• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [79/83]

Скачать полное произведение

    - Да кто же ты? Кто?
     - Я призрак несчастного, которого ты похоронил в темнице замка Иф. Когда этот призрак вышел изогилы, бог скрыл его под маской графа Мон- те-Кристо и осыпал его алмазами и золотом, чтобы доныне ты не узнал его.
     - Я узнаю тебя, узнаю! - произнес королевский прокурор. - Ты...
     - Я Эдмон Дантес!
     - Ты Эдмон Дантес! - вскричал королевский прокурор, хватая графа за руку. - Так идем!
     И он повлек его к лестнице; удивленный Монте-Кристо последовал за ним, не зная, куда его ведет королевский прокурор, и предчувствуя повое несчастье.
     - Смотри, Эдмон Дантес! - сказал Вильфор, указывая графу на трупы - ны и сына. - Смотри! Ты доволен?..
     Монте-Кристо побледнел, как смерть; он понял, что в своем мщении преступил границы; он понял, чтоеперь он уже не смеет сказать:
     - Бог за меня и со мною.
     Ужас оледенил его душу; он бросился к ребенку, приподнял ему веки, пощупал пульс и, схватив его на руки, выбежал с ним в комнату Валентины и запер за собой дверь.
     - Мой сын! - закричал Вильфор. - Он похитил тело моего сына! Горе, проклятие, смерть тебе!
     И он хотел ринуться за Монте-Кристо, но как во сне его ноги словно вросли в пол, глаза его едва не вышли из орбит, скрюченные пальцы все глубже впивались в грудь, пока из-под ногтей не брызнула кровь, жилы на висках вздулись, череп готов был разорваться под напором клокочущих мыс- лей, и море пламени затопило мозг.
     Это оцепенение длилось несколько минут, и, наконец, непроглядный мрак безумия поглотил Вильфора.
     Он вскрикнул, дико захохотал и бросился вниз по лестнице.
     Четверть часа спустя дверь комнаты лентины отворилась, и на пороге появился граф МонтеКристо.
     Он был бледен, взор его померк, грудь тяжело дышала; черты его всегда спокойного благородного лица были искажены страдаем.
     Он держал в руках ребенка, которого уже ничто не могло вернуть жиз- ни.
     Монте-Кристо стал на одно колено, благоговейно опустил ребенка на ко- вер подле матери и положил его голову к ней на грудь.
     Потом он встал, вышел из комнаты и, встретива лестнице одного из слуг, спросил:
     - Где господин Вильфор?
     уга молча указал рукой на сад.
     Монте-Кристо спустился с крыльца, пошел в указанном направлении и среди столпившихся слуг увидел Вильфора, который, с заступом в руках, ожесточенно рыл землю.
     - Нет, не здесь, - говорил он, - нет, не здесь.
     И рыл дальше.
     Монте-Кристо подошел к нему и едва слышно, почти смиренно произнес:
     - Вы потеряли сына, сударь, но у вас осталась...
     Вильфор, не слушая, перебил его.
     - Я его найду, - сказал он, - не говорите мне, что его здесь нет, я его найду, хоть бы мне пришлось искать его дСтрашного суда.
     Монте-Кристо отшатнулся.
     - Он сошел с ума! - сказал он.
     И, словно страшась, что на него обрушатся стены этого проклятого до- ма, он выбежал на улицу, впервые усомнившись - имел ли он право посту- пить так, как поступил.
     - Довольно, довольно, - сказал он, - щадим последнего!
     Придя домой, Монте-Кристо застал у себя Морреля; он бродил по комна- там, как безмолвный призрак, который ждет назначенного ему богом часа, чтобы вернуться в свою могилу.
     - Приготовьтесь, Максимилиан, - сказал ему с улыбкой Монте-Кристо, - завтра мы покидаем Париж.
     - Разве вам зде больше нечего делать? - спросил Моррель.
     - Нечего, - отвечал Монте-Кристо, - боюсь, что я и так сделал слишком много.
    
    
     XV. ОТЪЕЗД
    
     События последних недель взволновали весь Париж. Эмманюель и его же- на, сидя в маленькой гостиной на улице Меле, обсуждали их с вполне по- нятным недоумением; они чувствовали какую-то связь между тремя внезапны- ми и непредвиденными катастрофами, поразившими Морсера, Данглара и Вильфора.
     Максимилиан, который пришел их навестить, слушал их или, вернее, при- сутствовал при их беседе, погруженный в ставе для него привычным рав- нодушие.
     - Право, Эмманюель, - говорила Жюли, - кажется, будто эти люди, еще вчера такие богатые, такие счастливые, строя свое богатство и свое счастье, забыли заплатить дань злому року; и вот, совсем как в сказке Перро, вдруг явилась злая фея, которую не пригласили на свадьбу или па крестины, чтобы отомстить за эту забывчивост
     - Какой разгром! - говорил Эмманюель, думая о Морсере и Дангларе.
     - Какое горе! - говорила Жюли, думая о Валентине, которую женское чутье не позволяло ей назвать вслух в присутствии брата.
     - Если их покарал бог, - говорил Эмманюель, - значит, он - высшее ми- лосердие - не нашел в прошлом этих людей ничего, что заслуживало бы смягчения кары;начит, эти люди были прокляты.
     - Ты судишь слишком смело, Эмманюель, - сказала Жюли. - Если бы в ту минуту, когда мой отец уже держал в ру пистолет, кто-нибудь сказал, как ты сейчас: "Этот человек заслужил свою участь", - разве он не ошибся бы?
     - Да, по бог не допустил, чтобы наш отец поги как не допустил, что- бы Авраам принес в жертву своего сына; как и приарху, он послал нам ангела, который остановил смерть на полпути. Едва он успел произнести эти слова, как раздался звон колокольчика.
     Это привратник давал знать о посетителе.
     Почти тотчас же отворилась дверь, и на пороге появился граф Мон- те-Кристо.
     Жюли и Эмманюель встретили его радостными возгласами.
     Максимилиан поднял голову и снова опустил ее.
     - Максимилиан, - сказал граф, делая вид, что не замеча его холод- ности, - я приехал за вами.
     - За мной? - переспросилоррель, как бы очнувшись от сна.
     - Да, - сказал Монте-Кристо, - ведь решено, что вы едете со мной, и я предупредил вас еще вчера, чтобы вы были готовы.
     - Я готов, - сказал Максимилиан, - я зашел проститься с ними.
     - А куда вы едете, граф? - спросила Жюли.
     - Сначала в Марсель, сударыня.
     - В Марсель? - повторила Жюл
     - Да, и я похищаю вашего брата.
     - Граф, верните его нам исцеленным, - сказала Жюли.
     Моррель отвернулся, чтобы скрыть краску, залившую его лицо.
     - А вы заметили, что он болен? - спросил граф.
     - Да, и я боюсь, не скучно ли ему с нами.
     - Я постараюсь его развлечь, - сказал граф.
     - Я к вашим услугам, сударь, - сказал Максимилиан. - Прощайте, доро- гие мои; прощай, Эмманюель; прощай, Жюли!
     - Как, ты уже прощаешься? - воскликнула Жюли. - Разве вы сейчас еде- те? а вещи? а паспорта?
     - Всегда легче расстаться сразу, - сказал Монте-Кристо, - я уверен, что Максимилиан обо всем е позаботился, как я его просил.
     - Паспорт у меня есть, и вещи мои уложены, - сказал Моррель беззвуч- но, спокойным голосом.
     - Отлично, сказал, улыбаясь, Монте-Кристо, - вот что значит военная точность.
     - И вы нас так и покинете? - сказала Жюли. - Уже сейчас? Вы мне пода- рите нам ни дня, ни даже часа?
     - Мой экипаж у ворот, сударыня; через пять дней я должен быть в Риме.
     - Но разве Максимилиан едет в Рим? - спросил Эмманюель.
     - Я еду туда, куда графу угодно будет меня везти, - сказал с грустной улыбкой Максимилиан. - Я принадлежу ему еще на месяц.
     - Почему он это говорит с такой горечью, граф?
     - Ваш брат едет со мной, - мягко сказал граф, - поэтому не тре- вожьтесь за него.
     - Прощай, сестра! - повторил Максимилиан. - Прощай, Эмманюель!
     - У меня сердце разрывается, когда я вижу, какой он стал безразличный ко всему, - сказала Жюли. - Ты чтото от нас скрываешь, Маимилиан!
     - Вот увидите, - сказал Монте-Кристо, - он вернется к в веселый, смеющийся и радостный.
     Максимилиан бросил на Монте-Кристо почти презрительный, почти гневный взгляд.
     - Едем! - сказал граф.
     - Но раньше, чем вы уедете, граф, - сказала Жюли, я хочу высказать вам все то, что прошлый раз...
     - Сударыня, - возразил граф, беря ее руки в свои, - все, что вы мне скажете, будет меньше того, что я могу прочесть в ваших глазах, меньше того, что вам говорит ваше сердце и что м сердце слышит. Мне бы следо- вало поступить, как благодетелю из рома, и уехать, не повидавшись с вами; но такая добродетель выше моих сил, потому что я человек слабый и тщеславный; я радуюсь, когда встречаю нежный, растроганный взор моих ближних. Теперь я уезжаю, и я даже настолько себялюбив, что говорю вам: не забывайте меня, друзья мои, - ибо,ероятно, мы с вами больше никогда не увидимся.
     - Никогда больше не увидимся! - воскликнул Эмманюель, между тем как крупные слезы покатили по щекам Жюли. - Никогда больше не увидим вас! Так вы не человек, а божество, которое спустилось на землю, чтобы сотво- рить добро, а теперь возвращается на небо?
     - Не говорите этого, - поспешно возразил Монте-Кристо, - никогда не говорите, друзья мои; боги не совершают зла, боги станавливаются там, где хотят остановиться; случай не властен над ни, напротив, они сами повелевают случаем. Нет, Эмманюель, я человек, и ваше восхищение столь же кощунственно, сколь не заслужено мною.
     И граф, с сожалением покидая этот мирный дом, где обитало счаст, прильнул губами к руке Жюли, бросившейся в его объятья, и протянул дру- гую руку Эмманюелю; потом кивнул Максимилиану, все такому же безучастно- му и удрученному.
     - Верните моему брату радость! - шепнула Жюли на ухо графу.
     Монте-Кристо пожал ей руку, как одиннадцать лет тому назад, на лест- нице, ведущей в кабинет арматора Морреля.
     - Вы по-прежнему верите Синдбаду-Мореходу? - спросил он ее, улыбаясь.
     - Да.
     - В таком случае, ни о чем не печальтесь, уповайте на бога.
     Как мы уже сказали, у ворот ждала почтовая карета, четверка резвых лошадей, встряхивая гривами, нетерпеливо била копытами о землю.
     У крыльца ждал Али, задыхающийся, весь в поту, словно после долгого бега.
     - Ну, что, - спросил его по-арабски граф, - был ты у старика?
     Али кивнул головой.
     - И развернул перед ним письмо, как я тебе велел?
     Невольник снова склонил голову.
     - И что же он сказал или, вернее, что же он сделал?
     Али повернулся к свету, чтобы его господин мог его лучше видеть, и, старательно и искусно подражая мимике старика, закрыл глаза, как это де- лал Нуартье, когда хотел сказать: да.
     - Отлично, он согласен, - сказал Монте-Кристо, - едем!
     Едва он произнес это слово, лошади рванулись, и изпод копыт брызнул целый дождь искр.
     Максимилиан молча забился в угол.
     Прошло полчаса; вдруг карета остановилась: граф дернул за лковый шнурок, привязанный к пальцу Али.
     Нубиец соскочил с козел, отворил дверцу, и граф вышел.
     Ночь сверкала звездами. Монте-Кристо сто на вершине холма Вильжюиф, на плоской возвышенности, откуда виден весь Париж, похожий на темное мо- ре, в котором, как фосфоресцирующие волны, переливаются миллионы огней; да, волны, по более бурные, неистовые, изменчивые, более яртные и алч- ные, чем волны разгневанного океана, не ведающие покоя, вно сталкиваю- щиеся, вечно вспененные, вечно губительные!..
     По зна графа экипаж отъехал на несколько шагов, и он остался один.
     Скрестив руки, Монте-Кристо долго смотрел на это горнило, где накаля- ются, плавятся и отливаются все мысли, которые, устремляясь из этой кло- кочущей бездны, волнуют мир. Потом, насытив свой властный взорзрелищем этого Вавилона, который очаровывает и благочестивых мечтателей и насмеш- ливых материалистов, он склонил голову и молитвен сложил руки.
     - Великий город, - прошептал он, - еще и полгода не прошло, как я ступил на твою землю. Я верю, что божья воля привела меня сюда, и я по- кидаю тебя торжествующий; тайну моего пребывания в твоих стенах я дове- рил богу, и он единый читал в моем сердце: он единый знает, что я ухожу без ненависти и без гордыни, но не без сожалений; он единый зет, что я не ради себя и не ради суетных целей пользовался дарованным мне могу- ществом. Великий город, в твоем трепещущем лоне обрел я то, чего искал; как терпеливый рудокоп, я изрыл твои недра, чтобы извлечь из них зло; теперь мое дело сделано: назначение мое исполнено; теперь ты уже не мо- жешь дать мне ни радости, ни горя. Прощай, Париж, прощай!
     Он еще раз, подобный гению ночи, окинул взором обширную рнину; за- тем, проведя рукой по лбу, сел в карету, дверца за ним захлопнулась, и карета исчезла по ту сторону холма в вихре пыли и стуке колес.
     Они проехали два лье, не обменявшись ни единым словом. Моррель былогружен в свои думы; Монте-Кристо долго смотрел на него.
     - Моррель, - росил он наконец, - вы не раскаиваетесь, что поехали со мной?
     - Нет, граф; но расстаться с Парижем...
     - Если бы я думал, что счастье ждет вас в Париже, я бы не увез вас оттуда.
     - В Париже покоится Валентина, и расстаться с Парижем значит вторично потерять со.
     - Максимилиан, - сказал граф, - друзья, которых мы лишились, покоятся не в земле, но в пашем сердце, так чет бог, дабы они всегда были с на- ми. У меня есть два друга, которые всегда со мной; одному я обязан жизнью, другому - разумом. Их дух живет в моем сердце. Когда меня, одо- левают снения, я советуюсь с этими друзьями, и если мне удалось сде- лать немного добра, то лишь благодаря исоветам. Прислушайтесь к голосу вашего сердца, Моррель, и спросите ег хорошо ли, что вы так непривет- ливы со мной.
     - Друг мой, - сказал Максимилиан, - голос моего сердца полон скорби и сулит мне одни страдая.
     - Слабые духом всегда все видят через траурную вуаль; душа сама соз- дает свои горизонты; ваша душа сумрачна, это она застилает ваше небо ту- чами.
     - Быть может, вы и правы, - сказал Максимилиан.
     И он снова впал в задумчивость.
     Путешествие совершалось с той чудесной быстротой, которая была о власти графа; города на их пути мелькали, как тени; деревья, колеблемые первыми порывами осеннего ветра, казалось, мчались им навстречу, словно взлохмаченные гиганты, и мгновенно исчезалиНа следующее утро они при- были в Шалон, где их ждал пароход графа; теряя ни минуты, карету пог- рузили на пароход: путешественники взошли на борт.
     Пароход был создан для быстрого хода; он напоминал индейскую пирогу; его два колеса казались крыльями, и он скользил по ве, словно перелет- ная птица; даже Морреля опьяняло это стремительное движение, и временами развевавший его волосы ветер едва не разгонял тучи на его челе.
     По мере того как они отдалялись от Парижа, лицо графа светлело, про- яснялось, от него исходила почти божественная ясность. Он казался изг- нанником, возвращающимся на родину.
     Скоро их взорам открылся Марсель, белый, теплый, полный жизни Мар- сель, младший брат Тира и Карфагена, их наследник на Средиземном море; Марсель, который, становясь старше, все молодеет. Для обоих были полны воспоминаний и круглая башня, и форт св. Николая, и ратуша, и гавань с каменными набережными, где они оба играли детьми.
     По обоюдному желанию, они вышли на улице Каннебьер.
     Какой-то корабль уходил в Алжир; тюки, пассажиры, заполнявшие палубу, толпа родных и друзей, прощания, возгласы и слезы - зрелище, всегда вол- нующее, даже для тех, кто видит его ежедневно, - вся эта сутолока не могла отвлечь Максимилиана от мысли, завладевшей им с той минуты, как нога его ступила на широкие плиты набережной.
     - Смотрите, - сказал он, беря Монте-Кристо под руку, - вот на этом месте стоял мой отец, когда "Фараон" вхол в порт; вот здесь этот чест- нейший человек, которого вы спасли от смерти и позора, бросился в мои объятья; я до сих пор чувствую на лицего слезы; и плакал не он один, многие плакали, глядя на нас.
     Монте-Кристо улыбнулся.
     - Я стоял там, - сказал он, указывая на угол одной из улиц.
     Не успел он договорить, как в том направлении, куда он указывал, раз- дался горестный стон, и они увидели женщину, которая махала рукой одному из пассажиров отплывающего корабля. Лицо ее было скрыто вуалью; Мон- те-Кристо следил за ней с таким волнением, что Моррель не мог бы не за- метить этого, если бы его взгляд не был устремлен на палубу.
     - Смотрите! - воскликнул Моррель. - Этот молодой человек в военной форме, который машет рукой, это Альбер де Морсер!
     - , - сказал Монте-Кристо, - я тоже узнал его.
     - Как? Вы ведь смотрели в другую сторо.
     Граф улыбнулся, как он всегда улыбался, когда не хотел отвечать.
     И глаза его снова обратились на женщину под вуалью; она исчезла за углом.
     Тогда он обернулся.
     - Дорогой друг, - сказал он Максимилиан - нет ли у вас здесь како- го-нибудь дела?
     - Я навещу могилу отца, -лухо ответил Моррель.
     - Хорошо, ступайте и ждите меня там; я придууда.
     - Вы уходите?
     - Да... мне тоже нужно посетить святое для меня место.
     Моррель слабо пожал протянутую руку графа, затем грустно кивнул голо- вой и направился в восточную часть города.
     Монте-Кристо подождал, пока Максимилиан скрылся из глаз, и пошел к Мельянским аллеям, где стоял тот скромный домик, с которым наши читатели познакомились в начале нашего повествования.
     Дом этот все так же осеняли ветвистые листья аллеи, служившей местом прогулок марсельцам; он весь зарос диким виноградом, оплетающим своими черными корявыми стеблями его каменные стены, пожелтевшие под пламенными лучами южного солнца. Две стертыкаменных ступеньки вели к входной две- ри, сколоченной из трех досок,оторые ежегодно расходились, но не знали ни глины, ни краски, и терпево ждали осеннюю сырости, чтобы снова сой- тись.
     Этот дом, прелестй, несмотря на свою ветхость, веселый, несмотря на свой невзрачный вид, был тот самыйв котором некогда жил старик Дантес. Но старик занимал мансарду, а в споряжение Мерседес граф предоставил весь дом.
     Сюда и вошла женща в длинной вуали, которую Монте-Кристо видел на пристани; в ту минуту, когда он показался из-за угла, она закрывала за собой дверь, так что едва он ее настиг, какна снова исчезла.
     Он хорошо был знаком с этими стертыми ступенями; он лучше всех знал, как открыть эту старую дверь: щеколда поднималась при помощи гвоздя с широкой головко
     И он вошел, не постучавшись, не предупредив никого о своем приходе, вошел, как друг, как хозяин.
     За домом находился залитый солнечным светом и теплом маленький садик, тот самый, где в указанном месте Мерседес нашла деньги, которые граф по- ложил туда якобы двадцать четыре года тому назад; с порога входной двери были видны первые деревья этого садика.
     Переступив этот порог, Монте-Кристо услышал взх, похожий на рыда- ние; он взглянул в ту сторону, откуда донесся вох, и среди кустов вир- гинского жасмина с густой листвой и длинными пурпурными цветами видал Мерседес; она сидела на скамье и плакала.
     Она откинула вуаль и, одна под куполом небе закрыв руками лицо, да- ла волю рыданиям и вздохам, которые она такдолго сдерживала в при- сутствии сына.
     Монте-Кристо сделал несколько шагов; под его ногой захрустел песок.
     Мерседес подняла голову и испуганно вскрикнула.
     - Сударын - сказал граф, - я уже не властен дать вам счастье, но я хотел бы пнести вам утешение; примете ли вы его от меня, как от друга?
     - Да, я очень несчастна, - отвечала Мерседес, - одна на свете... У меня оставался только сын, и он меня покинул.
     - Он хорошо сделал, сударыня, - возразил граф, - у него благородное сердце. Он понял, что каждый человек должен принести дань отечеству; од- ни отдают ему свой талант, другие свой труд; одни отдают свои бессоне ночи, другие - свою кровь. Оставаясь с вами, он растратил бы около вас свою ставшую бесполезной жизнь, и он не мог бы примириться с вашими страданиями. Бессилие озлобило бы его: борясь со своими невзгодами, ко- торые он сумеет обратить в удачу, он станет сильным и могуществным. Дайте ему воссоздать свое и ваше будущее, сударыня; смею вас ерить, что оно в верных руках.
     - Счастьем, которое вы ему пророчити которое я от всей души молю бога ему даровать, мне уж не придется насладиться, - сказала бедная жен- щина, грустно качая головой. - Столько разбито во мне иокруг меня, что я чувствую себя на краю могилы. Вы хорошо сделали, граф, что помогли мне возвратиться туда, где я была так счастлива; умирать надо там, где знал счастье.
     - Ваши горькие слова, сударыня, - сказал Монте-Кристо, - жгут мне сердце, жгут тем сильнее, что вы справедливо ненавидите меня; я виновник всех ваших страданий; почему вы, вместо того чтобы обвинять, не жалеете меня? Вы причинили бы мне еще горшую боль...
     - Ненавидеть вас, обвинять вас, Эдмон?.. Ненавидеть, обвинять челове- ка, который пощадил жизнь мое сына, - ведь правда, у вас было жестокое намерение отнять у господина де Морсер сына, которым он так гордился? Взгляните на меня, и вы увидите, есть ли в моем лице хоть тень укора.
     Граф поднял свой взор и остановил ею на Мерседес, которая протягала ему обе руки.
     - Взгляните на меня, - продолжала она с бесконечной грустью, - красо- та моя меркла, и в моих глазах уже нет блеска, прошло то время, когда я приходила с улыбкой к Эдмону Дантесу, который ждал меня там, у окна мансарды, где жил его старый отец... С тех пор протекло много гостных дней, они вырыли пропасть между мной и прошлым. Обвинять вас, Эдмон, вас ненавидеть, мой друг? Нет! Я себя ненавижу и себя обвиняю! Я во всем ви- новата, - воскликнула она, сжимая руки. - Как жестоко я наказана!.. У меня была вера, невинность, любовь - эти три дара, которыми небо наделя- ет ангелов, а я, несчастная, я усомнилась в бою!
     Монте-Кристо молча протянул ей руку.
     - Нет, мой Друг, - сказала она, мягко отния свою руку, - не дотра- гивайтесь до меня. Вы меня пощадили, а между тем из всех, кого вы пока- рали, я одна не заслуживала пощады. Все остальные действовали из нена- висти, алчности, себялюбия; я же - из малодушия. У них была цель, а я - я испугалась. Нет, не пожимайте мою руку, Эдмон; я чувствую, вы хотите сказать мне доброе слово, - не нужно, поберегите его для другой, я его недостойна. Взгляните... (она совсем откинула вуаль) мои волосы поседели от горя; мои глаза пролили столько слез, что они окружены лиловыми теня- ми; лобой избороздили морщины. А вы, Эдмон, все такой же молодой, кра- сивый, гордый. Это оттого, что в вас была вера, в вас было мужество, вы уповали на бога, и бог поддержал вас. А я была малодушна, я отреклась; господь меня покинул, - и вот что стало со мной.
     Мерседес зарыдала; сердце ее разрывалось от боли воспоминаний.
     Монте-Кристо взял ее руку и почтительно поцеловал; но она сама по- чувствовала, что в этом поцелуе не было огня, словно он был запечатлен на мраморной руке святой.
     - Есть такие обреченные жизни, - продолжала она, - первая же ошибка разбивает все их будущее. Я вас стала умершим, и я должна была тоже умереть; что пользы, что я в сердце своем неустанно оплакивала вас? В тридцать девять лет я стала старухой - и только. Что пользы, что, единственная из всех узнав вас, я спасла жизнь моему сыну? Разве не должна я была спасти также человека, которого я выбрала себе в мужья, как бы ни велика была его вина? А я дала ему умереть. Больше того! Я са- ма приблизила его смерть своим бездушием, своим презрением, не думая, не желая думать о том, что он из-за меня стал клятвопреступником и предате- лем! Что пользы, наконец, что я приехала с моим сыном сюда, раз я его покинула, отпустила его одного, отдала его смертоносной Африке? Да, я была малодушна! Я отреклась от своей любви, и, как все отступники, я приношу несчастье тем, кто окружает меня.
     - Нет, Мерседес, - сказал Монте-Кристо, - вы не должны судить себя так строго. Вы благородная, святая женщина, вы езоружили меня силой своего горя; но за мной, незримый, неведомый, гневный, стоял господь, чьим посланным я был, и он не захотел остановить брошенную мною молнию. Клянусь богом, пред которым я уже десять лет каждый день повергаюсь ниц, призываю его в свидетели, что я пожертвовал вам своей жизнью и, вмес с жизнью, всеми своими замыслами! Но, Мерседес, и я говорю это с гор- достью, я был нужен богу, и он вернул меня к жизни. Вдумайтесь в прош- лое, вдумайтесь в настоящее, постайтесь предугадать будущее и скажите: разве я не орудие всевышнего? В самых ужасных несчастьях, в самых жесто- ких страданиях, забытый всеми, кто меня любил, гонимый теми, кто меня не знал, я прожил половину жизни; и вдруг, после заточения, одиночества, лишений - воздух, свобода, богатство; богатство столь ослепительное, волшебное, столь неимоверное, что я должен был поверить, что бог посыла- ет мне его для великих деяний. С тех пор я нес это богатство как служе- ние; с тех пор меня уже ничто не прельщало в этой жизни, в которой вы, Мерседес, порой находили сладость; я не знал ни часа отдыха; какая-то сила влекла меня вперед; словно я был огненным облаком, проносящимся по небу, чтобы испепелить проклятые богом города. Подобно тем отважным ка- питанам, которые снаряжают свой корабль в тяжелый путь, в опасный поход, я собирал припасы, готовил оружие, приучал свое тело к самым тяжким ис- пытаниям, приучал душу к самым сильным потрясениям, чтобы моя рука умела убивать, мои глаза - созерцать страдания, мои губы - улыбаться пря самых ужасных зрелищах; из доброго, доверчивого, не помнящего зла я сделался мстительным, скрытным, злым или, вернее, бесстрастным, как глухой и сле- пой рок. Тогда я вступил на уготованный мне путь, я пересек прост- ранства, я достиг цели; горе тем, кого я встрет на своем пути.
     - Довольно, - сказала Мерседес, - довольно, Эдмон! Поверьте, что если я, единственная из всех, вас узнала, то я одна могла и понять вас. И ес- ли бы вы встретили меня на своем пути и разбили, как стеклянй сосуд, я и тогда не могла бы не восхищаться вами, Эдмон! Как между ой и прошлым лежит пропасть, так лежит пропасть между вами и остальми людьми; и всего мучительнее для меня сравнивать вас с другими; ибо нет никого на свете равного вам, никого, кто был бы подобен вам. Теперь проститесь со мной, Эдмон, и расстанемс
     - Раньше чем мы расстанемся, скажите мне, что я могу для вас сделать, Мерседес? - спросил МонтеКристо.
     - Я хочу толо одного, Эдмон: чтобы мой сын был счастлив.
     - Молите бога, который один держит в своей руке жизнь людей, чтобы он отвел от него смерть; об остальном я позабочусь.
     - Благодарю вас, Эдмон.
     - А вы, Мерседес?
     - Мне ничего не нужно, я живу меж двух могил; одна - это могила Эдмо- на Дантеса, уже давно умершего; я его любила! Моим поблекшим губам не пристало произносить это слово, но мое сердце ничего не забыло, и ни за какие блага мира я бы не отдала эту память сердца. В другой могиле лежит человек, которого Эдмон Дантес убил; я оправдываю это убийство, но мой долг молиться за убитого.
     - Ваш сын будет счастлив, - повторил граф.
     - Тогда и я буду счастлива, насколько это для меня возможно.
     - Но... все же... как вы будете жить?
     Мерседес печально улыбнулась.
     - Если я скажу, что буду жить здесь так, как прежняя Мерседес, тру- дом, вы этому не поверите; теперь я умею только молиться, но мне и нет необходимости работать; зарытый вами клад нашелся в том самом месте, ко- торое вы указали; люди будут любопытствовать, кто я, что я здесь делаю, на какие средства я живу, но не все ли мне равно! Это касается только бога, вас и меня.
     - Мерседес, - сказал граф, - я говорю это вам по в укор, но вы при- несли слишком большую жертву, отказавшись от всего того состояния, кото- рое приобрел граф де Морсер и половина которого принадлежала вам по пра- ву.
     - Я догадываюсь о том, что вы хотите мне предложить, по я не могу этого принять. Эдмон, мой сын мне не позволил бы.
     - Поэтому я и не осмелюсь ничего сделать для вас, не заручившись одобрением Альбера. Я узнаю его желания и подчинюсь им. Но если он сог- ласится на то, что я предлагаю сделать, вы не воспротивитесь?
     - Вы должны знать, Эдмон, что я уже не в силах рассуждать; я не спо- собна принимать решений, кроме единственного - никогда ничего не решать. Господь наслал па меня бури, которые сломили мою волю. Я бессильна в его руках, как воробей в когтях орла. Раз я еще живу - значит, акова его воля.
     - Берегитесь, сударыня, - сказал Монте-Кристо, - не так поклоняются богу! Бог требует, чтобы его понимали и разумно принимали его могущест- во; вот почему он и дал вам свободную волю.
     - Нет! - воскликнула Мерседес. - Не говорите так! Если бы я думала, что бог дал мне свободную волю, что спаслоы меня от отчаяния?
     Монте-Кристо слегка побледнел и опустил голову, подавленный страстной силой этого горя.
     - Вы не хотите сказать мне: до свидания? - произнес он, протягивая ей руку.
     - Напротив, я говорю в: до свидания, - возразила Мерседес, торжест- венно указывая ему на но, - вы видите, во мне еще живет надежда.
     И, пожав дрожащей рукой ку графа, Мерседес бросилась на лестницу и скрылась.
     Тогда Монте-исто медленно вышел из дома и снова направился к гава- ни.
     Но Мерседес не видела, как он удалялся, хоть и стояла у окна мансар- ды, где жил старик Дантес. Глаза ее искали вдали корабль, уносивший ее сына в открытое море.
     Правда, губы ее невольно, чутьлышно шептали:
     - Эдмон! Эдмон!
    
    
     XVI. ПРОШЛОЕ
    
     Граф с щемящей тоской в сердце вышел из этого дома, где он оставил Мерседес, которую, быть может, видел в последний раз.
     После смерти маленького Эдуарда в Монте-Кристо произошла глубокая пе- ремена. Он шел долгим, извилистым путем мщения, и, когда достиг вершины, бездна сомнения внезапно разверзлась перед ним.
     Более того: разговор с Мерседес пробудил в его душе такие воспомина- ния, которые он жаждал побороть.
     Монте-Кристо был не из тех людей, которые подолгу предаются меланхо- лии: это нища для заурядного ума, черпающего в ней мнимую ориги- нальность, но она пагубна для сильных натур. Граф сказал себе, что если он сомневается и чуть ли не порицает себя, - значит, в его расчеты вкра- лась какая-то ошибка.
     "Я неверно сужу о прошлом, - говорил он себе, - я не мог так грубо ошибиться. Неужели я поставил себе безумную цель? Неужели я десять л шел по ложному пути? Неужели зодчему довольно было одного часа, чтобы убедиться в том, что создание рук его, в которое он вложил все свои на- дежды, - если и не невозможно, то по меньшей мере кощунственно?
     Я нмогу допустить этой мысли, она сведет меня с ума.
     Прошлое представляется мне в ложном свете, потому что я смотрю на не- го слишком издалека. Когда идешь вперед, прошлое, подобно пейзажу, исче- зает по мере того, как проходишь мимо. Я словно поранил себя во сне; я вижу кровь, я чувствую боль, но не помню, как получил эту рану.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев