• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [53/83]

Скачать полное произведение

    XVIОБЕЩАНИЕ
    
     Это был действительно Моррель, который со вчерашнего дня был сам не свой. Инстинктом, который присущ влюбленным и матерям, он угадал, что из-за приезда г-жи де Сен-Меран и смерти маркиза в доме Вильфоров должно произойти нечто важное, что коснется его любви к Валентине.
     Как мы сейчас увидим, предчувствия не обманули его, и теперь уже нпростое беспокойство привело его, такого растерянного и дрожащего, к во- ротам у каштанов. Но Валентина не знала, что Моррель ее ждет, это не был обычный час его прихода; только чистая случайность или, если угодно, счастливое наитие привело ее в сад.
     Увидев ее на дорожке, Моррель окликнул ее; она подбежала к воротам.
     - Вы здесь, в этот час! - сказала она.
     - Да, мой бедный друг, - отвечал Моррель. - Я пришел узнать и ооб- щить печальные вести.
     - Видно, все несчастья обрушились на наш дом! - сказала Валентина. - Говорите, Максимилиан. Но, право, несчастий и так достаточно.
     - Выслушайте меня, дорогая, - сказал Моррель, стараясь побороть вол- нение, чтобы говорить яснее. - Все, что я скажу, чрезчайно важно. Ког- да предполагается ваша свадьба?
     - Слушайте, Максилиан, - сказала в свою очередь Валентина, - я ни- чего не хочу скрыть от вас. Сегодня утром говорили о моем замужестве. Бабушка, у которой я думала найти поддержку, не только согласна на этот брак, - она так жаждет его, что ждут только приезда д'Эпине, и наледу- ющий день брачный договор будет подписан.
     Тяжкий вздох вырвался из груди Морреля, и он остановил на Валентине долгий и грустный взгляд.
     - Да, - сказал он тихо, - ужасно слышать, как любимая девушка спокой- но говорит: "Время вашей казни назначено: она состоится через несколько часов; но что ж делать, так надо, и противиться этому я не буду". Так вот, если, для того чтобы подписать договор, ждут только д'Эпине, еслна следующий день после его приезда вы будете ему принадлежать, то, зна- чи вы будете обручены с ним завтра, потому что он приехал сегодня ут- ром.
     Валентина вскрикнула.
     - Час назад я был у графа Монте-Кристо, - сказал Моррель. - Мы с ним беседовали: он - о горе, постигшем вашу семью, а я - о ваш горе, как вдруг во двор въезжает экипаж. Слушайте. До этой минуты никогда не ве- рил в предчувствия, но теперь приходится поверить. Когда я услышал стук этого экипажа, я задрожал. Вскоре я услышал на лестницшаги. Гулкие ша- ги командора привели Дон Жуана не в больший ужас, чеэти - меня. Нако- нец, отворяется дверь: первым входит Альбер де Морсер. Я уже чуть не усомнился в своем предчувствии, чуть не подумал, что ошибся, как вдруг за Альбером входит еще один человек, и граф восклицает: "А, вот и барон Франц д'Эпине!.." Я собрал все свои силы и все мужество, чтобы сдер- жаться. Может быть, я побледнел, может быть, задрожал; но во всяком слу- чае я продолжал улыбаться. Через пять минут я ушел. Я не слышал ни слова из всего, что говорилось за эти пять минут. Я был уничтожен.
     - Бедный Максимилиан! - прошептала Валентина.
     - И вот я здесь, Валентина. Тепь ответьте мне, - моя жизнь и смерть зависят от вашего ответа. Что вы думае делать?
     Валентина опустила голову; она была совершенно подавлена.
     - Послушайте, - сказал Моррель, - ведь вы не в первый раз задумывае-есь над тем, в какое положение мы попали; положение серьезное, тягост- ное, отчаянное. Думаю, что теперь не время предаваться бесплодной скор- би; это годится для тех, кто согласен спокойно страдать и упиваться св ими слезами. Есть такие люди, и, вероятно, господь зачтет им на небесах их смирение на земле.
     Но кто чувствует в себе волю к борьбе, тот не теряет драгоценного времени и сразу отвечает судьбе ударом на удар. Хотите вы бороться про- тив злой судьбы, Валентина? Отвечайте, я об этом и пришел спросить.
     Валентина вздрогнула и с испугом посмотрела на Морреля. Мысль посту- ть наперекор отцу, бабушке - словом, всей семье - ей и в голову не приходила.
     - Что вы хотите сказать, Максимилиан? - спросила она. - Что вы назы- ваете борьбой? Назовите это лучше кощунством! Чтобы я нарушила приказа- ние отца, волю умирающей бабушки? Но это невозможно!
     Моррель вздрогнул.
     - У вас слишком благородное сердце, чтобы не понять меня, и вы так хорошо понимаете, милый Максимилиан, что вы молчите. Мне бороться! Боже меня упаси! Нет, нет. Мне нужны все мои силы, чтобы бороться с собой и упиваться слезами, как вы говорите. Но огорчить отца, омрачить последние минуты бабушки - никогда!
     - Вы соршенно правы, - бесстрастно сказал Моррель.
     - Как вы это говорите, боже мой! - воскликнула оскорбленная Валенти- на.
     - Говорю, как человек, который восхищается вами, мадемуазель, - воз- разил Максимилиан.
     - Мадемуазель! - воскликнула Валентина. - Мадемуазель! Какой же вы эгоист! Вы видите, что я в отчаянии, и делаете вид, что не понимаете ме- ня.
     - Вы ошибаетесь, напротив, я вас прекрасно понимаю. Вы не хотитеро- тиворечить господину де Вильфор, не хотите ослушаться маркизы, и завтра вы подпишете брачный договор, который свяжет вас с вашим мужем.
     - Но разве я могу поступить иначе?
     - Не стоит спрашивать об этом у меня, мадемуазель. Я плохой судья в этом деле, и мой эгоизм может меня ослепить, - отвечал Моррель; его глу- хой голос и сжатые кулаки говорили о все растущем раздражении.
     - А чтоы предложили бы мне, Моррель, если бы я могла принять ваше предложение? Отвечайте же. Суть не же в том, чтобы сказать: "Вы делаете плохо". Надо дать совет - что же именно делать.
     - Вы говорите серьезно, Валентина? Вы хотите, чтобы я дал вам совет?
     - Конечно хочу, Максимилиан, и, если он будет хорош, я приму его. Вы же знаете, как вы мне дороги.
     - Валентина, - сказал Моррель, отодвигая отставшую доску, - дайте мнруку в доказательство, что вы не сердитесь на мою вспышку. У меня гола кругом идет и уже целый час меня одолевают самые сумасбродные мысли. И если вы отвергнете мой совет...
     - Но что же это за совет?
     - Вот, слушайте, Валентина.
     Валентина подняла глаза к небу и вздохнула.
     - Я человек свободный, - продолжал Максимилиан, - я достаточно богат для нас двоих. Я клянусь, что, пока вы не станете моей женой, и губы не прикоснутся к вашему челу.
     - Мне страшно, - сказала Валентина.
     - Бежим со мной, - продолжал Моррель, - я отвезу вас к моей сестре, она достойна быть вашей сестрой. Мы уедем в Алжир, в Англию или в Амери- ку, или, если хотите, скроемся где-нибудь в провинции и будем жить там, пока наши друзья не сломят сопротление вашей семьи.
     Валентина покачала головой.
     - Я так и думала, Максимилиан, - сказала она. - Это совет безумца, и я буду еще безумнее вас, если не остановлю вас сейчас же одним словом: невозможно.
     - И вы примете свою долю, покоритесь судьбе и даже не попытаетесь бо- роться с ней? - сказал Моррель, снова помрачнев.
     - Да, хотя бы это убило меня!
     - Ну, что же, Валентина, - сказал Максимилиан, - повторяю, вы совер- шенно правы. В самом деле, я безумец, и вы доказали мне, что страсть ос- лепляет самые уравновешенныемы. Спасибо вам за то, что вы рассуждаете бесстрастно. Что ж, пусть, решено, завтра вы безвозвратно станете невес- той Франца д'Эпине. И это не в силу формальности, которая пдумана для комедийных развязок на сцене и называется подписанием брачного договора, нет - но по вашей собственной воле.
     - Вы опять меня мучите, Максимилиан, - сказала Валентина, - вы пово- рачиваете нож в моей ране! Что бы вы сделали, кажите, если бы ваша сестра послушалась такого совета, какой вы дае мне?
     - Мадемуазель, - возразил с горькой улыбкой Моррель, - я эгоист, вы это сами сказали. В качестве эгоиста, я думаю не о том, что сделали бы на моем месте другие, а том, что собираюсь сделать сам. Я думаю о том, что знаю вас уже год; с того дня, как я узнал вас, все мои надежды на счастье были построены на вашей любви; настал день, когда вы азали мне, что любите меня; с этого дня, мечтая о будущем, я верил, что вы бу- дете моей; в этом была для меня вся жизнь. Теперь я уже ни о чем не ду- маю; я только говорю себе, что счастье отвернулось от меня. Я надеялся стигнуть блаженства и потерял его. Ведь каждый день случается, что иг- рок проигрываене только то, что имеет, но даже то, чего не имел.
     Моррель сказал е это совершенно спокойно; Валентина испытующе пос- мотрела на него своими большими глазами, старая, чтобы глаза Морреля не проникли в глубину ее уже смятенного сердца.
     - Но все же, что вы намерены делать? - спросила Валентина.
     - Я буду иметь честь проститься с вами, мадемуазель. Бог слышит мои слова и читает в глубине моего сердца, он свидетель, что я желаю вам та- кой спокной, счастливой и полной жизни, чтобы в ней не могло быть мес- та воспоминанию обо мне.
     - О боже! - прошептала Валентина.
     - Прощайте, Валентина, прощайте! - сказал с глубоким поклоном Мор- рель.
     - Куда вы? - воскликнулана, протягивая руки сквозь решетку и хватая Максимилиана за рукав; онпонимала по собственному волнению, что наруж- ное спокойствие ее возлюбленного не может быть истинным. - Куда вы иде- те?
     - Я позабочусь оом, чтобы не вносить новых неприятностей в вашу семью, и подам пример того, как должен вести себя честный и преданный человек, оказавшись в таком положении.
     - Скажите мне, что вы хотите сделать?
     Моррель грустно улыбнулся.
     - Да говорите же, говорите, умоляю! - настаивала молодая душка.
     - Вы передумали, Валентина?
     - Я не могу передумать, несчаный, вы же знаете! - воскликнула она.
     - Тогда прощайте!
     Валентина стала трясти решетку с такой силой, какой от нее нельзя бы- ло ожидать; а так как Моррель продолжал удаляться, она протянула к нему руки и, лоя их, воскликнула:
     - Что вы хотите сделать? Я хочу знать! Куда вы идете?
     - О, будьте спокойны, - сказал Максимилиан, приостанавливаясь, - я не намерен возлагать на другого человека ответственность за свою злую судьбу. Другой стал бы грозить вам, что пойдет к д'Эпине, вызовет его на дуэль, будет с ним драться..Это безумие. При чем тут д'Эпине? Сегодня утром он видел меня впервые, он уже забыл, что видел меня. Он даже не знал о моем существовании, когда между вашими семьями было решено, что вы будете принадлежать друг другу. Поэтому мне нет до него никакого де- ла, и, клянусь вам, я не с ним намерен рассчитаться.
     - Но с кем же? Со мной?
     - С вами, Валентина? Боже упаси! Женщина священна; женща, которую любишь, - священна вдвойне.
     - Значит, с самим собой, безумный?
     - Я ведь сам во всем винов, - сказал Моррель.
     - Максимилиан, - позвала Валентина, - идите сю, я требую!
     Максимилиан, улыбаясь своей мягкой улыбкой, подошел ближе; не будь он так бледен, можно было бы подумать, что с ним ничего не произошло.
     - Слушайте, что я вам скажу, милая, дорогая Валентина, - сказал он своим мелодичным и задушевным голосом, - такие люди, как мы с вами, у которых никогда не было ни одной мысли, заставляющей краснеть перед людьми, перед родными и перед богом, такие люди могут читать друг у дру- га в сердце, как в открытой книге. Я не персонаж романа, не меланхоли- ческий герой, я не изображаю из себя ни Манфреда, ни Антони. Но, без лишних слов, без уверений, без клятв, я отдал свою жизнь вам. Вы уходите от меня, и вы пра, я вам уже это сказал и теперь повторяю; но, как бы то ни было, вы уходите от меня и жизнь моя кончилась. Раз вы от меня уходите, Валентина, я остаюсь один на свете. Моя сестра счастлива в сво- ем замужестве; ее муж мне только зять - то есть человек, который связан со мн только общественными условностями; стало быть, никому на свете больше не нужна моя, теперь бесполезная жизнь. Вот что я сделаю. До той секунды, пока вы не повенчаетесь, я буду ждать: я не хочу упустить даже тени тех непредвенных обстоятельств, которыми иногда играет случай. Ведь в самом деле, за это время Франц д'Эпине может умереть, или в мину- ту, когда вы бете подходить к алтарю, в алтарь может ударить молния. Осужденному на смерть все кажется возможным, даже чудо, когда речь идет о его спасении. Так вот, я буду ждать до последней минуты. А когда мое несчастье совершится, непоправимое, безнадежное, я напишу конфиденци- ьное письмо зятю... и другое - префекту полиции, поставлю их в извест- ность о своем намерении, и где-нибудь в лесу, на краю рва, на берегу ка- кой-нибудь реки я застрелюсь. Это так же верно, как то, что я сын мого честного человека, когда-либо жившего во Франции.
     Конвульсивн дрожь потрясла все тело Валентины; она отпустила решет- ку, за которую держалась, ее руки безжизненно повисли, и две крупные слезы скатились по ее щекам.
     Моррель стоял перед н, мрачный и решительный.
     - Сжальтесь, сжальтесь, - сказала она, - вы не покончите с собой, ведь нет?
     - Клянусь честью, покончу, - сказал Максимилиан, - но не все ли вам равно? Вы исполните свой долг, и ваша совесть бет чиста.
     Валентина упала на колени, прижав руки к груди; сердце ее разрыва- лось.
     - Максимилиан, - сказала она, - мой Друг, мой брат на земле, мой ис- тинный супруг в небесах, умоляюебя, сделай, как я: живи страдая. Может быть, настанет день, когда мыоединимся.
     - Прощайте, Валентина! - повторил Моррель.
     - Боже мой, - сказала Валентина с неизъяснимым выражением, подняв ру- ки к небу, - ты видишь, я сделала все, что могла, чтобы остаться пор- ной дочерью, я просила, умоляла, заклинала, - он не послушался н моих просьб, ни мольбы, ни слез. Ну, так вот, - продолжала она твердым голо- сом, вытирая слезы, - я не хочу умереть от раскаяния, я предпочитаю уме- реть от стыда. Вы будете жить, Максимилиан, и я буду принадлежать вам и никому другому. Когда? в какую минуту? сейчас? Говорите, приказывайте, я готова.
     Моррель, который уже снова отошел на несколько шагов, вернулся и, бледный от радости, с просветленным взором, протянул сквозь решетку руки к Валентине.
     - Валента, - сказал он, - дорогой мой друг, так не надо говорить со мной, а еи так, то лучше дать мне умереть. Если вы любите меня так же, как я люблю вас, зачем я должен увести вас насильно? Или вы только из жалостиотите заставить меня жить? В таком случае я предпочитаю уме- реть.
     - В самом деле, - прошептала Валентина, - кто один на свете любит ме- ня? Он. Кто утешал меня во всех мо страданиях? Он. На ком покоятся все мои надежды, на ком останавливается мой растерянный взгляд, на ком отды- хает мое истерзанное сердце? На нем, на нем одном. Так вот, ты тоже прав, Максимилиан; я уйду за тобой, я оставлю родной дом, все оставлю... Все! Какая же я неблагодарная, -оскликнула Валентина, рыдая, - я сов- сем забыла о дедушке!
     - Нет, - сказал Максимилиан, - ты не покинешь его. Ты говорила, что господин Нуартье как будто относится коне с симпатией; так вот, раньше чем бежать, ты скажешь ему все. Его согласие будет тебе защитой перед богом. А как только мы поженимся, он реедет к нам; у него будет двое внуков. Ты мне рассказывала, как он с тобой объясняется и как ты ему от- вечаешь; увидишь, я стро научусь этому трогательному языку знаков. Клянусь тебе, Валентина, вместо отчаяния, которое нас ожидает, я обещаю тебе счастье!
     - Ты видишь, Максимилиан, какую власть ты имеешь надо мной! Я готова поверить в то, что ты мне говоришь, но ведь все это безрассудно. Отец проклянет меня: я знаю его, знаю его непреклонное сердце, никогда он не простит меня. Вот что, Максимилиан: если хитростью, просьбам благодаря случаю, не знаю как, - словом, если каким-нибудь образом мне удастся отсрочить свадьбу, вы подождете, да?
     - Да, клянусь вам, а вы клянитесь, что этот ужасный брак не состо- ится никогда и что, даже если вас силой потащат к мэру, к священнику, вы все-таки скажете - нет.
     - Клянусь тебе в этом, Максимилиан, самым святым для меня на свете именем-именем моей матери!
     - Тогда подождем, - сказал Моррель.
     - Да, подождем, - откликнулась Валентина, у которой от этого слова отлег на сердце, - мало ли, что может спасти нас.
     - Я полагаюсь на вас, Валентина, - сказал Моррель. - Все, что вы сде- лаете, будет хорошо; но если к вашим мольбам останутся глухи, если ваш отец, если госпожа де Сен-Меран потребуют, чтобы д'Эпине явился завтра для подписания этого договора...
     - Тогда, Моррель... я дала вам слово.
     - Вместо того чтобы подписать...
     - Я выйду к вам, и мы бежим; но до тех пор не будем искушать бога, не будем видеться; ведь это чудо, это промысел божий, что нас еще не заста- ли; если бы узнали, как мы с вами встречаемся, у нас не было бы какой надежды.
     - Вы правы, Валентина; но как я узнаю...
     - Черезотариуса Дешана.
     - Я с ним знаком.
     - И от меня. Я напишу вам, верьте мне. Боже мой, Максимилиан, этот брак мне так же ненавистен, как и вам!
     - Спасибо, благодарю вас, Валентина, обожаемая моя! Значит, все реше- но; как только вы укажете мне час, я примчусь сюда, вы переберетесь че- рез ограду, - это будет не трудно; я приму вас на руки; у калитки огоро- да вас будет ждать карета, я отвезу вас к моей сестре. Там мы скроемся от всех, или ни от кого не будем прятаться, - как вы пожелаете, - и там мы найдем поддержку в сознании своей правы и воли к счастью и не дадим себя зарезать, как ягненка, который защищается лишь вздохами.
     - Пусть будет так! - сказала Валентина. - И я тоже скажу вам, Макси- милн: все, что вы сделаете, будет хорошо.
     - Милая!
     - Ну что, довольны всвоей женой? - грустно сказала девушка.
     - Валентина, дорогая, мало сказать: да.
     - Все-таки скажите.
     Валентина приблизила губы к решетке, и слова ее, вместе с ее нежным дыханием, неслись к устам Морреля, который по другую сторону приник гу- бами к холодной, неумолимой перегородке.
     - До свидания, - сказала Валентина, с трудом отрываясь от этого счастья, - до свидания!
     - Я получу от вас письмо?
     - Да.
     - Благодарю, моя дорогая жена, до свидания!
     Раздался звук невинного, посланного на воздух, поцелуя, и Валентина убежала по липовой аллее.
     Моррель слушал, как замирал шелест ее платья, задевающего за кусты, как затихал хруст песка под ее шагами; потом с непередаваемой улыбкой поднял глаза к небу, благодаря егоа то, что оно послало ему такую лю- бовь, и в свою очередь удалился.
     Он вернулся домой и ждал весь вечер и весь следующий день, но ничего не получил. Только на третий день, часов в десять утра, когда он соби- рался идти к нотариусу Дешану, он, наконец, получил по почте записку и сразу понял, что это от Валентины, хотя он никогда не видал ее почерка.
     В записке было сказано:
     "Слезы, просьб мольбы ни к чему не привели. Вчера я пробыла два ча- са в церкви святого Филиппа Рульского и два часа всей душой молилась бо- гу. Но бог так же неумолим, как и люди, и подписание договора назначено на сегодня в девять часов вечера.
     Я верна своему слову, как верна своему сердцу, Моррель. Это слово да- но вам, и это серд - ваше!
     Итак, до вечера, без четверти девять, у решетки.
     Ваша жена, Валентина де Вильфор.
     Р.S. Моей бедной бабушке все хуже и хуже: вчера ее возбуждение переш- ло в бред; а сегодня ее бред граничит с безумием.
     Правда, вы будете очень любить меня, чтобы я могла забыть о том, то я покинула ее в таком состоянии?
     Кажется, от дедушки Нуартье скрывают, что договор будет подписан се- годня вечером".
     Моррель не ограничился сведениями, полученными от Валентины; он отп- равился к нотариусу, и тот подтвердил ему, что подписание договора наз- начено на девять часов вечера.
     Затем он заехал к Монте-Кристо; там он узнал больше всего подробнос- тей: Франц приезжал к графу объявить о торжественном событии; г-жа де Вильфор, со своей стороны, писала ему, прося извинить, что она его не приглашает; но смерть маркиза де Сен-Меран и болезнь его вдовы окутывают это торжество облаком печали, и она не решается омрачить ею графа, кото- рому желает всякого благополучия.
     Накануне Франц был представлен г-же де Сен-Меран, которая ради этого события встала с постели, но вслед за тем снова легла.
     Легко понять, что Моррель был очень взволнован, и такой проница- тельный взор, как взор графа, не мог этого не замить, поэтому Мон- те-Кристо был с ним еще ласковее, чем всегда, - настолько ласков, что Маимилиан минутами был уже готов во всем ему признаться. Но он вспом- нил об обещании, которое дал Валентине, и тайна оставалась в глубине его сердца.
     Затот день Максимилиан двадцать раз перечитал письмо Валентины В первый раз она писала ему, и по какому поводу! И всякий раз, перечитывая это письмо, он снова и снова клялся себе, что сделает Валентину счастли- вой самом деле, какую власть должна иметь над человеком молодая девуш- ка, решающаяся на такой отважный поступок. Как самоотверженно должен служить ей тот, для кого она всем пожертвовала! Как пламенно должен ее возлюбленный поклоняться ей. Она для него и королева и жена, и ему, ка- жется, мало одной души, чтобы любить ее и благодарить.
     Моррель с невыразимым волнением думал о той минуте, когда Валентина придет и скажет ему: "Я пришла, Максимилиан, я ваша"
     Он все приготовил для побега в огороде, среди люцерны, были спрятаны две приставные лестницы; кабриолет, которым Максимилиан должен был пра- вить сам, стоял наготове; он не взял с собой слугу, не зажигал фонарей, но он собирался их зажечь на первом же повороте, чтобы из-за чрезмерной осторожности не попасть в руки полиции.
     Временами Морреля охватывала дрожь; он думал о минуте, когда будет помогать Валентине перебираться через ограду и почувствует в своих объятиях беспомощную ирепещущую, ту, кому он доныне разве только пожи- мал руку или целовал кончики пальцев.
     Но когда миновал полдень, когда Моррель почувствовал, что близок наз- наченный час, ему захотелось бытодному. Кровь его кипела, любой воп- рос, голос друга раздражал бы его; он заперся у себя в комнате, пытаясь читать, но глаза его скользили по строчкам, не видя их; он кончил тем, что отшвырнул книгу и ввь принялся обдумывать подробности побега.
     Назначенный час приближался.
     Еще не бывало случая, чтобы влюбленный предоставил часовым стркам мирно идти своим путем; Моррель так неистово теребил свои часы, что в конце концов они в шесть часов вечера показали половину девятого Тогда он сказал себе, что пора ехать; хотя подписание договора и назначено в девять, но, по всей вероятности, Валентина не станет дожидаться этого бесполезного акта. Итак, выехав, по своим часам, ровно в половине вя- того с улицы Меле, Моррель вошел в свой огород в ту минуту, когда часы на церкви Филиппа Рульского били восемь. Лошадь и кабриолет он спрятал за развалившуюся лачугу, в котор обычно скрывался сам.
     Мало-помалу стало смеркаться, и густая лист в саду слилась в огром- ные черные глыбы.
     Тогда Моррель вышел из своего убежища и с бьющимся сердцем взглянул через решетку, в саду еще кого не было Пробило половина девятого.
     В ожидании прошло еще полчаса Моррель ходил взад и вперед вдоль огра- ды и все чаще поглядывал в ще между досками В саду становилось все темнее, но напрасно искал ово тьме белое платье, напрасно ждал, не по- слышатся ли в тишине шаги.
     Видневшийся за деревьями дом продолжал оставаться неосвещенным, и ничто не указывало, что здесь должно совшиться столь важное событие, как подписание брачного договора.
     Моррель вынул свои часы они показывали три четверти десятого, но поч- ти сейчас же церковные часы, бой которых он уже слышал два или три раза, возвестили об ошибке его карманных часов, пробив половину десятого.
     Значит, прошло уже полчаса после срока, назначенного самой Валенти- ной, она говорила в девять часов, и скорее даже немного раньше, чем з- же.
     Для Морреля это были самые тяжелые минуты; каждая секунда ударяла по его сердцу словно свинцовым молотом.
     Малейший шелест листьев, малейший шепот ветра заставлял его вздраги- вать, и лоб его покрылся холодным потом; тогда, дрожа с головы до ног, он приставлял лестницу и, чтобы не терять времени, ставил ногу на нижнюю пекладину.
     Пока он таким образом переходил от страха к надежде и у го то и де- ло замирало сердце, часы на церкви пробили десять.
     - Нет, - прошептал в ужасе Максимилиан, - немыслимо, чтобы подписание договора тянулось так долго, разве что произошло что-нибудь непрвиден- ное; ведь я взвесил все возможности, высчитал, сколько времени могут за- нять все формальности. Наверное, что-нибудь случилось.
     И он то возбужденно шагал взад и вперед вдоль решетки, то прижимался пылающим лбом к холодному железу. Может быть, Валентина, подписав дого- вор, упала в обморок? Может быть, ее схватили, когда она собиралась убе- жать? Это были единственные предположения, которые допускал Моррель, и оба они приводили его в отчаяние.
     Наконец, он решил, что силы изменили Валентине уже во время побега и что она лежит без чувств где-нибудь в саду.
     Но, если так, - воскликнул он, быстро взбираясь по лестнице, - я могу потерять ее и буду сам виноват!
     Демон, подсказавший ему эту мысль, уже не оставлял его и нашептывал ему на ухо с той настойчивостью, которая в несколько минут силою логи- ческих рассуждений превращает догадку в твердую уверенность. Он вгляды- вался во все сгущавшийся мрак, и ему казалось, что в темной аллее что-то лежит на песке. Моррель решился даже позвать, и ему почудилось, что ве- тер доносит до него неясные стоны.
     Наконец, пробило половина одиннадцатого; больше немыслимо было ждать, все могло случиться; в висках у Максимилиана стучало, в глазах стоял ту- ман; он перекинул ногу через ограду и соскочил наземь.
     Он был у Вильфора, забрался к нему тайком; он предвидел возможные последствия такого поступка, но не для того он зашел так далеко, чтобы теперь отступить.
     Некоторое время он шел вдоль стены, затем, стремительно перебежав ал- лею, бросился в чащу деревьев.
     В один миг он ее пересек. Оттуда, где он теперь стоял, был виден дом.
     Тогда Моррель окончательно убедился в том, что уже подозревал, стара- ясь проникнуть взглядом сквозь чащу сада: вместо ярко освещенных окон, как то полагается в торжественные дни, перед ним была серая масса, оку- танная к тому же тенью огромного облака, закрывшего луну.
     Только минутами в трех окнах второго этажа, точно растерянный, метал- ся слабый свет. Эти три окна были окнами комнаты г-жи де Сен-Меран.
     Ровно горел свет за красными занавесями. Занавеси эти висели в спальне г-жи де Вильфор.
     Моррель все это угадал. Столько раз, чтобы ежечасно следить мыслью за Валентиной, расспрашивал он ее о внутреннем устройстве дома, что, и не видав его никогда, хорошо его знал.
     Этот мрак и тишина еще больше испугали Морреля, чем отсутствие Вален- тины.
     Вне себя, обезумев от горя, он решил не останавливаться ни перед чем, лишь бы увидеть Валентину и удостовериться в несчастье, о котором он до- гадывался, хоть и не знал, в чем оно состоит. Он дошел до опушки рощи и уже собирался как можно быстрее пересечь открытый со всех сторон цвет- ник, как вдруг ветер донес до него отдаленные голоса.
     Тогда он снова отступил в кустарник и стоял, не шевелясь, молча, скрытый темнотой.
     Он уже принял решение: если это Валентина и если она пройдет мимо од- на, он окликнет ее; если она не одна, он по крайней мере увидит ее и убедится, что с ней ничего не случилось; если это кто-нибудь другой, можно будет уловить несколько слов из разговора и разгадать эту все еще непонятную тайну.
     В это время из-за туч выглянула луна, и Моррель увидел, как на крыльцо вышел Вильфор в сопровождении человека в черном. Они сошли по ступеням и направились к аллее. Едва они сделали несколько шагов, как в человеке, одетом в черное, Моррель узнал доктора д'Авриньи.
     Видя, что о направляются в его сторону, Моррель невольно стал пя- титься назад, пока не натолкнулся на ствол дикого клена, росшего посере- дине кустарника, здесь он принужден был остановиться.
     Вскоре песок перестал хрустеть под ногами Вильфора и доктора.
     - Да, дорогой доктор, - сказал королевский прокурор, - положительно, господь прогневался на нас. Какая ужасная смеь! Какой неожиданный удар! Не пытайтесь утешать меня, рана слишком ежа и слишком глубока. Умерла, умерла!
     Холодный пот выступил на у Максимилиана, и зубы у него застучали. Кто умер в этом доме, который сам Вильфор считал проклятым?
     - Дорогой господин де Вильфор, - отвечал доктораким голосом, от ко- торого ужас Морреля еще усилился, - я привел васюда не для того, чтобы утешать, совсем напротив.
     - Что вы хотите этим сказать? - испуганно спросил королевский проку- рор.
     - Я хочу скать, что за постигшим вас несчастьем, быть может, кроет- ся еще большее.
     - О боже! - прошептал Вильфор, сжимая руки. - Что еще вы мне скажете?
     - Мздесь совсем одни, мой друг?
     - Да, конечно. Но зачем такие предосторожности?
     - Затем, что я должен сообщить вам ужасную вещь, - сказал доктор, - давайте сядем.
     Вильфор не сел, а скорее упал на скамью. Доктор остался стоять перед ним, положив емууку на плечо.
     Моррель, похолодев от ужаса, прижал одну руку ко лбу, а другую к сердцу, боясь, что могут услышать, как оно бьется.
     "Умерла, умерла!" - отдавался в его мозгу голос его сердца.
     И ему казалось, что он сам умирает.
     - Говорите, доктор, я слушаю, - сказал Вильфор, - наносите удар, я готов ко всему.
     - Разумеется, госпожа де Сен-Меран была очень немолода, но она отли- чалась прекрасным здоровьем.
     В первый раз за десять минут Моррель вздохнул свободно.
     - Ге убило ее, - сказал Вильфор, - да, горе, доктор. Она прожила с марком сорок лет...
     - Дело не в горе, дорогой друг, - отвечал доктор. Бывает, хоть и редко, что горе убивает, но оно убивает не в день, не в час, не в десять минут.
     Вильфор ничего не отвил; он только впервые поднял голову и испуган- но взглянул на доктора.
     - Вы присутствовали при агонии? - спросил д'Авриньи.
     - Конечно, - отвечал королский прокурор, - ведь вы же мне шепнули, чтобы я не уходил.
     - Замили вы симптомы болезни, от которой скончалась госпожа де Сен-Меран?

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев