• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [22/83]

Скачать полное произведение

    Он вспомнил свое прибытие на остров, посещение атамана контрабандис- тов, подземный дворец, полный роскоши, превосходный ужин и ложку гашиша.
     Но в ясном дневном свете ему показалось, что прошел, по крайней мере, год со времени всех этих приключений, настолько живо было в его: уме сновидение и настолько оно поглощало его мысли. Временами ему чудилась - то среди матросов, то мелькающими, по скалам, то качающимися в лодке - те призраки, которые услаждала его ночь своими ласками. Впрочем, голова у него была свежая, тело отлично отдохнуло; ни малейшей тяжести, напро- тив, он чувствовал себя превосходно и с особенной радостью вдыхал свежий воздух и подставлял лицо под теплые лучи солнца.
     Он бодрым шагом направился к матросам.
     Завидев его, они встали, а хозяин лодки подошел к нему.
     - Его милость Синдбад-Мореход, - сказал он, - велел кланяться вашей милости и передать вам, что он крайне сожалеет, что не мог проститься с вами; он надеетсячто вы его извините, когда узнаете, что он был вынуж- ден по очень спешному делу отправиться в Малагу.
     - Так неужели все это правда, друг этано? - сказал Франц. - Неужели существует человек, который поцарскиринимал меня на этом острове и уе- хал, пока я спал?
     - Существует, и вот его яхта, которая уходит на всех парусах: и если вы взглянете в вашу подзорную трубу, то, по всей вероятности, найдете среди экипажа вашего хозяина.
     И Гаэтано указал рукой на маленькое судно, державшее курс на южную оконечность Корсики. Франц достал свою подзорную трубу, наставил ее и посмотрел в указан- ном направлении.
     Гаэтано не ошибся. На палубе, обернувшись лицом к острову, стоял та- инственный незнакомец и так же, как Франц, держал в руке подзорную тру- бу; он был в том же наряде, в каком накануне предстал перед своим гос- тем, махал платком в знак прощания.
     Франц вынул платок и в ответ тоже помахал.
     Через секунду на яхте показалось легкое облако дыма, красиво отдели- лось от кормы и медленно поднялось к небу; Франц услышал слабый выстрел.
     - Слышите? - спросил Гаэтано. - Это он прощается с вами.
     Франц взял карабин и выстрелил в воздух, не надеясь, впрочем, чтобы звук выстрела мог пробежать просанство, отделявшее его от яхты.
     - Что теперь прикажете, ваша милос? - спросил Гаэтано.
     - Прежде всего зажгите факел.
     - А, понимаю- сказал хозяин, - вы хотите отыскать вход в волшебный дворец. Желаю вам успеха, ваша милость, если это може вас позабавить; факел я вам сейчас достану. Мне тоже не давала покоя эта мысль, и я раза три-четыре пробовал искать, но, наконец, бросил. Джованни, - прибавил он, - зажги факел и подай его милости.
     Джованни исполнил приказание, Франц взял факел и вошел в подземелье; за ним следовал Гаэтано.
     Он узнал место, где проснулся на ложе из реска; но тщетно освещал он стены пещеры: он видел только по дымнымледам, что и до него многие принимались за те же розыски.
     И все жон оглядел каждую пядь гранитной стены, непроницаемой, как будущее; в малейшую щель он втыкал свой охотничий нож; на каждый выступ он нажимал в надежде, что он подастся; но все было тщетно, и он без вся- кой пользы потерял два часа.
     Наконец он отказался от своего намерения; Гаэтано торжествовал.
     Когда Франц возвратился на берег, яхта казалась уже только белой точ- кой на горизонте. Он прибег к помощи своей подзорной трубы, но даже и в нее невозможно было что-нибудь различить.
     Гаэтано напомнил ему, что он приехал сюда охотиться за дикими козами; Франц совершенно забыл об этом. Он взял ружье и пошел бродить по орову с видом человека, скорее исполняющего обязанность, чем забавляющегося, и в четверть часа убил козу и двух козлят. Но эти козы, столь же дикие и ловкие, как серны, были так похожи па наших домашних коз, что Франц не считал их дичью.
     Кроме того, его занимали совсем другие мысли. Со вчешнего вечера он стал героем сказки из "Тысячи и одной ночи", и его думы непрестанно возвращались к пещере.
     Несмотря на неудачу первых поисков, он возобновил их, приказав тем временем Гаэтано жарить одного козленка. Эти вторичные поиски продол- жались так долго, что, когда Франц возвратился, козленок был уже изжарен и завтрак готов.
     Франц сел на то самое место, где накануне к нему явились с приглаше- нием отужинать у таинственного хозяина, и снова увидел, словно чайку на гребне волны, маленькую яхту, продолжавшую двигаться по направлению к Корсике.
     - Как же это? - обратился он к Гаэтано. - Ведь вы сказали мне, что господин Синдбад отплыл в Малагу, а помоему, он держит уть прямо на Порто-Веккио.
     - Разве вы забыли, - возразил хозяин лодки, - что сди его экипажа сейчас два корсиканских разбойника?
     - Верно! Он хочет высадить их на берег? - сказал Франц.
     - Вот именно. Эт человек, говорят, ни бога, ни черта не боится и готов дать пятьдесят миль крюку, чтобы оказать услугу бедному малому!
     - Но такие услуги могут поссорить его с властями той страны, где он занимается такого рода благотворительностью, - заметил Франц.
     - Ну, так что же! - ответил, смеясь, Гаэтано. - Какое ему дело властей? Ни в грош он их не ставит! Пусть попробуют погнаться за м! Во-первых, его яхта - не корабль, а птица, и любому фрегату даст вперед три узла на двенадцать; а во-вторых, стоит ему только сойти на берег, он повсюду найдет друзей.
     Из всего этого было ясно, что Синдбад, радушный хозяин Франца, имел честь состоять в сношениях с контрабандистами разбойниками всего побе- режья Средиземного моря, что рисовало его с несколько странной стороны.
     Франца ничто уже не удерживало на Монте-Кристо; он потерял всякую на- дежду открыть тайну пещеры и поэтому поспешил заняться завтраком, прика- зав матросам приготовить лодку.
     Через полчаса он был уже в лодке.
     Он бросил последний взгляд на яхту; она скрывалась из глаз в заливе Порто-Веккио.
     Франц подал знак к отплытию.
     Яхта исчезла в ту самую минуту, когда лодка тронулась в путь.
     Вместе с яхтой исчез последний след минувшей ни: ужин, Синдбад, га- шиш и статуи - все потонуло для Франца в едином сновидении.
     Лодка шла весь день и всю ночь, и на следующее утро, когда взошло солнце, исчез и остров Монте-Кристо.
     Как только Франц сошел на берег, он на время, по крайней мере, забыл о своих похождениях и поспешил покончить с последними светскими обязан- ностями во Флоренции, чтобы отправиться в Рим, где его ждал Альбер де Морсер.
     Затем он пустился в путь и в субботу вечером прибыл в почтовой карете на площадь Таможни.
     Комнаты, как мы уже сказали, были для них приготовлены; оставалось только добраться до гостиницы маэстро Пастрини, но эт было не так-то просто, потому что на улицах теснилась толпа, и Рим уже был охвачен глу- хим и тревожным военьем - предвестником великих событий. А в Риме еже- годно бывает четыре великих события: карнавал, страстная неделя, празд- ник тела господня и праздник св. Петра.
     В остальное время года город погружается в спячку и пребывает в сос- тоянии, промежуточном между жизнью и смертью, что делает его похожим на привал между этим и тем светом привал поразительно прекрасный, полный поэзии и своеобразия, который Франц посещал уже раз шесть и который он с каждым разом находил все более волшебным и пленительным.
     Наконец, он пробрался сквозь все возраставшую и все более волновавшу- юся толпу и достиг гостиницы. На первый его вопрос ему ответили с гру- стью, присущей занятым извозчикам и содержателям переполненных гости- ниц, Что в гостинице "Лондон" для него помещения нет. Тогда он послал свою визитную карточку маэстро Пастрини и сослался на Альбера де Морсер. Это подействовало. Маэстро Пастрини сам выбежал к нему, извинился, что заставил его милость дожидаться, разбранил слуг, выхватил подсвечник из рук чичероне, успевшего завладеть иезжим, и собирался уже проводить его к Альберу, но тот сам вышел к нему встречу.
     Заказанный номер состоял из двух небольших спален и приемной. Спальни выходили окнами на улицу - обстоятельств отмеченное маэстро Пастрини, как неоценимое преимущество. Все остальные комнаты в этом этаже снял ка- кой-то богач, не то сицилианец, не то мальтиец, - хозяин точно не знал.
     - Все это очень хорошо, маэстро Пастрини, - сказал Франц, - но нам желательно сейчас же поужинать, а на завтра иа следующие дни нам нужна коляска.
     - Что касается ужина, - отвечал хозяин гостиницы, - то вам его пода- дут немедля, но коляску...
     - Но? - воскликнул Альбер. - Стойте, стойте, маэстро Пастрини, что это за шутки? Нам нужна коляска.
     - Ваша милость, - сказал хозяин гостиницы, - будет сделано все воз- можное, чты вам ее доставить. Это все, что я могу вам обещать.
     - А когда мы лучим ответ? - спросил Франц.
     - Завтра утром, - отвечал хозяин.
     - Да что там! - сказал Альбер. - Заплатим подороже, вот и все. Дело известное: у Дрэка и Арона берут двадцать пять франков в обыкновенные дни и тридцать или тридцать пять по воскресеньям и праздникам; прибавьте пять франков куртажа, выйдет сорок - есть о чем разговаривать.
     - Я сомневаюсь, чтобы ваша милость даже за двойную цену могли что-ни- будь достать.
     - Так пусть запрягут лошадей в мою дорожную колку. Она немного по- истрепалась в дороге, но это не беда.
     - Лошадей не найти.
     Альбер посмотрел на Франца, как человек, не понимающий, что ему гово- рят.
     - Как вам это правится, Франц? Нет лошадей, - сказал он, - но разве нельзя достать хотя бы почтовых?
     - Они все уже разобраны недоли две тому назад и теперь остались те, которые необходимы для почты.
     - Что вы на это скажете? - спросил Франц.
     - Скажу, что, когда что-нибудь выше моего понимания, я имею обыкнове- ние не останавливаться на этом предмете и перехожу к другому. Как обсто- ит дело с ужином, маэстро Пастрини?
     - Ужин готов, ваша милость.
     - Так начнем с того, что поужинаем.
     - А коляска и лошади? - спросил Франц.
     - Не беспокойтесь, друг мой. Они найдутся; не надо только скупиться.
     И Морсер с удивительной философией человека, который все считает воз- можным, пока у него тугой кошелек или набитый бумажн, поужинал, лег в постель, спал, как сурок, и видел во сне, что катается на карнавале воляске шестерней.
    
    
     XII. РИМСКИЕ РАЗБОЙНИКИ
    
     На другой день Франц проснулся первый и тотчас же позвонил.
     Колокольчик еще не успел умолкнуть, как вошел сам маэстро Пастрини.
     - Вот видите, - торжествующе сказал хозяин, не ожидая даже вопроса Франца, - я вчера угадал, ваша милость, когда не решился ничего обещать вам; вы слишком поздно спохватились, и во всем Риме нет ни одной коляс- к то есть на последние три дня, разумеется.
     - Ну, конечно! - отвечал Франц. - Именно на те дни, когда она больше всего нужна.
     - О чем эт - спросил Альбер, входя. - Нет коляски?
     - Вы угадали, мой друг, - отвечал Франц.
     -ечего сказать, хорош городишко, ваш вечный город!
     - Я хочу сказатьваша милость, - возразил маэстро Пастрини, желая поддержать достоинство столицы христианского мира в глазах приезжих, - я хочу сказать, что нет коляски с воскресенья утром до вторника вечером; но до воскресенья вы, если пожелаете, найдете хоть пятьдесят.
     - Это уже лучше! - сказал Альбер. - Седня у нас четверг, - кто зна- ет, что может случиться до воскресенья?
     - Случится только то, что понаедет еще тысяч десять - двенадцать па- роду, - отвечал Франц, - и положение стан еще более затруднительным.
     - Любезный друг, - отвечал Морсер, - давайте наслаждаться настоящим и не думать мрачно о будущем.
     - По крайней мере, окно у нас будет? - спросил Франц.
     - Окно? Куда?
     - На Корсо, разумеется!
     - Вы шутите! Окно! - воскликнул маэстро Пастрини. - Невозможно! Со- вершенно невозможно! Было одно незанятое, в шестом этаже палаццо Дориа, да и то отдали русскому князю за двадцать цехинов в день.
     Молодые люди с изумлением переглянулись.
     - Знаете, дорогой друг, - сказал Франц Альберу, - что нам остается делать? Проведем карнавал в Венеции;ам если нет колясок, то, по край- ней мере, есть гондолы.
     - Ни в коем случае! - воскликнул Альбер. - Я решил увидеть рский карнавал и увижу его хоть на ходулях.
     - Превосходная мысль, -одхватил Франц, - особенно, чтобы гасить мокколетти; [20] мы нарядимся полишинелями, вампирами или обитателями Ландов и будем иметь головокружительный успех.
     - Ваши милости все-таки желают получить экипаж хотя бы до воскре- сенья?
     - Разумеется! - сказал Альбер. - Неужели вы думаете, что мы будем хо- дитпо улицам Рима пешком, как какие-нибудь писари?
     - Приказание ваших милостей будет исполнено, - сказал маэстро Пастри- ни. - Только предупреждаю, что экипаж будет вам стоить шесть питров в день.
     - А я, любезный синьор Пастрини, - подхватил Франц, - не будучи нашим соседом миллионером, предупреждаю вас, что я четвертый раз в Риме и знаю цену экипажам в будни, в праздники и по воскресеньям; мы вам дадим две- надцать пиастров за три дня, сегодняшний, завтрашний и послезавтрашний, и вы еще недурно на этом наживетесь.
     Позвольте, ваша милость!.. - попытался возражать маэстро Пастрини.
     - Как хотите, дорогой хозяин, как хотите, - сказал Франц, - или я сам сторгуюсь с вашим abettatore [21], которого я хорошо знаю, это мой ста- рый приятель, он уже немало поживился от меня, и, в надежде и впредь по- живиться, он возьмет с меня меньше, чем я вам предлагаю; вы потеряете рницу по своей собственной вине.
     - Зачем вам беспокоиться, ваша милость? - сказал маэстро Пастрини с улыбкой итальянского обиралы, признающего себя побежденным. - Постараюсь услужить вам и надеюсь, что вы будете довольны.
     - Вот и чудесно! Давно бы так.
     - Когда вам угодно коляску?
     - Через час.
     - Через час она будет у вор.
     И действительно, через час экипаж ждал молодых людей; то была обыкно- венная извозчичья пролетка, ввиду торжественного случая возведенная в чин коляски. Но, несмотря на ее более чем скромный вид, молодые люди почли бы за счастье иметь ее в своем распоряжении на последние три дня карнавала.
     - Ваша светлост - крикнул чичероне высунувшемуся в окно Францу. - Подать карету коворцу?
     Хотя Франц и привык к напыщенным выражениям итальянцев, он все же бросил взгляд вокруг себя; но слова чичероне явно относились к нему.
     Его светлостью был он сам, под каретой подразумевалась пролетка, а дворцом именовалась гостиница "Лондон".
     Вся удивительная склонность итальянцев к преувеличению сказалась в этой фразе.
     Франц и Альбер сошли вниз. Карета подкатила ко дворцу. Их светлости развалились в экипаже, а чичероне вскочил на запятки.
     - Куда угодно ехать вашим светлостям?
     - Сначала к храму святого Петра, а потом к Колизею, - как истый пари- жанин, сказал Альбер.
     Но Альбер не знал, что требуется целый день на осмотр св. Петра и це- лый месяц на его изучение. Весь день прошел только в осмотре храма св. Петра.
     Вдруг друзья заметили, что день склоняется к вечеру.
     Франц посмотрела часы: было уже половина пятого.
     Пришлось отправиться домой. Выходя из экипажа, Франц велел кучербыть у подъезда в восемь часов. Он хотел показать Альберу Колизей при лунном свете, как показал ему храм св. Петра при лучах солнца. Когда по- казываешь приятелю город, в котором сам уже бывал, то вкладываешь в это столько же кокетства, как когда знакомишь его с женщиной, любовником ко- торой когда-то л.
     Поэтому Франц сам указал кучеру маршрут. Он должен был миновать воро- та дель-Пополо, ехать вдоль наружной стени въехать в ворота Сап-Джо- ванни. Таким образом, Колизей сразу вырастет перед ними и величие его не будет умалено ни Капитолием, ни Форумом, ни аркою Септимия Севера, ни храмом Антонина и Фаустины на виа-Сакра, которые они могли бы увидеть на пути к нему.
     Сели обедать.аэстро Пастрини обещал им превосходный обед; обед ока- зался сносным, придраться было не к чему.
     К концу обеда явился хозяин; Франц подумалчто он пришел выслушать одобрение, и готовился польстить ему, по Пастрини с первых же слов прер- вал его.
     - Ваша милость, - сказал он, - я весьма польщен вашими похвалами; но я пришел не за этим.
     - Может быть, вы пришли сказать, что нашли для нас экипаж? - спросил Альбер, закуривая сигару.
     - Еще того менее; и я советую вашей милости бросить думать об этом и примириться с положением. В Риме вещи возможны или невможны. Когда вам говорят, что невозможно, то дело кончено.
     - В Париже много удобнее: когда вам говорят, что это невозможно, вы платите вдвое и тотчас же получаете то, что вам нужно.
     - Так говорят все французы, - отвечал задетый за живое маэстро Паст- рини, - и я, право, не понимаю, зачем они путешествуют?
     - Поэтому, - сказал Альбер, флегматически пуся дым в потолок и рас- качиваясь в кресле, - поэтому путешествуют только такие безумцы и дура- ки, как мы; умные люди предпочитают свой особняк на улице Эльдер, Гантский бульвар и Кафе-де-Пари.
     Не приходится объяснять, что Альбер жил на названной улице, каждый день прогуливался по фешенебельному бульвару и обедал в том едственном кафе, где подают обед, и то лишь при условии хороших отношений с офи- антами.
     Маэстро Пастрини ничего не ответил, очевидно обдумывая ответ Альбера, показавшийся ему не вполне ясным.
     - Однако, - сказал Франц, прерывая географические размышления хозяи- на, - вы все же пришли к нам с какой-нибудь целью. С какой именно?
     - Вы совершенно правы; речь идет вот о чем: вы велели подать коляску к восьми часам?
     - Да.
     - Вы хотите взглянуть на Колоссоо?
     - Вы хотите сказать: на Колизей?
     - Это одно и то же.
     - Пожалуй.
     - Вы велели кучеру выехь в ворота дель-Пополо, проехать вдоль на- ружной стены и воротиться через ворота Сан-Джованни?
     - Совершенно верно.
     - Такой путь невозможен.
     - Невозможен?
     - Или во всяком случае очень опасен - Опасен? Почему?
     - Из-за знаменитого Луиджи Вампа.
     - Позвольте, любезный хозяин, - сказал Альбер, - прежде всего, кто такой ваш зменитый Луиджи Вампа? Он, может быть, очень знаменит в Ри- ме, но, уверяю вас, совершенно неизвестен в Париже.
     - Как! Вы его не знаете?
     - Не имею ой чести.
     - Вы никогда не слышали его имени?
     - Никогда.
     - Так знайте, что это разбойник, перед которым Дечезарис и Гаспароне - просто мальчики из церковного хора.
     - Внимие, Альбер! - воскликнул Франц. - Наконец-то на сцене появля- ется разбойник.
     - Любезный хозяин, предупреждаю вас, я не поверю ни слову. А засим можете говорить, сколько вам угодно; я вас слушаю. "Жил да был..." Ну, что же, начинайте!
     Маэстро Пастрини повернулся к Францу, который казался ему наиболее благоразумным из приятелей. Надобно отдать справедливость честному мало- му. За его жизнь в его гостинице перебывало немало французов, по некото- рые свойства их ума остались для него загадкой.
     - Ваша милость, - сказал он очень серьезно, обращаясь, как мы уже сказали, к Францу - если вы считаете меня лгуном, бесполезно говорить вам то, что я намеревался вам сообщить; однако смею уверить, о я имел в виду вашу же пользу.
     - Альбер по сказал, что вы лгун, дорогой синьор Пастрини, - прервал Франц, - он сказал, что не поверит вам, только и всего. Но я вам поверю, будьте спокойны; говорите же.
     - Однако, ваша милость, вы понимаете, что, если моя правдивость под сомнением...
     - Дорогой мой, - прервал Франц, - вы обидчивее Кассандры; по ведь она была пророчица, и ее никто но слушал, а вам обеспечено внимание половины вашей аудитории. Садитесь и расскажите нам, кто такой господин Вампа.
     - Я уже сказал вашей милости, что это разбойник, какого мне видыва- ли со времен знаменитого Мастрильи.
     - Но что общего между этим разбойником и моим приказанием кучеру вые- хать в ворота дель-Пополо и вернуться через ворота Сан-Джованни?
     - А то, - отвечал маэстро Пастрини, - что вы можете спокойно выехать в одни ворота, но я сомневаюсь, чтобы вам удалось вернуться в другие.
     - Почему? - спросил Франц.
     - Потому, что с наступлением темноты даже в пятидесяти шагах за воро- тами небезопасно.
     - Будто? - спросил Альбер.
     - Господин конт, - отвечал маэстро Пастрини, все еще до глубины ду- ши обиженный недоверием Альбера, - я это говорю не для вас, а для вашего спутника; он бывал в Риме и знает, что такими вещами не шутят.
     - Друг мой, - сказал Альбер Францу, - чудеснейшее приключение само плывет нам в руки. Мы набиваем коляску пистолетами, мушкетонами и двуст- волками. Луиджи Вампа является, но не он задерживает нас, а мы его; мы доставляем его в Рим, преподносим знаменитого разбойника его ятейшест- ву папе, тот спрашивает, чем он может вознаградить нас за такую услугу. Мы без церемонии просим у него карету и двух лошадей папских конюшен и смотрим карнавал из экипажа; не говоря уже о т, что благодарный римский народ, по всей вероятности, увенчает нас лаврами на Капитолии и провозгласит, как Курция и Горация Коклеса, спасителями отечества.
     Лицо маэстро Пастрини во время этой тирады Альбера было достойно кис- ти художника.
     - Во-первых, - возразил Фран - где вы возьмете пистолеты, мушкетоны и двустволки, которыми вы собаетесь начинить нашу коляску?
     - Уж, конечно, не в моем арсенале, ибо у меня в Террачине отобрали даже кинжал; а у вас?
     - Со мною постили точно также в Аква-Пендепте.
     - Знаете ли, любезный хозяин, - сказал Альбер, закуривая вторую сига- ру от окурка первой, - что такая мера весьма удобна для грабителей и, мне кажется, введена нарочно, по сгору с ними?
     Вероятно, такая шутка показалась хозяину рискованной, потому что он пробормотал в ответ что-то невнятное, обращаясь только к Францу, к к единственному благоразумному человеку, с которым можно было олко- ваться.
     - Вашей милости, конечно, известно, что, когда на вас нападают раз- бойники, не принято защищаться.
     - Как! - воскликнул Альбер, храбрость которого восставала при мысли, что можно молча дать себя ограбить. - Как так "не принято"!
     - Да так. Всякое сопротивление было бы бесполезно. Что вы сделаете против десятка бандитов, которые выскакивают из канавы, из какой-нибудь лачуги или из акведука и все разом целятся в вас?
     - Черт возьми! Пусть меня лучше убьют! - воскликнул Альбер.
     Маэстро Пастрини посмотрел на Франца глазами, в которых ясно чита- лось: "Положительно, ваша милость, ваш приятель сумасшедший".
     - Дорогой Альбер, - возразил Франц, - ваш ответ великолепен и стоит корнелевского "qu'il mourut"; [22] но только там дело шло о спасении Ри- ма, и Рим этого стоил. Что же касается пас, то речь идет всего лишь об удовлетворении пустой прихоти, а жертвовать жизнью из-за прихоти - смеш- но.
     - Per Bacco! [23] - воскликнул маэстро Пастрини. - Вот это золотые слова!
     Альбер налил себе стакан лаима-кристи и начал пить маленькими глот- ками, бормоча что-то нечленоздельное.
     - Ну-с, маэстро Пастрини, - продолжал Франц, - теперь, когда приятель мой успокоился и вы убедились в моих миролюбивых наклонностях, расскажи- те нам, кто такой этот синьор Луиджи Вампа. Кто он, пастух или вельможа? Молод или стар? ленький или высокий? Опишите нам его, чтобы мы могли, по крайней мере, его узнать, если случайно встретим его в обществе, как Сбогара или Лару.
     - Лучше меня никто вам не расскажет о нем, ваша милость, потому что я знал Лужи Вампа еще ребенком; и однажды, когда я сам попал в его руки по дороге из Ференто в Алатри, он вспомнил, к величайшему моему счастью, о нашем аринном знакомстве; он отпустил меня и не только не взял выкупа, но даже подарил мне прекрасные часы и рассказал мне свою историю.
     - Пажите часы, - сказал Альбер.
     Пастрини вынул из жилетного кармана великолепный брегет с именем мас- тера и графской короной.
     - Вот они.
     - Черт возьми! - сказал Альбер. - Поздравляю вас! У меня почти такие же, - он вынул свои часы из жилетного кармана, - и они стоили мне три тысячи франков.
     - Расскажите историю, сказал Франц, придвигая кресло и приглашая маэстро Пастрини сесть. - Вы разрешите? - спросил хозяин.
     - Помилуйте, дорогой мой, - отчал Альбер, - ведь вы не проповедник, чтобы говорить стоя.
     Хозяин л, предварительно отвесив каждому из своих слушателей по почтителому поклону, что должно было подтвердить его готовность сооб- щить ивсе сведения о Луиджи Вампа.
     - Постойте, - сказал Франц, - останавливая маэстро Пастрини, уже было открывшего рот. - Вы сказали, что знали Вампа ребенком. Стало быть, он еще совсем молод?
     - Молод ли он? Еще бы! Ему едвасполнилось двадцать два года. О, этот мальчишка далеко пойдет, буте спокойны.
     - Что вы на это скажете, Альбер? Прославиться в двадть два года! Это не шутка! - сказал Франц.
     - Да, и в этом возрас Александр, Цезарь и Наполеон, хотя впос- ледствии о них и заговорили, успели меньше.
     - Итак, - продолжал Франц, обращаясь к хозяину, - герою вашей истории всего только двадцать два года?
     - Едва исполнилось, как я уже имел честь докладывать.
     - Какого он роста, большого или маленьго?
     - Среднего, приблизительно такого, как его милость, - отвечал зяин, указывая на Альбера.
     - Благодарю за сравнение, - с поклоном азал Альбер.
     - Рассказывайте, маэстро Пастрини, - сказал Франц, улыбнувшись обид- чивости своего друга. - А к какому классу общества он прадлежал?
     - Он был простым пастухом в поместье графа СапФеличе, меж Палестри- ной и озером Габри. Он родился в Пампинаре и с пятилетнего возраста слу- жил у графа. Отец его, сам пастух, имел в Анапии собственное маленькое стадо и жил торговлей бараньей шерстью и овечьим сыром в Риме.
     Маленький Вампа еще в раннем детстве отличался странным характером. Однажды, когда ему было только семь лет, он явился палестринскому свя- щеннику и просил научить его читать. Это было нелегко, потому что ма- ленький паст не мог отлучаться от стада; но добрый священник ежедневно ходил служить обедню в маленькое местечко, слишком бедное, чтобы содер- жать священника, и даже не имевшее названия, так что его обычно называли просто "Борго" [24]. Он предложил Луиджи поджидать его на дороге и тут же, на обочине, брать урок, но предупредил, что уроки будут очень корот- кие и ученику придется быть очень старательным.
     Мальчик с радостьсогласился.
     Луиджи ежедневно водил стадо на дорогу из Палестрины в Борго. Ежед- невно в девять часов утра здесь проходил священник; он садился с мальчи- ком на край канавы, и маленький пастушок учился грамоте по требнику.
     В три месяца он научился читать.
     Но этого было мало: он хотел научиться писать.
     Священник заказал учителю чистописания в Риме три прописи: одну большими буквами, другую средними, а третью мелкими, и показал мальчику, как переписывать их на аспиде заостренной железкой.
     В тот же вечер, загнав стадо, Вампа побежал к палестринскому слесарю, взял большой гвоздь, накалил его, выковал, закруглил и елал из него нечто вроде античного стилоса.
     На другой день он набрал аспидных пластинок и принялся за дело.
     В три месяца он научился писать.
     Священник, удивленный его сметливостью и тронутый его прижанием, подарил ему несколько тетрадей, пучок перьев и перочинный ножик.
     Мальчику предстояла новая наука, но уже легкая в сравнении с прежней. Через неделю он владел пером так же хорошо, как и своим стилосом.
     Свящеик рассказал про него графу Сан-Феличе; тот пожелал видеть пастуш, заставил его при себе читать и писать, велел управляющему кор- мить его вместе со слугами и назначил ему жалованье - два пиастра в ме- сяц.
     На эти деньги Луиджи покупал книги и карандаши.
     Владея необыкновенным даром подражания, он, как юный Джотто, рисовал на аспидных досках своих овец, дома и деревья.
     Потом при помощи перочинного ножа он стал обтачивать дерево и прида- вать ему различные формы. Так начал свое поприще и Пинелли, знаменитый скульптор.
     Девочка лет шести, стало быть немного моложе Луиджи, тоже стерегла стадо вблизи Палестины; она была сирота, родилась в Вальмонтонс и зва- лась Терезой.
     Дети встречались, садились друг подле друга, и, пока их стада, сме- шавшись, паслись вместе, они болтали, смеялись и играли; вечером они от- деляли стадо графа Сан-Феличе от стада барона Черветри и расходились в разные стороны, условившись снова встретиться на следующее утро. Они ни- когда не нарушали этого условия и, таким образом, росли вместе.
     Луиджи исполнилось двенадцать лет, а Терезе - одиннадцать.
     Между тем с годами их природные наклонности звивались.
     Луиджи по-прежнему занимался искусствами, насколько это было возможно одиночестве, нрав у него был неровный: он то бывал беспричинно печа- лен, то порывист, вспыльчив и упрям и всегда насмешлив. Ни один из маль- чиков Пампинары, Палестрины и Вальмонтоне не только не имел на него вли- яния, но даже не мог стать его товарищем. Его своеволие, требова- тельность, нежелание ни в чем уступать отстраняли от него всякое прояв- ление дружелюбия или хотя бы симпатии. Одна Тереза единым взглядом, сло- вом, жестом укщала его строптивый нрав. Он покорялся мановению женской руки, а мужская рука, чья бы она ни была, могла только сломать его, но не согнуть.
     Тереза, напротив, была девочкаивая, резвая и веселая, но чрезвычай- но тщеславная; два пиастра, выдаемые Луиджи управляющим графа Сан-Фе- личе, все деньги, выручаемые им за разные безделушки, которые он прода- вал римским торговцам игрушек, уходили на сережки из поддельного жемчу- га, стеклянные бусы и золотые булавки. Благодаря щедрости своего юного друга Тереза была самой красивой и нарядной крестьяночкой в окрестностях Рима.
     Дети росли, проводя целые дни вместо и беспечно предаваясь влечениям своих неискушенных натур. В их разговорах, желаниях и мечтах Вампа всег- да воображал себя капитаном корабля, предводителем войска или губернато- ром какой-нибудь провинции, а Тереза видела себя богатой, в пышном наря- де, в сопровождении ливрейных лакеев. Проведя весь день в дерзновенных мечтах о своем будущем блеске, они расставались, чтобы загнатьвоих ба- ранов в хлев, и спускались с высоты мечтаний к горькой и убогой действи- тельности.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев