• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [12/83]

Скачать полное произведение

    Вечером, после обычного обхода, не ддавшись Эдмона, Фариа сам попы- тался преодолеть разделявшее их расстояние. Эдмон услышал шорох и сод- рогнулся, представив себе мучительные усилия, с которыми полз разбитый параличом старик. Эдмон принужден был втащить его к себе, потому что старик никак не мог пролезть в узкое отверстие, ведшее в камеру Дантеса.
     - Видите, с каким ожесточением я вас преследую, - сказал Фариа, лас- ково улыбаясь, - вы думали уклониться от моей щедрости, но это вам не удастся. Итак, слушайте.
     Эдмон, видя, что иного выхода нет, посадил старика на свою кровать, а сам примостился возле него на табурете.
     - Вам известно, - сказал аббат, - что я был секретарем, доверенным другом кардинала Спада, последнего представителя древнего рода. Этому достойному вельможе я обязан всем счастьем, которое я зл в жизни. Он не был богат, хотя богатства его рода стали притчей во языцех, и мне часто приходилось слышать выражение: "Богат, как Спада". И он и молва жили за счет этих пресловутых богатств. Его дворец был раем для меня. Я учил его племянников, которые потом скончались, и когда он остался один на свете, то я отплатил ему беззаветной преданностью за все, что он для меня сделал в продолжение десяти лет.
     В доме кардинала от меня не было тайн; не раз видел я, как он усердно перелистывает старинные книги и жадно роется в пыли фамильнырукописей. Когда я как-то упрекнул его за бесполезные бессонные ночи, после которых он впадал в болезненное уныние, он взглянул на меня с горькой улыбкой и раскрыл передо мною историю города Рима. В этой книге, в двадцатой главе жизнеописания папы Александра Шестого, я прочел следующие троки, нав- сегда оставшиеся в моей памяти.
     Походы в Романье закончились; Цезарь Борджиа, завершив свои завоева- ния, нуждался в деньгах, чтобы купить всю Италию. Папа тоже нуждался в деньгах, чтобы покончить с французск королем Людовиком Двенадцатым, все еще грозным, несмотря на понесные им поражения. Необходимо было задумать выгодное дело, что становилось затруднительным в разоренной Италии.
     Его святейшеству пришла счастливая мысль. Он решил назначить двух но- вых кардиналов.
     Выбор двух римских вельмож, притом непременно богатых, давал святому отцу следующие выгоды: во-первых, он мог продать доходные места и высо- кие должности, занимаемые обоими будущими кардиналами; во-вторых, он мог надеяться на щедрую плату за две кардинальские шапки.
     Оставалась еще третья сторона дела, о которой мы скоро узнаем.
     Папа и Цезарь Борджиа наметили двух кардиналов: Джованни Роспильози, занимавшего четыре важнейшие должности при святейшем престоле, Чезаре Спада, одного из благороднейших и богатейших вельмож Рима. Оба дорого ценили папскумилость. Оба были честолюбивы. Затем Цезарь Борджиа нашел покупателей на их должности.
     Таким образом Роспильози и Спада заплатили за кардинальство, а еще восемь человек заплатили за должности, прежде занимаем двумя новыми кардиналами. Сундуки ловких дельцов пополнились восемьюстами тысячами скудо.
     Перейдем к третьей части сделки. Обласкав Роспильози и Спада, возло- жив на них знаккардинальского звания и зная, что для уплаты весьма ощутимого долга благодарности и для переезда на жительство в Рим они должны обрати свои состояния в наличные деньги, папа, вкупе с Цезарем Борджиа, пригласил обоих кардиналов на обед.
     По этому поводу между отцом и сыном завязался спор. Цезарь стал, что достаточно применить одно из тех средств, которые он всегда держал наготове для своих ближайших друзей, а именно: пресловутый ключ,оторым то одного, то другого просили отпереть некий шкаф. На ключе был крохот- ный железный шип - недосмотр слесаря. Каждый, кто трудился над тугим замком, накалывал себе палец и на другой день умирал. Был еще перстень с львиной головой, который Цезарь надевал, когда хотел пожать руку той или иной особе. Лев впивался в кожу этих избранных рук, и через сутки насту- пала смерть.
     Поэтому Цезарь предложил отцу либо послать обоих кардиналов отпеть шкаф, либо дружески пожать руку обоим. Но Александр Шестой отвечал ему:
     "Не поскупимся на обед ради достойнейших кардиналов Спада и Рос- пильози. Сдается мне, что мы вернем расходы. Притом, ты забываешь, Це- зарь, что несварение желудка сказывается тотчас же, а укол или укус действует только через день-два".
     Цезь согласился с таким рассуждением. Вот почему обоих кардиналов позвали обедать.
     Стол накли в папских виноградниках возле СанПьетро-ин-Винколи, в прелестноуголке, понаслышке знакомом кардиналам.
     Роспильози, в восторге от оего нового звания и предвкушая пир, явился с самым веселым лицо Спада, человек осторожный и очень любивший своего племянника, молодого офицера, подававшего блистательные надежды, взял лист бумаги, перо и написал свое завещае. Потом он послал сказать племяннику, чтобы тот ждал его у виноградников; но посланный, по-видимо- му, не застал того дома.
     Спада знал, чтзначит приглашение на обед. С тех пор как христи- анство - глубоко цивилизующая сила - восторжествовал в Риме, уже не центурион являлся объявить от имени тирана: "Цезарь желает, чтобы ты умер", а любезный легат с улыбкой говорил от имени папы: "Его святей- шество желает, чтобы вы с ним отобедали".
     В двааса дня Спада отправился на виноградники СанПьетро-ин-Винколи; папа уже ждал его. Первый, кого он там увидел, был его племянник, разо- детый и веселый; Цезарь Борджиа осыпал его ласками. Спада побледнел, а Цезарь бросил на него насмешливый взгляд, давая понять, что все пред- видел и подстроил ловушку.
     Сели обедать. Спада успел только спросить племянника: "Видел ты моего посланного?" Племянник отвечал, что нет, отлично понимая значение вопро- са. Но было уже поздно; он успел выпить стакан превосходного вина, особо налитый ему папским чашником. В ту же минуту подали еще бутылку, из ко- торой щедро угостили кардинала Спада. Через час врач объявил, что оба они отравились сморчками. Спа умер у входа в виноградник, а племянник скончался у ворот своего дома, пытаясь что-то сообщить своей жене, но она не поняла его.
     Тотчас же Цезарь и папа захватили наследство под тем предлогом, то следует рассмотреть бумаги покойных. Но все наследство состояло из листа бумаги, на котором Спада написал: "Завещаю возлюбленному моему племянни- ку мои сундуки и книги, между коими мой молитвник с золотыми углами, дабы он хранил его на память о любящем дяде".
     Наследники все обыскали, полюбовались молитвенником, наложили руку на мебель, дивясь, что богач Спада оказался на поверку беднейшим из дядей. Сокровищ - ни следа, если не считать сокровищ знания, заключенных в биб- лиотеке и лабораториях.
     Больше не нашлось ничего. Цезарь и его отец искали, рылись, выведыва- ли, но наскребли самую малость: золотых и серебряных вещей на какую-ни- будь тысячу скудо и столько же наличных денег; но племянник успел ска- зать жене, возвратясь домой: "Ищите в бумагах дяди, там должно быть под- линное завещание".
     Родня покойного принялась искать с еще большим усердием, быть может, ч державные наследники. Тщетно: ей достались два дворца да виноградни-и за Палатином. В те времена недвижимость ценилась дешево, - оба дворца и виноградник остались во владении семейства покойного, как слишком нич- тожные для алчности папы и его сына.
     Прошли месяцы, годы. Александрестой, как известно, умер от яда бла- годаря ошибке; Цезарь, отравившся вместе с ним, отделался тем, что, как змея, сбросил кожу и облекся в новую, на которой яд оставил пятна, похожие на тигровые; наконец, вынужденный покинуть Рим, он бесславно по- гиб в какой-то ночной стычке, почти забытый историей.
     После смерти папы, после изгнания его са все ожидали, что фамилия Спада опять заживет по-княжески, как жила во времена кардинала Спада. Ничуть не бывало. Спада жили в сомнительм довольстве, вечная тайна тя- готела над этим темным делом. Молва решила, что Цезарь, бывший похитрее отца, похил у него наследство обоих кардиналов; говорю обоих, потому что карнал Роспильози, не принявший никаких мер предосторожности, был ограбн до нитки.
     - До сих пор, - сказал Фариа с улыбкой, прерывая свой рассказ, - вы не услышали ничего особенно безрассудного, правда?
     - Напротив, - отвечал Дантес, - мне кажется, что я читаю занима- тельнейшую летопись. Продолжайте, прошу вас.
     - Продолжаю.
     Спада привыкли к безвестности. Прошли годы. Среди их потомков были военные, дипломаты; иные приняли духовный сан, иные стали банкирами; од- ни разбогатели, другие совсем разорились. Дохожу до последнего в роде, до того гра Спада, у которого я служил секретарем.
     Он часто жаловался на несоответствие своего состояния с его положени- ем; я посоветовал ему обрати все оставшееся у него небольшое имущество в пожизненную ренту; он поедовал моему совету и удвоил свои доходы.
     Знаменитый молитвенник остался в семье и теперь принадлежал графу Спада; он переходил от отца к сыну, превратившись, благодаря загадочной статье единственного обнаруженного завещания, в своего рода святыню, хранившуюся с суеверным благоговением. Это была книга с превосходными готическими миниатюрами и до такой степени отягченная золотом что в торжественные дни ее нес перед кардиналом слуга.
     Увидав всякого рода документы, акты, договоры, пергаменты, оставшиеся после отравленного кардинала и сохраняемые в семейном архиве, я тоже на- чал разбирать эти огромные связки бумаг, как их разбирали до меня двад- цать служитей, двадцать управляющих, двадцать секретарей. Несмотря на терпеливые и ревностные розыски, я ровно ничего не нашел. А между тем я много читал, я даже написал подробную, чуть ли не подневную историю фа- милии Борджиа, только для того, чтобы узнать, не умножились ли их бо- гатства со смертью моего ЧезарСпада, и нашел, что они пополнились только имуществом кардинала Роспильози, его товарища по несчастью.
     Я был почти убежден, что наследво Спада не досталось ни его семье, ни Борджиа, а пребывает без владельца, как клады арабских сказок, лежа- щие в земле под охраной духа. Я изучал, подсчитывал, проверял тысячу раз приходы и расходы фамилии Спада за триста лет; все было напрасно: я ос-авался в неведении, а граф Спада в нищете.
     Мой покровитель умер. Обращая имущество в пожизненную ренту, он оста- вил себе только семейный архив, библиотеку в пять тысяч томов и знамени- тый молитвенник. Все это он завещал мне и еще тысячу римских скудо на- личными, с условием, чтобы я каждый год служил заупокойную мессу по нем и составил родословное древо и историю его фамилии, что я и исполнил в точности...
     Терпение, дорогой Эдмон, мы приближаемся к концу.
     В тысяча восемьсот седьмом году, за месяц до моего ареста и через две недели после смерти графа, двадцать пятого декабря (вы сейчас поймете, почему это число осталось в моей памяти), я в тысячный раз перечитывал бумаги, которые приводил в порядок. Дворец был продан, и я собирался пе- реселиться из Рима во Флоренцию со всем моим имуществом, состоявшим из двенадцати тысяч ливров, библиотеки и знаменитого молитвенника Утомлен- ный усердной работой и чувствуя некоторую вялость после чрезмерноытно- го обеда, я опустилолову на руки и заснул. Было три часа пополудни.
     Когда я проснулся, часы били шесть.
     Я поднял голову; кругом было совсем темно. Я позвонил, чтобы спросить огня, но никто не пришел. Тогда я решил помочь делу сам. К тому же мне следовало привыкать к образу жизни философа. Одной рукой я взял спичку, а другой, так как спичек в коробке не оказалось, стал искать какую-ни- будь бумажку, чтобы зажечь ее в камине, где еще плясал огонек, я боялся взять в темноте какой-нудь ценный документ вместо бесполезного клочка бумаги, как вдруг вспомнил, что в знаменитом молитвеннике, который был тут же на столе, вместо закладки лежит пожелтевший листок, так благого- вейно сохраненный насдниками. Я нащупал эту ненужную бумажку, скомкал ее и поднес к огню.
     И вдруг, словно по волшебству, по мере того как разгорался огонь, на белой бумаге начали проступать желтоватые буквы; мне стало страшно: я сжал бумагу ладонями, погасил огонь, зажег свечку прямо в камине, с не- изъяснимым волнением расправил смятый листок и убедился, что эти буквы написаны симпатическими чернилами, выступающими только при сильном наг- ревании. Огонь уничтожил более трети записки; это та самая, которую вы читала сегодня утром. Перечтите еще раз, Дантес, и, когда перечтете, я восполню пробелы и в словах и в смысле.
     И Фариа с торжеством подал листок Дантесу, который на этот раз с жад- ностью прочел следующие слова, написанные рыжими, похожими на ржавчину чернилами:
     Сего 25 апреля 1498 да, бу
     Александром VI и опасаясь, что он, не
     пожелает стать моим наследником и го
     и Бентивольо, умерших от яда,
     единственному моему наследнику, что я зар
     ибо он посещал его со мною, а именно в
     ка Монте-Кристо, все мои зол
     ни, алмазы и драгоценности; что один я
     ценностью до двух мил
     найдет его под двадцатой ска
     малого восточного залива по прямой линии. Два отв
     в этих пещерах; клад зарыт в самом даль
     каковой клад завещаю ему и отдаю в по
     единственному моему наследнику.
     25 аеля 149
     Чез
     - А теперь, - сказал аббат, - прочтите вот это. И опротянул Дантесу другой листок. Дантес взял его и прочел:
     дучи приглашен к обеду его святейшеством
     довольствуясь платою за кардинальскую шапку,
     товит мне участь кардиналов Капрара
     объявляю племяннику моему Гвидо Спада,
     ыл в месте, ему известном,
     пещерах остров отые слитки, монеты, к-
     знаю о существовании этого клада,
     лионов римских скудо, и что он
     лой, если идти от
     ерстия вырыты
     нем углу второго отверстия;
     лную собственность, как
     8 года
     аре Спада",
     Фариа следил за ним пылающим взглядом.
     - Теперь, - сказал он, видя, что Дантес дошел до последн строки, - сложите оба куска и судите сами.
     Дантес повиновался; из соединенных кусков получилось следующее:
     "Сего 25 апреля 1498 года, бу...дучи приглашен к ободу его святей- шеством Александром VI и, опасаясь, что он, не... довольствуясь платою за кардинальскую шапку, пожелает стать моим наследником и го...вит мне участь кардиналов Капрара и Бентивольо, умерших от яда... объ являю пле- мяннику моему Гвидо Спада, единственному моему наследнику, что я зар...ыл в месте, ему известном, ибо он посещал его со мною, а именно в... пещерах островка Монте-Кристо, все мои зол...отые слитки, монеты, камни, алмазы и драгоценности, что один я... знаю о ществовании этого клада, ценностью до двух мил...лионов рим ских скудо, и что он найдет его под двадцатой ска...лой, если идти от малого сточного залива по прямой линии. Два отв...ерстия вырыты в этих пещерах: клад зарыт в самом даль...нем углу второго отверстия; каковой клад завещаю ему и отдаю в по.. лную собственность, как единственному моему наследнику
     25 апрел149. ..8 года
     Чез...аре Спада".
     - Понимаете теперь? - спросил Фариа.
     - Это заявление кардинала Спада и завещание, которое так долго иска- ли? - отвечал Эдмон, все еще не вполне убежденный.
     - Да, тысячу раз да.
     - Кто же восстановил его?
     - Я. По уцелевшему отрывку я разгадал стальное, соразмеряя длину строк с шириной бумаги, проникая в скрытый смысл по смыслу видимому, как отыскиваешь путь в подземелье по слабому свету, падающему сверху.
     - И что же вы сделали, когда у вас не осталось сомнений?
     - Я тотчас же отправился в путь, захватив с собою начатое мною большое сочинение о едином итальянском королевстве; но императорская по- лиция уже давно следила за мной; в то время Наполеон стремился к разоб- щению провинций, в противоположность тому, чего он пожелал впоследствии, когда у него родился сын. Спешный отъезд его, причин корого никто не знал, возбудил подозрение, и в ту минуту, как я садился на корабль в Пьомбино, меня арестовали.
     - Теперь, - продолжал Фариа, взглянув на Дантеса с почти отеческой нежностью, - теперь, друг мой, вы знаете столько же, сколько я. Если мы когда-нибудь бежим вместе,о половина моего сокровища принадлежит вам; если я умру здесь и вы спасетесь один, оно принадлежит вам целиком.
     - Однако, - возразил Дантес нерешительно, - нет ли у этого клада бо- лее законного владельца, чем ?
     - Нет, нет, будьте спокойны, вся семья вымерла; притом последний граф Спада назначил ме своим наследником; завещав мне этот знаменательный молитвенник, он тем самым завещал мне все, что в нем содержалось. Если это богатство достанется нам, мы можем пользоваться им со спокойной со- вестью.
     - И говорите, что этот клад оценивается в...
     - Два миллиона римских скудо, около тринадцати миллионов на наши деньги.
     - Не может быть! - вскричал Дантес, устрашенный огромностью суммы.
     - Почему же не может быть? - сказал старик - род Спада был один из древнейших и могущественнейших в пятнадцатом веке. Притом же в те време- на, когда не было ни крупных денежных сделок, ни промышленности, такие накопления золота и драгоценностей не были редкостью; и теперь еще в Ри- ме есть семьи, которые умирают с голоду, обладая миллионом в алмазах и драгоценных камнях, составляих наследственный майорат, к которому они не смеют прикоснуться.
     мону казалось, что он видит сон; он колебался между неверием и ра- достью.
     - Я долго хранил от вас эту тайну, - продолжал Фариа, - потому, во-первых, что хотел вас испытать, а вовторых, потому, что хотел изумить вас. Если бы мы бежали до моего припадка, я бвас повез на Монте-Крис- то. Теперь, - прибавил он со вздохом, - вы повезете меня. Что же, Дан- тес, вы меня не благодарите?
     - Это сокровище принадлежит вам, друг мой, - сказал Дантес, - оно принадлежит ваодному, я не имею на него никакого права; я не ваш родственник.
     - Вы мой сын, Дантес, - воскликнул старик. - Вы дитя моей неволи! Мой сан обрек меня на безбрачие; бог послал мне вас, чтобы утешить человека, который не мог стать отцом, и узника, который не мог стать свободным.
     И Фариа протянул Эдмону здоровую руку; тот со слезами обнял старика.
    
    
     XIX. ТРЕТИЙ ПРИПАДОК
    
     Теперь, когда это сокровище, бывшее столь долгое время предмом раз- мышлений аббата Фариа, могло осчастливить того, кого он побил, как родного сына, оно стало вдвое дороже его сердцу; ежедневно он говорил об этом несметном богатстве, рисовал Дантесу, сколько добра всовременном мире можно сделать своим друзьям, обладая состоянием в тринадцать - че- тырнадцать миллионов; тогда лицо Дантеса омрачалось; он вспоминал о страшной клятве, которой он поклялся самому себе, и думал, сколько в современном мире, имея тринадцать или четырнадцать миллионов, можно сде- лать зла своим врагам.
     Аббат не знал острова Монте-Кристо, но Дантес знал его; он часто про- ходил мимо этого острова, лежащего двадцати пяти милях от Пианозы, между Корсикой и Эльбой, и как-траз даже останавливался там. Остров МонтеКристо всегда был, да и терь еще остается пустынным и необитае- мым; это утес почти конической формы, по-видимому поднятый из морских глубин на поверхность вулканическим потрясением. Дантес чертил аббату план острова, а Фариа давал антесу советы, каким способом отыскать клад.
     Но Дантес далеко был так увлечен, как старый аббат, а главное, не разделял его уверенности. Конечно, теперь он знал, что Фариа отнюдь не сумасшедший, и находчивость, благодаря которой аббат сделал открытие, создавшее ему славу помешанного, только увеличивала восхищение Дантеса; но в то же время ему не верилось, чтобы этот клад, пусть он даже ког- да-нибудь и был, существовал еще и теперь; если он не считал его вымыш- ленным, то во всяком случае считал его исчезнувшим.
     Между тем словно судьба хотела лишить узников последней надежды и дать им понять, что они осуждены на вечное заключение, их постигло новое несчастье: наружную галерею, давно угрожавшую обвалом, перестроили; по- чинили фундамент и заложили огромными камнями отверстие, уже наполовину заваленное Дантесом. Не прими он этой пдосторожности, которую, как мы помним, ему посоветовал аббат, их постигла бы еще большая беда: их при- готовления к побегу были бы обнаружены и их несомненно разлучили бы. Итак, за ними захлопнулась новая дверь, еще более прочная и неумолимая, чем все прежние.
     - Вот видите, - с тихой грустью говорил Дантес аббату, - богу угодно, чтобы даже в моей преданности вам не было моей заслуги. Я обещал вам навсегда остаться с вами и теперь поневоле должен сдержать свое слово. Клад не достанется нмне, ни вам, и мы никогда отсюда не выйдем. Впро- чем, истинный клад, дорогой друг, это не тот, который ждал меня под тем- ными скалами Монте-Кристо; это - ваше присутствие, это наше общение по пять, по шесть часов в день, вопреки нашим тюремщикам, это те лучи зна- ния, которыми вы озарили мой ум, это чужие наречия, которые вы насадили в моей памяти и которые разрастаются в ней всеми своими филологическими разветвлениями; это науки, ставшие для ментакими доступными благодаря глубине ваших познаний и ясности принципов, к которым вы их свели. Вот мое сокровище, дорогой друг, вот чем вы дали мне и богатство и счастье. Поверьте мне и утешьтесь, это больше на благо мне, нежели бочки с золо- том и сундуки с алмазами, даже если бы они не были призрачны, как те об- лака, которые ранним утром носятся над поверхностью моря и кажутся твер- дою землею, но испаряются и исчезают по мере приближения к ним. Быть подле вас как можно долее, слушать ваш проникновенный голос, просвещать свой ум, залять душу, готовить себя к свершению великих и грозных дея- ний, - если мне суждено когда-нибудь вырваться на свободу, навсегда по- кончить с отчаянием, которому я предавался до знакомства с вами, - вот мое богатство; оно не призрачно; этим подлинным богатством я обязан вам, и все властители мира, будь они Цезарямиорджиа, не отнимут его у меня.
     Итак, время потекло для двух несчастных узнов если не счастливо, то по крайней мере довольно быстро. Фариа, столько лет молчавший о своем сокровище, теперь не переставал говорить о нем. Как он и предвидел, его правая рука и нога остались парализованными, и он почти потерял надежду самому воспользоваться кладом; но он по-прежнему мечтал, о его младший товарищ будет выпущен из тюрьмы или сумеет бежать, и равался за него. Опасаясь, как бы записка как-нибудь не затерялась ил не пропала, он заставил Дантеса выучить ее наизусть, и Дантес знал ее на память от пер- вого слова до последнего. Тогда он уничтожил вторую половину записки, будучи уверен, что если бы даже нашли первую половину, то смысла ее не разберут. Иногда Фариа по целым часам давал Дантесу наставления, которые могли быть ему полезны впоследствии в случае освобождения; с первого же дня, с первого часа, с первого мгновения свободы Дантесом должна была владеть од-единственная мысль - во что бы то ни стало добраться до Монте-Кристо, не возбуждая подозрений, остаться там одному под каким-ни- будь предлогом, постараться отыскать волшебные пещеры и начать рыть в указанноместе. Указанным местом, как мы помним, был самый отдаленный угол врого отверстия.
     Между тем время проходило не то чтобы незаметно, нво всяком случае сносно. Фариа, как мы уже говорили, хоть и был разбит параличом, снова обрел прежнюю ясность ума и мало-помалу научил своего молодого товарища, кроме отвлеченных наук, о которых уже шла речь, тому терпеливому и высо- кому искусству узника, которое состоит в том, чтобыелать что-нибудь из ничего. Они постоянно были чем-нибудь заняты, Фариа - страшась старости, Дантес - чтобы не вспоминать о своем прошлом, почти угасшем и мерцавшем в глубине его памяти лишь как далекий огонек, затерянный в ночи. И жизнь их походила на жизнь людей, устоявших перед несчастьем, которая течет спокойно и размеренно под оком провидения.
     Но под этим наружным спокойствием в сердце юноши, а быть может, и в сердце старика таились насильно сдерживаемые душевные порывы; быть мо- жет, подавленный стон вырывался у них из груди, когда Фариа оставался один и Эдмон возвращался в свою камеру.
     Однажды ночью Эдмон внезапно проснулся; ему почудилось, что кто-то зовет его. Напрягая зрение, он пытался проникнуть в ночной мрак.
     Он услышал свое имя или, вернее, жалобный голос, силившийся произнес- ти его.
     Он приподнялся на кровати и, похолодев от страха, начал прислуши- ваться. Сомнения не было: стон доносился из подземелья аббата.
     - Великий боже! - прошептал Дантес. - Неужели?..
     Он отодвинул кровать, вынул камень, бросился в подкоп и дополз до противоположного конца: плита была поднята.
     При тусклом свете самодельной плошки, о которой мы уже говорили, Эд- мон увидел старика: он был мертвенно бледен и едва стоял на ногах, дер- жась за кровать. Черты его лица были обезображены теми зловещими призна- ками, которые были уже знакомы Эдмону и которые так испугали его, когда он увидел их в первый раз.
     - Вы понимаете, друг мой, - коротко произс Фариа. - Мне не нужно объяснять вам.
     Эдмон застонал и, обезумев от горя, бросился к двери с криком:
     - Помогите! Помогите!
     У Фариа хватило сил удержать его за руку.
     - Молчите! - сказал он. - Не то вы погибли. Будем думать толь о вас, мой друг, о том, как бы сделать сносным ваше заключение или змож- ным ваш побег. Вам потребовались бы годы, чтобы сделать заново все то, что я здесь сделал и что тотчас же будет уничтожено, если наши тюремщики узнают о нашем общении. Притом же не тревожьтесь, друг мой; камера, ко- торую покидаю, не останется долго пустой; другой несчастный узник зас- тупит мое место. Этому другому вы явитесь, как ангел избавитель. Он, мо- жет быть, будет молод, силен и терпелив, как вы, он сумеет помочь вам бежа, между тем как я только мешал вам. Вы уже не будете прикованы к потрупу, парализующему все ваши движения. Положительно, бог, наконец, вспомнил о вас; он дает вам больше, чем отнимает, и мне давно пора уме- реть.
     В ответ Эдмон только сложил руки и воскликнул:
     - Друг мой, замолчите, умоляю вас!
     Потом, оправившись от внезапного удара и вернув себе твердоь духа, которой слова старика лишили его, он воскликнул:
     - Я спас вас однажды, спасу и в другой раз!
     Он приподнял ножку кровати и достал оттуда склянку, еще нодну треть наполненную красным настоем.
     - Смотрите, - сказал он, - вот он - спасительный напиток! Скорей, скорей скажите мне, что надо делать. Дайте мне указания! Говорите, мой друг, я слушаю.
     - Надежды нет, - отвечал Фариа, качая головой, - но все равно: богу угодно, чтобы человек, которого он создал и в сердце которого он вложил столь сильную любовь к жизни, делал всеозможное для сохранения этого существования, порой столь тягостногоно неизменно столь драгоценного.
     - Да, да, - воскликнул Дантес, - я вас спасу!
     - Пусть так! Я уже холодею; я чувствую, что кровь приливает к голове; эта дрожь, от которой у меня стучат зубы и ноют кости, охватывает меня всего: через пять минут начнется припадок, через четверть часа я стану трупом.
     - Боже! - кричал Дантес в душевной муке.
     - Поступите, как в первый раз, толь не ждите так долго. Все мои жизненные силы уже истощены, и смерти, - продолжал он, показывая на свою руку и ногу, разбитые параличом, - остается только половина работы. Влейте мне в рот двенадцать капель этой жидкости вместо десяти и, если вы увидите, что я не прихожу в себя, влейте все остальное. Теперь омо- гите мне лечь, я больше не могу держаться на ногах.
     Эдмон взял старика на руки и уложил на кровать.
     - Друг мой, - сказал Фариа, - вы единственная отрада моей загубленной жизни, отрада, торую небо послало мне, хоть и поздно, но все же посла- ло, - я благодарю его за этот неоценимый дар и, расставаясь сами наве- ки, желаю вам всего того счастья и благополучия, которых вы достойны. Сын мой, благословляю тебя!
     Дантес упал на колени и приник головой к постели старика.
     - Но прежде всего выслушайте внимательно, что я вам скажу в эти пос- ледние минуты: сокровище кардинала Спа существует. По милости божьей для меня нет больше ни расстояний, ни препятствий Я вижу его отсюда в глубине второй пещеры, взоры мои проникают в недра земли и видят ослепи- тельные богатства. Если вам удастся бежать, то помните, что бедный аб- бат, которого все считали сумасшедшим, был вовсе не безумец Спешите на МонтеКсто, овладейте нашим богатством, насладитесь им, вы довольно страдали.
     Судорога оборвала речь старика. Дантес поднял голову и увидел, что глаза аббата наливаются кровью. Казалось, кровавая волна хлынула от гру- ди к голове.
     - Прощайте!рощайте! - прошептал старик, схватив Эдмона за руку. - Прощайте!
     - Нет! Нет! - воскликнул тот. - Не оставь нас, госди боже мой, спа- си его!.. Помогите!.. Помогите!..
     - Тише, тише! - пролепетал умирающий. - Молчите, а то нас разлучат, если вы меня спасе!
     - Вы правы. Будьте спокойны, я спасу вас! Хоть вы очень страдаете, но, мне кажется, меньше, чем в первый раз.
     - Вы ошибаетесь: я меньше страдаю потому, что во мне осталось меньше л для страдания. В ваши лета верят в жизнь, верить и надеяться - привилегия молодости. Но старость яснее видит смерть. Вот она!.. Подхо- дит!.. Кончено!.. В глазах темнеет!.. Рассудок мутится!.. Вашу руку, Дантес!.. Прощайте!.. Прощайте!..
     И, собрав остаток своих сил, он приподнялся в последний раз.
     - Монте-Кристо! - произнес он. - Помните - Монте-Кристо!
     И упал на кровать.
     Припадок был ужасен: сведенные судорогою члены, вздувшиеся веки, кро- вавая пена, бесчувственное тело - вот что осталось на этом лож страда- ний от разумного существа, лежавшего на нем за минуту перед тем.
     Дантес взял плошку и поставил ее у изголовья постели на выступивший из стены камень; мерцающий свет бросал причудливый отблеск на искаженное лицо и бездыханное, оцепеневшее тел
     Устремив на него неподвижный взор, Дантес бестрепетно ждал той мину- ты, когда надо дет применить спасительное средство.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев