• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [54/83]

Скачать полное произведение

    - Разумеется; у маркизы было три припадка, один за другим через нес- колько минут, и каждый раз с меньшим промежутком и все тяжелее. Когда вы пришли, она начала задыхаться; затем с ней сделался припадок, который я счел просто нервным Но по-настоящему я стал беспокоитьс когда увидел, что она приподнимается на постели с неестественным напряжением конечнос- тей и шеи. Тогда по вашему лицу я понял, что дело гораздоерьезнее, чем я думал. Когда припадок миновал, я хотел поймать ваш взгляд, но вы не смотрели на меня. Вы считали ее пульс, и уже начался второй припадок, а вы так и не повернулись ко мне. Этот второй припадок был ещужаснее; те же непроизвольные движения повторились, губы посинели и стали дергаться. Во время третьего припадка она скончалась. Уже после первого припаа я подумал, что это столбняк, вы подтвердили это.
     - Да, при посторонних, - возразил доктор, - но теперь мы одни.
     - Что же вы собираетесь мне сказать?
     - Что симптомы столбняка и отравления растительными ядами совершенно тождественны.
     Вильфор вскочил на ноги, но, постояв минуту неподвижно и молча, он снова упал на скамью.
     - Господи, доктор, - сказал он, - вы понимаете, то вы говорите?
     Моррель не знал, сон ли все это или явь.
     - Послушайте, - сказал докто - я знаю, насколько серьезно мое заяв- ление и кому я его делаю.
     - С кем вы сейчас говорите с должностным лицом или с другом? - спро- сил Вильфор.
     - С другом, сейчас только с другом Симптомы столбняка настолько схожи с симптомами отравления растительными веществами, что если бы мне предс- тояло подписаться под тем, что я вам говорю, я бы поколебался. Так что, пторяю вам, я сейчас обращаюсь не к должностному лицу, а к другу. И вот, другу я говорю: я три четверти часа наблюдал за агонией, за кон- вульсиями, за Кончиной госпожи де Сен-Меран, и я не только убежде что она умерла от отравления, но могу даже назвать, да, могу назвать тот яд, которым она отравлена.
     - Доктор, доктор!
     - Все налицо: сонливость вперемежку с нервными припадками, чрезмерное мозговое возждение, онемение центров. Госпожа де бен-Мерай умерла от сильной дозы бруцина или стрихнина, которую ей дали, может быть, и по ошибке.
     Вильфор схватил доктора за руку.
     - О, это немыслимо! - сказал он - Это сон,оже мой, это сон! Ужасно слышать, как такой человек, как вы, говорит такие вещи! Заклинаю вас, доктор, скажите, что вы, может быть, и ошибаетесь!
     - Конечно, это может быть, но...
     - Но?
     - Но я не думаю.
     - Доктор, пожалейте меня; за последние дни со мной происходят такие неслыханные вещи, что я боюсь сойти с ума.
     - Кто-нибудь, кроме меня, видел госпожу де СенМеран?
     - Никто.
     - Посылали в аптеку за каким-нибудь лекарством, не показав мне рецеп- та?
     - Нет.
     - У госпожи де Сен-Меран были враги?
     - Я таких не знаю.
     - Кто-нибудь был заинтересован в ее смерти?
     - Да нет же, господи, нет. Моя дочь - ее единственная наследница; Ва- лентина одна... О, если бы я мог подумать такую вещь, я вонзил бы себе в сердце кинжал за то, что оно хоть миг могло таить подобную мысль.
     - Что вы, мой Друг! - в свою очередь воскликнул д'Авриньи. - Боже ме- ня упаси обвинять когоибудь. Поймите, я говорю только о несчастной случайности, об ошибке. Но, случайность или нет - факт налицо, он подс- казывает моей совести, и моя совесть требует, чтобы я вам громко заявил об этом. Наведите справки.
     - У кого? Каким образом? О чем?
     - Скажем, не ошибся ли Барруа, старый лакей, и не дал ли он маркизе какое-нибудь лекарство, приготовленное для его хозяина?
     - Для моего отца?
     - Да.
     - Но каким образом могла бы госпожа де Сен-Меран отравиться ле- карством, приготовленным для гподина Нуартье?
     - Очень просто: вы же знаете, что при некоторых заболеваниях ле- карствами служат яды; к числу таких заболеваний относится паралич. Меся- ца три назад, испробовав все, чтобы вернуть господину Нуартье способ- ность двигаться и дар речи, я решил испытать последнее средство. И вот уже три месяца я лечу его бруцином. Таким образом, в последнее ле- карство, которое я ему прописал, входит шесть центиграммов бруцина; это количество безвредно длпарализованных органов господина Нуартье, кото- рый к тому же дошел до него последователыми дозами, но этого достаточ- но, чтобы убить всякого другого человека.
     - Да, но комнаты госпожи де Сен-Меран и господина Нуартье совершенно между собой не сообщаются, и Барруа ни разу не входил в комнату моей те- щи. Вот что я вам скажу, доктор. Я считаю вас самым знающим врачом, а главное - самым добросовестным человеком на свете, и во всех случаях жизни ваши слова для меня - свет, который, как солнце, освещает мне путь. Но все-таки, доктор, все-таки, несмотря на всю мою веру в вас, я хочу найти поддержку в аксиоме: "Еrrarе humanum est" [55].
     - Послушайте, Вильфор, - сказал доктор, - кому из моих коллег вы до- веряете так же, как мне?
     - Почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду?
     - Позовите его, я ему передам все, что видел, все, что заметил, и мы произведем вскрытие.
     - И найдете следы яда?
     - Нет, не яда, я этого не говорю; но мы констатируем раздражение нервной системы, распознаем несомненное, явное удушение, и мы вам ска- жем: дорогой господин Вильфор, если это была небрежность, следите за ва- шими слугами; если ненависть - следите за вашими врагами.
     - думайте, что вы говорите, д'Авриньи! - отвечал подавленный Вильфор. - Как только тайна станет известна кому-нибудь, кроме вас, не- избежно следствие, а следствие у меня - разве это мыслимо! Однако, - продолжал королевский прокурор, спохватываясь и с беспокойством глядя на доктора, - если вы желае, если вы непременно этого требуете, я это сделаю. В самом деле, ть может, я должен дать этому ход; мое положение этого требует. Но, доктор, вы видите, я совсем убит: навлечь на мой дом такой скандал после такого горя! Моя жена и дочь этого не перенесут. Что касается меня, доктор, то, знаете, нельзя достигнуть такого положения, как мое, занимать двадцать пять лет подряд должность колевского проку- рора, не нажив изрядного числа врагов. У меня их немало. Огласка этого дела будет для них торжеством и ликованием, а меня покроет позором. Простите мне эти суетные мысли. Будь вы священником, я не посмел бы вам этого сказать; но вы человек, вы знаете людей; доктор, доктор, вы мне ничего не говорили, да?
     - Дорогой сподин де Вильфор, - отвечал с волнением доктор, - мой первый долг - человеколюбие. Если здесь наука не была здесь бессильна, я спас бы госпожу де Сен-Меран; но она умерла; я должен думать о живых. Похороним эту ужасную тайну в самой глубине сердца. Если чей-нибудь взор проникнет в нее, пусть отнесут мое молчание за счет моего невежества, я гласен. Но вы ищите, ищите неустанно, деятельно, ведь дело может не кончиться одним этим случаем... И когда вы найдете виновного, если только найдете, я скажу вам: вы судья, поступайте так, как вы считаете нужным!
     - Благодарю вас, доктор, благодарю! - сказал Вильфор с невыразимой радостью. - У меня никогда не было лучшего друга, чем вы.
     И, словно опасаяськак бы доктор д'Авриньи не передумал, он встал и увлек его по направлению к дому.
     Они ушли.
     Моррель, точно ему было мало воздуха, раздвинул обеими руками ветви, и луна осветила его лицо, бледное, как у привиния.
     - Небеса явно благосклонны ко мне, но как это страшно! - сказал он. - Но Валентина, бедная! Как она вынесет столько горя?
     И, говоря это, он смотрел то на окно с красными занавесями, то на три окна с белыми занавесями.
     В окне с красными занавесями свет почти совсем померк. Очевидно, г-жа де Вильфор потушила лампу, в окне виден был лишь свет ночника.
     Зато в другом конце дома открылось одно из окон с белыми занавесями. В ночной тьме мерцал тусклый свет стоящей на камине свечи, и какая-то тень появилась на балконе. Моррель вздрогнул: ему послышалось, что ктото рыдает.
     Не удивительно, что этот сильный, мужественный человек, взволнованный и возбужденный двумя самыми мощными человеческими страстями - любовью и страхом, - настолько ослабел, что поддался суеверным галлюцинациям.
     Хоть он и находился в таком скрытом месте, что Валентина никак не могла бы его увидеть, ему показалось, что тень у окна зовет его; это подсказывал ему взволнованный ум и подтверждало его пылкое сердце. Этот обман чувств обратился для него в бесспорную реальность, и, повинуясь необузданному юношескому порыву, он выскочил из своего тайника. Не думая о том, что его могут заметить, что Валентина может испугаться, невольно вскрикнуть, и тогда поднимется тревога, он в два прыжка миновал цветник, казавшийся в лунном свете белым и широким,ак озеро, добежал до кадок с померанцевыми деревьями, расставленных пед домом, быстро взбежал по ступеням крыльца и толкнул легко поддавшуюся дверь.
     Валентина его не видела; ее поднятые к небу глаза следили за серебря- ным облаком, плывущим в лазури; своими очертаниями оно напоминало тень, возносящуюся на небо, и взволнованной девушке казалось, что это душа ее бабушки.
     Между тем Моррель пересек прихожую и нащупал перила лестницы; ковер, покрывавший ступени, заглушал его шаги; впрочем, Моррель был до того возбужден, что не испугался бы самого Вильфора. Если бы перед ним предс- тал Вильфор, он знал, что делать: он подойдет к нему и во всем признает- ся, умоляя его понять и одобрить ту любовь, которая связывает его с Ва- лентиной; словом, Моррель совершенно обезумел.
     К счастью, он никого не встретил.
     Вот когда ему особенно пригодились сведения, сообщенные ему Валенти- ной о внутреннем устройстве дома; он беспрепятственно добрался до верх- ней площадки лестницы, и, когда он остановился, осматриваясь, рыдание, которое он сразу узнал, указало ему, куда идти. Он обернулся: из-за по- луоткрытой двери пробивался луч света и слышался плач. Он толкнул дверь и вошел.
     В глубине алькова, покрытая простыней, под которой угадывались очер- тания тела, лежала покойница; она показала Моррелю особенно страшной из-за тайны, которую ему довелось узнать.
     Около кровати, зарывшись головой в подушки широкого кресла, стояла на коленях Валентина, сотрясаясь от рыданий и заломив над головой стисну- тые, окаменевшие руки.
     Она отошла от окна и молилась вслух голосом, который тронул бы самое бесчувственное сердце; слова слетали с ее губ, торопливые, бессвязные, невнятные, - такая жгучая боль сжимала ей горло.
     Лунный свет, пробиваясь сквозь решетчатые ставни, заставил померкнуть пламя свечи и обливал печальной синевой эту горестную картину.
     Моррель не выдержал; он не отличался особой набожностью, не легко поддавался впечатлениям, но видеть Валентину страдающей, плачущей, лома- ющей руки - это было больше, чем он г вынести молча. Он вздохнул, про- шептал ее имя, и лицо, залитое слезами, с отпечатками от бархатной обив- ки кресла, лицо Магдалины Кореджо обратилось к нему.
     Валентина не удивилась, увидев его. Для сердца, переполненного беско- нечным отчаянием, не существует более волнений.
     Моррель протянул возлюбленной руку.
     Валентина вместо всякого объяснения, почему она не вышла к нему, по- казала ему на тр, простертый под погребальным покровом, и снова зары- дала.
     Оба они не решались заговорить в этой комнате. Каждый боялся нарушить это змолвно, словно где-то в углу стояла сама смерть, повелительно приложив палец к губам.
     Валентина решилась первая.
     - Как вы сюда вошли, мой друг? - сказала она. - Увы! я бы сказала вам: добро пожаловать! - если бы не смерть отворила вам двери этого до- ма.
     - Валентина, - сказал Моррель дрожащим голосом, сжимая руки, - я ждал половины девятого; вас все не было, я встревожился, перелез через ог- раду, проник в сад; и вот разговор об этом несчастье...
     - Какой разговор?
     Моррель вздрогнул; он вспомнил все, о чем говорили доктор и Вильфор, и ему почудилось, что он видит под простыней эти сведенные руки, окоче- нелую шню, синие губы.
     - Разговор ваших слуг, - сказал он, - объяснил мне все.
     - Но ведь прийти сюда - значило погубить нас, мой друг, - сказала Ва- лентина без ужаса и без гнева.
     - Простите меня, - сказатем же тоном Моррель, - я сейчас уйду.
     - Пет, - сказала Валентина, - вас могут встретить, останьтесь здесь.
     - По если сюда придут?
     Валентина покачала головой.
     - Никто по придет, - сказала она, - будьте спокойны, вот паша защита.
     И она указала на очертанияола под простыней.
     - А что д'Эпине? Скажите, умоляю вас, - продолжал Моррель.
     - Он явился, чтобыодписать договор, в ту самую минуту, когда бабуш- ка испускала последний вздох.
     - Ужасно! - сказал Моррель с чувством эгоистической радости, так как подумал, что из-за этой смерти свадьба будет отложена на неопределенное время. Но он был тотчас же наказан за свое себялюбие.
     - И что вдвойне тяжело, - продолжала Валентина, - моя бедная, милая бабушка приказала, умирая, чтобы эта свадьба состоялась как можно ско- рее; господи, она думала меня защитить, и она тоже действовала против меня!
     -лышите? - вдруг проговорил Моррель.
     Они замолчали.
     Слышно было, как открылась дверь, и паркет коридора и ступени лестни- цы заскрипели под чьими-то шагами.
     - Это мой отец вышел из кабинета, - сказала Валентина.
     - И провожает доктора, - прибавил Моррель.
     - Откуда вы знаете, что это доктор? - спросила с удивлением Валенти- на.
     - Просто догадываюсь, - сказал Моррель.
     Валентина взглянула на пего.
     Между тем слышно было, как закрылась парадная дверь. Затем Вильфор пошел запереть на ключ дверь в сад, после чего вновь поднялся по лестни-е.
     Дойдя до передней, он на секунду остановился, по-видимому, не зная, идти ли к себе или в комну госпожи де Сен-Меран. Моррель поспешно спрятался за портьеру. лентина даже не шевельнулась, словно ее великое горе вознесло ее вышебыденных страхов.
     Вильфор прошел к себе.
     - Теперь, - сказала Валентина, - вам уже не выйти ни через парадную дверь, не через ту, которая ведет в сад.
     Моррель растерянно посмотрел на нее.
     - Теперь есть только одна возможность и верный выход, - продолжала она, - через кнаты дедушки.
     Она поднялась.
     - Идем, - сказала она.
     - Куда? - спросил Максимилиан.
     - К дедушке.
     - Мне идти к господину Нуартье? - Да.
     - Подумайте, Валентина!
     - Я думала об этом уже давно. У меняа всем свете остался только один друг, и мы оба нуждаемся в нем..Идем же.
     - Будьте осторожны, Валентина, - сказал Моррель, не решаясь повино- ваться, - будьте осторожны; теперь я ву, какое безумие, что я пришел сюда. А вы уверены, дорогая, что вы сейчас рассуждаете здраво?
     - Вполне, - сказала Валентина, - мне совестно только оставить бедную бабушк я обещала охранять ее.
     - Смерть для каждого священна, Валентина, сказал Моррель.
     - Да, - ответила молодая девушка, - к тому же это надолго. Пойдем.
     Валентина прошла коридор и спустилась по маленькой лестнице, ведущей к Нуартье, Моррель на цыпочках следовал за ней. На площадке около комна- ты они встрети старого слугу.
     - Барруа, - сказала Валентина, - закройте за нами дверь и никого не впускайте.
     И она вошла первая.
     Нуартье все еще сидел в кресле, прислушиваясь к малейшему шуму; от Барруа он знал обо всем, что произошло, и жадным взором смотрел на дверь; он увидел Валентину, и глаза его блеснули.
     В походке девушки и в ее манере держаться было что-то серьезное и торжественное. Это поразило старика. В его глазах появилось вопроси- тьное выражение.
     - Милый дедушка, - заговорила она отрывисто, - выслушай меня внима- тельно. Ты знаешь, бабушка СенМеран час назад скончаль. Теперь, кроме тебя, нет никого на свете, кто любил бы меня.
     Выжение бесконечной нежности мелькнуло в глазах старика.
     - Ведь правда, тебе одному я могу доверить свое горе и свои надежды?
     Паралитик сделал знак, что да.
     Валентина взяла Максимилиана за руку.
     - В таком случае, - сзала она, - посмотри хорошенько на этого чело- века.
     Старик испытуе и слегка удивленно посмотрел па Морреля.
     - Это Максимилиан Моррель, сын почтенного марсельского негоцианта, о котором ты, наверно, слышал.
     - Да, - показал старик.
     - Это незапяанное имя, и Максимилиан украсит его славой, потому что в тридцать лет он уже капитан спаги, кавалер Почетного легиона.
     Старик показал, чтоомнит это.
     - Так вот, дедушка, - сказала Валентина, опускаясь на колени перед стариком и указывая на Максимилиана, - я люблю его и буду принадлежать только ему! Если меня заставят выйти замуж за другого, я умру или убью себя.
     В глазахаралитика был целый мир взволнованных мыслей.
     - Тебе нравится Максилиан Моррель, правда, дедушка? - спросила Ва- лентина.
     - Да, - показал неподвижный старик.
     - И ты можешь нас защитить, нас, твоих детей, от моего отца?
     Нуартьустремил свой вдумчивый взгляд на Морреля, как бы говоря: "Это смотря по обстоятельствам".
     Максимилиан понял.
     - Мадемуазель, - сказаон, - в комнате вашей бабушки вас ждет свя- щенный долг; разрешите е побеседовать несколько минут с господином Ну- артье?
     - Да, да, именно этою я и хочу, - скали глаза старика.
     Потом он с беспокойством взглянул на Валентину.
     - Ты хочешь спросить, как он поймет тебя, дедушка?
     - Да.
     - Не беспокойся; мы т часто говорили о тебе, что он отлично знает, как я с тобой разговариваю. - И, обернувшись к Максимилиану с очарова- тельной улыбкой, хоть и подернутой глубокой печалью, она добавила: - Он знает все, что я знаю.
     С этими словами Валентина днялась с колец, придвинула Моррелю стул и велела Барруа никого не впускать; затем нежно поцеловав деда и грустно простившись с Моррелем, онашла.
     Тогда Моррель, чтобы доказать Нуартье, что он пользуется доверием Ва- лентины и знает все их секреты, взял словарь, перо и бумагу и положил все это на стол, подле лампы.
     - Прежде всего, - сказал он, - разрешите мне, сударь, рассказать вам, кто я такой, как я люблю мадемуазель Валентину и каковы мои намерения.
     - Я слушаю, - показал Нуартье.
     Внушительное зрелище представлял этот старик, казалось бы, бесполез- ное бремя для окружающих, ставший таинственным защитником, единственной опорой, единственным судьей двух влюбленных, молодых, красивых, сильных, едва вступающих в жизнь.
     Весь его вид, полный необычайного благородства и суровости, глубоко подействовал на Морреля, и он начал говорить с дрожью в голосе.
     Он рассказал, как познакомился с Валентиной, как полюбил ее и как Ва- лентина, одинокая и несчастя, согласилась принять его преданность. Он рассказал о своих родных, своем положении, о своем состоянии; и не раз, когда он вопроситено взглядывал на паралитика, тот взглядом гово- рил ему:
     - Хорошо, продолжайте.
     - Вот, сударь, - сказал Моррель, окончив первую часть своею рассказа, - я повел вам о своей любви и о своих надеждах. Рассказывать ли теперь о наших планах?
     - Да, - показал старик.
     - Итак, вот на чем мы порешили.
     И он рассказал Нуартье: как ждал в огороде кабриолет, как он собирал- ся увезти Валентину, отвезти ее к своей сестре, обвенчаться с ной и в почтительном ожидании надеяться на прощение господина де Вильфор.
     - Нет, - показал Нуартье.
     - Нет? - спросил Моррель. - Значит, так поступать не следует?
     - Нот - Вы не одобряете этот план?
     - Нот.
     - Тогда есть другой способ, - сказал Моррель.
     Взгляд старика спросил: какой?
     - Я отправлюсь к Францу д'Эпине, - продолжал Максимилиан, - я рад, что могу вам это сказать в отсутствие мадемуазель де Вильфор, - и буду вести себя так, что ему придется поступить, как порядочному человеку.
     Взгляд Нуартье продолжал спрашивать.
     - Вам угодно знать, что я сделаю?
     - Да.
     - Вот что. Как я уже сказал, я отправлюсь к неми расскажу ему об узах, связывающих меня с мадемуазель Валентиной. Если он человек чуткий, он сам откажется от руки своей невесты, и с этого часа я до самой своей смерти буду ему проданным и верным другом. Если же он не согласится на это из соображений выгоды или из гордости, нелепой после того, как я до- кажу ему, что это будет насилием над моей нареченной женой, что Валенти- на любит меня и никогда не полюбит никого другого, тогда я буду с ним драться, предоставив ему все преимущества, и я убью его, или он убьет меня. Если я его убью, он не сможет жениться на Валентине; если о меня убьет, я убежден, что Валентина за него не выйдет.
     Нуартье с величайшей радостью смотрел на это благородное и открытое лицо; оно отжало все чувства, о которых говорил Моррель, и подкрепляло их своим прекрасным выражением, как краски усиливают впечатление от твердого иерного рисунка.
     Однако, когда Моррель кончил, Нуартье несколько раз закрыл глаза, что у пего, как известно, означало отрицание.
     - Нет? - сказал Моррель. - Значит, вы не одобряете этот план, как и первый?
     - Да, не одобряю, - показал стик.
     - Но что же тогда делать, сударь? - спросил Моррель. - Последними словами госпожи де Сен-Меран было приказание не откладывать свадьбу ее внучки; неужели я должен дать этому свершиться?
     Нуартье осталснедвижим.
     - Понимаю, - сказал Моррель, - я должен ждать.
     - Да.
     - Но всякая отсрочка погубит пас, сударь. Валентина одна по в силах бороться, и ее принудят, как ребенка. Я чудом попал сюда и узнал, что здесь происходит; я чудом оказался у вас, но могу же я все-таки рассчи- тывать, что счастливый случай снова поможет мне. Поверьте, возможен только какой-нибудь из двух выходов, которые я предложил, - остите мне такую самоуверенность. Скажите мне, который из них вы предпочитаете? Разрешаете ли вы мадемуазель Валентине довериться моей чести?
     - Нет.
     - Предпочитаете ли вы, чтобы я отправился к господину д'Эпине?
     - Нет - Но, господи, кто же тогда окажет нам помощь, которой мы просиму неба?
     В глазах старика мелькнула улыбка, как бывало всякий раз, когда ему говорили о небе. Старый якобинец все еще был атеистом.
     - Сстливый случай? - продолжал Моррель.
     - Нет.
     - Вы?
     - Да.
     - Вы?
     - Да, - повторил стар.
     - Вы хорошо понимаете, о чем я спрашиваю, сударь? Простите мою нас- тойчивость, но от вашего ответа зависит моя жизнь: наше ссение придет от вас?
     - Да.
     - Вы в этом уверены?
     - Да.
     - ручаетесь?
     - Да.
     И во взгляде, утверждавшем это, было столько вердости, что нельзя было сомневаться в воле, если не во власти.
     - О, благодарю вас, тысячу раз благодарю! Но, сударь, если только бог чудом не вернет вам речь и движение, каким образом сможете вы, прикован- ный к этому креслу, немой и неподвижный, воспротивиться этому браку?
     Улыбка осветила лицо старика, странная улыбка глаз на этом неподвиж- ном лице.
     - Так, значит, я должен ждать? - спросил Моррель.
     - Да.
     - А договор?
     Глаза снова улыбнулись.
     - Неужели вы хотите сказать, что он не будет подписан?
     - Да, - показал Нуартье.
     - Так, значит, договор даже не будет подписан! - воскликнул Моррель. - О, проститменя! Ведь можно сомневаться, когда тебе объявляют об ог- ромном счастье: договор не будет подписан?
     - Нет, - ответил паралитик.
     Несмотря на это, Моррель все еще не верил. Это обещание беспомощного старика было так странно, ч его можно было приписать не силе воли, а телесной немощи: разве не естественно, что безумный, не ведающий своего безумия, уверяет, будто может выполнить то, что превосходит его силы? Слабый толкует о неимоверных тяжестях, которые он поднимает, робкий - о великанах, которых он побеждае бедняк - о сокровищах, которыми он вла- деет, самый ничтожный поселянин, в своей гордыне, мнит себя Юпитером.
     Понял ли Нуартье колебания Морреля, или не совсем поверил высказанной им покорности, по только он пристально посмотрел на него.
     - Что вы хотите, сударь? - спросил Моррель. - Чтобы я еще раз пообе- щал вам ничего не предпринимать?
     Взор Нуартье оставался твердым и неподвижным, как бы говоря, что это- го ему недостаточно; потом этот взгляд скользнул с лица на руку.
     - Вы хотите, чтобы я поклялся? - спросил Максимилиан.
     - Да, - так же торжественно показал паралитик, - я этого хочу.
     Моррель понял, что старик придает большое значение этой клятве.
     Он протянул руку.
     - Клянусь честью, - сказал он, - что прежде, чем предпринять что-либо против господина д'Эпине, я подожду вашего решения.
     - Хорошо, - показал глазами старик.
     - А теперь, сударь, - спросил Моррель, - вы желаете, чтобы я удалил- ся?
     - Да.
     - Не повидавшись с мадемуазель Валентиной?
     - Да.
     Моррель поклонился в знак послушания.
     - А теперь, - сказал он, - разрешите вашему сыну поцеловать вас, как вас поцеловала дочь?
     Нельзя было ошибиться в выражении глаз Нуартье.
     Моррель прикоснулся губами ко лбу старика в том самом месте, которого незадолго перед том коснулись губы Валентины.
     Потом еще раз поклонился старику и вышел.
     На площадке он встретил старого слугу, предупрежденного Валентиной; тот ждал Морреля и провел его по извилистому темному коридору к ма- ленькой двери, выходящей в сад.
     Очутившись в саду, Моррель добрался до ворот; хватаясь за ветви рас- тущего рядом дерева, он в один миг вскарабкался на ограду и через секун- ду спустился по своей лестнице в огород с люцерной, где его ждал кабрио- лет.
     Он сел в него и, совсем разбитый после пережитых волнений, но с более спокойным сердцем, вернулся около полуночи на улицу ле, бросился на постель и уснул мертвым сном.
    
    
     XVII. СКЛЕП СЕИ ВИЛЬФОР
    
     Через два дня, около десяти часов утра, у дверей г-па де Вильфор тес- нилась внушительная толпа, а вдоль предместья Сент-Оноро и улицы де-ла-Пепиньер тянулась длинная вереница траурных карет и частных экипа- жей.
     Среди этих экипажей выделялся своей формой один, вершивший, по-ви- димому, длинный путь. Это было нечто вроде фургона, выкрашенного в чер- ный цвет; он прибыл к месту сбора одним из первых.
     Оказалось, что, по странному совпадению, в этом экипаже как раз при- бы тело маркиза де Снп-Меран и что все, кто явился проводить одного покойника, будут провожать двух.
     Провожающих было немало: маркиз де СеМеран, один из самых ревност- ных и преданных сановников Людовика XVIII и Карла X, сохранил много дру- зей, и они вместо с темп, кого общественные приличия связывали с Вильфо- ром, составили многолюдное сборище.
     Немедленно сообщили властям, и было получено разрешение соединить обе процессии в одну. Второй катафалк, отделанный с такой же похоронной пыш- ностью, был доставлен к дому королевского прокурора, и гроб перенесли с почтового фургона на траурную колесницу.
     Оба тела должны би быть преданы земле на кладбище Пер-Лашез, где Вильфор уже давно соорудил склеп, предназначенный для погребения всех члов его семьи. В этом склепе уже лежало тело бедной Рене, с которой теперь, после десятилетней разлуки, соединились ее отец и мать.
     Париж, всегда любопытный, всегда приходящий в волнение при виде пыш- ных похорон, в благоговейном молчании следил за великолепной процессией, которая провожала к месту последнего упокоен двух представителей ста- рой аристократии, прославленных своей приверженностью к традициям, вер- ностью своему кругу и непоколебимой преданностью своим принцам.
     Сидя вместе в траурной карете, Бошан, Альбер и ШатоРено обсуждали эту внезапную смеь.
     - Я видел госпожу де Сен-Меран еще в прошлом году в Марселе, - гово- рил Шато-Рено, - я тогда возвращался из Алжира. Этой женщине суждено бы- ло, кажется, прожить сто лет: удивительно деятельная, с таким цветущим здоровьем и ясным умом. Сколько ей было лет?
     - Шестьдесят сть, - отвечал Альбер, - по крайней мере так мне гово- рил Франц. Но ее убила не старость, а горе, ее глубоко потрясла смерть маркиза; говорят, что после его смерти ее рассудок был не совсем в по- рядке.
     - Но отчего она в сущности умерла? - спросил Бошан.
     От кровоизлияния в мозг как будто или от апоплексического удара. Или это одно и то же?
     - Приблизительно.
     От удара? - повторил Бошан. - Даже трудно поверить. Я раза два ви- дел госпожу де Сен-Меран, она была маленькая, худощавая, нервная, но от- нюдь не полнокровная женщина. Апоплексический удар от горя - редкость для людей такого сложения.
     - Во всяком случае, - сказал Альбер, - какова бы ни была болезнь, ко- торая се убила, или доктор, который ее уморил, но господин де Вильфор, или, вернее, мадемуазель Валентина, или, еще вернее, мой друг Франц те- перь - обладатель великолепного наслства: восемьдесят тысяч ливров го- дового дохода, по-моему.
     - Это наследство чуть ли не удвоится после смерти этого старого яко- бинца Нуартье.
     - Вот упорный дедушка! - сказал Бошан. - Тепасет propositi virum [56].н, наверно, побился об заклад со смертью, что похоронит всех сво- их следников. И, право же, он этого добьется. Видно, что он тот самый чн Конвента девяносто третьего года, который сказал в тысяча восемьсот четырнадцатом году Наполеону:
     "Вы опускаетесь, потому что ваша империя - молодой стебель, утомлен- ный своим ростом; обопритесь па республикудайте хорошую конституцию и вернитесь на поля сражений, - и я обещаю вам пятьт тысяч солдат, вто- рое Маренго и второй Аустерлиц. Идеи не умирают, ваше величество, они порою дремлют, но они просыпаются еще более сильными, чем были до сна".
     - По-видимому, - сказал Альбер, - для не люди то же, что идеи. Я только хотел бы знать, как Франц д'Эпине уживется со стариком, который не может обойтись без его жены. Но где жеранц?
     - Да он в первой карете, с Вильфором; тот уже смотрит на него как на члена семьи.
     В каждом из экипажей, следовавших с процессией, шел примерно такой же разговор: удивлялись этим двум смертям, таким внезапным и последовавшим так быстро одна за другой, но никто не подозревал ужасной тайны, которую во время ночной прогулки д'Аврьи поведал Вильфору.
     После часа пути достигли кладбища; день был тий, но пасмурный, что очень подходило к предстоявшему печальному обру. Среди толпы, направ- лявшейся к семейному склепу, Шато-Рено узнал Морреля, приехавшего от- дельно в своем кабриолете; он шел один, бледный и молчаливый, по тропин- ке, обсаженной тисом.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев