• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [69/83]

Скачать полное произведение

    - Боже мой! - воскликнул Моррель. - И я оставил ее урающей!
     Монте-Кристо прикрыл глаза рукой.
     Что происходило в этомозгу, отягченном страшными тайнами? Что шеп- нули этому разуму, неулимому и человечному, светлый ангел или ангел тьмы?
     Только богу это ведомо!
     Монте-Кристо снова поднял голову; на этот раз лицо его бы безмятеж- но, как у младенца, пробудившегося от сна.
     - Максимилиа - сказал он, - идите спокойно домой; я приказываю вам ничего не предпринимать, не делать никаких попыток и ничем не выдавать своей тревоги. Ждите вестей от меня; ступайте.
     - Ваше хладнокровие меня пугает, граф, - сказал Моррель. - Вы имеете власть над смертью? Человек ли вы? Или вы ангел? бог?
     И молодой офицер, никогда не отступавший перед опасносю, отступил перед Монте-Кристо, объятый невыразимым ужасом.
     Но Монте-Кристо взглянул на него с такой печальной и ласковой улыб- кой, что слезы увлажнили глаза Максимилиана.
     - Многое в моей власти, друг мой, - отвечал граф. - Идите, мне нужно побыть одному.
     Моррель, покоренный той непостижимой силой, которой Монте-Кристо под- чинял себе всех окружающих, даже не пытался противиться. Он пожал ру- ку графа и вышел.
     Но, дойдя до ворот, он остановился, чтобы подождать Батистена, кото- рый показался на углу улицы Матиньон.
     Тем временем Вильфор и д'Авриньи спешно прибыли в дом королевского прокурора. Они нашли Валентину все еще без чувств, и доктор осмотрел больную со всей тщательностью, которой требовали обстоятельства от вра- ча, посвященного в страшную тайну.
     Вильфор, не отрывая глаз от лица д'Авриньи, ждал его приговора. Ну- артье, еще более бледныйчем Валентина, еще нетерпеливее жаждущий отве- та, чем Вильфор, тоже ждал, и все силы его души и разума сосредоточились в его взгляде.
     Наконец д'Авриньи медленно проговорил:
     - Она еще жива.
     - Еще! - воскликнул Вильфор... - Какое страшное слово, доктор!
     - Да, я повторяю: она е жива, и это очень меня удивляет.
     - Но она спасена? - спросил отец - Да, раз она жива.
     В эту минуту глаза д'Авриньи встретились с лазами Нуартье; в них светилась такая бесконечная радость, такая глубокая и всепроникающая мысль, что доктор был поражен.
     Он снова опустил в кресло бьную, чьи бескровные губы едва выделя- лись на бледном лице, и стоял неподвижно, глядя на Нуартье, который вни- мательно следил за каждым его движением.
     - Господин де Вильфор, - сказал, наконец, доктор, - позовите, пожа- луйста, горничную мадемуазель Валеины.
     Вильфор опустил голову дочери, которую поддерживал рукой, и сам пошел за горничной.
     Как только Вильфор закрыл за собой дверь, д'Авриньи подошел к Ну- артье.
     - Вы желаете мне что-то сказать? - спросил он.
     Старик выразительно закрыл глаза; как нам известно, в его распоряже- нии был только этот единственный утвердительный знак.
     - Мне одному?
     - Да, - показал Нуартье.
     - Хорошо, я постараюсь осться с вами наедине.
     В эту минуту вернулся Вильфор в сопровождении орничной; следом за горничной шла г-жа де Вильфор.
     - Что случилось с бедной девочкой? - воскликнула она. - Она только что была у меня; правда, она жаловалась на недомогание, но я не думала, что это так серзно.
     И молодая женщина со слезами на глазах и с чисто материнской неж- ностью подошла к Валентине и взяла ее за руку.
     Д'Авриньи наблюдал за Нуартье; старик широко раскрыл глаза, его щеки побледнели, а лоб покрылся испариной.
     - Вот оно что! - невольно сказал себе д'Авриньи, едя за направлени- ем взгляда Нуартье, - другими словами, взглянув г-жу де Вильфор, твердившую:
     - Бедной девочке надо лечь в постель. Давайте, Фанни, мы с вами ее уложим.
     Д'Авриньи, котору это предложение давало возможность остаться нае- дине с Нуартье, одобрительно кивнул головой, но строго запретил давать больной что бы то ни было без его предписания.
     Валентину унесли; она пришла в сознание, но не могла ни поше- вельнуться, ни даже говорить, настолько она была разбита перенесенным припадком. Все же у нее хватило сил взглядом простить с дедушкой, ко- торый смотрел ей вслед с таким отчаянием, словно у него вырывали душу из тела.
     Д'Авриньи проводил больную, написал рецепты и велел Вильфору самому поехать в аптеку, лично присутствовать при изготовлении лекарств, при- везти их и ждать его в комнате дочери.
     Затем, снова повторив свое приказание ничего не давать Валентине, он спустился к Нуартье, тщательнзакрыл за собою дверь и, убедившись в том, что никто их не подслушивает, сказал:
     - Вы что-нибудь знаете о болезни вашей внучки?
     - Да, - показал старик.
     - Нам нельзя терять времени; я буду предлагать вам вопросы, а вы от- вечайте Нуартье показал, что готов отвечать.
     - Вы предвидели болезнь Валентины?
     - Да.
     Д'Авриньи на секунду задумался; затем подошел ближе Нуартье.
     - Простите меня за то, что я сейчас скажу, но ничто не должно быть упущено в том страшном положении, в котором мы находимся. Вы видели, как умирал несчастный Барруа?
     Нуартье поднял глаза к небу.
     Вы знаете, от чего он умер? - спросил д'Авриньи, кладя руку на пле- чо Нуартье.
     - Да, - показал старик.
     - Вы думаете, что это была естественная смерть?
     Подобие улыбки мелькнуло на безжизненных губах Нуарть
     - Так вы подозревали, что Барруа был отравлен?
     - Да.
     - Вы думаете, что яд, от которого он погиб, предназначался ему?
     - Нет.
     - Думаете ли вы, что та же рука, которая по ошибке поразила Барруа, сегодня поразила Валентину?
     - Да.
     - Значит, она тоже погибнет? - спросил д'Аврии, не спуская с Ну- артье пытливого взгляда.
     Он ждал действия этих слов на старика.
     - Нет! - показал тот с таким торжеством, что самый искусный отгадчик был бы сбит с толку.
     - Так у вас есть надежда? - сказал удивленный д'Авриньи.
     - Да.
     - На что вы надеетесь?
     Старик показал глазами, что не может ответить.
     - Ах, верно, - прошептал д'Авриньи.
     Потом снова обрался к Нуартье:
     - Вы надеетесь, что убийца, отступится?
     - Нет.
     - Значит, вы надеетесь, что яд не окажет дствия на Валентину?
     - Да.
     - Вы, конечно, знаете не хуже меня, ч ее пытались отравить, - про- должал д'Авриньи.
     Взгляд старика показал, что у него на этот счет нет никаких сомнений.
     - Почему же вы наетесь, что Валентина избежит опасности?
     Нуартье упорно смотрел в одну точку; д'Авриньи проследил направление его взгляда и увидел, что он устремлен на склянку с лекарством, которое ему приносили каждое утро.
     - Ах, вот оно что! - сказал д'Авриньи, осененный внезапной мыслью. - Неужели вы...
     Нуартье не дал ему кончить.
     - Да, - показал он.
     - Предохранили ее от действия яда...
     - Да.
     - Приучая ее мало-помалу...
     - Да, да, да, - показал Нуартье, в восторге оттого, что его поняли.
     - Вы, должно быть, слышали, как я говорил, что в лекарства, которые я вам даю, входит бруцин?
     - Да.
     - И, приучая ее к этому яду, вы хотели нейтрализовать действие яда?
     Глаза Нуартье сияли торжеством.
     - И вы достигли этого! - воскликнул д'Авриньи. - Не прими вы этой предосторожности, яд содня убил бы Валентину, убил мгновенно, безжа- лостно, до того силебыл удар; по дело кончилось потрясением, и во вся- ком случае на этотаз Валентина не умрет.
     Неземная радость светилась в глазах старика, возведенных к небу с вы- ражением бесконечной благодарности.
     В эту минуту вернулся Вильфор.
     - Вот лекарство, которое вы прописали, доктор, - сказал он.
     - Его приготовили при вас?
     - Да, - отвечал ролевский прокурор.
     - Вы его не выпускали из рук?
     - Нет.
     Д'Авриньи взял склянку, отлил несколько капель жидкости на ладонь и проглотил их.
     - Хорошо, - сказал он, - пойдем к Валентине, я дам предписания, и вы сами проследите за тем, чтобы они никем не нарушались.
     В то самое время, когда д'Авриньи в сопровождении Вильфора входил в комнату Валентины, итальянский священник, с размеренной походкой, со спокойной и уверенной речью, нанимал дом, примыкающий к особняку Вильфо- ра.
     Неизвестно, в чем заключалась сделка, в силу которой все жильцы этого дома выехали два часа спустя; но прошел слух, будто фундамент этого дома не особенно прочен и дому угрожает обвал, что не помешало новому жильцу около пяти часов того же дня переехать в него со всей своей скромной обстановкой.
     Новый жилец взял его в аренду на три, шесть или девять лет и, как по- лагается, заплатил за поода вперед; этот новый жилец, как мы уже ска- зали, был итальянец и али его синьор Джакопо Бузони.
     Немедленно были призваны рабочие, и в ту же ночь редкие прохожие, по- являвшиеся в этом конце улицы, с изумлением наблюдали, как плотники и каменщики подводили фундамент под ветх здание.
    
    
     XVIII. БАНКИР И ЕГО ДОЧЬ
    
     Из предыдущей главы мы знаем, что г-жа Данглар приезжала официально объявить г-же де Вильфор о предстоящей свадьбе мадемуазель Эжени Данглар с Андреа Кавальканти.
     Это официальное уведомление как будто доказывало, что все заинтересо- ванные лица пришли к соглашению; однако ему предшествовала сцена, о ко- торой мы должны рассказать нашим читателям.
     Поэтому мы просим их вернуться немного назад и утром этого знамена- тельного дня перенестись в ту пышную золоченую гостиную, которую мы уже описывали и которой так гордился ее владелец, барон Данглар.
     По этой гостиной, чов в десять утра, шагал взад и вперед, погружен- ный в задумчивость ивидимо, чем-то обеспокоенный, сам барон, погляды- вая на двери и останавливаясь при каждом шорохе.
     Когда в конце концов его терпение истощилось, он позвал камердинер
     - Этьен, - сказал он, - пойдите узнайте, для чего мадемуазель Данглар просила меня ждать ее в гостиной, и по какой причине она заставляет ня ждать так долго.
     Дав, таким образом, волю своему дурному настроию, барон немного ус- покоился.
     В самом деле мадемуазель Данглар, едва проснувшись, послала свою гор- ничную испросить у барона аудиенцию иазначила местом ее золоченую гос- тиную. Необычайность этой просьбы, а главное - ее официальность немало удивили банкира, который не замедлил исполнить желание своей дочери и первым явился в гостиную.
     Этьен вскоре вернулся с ответом.
     - Горничная мадемуазель Эжени, - сказал он, - сообщила мне, что маде- муазель Эжени кончает одеваться и сейчас придет.
     Данглар кивнул головой в знак того, что он удовлетворен ответом. В глазах света и даже в глазах слуг Данглар слыл благодушным человеком и снисходительным отцом; этого требовала роль демократического деятеля в той комедии, которую он разыгрывал; ему казалось, что это ему подходит; так в античном театре у масок отцов правый угол рта был приподнятый и смеющийся, а левый - ощенный и плаксивый.
     Поспешим добавить, что в интимном кругу смеющаяся губа опускалась до уровня плаксивой; так что в большинстве случаев благодушный человек ис- чезал, уступая место грубому мужу и деспотическому отцу.
     - Почему эта сумасшедшая девчонка, если ей нужно со мной поговорить, не придет просто ко мне в кабинет? - бормотал Данглар. - И о чем это ей понадобилось со мной говорить?
     Он в двадцатыраз возвращался к этой беспокоившей его мысли, как вдруг дверь отворилась и вошла Эжени, в черном атласном платье, заткан- ном черными же цветами, без шляпы, но в перчатках, как будто она собира- лась занять свое кресло в Итальянской опере.
     - В чем дело, Эжени? - воскликнул отец. - И к чему эта парадная гос- тиная, когда можно так уют посидеть у меня в кабинете?
     - Вы совершенно правы, сударь, - отвечала Эжени, знаком приглашая от- ца сесть, - вы задали мне два вопроса, которые исчерпывают предмет предстоящей нам беседы. Поэтому я вам сейчас отвечу на оба; и, вопрекибычаям, начну со второго, ибо он менее сложен. Я избрала местом нашей встречи гостиную, чтобы избежать неприятных впечатлений и воздействий кабинета банкира. Кассовые книги, как бы они ни были раззолочены, ящики, запертые, как крепостные ворота, огромное количество кредитных билетов, берущихся неведомо откуда, и груды писем, пришедших из Англии, Голлан- дии, Испании, Индии, Китая и Перу, всегда как-то странно действуют на мысли отца и заставляют его забывать, что в мире существуют более важные и священные вещи, чем общественное положение и мнение его доверителей. Вот почему я избрала эту гостиную, где на стенах висят в своих велико- лепных рамах, счастливые и улыбающиеся, наши портреты - ваш, мой и моей матери, и всевозможные идилличесе пейзажи и умилительные пастушеские сцены. Я очень верю в силу внешних впечатлений. Быть может, обенно в отношении вас, я и ошибаюсь; но что поделать? Я не была бы артистической натурой, если бы не сохраняла еще некоторых иллюзий.
     - Отлично, - ответил Данглар, прослушавший эту тираду с невозмутимым хладнокровм, но ни слова в ней не понявший, так как был занят собственными мыслями и старался найти им отклик в мыслях своего собесед- ника.
     - Итак, мы более или менее разрешили второй вопрос, - сказала Эжени, нимало не смущаясь и с той почти мужской самоуверенностью, которая отли- чала ее речь и движения, - мне кажется, вы вполне удовлетворены моим объяснением. Теперь вернемся к первому вопросу. Вы спрашиваете меня, для че я просила у вас аудиенции; я вам отвечу в двух словах: я не желаю выходить замуж за графа Андреа Кавальканти.
     Данглар подскочил на своемресле.
     - Да, сударь, - все так же спокойно продолжала Эжени. - Я вижу, вы изумлены? Правда, за все время, что идут разговоры об этом браке, я не противоречила ни словом, я была, как всегда, убеждена, что в нужную ми- нуту сумею открыто и рительно воспротивиться воле людей, не спросивших моего согласия. Однако на этот раз мое спокойствие, моя пассивность, как говорят философы, имела другой источник; как лющая и послушная дочь... (легкая улыбка мелькнула на румяных губах девушки), я старалась подчи- ниться вашему желанию.
     - И что же? - спросил Данглар.
     - А то, сударь, - отвечала Эжени, - я старалась изо всех сил, но те- перь, когда настало время, я чувствую, что, несмотря на все мои усилия, я не в состоянии быть послушной.
     - Однако, - сказал Данглар, который, как человек недалекий, был со- вершенно ошеломлен неумолимой ликой дочери и ее хладнокровием - свиде- тельством твердой воли и дальвидного ума, - в чем причина твоего отка- за, Эжени?
     - Причина? - отвечала Эжени. - Бог мой! Андреа Кавальканти не безоб- разнее, не глупее и не противнее всякого другого. В глазах людей, кото- рые судят о мужчине по его лицу и фигуре, он може даже сойти за до- вольно привлекательный образец; я даже не скажучто оп меньше мил моему сердцу, чем любой другой, - так могла бы рассуждать институтка, но я вы- ше этого. Я никого не люблю, сударь, вам это известно? И я не вижу, за- чем мне, без крайней обходимости стеснять себя спутником на всю жизнь. Разве не сказал один мудрец: "Ничего лишнего"; а другой: "Все мое несу с собой"? Меня даже выучили этим двум афоризмам по-латыни и по-гречески; один из них принадлежит, если не ошибаюсь, Федру, а другой Бианту. Так вот, дорогой отец, в жизненном крушении, - ибо жизнь, это вечное круше- ние наших надежд, - я просто выбрасываю за борт ненужный балласт, вот и все. Я оставляю за собой право остаться в одиночестве и, следовательно, сохранить свою свободу.
     - Несчастная! - пробормотал Данглар, бледнея, ибо он знал по опытукак непреодолимо то препятствие, которое неожиданно встало на его пути.
     - Несчастная? - возразила Эжени. - Вот уж нисколько! Ваше восклица- ние, сударь, кажется мне театральныи напыщенным. Напротив, счастливая. Скажите, чего мне недостает? Люди находят меня красивой, а это уже кое-что: это обеспечивает мне повсюду благосклонный прием. А я люблю, когда меня хорошо принимают, - приветливые лица не так уродливы. Я не глупа, одарена известной восприимчистью, благодаря чему я извлекаю для себя из жизни все, что мне нравится, как делает обезьяна, когда она разгрызает орех и вимает ядро. Я богата, ибо вы обладаете одним из са- мых крупных состояний во Франции, а я ваша единственная дочь, и вы не столь упрямы, как театральные отцы, которые лишают дочерей наследства за то, что те не желт подарить им внучат. К тому же предусмотрительный закон отнял у вас право лишить меня наследства, по крайней мере пол- ностью, так же как он отнял у вас право принудить меня выйти замуж. Та- ким образом, красивая, умна блещущая талантами, как выражаются в коми- ческих операх, и богатая! Да ведь это счастье, сударь! А вы называете меня несчастной.
     Видя дерзкую, высокомерную улыбку дочери, Данглар не сдержался и по- высил голос. Но под вопросительным взглядом Эжени, удивленно нахмурившей красивые черные брови, он благоразумно отвернулся и тотчас же овладел собой, укронный железной рукой осторожности.
     - Все это верно, - улыбаясь, ответил он, - ты именно такая, какой се- бя изображаешь, дочь моя, за исключением одного пункта: я не хочу прямо назвать его; я предпочитаю, чтобы ты сама догадалась.
     Эжени взглянула на Данглара, немало удивленная, что у н оспаривают право на одну из жемчужин венца, который она так гордо возложила на свою голову.
     - Ты превосходно объяснила мне, - продолжал банкир, - какие чувства вынуждают такую дочь, как ты, отказаться от замужества. Теперь моя оче- редь сказать тебе, какие побуждения заставили такого отца, как я, нас- таивать на твоем замужесе.
     Эжени поклонилась, не как покорная дочь, которая слушает своего отца, но как противник, который готов возражать.
     - Когда отец предлагает своей дочери выйти замуж, - продолжал Данг- лар, - у него всегда имеется какое-нибудь основание желать этого брака. Одни обуреваемы той навязчивой мыслью, о которой ты только что говорила, - то есть хотят продолжать жить в своих внуках. Скажу сразу, что этой слабостью я не страдаю; к семейным радостям я довольно равнодушен. Я мо- гу в этом сознаться дочери, которая достаточно философски смотрит на ве- щи, чтобы понять это равнодушие и не считать его преуплением.
     - Прекрасно, - сказала Эжени, - будем говорить откровенно, так гораз- до лучше.
     - Ты сама видишь, - сказал Данглар, - что, не разделяя в целом твоего пристрастия к излишней откровенности, я всее прибегаю к ней, когда этого требуют обстоятельства. Итак, я продолжаю. Я предложил тебе мужа не ради твоего счастья, потому что, по совести говоря, я меньше всего думал в ту минуту о тебе. Ты любишь откровенность, - надеюсь, это доста- точно откровенно. Просто мне было необходимо, чтобы ты как можно скорее вышла замуж за этого человека вду некоторых коммерческих соображений.
     Эжени подняла брови.
     - Дело обстоит именно так, как я имею честь тебе докладывать; не прогневайся, ты сама виновата. Поверь, я вовсе не по своей охоте вдаюсь в эти финансовые расчеты в разговоре с такой артистической натуро ко- торая боится войти в кабинет банкира, чтобы не набраться неприятных и непоэтических впечатлений.
     - Но в этом кабинете банкира, - продолжал он, - в который позавчера ты, однако, вошла, чтобы получить от меня тысячу франков, которую я еже- месячно даю тебе на булавки, - да будет тебе это известно, моя дорогая, можно научиться многому, что пригодилось бы даже молодым особам, не же- лающим выходить замуж. Например, там можно узнать - и, щадя твои чувствитьные нервы, я охотно скажу тебе это здесь, в гостиной, - что для баира кредит - что душа для тела: кредит поддерживает его, как ды- хание оживляет тело, и граф Монте-Кристо прочел мне однажды на этот счет лекц, которую я никогда не забуду. Там можно узнать, что, по мере того как исчезает кредит, тело банкира превращается в труп, и в очень непро- должительном будущем это произойдет с тем банкиром, который имеет честь быть отцом столь логично рассуждающей дочери.
     Но Эжени, вместо того чтобы согнуться под ударом, гордо выпрямилась.
     - Вы разорились! - сказала она.
     - Ты очень точно выразилась, дочь моя, - сказал Данглар, сжимая кула- ки, но все же сохраняя на своем грубом лице улыбку бессердечного, но неглупого человека. - Да, я разорен.
     - Вот как! - сказала Эжени.
     - Да, разорен! Итак, поведана убийственная тайна, как сказал поэт. А теперь выслушай, дочь моя, каким образом ты можешь помочь этой беде - не ради меня, но ради себя самой.
     - Вы плохой психолог, сударь, - воскликнула Эжени, - если воображае- те, что эта катастрофа очень огорчает меня.
     Я разорена? Да не все ли мне равно? Разве у меня не остался мой та- лант? Разве я не могу, подобно Пасте, Малибран или Гризи, обеспечить се- бе то, чего вы, при всем вашем богатстве, никогда не могли бы мне дать: сто или сто пятьдесят тысяч ливров годового дохода, которыми я буду обя- зана только себе? И вместо того чтобы получать их, как я получала от вас эти жалкие двенадцать тысяч франков, вынося хмурые взгляды и упреки в расточительности, я буду получать эти деньги, осыпанная цветами, под восторженные крики и рукоплескания. И даже не будь у меня моего таланта, в который вы, судя по вашей улыбке, не верите, разве мне не остается моя страсть к независимости, которая мне дороже всех сокровищ мира, дороже самой жизни?
     Нет, я не огорчена за себя, я всегда сумею устроить свою судьбу; у меня всегда останутся мои книги, мои карандаши, мой рояль, все это стоит недорого, и это я всегда сумею приобрести. Быть может, вы думаете, что я огорчена за госпожу Данглар; но и этого нет; если я не заблуждаюсь, она приняла все меры предосторожности, и грозящая вам катастрофа ее не заде- нет; я надеюсь, что она в полной безопасности, - во всяком случае не за- боты обо мне мешали ей упрочить свое состояние, слава богу, под предло- гом того, что я люблю свободу, она не вмешивалась в мою жизнь.
     Нет, сударь, с самого детства я видела все, что делалось вокруг меня; я все слишком хорошо понимала, и ваше банкротство производит на меня не больше впечатления, чем оно заслуживает; с тех пор как я себя помню, ме- ня никто не любил, тем хуже! Естественно, что и я никого не люблю; тем лучше! Теперь вы знаете мой образ мыслей.
     - Следовательно, - сказал Данглар, бледный от гнева, вызванного от- нюдь не оскорбленными чувствами отца, - следовательно, ты упорствуешь в желании довершить мое разорение.
     - Довершить ваше разорение? Я? - сказала Эжени. - Не понимаю.
     - Очень рад, это дает мне луч надежды; выслушай меня.
     - Я слушаю, - сказала Эжени, пристально глядя на отца; ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не опустить глаза под властным взглядом девушки.
     - Князь Кавалькти, - продолжал Данглар, - хочет жениться на тебе и при этом согласен поместить у меня три миллиона.
     - Очень мило, - презрительно заявила Эжени, поглаживая свои перчатки.
     - Ты, кажется, думаешь, что я собираюсь воспользоваться твоими тремя миллионами? - сказал Данглар. - Ничуть не бывало, эти три миллиона долж- ны принес по крайней мере десять. Я и еще один банкир добились желез- нодорожной концессии; это единственная отрасль промышленности, которая в наше время дает возможность мгновенного баснословного успеха, подобного тому, который имел некогда Лоу у наших добрых парижан, у этих ротозеев-спекулянтов, со своим фантастическим Миссисипи. По моим расчетам, достаточно владеть миллионной долей рельсового пути, как некогда владели акром целины на берегах Огайо. Это - помещение денег под залог, что ужо прогресс, так как взамен своих денег получаешь пятнадцать, двадцать, сто фунтов железа Ну, так вот, через неделю, считая от сегодняшнего дня, я должен всти в счет своей доли четыре миллиона! Эти четыре миллиона, как я уже сказал, принесут десять или двенадцать.
     - Но когда я позавчера была у вас, о чем вы так хорошо помните, - возразила Эжени, - я видела, как вы инкассировали, так, кажется, гово- рят? - пять с половиной миллионов, вы даже показали мне эти две облига- ции казначейства и были несколько изумлены, что бумаги такой ценности не ослепили меня, как молния.
     - Да, но эти пять с половин миллионов не мои и являются только до- казательством доверия, которым я пользуюсь; моя репутация демократа снискала мне доверие Упраения приютов, и эти пять с половиной миллио- нов принадлежат ему; восякое другое время я, не задумываясь, вос- пользовался бы ими, но сейчас всем известно, что я понес большие потери и, как я уже сказал, я теряю свой кредит. В любую минуту Управление при- ютов может потребовать свой вклад, и если окажется, что я пустил его в оборот, мне придется объявить себя банкротом. Я не против банкротства, но банкротство должнобогащать, а не разорять. Если ты выйдешь замуж за Кавальканти и я получу его три миллиона, или даже если люди просто будут думь, что я их получу, кредит мой немедленно восстановится. Тогда мое состояние упрочится и я, наконец, вздохну свободно, ибо вот уже второй месяц меня преследует злой рок, и я чувствую, что бездна разверзается у меня под ногами. Ты меня поняла?
     - Вполне. Вы отдаете меня под залог трех миллионов.
     - Чем выше сумма, тем более это лестно; ее размеры определяют твою ценность.
     - Благодарю вас, сударь. Е одно слово: обещаете ли вы мне пользо- ваться только номинально вкдом господина Кавальканти, но не трогать самого капитала? Я говорюб этом не из эгоизма, но из щепетильности. Я согласна помочь вам восстановить ваше состояние, но не желаю быть вашей сообщницей в разорении других людей.
     - Но ведь я те говорю, - воскликнул Данглар, - что с помощью этих трех миллионов...
     - Считаете ли вы, что вы можете выпутаться, не трогая этих трех мил- лионов?
     - Я надеюсь, но опять-таки при том условии, что этот брак состоится.
     - Вы можете выплатить Кавальканти те пятьсот тысяч франков, которые вы обещали м в приданое?
     - Он получит их, как только вы вернетесь из мэрии.
     - Хорошо!
     - Что это значит: хорошо?
     - Это значит, что я даю свою подпись, но оставляю за собой право рас- поряжаться своей особой.
     - Безусловно.
     - В таком случ - хорошо; я заявляю вам, сударь, что готова выйти замуж за господина Кавальканти.
     - Но что ты думаешь делать?
     - Это уж моя тайна. В чем же было бы мое преимущество перед вами, ес- ли я, узнав вашу тайну, открыла бы вам свою?
     Данглар закусил губу.
     - Итак, ты согласна, - сказала он, - сделать все официальные визиты?
     - Да, - ответила Эжени.
     - И подписать через три дня договор?
     - Да.
     - В таком случае я в свою очередь скажу тебе: хорошо!
     И Данглар взял руку дочери и пожал ее.
     Но странное дело - отец при этом рукопожатии не решился сказать: "Благодарю тебя", а дочь даже не улыбнулась отцу.
     - Наши переговоры окончены? спросила Эжени, вставая.
     Данглар кивнул, давая понять, что говорить больше не о чем.
     Пять минут спустя под руками мадемуазель д'Армильи зазвучал рояль, а мадемуазель Данглар запела проклятие Брабанцио Дездемоне.
     Как только ария была окончена, вошел Этьен и доложил Эжени, что лоша- ди поданы и баронесса ждет ее.
     Мы уже присутствовали при том, как обе дамы побывали у Вильфоров, от- куда они вышли, чтобы ехать дальше с визитами.
    
    
     XIX. БРАЧНЫЙ ДОГОВОР
    
     Прошло три дня после описанной нами сцены, и настал день, назначенный для подписания брачного договора между мадемуазель Эжени Данглар и Анд- реа Кавальканти, которого банкир упорно продолжал называть князем. Было около пяти часов вечера, свежий ветерок шелестел листвой в садике перед домом Монте-Кристо; граф собирался выехать, и поданные ему лошади били копытами землю, едва сдерживаемые кучером, уже четверть часа сидевшим на козлах. В это время в ворота быстро въехал элегантный фаэтон, которым мы уже несколько раз встречались, хотя бы, например, в известный нам ве- чер в Отейле; из него не вышел, а скорее выпрыгнул на ступени крыльцАндреа Кавальканти, такой блестящий, такой сияющий, как будто и он соби- рался породниться с княжеским домом.
     Он с обычной фамильярностью осведомился о здоровье графа и, легко взбежав на втор этаж, столкнулся на площадке лестницы с ним самим.
     При виде посетеля граф остановился. Но Андреа Кавальканти взял раз- гон, и его уже что не могло остановить.
     - Здравствуйте, дорогой граф! - сказал он МонтеКристо.
     - А, господин Андреа! - сказал тот своим обычным полунасмешливым то- ном. - Как поживаете?
     - Чудесно, как видите. Тысячу вещей надо вам сказать. Но прежде всего скажите, вы собирались вхать или только что вернулись?
     - Собираюсь выехать.
     - В таком случае, чтобы не задерживать вас, я, если разрешите, сяду к вам в коляску, а Том будет следовать за нами.
     - Нет, - сказал с неуловимо презрительной улыбкой граф, - отнюдь не желавший показываться в обществе этого молодого человека, - я предпочи- таю выслушать вас здесь, дорогой господин Андреа; в комнате разговари- вать удобнее, и нет кучера, который на лету подхватывает ви слова.
     И граф вошел в маленькую гостиную второго этажа, сел и, зинув ногу на ногу, пригласил гостя тоже сесть.
     - Вам известно, дорогой граф, сказал Андреа, весь сияя, - что обру- чение назначено на сегодня: в девять часов вечера у моего тестя подписы- вают догов.
     - Вот как! - ответил Монте-Кристо.
     - Как, разве это для вас новость? И разве Данглар не уведомил вас?
     - Как же, - сказал граф, - я вчера получил письмо, по, насколько пом- ню, там не указан час.
     - Вполне возможно; мой тесть, должно быть, рассчитывал, что это всем известно.
     - Ну, что ж, поздравляю, господиКавальканти, - сказал Монте-Кристо, - вы делаете хорошую партию; к то же мадемуазель Данглар очень недурна собой.
     - О да, - скромно ответил Кавальканти.
     - А главное, она очень богата; так я по крайней мере слышал, - сказал Монте-Кристо.
     - Вы думаете, она очень богата?
     - Несомненно; говорят, что Данглар скрывт по меньшей мере половину своего состояния.
     - А он сознается в пятнадцати или двадцати миллионах, -сказал Анд- реа, и глаза его блеснули от радости.
     - И кроме того, - прибавил Монте-Кристо, - он еще собирается заняться одной денежной операцией, довольно обычной в Соединенных Штатах и в Анг- лии, но совершенно новой во Франции.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев