• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [78/83]

Скачать полное произведение

    - Бросьте сказки рассказывать, - сказал Шато-Рено.
     - А страшная сказка, правда? - сказал Бошан.
     - Это нелепо, - сказал Дебрэ.
     - Вы просто боитесь смотреть правде в глаза, - возразил Бошан. - Спросите моего лакея, или, вернее, того, кто завтра уже не будет моим лакеем; об этом говорил весь дом.
     - Но что это за эликсир? Где он?
     - Мальчишка его прячет.
     - Гдон его взял?
     - В лаборатории у своей мамаши.
     - Так его мамаша держит в лаборатории яды?
     - Откуда мне знать? Вы допрашивае меня, как королевский прокурор. Я повторяю то, что мне сказали, и только; я вам называю свой источник; большего я не могу сделать. Бедный малый от страха ничего не ел.
     - Это невероятно!
     - Да нет же, дорогой мой, тут нет ничего невероятного; помните в прошлом году этот ребенок с улицы Ришелье, который забавлялся тем, что втыкал своим братьям и сестрам, пока они спали, булавку в ухо? Молодое поколение развито не по летам.
     - Бьюсь об заклад, что сами вы не верите ни одному своему слову, - сказал Шато-Рено. - Но я не вижу графа Монте-Кристо; неужели его здесь нет?
     - Он человек пресыщенный, - заметил Дебрэ, - да ему и неприятно было бы показаться здесь; ведь эти Кавальканти его надули; говорят, они яви- лиск нему с фальшивыми аккредитивами, так что он потерял добрых сто тысяч франков, которыми ссудил их под залог княжеского достоинства.
     - Кати, Шато-Рено, - спросил Бошан, - как поживает Моррель?
     - Я заходил к нему три раза, - отвечал Шато-Рено, - но о нем ни слуху ни духу. Однако сестра его, повидимому, о нем не тревожится; она сказа- ла, что тоже дня три его не видела, но уверена, что с ним ничего не слу- чилось.
     - Ах, да, ведь граф МонтКристо и не может быть здесь, - сказал Бо- шан.
     - Почему это?
     - Потому что он сам действующее лицо в этой драме.
     - Разве он тоже когнибудь убил? - спросил Дебрэ.
     - Нет, напротив, это его хотели убит Известно, что этот почтенней- ший Кадрусс был убит своим дружком Бенедетто как раз в ту минуту, когда он выходил от графа Монте-Кристо. Известно, что в доме графа нашли прес- ловутый жилет с письмом, из-за которого брачный договор остался неподпи- санным. Вы видели этот жилет? Вот он там, на столе, весь в крови, - ве- щественное доказательство.
     - Вижу, вижу!
     - Тише, господа, нанается. По местам!
     Все в зале шумно задвигались; полицейский энергичным "гм!" подозвал своих протеже, а появившийся в дверях судебный пристав тем визгливым го- лосом, которым пристава отличались еще во времена Бомарше, провозгласил:
     - Суд идет!
    
    
     XIII. ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ
    
     Судьи уселись среди глубокой тишины; присяжные заняли свои места; Вильфор, предмет всеобщего внимания, мы бы даже скали - восхищения, опустился в свое кресло, окидывая залу спокойным взглядом.
     Все с удивлением смотрели на его строгое, бесстрастное лицо,которое ничем не выдавало отцовского горя; этот человек, которому чужды были все человеческие чувства, почти внушал страх.
     - Введите обвиняемого, - сказал председатель.
     При этих словах все взоры устремились на дверь, через которую должен был войти Бенедетто.
     Вскоре дверь отворилась, и появился обвиняемый.
     На всех он произвел одно и то же впечатление, и никто обманулся в выражении его лица.
     Его черты не носили отпечатка то глубокого волнения, от которого кровь приливает к сердцу и бледнеет лицо. Руки его - одну он положил на шляпу, другую засунул за вырез белого пикейного жилета - не дрожали; глаза были спокойны и даже блестели. Едва войдя в залу, он стал осматри- вать судей и публику и дольше, чем на других, остановил взгляд на пред- седателе исобенно на королевском прокуроре.
     Рядом с Андреа поместился его адкат, защитник по назначению (Андреа не захотел заниматься подобного ра мелочами, которым он, казалось, не придавал никакого значения), молодой блондин, с покрасневшим лицом, во сто крат более взволнованный, чем сам подсудимый.
     Председатель попросил огласить обвинительный акт, составленный, как известно, искусным и неумолимым пером Вильфора.
     Во время это долгого чтения, которое для всякого другого было бы мучительно, внимание публики сосредоточивалось на Андреа, переносившем это испытание с душевной бодростью спартанца.
     Никогда еще, быть может, Вильфор не был так лаконичен и красноречив; преступление было обрисовано самыми яркими красками; все прошлое обвиня- емого, постепенное изменение его внутреннего облика, последовательность его поступков, начая с весьма раннего возраста, были представлены со всей той силой, какую мог почерпнуть из знания жизни и человеческой души возвышенный ум королевского прокурора.
     Одной этой вступительной речью Бенедетто был навсегда уничтожен в глазах общественного мнения еще до того, как его парал закон.
     Андреа но обращал ни малейшего внимания на эти грозные обвинения, ко- торые одно за другим обрушивались на него. Вильфор часто смотрел в его сторону и, должно быть, продолжал психологические наблюдея, которые он уже столько лет вел над преступниками, но ни разу не мог заставить Анд- реа опустить глаза, как ни пристален и ни упорен был его взгляд.
     Наконец, обвинительный акт был прочитан.
     - Обвиняемый, - сказал председатель, - ваше имя и фамилия?
     Андреа встал.
     - Простите, господин председатель, - сказал он ясным и звонким голо- сом, - по я вижу, что вы намерены предлагать мне вопросы в таком поряд- ке, в каком я затруднился бы на них отвечать. Я полаг, и обязуюсь это доказать немного позже, что я могу считаться исключением среди обычных подсудимых. Прошу вас, разрешите мне отвечать, придерживаясь другого по- рядка; при этом я отвечу на все вопросы.
     Председатель удивленно взглянул на присяжных, те взглянули на коро- левского прокурора.
     Публика была в недоумении.
     Но Андреа это, по-видимому, ничуть не смутило.
     - Сколько вам лет? - спросил председатель. - На этот вопрос вы отве- тите?
     - И на этот вопрос, и на остальные, господин прседатель, когда при- дет их черед.
     - Сколько вам лет? - повторил судья.
     - Мне двадцать один год, или, вернее, мне исполнится двадцать один год через несколько дней, так как я родился в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября тысяча восемьсот семнадцатого года.
     Вильфор, что-то записывавший, при этих словах поднял гову.
     - Где вы родились? - продолжал председатель.
     - В Отейле, близ Парижа, - отвечал Бенедетто.
     Вильфор вторично посмотрел на Бенедетто и побледнел, словно увидев голову Медузы.
     Что же касается Бенедетто, то ограциозно отер губы вышитым концом тонкого батистового платка.
     - Ваша профессия? - спросил председатель.
     - Сначала я занимался подлогами, - невозмутимо отвечал Андреа, - по- том воровством, а недавно стал убийцей.
     Ропот или, вернее, гул негодования и удивления пронесся по зале; даже судьи изумленно переглянулись, а присяжные явно были возмущены цинизмом, которого трудно было ожидать от светского человека.
     Вильфор провел рукою по лбу; его бледность сменилась багровым румян- цем; вдруг он встал, растерянно озираясь; он задыхался.
     - Вы что-нибудь ищете, господин королевский прокурор? - спросил Бене- детто с самой учтивой улыбкой.
     Вильфор ничего не ответил и снова сел или, скорее, упал в свое крес- ло.
     - Может быть, теперь, обвиняемый, вы назовете себя? - спросил предсе- датель. - То вызывающее бесстыдство, с которым вы перечислили свои прес- тупления, именуя их своей профессией и даже как бы гордясь ими, само по себе достойно того, чтобы во имя нравственности и уважения к человечест- ву суд вынес вам строгое осуждение; но, вероятно, вы преднамеренно, не сразу назвали себя: вам хочется оенить свое имя всеми своими титулами.
     - Просто невероятно, господин председатель, - кротко и почтительно сказал Бенедетто, - как верно вы угадали мою мысль; вы совершенно правы, именно с этой целью я просил вас изменить порядок вопросов.
     Изумление достигло предела; в словах подсудимого уже не слышалось ни хвастовства, ни цинизма; взволновная аудитория почувствовала, что из глубины этой черной тучи сейчас грянет гром.
     - Итак, - сказал председатель, - ваше имя?
     - Я вам не могу назвать св имя, потому что я его не знаю; но я знаю имя моего отца, и это имя я могу назвать.
     У Вильфора потемнело в глазах; по лицу его струился пот, руки судо- рожно перебирали бумаги.
     - В таком случае, назовите имя вашего от, - сказал председатель.
     В огромном зале наступила гробовая тишина; все ждали, затаив дыхание.
     - Мой отец - королевский прокурор, - спокойно ответил Андреа.
     - Королевский прокурор! - изумленно повторил председатель, не замечая исказившегося лица Вильфора.
     - Да, а так как вы хотите знать его имя, я вам скажу: его зовут де Вильфор!
     Крик негодования, так долго сдерживаемый из уважения к суду, вырвал- ся, как буря, изо всех уст; даже судьи не сразу подумали о том, чтобы призвать к порядку возмущенную публику. Возгласы, брань, обращенная к невозмутимому Бенедетто, угрожающие жесты, окрики жандармов, гоготанье той низкопробной части публики, корая во всяком сборище оказывается на поверхности в минуты замешательства и скандала, - все это продолжалось добрых пять минут, пока судьям и приставам не удалось водворить тишину.
     Среди общего шума слышен был голос председателя, восклицавшего:
     - Вы, кажется, издеваетесь над судом, обвиняемый? Вы дерзко выставля- ете напоказ перед вашими согражданами такую безмерную испорченность, ко- торая даже в наш развращенный век не имеет себе равной!
     Человек десять суетились вокруг королевского прокурора, поникшего в своем кресле, утешая его, ободряя, уверяя в преданности и сочувствии.
     В зале восстановилась тишина, только в одном углу еще волновались и шушукались.
     Говорили, что какая-то женщина упала в обморок; ей дали понюхать соль, и она пришла в себя.
     Во время этой суматохи Андреа с улыбкой повернулся к публике; потом, изящно опершись рукой на дубовые перила скамьи, заговорил:
     - Господа, видит бог, что я не думаю оскорблять суд и производить в этом уважаемом собрании ненужный скандал. Меня спрашивают, сколько мне лет, - я говорю; меня спрашивают, где я родился, - я отвечаю; меня спра- шивают, как мое имя, - на эго я не могу ответить: у меня его нет, потому что мои родители меня бросили. Но зато я могу назвать имя своего отца; и я повторяю, моего отца зовут де Вильфо и я готов это доказать.
     В голосе подсудимого чувствовалась такая уверенность, такая сила убеждения, что всеобщий шум сменился тишиной. Все взгляды обратились на королевского прокурора. Вьфор сидел немой и неподвижный, словно жизнь покинула его.
     - Господа, - продолжал Андреа, - я должен объяснить свои слова и подтвердить их доказательствами.
     - Но вы показали на следствии, что вас зовут Бенедетто, - гневно воскликнул предсетель, - вы заявили, что вы сирота и что ваша родина - Корсика.
     - Я показал на следствии то, что считал нужным показать; я не хотел, чтобы мне помешали, - а это неминуемо бы случилось, - торжественно объявить мою тайну во всеуслышание.
     Итак, я повторяю: я родился в Отейле, в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября тысяча восемьсот семнадцатого года, я - сын королевского прокурора господина де Вильфор. Угодно вам знать подробнос- ти? Я их сообщу.
     Я родился во втором этаже дома помер двадцать восемь по улице Фонтен, в комнате, обтянутой красным штофом. Мой отец взял меня на руки, сказал ей матери, что я умер, завернул меня в полотенце, помеченное буквами Э. и Н. и отнес в сад, где зарыл в землю живым.
     Трепет пробежал по толпе, когда она увидела, что вместе с уверен- ностью подсудимого возрастало смятение Вильфора.
     - Но откуда вам известны эти подробности? - спросил председатель.
     - Сейчас объясню, господин председатель. В сад, где закопал меня мой отец, в эту самую ночь проник один корсиканец, который его смертельно ненавидел и уже давно подстерегал его, чтобы учинить вендетту. Этот че- ловек, спрятавшись в кустах, видел, как мой отец зарывал в землю ящик, и тут же ударил его ножом; затем, думая, что в этом ящике спрятано ка- кое-нибудь сокровище, он разрыл могилу и нашел меня еще живым. Он отнес ме в Воспитательный дом, где меня записали под номером пятьдесят седьмым. Три месяца спус его сестра приехала за мной из Рольяно в Па- риж, заявила, что я ее сын, и увезла меня с собой. Вот почему, родившись в Отейле, я вырос на Корсике.
     Наступила тишина, такая глубокая, что, если бы не взволнованное дыха- ние тысячи людей, можно было бы подумать, будто зала пуста.
     - Дальше, - сказал председатель.
     - Конечно, - продолжал Бенедетто, - я мог бы жить счастливо у этих добрых людей, любивших меня, как сына, но мои порочные наклонности взяли верх над добродетелями, которые мне старалась привить моя приемная мать. Я вырос во зле и дошел до преступления. Однажды, когда я проклинал бога за то, что он сотворил меня таким злым и обрек на такую ужасную судьбу, мой приемный отец сказал мне:
     "Не богохульствуй, несчастный! Бог не во гневе сотворил тебя! В твоем преступлении виноват твой отец, а не ты; тй отец обрек тебя на вечные муки, если бы ты умер, и на нищету, если бы ты чудом вернулся к жизни".
     С тех пор я перестал проклинать бога, я проклинал моего отца; вот по- чему я произнес здесь те слова, которые вызвали ваш гнев, господин пред- седатель, и которые так взволновали это почтенное собрание. Если это е новое преступление, то накажите меня, но если я вас убедил, что со дня моего рождения моя судьба была мучительной, горькой, плачевной, то пожа- лейте меня!
     - А кто ваша мать? - спросил председатель.
     - Моя мать считала меня мертвым; она ни в чем передо мной не винова- та. Я не хотел знать имени моей матери; я его не знаю.
     Пронзительный крик, перешедший в рыдание, раздался в том углу залы, где сидела незнакомка, только что очнувшаяся от обморока.
     С ней сделался нервный припадок, и ее унесли из залы суда; когда ее подняли, густая вуаль, закрывавшая ее лицо, откинулась, и окружающие уз- нали баронессу Данглар.
     Несмотря на полное изнеможение, на шум в ушах, на то, что мысли меша- лись в его голове, Вильфор тоже узнал ее и встал.
     - Доказательства! - сказал председатель. - Обвиняемый, поите, что это нагромождение мерзостей должно быть подтверждено самыми неопровержи- мыми доказательствами.
     - Вы требуете доказательств? - с усмешкой сказал Бенедетто.
     - Да.
     - Взгляните на господина де Вильфор и скажите, нужны вам еще доказа- тельства?
     Вся зала повернулась в сторону королевского прокурора, который заша- тался под тяжестью этой тысячи вперившихся в него глаз; волосы его были растрепаны, лицо исцарапано ногтями.
     Ропот прошел по толпе.
     - У мя требуют доказательств, отец, - сказал Бенедетто, - хотите, я их представлю?
     - Нет, - хрипло прошептал Вильфор, - это лишнее.
     - Как лишнее? - воскликнул председатель. - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать, - произнес королевский прокурор, - что напрасно я пытался бы вырваться из смертельных тисков, которые сжимают меня; да, я в руке карающего бога! Не нужно доказательств! Все, что сказал этот че- ловек, правда.
     Мрачная, гнетущая тишина, от которой волосы шевелились на голове, ти- шина, какая предшествует стихийным катастрофам, окутала своим свинцовым покровом всех присутствующих.
     - Что вы, господин де Вильфор, - воскликнул председатель, - вы во власти галлюцинаций! Вам изменяет разум! Легко понять, что такое неслы- хное, неожиданное, ужасное обвинение могло помрачить ваш рассудок: опомнитесь, придите в себя!
     Королевский прокурор покачал головой. Зубы его стучали, как в лихо- радке, в лице не было ни кровинки.
     - Ум мой ясен, господин председатель, - сказал он, - страдает только тело. Я признаю себя виновным во всем, что этот человек вменяет мне в вину; я возвращаюсь в свой дом, где буду ждать распоряжений господина королевского прокурора, моего преемника.
     И, произнеся эти слова гхим, еле слышным голосом, Вильфор нетвердой походкой направился к двери, торую перед ним машинально распахнул де- журный пристав.
     Зала безмолвствовала, потрясенная этим страшным разоблачением и не менее страшным признанием - трагической развязкой загадочных событий, которые уже две недели волновали высшее парижское общество.
     - А еще говорят, что в жизни не бывает драм, - сказал Бошан.
     - Признаюсь, - сказал Шато-Рено, - я все-таки предпочел бы кончить, как генерал Морсер; пуля в лоб - просто удовольствие по сравнению с та- кой катастрофой.
     - К тому же она убивает, - сказал Бошан.
     - А я-то хотел жениться на его дочери! - сказал Дебрэ. - Хорошо сде- лала бедная девочка, что умерла!
     - Заседание суда закрыто, - сказал председатель, - дело откладывается до следующей сессии. Назначается повое следствие, которое будет поручено другому лицу.
     Андреа, все такой же спокойный и сильно поднявшийся во мнении бли- ки, покинул залу в сопровождении жандармов, которые невольно вызывали ему уважение.
     - Ну-с, что вы на это скажете, милейший? - сказал Дебрэ полицейскому, суя ему в руку золотой.
     - Признают смягчающие обстоятельва, - отвечал тот.
    
    
     XIV. ИСКУПЛЕНИЕ
    
     Вильфор шел к выходу; все расступались перед ним. Всякое великое горе внушает уважение, и еще не было примера, даже в самые жестокие времена, чтобы в первую минуту люди не посочувствовали человеку, на которого об- рушилось непоправимое несчастье. Разъяренная толпа может убить того, кто ей ненавистен; но редко случается, чтобы люди, присутствующие при объяв- лении смертного приговораоскорбили несчастного, даже если он совершил преступление.
     Вильфопрошел сквозь ряды зрителей, стражи, судейских чиновников и удалилс сам вынеся себе обвинительный приговор, но охраняемый своей скорбью.
     Бывают трагедии, которые люди постигают чувством, но не могут охва- тить румом; и тогда величайший поэт - тот, у кого вырвется самый страный и самый искренний крик. Этот крик заменяет толпе целую по- весть, и она права, что довольствуется им, и еще более права, если приз- нает его совершенным, когда в нем звучит истина.
     Впрочем, трудно было бы описать то состояние оцепенения, в котором Вильфор шел из суда, тот лихорадочный жар, от которого билась каждая ею артерия, напрягался каждый нерв, вздувалась каждая жила и который терзал миллионом терзаний каждую частицу его бренного тела.
     Только сила привычки помогла Вильфору дотащиться до выхода; он сбро- сил с себя судейскую тогу не потому, что этого требовали приличия, но потому, ч она жгла ему плечи тяжким бременем, как мучительное одеяние Несса.
     Шатаясь, дошел он до двора Дофина, нашел там свою карету, разбудил кучера, сам открыл дверцу и упал на сиденье, указывая рукой в сторону предместья Сент-Оноре.
     Лошади тронули.
     Страшной тяжестью обрушилось на него воздвигнутое им здание его жиз- ни; он был раздавлен этим обвалом; он еще не предвидел последствий, не измерял ихон их только чувствовал; он не думал о букве закона, как ду- мает хладнокровный убийца, толкуя хорошо знакомую ему статью.
     Бог вошел в его сердце.
     - Боже! - безотчетно шептали его губы. - Боже!
     За постигшей его катастрофой он видел только руку божью.
     Карета ехала быстро. Вильфор, откинувшия на сиденье, почувствовал, что ему мешает какой то предмет.
     Он протянул руку; это был веер, забытый г-жой де Вильфор и завалив- шийся между спинкой и подушками; вид этого веера прудил в нем воспоми- нание, и это воспоминание сверкнуло, как молния во мраке ночи.
     Вильфор вспомнил о жене...
     Он застонал, как будто в сердце ему вонзилось раскаленное железо.
     Все время он думал только об одном своем несчастье, и вдруг перед его глазами второе, не менее ужасное.
     Его жена! Он только что стоял перед нею как неумолимый судья; он при- говорил ее к смерти; и она, пораженная ужасом, раздавленная стыдом, уби- тая раскаянием, которое он пробудил в ней своей незапятнанной доброде- телью, - она, несчастная, слабая женщина, беззащитная перед лицом этой неограниченной, высшей власти, быть может, в эту самую минуту готовилась умереть!
     Уже час прошел с тех пор, как он вынес ей приговор; и в эту минуту она, должно быть, поминала все свои преступления, молила бога о поща- де, писала письмо, униженно умоляя своего безупречного суд о прощении, которое она покупала ценою жизни.
     Вильфор глухо застонал от бешенства и боли и заметался на атласных подушках кареты.
     - Эта женщина стала преступницей только потому, что прикоснулась ко мне! - воскликнуон. - Я - само преступление! И она заразилась им, как заражаются тифом, холерой, чумой!.. И я караю ее!.. Я осмелился ей ска- зать: раскайся и умри... я! Нет, нет, она будетить... она пойдет со мной... Мы скроемся, мы покинем Францию, мы будем скитаться по земле, пока она будет носить нас. Я говорил ей об эшафоте!.. Великий боже! Как я смел произнести это слово! Ведь меня тоже ждет эшафот!.. Мы скроем- ся... Да, я покаюсь ей во всем; каждый день я буду смиренно повторять ей, что я такой же преступник... Союз тигра и змеи! О жена, достойная своего мужа!.. Она джна жить, ее злодеяние должно померкнуть перед мо- им!
     И Вильфор порывисто опустил переднее стекло кареты.
     - Скорей, скорей! - крикнул он таким голосом, что кучер привскочил на козлах.
     Испуганные лошади вихрем помчались к дому.
     - Да, да, - твердил Вильфор, - эта женщина должна жить, она должна раскаяться и воспитать моего сына, моего несчастного мальчика. Он один вместе с этим словно железным стариком пережил гибель моей семьи! Она любила сына; ради него она пошла на преступление. Никогда не следует те- рять веру в сердце женщины, любящей своего ребенка; она раскается, никто не узнает, что она преступница. Все злодеяния, совершенные в моем доме и о которых уже шепчутся в свете, со временем забудутся, а если и найдутсяедоброжелатели, которые о них вспомнят, я возьму вину на себя. Одним, двумя, тремя больше - не все ли равно! Моя жена возьмет все наше золото, а главное - сына, и бежит прочь от этой бездны, куда, кажется, вместе со мною готов низринуться весь мир. Она будет жить, она еще будет счастли- ва, ибо вся ее любовь принадлежит сыну, а сын останется с ней. Я совершу доброе дело; от этого душе станет легче.
     И королевский прокурор вздохнул свободнее.
     Карета остановилась во дворе его дома.
     Вильфор спрыгнул с подножки на ступени крыльца; он видел, что слуги удивлены его быстрым возвранием. Ничего другого он на их лицах не про- чел; никто не заговорил с ним; перед ним, как всегда, расступились, и только.
     Он прошел мимо комнаты Нуартье и сквозь полуотворенную дверь заметил две неясные тени, но не задумался над тем, кто посетитель его отца; тре- вога подгоняла его.
     "Здесь все как было", - подумал он, поднимаясь по маленькой лестнице, которая вела к комнатам его жены и пустой комнате Валентины.
     Он запер за собой дверь на площадку.
     - Пусть никто не входит сюда, - сказал он, - я долж говорить с ней без помехи, повиниться перед ней, сказать ей все...
     Он подошел к двери, взялся за хрустальную ручку; дверь подалась.
     - Не заперта! - прошептал он. - Это хороший знак!
     И он вошел в маленькую гостию, где по вечерам стелили постель для Эдуарда; хотя мальчик и учился в пансионе, он каждый вечер возвращался домой; мать ни за что не хотела разлучаться с ним.
     Вильфор окинул взглядом комнату.
     - Никого, - сказал он, - она у себя в спальне.
     Он бросился к двери.
     Но эта дверь была заперта.
     Он остановился, весь дрожа.
     - Элоиза! - крикнул он.
     Ему послышалось, что кто-то двинул стулом.
     - Элоиза! - повторил он.
     - Кто там? - спросил голос его жены.
     Ему показалось, что этот голос звучал слабее обычного.
     - Откройте, откройте, - крикнул Вильфор, - это я!
     Но, несмотря на повелительный и вместе тревожный тон этого приказа- ния, никто не открыл.
     Вильфор вышиб дверь ногой.
     На пороге будуара стояла г-жа де Вильфор с бледным, искаженным цом и смотрела на мужа пугающе неподвижным взглядом.
     - Элоиза! - воскликнул он. - Что с вами? Говорите!
     Она протянула к нему бескровную, цепенеющую руку.
     - Все исполнено, сударь, - сказала она с глухим хрипом, который слов- но разрывал ей гортань. - Чего вы еще хотите?
     И она, как подкошенная, упала на ковер.
     Вильфор подбежал к ней, схватил ее за руку. Рука эта судорожно сжима- ла хрустальный флакон с золотой пробкой.
     Госпожа де Вильфор была мертва.
     Вильфор, обезумев от ужаса, попятился к двери, не отрыв глаз от трупа.
     - Эдуард! - вскричал он вдруг. - Где мой сын? - И он бросился из ком- наты с воплем:- Эдуард, Эдуард!
     Этот крик был тастрашен, что со всех сторон сбежались слуги.
     - Мой сын! Где мой сы - спросил Вильфор. - Уведите его, чтобы он не видел...
     - Господина Эдуарда нет внизу, сударь, - ответил камердинер.
     - Он, должно быть, в саду, бегите за ним!
     - Нет, сударь; госпа де Вильфор полчаса тому назад позвала его к себе; господин Эдуарпошел к ней и с тех пор не выходи я.
     Ледяной пот выступил на лбу Вильфора, ноги его подкосились, мысли закружились в мозгу, как расшатаые колесики испорченных часов.
     - Прошел к ней! - прошептал он. - К ней!
     И он медленно побрел обратно, вытирая одной рукой лоб, а другой дер- жась за стену.
     Он должен войти в эту комнату и снова увить тело несчастной.
     Он должен позвать Эдуарда, разбудить эхо этой мнаты, превращенной в гроб; заговорить здесь - значило осквернить безмолвие могилы.
     Вильфор почувствовал, что язык не повинуется ему.
     - Эдуард! Эдуард! - пролепетал он.
     Никакого ответа; где же мальчик, котой, как сказали слуги, прошел к матери и не вышел от нее?
     Вильфор сделал еще шаг вперед.
     Труп г-жи де Вильфор лежал перед дверью в будуар, где только и мог быть сын; труп словно сторожил порог, в открытых, оановившихся глазах, на мертвых губах застыла загадочная усмешка.
     За приподнятой портьерой виднелась ножка рояля и угол диван обитого голубым атласом.
     Вильфор сделал еще несколько шагов вперед и на диване увидел своего сына.
     Ребенок, вероятно, заснул.
     Несчастного охватила невыразимая радость; луч света озарил ад, где он корчился в нестерпимой муке.
     Он перешагнет через труп, войдет в комнату, возьмет ребенка на руки и бежит с ним, далеко, далеко.
     Это был уже не прежний Вильфор, который в своем утонченном лицемерии являл образец цивилизованного человека; это был смертельно раненный тигр, который ломает зубы, в последний раз сжимая страшную пасть.
     Он боялся уже не предрассудков, а призраков. Он отступил на шаг и пе- репрыгнул через труп, словно это был пылающий костер.
     Он схватил сына на ри, прижал к груди, тряс его, звал по имени; мальчик не отвечал. Вильфор прильнул жадными губами к его лицу, лицо бы- ло холодное и мертвен-бледное; он ощупал окоченевшее тело ребенка, приложил руку к егоердцу: сердце не билось.
     Ребенок был мертв.
     Вчетверо сложенная бумажка упала на ковер.
     Вильфор, как громом пораженный, опустился на олени; ребенок выс- кользнул из его безжизненных рук и покатился к матери.
     Вильфор поднял листок, узнал руку своей жены и жадно пробежал его.
     Вот что он прочел:
     "Вы знаетечто я была хорошей матерью: ради своего сына я стала преступнице
     Хорошая мать не расстается со своим сыном!"
     Вильфор не верил своим глазам, Вильфор не верил своему рассудку. Он подполз к телу Эдуарда и еще раз осмотрел его с тем вниманием, с каким львица разглядывает своего мертвого львенка.
     Из его груди вырвался душераздирающий крик.
     - Бог! - простонал он. - Опять бог!
     Вид обеих жертв ужасал его, он чувствовал, что задыется в одино- честве, в этой пустоте, заполненной двумя трупами.
     ще недавно его поддерживала ярость, этот великий дар сильных людей, его поддерживало отчаяние, последняя доблесть погибающих, побуждавшая Титанов брать приступом небо, Аякса - грозить кулаки богам.
     Голова Вильфора склонилась под непосильным бременем; он поднялся с колен, провел дрожащей рукой по слипшимся от пота волосам; он, никогда не знавший жалости, в изнеможении побрел к своемупрестарелому отцу, чтобы хоть кому-то поведать свое горе, перед кем- излить свою муку.
     Он спустился по знакомой нам лестнице и вошел к Нуартье.
     Когда Вильфор вошел, Нутье со всем вниманием и дружелюбием, какое только мог выразить его взгляд, слушал аббата Бузони, спокойного и хлад- нокровного, как всегда.
     Вильфор, увидав аббата, поднес руку ко лбу. Прошлое нахлынуло на не- го, словно грозная волна, которая вздымает больше пены, чем другие.
     Он вспомнил, как он был у аббата через два дня после обеда в Отейле и как аббат явился к нему в день смерти Валентины.
     - Вы здесь, сударь! - сказал он. - Вы всегда приходите месте со смертью?
     Бузони выпрямился, увидав искаженное лицо Вильфора, его исступленный взгляд, он понял, что скандал в зале суда уже разразился; о дальнейшем он не знал.
     - Я приходил молиться у тела вашей дочери, - отвечал Бузони.
     - А сегодня зачем вы пришли?
     - Я пришел сказать вам, что вы заплатили мне свой долг споа. Отныне я буду молить бога, чтобы он удовольствовался этим, как и я.
     - Боже мой, - воскликнул Вильфор, отступая на шаг, - этот голос... вы не аббат Бузони!
     - Нет.
     Аббат сорвал с себя парик с тонзурой, тряхнул головой, и длинные чер- ные волосы рассыпались по плечам, обрамляя его мужественное лицо.
     - Граф Монте-Кристо! -оскликнул ошеломленный Вильфор.
     - И даже не он, господин королевский прокурор, вспомните, поройтесь в своей памяти.
     - Этот голос! Где я о слышал?
     - Вы его слышали в Марселе, двадцать три года тому назадв день ва- шего обручения с Рене де Сен-Меран. Поищите в своих папках с делами.
     - Вы не Бузони? Вы не Монте-Кристо? Боже мой, так это вы мой враг - тайный, неумолимый, смертельный! Я причинил вам какое-то зло в Марселе, горе мне!
     - Да, ты угадал, - сказал граф, скрестив руки на груди. - Вспомни, вспомни!
     - Но что же я тебе сделал? - воскликнул Вильфор, чьи мысли заметались на том пороге, где разум и безумие сливаются в тумане, который уже не сон, но еще не пробуждение. - Что я тебе сделал? Говори! - Ты осудил меня на чудовищную, медленную смерть, ты убил моего отца, ты вместе со свободой отнял у меня любовь и вместе с любовью счастье!

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев