• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [73/83]

Скачать полное произведение

    - Вы видели?
     - Да!
     - Вы узнали?
     Валентина застонала.
     - Да, - сказала она, - но я нмогу поверить.
     - Вы предпочитаете умереть и тем убить Максимилиана!..
     - Боже мой, боже мой! - повторяла Валентина; ей казалось, что она сходит с ума. - Но разве я не могу уйти из дому, убежать?..
     - Валентина, рука, которая вас преследует, настигнет вас повсюду; зо- лото купит ваших слуг, и смерть будет ждать вас во всех обличиях: в глоткеоды из ручья, в плоде, сорванном с дерева.
     - Но ведь вы сами сказали, что дедушка приучил меня к яду.
     - Да, к одному яду, и притом в малой дозе; но яд переменят или усилят дозу.
     Он взял стакан и омочил губы.
     - Так и есть! - сказал он. - Вас хотят отравить уже не бруцином, а простым наркотиком. Я узнаю вкус спирта, в котором его растворили. Если бы вы выпили то, что госпожа де Вильфор налила сейчас в этот стакан, Ва- лентина, вы бы погибли!
     - Господи! - воскликнула девушка. - Но за что она меня преследует?
     - Неужели вы так чисты сердцем, так далеки от всякого зла, что еще не поняли?
     - Нет, - сказала Валентина, - я ей ничего не сделала.
     - Да ведь вы богаты, Валентина, у вас двести тысяч ливров годового дохода, и эти двести тысяч вы отнимаете у ее сына.
     - Но как же это? Ведь это не ее деньги, они достались мне от моих родных.
     - Разумеется. Вот почему и умерли маркиз и маркиза де Сен-Меран: нуж- но было, чтобы вы получили после них наследство; вот почему, в тот денькогда господин Нуартье сделал вас своей наследницей, он был приговорен; вот почему и вы в свою очередь должны умереть, Валентина; тогда ваш отец наедует после вас, а ваш брат, став единственным сыном, наследует пос- ле отца.
     - Эдуард, бедный мальчик! И все эти преступления совершаются из-за него!
     - Наконец вы поняли!
     - Боже, только бы все это не пало на него!
     - Вы ангел, Валентина.
     - А дедушку, значит, пощадили?
     - Решили, что после вашей смерти его имущество все равно перейдет к вашему брату, если только дед не лишит его наследства, и что в конце концов преступление это было бы бесполезно, а потому особенно опасно.
     - И в уме женщины мог зародиться такой план! Боже, боже мой!
     - Вспомните Перуджу, виноградную беседку в Почтовой гостинице и чело- века в коричневом плаще, которого ваша мачеха расспрашивала об аква-то- фанаУже тогда этот адский замысел зрел в ее мозгу.
     - Ах, граф, - воскликнула девушка, заливаясь слезами, - если так, я обречена!
     - Нет, Валентина, нет. Я все предвидел, и ваш враг побежден, ибо он разгадан; нет, вы будете жить. Валентина, жить - чтобы любить и быть лю- бимой; чтобы стать счастливой и дать счастье благорному сердцу, но для этого вы должны всецело довериться мне.
     - Приказывайте, граф, что мне делать?
     - Принять то, что я вам дам.
     - Видит бог, - воскликнула Валентина, - будь я одинока, я предпочла бы умереть.
     - Вы не скажете никому ни слова, даже вашему отцу.
     - Но мой отец непричастен к этому злодеянию, правда, граф? - сказалВалентина, умоляюще сложив руки.
     - Нет; но ваш отец, человек, искунный в изобличении преступников, должен был предполагать, что все эти смерти у вас в доме неестественны. Ваш отец сам должен бы вас охранять, он должен был быть в этот час на моем месте; он сам должен был выплеснуть эту жидкость; сам должен был уже подняться против убиы. Призрак против призрака, - прошептал он, заканчивая свою мысль. - Я сделаю все, чтобы жить, граф, - сказала Валентина, - потому что есть два человека на свете, которые так меня любят, что умрут, если я умру: дедушка и Максимилиан.
     - Я буду их охранять, как охранял вас.
     - Скажите, что я должна делать, - спросила Валентина. - Господи, что со мной будет? - шепотом прибавила она.
     - Что бы с вами ни произошло, Валентина, не пугайтесь;сли вы будете страдать, если вы потеряете зрение, слух, осязание, не страшитесь ниче- го; если вы очнетесь и не будете ать, где вы, не бойтесь, хотя бы вы проснулись в могильном склепе, в гробу; соберитесь с мыслями и скажите себе: в эту минуту меня охраняет друг, отец, человек, который хочет счастья мне и Максимилиану.
     - Боже, неужели так нужно?
     - Может быть, вы предпочитаете выдать вашу мачеху?
     - Нет, нет, лучше умереть!
     - Вы не умрете, Валентина. Чтбы с вами ни произошло, обещайте мне не роптать и надеяться!
     - Я буду думать о Максимилне.
     - Я люблю вас, как родную дочь, Валентина; я один могу вас спаи, и я вас спасу.
     Валентина молитвенно сложила руки, - она чувствовала, что только бог может поддержать ее в этот страшный час. Она шептала бессвязные слова, забыв о том, что ее плечи прикрыты только длинными волосами и что сквозь тонкое кружево пеньюара видно, как бьется ее сердце.
     Граф осторожно дотронулся до ее руки, натянул ей на плечи бархатное одеяло и сказал с отеческой улыбкой:
     - Дитя мое, верьте моей преданности, как вы верите в милость божью и в любовь Максимилиана.
     Валентина взглянула на него благодарно и кротко, словно послушный ре- бенок.
     Тогда граф вынул из жилетного кармана изумрудную бонбоньерку, открыл золотую крышечку и положил на ладонь Валентины пилюлю величиною с горо- шину.
     Валентина взяла ее и внимательно посмотрела на графа, на лице ее не- устрашимого защитника сиял отблеск божественного могущества и величия. Взгляд Валентины вопрошал.
     - Да, - сказал Монте-Кристо.
     Валентина поднесла пилюлю к губам и проглотила ее.
     - До свидания, дитя мое, - сказал он - Теперь я попытаюсь уснуть, ибо вы спасены.
     - Идите, - сказала Валентина, - я вам обещаю не бояться, что бы со мной ни случилось.
     Монте-Кристо долго смотрел на девушку, которая понемногу засыпала, побежденная действием наркотика.
     Затем он взял стакан, отлил три четверти в камин, чтобы можно было подумать, что Валентина пила из него, поставил его опять на ночной сто- лик, потом подошел к книжному шкафу и исчез, бросив последний взгляд на Валентину; она засыпала безмятежн как ангел, покоящийся у ног создате- ля.
    
    
     V. ВАЛЕНТИНА
    
     Ноик продолжал гореть на камине, поглощая последние капли масла, еще плававшие на поверхности воды, уже краснеющий круг окрашивал але- бастровый колпачок, уже потрескивающий огонекспыхивал последними иск- рами, ибо и у неживых предметов бывают премертные судороги, которые можно сравнить с человеческой агонией, тусклый, зловещий свет бросал опаловые отблески на белый полог постели лентины.
     Уличный шум затих и воцарилось жуткое безмолвие.
     И вот дверь из комнаты Эдуарда отворилась, и лицо, которое мы уже ви- дели, отразилось в зеркале, висевшем напротив, то была г-жа де Вильфор, пришедшая посмотреть на дствие напитка.
     Она остановилась на пороге, прислушалась к треску ночника, единствен- ному звуку в этой комнате, которая казалась необитаемой, и затем тихо подошла к ночному столу, чтобы взглянуть, пуст ли стакан.
     Он был еще на четверть полон, как мы уже сказали.
     Госпожа де Вильфор взяла его, вылила остатки в камин и помешала золу, чтобы жидкость чше впиталась; затем старательно выполоскала стакан, вытерла своим платком и поставила не прежнее место.
     Она долго не решалась подойти к кровати и посмотреть на Валентину.
     Этот мрачный свет, безмолвие, темные чары ночи, должно ть, нашли отклик в кромешных глубинах ее души: отравительница страшилась своего деяния.
     Наконец она собралась с духом, откинула полог, склонилась над изго- ловьем и посмотрела на Валентину.
     Душка не дышала; легчайшая пушинка не заколебалась бы на ее полу- открытых, неподвижных губах, ее веки подернулись лиловой тенью и слегка припухли, и ее длинные темные ресницы осеняли уже пожелтевшую, как воск, кожу.
     Госпожа де Вильфор долго смотрела на это красноречивое в своей непод- вижности лицо; наконец отважилась и, приподняв одеяло, приложила руку к сердцу девушки.
     Оно не билось.
     Трепет, который она ощутила в пальцах, был биением ее собственного пульса; она вздрогнула и отняла руку.
     Рука Валентины свесилась с кровати; рука эта, от плеча до запястья, казалась изваянной Жерменом Пилоном; но кисть была слегка искажена судо- рогой, и тонкие пальцы, оцепенев, застыли на красном дереве кровати.
     Лунки ногтей посинели.
     У госпи де Вильфор не оставалось сомнений: все было кончено; страш- ное дело, последнее из задуманных ею, наконец свершилось.
     Отравительнице него было больше делать в этой комнате; она, не вы- пуская полога из рук, осторожно попятилась, видимо, страшась шума собственных шагов по ковру; она была заворожена зрелищем смерти, которое таит в себе неодолимое обаяние, пока смерть еще не разложение, а только неподвижность, пока она еще таинство, а не тлен.
     Мины проходили, а г-жа де Вильфор все не могла выпустить полог, ко- торый она простерла, как саван, над головой Валентины. Она платила дань раздумью, а раздумье преступника - муки совести.
     Ночник затрещал громче.
     Госпожа де Вильфор вздрогнула и выпустила полог.
     В ту же секунду ночник погас, и комната погрузилась в непроглядный мрак.
     И в этом мраке вдруг ожили часы и пробили половину пятого.
     Преступница, затрепетав, ощупью добралась до двери и вернулась к себе с каплями холодного пота на лбу.
     Еще два часа комната оставалась погружной во тьму.
     Затем понемногу ее залил бледный свет, проникая сквозь ставни; стал ярче и вернул предметам, краски и очертания.
     Вскоре на лестнице раздалось покашливание, и в комнату Валентины вош- ла сиделка с чашкой в руках.
     Отцу, возлюбленному первый взгляд сказал бы: Валентина умерла; но для этой наемницы Валентина только спала.
     - Так, - сказала она, подходя к ночному столику, - она выпила часть микстуры, стакан на две трети пуст.
     Затем она пошла к камину, развела огонь, села в кресло и, хотя она только что встала с постели, воспользовалась сном Валентины, чтобы еще немного подремать.
     Она проснулась, когда часы били восемь.
     Тогда, удивленная непробудным сном больной, испуганная свесившейся рукой, которой спящая так и не шевельнула, сиделка подошла к кровати и только тогда заметила похолодевшие губы и остывшую грудь.
     Она хотелподнять руку Валентины, но закоченевшая рука была так не- податлива, что сиделка поняла все.
     Она в ужасе вскрикнула и бросилась к двери.
     - Помогите! закричала она. - Помогите!
     - Что случилось? - ответил снизу голос д'Авриньи. Это был час его ежедневного визита.
     - Что случилось? - послышался голос Вильфора, быстро выходящего из кабинета. - Докторвы слышите, зовут на помощь?
     - Да, да, - отвечал д'Авриньи, - идем, идем скорее к Валентине.
     Но прежде чем подоспели отец и доктор, слуги, находившиеся вомнатах и коридорах того же этажа, уже вошли и, увидав Валентину, бледную и не- подвижную на кровати, в отчаянии ломали руки.
     - Позовите госпожу де Вильфор, разбудите госпожу де Вильфор, - кричал королевский прокурор, стоя на пороге, которого он, казалось, не смел пе- реступить.
     Но слуги, не отвечая, смотрели на д'Авриньи, который вошел в комнату, бросился к Валентине и приподнял ее.
     - И эта! - прошептал он, опуская ее - О господи, когда же конец!
     Вильфор вбежал в комнату.
     - Боже мой, что вы сказали, - отчаянно крикнул он. - Доктор! Док- тор!..
     - Я сказал, что Валентина умерла, - торжественно и сурово ответил д'Авриньи.
     Вильфор рухнул на колени, как подкошенный, уронив голову на постель Валентины.
     При словах доктора, при возгласе отца охваченные паникой слуги выбе- жали вон с глухими проклятиями; на лестницах и в коридорах были слышны их торопливые шаги, затем громкий шум во дворе; потом все стихло; все, от первого до последнего, бежали из проклятого дома.
     Тогда г-жа де Вильфор в накинутом на плечи пеньюаре приподняла портьеру; она остановилась на пороге, прворяясь удивленной и стараясь выдавить несколько непокорных слезинок.
     Вдруг она побледнела и, вытянув руки, подскочила к ночному столику.
     Она увидела, что д'Авриньи нагнулся и внимательно рассматривает ста- кан, который она своими руками опорожнила в эту ночь.
     В стакане было ровно столько жидкости, сколько она выплеснула в золу камина.
     Если бы дух Валентины встал перед ней, отравительница была бы не так потрясена.
     Этот цвет - цвет напитка, которыйна налила Валентине в стакан и ко- торый Валентина выпила, этот яд неожет обмануть глаза д'Авриньи, и д'Авриньи внимательно его рассматривает, это - чудо, которое сотворил бог, дабы, вопреки всем уловкам убийцы, остался след, доказательство, улика преступления.
     Пока г-жа де Вильфор стояла неподвижно, как воплощение страха, а Вильфор, припав лицом к постели умершей, не видел ничего вокруг, д'Ав- риньи подошел к окну. Еще раз тщательно рассмотрев содержимое стакана, он обмакнул в жидкость кончик пальца.
     - Это уже не бруцин, - прошептал он, - посмотрим, что это такое!
     Он подошел одному из шкафов превращенному в аптечку, и, вынув из серебряного футляра склянку с азотной кислотой, налил несколько капель в опаловую жидсть, тотчас же окрасившуюся в кроваво-красный цвет.
     - Так! - сказал д'Авриньи, с отвращением судьи, перед которым откры- вается истина, и с радостью ученого, разрешившего сложную задачу.
     Госпожа де Вильфор оглянулась по сторонам; глаза ее вспыхнули, потом погасли, она, шатаясь, нащупала рукою дверь и скрылась.
     Через минуту послышался шум падающего тела.
     Но никто не обратил на это внимания. Сиделка следила за действиями доктора, Вильфор пребывал все в том же забытьи.
     Один д'Авриньи проводил глазами г-жу де Вильфор и заметил ее поспеш- ный уход.
     Он приподнял портьеру, и через комнату Эдуарда его взгляд проник в спальню, г-жа де Вильфор без движения лежала на полу.
     -тупайте туда, - сказал он сиделке, - госпоже де Вильфор дурно.
     - Но мадемуазель Вентина? - проговорила она с запинкой.
     - Мадемуазель Валентина не нуждается больше в помощи, - сказал д'Ав- риньи, - она умерла.
     - Умерла? Умерла? - стонал Вильфор в пароксизме душевной муки, тем более раздирающей, что она была еизведанной, новой, неслыханной для этого стального сердца.
     - Что я слышу! Умерла! - воскликнул третий голос - Кто сказал, что Валента умерла?
     Вильфор и доктор обернулись. В дверях стоял Моррель, бледный, потр сенный, страшный.
     Вот что произошло.
     В обычный час, через маленькую дверь, ведущую к Нуартье, явился Мор- рель.
     Против обыкновения, дверь не была заперта; ему не пришлось звонить, он вошел.
     Он постоял в прихожей, зовя прислугу, чтобы кто-нибудь проводил его к Нуартье.
     Но никто не откликался; слуги, как известно, покинули д.
     Моррель не имел особых поводов к беспокойству: Монте-Кристо обещал ему, что Валентина будет жить, и до сих пор это обещание не было наруше- но. Каждый вечер граф приносил ему хорошие вести, подтверждаемые на сле- дующий день самим Нуартье.
     Все же это безлюдье показалось ему странным; оп позвал еще раз, в третий раз; та же тишина.
     Тогда он решил подняся.
     Дверь Нуартье была открыта, как и остальные двери.
     Первое, что бросилось ему в глаза, был старик, сидевший в кресле, на своем обычном мес; он был очень бледен, и в его расширенных глазах застыл испуг.
     - Как вы поживаете, сударь? - спросил Моррель, не без замирания серд- ца.
     - Хорошо, - показал старик, - хорошо.
     Но его лицо выражало все большую тревогу.
     - Вчем-то озабочены, - продолжал Моррель. - Позвать кого-нибудь из слуг - Да, - показал Нуартье.
     Моррель стал звонить изо всех сил; по,колько он ни дергал за шнур, никто не приходил.
     Он повернулся к Нуартье; лицо старика становилось все бледнее и тре- вожнее.
     - Боже мой! - сказал Моррель. - Почему никто не идет? Еще кто-нибудь заболел?
     Глаза Нуартье, казалось, готовы были выскочить из орбит.
     - Да что с вами? - продолжал Моррель. - Вы меня пугаете! Валентина?..
     - ДаДа! - показал Нуартье.
     Максимилиан открыл рот, по не мог вымолвить ни слов он зашатался и прислонился к стене.
     Затем он указал рукой на дверь.
     - Да! Да! Да! - показал старик.
     Максимилиан бросился к маленькой лестнице и спустился по ней в два прыжка, между тем как Нуартье, казалось, кричал ему глазами:
     - Скорей, скорей!
     ррель в одну минуту пробежал несколько комнат, пустых, как и весь дом, и достиг комнаты Валентины.
     Ему не пришлось отворять дверь, она была раскрыта настежь.
     Первое, что он услышал, было рыдание. Он увидел, как в тумане, черную фигуру, стоявшую на коленях и зарывшуюся в беспорядочную груду белых покрывал. Страх, смертельный страх пригвоздил его к порогу.
     И тут он уышал голос, который говорил: - Валентина умерла, - и дру- гой, который отозвался, как эхо:
     - Умерла! Умерла!
    
    
     VI. МАКСИМИЛИАН
    
     Вильфор поднялся, почти стыдясь того, что его застали в припадке та- кого отчаяния.
     Должность грозного обвинителя, которую он занимал в течение двадцати пяти лет, сделала из него нечто большее или, быть может, меньшее, чем человек.
     Его взгляд, в первый миг растерянный и блуждающий, остановился на Максимилиане.
     - Кто вы, сударь? - сказал . - Откуда вы? Так не входят в дом, где обитает смерть. Уйдите!
     Моррель не двигался, он не мог оторвать глаз от ужасного зрелища: от смятой постели и бледного лица на подушках.
     - Уходите! Слышите? - крикнул Вильфор.
     Д'Авриньи те подошел, чтобы заставить Максимилиана уйти.
     Тот окинул безумным взором Валентину, обоих мужчин, комнату, хотел, по-видимому, что-то сказать, - наконец, не находя ни слова, чтобы отве- тить, несмотря на вихрь гореных мыслей, проносившихся в его мозгу, он схватился за голову и бросился к выходу; Вильфор и д'Авриньи, на минуту отвленные от своих дум, посмотрели ему вслед и обменялись взглядом, который говорил:
     "Это сумасшедший".
     Но не прошло и пяти минут, как лестница заскрипела под тяжелыми шага- мии появился Моррель, который, с нечеловеческой силой подняв кресло Нуартье, внес старика на второй этаж.
     Дойдя до площадки, Моррель опустил кресло на пол и быстро вкатил его в комнату Валентины.
     Все это он проделал с удесятеренной силой исступленноготчаяния.
     Но страшнее всего было лицо Нуартье, когда Моррель подвез его к кро- вати Валентины; на этом лице напряженно жили одни глаза, в них сосредо- точились все силы и все чувства паралитика.
     И при виде этого бледного лица с горящим взглядом Вильфор испугался.
     Всю жизнь, всякий раз, как он сталкивался со своим отцом, происходило что-нибудь ужасное.
     - Смотрите, что они сделали! - крикнул Моррель, все еще опираясь од- ной рукой на спинку кресла, которое он подкатил к кровати, а другой ука- зывая на Валентину. - Смотрите, отец!
     Вильфор отступил на шаг и с удивлением смотрел на молодого человека, ему почти незнакомого, который называл Нуартье свм отцом.
     Казалось, в этот миг вся душа старика перешла в его налившиеся кровью глаза; жилы на лбу вздулись, синева, вроде той, которая завает кожу эпилептиков, покрыла шею, щеки и виски; этому внутреннему взрыву, потря- сающему все его существо, не хватало только крика.
     Этот крик словно выступал из всех пор, страшный в своей немоте, раз- дирающий в своей беззвучности.
     Д'Авриньи бросился к старику и дал ему понюхать спирту.
     - Сударь, - крикнул тогда Моррель, схватив недвижную руку паралитика, - меня спрашивают, кто я такой и по какому праву я здесь. Вы знаете, скажите им, скажите!
     Рыдания заглушили его голос.
     Прерывистое дыхание сотрясало грудь старика. Этовозбуждение было по- хоже на начало агонии.
     Наконец слезы хлынули из глаз Нуартье, более счастливого, чем Мор- рель, который рыдал без слез. Старик не мог наклонить голову и лишь зак- рыл глаза.
     - Скажите, что я был ее женихом, - продолжал Моррель. - Скажите, что она была моим другом, моей единственной любовью на свете! Скажите ям, что ее бездыханный труп принадлежит мне!
     И он бросился на колени перед постелью, судорожно вцепившись в нее руками. Видеть этого большого, сильного человека, раздавленного горем, было так мучительно, что Д'Авриньи отвернулся, чтобы рыть волнение; Вильфор, не требуя больше объяснений, покоренный притягательной силой, которая влечет нас к людям, любившим тех, кого мы оплакивае протянул Моррелю руку.
     Но Максимилиан ничего не видел; он схватил ледяную руку Валентины и, не умея плакать, глухо стонал, сжимая зубами край простыни.
     Несколько минут в этой комнате слышались только рыдания, проклятия и молитвы.
     И все же один звук господствовал над всем: то было хриплое, страшное дыхание Нуартье. Казалось, при каждом вдохе рвались жизненные пружины в его груди.
     Накец Вильфор, владевший собой лучше других и как бы уступивший на время свое место Максимилиану, решился заговорить.
     - Сударь, - сказал он, - вы говорите, что вы любили лентину, что вы были ее женихом. Я не знал об этой любви, о вашем сговоре; и все же я, ее отец, прощаю вам это; ибо, я вижу, ваше горе велико и неподдельно.
     Ведь и мое горе слишком велико, чтобы в душе у меня оставалось место для гнева.
     Но вы видите, ангел, который сулил вам счастье, покинул землю; ей не нужно больше земного поклонения, ныне она предстала перед творцом: прос- титесь же с ее бренными останками, коснитесь в последний раз руки, кото- рую вы ждали, и расстаньтесь с ней навсегда; Валентине нужен теперь только священник, который ее благословит.
     -ы ошибаетесь, сударь, - воскликнул Моррель, подымаясь на одно ко- ле, и его сердце пронзила такая боль, какой он никогда еще не испыты- вал, - вы ошибаетесь. Валентина умерла, но она умерла такой смертью, что нуждается не только в священнике, но и в мстителе! Посылайте за священ- ником, господин де Вильфор, а мстителем буду я!
     - Что вы хотите сказать, сударь! - пробормотал Вильфор; полубезумный выкрик Морреля заставил его содрогнуться.
     - Я хочу сказать, что в вас - два человека, сударь! - продолжал Мор- рель. - Отец довольно плакал - пусть выступит королевский прокурор.
     Глаза Нуартье сверкнули; Д'Авриньи подошел ближе.
     - Я знаю, что говорю, сударь, - продолжал Моррель, читая по лицам присутствующих все их чувства, - и вы знаете не хуже моего то, что я скажу: Валентину убили!
     Вильфор опустил голову; Д'Авриньи подошел еще на шаг; Нуартье утвер- дильно опустил веки.
     - В наше время, - продолжал Моррель, - живое суство, даже не такое юное и прекрасное, как Валентина, не может умереть насильственной смертью без того, что не потребовали отчета в его гибели. Господин ко- ролевский прокурор, закончил Моррель с возрастающим жаром, - здесь нет места жалости! Я вам указываю на преступление, ищите убийцу!
     И его неумолимый взгляд вопрошалильфора, который в свою очередь ис- кал взгляда то Нуартье, то Д'Авриньи.
     Но вместо того чтобы поддержать Вильфора, отец и доктор ответили му таким же непреклонным взглядом.
     - Да! - показал старик.
     - Верно! - сказал д'Авриньи.
     - Вы ошибаетесь, сударь, - проговорил Вильфор, пытаясь поботь волю трех человек и свое собственное волнение, - в моем доме не совершается преступлений; меня разит судьба, меня тяжко испытывет бог, - но у меня никого не убивают!
     Глаза Нуартье сверкнули; д'Авриньи открыл рот, чтобы возразить.
     Моррель протянул руку, призывая к молчанию.
     - А я вам говорю, что здесь убивают! - сказал он негромко, но грозно.
     Я вам говорю, что это уже четвертая жертва за четыре месяца!
     Я вам говорю, что четыре дня тому назад уже пытались отрави Вален- тину, но это не удалось, благодаря предосторожности господина Нуартье!
     Я вам говорю, что дозу удвоили или переменили яд, и на этотаз зло- деяние удалось!
     Я вам говорю, что вы это знаете так же хошо, как и я, потому что господин д'Авриньи вас об этом предупредил и как врач и как друг.
     - Вы бредите, сударь, - сказал Вильфор, тщетно пытаясь освободиться от захлестнувшей его петли.
     - Я брежу? - воскликнул Моррель. - В таком случае обращаюсь к само- му господину д'Авриньи. Спросите у него, сударь, помнит ли он слова, произнесенные им в вашем саду, перед этим домом в вечер смерти госпожи де Сен-Меран; тогда вы оба, думая, что вы одни, говорили об этой траги- ческой смерти; вы ссылаетесь на судьбу, вы несправедливо обвиняете бога, но судьба и бог участвовали в этой смерти только тем, что создали убийцу Валентины!
     Вильфор и д'Авриньи переглянулись.
     - Да, д припомните, - сказал Моррель, - вы думали, что эти слова были сказаны в тишине и одиночестве, затерялись во мраке, но они достиг- ли моих ей.
     Конечно, после этого вечера, видя преступную снисходительность госпо- дина де Вильфор к своим близким, я джен был все раскрыть властям. Я не был бы тогда одним из виновников твоей смерти, Валенна, любимая! Но виновник превратится в мстителя; это четвертое убийство очевидно для всякого, и если отец твой покинет тебя, Валентина, клянусь тебе, я сам буду преследовать убийцу!
     И словно природа сжалилась, наконец, д этим сильным человеком, го- товым сломиться под натиском собственной силы, - последние слова Морреля замерли в его гортани, из груди его вырвалось рыдание, непокорные слезы хлынули из глаз, он покачнулся и с плачем вновь упал на колени у кровати Валентины.
     Тогда настала очередь д'риньи.
     - Я разделяю чувства господина Морреля и тоже требую правосудия, - сказал он громко. - У меня сердце разрывается от мысли, что моя малодуш- ная снисходительность поощрила убийцу!
     - Боже мой! - еле слышно прошептал Вильфор.
     Моррель поднял голову и, читая в глазах старика, горящих нечеловечес- ким пламенем, сказал:
     - Смотрите, господин Нуартье хочет говорить.
     - Да, - показал Нуартье, с выражением особенно усным, потому что все способности этого несчастного, беспомощного старика были сосредото- чены в его взгляде.
     - Вы знаете убийцу? - спросил Моррель.
     - Да, - ответил Нуартье.
     - И вы нам укажете его? - воскликнул Максимилиан, - Мы слушаем! Гос- подин д'Авриньи, слушайте!
     Глаза Нуартье улыбнулись несчастному Моррелю грустно и нежно, одной из тех улыбок, которые так часто радовали Валентину.
     Затем, как бы приковав глаза собеседника к своим, он перевел взгляд на дверь.
     - Вы хотите, чтобы я вышел? - горестно воскликнул Моррель.
     - Да, - показал Нуартье.
     - Пожалейте меня!
     Глаза старика оставались неумолимо устремленными на дверь.
     - Но потом мне можно будет вернуться? - спросил Максимилиан.
     - Да.
     - Я должен выйти один?
     - Нет.
     - Кого же яолжен увести? Господина де Вильфор?
     - Нет.
     - Доктора?
     - Да.
     - Вы хотите остаться один сосподином де Вильфор?
     - Да.
     - А он поймет вас?
     - Да.
     - Будьте спокойны, - сказал Вильфор, радуясь, что следствие будет вестись с глазу на глаз, - я отлично понимаю отца.
     Хотя он говорил это с почти радостным выражением, зубы его громко стучали.
     Д'Авриньи взял Максимилиана под руку и увел его в соседнюю комнату.
     Тогда во всем доме царилось молчание, более глубокое, чем молчание смерти.
     Наконец через четверть часа послышались нетвердые шаги, и Вильфор по- явился на пороге гостиной, где находились д'Авриньи и Моррель, один, - погруженный в задумчивость, другой - задыхающийся от горя.
     - Идемте, - сказал Вильфор.
     И он подвел их к Нуартье.
     Моррель внимательно посмотрел на Вильфора.
     Лицо королевского прокурора было мертвенно бледно; багровые пятна выступили у него на лбу; его пальцы судорожно теребили перо, ломая его на мелкие куски.
     - Господа, - сдавленным голосом сказал он д'Авриньи и Моррелю, - дай- те мне честное слово, что эта ужасная тайна останется погребенной в на-их сердцах!
     У тех вырвалось невольное движение.
     - Умоляю вас!.. - продолжал Вильфор.
     - А что же виновник!.. - сзал Моррель. - Убийца!.. Отравитель!..
     - Будьте спокойны, сударь, правосудие совершится, - сказал Вильфор. - Мой отец открыл мне имя виновного; мой отец жаждет мщения, как и вы; но он, как и я, заклинает вас хранить преступление в тайне. Правда, отец?
     - Да, - твердо показал Нуартье.
     Моррель невольно отшатнулся с жестом ужаса и доверия.
     - Сударь, - воскликнул Вильфор, удерживая Морреля за руку, - вы знае- те, мой отец непреклонный человек, и если он обращается к вам с такой просьбой, значит, он верит, что Валентина будет страшно отомщена. Прав- да, отец?
     арик сделал знак, что да.
     Вильфор продолжал:
     - Он меня знает, а я дал ему слово. Можете быть спокойны, господа; я прошу у вас три дня, это меньше, чем у вас попросил бы суд; и через три дня мщение, которое постигнет убийцу моей дочери, заставит содрогнуться самое бесчувственное сердце. Правда, отец?
     При этих словах он скрипнул зубами и потряс мертвую руку старика.
     - Обещание будет исполнено, господин Нуартье? - спросил Моррель; д'Авриньи взглядом спросил о том же.
     - Да! - показал Нуартье с мрачной радостью в глазах.
     - Так поклянитесь, господа, - сказал Вильфор, соединяя руки д'Авриньи и Морреля, - поклянитесь, что вы пощадите честь моего дома и предостави- те мщение мне.
     Д'Авриньи отвернулся и неохотно прошептал "да", но Моррель вырвал ру- ку из рук Вильфора, бросился к постели, прижался губами к холодным губам Валтины и выбежал вон с протяжным стоном отчаяния.
     Как мы уже сказали, все слуги исчезли.
     Поэтому Вильфору пришлось просить д'Авриньи взять на себя все те мно- гочисленные и сложные хлопоты, которые влечет за собой смерть в наших больших городах, особенно смерть при таких подозрительных обстоя- тельствах.
     Что касается Нуартье, то было страшно смотреть на это недвижимое го- ре, это окаменелое отчаяние, эти беззвучные слезы.
     Вильфор заперся в своем кабинете; д'Авриньи пошел за городским вра- чом, обязанность которого - свидетельствовать смерть и которого вырази- тельно именуют "доктором мертвых".
     Нуартье не зател расставаться с внучкой.
     Через полчаса д'Авриньи вернулся со своим собратом; дверь с улицы бы- ла заперта, и, так как привратник исчез вместе с остальными слугами, Вильфор сам пошел отворить.
     Но у комнаты Валентины он остановился; у него не было сил снова войти туда.
     Оба ктора вошли одни.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев