• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [82/83]

Скачать полное произведение

    - Вероятно.
     -ослушайте, - сказал Данглар, - хотите миллион?
     - Нет.
     - Два миллиона?
     - Нет.
     - Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с усло- вием, что вы меня отпустите.
     - Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? - сказ Вампа. - Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это пони- ма
     - Берите все! Все, слышите! - воскликнул Данглар. - И убейте меня!
     - Успокойтес ваша милость; не надо горячиться, а то у вас появится такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте береж- ливы, черт возьми!
     - А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? - воскликнул Данглар вне себя.
     - Тогда вы будете голодать.
     - Голодать? - сказал Данглар, бледнея.
     - Вероятно, - флегматично ответил Вампа.
     - Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня?
     - Да.
     - И дадите мне умереть с голоду?
     - Это не одно и то же.
     - Так нет же, негодяи, - воскликнул Данглар, - я обману ваши подлые расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем луч; мучьте меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите!
     - Как вашей милости будет угодно, - сказал Вампа.
     И он вышел из кельи.
     Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры. Кто были эти лю- ди?
     Кто был их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все могут от них откиться, а он один не может?
     Да, конечно, смерть, быстрая, насильствная смерть - лучший способ обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его жертвой какого-то непонятного мщения.
     о умереть!
     Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и призывая ее и в то же время страшась; настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: "Ты умрешь!"
     Данглар походил на дикого зверя, которого травля возбуждает, затем приводит в отчаяние и которому силою отчаяния иногда удается спастись.
     Он подумал о побеге. Но окружавшие ег стены были толще скалы, у единственного выхода из кельи сидел человек и читал, а за спиной этого человека двигались взад и вперед тени, вооруженные карабинами.
     Его решимости хватило только на два дня, послчего оп потребовал пи- щи и предложил за нее миллион.
     Ему подали виколепный ужин и взяли предложенный миллион.
     С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступ- лением. Он так исстрадался, что не в силах был больше страдать, и испол- нял все, чего от него требовали; прошло двенадцать дней, и вот, пообе- дав, не хуже, чем во времена своего преуспеяния, он подсчитал, сколько выдал чеков; оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч.
     Тогда в нем произошла странная перемена: он, который отдал пять мил- лионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков; он решил вести жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать их пятидесяти тысяч; в моз- гу его мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже так давно забыл бога, стал думать о немон говорил себе, что бог иногда творит чудеса: пещера может разрушиться, папские карабинеры могут отк- рыть это проклятое убежище и явиться к нему на помощь; тогда у него еще останется пятьдесят тысяч франков, а пятидесяти тысяч фнков достаточно для того, чтобы не умереть с голода; и он со слезами молил бога оставить ему эти пятьдесят тысяч франков.
     Он провел так три дня, и все три дня имя божье было непрерывно, если не в сердце у него, то по крайней мере на устах; по временам у него бы- вали минуты бреда, ему казалось, что он видит через окно, как в бедной комнатке, на жалкой постели, лежит умирающий старик. Этот старик тоже умирал с голоду.
     На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп; он по- добрал все до последней крошки от своих прежних обедов и начал грызть циновку, покрывавшую каменный пол.
     Тогда он стал молить Пеппино, как молят ангела-хранителя, дать ему поесть; он предлагал ему тысячу франков за кусочек хлеба.
     Пеппино молчал.
     На пятый день Данглар подтащился к двери.
     - Вы не христианин! - сказал он, поднимаясь на колени. - Вы хотите уморить человека, брата вашего перед богом!
     "Где все мои друзья!" - пробормотал он.
     И он упал ничком.
     Потом поднялся и в исступлении крикнул:
     - Начальника! Начальника!
     - Я здесь! - внезапно появляясь, сказал Вампа. - Что вам угодно?
     - Возьмите мое последнее золото, - пролепетал Данглар, протягивая свой бумажник, - и оставьте меня жить здесь, в этой пещере; я же не прошу свободы, я только прошу оставить мне жизнь.
     - Вы очень страдаете? - спросил Вампа.
     - Да, я жестоко страдаю!
     - А есть люди, которые страдали еще больше.
     - Этого не может быть!
     - Но этоак! Те, кто умер с голоду.
     Данглар вспомнил того старика, которого он во время своих галлюцина- ций видел в убогой каморке, на жалкой постели.
     Он со стоном припал лбом к каменному полу.
     - Да, правда, были такие, которые еще больше страдали, чем я, но это были мученики.
     - Враскаиваетесь? - спросил чей-то мрачный и торжественный голос, от которого волосы Данглара стали дыбом.
     Своим ослабевшим взором он пытался вглядеться в окружающее и увидел позади Луиджи челове в плаще, полускрытого тенью каменного столба.
     - В чем я должен раскаяться? - едва внятно пробормотал Данглар.
     - В содеянном зле, - сказал тот же голос.
     - Да, я раскаиваюсь, раскаиваюсь! - воскликнул Данглар.
     И он стал бить себя в грудь исхудавшей рукой.
     - Тогда я вас прощаю, - сказал неизвестный, сбрасывая плащ и делая шаг вперед, чтобы стать на освещенное место.
     - Граф Монте-Кристо! - в ужасе воскликнул Данглар, и лицо его, уже бледное от голода и страданий, побледнело еще больше.
     - Вы ошибаетесь, я не граф Монте-Крист
     - Кто же вы?
     - Я тот, кого вы продали, предали, обесчестили; я тот, чью невесту вы развратили, тот, кого вы растоптали, чтобы подняться до богатства; я тот, чей отец умер с голоду по вашей вине. Я обрек вас на голодную смерть, и все же вас прощ, ибо сам нуждаюсь в прощении; я Эдмон Дан- тес!
     Данглар вскрикнул и упал к его ногам.
     - Встаньте, - сказал граф, - я дарую вам жизнь; ваши сообщники не бы- ли столь счастливы: один сошел с ума, другой мертв! Оставьте себеваши пятьдесят тысяч франков, я их вам дарю; а пять миллионов, которые вы ук- рали у сирот, уже возвращены. А теперь ешьте и пейте; сегодня вы мой гость. Вампа, когда этот человек насытится, он свободен.
     Данглар, пока граф не удалился, продолжал лежать ничком; когда он поднял голову, он увидел только исчезавшую в проходе смутную тень, перед которой склонялись разбойники.
     Вампа испоил приказание графа, и Данглару были поданы лучшие плоды и лучшее вино Италии; затем его посадили в его почтовую карету, провезли по дороге и высадили у какого-то дерева.
     Он просидел под ним до утра, не зная, где он.
     Когда рассвело, он увидел поблизости ручей; ему хотелось пить, и он подполз к воде.
     Наклонившись, чтобы напиться, он увидел, что волосы его поседели.
    
    
     XX. ПЯТОЕ ОКТЯБРЯ
    
     Было около шести часов вечера; опаловый свет, пронизываемый золотыми лучами осеннего солнца, падал с неба на голубые волны моря.
     Дневной жар понемногу спадал, и уже веял тот легкий ветерок, что ка- жется дыханием самой природы, просыпающейся после знойного полуденного сна: сладостное дуновение, которое освеет берега Средиземного моря и несет от побережья к побережью аромат деревьев, смешанный с терпким за- пахом моря.
     По этому огромному озеру, простирающемуся от Гибралтара до Дарданелл и от Туниса до Венеции, скользила в первой вечерней дымке легкая, строй- ная яхта. Казалось, это скользит по воде распластавший крылья лебедь. Она неслась стремительная и грациозная, оставляя позади себя фосфоресци- рующий след.
     Последние лучи солнца угасли на горизонте; но, словно воскрешая осле- пителье вымыслы античной мифологии, его нескромные отблески еще вспы- хивали на гребнях волн, выдавая тайну Амфитриты: пламенный бог укрылся на егруди, и она тщетно пыталась спрятать возлюби ленного в лазурных складках своего плаща.
     Яхта быстро неслась вперед, хотя казалось, ветер был так слаб, что не растрепал бы и локоны на девичьей головке.
     На баке стоял человек высокого роста, с бронзовым цветом лица, и смотрел неподвижным взглядом, как навстречу ему приближалась земля, тем- ным конусом выступавшая из волн, подобно исполинской каталонской шляпе.
     - Это и есть Монте-Кристо? - задумчиво и печально спросил путешест- венник, по-видимому распоряжавшийся маленькой яхтой.
     - Да, ваша милость, - отвечал капитан, - мы у цели.
     - Мы у цели! - прошептал путешественник какойто непередаваемой грустью.
     Затем он тихо прибавил:
     - Да, здь моя пристань.
     И он снова погрузился в думы: на губах его появилась улыбка печальнее слез.
     Спустя несколько минут на берегу вспыхнул слабый, тотчас же погасший свет, и до яхты донесся звук выстрела.
     - Ваша милость, - сказал капитан, - с берега нам подают сигнал; хоти- те сами на него ответить?
     - Какой сигнал? - спросил тот.
     Капитан показал рукой на остров: к вершине его поднимался одинокий белесый дымок, расходящийся в воздухе.
     - Да, да! - сказал путешественник, как бы очнувшись от сна. - Хорошо.
     Капитан подал ему заряженный карабин; путешественник взял его, мед- ленно поднял и выстрелил.
     Не прошло и десяти минут, как уже спустили паруса и бросили якорь в пятистах шагах от небольшой пристани. На волнах уже качалась шлюпка с четырьмя гребцами и левым; путешественник спустился в нее, но вместо того чтобы сесть на корме, покрытой для него голубым ковром, скрестил руки и остался стоять.
     Гребцы ждали команды, приподняв весла, словно птицы, которые сушат свои крылья.
     - Вперед! - сказал путешественник.
     Четыре пары весел разом, без всплеска, опустились в воду; и шлюпка, уступая толчку, понеслась стрелой.
     Через минуту они уже были в маленькой бухте, расположенной в рассели- не скал, и шлюпка врезалась в песчаное дно.
     - Ваша милость, - сказал рулевой, - двое гребцов перенесут вас на бе- рег.
     Путешественник ответил на это предложение жестом полного безразличия, спустил ноги за борт и соскользнул в воду, которая дошла ему до пояса.
     - Напрасно вы это, ваша милость, - пробормотал рулевой, - хозяин бу- дет нас бранить.
     Путешественник, не отвечая, пошел к берегу, следом за двумя матроса- ми, выбиравшими наиболее удобный грунт.
     Шагов через тридцать они добрались до суши; путешественник отряхнулся и стал озираться, стараясь угадать, в какую сторону его поведут, потому что уже соем стемнело.
     Едва он повернул голову, как на плечо ему легла чьятоука, и раздал- ся голос, от звука которого он вздрогнул.
     - Добро пожаловать, Максимилиан, - сказал этот голос, - вы точны, благодарю вас.
     - Это вы, граф! - воскликнул Моррель и стремительно, почти радостно сжал обеими руками руку Монте-Кристо.
     - Как видите, я так же тон, как вы; но вы промокли, дорогой мой; вам надо переодеться, как сказала бы Калипсо Телемаху. Идемте, здесь для вас приготовлено жилье, где вы забудете и усталость и холод.
     Монте-Кристо заметил, что Моррель обернулся; он немного подождал.
     самом деле Моррель удивился, что привезшие его люди ничего с него не спросили и скрылись прежде, чем он успел им заплатить. Он услышал удары весел по воде: юпка возвращалась к яхте.
     - Вы ищете своих матросов? - спросил граф.
     Да, они уехали, а ведь я не заплатил им.
     - Не беспокойтесь об этом, Максимилиан, - сказал, смеясь, Монте-Крис- то, - у меня с моряками договор, по которому доставка на мой остров то- варов и путешественников происходит бесплатно. Я абонирован, как говорят в цивилизованных странах.
     Моррель с удивлением посмотрел на графа.
     - Вы здь совсем другой, чем в Париже, - сказал он.
     - Почему?
     - Здесь вы смеетесь.
     ЧелМонте-Кристо сразу омрачилось.
     - Вы правы, Максимилиан, я забылся, сказал он, - встреча с вами - счастье для меня, и я забыл, что всякое счастье преходяще.
     - Нет, нет, граф! - воскликнул Моррель, снова сжимая руки своего дру- га. - Напротив, смейтесь, будьте счастливы и докажите мне вашим равноду- шием, что жизнь тяжела только для тех, кто страдает. Вы милосердны, вы добры, вы великодушны, и вы притворяетесь веселым, чтобы вселить в меня мужество.
     - Вы ошибаетесь, Моррель, - сказал Монте-Кристо, - я в самом деле чувствовал себя счастливым.
     - Так вы забыли обо мне; тем чше.
     - Почему?
     - Вы ведь знаете, мой друг, что я, как гладиатор, приветствующий в цирке великого императора, говорюам: "Идущий на смерть приветствует тебя".
     - Так вы не утешились? - спросил Монте-Кристо, бросая на него зага- дочный взгляд.
     - Неужели вы могли подумать, что это возможно? - с горечью сказал Моррель.
     - Поймите меня, Максимилиан, - сказал граф. - Вы не считаете меня пошляком, бросающим слова на ветер? Я имею право спрашивать, утешились ли вы, ибо для меля человеческое сердце не имеет тайн. Посмотрим же вместе, что скрыто в самой глубине вашего сердца. Терзает ли его по-прежнему нестерпимая боль, от которой содрогается тело, как содрога- ется лев, ужаленный москитом? Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, ко- торую может утолить только могила, то безутешное горе, которое выбрасы- вает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч на- дежды, и оно, утратив память, уже не в силах более плакать? Если так, если у вас больше нет слез, если вам кажется, что ваше сердце умерло, ли у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к не- бу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать.
     - Граф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях друга. Конечно, есть люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне жно, чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия. Жюли разразилась бы слезами и упала бы в обморок; я увидел бы ее стра- ния, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня писто- лет и поднял бы крик на весь дом. Вы же, граф, дали мне слово, и так как вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не были смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности.
     - Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем?
     - Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, - сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни медленнее, чем всегда. Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. Вы на- зываете себя мудрецом - и вы говорили мнечто надо ждать и надеяться; а вы знаете, к чему это привело? Я ждал целый месяц - это значит, что я целый месяц страдал! Человек жалкое и несчастное создание: я надеялся, сам не знаю на что, на что-то неизведанноенемыслимое, безрассудное! На чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием надежды. Да, я ждал; да, я надеялся; и за те четверть часа, что мы бесе- дуем, вы, сами того не зная, истерзали мне сердце, потому что каждое ва- ше слово доказывало мне, что для меня нет больше надежды. Как ласково, как нежно убаюкает меня смерть!
     Моррель произнес последние слова с такой страстной силой, что гр вздрогнул.
     - Граф, - продолжал Моррель, видя, что Монте-Кристо не отвечает. - Пятого сентября вы потребовали от меня месячной отсрочки. Я согласил- ся... Друг мой, сегодня пятое октября. - Моррель посмотре на часы. - Сейчас девять часов; мне осталось жить еще три часа.
     Хорошо, - отвечал Монте-Кристо, - идем.
     Моррель машинально последовал за графом, и даже не заметил, как они вошли в пещеру.
     Он почувствовал под ногами ковер; открылась дверь, воздух наполнился благоуханием, яркий свет ослепил глаза. Моррель остановился в нереши- тельности: он боялся этой расслабляющей роскоши.
     Монте-Кристо дружески подтолкнул его к столу.
     - Почему нам не провести оставшиеся три часа, как древние римляне, - сказал он. - Приговоренные к смерти Нероном, своим повелителем и наслед- ником, они возлежали за столом увенчанные цветами и вдыхали смерть вмес- те с благоуханием гелиотропов и роз.
     Моррель улыбнулся.
     - Как хотите, - сказал он, - смерть всегда смерть: забвение, покой, отсутствие жизни, а следовательно, и страданий.
     сел за стол; Монте-Кристо сел напротив него.
     Это была та самая скочная столовая, которую мы уже однажды описали; мраморные статуи по-прежнему держали на головах корзины, полные цветов и плодов.
     Войдя, Моррель рассеянно оглядел комнати, вероятно, ничего не уви- дел.
     - Я хочу задать вам вопрос, как мужчина мужчине, - сказал он, прис- тально глядя на графа.
     - Спрашивайте.
     - Граф, - продолжал Моррель, - вы владеете всем человеческим знанием, и мне кажется, что вы явились из другого, высшего и более мудрого мира, чем наш.
     - В ваших словах, Моррель, есть доля правды, - сказал граф с пе- чальной улыбкой, которая его так красила, - я сошел с планеты, имя кото- рой - страдание.
     - Я верю каждому вашему слову, даже не пытаясь проникнуть в его скры- тый смысл, граф; вы сказали мне - живи, и я продолжал жить; вы сказали мне - надейся, и я почти надеялся. Теперь я спрашиваю вас, как если бы вы уже познали смерть: граф, это очень мучительно?
     Монте-Кристо глядел на Морреля с отеческой нежностью.
     - Да, - сказал он, - конечно, ото очень мучитьно, если вы грубо разрушаете смертную оболочку, которая упорно не хочет умирать. Если вы искромсаете свое тело не приметными для глаза зубьями кинжала, если вы глупой пулей, всегда готовой сбиться с пути, продырявите свой мозг, столь чувствительный к малейшему прикосновению, то вы буте очень стра- дать и отвратительно расстанетесь с жизнью; в час предсмертных мук она вам покажется лучше, чем купленный такой ценой покой.
     - Понимаю, - сказал Моррель, - смерть, как и жизнь, таит в себе и страдания и наслаждения; надо лишь знать ее тайны.
     - Вы глубоко правы, Максимилиан. Смотря по тому, приветливо или враж- дебно мы встречаем ее, смерть для нас либо друг, который нежно убаюкива- ет нас, либо недруг, который грубо вырывает нашу душу из тела. Пройдут тысячелетия, и наступит день, когда человек овладеет всеми разруши- тельными силами природы и заставит их служить на благо человечеству, когда людям станут известны, как вы сказали, тайны смерти; тогда смерть будет столь же сладостной и отрадной, как сон в объятиях возлюбленной.
     - И если бы вы пожелали, граф, вы сумели бтак умереть?
     - Да.
     Моррель протянул ему руку.
     - Теперь я понимаю, - сказал он, - почему вы назначили мне свидание здесь, на этом одиноком острове, посреди океана, в этом подземном двор- це, в этом склепе, которому позавидовал бы фараон; потому что вы меня любите, граф, правда? Любите настолько, что хотите, чтобы я умер такой смертью, о какой вы сейчас говорили: смертью без мучений, смертью, кото- рая позволила бы мне угаснуть, произнося имя Валентины и пожимая вам ру- ку.
     - Да, вы угадали, Моррель, - просто ответил граф, - этого я и хочу.
     - Благодарю вас: мысль, что завтра я уже не буду страдать, сладостна моему истерзанному сердцу.
     - Вы ни о чем не жалеете? - спросил Монте-Кристо.
     - Нет! - отвечал Моррель.
     - Даже и обо мне? - спросил граф с глубоким волнением.
     Моррель молчал; его ясный взгляд вдруг затуманился, потом загорелся непривычным блеском; крупная слеза покатилась по его щеке.
     - Как! - сказал граф. - Вам еще жаль чего-то на земле и вы хотите умереть?
     - Умоляю вас, ни слова больше, граф, - сказал Моррель упавшим голо- сом, - довольно вам мучить меня.
     Граф подумал, что Моррель слабеет.
     И в душе е вновь ожило ужасное сомнение, которое он уже однажды по- борол в замке Иф.
     "Я хочу вернуть этому человеку счастье, - сказал он себе, - я хочу бросить это счастье на чашу весов, чтобы она перетянула ту чашу, куда я нагромоздил зло. Что, если я ошибся, и этот человек не настолько нес- частлив, чтобы заслужить счастье? Что станется тогда со мной? Ведь только вспоминая добро, я могу забыть о зле".
     - Послушайте, Моррель, - сказал он, - ваше горе безмерно, я знаю; но вы веруете в бога и не захотите погубить свою душу.
     Моррель печально улыбнулся.
     - Граф, - возразил он, - я не любитель красивых слов, но, клянусь вам, моя душа больше мне не принадлежит.
     - Вы знаете, Моррель, что я один на свете, - сказал Монте-Кристо. - Я привык смотреть на вас, как на сына; и чтобы спасти своего сына, я готов пожертвовать жизнью, а богатством и подавно.
     - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать, Моррель, что вы решили расстаться с жизнью, потому что вам незнакомы наслаждения, которые она сулит тому, кто очень богат. У меня око ста миллионов, я вам дарю их; с таким состоянием вы можете достигнуть всего, чего только пожелаете. Если вы честолюбивы, перед вами открыты все поприща. Переверните мир, измените его лицо, предавайтесь любым безумствам, совершайте преступления, но живите!
     - Вы дали мне слово, граф, - холодно отвечал Моррель и взглянул на свои часы, - уже половина двенадцатого.
     - Моррель! Подумайте! У меня на глазах, в моем доме!
     - Тогда отпустите меня, - мрачно сказал Максимилиан, - не то я поду- маю, что вы меня любите не ради меня, а ради себя.
     И он поднялся.
     - Хорошо, - сказал Монте-Кристо, и лицо его просветлело, - я вижу, ваше решение непреклонно; да, вы глубоко несчастны, и, как вы сами ска- зали, исцелить вас могло бы только чудо; садитесь же, Моррель, и ждите.
     Моррель повиновался: тогда Монте-Кристо встал, подошел к запертому шкафу, ключ от которого он носил при себе на золотой цепочке, и достал оттуда серебряный ларчик искусной чеканки, по углам которого были извая- ны четыре стройные женские фигуры, изогнутые в горестном порыве, словно ангелы, тоскующие о небе.
     Он поставил ларчик на стол.
     Затем, открыв его, он вынул золотую коробочку, крышка которой откиды- валась при нажиме на скрытую пружину.
     Коробочка была наполнена тестообразным маслянистым веществом; отблеск золота и драгоценных камней, украшавших коробочку, мешал разглядеть его цвет.
     Оно отливало лазурью, пурпуром и золотом.
     Граф зачерпнул золоченой ложечкой немного этого вещества и протянул Моррелю, устремив на него испытующий взгляд.
     Теперь стало видно, что вещество это зеленоватого цвета.
     - Вот, что вы просили у меня, - сказал он. - Вот, что я вам обещал.
     - Прежде чем умереть, - сказал Максимилиан, беря ложечку из рук Мон- те-Кристо, - я хочу поблагодарить вас от всего сердца.
     Граф взял другую ложку и второй раз зачерпнул из золотой коробочки.
     - Что вы делаете, друг? - спросил Моррель, хватая его за руку.
     - Да простит меня бог, Моррель, - улыбаясь, ответил граф, - но, пра- во, жизнь надоела мне не меньше, чем вам, и раз уж мне представляется такой случай...
     - Остановитесь! - воскликнул Максимилиан. - Вы любите, вы любимы, вы не утратили надежды - не делайте этого! Это было бы преступлением! Про- щайте, мой благородный, великодушный друг; я расскажу Валентине обо всем, что вы для меня сделали.
     И медленно, но без колебаний, только сжимая левой рукой руку графа, Моррель с наслаждением проглотил таинственное вещество.
     Оба замолчали. Али, безмолвный и внимательный, принес табак, кальяны, подал кофе и удалился.
     Мало-помалу потускнели лампы в руках статуй, и Моррелю стало ка- заться, что аромат курений ослабевает.
     Монте-Кристо, сидя напротив, смотрел на него из полумрака, и Моррель различал только его блестящие глаза.
     Бесконечная слабость охватила Максимилиана; кальян выпал у него из рук; предметы теряли очертания и цвет; его затуманенному взору казалось, будто в стене напротив раскрываются какие-то двери и завесы.
     - Друг, - сказал он, - я чувствую, что умираю; благодарю.
     Он сделал усилие, чтобы в последний раз протянуть графу руку, но рука бессильно повисла.
     Тогда ему почудилось, что Монте-Кристо улыбается, но не той странной, пугающей улыбкой, которая порой приоткрывала ему тайны этой бездонной души, а с тем ласковым - сочувствием, с каким отцы смотрят на безрас- судства своих детей.
     В то же время граф словно вырос; он казался почти великаном на фоне красной обивки стен; его черные волосы были откинуты назад, и он стоял, гордый и грозный, подобно ангелу, который встретит грешников в день Страшного суда.
     Моррель, ослабевший, сраженный, откинулся в кресле; сладостная истома разлилась по его жилам. Все преобразилось в его сознании, как меняются пестрые узоры в калейдоскопе.
     Полулежа, обессиленный, задыхающийся, Моррель уже не чувствовал в се- бе ничего живого, кроме единственной грезы: ему казалось, что он несется на всех парусах к тому смутному бреду, которым начинается иная безвест- ность, именуемая смертью.
     Он снова попытался протянуть руку графу, но на этот раз рука даже не пошевельнулась; он хотел сказать последнее прости, но отяжелевший язык был недвижим, словно камень, замыкающий гробницу.
     Его утомленные глаза невольно закрылись; но сквозь сомкнутые веки ему мерещился неясный образ, и он его узнал, несмотря на темноту.
     Это был граф; он подошел к одной из дверей и открыл ее.
     И в ту же минуту ослепительный свет, сиявший в соседней комнате, или, вернее, в сказочном замке, озарил залу, где Моррель предавался своей сладостной агонии.
     На пороге, разделявшем эти две залы, появилась женщина дивной красо- ты.
     Бледная, с нежной улыбкой, она казалась ангелом милосердия, заклинаю- щим ангела мщения.
     "Небо открывается мне? - подумал Максимилиан, приподымая веки. - Этот ангел похож на того, которого я потерял".
     Монте-Кристо указал девушке на кресло, где лежал Моррель.
     Она приблизилась к нему, сложив руки, с улыбкой па устах.
     - Валентина! - крикнул Моррель из глубины души.
     Но с его губ не слетело ни звука; и, словно вложив все свои силы в этот немой крик, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.
     Валентина бросилась к нему.
     Губы Морреля еще раз шевельнулись.
     - Он вас зовет, - сказал граф. - Вас зовет из глубины своего сна тот, кому вы вверили свою судьбу и с кем смерть едва не разлучила вас. Но, к счастью, я был па страже, и я победил смерть! Валентина, отныне ничто на земле не должно вас разлучить, - ибо, чтобы соединиться с вами, он бро- сился в могилу. Не будь меня, вы бы умерли оба; я возвращаю вас друг другу; да зачтет мне господь эти две жизни, которые я спас!
     Валентина схватила руку Монте-Кристо и, в порыве безмерной радости, поднесла ее к губам.
     - Да, благодарите меня! - сказал граф, - неустанно повторяйте мне, что я дал вам счастье! Вы не знаете, как мне нужна эта уверенность!
     - Я благодарна вам от всей души, - сказала Валентина, - если вы не верите в мою искренность, спросите Гайде. Пусть моя возлюбленная сестра Гайде скажет вам, что с тех пор, как мы покинули Францию, только ее рассказы о вас помогали мне терпеливо ждать счастливого часа, который ныне засиял для меня.
     - Так вы любите Гайде? - спросил Монте-Кристо с волнением, которое он тщетно пытался скрыть.
     - От всей души!
     - Слушайте, Валентина, - сказал граф, - я буду просить вас об одной милости.
     - Меня, боже правый! Неужели я буду так счастлива?..
     - Да. Вы назвали Гайде вашей сестрой; пусть она в самом деле станет вашей сестрой, Валентина; воздайте ей за все, чем вы считаете себя обя- занной мне: берегите ее и вы и Моррель, ибо (голос графа стал едва слы- шен) отныне она одна на свете...
     - Одна на свете! - повторил голос позади графа. - Почему?
     Монте-Кристо обернулся.
     Перед ним стояла Гайде, бледная, похолодевшая, и смотрела на него со смертельным испугом.
     - Потому что с завтрашнего дня, дочь моя, ты будешь свободна, - отве- чал граф, - и займешь то положение, которое тебе подобает; потому что я не хочу, чтобы моя судьба омрачала твою. Дочь великого паши, я возвращаю тебе богатства и имя твоего отца.
     Гайде побледнела, подняла свои прозрачные руки, подобно деве, вручаю- щей себя богу, и спросила голосом, глухим от слез:
     - Так ты покидаешь меня, господин мой?
     - Ты молода, Гайде, ты прекрасна; забудь самое имя мое и будь счаст- лива.
     - Хорошо, - сказала Гайде, - твои приказания будут исполнены, госпо- дин мой: я забуду твое имя и буду счастлива.
     И она отступила к двери.
     - Боже мой! - вскричала Валентина, поддерживая отяжелевшую голову Морреля, - разве вы не видите, как она бледна, не понимаете, как она страдает?
     Гайде сказала душераздирающим голосом:
     - Зачем ему понимать меня? Он господин, а я невольница, он вправе ни- чего не замечать.
     Граф содрогнулся при звуке этого голоса, который коснулся самых тай- ных струн его сердца; его глаза встретились с глазами Гайде и не выдер- жали их огня.
     - Боже мой! - сказал Монте-Кристо. - Неужели то, что ты позволил мне заподозрить, правда? Так ты не хотела бы расстаться со мной, Гайде?
     - Я молода, - кратко ответила она, - я люблю жизнь, которую ты сделал для меня такой сладостной, и мне было бы жаль умереть.
     - А если я тебя покину, Гайде...
     - Я умру, господин мой!
     - Так ты любишь меня?
     - Он спрашивает, люблю ли я его! Валентина, скажи ему, любишь ли ты Максимилиана!
     Граф почувствовал, что его сердцу становится тесно в груди; он протя- нул руки, и Гайде, вскрикнув, бросилась ему в объятия.
     - Да, я люблю тебя! Я люблю тебя, как любят отца, брата, мужа! Я люб- лю тебя, как жизнь. Я люблю тебя, как бога, потому что ты для меня самый прекрасный, самый лучший, самый великий из людей!
     - Пусть твое желание исполнится, мой ангел, - сказал граф. - Богу, который воскресил меня и дал мне победу над моими врагами, не угодно, чтобы моя победа завершилась раскаянием; я хотел покарать себя, а бог хочет меня простить. Так люби же меня, Гайде! Кто знает? Быть может, твоя любовь поможет мне забыть то, что я должен забыть.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев