа в полном недоумении.
     - Что с вами произошло этой ночью, граф?
     - То, что произошло с Брутом накануне сражения при Филиппах: я видел призрак.
     - И?..
     - И этот призрак сказал мне, что я достаточ жил па этом свете.
     Максимилиан и Эмманюель обменялись взглядом; Монте-Крис вынул часы.
     - Едем, - сказал он, - пять минут восьмого, а дуэль назначена ровно в восемь.
     Проходя по коридору, Монте-Кристо остановился у одной из дверей, и Максимилиану и Эмманюелю, которые, не желая быть нескромными, прошли немного вперед, показалось, что они слышат рыдание и ответный вздох.
     Экипаж был уже подан; Монте-Кристо сел вместе со своими секунданта.
     Ровно в восемь они были на условленном месте.
     - Вот мы и приехали, - сказал Морре, высовываясь в окно кареты, - и притом первые.
     - Прошу прощения, сударь, - сказал Батистен, сопровождавший своего хозяина, - но мне кажется, что вон там под деревьями стоит экипаж.
     Монте-Кристо легко выпрыгнул из кареты и подал руку Эмманюелю и Мак- симилиану, чтобы помочь им выйти.
     Максимилиан удержал руку графа в своих.
     - Слава богу, - сказал он, - такая рука должна быть у человека, кото- рый, в сознан своей правоты, спокойно ставит на карту свою жизнь.
     - В самом деле, - сказал Эмманюель, - вон там прогуливаются какие-то молодые люди и, по-видимому, когото ждут.
     Монте-Кристо отвел Морреля на несколько шагов в сторону.
     - Максимилиан, - спросил он, - свободно ли ваше сердце?
     Моррель изумленно взглянул на Монте-Кристо.
     - Я не жду от вас признания, дорогой друг, я просто спрашиваю; от- ветьте мне, да или нет; это все, о чем я вас прошу.
     - Я люблю, граф.
     - Сильно любите?
     - Больше жизни.
     - Еще одной надеждой меньше, - сказал Монте-Кристо со вздохом. - Бед- ная Гайде.
     - Право, граф, - воскликнул Моррель, - если бя вас меньше знал, я мог бы подумать, что вы малодушны.
     - Почему? Потому что я вздыхаю, расставаясь с дорогим мне существом? Вы солдат, Моррель, вы должны бы лучше знать, что такое мужество. Разве я жалею о жизни? Не все ли мне равно - жить или умереть, - мне, который провел двадцать лет между жизнью и смертью. Впрочем, не беспокойтесь, Моррель: эту слабость, если это слабость, видите только вы один. Я знаю, что мир - это гостиная, из которой надо уметь уйти учтиво и прилично, раскланявшись со всеми и заплатив свои карточные долги.
     - Ну, слава богу, - сказал Моррель, - вот это хорошо сказано. Кстати, вы привезли пистолеты?
     - Я? Зачем? Я надеюсь, что эти господа привезли свои.
     - Пойду узю, - сказал Моррель.
     - Хорошо, но только никаких переговоров.
     - Будьте спокойны.
     Моррель направился к Бошану и Шато-Рено. Те, увидав, что Моррель идет к ним, сделали ему навстречу неолько шагов.
     Молодые люди раскланялись друг с другом, если и не приветливо, то со всей учтивостью.
     - Простите, господа, - сказал Моррель, - по я не вижу господина де Морсер.
     - Сегодня утром, - ответил Шато-Рено, он послал предупредить нас, что встретится с нами на месте дуэли.
     - Вот как, - заметил Моррель.
     Бошан посмотрел на часы.
     - Пять минут девятого; это еще не поздно, господин Моррель, - сказал он.
     - Я вовсе но это имел в виду, - возразил Максимилиан.
     - Да вот, кстати, и карета, - прервал Шато-Рено.
     По одной из аллей, сходившихся у перекрестка, где они стояли, млся экипаж.
     - Господа, - сказал Моррель, - я надеюсь, вы позаботились привезти с собой пистолеты? Граф Монте-Кристо заявил мне, что отказывается от свое- го права воспользоваться своими.
     - Мы предвидели это, - отвечал Бошан, - и я привез пистолеты, которые я купил с поделю тому назад, предполагая, что они мне понадобятся. Они совершенно новые и еще ни разу не были в употреблении, не желаете ли их осмотреть?
     - Раз вы говорите, - с поклоном ответил Моррель, - что госдин де Морсер с этими пистолетами не знаком, то мне, разумеется, достаточно ва- шего слова.
     - Господа, - сказал Шато-Рено, - это совсем неорсор приехал. Смот- рите-ка!
     В самом деле к ним приближались Франц и Дебрэ.
     - Каким образом вы здесь, господа? - сказал Шато-Рено, пожая обоим руки.
     - Мы здесь потому, - сказал Дебрэ, - что Альбер сегодня утром попро- сил нас приехать на место дуэли.
     Бошан и Шато-Рено удивленно переглянулись.
     - Господа, - сказал Моррель, - я, кажется, понимаю, в чем дело.
     - Так скажите.
     - Вчера дном я получил от господина до Морсер письмо, в котом он просил меня быть вечером в Опере.
     - И я, - сказал Дебрэ.
     - И я, - сказал Франц.
     - И мы, - сказали Шато-Рено и Бошан.
     - Он хотел, чтобы вы присутствовали при вызове, - сказал Моррель. - Теперь он хочет, чтобы вы присутствовали при дуэли.
     - Да, - сказали молодые люд - это так и есть, господин Моррель, по-видимому, вы угадали.
     - Но тем не менее Альбер не едет, - пробормотал Шато-Рено, - он уже опоздал на десять минут.
     - А вот и он, - сказал Бошан, - верхом; смотрите, мчится во весь опор, и с ним слуга.
     - Какая неосторожность, - сказал Шато-Рено, - верхом перед дуэлью на пистолетах! А сколько я его наставлял!
     - И, кроме того, посмотрите, - сказал Бошан, - вотник с галстуком, открытый сюртук, белый жилет; почему он заодно не нарисовал себе кружок на животе - и проще, и скорее!
     Тем временем Альбер был уже в десяти шагах от них; он остановил ло- шадь, спрыгнул на землю и бросил поводья слуге.
     Он был бледен, веки его покраснели и припли. Видно было, что он всю ночь не спал.
     На его лице было серьезное и печальное выражение, совершенно ему не свойственное.
     - Благодарю вас, господа, - сказал он, - что вы откликнулись на мое приглашение; перьте, что я крайне признателен вам за это дружеское внимание.
     Моррель стоял поодаль; как только Морсер появился, он отошел в сторо- ну.
     - И вам также, господин Моррель, - сказал Альбер. - Подойдите побли- же, прошу вас, вы здесь но лишний.
     - Сударь, - сказал Максимилиан, - вам, быть может, неизвестно, что я секундант графа Монте-Кристо?
     - Я так и предполагал. Тем лучше! Чем больше здесь достойных людей, тем мне приятнее.
     - Господин Моррель, - сказал Шато-Рено, - вы можете объявить графу Монте-Кристо, что господин де Морсер прибыл и что мы в его распоряжении.
     Моррель повернулся, чтобы исполнить это поручен.
     Бошан в это время доставал из экипажа ящик с пистолетами.
     - Подождите, господа, - сказаАльбер, - мне надо сказать два слова графу Монте-Кристо.
     - Наедине? - спросил Моррель.
     - Нет, при всех.
     Секунданты Альбера изумленно переглянулись; Франц и Дебрэ обменялись вполголоса несколькими словами, а Моррель, обрадованный этой неожиданной задержкой, подошел к графу, который вместе с Эмманюелем расхаживал по аллее.
     - Что ему от меня нужно? - спросил Монте-Кристо.
     - Право, не знаю, но он хочет говорить с вами.
     - Лучше пусть он не искушает бога каким-нибудь новым оскорблением! - сказал Монте-Крис.
     - Я не думаю, чтобы у него было такое намерение, - возразил Моррь.
     Граф в сопровождении Максимилиана и Эмманюеля направился к Алеру. Его спокойное и ясное лицо было полной противоположностью взволнованному лицу Альбера, который шел ему навстречу, сопровождаемый своими дзьями.
     В грех шагах друг от друга Альбер и граф остановились.
     - Господа, - сказал Альбер, - подойдите ближе, я хочу, чтобы не про- пало ни одно слово из того, что я буду иметь честь сказать графу Мон- те-Кристо; ибо все, что я буду иметь честь ему сказать, должно быть пов- торено вами всякому, кто этого пожелает, как бвам ни казались странны- ми мои слова.
     - Я вас слушаю, сударь, - сзал Монте-Кристо.
     - Граф, - начал Альбер, и его голос, вначале дрожавший, становился более уверенным, по мере того как он говорил. - Я обвинял вас в том, что вы разгласили поведение господина де Морсер в Эпире, потому что, как бы ни был виновен граф де Морсер, я все же не считал вас вправе наказывать его. Но теперь я знаю, что вы имеете на это право. Не предательство, в котором Фернан Монго повинен перед Али-пашой, оправдывает вас в моих глазах, а предательство, в котором рыбак Фернан повинен перед вами, и те неслыханные несчтья, которые явились следствием этого предательства. И потому я говорвам и заявляю во всеуслышание: да, сударь, вы имели пра- во мстить моему отцу, и я, его сын, благодарю вас за то, что вы не сде- лали большего!

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев