• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [4/83]

Скачать полное произведение

    Увы, сударыня, - отвечал Вильфор, - моя должность и особенно время, в которое мы живем, обязывают меня быть строгим. И я буду строг. Мне уже несколько раз случалось поддерживать обвинение по политичеим делам, и в этом отношении я хорошо себя зарекомендовал. К сожалению, это еще не конец.
     - Вы думаете? - спросила маркиза.
     - Я этого опасаюсь. Остров Эльба - слишком близок к Франции. При- сутствие Наполеона почти в виду наших берегов поддерживает надеу в его сторонниках. Марсель кишит военными, состоящими на половинном жалованье; они беспрестанно ищут повода для ссоры с роялистами. Отсюда - дуэли между светскими людьми, а среди простонародья - поножовщина.
     - Да, - сказал граф де Сальвье, старый друг маркиза де Сен-Меран и камергер графа д'Артуа. - Но вы разве не знаете, что Священный Союз хо-ет переселить его?
     - Да, об этом шла речь, когда мы уезжади из Парижа, отвечал маркиз. - Но куда же его пошлют?
     - На Святую Елену.
     - На Святую Елену! Что это такое? - спросила маркиза.
     - Остров, в двух тысячах миль отсюда, по ту сторону экватора, - отве- чал граф.
     - В добрый час! Вильфор прав, безумие оставлять такого человека между Корсикой, где он родился, Неаполем, где еще царствует его зять, и Итали- ей, из корой он хотел сделать королевство для своего сына.
     - К сожалению, - сказал Вильфор- имеются договоры тысяча восемьсот четырнадцатого года, и нельзя тронуть Наполеона, не нарушив этих догово- ров.
     - Так их нарушат! - сказал граф де Сальвье. - Он не был особенно ще- петилен, когда приказал расстрелять несчастного герцога Энгиевского. - Отлично, - сказала маркиза, - решено: Священный Союз избавит Евро от Наполеона, а Вильфор избавит Марсель от его сторонников. Либо король царствует, либо нет; если он царствует, его правительство должно быть сильно и его исполнители - непоколебимы; только таким образом можно пре- дотвратить зло.
     - К сожалению, сударыня, - сказал Вильфор с улыбкой, - помощник коро- левского прокурора всегда видит зло, когда оноже совершилось.
     - Так он должен его исправить.
     - Я мог бы сказать, сударыня, что мы не исправляем зло, а мстим за него, и только.
     - Ах, господин де Вильфор, - сказала молоденькая и хорошенькая деви- ца, дочь графа де Сальвье, подруга мадемуазель де Сен-Меран, - постарай- тесь устроить какой-нибудь интересный процесс, пока мы еще в Марселе. Я никогда не видала суда присяжных, а это, говорят, очень любопытно.
     - Да, в самом деле, очень любопытно, - отвечая помощник королевского прокурора. - Это уже не искусственная трагедия, а подлинная драма; не притворные страдания, а страдания настоящие. Человек, которого вы види- те, по окончании спектакля идет не домой, ужинать со сим семейством и спокойно лечь спать, чтобы завтра начать сначала, а в тюрьму, где го ждет палач. Так что для нервных особ, ищущих сильных ощущений, не ожет быть лучшего зрелища. Будьте спокойны - если случай представится, я не премину воспользоваться им.
     - От его слов нас бросает в дрожь... а он смеется! - сказала Рене, побледнев.
     - Что прикажете?.. Этооединок... Я уже пять или шесть раз требовал смертной казни для подсудимых, политических и других... Кто знает, сколько сейчас во тьме точится кинжалов или сколько их уже обращено на меня!
     - Боже мой! - вскричала Рене. - Неужели вы говорите серьезно, госпо- дин де Вильфор?
     - Совершенно серьезно, - отвечал Вильфор с улыбкой. - И от этих зани- мельных процессов, которых графиня жаждет из любопытства, а я из чес- толюбия, опасность для меня только усилится. Разве эти наполеоновские солдаты, привыкшие слепо идти на врага, рассуждают, когда надо выпуститьулю или ударит штыком? Неужели у них дрогнет рука убить человека, кот рого они считают своим личным врагом, когда они, не задумываясь, убиют русского, австрийца или венгерца, которого они и в глаза не вида? К тому же опасность необходима; иначе наше ремесло не имело бы опрдания. Я сам воспламеняюсь, когда вижу в глазах обвиняемого вспышку ярости: это придает мне силы. Тут уже не тяжба, а битва; я борюсь с ним, он защища- ется, я наношу новый удар, и битва кончается, как всякая битва, победой или поражением. Вот что значит выступать в суде! Опасность порождает красноречие. Если бы обвиняемый улыбнулся мне после моей речи, то я ре- шил бы, что говорил плохо, что слова мои были бледны, слабы, невырази- тельны. Представьте себе, какая гордость наполняет душу прокурора, уж- денного в виновности подсудимого, когда он видит, что преступник бледне- ет и склоняет голову под тяжестью улик и под разящими ударами его крас- нечия! Голова преступника склоняется и падает!
     Рене тихо вскрикнула.
     - Как говорит! - заметил один из гостей.
     - Вот такие люди и нужны в наше время, - сказал другой.
     - В последнем процессе, - подхватил третий, - вы были великолепны, Вильфор. Помните - негодяй, который зарезал своего отца? Вы буквально убили ег прежде чем до него дотронулся палач.
     - О, отцеубийцы - этих мне не жаль. Для таких людей нет достаточно тяжкого наказания, - сказала Ре. - Но несчастные политические преступ- ники...
     - Они еще хуже, Рене, потому что король - отец народа, и хотеть свергнуть или убить короля - значит хотеть убить отца тридцати двухил- лионов людей.
     - Все равно, господин де Вильфор, - сказала Рене. - Обещайте мне, что будете снисходительны к тем, за кого я буду просить вас...
     - Будьте спокойны, - отвечал Вильфор с очаровательной улыбкой, - мы будем вмте писать обвинительные акты.
     - Дорогая моя, - сказала маркиза, - занимайтесь своими колибри, со- бачками и тряпками и предоставьте вашу будущему мужу делать свое дело. Теперь оружие отдыхает и тога в почете; об этом есть прекрасное латинс- кое изречение.
     - Cadant arma togae [3], - сказал Вильфор.
     - Я не решилась сказать по-латыни, - отвечала маркиза.
     - Мне жется, что мне было бы приятнее видеть вас врачом, - продол- жала Рене. - Карающий ангел, хоть он и ангел, всегда страшил меня.
     - Добрая моя Рене! - прошептал Вильфор, бросив на молодую девушку взгляд, полный любви.
     Господин де Вильфор, - сказал маркиз, - будет нравственным и поли- тическим врачом наш провинции; поверь мне, дочка, это почетная роль.
     - И это поможет забыть роль, которую играл его отец, - вставила не- исправимая маркиза. - Сударыня, - отвечал Вильфор с грустной улыбкой, - я уже имел честь докладывать вам, что отец мой, как я по крайней мере надеюсь, отрекся от своих былых заблуждений, что он стал ревностным другом религии и поря ка, лучшим роялистом, чем я, ибо он роялист по раскаянию, а я - токо по страсти.
     И Вильфор окинул взглядом присутствующих, как он это делал в суде после какой-нибудь великолепной тирады, проверяя действие своего красно- речия на публику.
     - Правильно, Вильфор, - сказал граф де Сальвье, - эти же слова я ска- зал третьего дня в Тюильри министру двора, который выразил удивление по поводу брака между сыном жирондиста и дочерью офицера, служившего в ар- мии нде, и министр отлично понял меня. Сам король покровительствует этому способу объединения. Мы и не подозревали, что он слушает нас, а он вдруг вмешался в разговор и говорит: "Вильфор (заметьте, король не ска- зал Нуартье, а подчеркнул имя Вильфор), Вильф, - сказал король, - пой- дет далеко; это молодой человек уже вполне сложившийся и принадлежит к моему миру. Я с удовольствием узнал, что маркиз и маркиза де Сен-Меран выдают за него свою дочь, и я сам посоветовал бы им этот брак, если бы они не явились первые ко мне просить позволения".
     - Король это сказал, граф? - воскликнул восхищенный Вильфор.
     - Передаю вам собственные его слова; и если маркиз захочет быть отк- ровенным, то сознается, что и же слова король сказал ему самому, когда он, полгода назад, сообщилоролю о своем намерении выдать за вас свою дочь.
     - Это верно, - подтвердил маркиз.
     - Так, значит, я всем обязан королю! Чего я не сделаю, чтобы послу- жить ему!
     - Таким вы мне нравитесь, - сказала маркиза. - Пусть теперь явится заговорщик, - добро пожаловать!
     - А я, мама, - сказала Рене, - молю бога, чтобы он вас не услышал и чтобы он посылал господину де Вильфор только мелких воришек, беспомощных банкротов и робких жуликов; тогда я буду спать спокойно.
     - Это все равно, что желать врачу одних мигреней, веснушек, осиных укусов и тому подобное, - сказал Вильфор со смехом. - Если вы хотите ви- деть меня королевским прокурором, пожелайте мне, напрот, страшных бо- лезней, исцеление которых делает честь врачу.
     В этминуту, словно судьба только и ждала пожелания Вильфора, вошел лакей и сказал ему несколько слов на ухо.
     Вильфор, извинившись, вышел из-за стола и вотился через несколько минут с довольной улыбкой на губах.
     Рене посмотрела на своего жениха с восхищением: его голубые глаза сверкали на бледном лице, окаймленном черными бакенбардами; в эту минуту он и в самом деле был очень красив. Рене с нетерпением ждала, чтобы он объяснил причину своего внезапного исчезновения.
     - Вы только что выразили желание иметь мужем доктора, - сказал Вильфор, - так вот у меня с учениками Эскулапа (так еще говорили в тыся- ча восесот пятнадцатом году) есть некоторое сходство: я не могу распо- лагать своим временем. Меня нашли даже здесь, подле вас, в день нашего обручения.
     - А почему вас вызвали? - спросила молодая девушка с легким беспо- койством.
     - Увы, из-за больного, который, если верить тому, что мне сообщили, очень плох. Случай весьма серьезный, и болезнь грозит эшафотом.
     - Боже! - вскричала Рене побледнев.
     - Что вы говорите! - воскликнули гости в один голос.
     - По-видимому, речь идет не более и не менее как о бонапартистском заговоре.
     - Неужели! - вскричала маркиза.
     - Вот что сказано в доносе.
     И Вильфор прочел:
     - "Приверженец престола и веры уведомляет господина королевского про- курора о том, что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле "Фараон", прибывшем сегодня из Смирны с заходом в Неаполь иорто-Феррайо, имел от Мюрата письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету в Париже.
     Если он будет задержан, уличающее его письмо будет найдено при нем, или у его от, или в его каюте на "Фараоне".
     - Позвольте, - сказала Рене, - этоисьмо не подписано и адресовано не вам, а королевскому прокурору.
     - Да, но королевский прокурор в отлучке; письмо подали его секретарю, которому поручено распечатывать почту; он вскрыл это письмо, послал за мной и, не застав меня дома, самтдал приказ об аресте.
     - Так виновный арестован? - спросила маркиза.
     - То есть обвиняемый, - поправила Рене.
     - Да, арестован, - отвечал Вильфор, - и, как я уже говори мадемуа- зель Рене, если у него найдут письмо, то мой пациент опасно болен.
     - А где этот неастный? - спросила Рене.
     - Ждет у меня.
     - Ступайте, друг мой, - сказал маркиз, - не пренебрегайте вашими обя- занностями. Королевская служба требует вашего личного присутствия; сту- пайте же куда вас призывает королевская служба.
     - Ах, господин дВильфор! - воскликнула Рене, умоляюще сложив руки. - Будьте снисходительны, сегодня день нашего обручения.
     Вильфор обошел вокруг стола и, облокотившись на спинку стула, на ко- тором сидела его невеста, сказал:
     -ади вашего спокойствия обещаю вам сделать все, что можно. Но если улики бесспорны, если обвинение справедливо, придется скосить эту бона- партистскую сорную траву.
     Рене вздрогнула при слове "скосить", ибо у этой сорной травы, как вы- разился Вильфор, была голова.
     - Не слушайте ее, Вильфор, - сказала маркиза, - это ребячество; она привыкнет.
     И маркиза протянула Вильфору свою сухую ру, которую он поцеловал, глядя на Рене; глаза его говорили: "Я целую вашу руку или по крайней ме- ре хотел бы поцеловать".
     - Печальное предзнаменование! - прошептала Рене.
     - Перестань, Рене, - сказала маркиза. - Ты выводишь меня из терпения своими детскими выходками. Желала бы я знь, что важнее - судьба госу- дарства или твои чувствительные фантази
     - Ах, мама, - вздохнула Рене.
     - Маркиза, простите нашу плохую роялистку, - сказал де Вильфор, - обещаю вам, что исполню долг помощника королевского прокурора со всем усердием, то есть буду беспощаден.
     Но в то время как помощник прокурора говорил эти слова маркизе, жених украдкой посылал взгляд невесте, и взгляд этот говорил: "Будьте спокой- ны, Рене; ради вас я буду снисходителен".
     Рене отвечала ему нежной улыбкой, и Вильфор удалился, преисполненный блаженства.
    
    
     VII. ДОПРОС
    
     Выйдя из столовой, Вильфор тотчас же сбросил с себя маску веселости принял торжественный вид, подобающий человеку, на которого возложен в- ший долг - решать участь своего ближнего. Однако, несмотря на подвиж- ность своего лица, которой он часто, как искусный актер, учился перед зеркалом, на этот раз ему трудно было нахмурить брови и омрачить че. И в самом деле, если не считать политического прошлого его отца, которое могло повредить его карьере, если от него не отмежеваться решительно, Жерар де Вильфор был в эту минуту так счастлив, как только може быть счастлив человек: располагая солидным состоянием, он занимал в двадцать семь лет видное место в судебном мире; он был женихом молодой и красивой девушки, которую любил не страстно,о разумно, как может любить помощ- ник королевского прокурора. Мадемуазель де Сен-Меран была не только кра- сива, но вдобавок принадлежала к мейству, бывшему в большой милости при дворе. Кроме связей своих родителей, которые, не имея других детей, могли целиком воспользоваться ими в интересах своего зятя, невеста при- носила ему пятьдесят тысяч экю приданого, к коему, ввиду надежд (ужасное слово, выдуманное свахами), могло со временем прибавиться полумиллионное наследство. Все это вместе взятое составляло итог блаженства до того ос- лепельный, что Вильфор находил пятна даже на солнце, если перед тем дго смотрел в свою душу внутренним взором.
     У дверей его ждал полицекий комиссар. Вид этой мрачной фигуры зас- тавил его спуститься с высоты седьмого неба на бренную землю, по которой мы ходим; он придал своему лицу подобающее выражение и подошел к поли- цейскому.
     - Я готов! - сказал он. - Я прочел письмо, вы хорошо сделали, что арестовали этого человека; теперь сообщите мне о нем и о заговоре вссведения, какие вы успели собрать.
     - О заговоре мы еще ничего не знаем; все бумаги, найденные при нем, запечатаны в одну связку и лежат на вашестоле. Что же касается самого обвиняемого, то его зовут, как вы изволили видеть из самого доноса, Эд- мон Дантес, он служит помощником капитана на трехмачтовом корабле "Фара- он", который возит хлопок из Александрии и Смирны и принадлежит мар- сельскому торговому дому "Моррель и Сын".
     - До поступления на торговое судно он служил во флоте?
     - О, нет! Это совсем молодой человек.
     - Каких лет?
     - Лет девятнадцати - двадцати, не больше.
     Когда Вильфор, пройдя улицу Гран-рю, уже подходил к своему ому, к нему приблизился человек, по-видимому его поджидавший. То былг-н Мор- рель.
     - Господин де Вильфор! - вскричал он. - Как хорошо, что я застал вас! Подумайте, произошла страшная ошибка, арестовали моего помощника капа- на, Эдмона Дантеса.
     - Знаю, - отвечал Вильфор, - я как раз иду допрашивать его.
     - Господин де Вильфор, - продолжал Моррель с жаром, - вы не знаете обвиняемого, а я его знаю. Представьте себе человека, самого тихого, честного и, я готов сказать, самого лучшего знатока своего дела во всем торговом флоте... Господин де Вильфор! Прошу вас за него от всей Души.
     Вьфор, как мы уже видели, принадлежал к аристократическому лагерю, а Моррель - к плебейскому; первый был крайний роялист, второго подозре- вали в тайном бонапартизме. Вильфор свысока посмотрел на Морреля и хо- лодно ответил:
     - Вы знаете, сударь, что можно быть тихим в домашнем кругу, честным в торговых сношениях и знатоком своего дела и тем не менее быть преступни- ком в политическом смысле. Вы это знаете, правда, сударь?
     Вильфор сделал ударение на последних словах, как бы намекая на самого Моррел испытующий взгляд его старался проникнуть в самое сердце этого челока, который дерзал просить за другого, хотя он не мог не знать, что сам нуждается в снисхождении.
     Моррель покраснел, потому что совесть о была не совсем чиста в от- ношении политических убеждений, притом же тайна, доверенная ему Дантесом свидании с маршалом и о словах, которые ему сказал император, смущалего ум. Однако он оказал с искренним участием:
     - Умоляю вас, госпон де Вильфор, будьте справедливы, как вы должны быть, и добры, как вы всегда бываете, и поскорее верните нам бедного Дантеса!
     В этом "верните нам" уху помощника королевского прокурора почудилась революционная нотка.
     "Да! - подумал он. - "Верните нам"... Уж не принадлежит ли этот Дан- тес к какой-нибудь секте карбонариев, раз его покровитель так неосторож- но говорит во множественном числе? Помнится, комиссар сказал, что его ваяли в кабаке, и притом в многолюдной компании, - это какаянибудь тай- ная ложа".
     Он продолжал вслух:
     - Вы можете быть совершенно спокойны, сударь, и вы не напрасно проси- те справедливости, если обвиняемый не виновен;сли же, напротив, он ви- новен, мы живем в трудное время, и безнаказанность может послужить па- губным примером. Поэтому я буду вынужден испнить свой долг.
     Он поклонился с ледяной учтивостью и величественно вошел в свой дом, примыкающий к зданию суда, а бедный арматор, как окаменелый, остался стоять на улице.
     Передняя была полна жандармов и полицейских; среди них, окруженный пылающими ненавистью взглядами, спокойно и неподвижно стоял арестант.
     Вильфор, пересекая переднюю, искоса взглянул на Дантеса и, взяв из рук полицейского пачку бумаг, исчез за дрью, бросив на ходу:
     - Введите арестанта.
     Как ни был мимолетен взгляд, брошенный Вильфором на арестанта, он все же успел составить себе мнение о человеке, которого ему предстояло доп- росить. Он прочел ум на его широком и открытом челе, мужество в его упорном взоре и нахмуренных бровях и прямодушие в его полных полуоткры- тых губах, за которыми блестели два ряда зубов, белых, как слоновая кость.
     Первое впечатление было благоприятно для Дантеса; но Вильфору что говорили, что политическая мудрость повелевает не поддаваться пвому порыву, потому что это всегда голос сердца; и он приложил это правило к первому впечатлению, забыв о разнице мду впечатлением и порывом.
     Он задушил добрые чувства, которые пытась ворваться к нему в серд- це, чтобы оттуда завладеть его умом, прил перед зеркалом торжественный вид и сел, мрачный и грозный, за свой письменный стол.
     Через минуту вошел Дантес.
     Он был все так же бледен, но спокоен и приветлив; он с непринужденной учтивостью поклонился своему судье, потом поискал глазами стул, словно находился в гостиной арматора Морреля.
     Тут только встретил он тусклый взгляд Вильфора - взгляд, свойственный блюстителям правосудия, которые не хотят, чтобы кто-нибудь читал их мыс- ли, потому превращают свои глаза в матовое стекло. Этот взгляд дал по- чствовать Дантесу, что он стоит перед судом.
     - Кто вы и как ваше имя? - спросил Вильфор, перебирая бумаги, подан- ные ему в передней; за какой-нибудь час дело уже успело вырасти в до- вольно объемистую тетрадь: так быстро язва шпионства разъедает несчаст- ное тело, имеемое обвиняемым.
     - Меня зовут Эдмон Дантес, - ровным и звучным голом отвечал юноша, - я помощник капитана на корабле "Фараон", принадлежащем фирме "Моррель и Сын".
     - Сколько вам лет? - продолжал Вильфор.
     - Девятнадцать, - отвечал Дантес.
     - Что вы делали, когда вас арестали?
     - Я обедал с друзьями по случаю моего обручения, - отвечал Дантес слегка дрогнувшим голосом, настолько мучителен был контраст меу ра- достным празднеством и мрачной церемонией, которая совершалась эту ми- нуту, между хмурым лицом Вильфора и лучеразным личиком Мерседес.
     - По случаю вашего обручения? - повторил помощник прокурора, невольно вздрогнув.
     - Да, я женюсь на девушке, которую люблю уже три года.
     Вильфор, вопреки своему обычному бесстрастию, был все же поражен та- ким совпадением, и взволнованный голос юноши пробудил сочувственный отз- вук вго душе, он тоже любил свою невесту, тоже был счастлив, и вот его радости помешали, для того чтобы он разрушил счастье человека, который, подобно ему, был так близок к блаженству. "Такое философическое сопос- тавление, - подумал он, - будет иметь большой успех в гостиной маркиза де СенМеран; и, пока Дантес ожидал дальнейших вопросов, он начал подби- рать в уме антитезы, из которых ораторы строят блестящие фразы, рассчи- танные на аплодисменти подчас принимаемые за истинное красноречие.
     Сочинив в уме изящный спич, Вильфор улыбнулся и сказал, обращаясь к Дантесу:
     - Продолжайте.
     - Что же мне продолжать?
     - Осведомите правосудие.
     - Пусть правосудие скажет мне, о чем оно желает быть осведомлено, и я ему скажу все, что знаю. Только, - прибавил он с улыбкою, - предупреж- даю, что я знаю мало.
     - Вы служили при узурпаторе?
     - Меня должны были зачислить военный флот, когда он пал.
     - Говорят, вы весьма крайних политических убеждений, - сказал Вильфор, которому об этом никто ничего не говорил, но он решил на всякий случай предложить этот вопрос в виде обвинения.
     - Мои политические убеждения!.. Увы, мне стыо признаться, но у меня никогда не было того, что называется убеждениями, мне только девятнад- цать лет, как я уже имел честь доложить вам; я ничего не знаю, никакого видного положения я занять не могу; всем, что я есть и чем я стану, если мне дадут то место, о котором я мечтаю, я буду обязан одному господину Моррелю. Поэтому все мои убеждения, и то не политические, а частные, сводятся к трем чувствам: я люблю моего отца,важаю господина Морреля и обожаю Мерседес Вот, милостивый государь, все, что я могу сообщить пра- восудию; как видите, все это для него мало интересно.
     Пока Дантес говорил, Вильфор смотрел на его честное, открытое лицо и невольно вспомнил слова Рене, которая, не зная обвиняемого, просила о снисхождении к нему. Привыкнув иметь дело с преступлием и преступника- ми, помощник прокурора в каждом слове Дантеса видел новодоказательство его невиновности. В самом деле, этот юноша, почти мальчик, простодушный, откровенный, красноречивый тем красноречием сердца, которое никогда не дается, когда его ищешь, полный любви ко всем, потому что был счастлив, а счастье и самых злых превращает в добрых, - изливал даже на своего судью нежность и доброту, переполнявшие его душу. Вильфор был с ним су- ров и строг, а у Эдмона во взоре, в голосе, в движениях не было ничего, кроме приязни и доброжелательности к тому, кто его допрашивал.
     "Честное слово, - подумал Вильфор, - вот славный малый, и, надеюсь, мне нетрудно, будет угодить Рене, исполнив первую ее просьбу; этим я заслужу сердечное рукопожатие при всех, а уголке, тайком, нежный поце- луй".
     От этой сладостной надежды лицо Вильфора прояснилось, и когда, отор- вавшись от своих мыслей, он перевел взгляд на Дантеса, Дантес, следивший за всеми переменами его лица, тоже улыбнулся.
     - У вас есть враги? - спросил Вильфор.
     - Враги? - сказал Дантес. - Я, по счастью, еще так мало значу, что не успел нажить их. Может быть, я немного вспыльчив, но я всегда старался укрощать себя в отношениях с подчиненными. У меня под началом человек десять - двадцать матросов. Спросите их, милостивый государь, и они вам скажу что любят и уважают меня не как отца, - я еще слишком молод для это, - а как старшего брата.
     - Если у вас нет врагов, то, может быть, есть завистники. Вамтолько девятнадцать лет, а вас назначают капитаном, это высокая должность в ва- шем звании; вы женитесь на красивой девушке, которая вас любит, а это редкое счастье во всех званиях мира. Вот две веские причины, чтобы иметь завистников.
     - Да, вы пра. Вы, верно, лучше меня знаете людей, а может быть, это и так. Но если эти завистники из числа моих друзей, то я предпочитаю не знать, кто они, чтобы мне не пришлось их ненавидеть.
     - Это неверно. Всегда надо, насколько можно, ясно видеть окружающее. И, сказать по правд - вы кажетесь мне таким достойным молодым челове- ком, что для вас решаюсь отступить от обычных правил правосудия и по- мочь вам раскрыть истину... Вот донос, который возводит на вас обвине- ние. Узнаете почерк?
     Вильфор вынул из кармана письмо и протянул его Дантесу. Дантес пос- мотрел, прочел, нахмурил лоб и сказал:
     - Нет, я не знаю этой руки; почерк искажен, но довольно тверд. Во всяком случае это писала искусная "рука. Я очень счастлив, - прибавил он, глядя на Вильфора с благодарностью, - что имею дело с таким челове- ком, как вы, потому что действительно этот завистник - настоящий враг!
     По молнии, блеснувшей в глазах юноши при этих словах, Вильфор понял, сколько душевной силы скрывается под его наружной кротостью.
     - А теперь, - сказал Вильфор, - отвечайте мне откровенно, не как об- няемый судье, а как человек, попавший в беду, отвечает человеку, кото- рый принимает вем участие: есть ли правда в этом безыменном доносе?
     И Вильфор с отвращением бросил на стол письмо, которое вернул ему Дантес.
     - Все правда, а в же время ни слова правды; а вот чистая правда, клянись честью моря, клянусь моей любовью к Мерседес, клянусь жизнью моего отца!
     - Говорите, - сказал Вильфор.
     И прибавил про себя:
     "Если бы Рене могла меня видеть, надеюсь, она была бы довольна мною и не называла бы меня палачом".
     - Так вот: когда мы вышли из Неаполя, капитан Леклер заболел нервной горячкой; на корабле не ло врача, а он не хотел приставать к берегу, потому что очень спешил на остров Эльба, и потому состояние его так ухудшилось, что на третий день, почувствовав приближение смеи, он поз- вал меня к себе.
     "Дантес, - сказал он, - поклянитесь мне честью, что исполните поруче- ние, которое я вам дам; дело чрезвычайно важное".
     "Клянусь, капитан", - отвечал я.
     "Так как после моей смерти командование переходит к вам, как помощни- ку капитана, вы примете командование, возьмете курс на остров Эльба, ос- тановитесь в Порто-Феррайо, пойдете к маршалу и отдадите ему это письмо; может быть, там дадут вам другое письмо или еще какое-нибудь поручение. Это поручение должен был получить я; вы, Дантес, исполните его вместо меня, и вся заслуга будет ваша".
     "Исполню, капитан, но, может быть, не так-то легко добраться до мар- шала?"
     "Вот кольцо, которое вы попросите ему передать, - азал капитан, - это устранит все препятствия".
     И с этими словами он дал мне перстень. Через два часа он впал в бес- памятство, а на другой день скончался.
     - И что же вы сделали?
     - То, что я должен был сделать, то, что всякий другой сделал бы на моем месте. Просьба умирающего всегда священна; но у нас, моряков, просьба начальника - это приказание, которое нельзя не исполнить. Итак, я взял курс на Эльбу и прибыл туда на другой день; я всех оставил на борту и один сошел на берег. Как я и думал, меня не хотели допустить к маршалу; но я послал ему перстень, который должен был служить условным знаком; и все двери раскрылись передо мной. Он принял меня, расспросил о смерти бедного Леклера и, как тот и предвидел, дал мне письмо, приказав лично доставить его в Париж. Я обещал, потому что это входило в исполне- ние последней воли моего капитана. Прибыв сюда, я устроил все дела на корабле и побежал к моей невее, которая показалась мне еще прекрасней и милей прежнего. Благодаря господину Моррелю мы уладили все церковные формьности; и вот, как я уже говорил вам, я сидел за обедом, готовился через час вступить в брак и думал завтра же ехать в Париж, как вдруг по этому доносу, который вы, по-вимому, теперь так же презираете, как и я, меня арестовали.
     - Да, да, - проговорил Вильфор, - все это кажется мне правдой, и если вы в чеминовны, так только в неосторожности; да и неосторожность ваша оправдается приказаниями капитана. Отдайте нам письмо, взятое вами на острове Эльба, дайте честное слово, что явитесь по первому требованию, и возвращайтесь к вашим Друзьям.
     - Так я свободен! - вскричал Дантес вне себя от радости.
     - Да, только отдайте мне письмо.
     - Оно должно быть у вас, его взяли у меня вместе с другими моими бу- магами, и я узнаю некоторые из них в этой связке.
     - Постойте, - сказал Вильфор Дантесу, который взялся уже было за шля- пу и перчатки, - постойте! Кому адресовано письмо?
     - Господину Нуартье, улица Кок-Эрон, в Париже.
     Если бы гром обрушился на Вильфора, он не поразил бы его таким быст- рым и внезапным ударом; он упал в кресло, с которого привстал, чтобы взять связку с бумагами, захваченными у Дантеса, и, лихорадочно порыв- шись в них, вынул роковое письмо, устремив на него взгляд, полный невы- разимого ужа.
     - Господину Нуартье, улица Кок-Эрон, номер тринадцать, - прошептал он, побледнев еще сильнее.
     - Точно так, - сказал изумленный Дантес. - Разве вы его знаете?
     - Нет, - быстро ответил Вильфор, - верный слуга короля не знается с заговорщиками.
     - Стало быть, речь идет о заговоре? - спросил Дантес, который, после того как уже считал себя свободным, почувствовал, что дело принимает другой оборот. - Во всяком случае я уже сказал вам, что ничего не знал о содержании этого письма.
     - Да, - сказал Вильфор глухим голосом, - но вы знаете имя того, кому оно адресовано!
     - Чтобы отдать письмо лично ему, я должен был знать его имя.
     - И вы никому его не показывали? - спросил Вильфор, читая письмо и все более и более бледнея.
     - Никому, клянусь честью!
     - Никто не знает, что вы везли письмо с острова Эльба к господину Ну- артье?
     - Никто, кроме того, кто вручил мне его.
     - И это еще много, слишком много! - прошептал Вильфор.
     Лицо его становилось все мрачнее, по мере того как он читал; его бледные губы, дрожащие руки, пылающие глаза внушали Дантесу самые дурные предчувствия.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Смотрите также по произведению "Граф Монте-Кристо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев