/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо

Граф Монте-Кристо [64/83]

Скачать полное произведение

    Когда Морсер вошел, заседание уже началось.
     Хотя граф, не зная, как мы уже сказа, о том, что произошло, держал- ся так же, как всегда, но выражение его лица и его походка показались всем еще более надменными, чем обычно, и его появление в этотдень представилось столь дерзким этому ревниво оберегающему свою честь собра- нию, что все усмотрели в этом непристойнть, иные - вызов, а кое-кто - оскорбление.
     Было очевидно, что вся палата горит желанием приступить к прениям.
     Изобличающая газета была в руках у всех, но, как всегда бывает, никто не решался взять на себя ответственность и выступить первым. Наконец один из самых почтенных пэров, открытыпротивник графа де Морсер, под- нялся на трибуну с торжественностью, возвещавшей, что наступил долгож- данная минута.
     Воцарилось зловещее молчание; один только Морсер не подозревал о при- чине того глубокого внимания, с которым на эт раз встретили оратора, не пользовавшегося обычно такой благосклонностью своих слутелей.
     Граф спокойно пропустил мимо ушей вступление, в котором орар заяв- лял, что он будет говорить о предмете, столь серьезном, столь священном и жизненном для Палаты, что он просит своих коллег выслушатьго с осо- бым вниманием.
     Но при первых же его словах о Янине и полковнике Фернане граф де Мор- сер так страшно побледнел, что трепет пробежал по рядам, и все при- сутствующие впились глазами в графа.
     Душевные раны незримы, но они никогда не закрываются; всегда мучи- тельны всегда кровоточащие, они вечно остаются разверстыми в глубинах человеческой души.
     Среди гробовою молчания оратор прочитал вслух заметку. Раздался приг- лушенный ропот, тотчас же прекратившийся, как только обличитель вновь заговорил. Он начал с того, что объяснил всю тяжесть ятой им на себя задачи: дело идет о чести графа де Морсер, о чести всей Палаты, и ради того, чтобы оградить их, он и открывает прения, во время которых придет- сяоснуться личных, а потому всегда жгучих, вопросов. В заключение он потребовал назначить расследование и произвести его с возможной быстро- той, дабы в самом корне пресечь клевету и восстановить доброе имя графа де Морсер, отомстив за оскорбление, нанесенное лицу, так высоко стоящему в общественном мнении.
     Морсер был так подавлен, к потрясен этим безмерным и неожиданным бедствием, что едва мог пробормотать несколько слов, устремив на своих коллег помутившийся взор. Это смущение, которое, впрочем, могло иметь своим истоиком как изумление невинного, так и стыд виновного, вызвало некоторое сочувствие к нему. Истинно великодушные люди всегда готовы проявитьострадание, если несчастье их врага превосходит их ненависть.
     Председатель поставил вопрос на голосование, и было постановлено про- извести расследование.
     Графа спросили, сколько ему потребуется времени, чтобы приготовиться к защите.
     Морсер успел несколько оправиться после первого удара, и к нему вер- нулось самообладание.
     - Господа пэры, - ответил он, - что значит время, когда нужно отра- зить нападение неведомых врагов, скрывающихся в тени собственной гнус- ности; немедленно, громовым ударом должен я ответить на эту молнию, на миг ослепившую меня; почему мне не дано вместо словесных оправданий про- лить свою кровь, чтобы доказать моим собратьям, что я достоин быть в их рядах!
     Эти слова произвели благоприятное впечатление.
     - Поэтому я прошу, - продолжал Морсер, - чтобы расследование было произведено как можно скорее, и представлю Палате все необходимые доку- ченты.
     - Какой день угодно вам будет назначить? - спросил председатель.
     - С сегодняшнего дня я отдаю себя в распоряжение Палаты, - отвечал граф.
     Председатель позвонил.
     - Угодно ли Палате, чтобы расследование состоялось сегодня же?
     - Да, - был инодушный ответ собрания.
     Выбрали комиссию из двенадцати человек для рассмотрения документов, которые представит Морсер. Первое заседание этой комиссии было назначено на восемь часов вечера, в помещении Палаты. Если бы потребовалось нес- колько заседаний, то они должны были происходить там же, в то же время. Как толь было принято это постановление, Морсер попросил разрешения удалиться: ему необходимо было собрать документы, давно уже подготовлен- ные им с присущей ему хитростью и коварством, ибо он всегда предвидел возможность подобной катастрофы.
     Бошан рассказ все это Альберу.
     Альбер слушал его, дрожа то от гнева, то от стыд он не смел наде- яться, ибо после поездки Бошана в Янину знал, что отец его виновен, и не понимал, как мог бы он доказать свою невиновность.
     - А дальше? - спросил он, когда Бошан умолк.
     - Дальше? - повторил Бошан.
     - Да.
     - Друг мой, это слово налагает на меня ужасную обязанность. Вы непре- менно хотите знать, что было дальше?
     - Я должен знатьи пусть уж лучше я узнаю об этом от вас, чем от ко- го-либо другого.
     - В таком случае, - сказал Бошан, - соберите все свое мужество, Альбер; никогда еще оно вам не было так нужно.
     Альбер провел рукой по лбу, словно пробуя собственные силы, как чело- век, намеревающийся защать свою жизнь, проверяет крепость своей кольчуги и сгибает лезвие шпаги.
     Оночувствовал себя сильным, потому что принимал за энергию свое ли- хорадочновозбуждение.
     - Говорите, - сказал он.
     - Наступил вечер, - продоал Бошан. - Весь Париж ждал, затаив дыха- ние. Многие утверждали, что вашему отцу стоит только показаться, и обви- нение рухнет само собой; другие говориличто ваш отец совсем не явится; были и такие, которые утверждали, будтвидели, как он уезжал в Брюс- сель, а кое-кто даже справлялся в полиции, верно ли, что он выправил се- бе паспорт.
     Я должен вам сознаться, что сделал все возможное, чтобы уговорить од- ного из членов комиссии, молодого пэра, провести меня в залу. Он заехал за мной в семь часов и, прежде чем кто-либо явился, передал меня курьеру, который и запер меня в какой-то ложе. Я был скрыт за колонной и окутан полнейшим мраком; я мог надеяться, что увижу и услышу от слова до слова предстоящую ужасную сцену.
     Ровно в восемь все были в сборе.
     Господин де Морсер вошел с последним ударом сов. В руках у него бы- ли какие-то бумаги, и он казался вполне спокоым; вопреки своему обык- новению, держался он просто, одет был изысканно и строго и, по обычаю старых военных, застегнут на все пуговицы.
     Его появление произвело наилучшее впечатление: члены комиссии были настроены отнюдь не недоброжелательно, и кое-кто из них подошел к графу пожал ему руку.
     Альбер чувствовал, что все эти подробности разрывают ему сердце, а между тем его мукам примешивалась и доля признательности; ему хотелось обнять эх людей, выказавших его отцу уважение в час тяжелого испыта- ния.
     В эту минуту вошел курьер и подал председателю письмо.
     "Слово принадлежит вам, господин де Морсер", - сказал председаль, распечатывая письмо.
     - Граф начал свою защитительную речь, и, еряю вас, Альбер, - про- должал Бошан, - она была построена необычайно красноречиво и искусно. Он представил документы, удостоверяющие, что визирь Янины до последней ми- нуты доверял ему всецело и поручил ему вести с самим султаном перегово- ры, от которых зависела его жизнь или смерть. Он показал перстень, знак власти, которым Алипаша имел обыкновение зечатывать свои письма и ко- торый он дал графу, чтобы тот по возвращении мог к нему проникнуть в лю- бое время дня или ночи, даже в самый гарем. К несчастью, сказал он, пе- реговоры не увенчались успехом, и когда он вернулся, чтобы защитить сво- его благодетеля, то нашел его уже мертвым. Но, - сказал граф, - перед смертью Али-паша, - так велико было его доверие, - поручил ему свою лю- бимую жену и дочь.
     Альбер вздрогнул при этих словах, потому что, по мере того как гово- рил Бошан, в его уме вставал рассказ Гайде, и он вспоминал все, что рассказывала прекрасная гречанка об этом поручении, об этом перстне и о том, как она была продана и удена в рабство.
     - И какое впечатление произвела речь графа? - с тревогой спросил Альбер.
     - Сознаюсь, она меня тронула и всю комиссию также, - сказал Бошан.
     - Тем временем председатель стал небрежно проглядывать только что пе- реданное ему письмо; но с первых же строк оно приковало к себе его вн мание; он прочел его, перечел еще раз и остановил взгляд на графе де Морсер.
     "Граф, - сказал он, - вы только что сказали нам, что визирь Янины по- ручил вам свою жену и дочь?"
     "Да, сударь, - отвечал Морсер, - но и в этом, как и во всем ос- тальном, меня постигла неудача. Когда я возвратился,асилики и ее дочь Гайде уже исчезли".
     "Вы знали их?"
     "Благодаря моей близости к паше и его безграничному доверию ко мне я не раз видел их".
     "Имеете ли впредставление о том, что с ними сталось?"
     "Да, сударь. Я слышал, что они не вынесли своего горя, а может быть и бедности. Я не был богат, жизнь моя вечно была в опасности, и я, к вели- кому моему сожалению, не имел возможности разыскивать их".
     Председатель нахмурился.
     "Господа, - сказал он, - вы слышали объяснение графа де Морсер. Граф, можете ли вы в подтверждение ваших слов сослаться на каких-нибудь свиде- телей?"
     "Кожалению, нет, - отвечал граф, - все те, кто окружал визиря и встречал меня при его дворе, либо умерли, либо рассеялись по лицу земли; насколько я знаю, я единственный из всех моих соотечественников пережил эту ужасную войну; у меня есть только письма Али-Тебелина, и я предста- вил их вам; у меня есть лишь перстень, знак его воли, вот он; у меня есть еще самое убедительное доказательство, а именно, что после аноним- ного выпада не появилось ни одного свидетельства, которое можно было бы противопоставить моему слову честного человека и, наконец, моянезапят- нанная военная карьера".
     По собранию пробежал шепот одобрия; в эту минуту, Альбер, не слу- чись ничего неожиданного, честь вашего отца была бы спасена.
     Оставалось только голосовать, но тут предсатель взял слово.
     "Господа, - сказал он, - и вы, граф, были бы рад я полагаю, выслу- шать весьма важного, как он уверяет, свидетеля, который сам пожелал дать показания; после всего того, что нам сказал граф, мы не сомневаемся, что этот свидетель только подтвердит полнейшую невиновность нашего коллеги. Вот письмо, которое я толо что получил; желаете ли вы, чтобы я его вам прочел, или вы примете решение не оглашать его и не задерживаться на этом?"
     Граф де Морсер побледнел и так стиснул бумаги, что они захрустели под его пальцами.
     Комиссия постановила заслушать письмо; граф глубоко задумался и не выразил своего мнения.
     Тогда председатель огласил следующее письмо:
     "Господин председатель!
     Я могу представить следственной комиссии, призванной расследовать по- ведение генерал-лейтенанта графа де Морсер в Эпире и Македонии, самые точные сведения" Председатель на секунду замолк.
     Граф де Морсер побледнел; председатель окинул слушателей вопроси- тельным взглядом.
     "Продолжайте!" - закричали со всех сторон.
     Председатель продолжал:
     "Али-паша умер при мне, и на моих глазах протекли его последние мину- ты; я знаю, какасудьба постигла Василики и Гайде; я к услугам комиссии и даже прошу оказать мне честь и выслушать меня. Когда вам вручат это письмо, я буду находиться в вестибюле Палаты".
     "А кто этот свидетель, или, вернее, этот враг?" - спросил граф изме- нившимся голосом.
     "Мы это сейчас узнаем, - отвечал председатель. - Угодно ли комиссии выслушать этого свидетеля?"
     "Да, да!" - в один голос отвали все.
     Позвали курьера.
     "Дожидается ли кто-нибудь в вестибюле?" - спросил председатель.
     "Да, господин председатель".
     "Кто?"
     "нщина, в сопровождении слуги".
     Все переглянулись.
     "Пригласите са эту женщину", - сказал председатель.
     Пять минут спустя курьер вернулся; все глаза были обращены на дверь, и я также, - прибавил Бошан, - разделял общее напряженное ожидание.
     Позади курьера шла женщина, с головы до ног закутанная в покрывало. По неясным очертаниям фигуры и по запаху духов под этим покрывалом уга- дывалась молодая и изящная женщина. Председатель попросил незнакомку приоткрыть покрывало, и глазам при- сутствующих предстала молодая девушка, одетая в греческий костюм; она была необычайно красива.
     - Это она! - сказал Альбер.
     - Кто она?
     - Где.
     - Кто вам сказал?
     - Увы, я догадываюсь. Но продолжайте, Бошан, прошу вас. Вы видите, я спокоен и не теряю присутствия духа, хотя мы, вероятно, приближаемся к развязке.
     - Господин де Морсер глядел на эту девушку с изумлением и ужасом, - продолжал Бошан. Слова, готовые слететь с этих прелестных губ, означа- ли для него жизнь или смерть; остальные были так удивлены и заинтересо- ваны появлением незнакомки, что спасение или гибель господина де Морсер уже не столь занимали их мысли.
     Председатель предложил девушке сесть, но она покачала головой. Граф же упал в свое кресло; ноги явно отказывались служить ему.
     "Сударыня, - сказал председатель, - вы писали комиссии, что желаете сообщить сведения о событиях в Янине, и заявляли, что были свидетельни- цей этих событий".
     "Это правда", - отвечала незнакомка с чарующей грустью и той мелодич- ностью голоса, которая отличает речь всех жителей Востока.
     "Однако, - сказал председатель, - разрешите мне вам заметить, что вы были тогда слишком молоды".
     "Мне было четыре года; но, так как для меня это были события необы- чайной важности, то я не забыла ни одной подробности, ни одна мелочь не изгладилась из моей памяти".
     "Но чем же были важны я вас эти события и кто вы, что эта катастро- фа произвела на вас так глубокое впечатление?"
     "Дело шло о жизни или смерти моего отца, - отвечала девушка, - я Гай- де, дочь Али-Тебелиыа, янинского паши, и Василики, его любимой жены".
     Скромный и в то же время горделивый румянец, заливший лицо девушки, ее огненный взор и величавость ее слов произвели невыразимое впечатление на собрание.
     Граф де Морсер с таким ужасом смотрел на нее, словно пропасть внезап- но разверзлась у его ног.
     "Сударыня, - сказал председатель, почтительно ей поклонившись, - раз- решите мне задать вам один вопрос, отнюдь не означающий с моей стороны сомнения, и это будет последний мой вопрос: можете ли вы подтвердить ва- ше заявление?"
     "Да, могу, - отвечала Гайде, вынимая из складок своего покрывала бла- говонный атласный мешочек, - вот свидетельство о моем рождении, состав- ленное моим отцом и подписанное его военачальниками; вот свидетельство о моем крещии, ибо мой отец дал свое согласие на то, чтобы я воспитыва- лась в вере моей матери; на этом свидетельстве стоит печать великого примаса Македонии и Эпира; вот, наконец (и это, вероятно, самый важный документ), свидетельство о продаже меня и моей матери армянскому купцу Эль-Коббиру французским офицером, который в своей гнусной сделке с Пор- той выговорил себе, как долю добычи, жену и дочь своего благодетеля и продал их за тысячу кошельков, то есть за четыреста тысяч франков".
     Лицо графа покрылось зеленоватой бледностью, а глаза его налились кровью, когда раздались эти ужасные обвинения, которые собрание выслуша- ло в зловещем мчании.
     Гайде, все такая же спокойная, но более грозная в своем спокойствии, чем была бы другая в гневе, протянула председателю свидетельство о про- даже, составленное на арабском языке.
     Так как считали возможным, что некоторые из предъявленных документов могут оказаться составленными на арабском, новогреческом или турецком языке, то к заседанию был вызван переводчик, состоявший приПалате; за ним послали.
     Один из благородных пэров, которому был знаком арабский язык, изучен- ный им во время великого египетского похода, следил глазами за чтением пергамента, в то время как переводчик оглашаего вслух:
     "Я, Эль-Коббир, торговец невольниками и поставщик гарема его вели- чества султана, удостоверяю, что получил от франкского вельможи графа Монте-Кристо, для вручения падишаху, изумруд, оцененный в две тысячи ко- шельков, как плату за молодую невольницу-христианку, одиннадцати лет от роду, но имени Гайде, признанную дочь покойного Али-Тебелина, яиинского паши, и Василики, его любимой жены, каковая была мне продана, тому семь лет, вместе со своей матерью, умершей при прибытии ее в Константинополь, франкским полковником, состоявшим на службе у визиря Али-Тебелина, по имени Фернан Мондего.
     Вышеупомянутая покупка была мною совершена за счет его личества султана и по его уполномочию за тысячу кошельков.
     Составлено в Константинополе, с дозволения его величества, в год 1247 гиджры.
     Подписано: Элъ-Коббир.
     Настоящее свидетельство, для вящего удостоверения его истинности, непреложности и подлинности, будет снабжено печатью его величества, на- ложение каковой продавец обязуется исходатайствовать".
     Рядом с подписью торговца действительно стояла печать падишаха.
     За этим чтением и за этимзрелищем последовало гробовое молчание; все, что было живого в графе, сосредоточилось в его глазах, и эти глаза, как бы помимо его воли приванные к Гайде, пылали огнем и кровью.
     "Сударыня, - сказал председатель, - не можем ли мы попросить разъяс- нений у графа Монте-Кристо, который, насколько мне известно, вместе с вами находится в Париже?"
     "Сударь, граф Монте-Кристо, мой второй отец, уже три дня как уехал в Нормандию".
     "Но в таком случае, сударыня, - сказал председатель, - кто подал вам мысль сделать ваше заявление, за которое Палата приносит вам благодар- ность? Впрочем, принимая во внимание ваше рождение и перенесенные вами несчастья, ваш поступок вполне естествен".
     "Сударь, - отвечала Гайде, - этот поступок внушили мне почтение к мертвым и мое горе. Хоть я и христианка, но, да простит мне бог, я всег- да мечтала отомстить за моего доблестного отца. И с тех пор как я ступи- ла на французскую землю, с тех пор как я узнала, что предатель живет в Париже, мои глаза и уши были всегда открыты. Я веду уединенную жизнь в доме моего благородного покровителя, но я живу так потому, что люблю тень и тишину, которые позволяют мне жить наедине со своими мыслями. Но граф Монте-Кристо окружает меня отеческими заботами, и ничто в жизни ми- ра не чуждо мне; правда, я беру от нее только отголоски. Я читаю все га- зеты, получаю все журналы, знаю новую музыку; и вот, следя, хоть и со стороны, за жизнью другихюдей, я узнала, что произошло сегодня утром в Палате пэров и что должно было произойти сегодня вечером... Тогда я на- писала письмо".
     "И граф Монте-Кристо не знает о вашем поступке?" - спросил председа- тель.
     "Ничего не знает, и я даже опасаюсь, что он его не одобрит, когда уз- нает; а между тем это великий для меня день, - продолжала девушка, под- няв к небу взор, полный огня, - день, когда я, наконец, отомстила за своего отца!"
     Граф за все это время не произнес ни слова; его коллеги не без учас- тия смотрели на этого человека, чья жизнь разбилась от благовонного ды- хания женщины; несчастье уже чертило зловещие знаки на его челе.
     "Господин де Морсер, - сказал председатель, - признаете ли вы в этой девушке дочь Али-Тебелина, янинского паши?"
     "Нет, - сказал граф; с усилием вставая, - все это лишь козни моих врагов".
     Гайде, не отрывавшая глаз от двери, словно она ждала кого-то, быстро обернулась и, увидя графа, страшно вскрикнула.
     "Ты не узнаешь меня, - воскликнула она, - но зато я узнаю тебя! Ты Фернан Мондего, французский офицеробучавший войска моего благородного отца. Это ты предал замки Янины! Это ты, отправленный им в Константино- поль, чтобы договориться с султаном о жизни или смерти твоего благодете- ля, привез подложный фирман о полном помиловании! Ты, благодаря этому фирману, получил перстень паши, чтобы заставить Селима, хранителя огня, повиноваться тебе! Ты зарезал Селима. Ты продалою мать и меня купцу Эль-Коббиру! Убийца! Убийца! Убийца! На лбу у тебя до сих пор кровь тво- его господина! Смотрите все!"
     Эти слова были произнесены с таким страстным убеждением, что все гла- за обратились на лоб графа, и он сам поднес к нему руку, точно чувство- вал, что он влажен от крови Али.
     "Вы, значит, утверждаете, что вы узнали в графе де Морсер офицера Фернана Мондего?"
     "Узнаю ли я его! - воскликнула Гай. - Моя мать сказала мне: "Ты бы- ла свободна; у тебя был отец, который тебя любил, ты могла бы стать поч- ти королевой! Вглядись в этого человека, это он сделал тебя рабын, он надел на копье голову твоего отца, он продал нас, он нас выдал!осмотри на его правую руку, на ней большой рубец; если ты когда-нибудь забудешь его лицо, ты узнаешь его по этой руке, в которую отсчитал червонцы купец Эль-Коббир!" Узнаю ли я его! Пусть он посмеет теперь сказать, что он ме- ня не узнает!"
     Каждое слово обрушивалось на графа, как удар ножа, лишая его остатка сил; при последних словах Гайде оп невольно спрятал на груди свою руку, действительно искалеченную раной, и упал в кресло, сраженный отчаянием.
     От виденного и слышанного мысли присутствующих закружились вихрем, как опавшие листья, подхваченные могучим дыханием северного ветра.
     "Граф де Морсер, - сказал председатель, - не поддавайтесь отчаянию, отвечайте; перед вервным правосудием Палаты все равны, как и перед господним судом; оно не позволит вашим врагам раздавить вас, не дав вам возможности сразиться с ними. Может быть, вы желаете нового расследова- ния? Желаете, чтобы я послал двух членов Палаты в Янину? Говорите!"
     Граф ничего не ответил.
     Тогда члены комиссии с ужасом переглянулись. Все знали властный и непреклонный нрав генерала. Нужен был страшный упадок сил, чтобы этот человек пересталбороняться; и все думали, что за этим безмолвием, по- хожим на сон, последует пробуждение, подобное грозе.
     "Ну, что же, - сказал председатель, - что вы решаете? "
     "Ничего", - глухо ответил граф, поднимаясь с места.
     "Значит, дочь Али-Тебелина действительно сказала пвду? - спросил председатель. - Значит, она и есть тот страшный свидель, которому ви- новный не смеет ответить "нет"? Значит, вы действильно совершили все, в чем вас обвиняют?"
     Граф обвел окружающих взгляд, отчаянное выражение которого разжало- било бы тигров, но не могло смягчить судей; затем он поднял глаза вверх, но сейчас же опустил их, как бы страшась, что своды разверзнутся и явят во всем его блеске другое, небесное судилище, другого, всевышнего судью.
     И вдруг резким движением он разорвал душивший его воротник и вышел из залы в мрачном безумии; его шаги зловеще отдались под сводами, и вслед за тем грохот кареты, вскачь уносившей его, потряс колонны флорентийско- го портика.
     "Господа, - сказал председатель, когда воцарилась тишина, - виновен ли граф де Морсер в вероломстве, предательстве бесчестии?"
     "Да!" - единогласно ответили члены следственной комиссии.
     Гайде оставалась до конца заседания; она выслушала приговор графу, и ни одна черта ее лица не выразила ни радости, ни сострадания.
     Потом, опустив покрывало на лицо, она величаво поклонилась членам собрания и вышла той поступью, которой Вгилий наделял богинь.
    
    
     X. ВЫЗОВ
    
     - Я воспользовался общим молчанием и темнотой залы, чтобы выйти неза- меченным, - продолжал Бошан. - У дверей меня ждал тот самый курьер, ко- торый отворил мне ложу. Он довел меня по коридорам до маленькой двери, выходящей на улицу Вожирар. Я вышел истерзанный и в то же время восхи- щенный, - простите меня, Альбер, - истерзанный за вас, восхищенный бла- городством этой девушки, мстящей за своего отца. Да, клянусь, Альбер, откуда бы ни шло это разоблачение, я скажу одно: быть может, оно исходит от врага, но этот враг только орудие провидения.
     Альбер сидел, уронив голову на руки; он поднял лицо, пылающее от сты- да и мокрое от слез, и схватил Бошана за руку.
     - Друг, - сказал он, - моя жизнь кончена; мне остается не повтять, конечно, вслед за вами, что этот удар мне нанесло провидение, аискать человека, который преследует меня своей ненавистью; когда я его найду, я его убью, или он убьет меня; и я рсчитываю на вашу дружескую помощь, Бошан, если только презрение не изгнало дружбу из вашего сердца.
     - Презрение, друг мой? Чем вы виноват в этом несчастье? Нет, слава богу, прошли те времена, когда несправедливый предрассудок заставлял сы- новей отвечать за действия отцов. Припомните всю свою жизнь, Альбер; правда, она очень юна, но не было зари более чистой, чем ваш рассвет! Нет, Альр, поверьте мне: вы молоды, богаты, уезжайте из Франции! Все быстро забывается в этом огромном Вавилоне, где жизнь кипит и вкусы из- менчивы; вы вернетесь года через три, женатый на какой-нибудь русской княжне, и никто не вспомнит о том, что было вчера, а тем более о том, что было шестнадцать лет тому назад.
     - Благодарю вас, мой дорогой Бошан, благодарю вас за добрые чувства, которые подсказали вам этот совет, но это невозможно. Я высказал вам свое желание, а теперь, если нужно, я заменю слово "желание" словом "во- ля". Вы должны понять, что это слишком близко меня касается, и я не могу смотреть на вещи, как вы. То, чтопо-вашему, имеет своим источником во- лю неба, по-моему, исходит из источника менее чистого. Мне представляет- ся, должен сознаться, что провидение здесь ни при чем, и это к счастью, потому чтвместо невидимого и неосязаемого вестника небесных наград и кар я найду видимое и осязаемое существо, которому я отомщу, клянусь, за все, что я пережил в течение этого месяца. Теперь, повторяю вам, Бошан, я хочу вернуться в мир людей, мир материальный, и, если вы, как вы гово- рите, все еще мой друг, помогите мне отыскать ту руку, котая нанесла удар.
     - Хорошо! - сказал Бошан. - Если вам так хочется, чтобы я пустился на землю, я это сделаю; если вы хотите начать розыски врага, я буду ра- зыскивать его вместе с вами. И я найду его; потому что моя честь требует почти в такой же мере, как и ваша, чтобы мы его нашли.
     - В таком случае, Бошан, мы должны начать розыски немедленно, сейчас же. Каждая минута промедления кажется мне вечностью; доносчик еще не по- нес наказия; следовательно, он может надеяться, что и не понесет его; но, клянусь честью, он жестоко ошибается!
     - Послушайте, Морсер...
     - Я вижу, Бошан, вы что- знаете; вы возвращаете мне жизнь!
     - Я ничего не знаю точно, Альбер; но все же это луч cвета во тьме; и если мы пойдем за этим лучом, он, быть может, выведет нас к цели.
     - Даоворите же! Я сгораю от нетерпения.
     - Я расскажу вам то, чего не хотел говорить, когда вернулся из Янины.
     - Я слушаю.
     - Вот что произошло, Альбер. Я, естественно, обратил за справками к первому банкиру в городе; как только я заговорил об этом деле и даже прежде, чем я успел назвать вашего отца, он сказал:
     "Я догадываюсь, что вас привело ко мне".
     "Каким образом?"
     "Нет еще двух недель, как меня запрашивали по этому самому делу".
     "Кто?" "Один парижский банкир, мой корреспондент".
     "Его имя?"
     "Данглар".
     - Данглар! - воскликнул Альбер- Верно, он уже давно преследует мое- го несчастного отца своей завистливой злобой; он считает ебя демокра- том, но не может простить графу де Морсер его пэрства. И этот неизвестно почему не состоявшийся брак... да, это так!
     - Расследуйте это, Альбер, только не горячись заранее, и если это так...
     - Если это так, - воскликнул Альбер, - он заплатит мне за все, что я выстрадал.
     - Не увлекайтесь, ведь он уже пожилой человек.
     - Я буду считаться с его возрастом так, как он считался с честью моей семьи. Если он враг моего отца, почему он не напал на него открыто? Он побоялся встретиться лицом к лицу с мужчиной!
     - Альбер, я не осуждаю, я только сдерживаю вас; будьте осторожны.
     - Не бойтесь; впрочем, вы будете меня сопровождать, Бошан: о таких вещах говорят при свидетелях. Сегодня же, если виновен Данглар, Данглар умрет, или умру я. Черт возьми, Бошан, я устрою пышные похороны своей чести!
     - Хорошо, Альбер. Когда принимают такое решение, надо немедленно ис- полнить его. Вы хотите ехать к Данглару? Едем.
     Они послали за наемным кабриолетом. Подъезжая к дому банкира, они увидели ворот фаэтон и слугу Андреа Кавальканти.
     - Вот это удачно! - угрюмо пронес Альбер. - Если Данглар откажется принять вызов, я убью его зятя.Князь Кавальканти - как же ему не драться!
     Банкиру доложили об их приходе, и он, услышав имя Альбера и зная все, что произошло накануне, велел сказать, что не принимает. Но было уже поздно, Альбер шел следом за лакеем; он услышал ответ, распахнул дверь и вместе с Бошаном вошел вабинет банкира.
     - Позвольте, сударь! - воскликнул тот. - Разве я уже не хозяин в сво- ем доме и не властен принимать или не принимать, кого мне угодно? Мне кажется, вы забываетесь.
     Нет, сударь, - холодно отвечал Альбер, - бывают обстоятельства, когда некоторых посетителей нельзя не принимать, если не хочешь прослыть трусом, - этот выход вам, разумеется, открыт. - Что вам от меня угодно, сударь?
     - Мне угодно, - сказал Альбер, подходя к нему и делая вид, что не за- мечает Кавальканти, стоявшего у камина, - предложить вам встретиться со мной в уединенном месте, где нас кто не побеспокоит в течение десяти минут; большего я у вас не прошу; и из двух людей, которые там встретят- ся, один останется на месте.
     Данглар побледнел. Кавальканти сделал движение. Альбер обернулся к нему.
     - Пожалуйста, - сказал он, - если желаете, граф, приходите тоже, вы имеете на это полное право, вы почти уже член семьи, а я назначаю такие свидания всякому, кто пожелает явиться.
     Кавальканти изумленно взглянул на Данглара, и тот, сделав над собоусилие, поднялся с места и стал между ними. Выпад Альбера против Андреа возбудил в нем надежду, что этот визит вызван не той причиной, котою он предположил вначале.
     - Послушайте, сударь, - сказал он Альберу, - если вы ищете ссоры с графом за то, что я предпочел его вам, то я предупреаю вас, что пере- дам это дело королевскому прокурору.
     - Вы ошибаесь, сударь, - сказал Альбер с мрачной улыбкой, - мне не до свадеб, я обратился к господину Кавальканти только потому, что мне показалось, будто у него мелькнуло желание вмешаться в наш разговор. А, впрочем, вы совершенно правы, я готов сегодня поссориться со всяким; но, будьте спокойны, господин Данглар, первенство остается за вами.

/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо