• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [80/83]

Скачать полное произведение

    Ты, возрожденный к жизни, богатый сумасброд, грезящий наяву, всемогу- щий провидец, всесильный миллионер, возвратись на мгновение к мрачному зрелищу жалкой и голодной жизни, пройди снова тот путь, на который тебя обрекла судьба, куда тебя привело злосчастье, где тебя ждало отчаяние; сшком много алмазов, золота и наслаждения сверкает на поверхности того зеркала, в которое Монте-Кристо смотрит на Дантеса; спрячь эти алзы, запятнай это золото, сотри эти лучи; богач, вспомни бедняка; свободный, вспомни узника; воскресший, вспомни мертвеца".
     Погруженный в такие думы, Монте-Кристо шел по улице Коссри. Это была та самая улица, по которой двадцать четыре года тому назад его везла безмолвная стража; эти дома, теперь веселые и оживленные, были в ту ночь темны и молчаливы.
     - Это те же дома, - шептал Монте-Кристо, - но только тогда была ночь, а сейчас светй день; солнце все освещает и всему придает радостный вид.
     Он спустился по улице Сен-Лоран на набережную и подошел к Управлению порта; здесь его тогда посадили в баркас.
     Мимо шла лодка под холщовым тентом; Монте-Кристо окликнул лодочника, и тот поспешил к нему, предвидя щедрое вознаграждение.
     Погода была чудесная, прогулка восхитительная. Солнце, алое, пылаю- щее, спускалось к горизонту, воспламеняя волны; по морю, гладкому, как зеркало, иногда пробегала рябь - это рыба, преследуемая невидимым вра- гом, скакивала из воды, ища спасения в чуждой стихии; вдали скользили белые и легкие, как чайки, рыбачьи лодки, направляющиеся в Мартиг, и торговые суда, везущие груз на Корсику или в Испанию.
     Но граф не замечал ни безоблачного неба, ни скользящих лодок, ни всзаливающего золотого света. Завернувшись в плащ, он вспоминал одну за другой все вехи своего страшного пути: одинокий огонек, светившийся в Каталанах, грозный силуэт замка Иф, указавший ему, куда его вез, борьбу с жандармами, когда он хотел броситься в море, свое отчаяние, когда он почувствовал себя побежденным, и холод ружейного дула, пристав- ленного к виску.
     И мало-помалу, подобно высохшим за лето ручьям, которые, когда надви- гаются осенние тучи, понемногу наполняются влагойи начинают оживать капля за каплей, граф Монте-Кристо ощутил, как в груди его, капля за каплей, начинает сочиться желчь, некогда заливавшая сердце Эдмона Данте- са.
     Для него с этой минуты не было больше ни ясного неба, ни легких ло- док, ни золотого сияния; небо заволоклось траурными тучами, а когда пе- ред ним вырос черный гигант, носящий имя замка Иф, он вздрогнул, словно увидел призрак смертельного врага.
     Они были у цели.
     Граф невольно отодвинулся на самый конец лодки, хотя лодочник самым приветливым голосом повторял ему:
     - Приехали, сударь.
     Монте-Кристо вспомнил, как на этом самом месте, по этой скалистой тропе волокла его сажа и как его подгоняли острием штыка.
     Некогда этот путь показался Дантесу бесконечным; Монте-Кристо нашел его очень коротким; каждый взм весла, вместе с брызгами воды, рождал миллионы мыслей и воспоминаний.
     Со времени Июльской революции замок Иф уже не был тюрьмой; он прев- тился в сторожевой пост, назначением которого было препятствовать прово- зу контрабанды; у ворот стоял привратник, поджидая посетителей, приез- жающих осматривать этот памятник Ужаса, ставший перь просто достопри- мечательностью.
     Монте-Кристо знал это и всее, когда он вошел под эти своды, спус- тился по темной лестнице, когда его провели в подземелье, которое он по- желал осмотреть, мертвенная бледность покрыла его чело, и леденящий хо- лод пронизал его сердце.
     Граф спросил, не осталось ли здесь какого-нибудь старого тюремщика времен Реставрации; но все они ушли на пенсию или заняли другие должнос- ти.
     Привратник, который водил его, был здесь только с 1830 года.
     Его провели в его собственную темницу.
     Он снова увидел тусклый свет, проникавший сквозь узкую отдушину, увидел место, где стояла кровать, теперь уже унесенная, а за кроватью, хь и заделанное, но выделявшееся своими более светлыми камнями, отверстие, пробитое аббатом Фариа.
     Монте-Кристо почувствовал, что у него подгибаются ноги; он пододвинул деревянный табурет и сел.
     - Что рассказывают об узниках этого замка, если не считать Мирабо? - спросил граф. - Существуют ли какиенибудь предания об этих мрачных под- земельях, глядя на которые даже не веришь, чтобы лю могли заточить сю- да живого человека?
     - Да, сударь, - отвечал привратник, - об этой самой камере мне расс- казывал тюремщик Антуан.
     Монте-Кристо вздрогнул. Этот Антуан был его тюремщиком. Он почти за- был его имя и черты его лица, но когда это имбыло названо, он его уви- дел, как живого: бородатое лицо, темную куртку и связку ключей, звяканье которых он, казалось, еще слышал.
     Граф обернулся, и ему почудилось, что Антуан стоит в глубине коридо- ра, казавшегося еще более мрачным при свете факела, который держал прив- ратник.
     - Если угодно, я расскажу, - предложил привратник.
     - Да, расскажите, - отвечаМонте-Кристо.
     И он прижал руку к сердцу, чтобы унять его неистовый стук, со страхом готовясь выслушать повесть о самом себе.
     - Расскажите, - повторил он.
     - В этой самой камере, - начал привратник, - тому уже много лет, жил один арестант, человек очень опасный, говорят, а главное - очень отчаян- ный. В те же годы здесь находился еще один заключенный, священник, но этот был смирный; он, бедняга, помешался.
     - Помешался? - повторил Монте-Кристо. А на чем?
     - Он всем предлагал миллионы, если его выпустят.
     Монте-Кристо поднял глаза к небу, но не увидел его: между ним и не- бесным сводом ба каменная преграда. Он подумал о том, что между глаза- ми тех, кому аббат Фариа предлагал сокровища, и этими сокровищами прег- рада была не меньшая.
     - Могли заключенные видеться друг с другом - спросил Монте-Кристо.
     - Нет, сударь, это было строжайшеапрещено; но они обошли это запре- щение и пробили ход из одной камеры в другую.
     - А кто из них пробил ход?
     - Молодой, понятно, - сказал привратник, - он был ловкий и сильный, а бедный аббат был уже стар, да и мысли у него путались.
     - Слепцы!.. - прошептал Монте-Кристо.
     - Слом, - продолжал привратник, - молодой пробил ход; чем? - бог знает, но пробил. Вот поглядите, следы и сейчас еще видны.
     И он приблизил к ене факел.
     - Да, вижу, - заметил граф глухим от волнения голосом.
     - Потом они начали ходить друг к другу. Сколько времени это продолжа- лось? Никому не известно. Потом старик заболел и умер. Как вы думаете, что сделал молодой?
     - Расскажите.
     - Он перенес покойника к себе, положил его на свою кровать, лицом к стене, вернулся в пустую камеру, заделал отверие и залез в мешок мерт- веца. Что вы на это скажете?
     Монте-Кристо закрыл глаза и снова почувствовал на своем лице прикос- новение грубою холста, еще пропитанного смертным холодом.
     - Он, видите ли, думал, - продоал привратник, - что в замке Иф мертвецов хоронят и, попятное де, не тратятся на гробы; и он рассчиты- вал вылезти из-под земли; по, на его беду, в замке был другой обычай; мертвых не хоронили, а просто привывали к ногам ядро и кидали в море; так было и на этот раз. Нашего молодца бросили в море; на другой день в постели нашли настоящего мертвеца, и все открылось; сторожа, которые бросили в море, рассказали то, о чем не решались сказать раньше: когда мешок полетел вниз, они услышали ужасный крик, который тотчас же заглу- шила вода.
     Граф тяжело дышал, сердце его мучительно сжималось.
     - Нет! - прошептал он, - нет! Я сомневался только потому, что начал забывать: но здесь раны моего сердца снова открылись, и я снова жажду мщения.
     - А об этом узнике больше ничего не известно? - спросил он.
     - Ничего, как есть ничего: понимаете, либо он упал плая с высоты пятидесяти футов и убился насмерть...
     - Вы сказали, что ему привязали к ногам ядро, он должен был упасть стоймя.
     - Либо он упал стоймя, - продолжал привратник, - и тогда ядро потащи- ло его на о, где он и остался, бедняга!
     - Вам жаль его?
     - Правду говоря, жаль, хоть он в море был, как дома.
     - Почему?
     - Да говорят, что этот несчастный парень был прежде моряком, которого посадили в тюрьму за бонапартизм.
     - Истина, - прошептал граф, - по воле бога ты всплываешь над водами и над пламенем! Памь о бедном моряке еще жива, об его горькой судьбе рассказывают у очага, и все вздрагивают, когда он рассекает воздух и погружается в морскую пучину.
     - А его имя вы знаете? - вслух спросил граф.
     -ткуда же? - спросил сторож. - Он значился просто под номером трид- ца четыре.
     - Вильфор! Вильфор! - пробормотал Монте-Кристо. - Вот что ты, должно быть, твердил себе, когда мой призрак тревожил твои бессонные ночи.
     - Угодно вам продолжать осмотр, сударь? - спросил привратник.
     - Да, покажите мне камеруумасшедшего аббата.
     - Номера двадцать седьмого?
     - Да, номера двадцать семь, - повторил Монте-Кристо.
     И ему показалось, что он снова слышит голос аббата Фариа, который, в ответ на просьбу назвать себя, через стену крикнул ему этот номер.
     - Идемте.
     - Подождите, - сказал Монте-Кристо, - мне хочется получше осмотреть эту темницу.
     - Это очень кстати, - сказал проводник, - я забыл взять ключ от той камеры.
     - Сходите за ним.
     - Я оставлю вам факел.
     - Нет, возьмите его с собой.
     - Но вы останетесь впотьмах.
     - Я отлично вижу в темноте.
     - Скажите! Совсем, как он.
     - Как кто?
     - Номер тридцать четыре. Говорят, он так привык к темноте, что заме- тил бы булавку в самом темном углу своей камеры.
     - Ему потребовалось десять лет, чтобы дойти до этого, - прошептаграф.
     Проводник ушел, унося с собой факел.
     Граф сказал правду: не прошло и нескольких секунд, как он стал все различать в темноте, словно при дневном свете. Тогда он осмотрелся, тог- да он по-настоящему узнал свою темницу.
     - Да, - сказал он, - вот камень, на котором я сидел. Вот след моих плеч на стене! Вот следы моей крови,ни остались здесь с того дня, ког- да я хотел разбить себе голову об стену!.Вот цифры... я помню их... я начертал их однажды, когда высчитывал годы моего отца, гадая, застану ли я его еще в живых, и годы Мерседес, гадая, будет ли она еще свободна... Когда я кончил этот подсчет, у меня мелькнула надежда... Я не предвидел ни голода, ни измены!
     И горький смех вырвался у него из груди. Как во сне, перед ним мелькнули похороны отца... Мерседес, идущая к алтарю!
     На другой стене ему бросилась в глаза надпись. Она все еще отчетливо белела на зеленоватой стене:
     "Боже, - прочитал Монте-Кристо, - сохрани мне память".
     - Да, да, - воскликнул он, - вот единственная молитва моих последних лет в этой темнице. Я уже не молил о свободе, я молил о памяти, я боялся сойти с ума и все забыть; боже, ты сохранил мне память, и я ничего не забыл. Благодарю тебя, господи!
     В эту минуту на стенах заиграл свет факела; это спускался привратник.
     Монте-Кристо пошел ему навстречу.
     - Идите за мной, - сказал тот.
     Подземным коридором они прошли к другой двери.
     В камере аббата воспоминания снова нахлынули на Монте-Кристо.
     Прежде всего ему бросился в глаза вычерченный на стене меридиан, при помощи которого аббат Фариа вычислял время; потом он заметил остатки кровати, на которой умер несчастный узник. Вместо ужаса, который он ис- пытал в собственной темнице, здесь графа охватило нежное и теплое чувство, чувство бесконечной благодарности, и на его глаза навернулись слезы.
     - Вот здесь жил сумасшедший аббат, - сказал его проводник, - вот от- туда приходил к нему сосед. (И он указал на пролом, который с этого кон- ца остался незаделанным.) - По цвету камней, - продолжал он, - один уче- ный узнал, что заключенные ходили друг к другу лет десять. Не очень-то весело они, бедные, провели эти десять лет!
     Дантес вынул из кармана несколько золотых и протянул их этому челове- ку, который, совсем его не зная, дважды пожалел его.
     Привратник взял деньги, но, при свете факела, он увидел, что посети- тель вместо несколькимелких монет дал ему неожиданно большую сумму.
     - Сударь, - сказал он, - вы ошиблись.
     - В чем?
     - Вы дали мне золото.
     - Знаю.
     - Знаете?
     - Да.
     - Вы даете мне эти золотые?
     - Да.
     - И я могу оставить их себе, по совести?
     - И по чести, - сказал граф, цитируя Гамлета.
     Привратник изумление посмотрел на него.
     - Сударь, - сказал он, боясь поверить своему счастью, - я не понимаю, чем я заслужил такую щедрость.
     - Очень просто, мой друг, - сказал граф, - я сам был моряком, и ваш рассказ меня очень заинресовал.
     - Раз уж вы так щедры, сударь, - сказал проводник, - то я вам кое-что предложу.
     - Что вы можете мне предложить? Раковины, плетен корзиночки? Нет, благодарю.
     - Нет, нет, сударь: это имеет отношение к моему рассказу.
     - Неужели? - живо воскликнул граф. - Что же о?
     - Дело было так, - сказал привратник. - Я подумал себе: в камере, где человек провел пятнадцать лет, всегда можно что-нибудь найти: и я начал выстукивать стены.
     - Верно, - воскликнул Монте-Кристо, вспомнив тайники аббата.
     - После долгих розысков, - продолжал привратник, - я заметил, что у изголовья кровати под очагом камень звучит гулко.
     - Да, - сказал Монте-Кристо.
     - вынул камни и нашел...
     - Веревочную лестницу, инструменты? - воскликнул граф.
     - Откуда вы знаете? - удивленно спросил привратник.
     - Я не знаю, я просто догадался, - сказал граф, - обычно в йниках тюремных камер находят именно такие вещи.
     - Да, сударь, - сказал проводник, - веревочную лестницу, инструменты.
     - Они у вас? - воскликнул Монте-Кристо.
     - Нет, сударь; все это я продал посетителям; но у меня еще осталось кое-что.
     - Что же именно? - нетерпеливо спросил граф.
     - Какая-то книга, написанная на полосках холста.
     - Как! - воскликнул Монте-Кристо, - у тебя есть эта книга?
     - Может быть, э и не книга, - сказал привратник, - во всяком случае она у меня.
     - Сбегай за ней, мой дг, - сказал граф, - и если это то, что я ду- маю, ты не пожалеешь.
     - Бегу, сударь.
     И привратник вышел.
     Тогда Монте-Кристо опустился на колени перед остатками этой кровати, которую смерть обратила для него в алтарь.
     - О мой второй отец, - сказал он, - ты, которому я обязан свободой, знаниями, богатством; ты, подобно высшему существу владевший тайной доб- ра и зла; если в глубине могилы от нас остается нечто, что откликается на голос живущих на земле; если, после преображения плоти нечто живое еще носится там, где мы много любили или много страдали, то заклинаю те- бя, благородное сердце, высокий разум, проникновенная душа, во имя оте- ческой любви, которой ты меня подарил, во имя сыновней преданности, ко- торую я питал к тебе, единым словом, знаком, откровением развей мои сом- нения, ибо, если они не сменятся верой, они обратятся в раскаяние.
     Граф склонил голову и сложил руки.
     - Извольте, сударь, - раздался голос позади.
     Монте-Кристо вздрогнул и обернулся.
     Привратник протягивал ему полоски холста, на которыхббат Фариа за- печатлел все сокровища своего знания. Это была рукопись его обширного труда о государственной власти в Италии.
     Граф схватил ее, и его взгляд прежде всего упал на эпиграф: он про- чел:
     "Ты вырвешь у дракона зубы и растопчешь львов, - сказал господь".
     - Вот ответ! - воскликнул он. - Благодарю тебя, отец, благодарю.
     И, вынув из кармана бумажник, в котором лежало десять тысячефранковых билетов, он сказал:
     - Возьми.
     - Это мне?
     - Да, по с условием, что ты не раскроешь его, пока я не уеду.
     И, спрятав на груди вновь обретенную им реликвию, которая была для него дороже всех сокровищ мира, он выбежал из подземелья и прыгнул в лодку.
     - В Марсель! - сказал он.
     Лодка тронулась. Монте-Кристо устремил взгляд на угрюмый замок.
     - Горе тем, - сказал он, - кто заточ меня в эту мрачную темницу, и тем, кто забыл, что я в ней заточен?
     Плывя мимо Каталан, граф отвернулся; и, закрыв лицо плащом, он про- шептал женское имя.
     Победа была полная: граф поборол и второе сомнение. Имя, которое он произнес с жностью, почти с любовью, было имя Гайде.
     Сойдя на берег, Монте-Кристо направился к кладбищу, где его ждал Мор- рель.
     Он тоже, десять лет тому назад, благоговейно искал на этом кладбище могилу, но искал ее нрасно. Он, возвращавшийся во Францию миллионером, не мог отыскать могилы своего отца, умершего от голода.
     Правда, старик Моррель велел постить на ней крест, но крест упал, и могильщик употребил его на дрова, как обычно поступают могильщики со всеми обломками, ляющимися на кладбищах.
     Достойный арматор оказался счастливее; он скончался на руках у своих детей и был похоронен ими подле его жены, отошедшей в вечность за два года до него.
     Двеирокие мраморные плиты, на которых были вырезаны их имена, поко- ились рядом в тени четырех кипарисов, обнесенные железной решеткой.
     Максимилиан стоял, прислонившись к дереву, устремив на могилы невидя- щий взгляд.
     Казалось, он обезумел от горя.
     - Максимилиан, - сказал ему граф, - смотреть надо не сюда, а туда!
     И он указал на небо.
     - Умершие всюду с нами, - сказал Моррель, - вы сами говорили мне это, когда увозили меня из Парижа.
     - Максимилиан, - сказал граф, - по дороге вы сказали, что хотели бы провести несколько дней в Марселе: ваше желание не изменилось?
     - У меня больше нет желаний, граф; но мне кажется, что мне легче бу- дет ждать здесь, чем где бы то ни было.
     - Тем лучше, Максимилиан, потому что я покидаю вас и увожу с собой ваше слово, не правда ли?
     - Я могу забыть его, граф, - сказал Моррель.
     - Нет, вы его не забудете, потому что вы прежде всего человек чести, Моррель, потому что клялись, потому что вы еще раз поклянетесь.
     - Граф, сжальтесь надо мной! Я так несчастлив!
     - Я знал человека, корый был еще несчастнее вас, Моррель.
     - Это невозможно.
     - Жалкое человеческое тщеславие, - сказал МонтеКристо. - Каждый счи- тает, что он несчастнее, чем другой несчастный, который плачет и стонет рядом с ним.
     - Кто может быть несчастнее человека, который лишился единственногочто он любил и чего желал на свете?
     - Слушайте, Моррель, - сказал Монте-Кристо, - и сосредоточьте на ми- нуту свои мысли на том, что я вам скажу. Я знал человека, торый жил так же, как и вы, построил все свои мечты о счастье на любви к одной женщине. Этот человек был молод, у него был старик отец, которого он лю- бил, невеста, которую он обожал; должна была состояться свадьба. Но вдруг прихоть судьбы, из тех, что заставили бы усомнитя в благости божьей, если бы бог впоследствии не открывал нам, что все в мире служит его единому промыслу, - как вдруг эта прихоть судьбы отняла у него сво- боду, возлюбленную, будущее, которое он уже считал своим (так как он, несчастный слепец, видел только настоящее), и бросила его в темницу.
     - Из темницы выходят через неделю, через месяц, через год, - заметил Моррель.
     - Он пробыл в ней четырнадцать лет, Моррель, - сказал граф, кладя ему руку на плечо.
     Максимилиан вздрогнул.
     - Четырнадцать лет! - прошептал он.
     - Четырнадцать лет, - повторил граф. - У него также за эти долгие го- ды бывали минуты отчаяния; он, так же как и вы, Моррель, считал себя несчастнейшим из людей и хотел убить себя.
     - И что же? - спросил Моррель.
     - И вот в последнюю минуту господь послал ему спасение в образе чело- века, ибо господь больше не являет чудес; быть может, сначала он и не понималесконечной благости божьей (нужно время, чтобы глаза, затума- ненные слезами, вновь стали зрячими); но он все-таки решил терпеть и ждать. Настал день, когда он чудом вышел из могилы, преображенный, бога- тый, могущественный, полубог; его первый порыв был пойти к отцу; его отец умер.
     - Мой отец тоже умер, - сказал Моррель.
     - Да, но ваш отец умер на ваших руках, любимый, счастливый, почитае- мый, богатый, дожив до глубокой старости; его отецмер нищим, отчаяв- шийся, сомневающийся в боге; и когда спустя десять лет после его смерти сын искал его могилу, самая могила исчезла, и никто не мог ему сказать: здесь покоится сердце, которое тебя так любило.
     - Боже! - сказал Моррель.
     - Этот сыныл несчастнее вас, Моррель, он не знал даже, где искать могилу свое отца.
     - Но у него оставалась женщина, которую он любил, - сказал ррель.
     - Вы ошибаетесь, Моррель; эта женщина...
     - Умерла? - воскликнул Максимилиан.
     - Хуже; она изменила ему: она вышла замуж за одного из гонителей сво- его жениха. Вы видите, Моррель, что этот человек был еще более несчаст- лив в своей любви, чем вы!
     - И бог послал этому человеку утешение? - спросил Моррель.
     - Он послал ему покой.
     - И этот человек может еще познать счастье?
     - Он надеется на это, Максимилиан.
     Моррель молча поник головой.
     - Я сдержу свое слово, - сказал он, протягивая руку Монте-Кристо, - по только помните...
     - Пятого октября, Моррель, я жду вас на острове Монте-Кристо. Четвер- того в Бастии вас будет ожидать яхта "Эвро"; назовете себя капитану, и он отвезет вас ко мне. Решено, Максимилиан?
     - Решено, граф, я сдержу слово. По помните, что пятою окбря...
     - Вы ребенок, Моррель, вы еще не понимаете, что такое обещание взрос- лого человека... Я уже двадцать раз повторял вам, чтв этот день, если вы все еще будете жаждать смерти, я помогу вам. Прайте.
     - Вы покидаете меня?
     - Да, у меня есть дело в Италии; я оавляю вас одною наедине с вашим морем, наедине с этим ширококрылым орлом, которого бог посылает своим избранникам, чтобы он вознес и к его ногам; история Ганимеда, Максимили- ан, не сказка, по аллегория.
     - Когда вы уезжаете?
     - Сейчас; мя уже ждет пароход, через час я буду далеко; вы меня проводите до гавани?
     - Я весь в вашем распоряжении, граф.
     - Обнимите меня.
     Моррель проводил графа до гавани; уже дым, словно огромный султан, вырываясь из черной трубы, подымался к небесам. Пароход вскоре отчалил, и через час, как и сказал Монте-Кристо, тот же султ беловатого дыма, едва различимый, вился на восточном краю горизон, где ужи сгущался сумрак близкой ночи.
    
    
     XVII. ПЕППИНО
    
     В то самое время, как пароход графа исчезал за мысом Моржион, путе- шественник, ехавший на почтовых по дороге из Флоренции в Рим, только что оставил позади маленький городок Аквапендепте. Он ехал так быстро, каколько можно было, не вызывая подозрений.
     Он был в сюртуке или, вернее, в пальто, чрезвычайно от дороги потре- павшемся, но на котором красалась еще совсем свежая ленточка Почетного легиона; такая же ленточка была продета и в петлицу его костюма. Не только по этому признаку, но и по тому, как он произносил слова, когда обращался к кучеру, этот человек, несомненно, был француз. Доказа- тельством того, что он родился в стране универсального языка, служило еще и то, что по-итальянскон знал только принятые в музыке слова, ко- торые, как "goddam" Фигаро, могут заменить собой все тонкти любого языка.
     - Allegro! - говорил он кучеру при каждом подъеме.
     - Moderate! - твердил он при каждом спуске.
     А только одному богу известно, сколько подъемов и спусков на пути из Флоренции в Рим, если ехать через Аквапепденте!
     Кстати сказать, эти два слова немало смешили тех, к кому он обращал- ся.
     Перед лицоВечною юрода, то есть доехав до Сторты, откуда уже виден Рим, путешественик не испытал того чувства восторженною любопытства, что заставля каждого чужестранца привстать в экипаже, чтобы увидеть знаме- нитый пол святого Петра, который видишь прежде всего, подъезжая к Ри- му.
     Н, он только вынул из кармана бумажник, а из бумажника сложенный вчетверо листок, который он с почтительной осторожностью развернул и за- тем снова сложил, сказав всего-навсего:
     - Отлично, она здесь.
     Экипаж миновал ворота дель Пололо, свернул налево и остановился у гостиницы "Лондон".
     Маэстро Пастрини, наш старый знакомый, встретил путешественника на пороге, с шляпой в руке.
     Путешественник вышел из экипажа, заказал хороший обед и спросил адрес банкирского дома Томсон и Френч, который немедленно был ему указан, так как это был один из самых известных банкирских домов Рима.
     Он помещался на Банковск улице, недалеко от собора св. Петра.
     В Риме, как и всюду, прибытие почтовой кареты привлекает всеобщее внимание. Несколько юных потомков Мария и Гракхов, босоногие, с продран- ными локтями, но подбоченясь одной рукой и вописно закинув другую за голову, рассматривали путешественника, кату и лошадей; к этим уличным мальчишкам, юным гражданам Вечного города, присоединилось с полсотни зе- вак, верноподданных его святейшеса, из тех, которые от нечего делать плюют с моста св. Ангела в Тибрлюбуясь на расходящиеся по воде круги, - когда в Тибре есть вода.
     А так как римские уличные мальчишки и зеваки, более в этом отношении счастливые, чем парижские, понимают все языки и в особенности французс- кий, то они слышали, как путешественник спросил себе номер, заказал обед и, наконец, осведомился об адресе банкирского дома Томсон и Френч.
     Поэтому, когда приезжий вышел из гостицы в сопровождении неизбежно- го чичероне, от кучки любопытных отделился человек и, не замеченный пу- тешественником, а также, по-видимому, и его проводником, пошел за ним на некотором расстоянии, выслеживая его с такой лоостью, которая сделала бы честь парижскому сыщику.
     Француз так спешил посетить банкирский дом Томсон и Френч, что не за- хотел ждать, пока заложат лошадей, и экипаж должен был догнать его по дороге или ожидать у дверей банка.
     По дороге экипаж его не нагнал.
     Француз вошел банк; проводник остался ждать в передней, где сразу же вступил в рговор с несколькими лицами без определенных занятий или, вернее, заниющимися чем попало, которые в Риме всегда слоняются возле банков, церквей, развалин, музеев и театров.
     Одновременно с французом вошел и тот человек, который отделился от кучки любопытных; француз позвонил у дверей конторы и прошел в первую комнату; его тень посдовала за ним.
     - Могу я видеть господ Томсон и Френч? - спросил приезжий.
     По знаку конторщика, важно восседавшего в первой комнате, подошел служитель.
     - Как прикаже доложить? - спросил он, собираясь показать чужестран- цу дорогу.
     Барон Данглар, - отвечал путешественник.
     - Пожалуйте.
     Открылась дверь; служитель и барон исчезли за ней.
     Человек, вошедший вслед за Дангларом, сел на скамейку для ожидающих.
     Минут пять конторщик продолжал писать; в продолжение этих пяти минут сидевшина скамейке человек хранил глубокое молчание и полную неподвиж- ность.
     Наконец конторщик перестал скрипеть пером; он поднял голову, внима- тельно посмотрел кругом и, удостоверившись, что они одни, сказал:
     - а, это ты, Пеппино?
     - Да! - лаконически ответил тот.
     - Ты почуял, что этот толстяк чего-нибудь стоит?
     - На этот раз нашей заслуги тут нет, нас предупредили.
     - Так ты знаешь, зачем он сюда явился?
     - Еще бы! Он явился за деньгами; остается узнать, какова сумма.
     - Сейчас узнаешь, дружок.
     - Отлично; только уж, пожалуйста, не врать, как прошлый раз!
     - Ты этпро что? Про англичанина, который на днях получил три тысячи скудо?
     - Нет, при нем в самом деле оказались три тысячи скудо, мы их нашли. Я говорю о том русском князе.
     - А что?
     - А то! Ты сказал нам про тридцать тысяч ливров, а мы нашли только двадцать две.
     - Видно, плохо искали.
     - Его обыскивасам Луиджи Вампа.
     - Значит, он либо заплатил долги...
     - Русский?
     - ...либо истратил эти деньги.
     - Ну, может быть.
     - Не может быть, а наверно; но дай я схожу на мой наблюдательный пункт, а то француз покончит дело, и я не узнаю точную сумму.
     Пеппино кивнул говой и, вынув из кармана чеши, принялся бормотать молитвы, а кои терщик прошел в ту же дверь, за которой исчезли служитель и барон.
     Не прошло и десяти минут, как конторщик вернулся сияющий.
     - Ну, что? - спросил его Пеппино.
     - Alerte! erte! [62] - сказал конторщик. - Сумма-то кругленькая!
     - Миллионов пять, шесть.
     - Да; так ты знал?
     - По расписке его сиятельства графа МонтеКристо?
     - Ты разве знаешь графа?
     - И с кредитом на Рим, Венецию и Вену?
     - Верно! - воскликнул конторщик, - откуда ты все это знаешь?
     - Я ведь сказал тебе, что нас заранее предупредили.
     - Зачем же ты спрашивал меня?
     - Чтобы увериться, что это тот самый человек.
     - Это он и есть... Пять миллионов. Недурно, Пеппино?
     - Да.
     - У нас с тобой никогда столько не будет!
     - Как-никак, - философски заметил Пеппино, - коечто перепадет и нам.
     - Тише! Он идет.
     Конторщик снова влся за перо, а Пеппино за четки; и когда дверь от- ворилась, один писал, а другой молился.
     Показался сияющий Данглар и банкир, который проводил его до дверей.
     Вслед за Дангларом спустился по лестнице и Пеппино.
     Как было условленно, у дверей банкирского дома Томсон и Френч ждала карета. Чичероне - личность весьма услужливая - раахнул дверцу.
     Данглар вскочил в экипаж с легкостью двадцатилетнегооноши.
     Чичероно захлопнул дверцу и сел на козлы рядом с кучером.
     Пеппино поместился на запятках.
     - Вашему сиятельству угодно осмотретсобор святого Петра? - осведо- мился чичероне.
     - Для чего? - спросил барон.
     - Да чтобы посмотреть.
     - Я приехал в Рим не для то, чтобы смотреть, - отвечал Данглар; за- тем прибавил про себя, со своей алчной улыбкой: - Я приехал получить.
     И он ощупал свой бумажник, в которыон только что положил аккреди- тив.
     - В таком случае ваше сиятельство направляется...
     - В гостиницу.
     - В отель Пастрняи, - сказал кучеру чичероне.
     И карета понеслась с быстротой собственногвыезда.
     Десять минут спустя барон уже был у себя в номере, а Пеппо уселся на скамью у входа в гостиницу, предварительно шепнув несколько слов од- ному из упомянутых нами потомков Мария и Гракхов; потомок стремглав по- несся по дороге в Капитолий.
     Данглар был утомн, доволен и хотел спать. Он лег в постель, засунул бумажник под подушку и уснул.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев