Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо
Граф Монте-Кристо [18/83]
- Господин аббат, - сказал Кадрусс, робко протягивая руку, а другою отирая пот, градом катившийся по его лицу, - господин аббат, не шутите счастьем и отчаянием человека!
- Мне знакомо и счастье и отчаяние, и я никогда не стал бы шутить этими чувствами. Берите же, но взамен...
Кадрусс, уже прикоснувшийся, к алмазу, отдернул руку.
Аббат улыбнулся.
- ..замен, - продолжал он, - отдайте мне кошелек, который господин Моррель оставил на камине у старика Дантеса; вы сказали, что он все еще у вас.
Кадрусс, все более удивляясь, подошел к большому дубовому шкафу, открыл его и подал аббату длинный кошелек из выцветшего красного шелка, стянутый двумя когдато позолоченными медными кольцами.
Аббат взял кошелек и отдал Кадруссу алмаз.
- Вы поистине святой человек, господинббат! - воскликнул Кадрусс. - Ведь никто не знал, что Эдмон отдал вамтот алмаз, и вы могли бы оста- вить его у себя.
"Ага! - сказал про себя аббат, - сам-то ты, видно, так бы и посту- пил!"
Аббат встал, взял шляпу и перчатки.
- Послушайте! - сказал он. - Все, что вы мне ссказали, сущая прав- да? Я могу верить вам вполне?
- Вот, господин аббат, - сказал Кадрусс, - здесь в углу висит святое распятие; там, на комоде, лежит евангелие моей жены. Откройте эту книгу, и я поклянусь вам на ней, перед лицом распятия, поклянусь вам спасением моей души, моей верой в Спасителя, что я сказал вам все, как было, в чности так, как ангел-хранитель скажет об этом на ухо господу богу день Страшного суда!
- Хорошо, - сказал аббат, которого искренность, звучавшая в голосе Кадрусса, убедила в том, что тот говорит правду, хорошо; желаю, чтобы эти деньги пошли вам на пользу! Прощайте. Я снова удаляюсь от людей, ко- торые причиняют друг другу так много зла.
И аббат, с трудом отделавшись от вторженных излияний Кадрусса, сам снял засов с двери, вышел, сел на лошадь, поклонился еще раз трактирщи- ку, расточавшему многословные прощаные приветствия, и ускакал по той же дороге, по которой приехал.
бернувшись, Кадрусс увидел стоявшую позади него Карконту, еще более бледную и дрожащую, чем всегда.
- Верно я слышала? - сказала она.
- Что? Что он отдал алмаз нам одним? - сказал Кадрусс, почти обезу- мевший от радости.
- Да.
- Истинная правда, алмаз у меня.
Жена посмотрела на него, потом сказала глухим голосом:
- А если он фальшивый?
Кадрусс побледнел и зашатался.
- Фальшивый! - прошептал он. - Фальшивый... А чего ради он стал бы давать фальшивый алмаз?
- Чтобы даром "выманить у тебя твои тайны, болван!
Кадрусс, сраженный таким предположением, окаменел на месте. Муту спустя он схватил шляпу и надел ее поверх красного платка, повязанного вокруг головы.
- Мы это сейчас узнаем, - сказал он.
- Как?
- В Бокере ярмарка; там есть приезжие ювелиры из Парижа; я пойду по- кажу им алмаз. Ты, жена, стереги дом; через два часа я вернусь.
И Кадрусс выскочил на дорогу и побежал в стору, противоположную той, куда направился незнакомец.
- Пятьдесят тысяч франков! - проворчала Карконта, оставшись одна. - Это деньги... но не богатство.
VII. РЕМНЫЕ СПИСКИ
На другой день после того, как на дороге между Бельгардом и Бокером происходила описанная нами беседа, человек лет тридцати, в василькового цвета фраке, нанковых панталонах и белом жилете, по осанке выговору чистокровный англичанин, явился к марсельскому мэру.
- Милостивый государь, - сказал он, - я старший агент римского бан- кирского дома Томсон и Френч; мы уже десять лет состоим в сшениях с марсельским торговым домом "Моррель и Сын". У нас с этой фиой в оборо- тах до ста тысяч франков, и вот, услышав, что ей грозит банкротство, мы обеспокоены. А потому я нарочно приехал из Рима, чтобы попросить у вас сведений об этом торговом доме.
- Милостивый государь, - отвечал мэр, - мне действительно известно, что за последние годы господина Морреля словно преследует несчастье: он потерял один за другим четыре или пять кораблей и понес убытки от нес- кольких банкротств. Но хотя он мне самому должен около десяти тысяч франков, я все же не считаю возможным давать вам какие-либо сведения об его финансовом положении. Если вы спросите меня как мэра, какого я мне- ния о господине Морреле, я вам отвечу, что это человек самой строгой честности, выполнявший до сих пор все свои обязательства с величайшей точностью. Вот все, что я могу вам сказать о нем. Если вам этого недос- таточно, обратитесь к господину де Бовиль, инспектору тюрем, улица Но- айль, дом номер пятнадцать. Он поместил в эту фирму, если не ошибаюсь, двести тысяч франков, и если и вправдумеется повод для каких-нибудь опасений, то, поскольку эта сумма гораздо значительнее моей, вы, вероят- но, получите от него по этому вопросу более обстоятельные сведения.
Англичанин, по-видимому, оценил деликатность мэра, поклонился, вышел и походкой истого британца направился на указанную ему улицу.
Господин де Бовиль сидел у себя в кабинете. Англичанин, увидев его, сделал удивленное движение, словно нв первый раз встречался с инспек- тором. Но господин де Бовиль был в таком отчаянии, что все его умствен- ные способности явно поглощала одна-единственная мысль, позволявшая ни его памяти, ни его воображению блуждать в прошлом. Англичанин с обыч- ной для его нац флегматичностью задал ему почти слово в слово тот же вопрос, что и марсельскому мэру.
- Ах, сударь! - воскликнул г-н де Бовиль. - К несчтью, ваши опасе- ния вполне основательны, и вы видите перед собой человека, доведенного до отчаяния. У господина Морреля находилось в обороте двести тысяч фран- ков моих ден; эти двести тысяч составляли приданое моей дочери, кото- рую я намен был выдать замуж через две недели. Эти двести тысяч он обязан был уплатить мне в два срока: пятнадцатого числа этого месяца и пятнадцатого числа следующего. Я уведомил господина Морреля, что желаю непременно получить эти деньги в назначенный срок, и, представьте, не далее как полчаса тому назад он приходил ко мне, чтобы сказать мне, что если его корабль "Фараон" не придет к пятнадцатому числу, то он будет лишен возможности уплатить мне деньги.
- Это весьма похоже на отсрочку платежа, - сказал англичанин.
- Скажитеучше, что это похоже на банкротство! - воскликнул г-н Бо- виль, хватаясь за голову.
Англичанин подумал, потом сказал:
- Так что, эти долговые обязательства внушают вам некоторые опасения?
- Я попросту считаю их безнадежными.
- Я покупаю их у вас.
- Вы?
- Да, я.
- Но, вероятно, с огромной скидкой?
- Нет, за двести тысяч франков; наш торговый дом, - прибавил англича- нин смеясь, - не занимается подобными сделками.
- И вы заплатите мне...
Наличными деньгами.
И англичанин вынул из кармана пачку ассигнаций, представляющих, долж- но быть, сумму вдвое больше той, которую г-н де Бовиль боялся потерять.
Радость озарила лицо г-на де Бовиль; однако он взял себя в руки и сказал:
- Милостивый государь, я должен вас предупредить, что, по всей веро- ятности, вы не получите и шести процентов с этой суммы.
- Это меня не касается, - отвечал англичанин, - это дело банкирского дома Томсон и Френч, от имени которого я действую. Может быть, в его ин- тересах ускорить разорение конкурирующей фирмы. Как бы то ни было, я го- тов отсчитать вам сейчас же эту сумму под вашу передаточную надпись; но только я желал бы получить с вас куртаж.
- Да разумеется! Это более чем справедливое желание! - воскликн г-н де Бовиль. - Куртаж составляет обыкновенно полтора процента; хотите два? три? пять? хотите больше? Говорите!
- Милостивый государь, - возразил, смеясь, англичанин, - я - как моя фирма; я не занимаюсь такого рода делами; я желал бы получить куртаж совсем другого рода.
- Говорите, я вас слушаю.
- Вы инспектор тюрем?
- Уже пятнадцатый год.
- У вас ведутся тюремные списки?
- Разумеется.
- В этих списках, вероятно, есть отметки, кающиеся заключенных?
- О каждом заключенном имеется особое дело.
- Так вот, милостивый государь, в Риме у меня был воспитатель, некий аббат, который вдруг исчез. Впоследствии я узна что он содержался в замке Иф, и я желал бы получить некоторые сведения об его смерти.
- Как его звали?
- Аббат Фариа.
- О, я отлично помню его, - воскликнул г-н де Бовиль, - он был сумас- шедший.
- Да, так я слышал.
- Он несомненно был сумасшедший.
- Возможно; а в чем выражалось его сумасшествие?
- Он утверждал, что знает про какой-то ад, про несметные сокровища, и предлагал правительству огромные суммы за свою свободу.
- Бедняга! И он умер?
- Да, с полгода тому назад, в феврале.
- У вас превосходная память.
- Я помню это потому, что смерть аббата сопровождалась весьма стран- ными обстоятельствами.
- Му ли я узнать, что это за обстоятельства? - спросил англичанин с выражениелюбопытства, которое вдумчивый наблюдатель с удивлением заме- тил бы на его бесстрастном лице.
- Пожалуйста; камера аббата находилась футах в пяти - десяти от дру- гой, в которой содержался бывший бонапартистский агент, один из тех, кто нболее способствовал возвращению узурпатора в тысяча восемьсот пятнад- цатом году, человек чрезвычайно решительный и чрезвычайно опасный.
- В самом деле? - сказал англичанин.
- Да, - отвечал г-н де Бовиль, - я имел случай лично видеть этого че- ловека в тысяча восемьсот шестнадцатом или в тысяча восемьсот семнадца- том году; к нему в камеру спускались не иначе, как со взводом солдат; этот человек произвел на меня сильное впечатление; я никогда не забуду его лица.
На губах англичанина мелькнула улыбка.
- И вы говорите, - сказал он, - что эти две камеры...
- Были отделены одна от другой пространством в пятьдесят футов. Но, по-видимому, этот мон Дантес...
- Этого опасного человека звали...
- Эдмон Дантес. Да, сударь, по-видимому, этот Эдмон Дантес раздобыл инструменты или сам сделал их, потому что был обнаружен проход, пос- редством которого заключенные общались друг с другом.
- Этот проход был вырыт, вероятно, для того чтобы бежать?
- Разумеется; но на их беду с аббатом Фариа случился каталептический припадок, и он умер.
- Понимаю; и это сделалообег невозможным.
- Для мертвого - да, - отвечал г-н де Бовиль, - о не для живого. Напротив, Дантес увидел в этом средство ускорить ой побег. Он, должно быть, думал, что заключенных, умирающих в замкеф, хоронят на обыкно- венном кладбище; он перенес покойника в свою камеру, влез вместо него в мешок, в который того зашили, и стал ждать минуты погребения.
- Это было смелое предприятие, доказывающее известную храбрость, - заметил англичанин.
- Я уже сказал вам, что это был очень опасный человек; к счастью, он сам избавил правительство от беспокойства на его счет.
- Каким образом?
- Неужели вы не понимаете?
- Нет.
- В замке Иф нет кладбища; умерших просто бросают в море, привязав к их ногам тридцатишестинтовое ядро.
- Ну и что же?.. - с туповатым видом сказал англичанин.
- Вот и ему привязали к ногам тридтишестифунтовое ядро и бросили в море.
- Да что вы! - воскликнул гличанин.
- Да, сударь, - продолжал инспектор. - Можете себе представить, каково было удивление беглеца, когда он почувствовал, что его бросают со скалы. Желал бы я видеть его лицо в ту минуту.
- Это было бы трудно.
- Все равно, - сказал г-н де Бовиль, которого уверенность, что он вернет свои двести тысяч франков, привела в отличное расположение духа, - все равноя представляю его себе!
И он громко захохотал.
- И я также, - сзал англичанин.
И он тоже начал смеяться, одними кончиками губ, как смеются англича- не.
- Итак, - продолжал англичанин, первый вернувший себе хладнокровие, - итак, беглец пошел ко дну.
- Как ключ.
- И комендант замка Иф разом избавился и от сумасшедшего и от бешено- го?
- Вот именно.
- Но об этом происшествии, по всей вероятности, составлен акт? - спросил англичанин.
- Да, да, свидетельство о смерти. Вы понимаете, родственники Дантеса, если у него таковые имеются, могут быть заинтересованы в том, чтобы удостовериться, жив он или умер.
- Так что теперь они могут быть спокойны, если ждут после него нас- ледства. Он погиб безвозвратно?
- Еще бы! И им выдадут свидетельство, как только они пожела.
- Мир праху его, - сказал англичанин, - но вернемся к спискам.
- Вы правы. Мой рассказ вас отвлек. Прошу прощения.
- За что же? За ссказ? Помилуйте, он показался мне весьма любопыт- ным.
- Он и в мом деле любопытен. Итак, вы желаете видеть все, что каса- ется вашегбедного аббата; он-то был сама кротость.
- Вы очень меня обяжете.
- Пройдемте в мою контору, и я вам все покажу.
И они отправились в контору де Бовиля.
Инспектор сказал правду: все было в образцовом поряе; каждая ведо- мость имела свой номер; каждое дело лежало на свое месте. Инспектор усадил англичанина в свое кресло и подал ему папку, относящуюся к замку Иф, предоставив ему свободно рыться в ней, а сам уселся в угол и занялся чтением газеты.
Англичанин без труда отыскал бумаги, касающиеся аббата Фариа; но, по-видимому, случай, рассказанный ему де Бовилем, живо заинтересовал его; ибо, пробежав глазами эти бумаги, он продолжал перелистывать дело, пока не дошел до документов об Эдмоне Дантесе. Тут он нашел все па своеместе: донос, протокол допроса, прошение Морреля с пометкой де Вильфора. Он украдкой сложил донос, спрятал его в карман, прочитал протокол допро- са и увидел, что имя Нуартье там не упоминалось; пробежал прошение от 10 апреля 1815 года, в котором Моррель, по совету помощника королевского прокурора, с наилучшими намерениями, - ибо в то емя на престоле был Наполеон, - преувеличивал услуги, оказанные Даесом делу Империи, что подтверждалось подписью Вильфора. Тогда он понял все. Это прошение на имя Наполеона, сохраненное Вильфором, при второй реставрации стало гроз- ным оружием в руках королевского прокурора. Поэтому он не удился, уви- дев в ведомости нижеследующее примечание: Эдмон Дантес. Отвленный бо- напартист, принимал деятельное участие в возвращении узуатора с остро- ва Эльба.
Соблюдать строжайшую тайну; держать под нслабным надзором.
Под этими строками было приписано другой рукой:
"Ничего нельзя сделать".
Сравнив почерк примечания с почерком пометки на прошении Морреля, он убедился, что примечание писано той же самой кой, что и пометка, то есть рукой Вильфора.
Что же касается приписки, сопровождавшей примечание, то англичанин понял, что она сделана тюремным инспектором, который принял мимолетное участие в судьбе Дантеса, но ввиду указанного примечания был лишен воз- можности чем-либо проять это участие.
Господин де Бовиль, как мы уже сказали, из учтивости и чтобы не ме- шать воспитаннику аббата Фариа в его розысках, сидел в углу и читал "Бе- лое знамя".
Поэтому он и не видел, как англичанин сложил и спрятал в карман до- нос, написанный Дангларом в беседке "Резва" и снабженный штемпелем марсельской почты, удостоверяющим, что он вынут из ящика 27 февраля в 6 часов вечера.
Впрочем, если бы он и заметил, то не показал бы виду, ибо придавал слишком мало значения этой бумажке и слишком много значения своидвумс- там тысячам франков, чтобы помешать англичанину, хотя его поступок и на- рушал все правила.
- Благодарю вас, - сказал англичанин, с шумом захлопывая папку. - Я нашел все, что мне нужно. Теперь моя очередь исполнить свое обещание; сделайте просто передаточную надпись, удостоверьте в ней, ч получили сумму сполна, и я тотчас же ее вам отсчитаю.
И он уступил свое место за письменным столом де Бовилю, который сел, не чинясь, и поспешно сделал требуемую надпись, между тем как англичанин на краю стола отсчитывал кредитные билеты.
VIII. ТОРГОВЫЙ ДОМ МОРРЕЛЬ
Если бы кто-нибудь из знавших торговый дом Моррель на несколько лет уехал иМарселя и возвратился в описываемое нами время, то он нашел бы больш перемену.
Вместо оживления, довольства и счастья, которые, так скать, излуча- ет благоденствующий торговый дом; вместо веселых лиц, мелькающих за оконными занавесками; вместо хлопотливых конторщиков, бегающих по кори- дорам, заложив за ухо перо; вместо двора, заваленного всозможными тю- ками и оглашаемого хохотом и криком носильщиков, - он застал бы атмосфе- ру заброшенности и безлюдья. Из множества служащих, когда-то населявших контору, в пустынных коридорах и на опустелом дворе осталось только двое: молодой человек, лет двадцати трех, по имени Эмманюель Эрбо, влюб- ленный в дочь г-на Морреля и, вопреки настояниям родителей, не покинув- шей фирму, и бывший помощник казначея, кривой на один глаз и прозванный Коклосом; [16] это прозвище ему далаолодежь, некогда наполнявшая этот огромный, шумный улей, теперь почти необитаемый, причем оно столь прочно заменило его настоящее имя, что он, вероятно, даже не оглянулся бы, если бы кто-нибудь окликнул его по имени.
Коклес остался на службе у г-на Морреля, и в положении этого честного малого произошла своеобразная перемена; он в одно и то же время возвы- сился до чина казначея и опустился до звания слуги.
Но, несмотря ни на что, он остался все тем же Коклесом - добрым, усердным, преданным, но непреклонным во всем, что касалось арифметики, единственного вопроса, в котором он готов был восстать против целого света, даже против самого г-на Морреля; он верил только таблице умноже- ния, которую знал назубок, как бы ее ни выворачивали и как бы ни стара- лись его сбить.
Среди всеобщего уныния, в которое погрузился дом Морреля, один только Коклес остался невозмутим. Но не нужно думать,что эта невозмутимость проистекала от недостатка привязанности; напротив того, она была следст- вием непоколебимого доверия. Как крысы заран бегут с обреченного ко- рабля, пока он еще не снялся с якоря, так и весь сонм служащих и контор- щиков, земное благополучие которых зависело от фирмы арматора, мало-по- малу, как мы уже говорили, покинул контору и склады; но Коклес, видя всеобщее бегство, даже не задумался над тем, чем оно вызвано; для него все сводилось к цифрам, а т как за свою двадцатилетнюю службу в торго- вом доме Моррель он привык видеть, что платежи производятся с неизменной точностью, то он не допускал мысли, что этому может настать конец и что эти платежи могут прекратиться, подобно тому как мельник, чья мельница приводится в движение силой течения большой реки, не может себе предста- вить, чтобы эта река могла вдруг остановиться. И в самом деле до сих пор ничто еще не поколебало уверенности Коклеса. Последний месячный платеж совершился с непогрешимой точносю. Коклес нашел ошибку в семьдесят сантимов, сделанную г-ном Моррем себе в убыток, и в тот же день предс- тавил ему эти переплаченные четырнадцать су. Г-н Моррель с грустной улыбкой взял их и положил в чти пустой ящик кассы.
- Хорошо, Коклес; вы самый исправный казначей на свете.
И Коклес удалился, как нельзя более довольный, ибо похвала г-на Мор- реля, самого честного человека в Марселе, была для него приятнее награды в пятесят экю.
Но после этого последнего платежа, столь благополучно произведенного, для г-на Морреля настали тяжелые дни; чтобы рассчитаться с кредиторами, он собрал все свои средства и, опасаясь, как бы в Марселе не распростра- нился слух о его разорении, если бы увидели, что он прибегает к таким крайностям, он лично съездил на Бокерскую ярмарку, где продал кое-какие драгоценности, принадлежавшие жене и дочери, и часть своего столового серебра. С помощью этой жертвы на этот раз все обошлось благополучно для торгового дома Моррель; но зато касса совершенно опустела. Кредитнапу- ганный молвой, отвернулся от него с обычным своим эгоизмом; и, чтобы уп- латить г-ну де Бовиль пятнадцатого числа текущего месяца сто тысяч фран- ков, а пятнадцатого числа будущего месяца еще сто тысяч, г-н Моррель мог рассчитывать только на возвращениеФараона", о выходе которого в море его уведомило судно, одновременно с ним снявшееся с якоря и уже благопо- лучно прибывшее в марсельский порт.
Но это судно, вышедшее, как и "Фараон", из Калькутты, прибыло уже две недели тому назад, между тем как о "Фараоне" не было никаких вестей.
Таково было положение дел, когда поверенный римского банкирского дома Томсон и Френч на другой день после своего посещения г-на де Бовиль явился к г-ну ррелю.
Его принял Эмманюель. Молодой человек, которого пугало всякое новое лицо, ибо оно означало нового кредитора, обеспокоенного слухами и при- шедшего к главе фирмы за справками, хотел избавить своего патрона от неприятной беседы; он начал расспрашивать посетителя; но тот заявил, что ничего не имеет сказать г-ну Эмманюелю и желает говорить лично с г-ном Моррелем.
Эмманюель со вздохом позвал Коклеса, Коклес явился, и молодой человек велел ему провести незнакомца к г-ну Моррелю.
Коклес пошел вперед; незнакомец следовал за ним.
На лестнице они встретили прелестную молодую девушку лет шестнадцати - семнадцати, с беспокойством взглянувшую на незнакомца.
Коклес не заметил этого выражения ее лица, но от незнакомца оно, по-видимому, не ускользнуло.
Господин Моррель у себя в кабинете, мадемуазель Жюли? - спросил казначей.
- Да, вероятно, - отвечала неуверенно молодая девушка. - Загляните туда, Коклес, и, если отец там, доложите ему о посетителе.
- Докладывать обо мне было бы бесполезно, - сказал англичанин. - Гос- подин Моррель не знает моего имени; достаточно сказать, что я старший агент фирмы Томсон и Френч, с которой торговый дом вашего батюшки состо- ит в сношениях.
Молодая девушка побледнела и стала спускаться с лестницы, между тем как Коклес и незнакомец поднялись наверх.
Жюли вошла в контору, где занимался Эмманюель; а Коклес с помощью имевшегося у него ключа, что свидетельствовало о его свободном доступе к хозяину, отворил дверь в углу площадки третьего этажа, вптил незнаком- ца в переднюю, отворил затем другую дверь, прикрыл ее за собою, оставив посланца фирмы Томсон и Френч на минуту одного, и вскоре снова появился, делая ему знак, что он может войти.
Англичанин вошел; г-н Моррель сидел за письменным столом и, бледный от волнения, с ужасом смотрел на столбцы своего пассива.
Увидев незнакомца, г-н Моррель закрыл счетную книгу, встал, подаему стул; потом, когда незнакомец сел, опустился в свое кресло.
За эти четырнадцать лет достойный негоциант сильно переменился; в на- чале нашего рассказа ему было тридцать шесть лет, а теперь он приближал- ся к пятидеся. Волосы его поседели; заботы избороздили морщинами лоб; самый его взгляд, прежде столь твердый и решительный, стал тусклым и не- уверенным, словно боялся остановиться на какой-нибудь мысли или на чьем-нибудь лице.
Англичанин смотрел на него с любопытством, явно смешанным с участием.
- Милостивый государь, - сказал г-н Моррель, смущие которого увели- чивалось от этого пристального взгляда, - вы желали говорить со мной?
- Да, сударь. Вам известно, от чьего имени я являюсь?
- От имени банкирского дома Томсон и Френч; так, по крайней мере, сказал мне мой казначей.
- Совершенно верно. Банкирский дом Томсон и Френч в течение ближайших двух месяцев должен уплатить во Франции от трехсот до четырехсот тысяч франков; зная вашу строгую точность в платежах, он собрал все какие мог обязательства за вашей подписью и пучил мне, по мере истечения сроков этих обязательств, получать по ним с вас причитающиеся суммы и расходо- вать их.
Моррель, тяжело вздохнув, провел рукою по влажному лбу.
- Итак, спросил Моррель, - у вас имеются векселя за моей подписью?
- Да, и притом на довольно значительную сумму.
- А на какую именно? - спросил Моррель, стараясь говорить ровным го- лосом.
- Во-первых, - сказал англичанин, вынимая, из кармана сверток бум, - вот передаточная надпись на двести тысяч франков, сделанная на вашу фирму господином де Бовиль, инспектором тюрем. Вы признаете этот долг господину де Бовиль?
- Да, он поместил у меня эту сумму из четырех с половиной процентов пять лет тому назад.
- И вы должны возвратить их ему...
- Одну половину пятнадцатого числа этого месяца, а другую - пятнадца- того числа будущего.
- Совершенно верно. Затем, вот еще векселя на тридцать две тысячи пятьсот франков, которым срок в конце этого месяца. Они подписаны вами и переданы нам предъявителями.
- Я прнаю их, - сказал Моррель, краснея от стыда при мысли, что, быть может, он в первый раз в жизни будет не в состоянии уплатить по своим обязательствам. - Это все?
- Нет, сударь; у меня есть еще векселя, срок которым истекает в конце будущего месяца, переданные нам торговым домом Паскаль и торговым домом Уайлд и Тэрнер, на сумму около пятидесяти пяти тысяч франков; всего двести восемьдесят семь тысяч пятьсот франков.
Несчастный Моррель в продолжение этого исчисления терпел все муки ада.
- Двести восемьдесят семь тысяч пятьсот франков, - повторил он маши- нально.
- Да, сударь, - отвечал англичанин. - Однако, - продолжал он после некоторого молчания, - я скрою от вас, господин Моррель, что при всем уважении к вашей честности, до сих пор не подвергавшейся ни малейшему упреку, в Марселе носится слух, что вы скоро окажетесь несостоятельным.
При таком почти грубом заявлении Моррель страшно побледнел.
- Милостивый государь, - сказал он, - до сих пор, - а уже прошло больше двадцати четырех лет с того дня, как мой отец передал мне нашу фирму, которую он сам возглавлял в продолжение тридцати пяти лет, - до сих пор ни одно представленное в мою кассу обязательство за подписью Моррель и Сын не осталось неоплаченным.
- Да, я это знаю, - отвечал англичанин, - но будем говорить отовен- но, как подобает честным людям. Скажите: можете вы заплатить и по этим обязательствам с такой же точностью?
Моррель вздрогнул, но с твердостью посмотрел в лицо собеседнику.
- На такой откровенный вопрос должно и оечать откровенно, - сказал он. - Да, сударь, я заплачу по ним, если,ак я надеюсь, мой корабль благополучно прибудет, потому что его пбытие вернет мне кредит, кото- рого меня лишили постигшие меня неудачи; но если "Фараон", моя последняя надежда, потерпит крушение...
Глаза несчастного арматора наполнилось слезами.
- Итак, - азал англичанин, - если эта последняя надежда вас обма- нет?..
- Тогда, - продолжал Моррель, - как ни тяжело это выговорить... но, привыкнув к несчастью, я должен привыкнуть и к стыду... тогда, вероятно, я буду вынужден прекратить платежи.
- Разве у вас нет дрей, которые могли бы вам помочь?
Моррель печально улыбнулся.
- В делах, сударь, не бывает друзей, вы это знаете; есть только кор- респонденты.
- Это правда, - прошептал англичанин. - Итак, у вас остается только одна надежда?
- Только одна.
- Последняя?
- Последняя.
- И, если эта надежда вас обманет...
- Я погиб, безвозвратно погиб.
- Когда я шел к вам, то какой-то корабль входил в порт.
- Знаю, сударь; один из моих служащих, оставшийся мне верным в моем несчастье, проводит целые дни в бельведере, на крыше дома, в надежде, что первый принесет мне радостнуюесть. Он уведомил меня о прибытии ко- рабля.
- И это не ваш корабль?
- Нет, это "Жиронда", корабль из Бордо. Он также пришел из Индии; но это не мой.
- Может быть, он знает, где "Фараон", и привез вам какое-нибудь из- вестие о нем?
Признаться вам? Я почти столь же страшусь вестей о моем корабле, как неизвестности. Неизвестность - всетаки надежда.
Помолчав, г-н Моррель прибавил глухим голосом:
- Такое опоздание непонятно; "Фараон" вышел из Калькутты пятого фев- раля; уже больше месяца, как ему пора быть здь.
- Что это, - вдруг сказал англичанин, прислушиваясь, - что э за шум?
- Боже мой! Боже мой! - побледнев, как смерть, воскликнул Моррель. - Что ещелучилось?
С лестницы в самом деле доносился громкий шум; люди бегали взад и вперед; раздался даже чей-то жалобный вопль.
Моррель встал было, чтобы отворить дверь, но силы изменили ему, и он снова устился в кресло.
Они остались сидеть друг против Друга, Моррель - дрожа всем телом, незнакомец - глядя на него с выражением глубокого сострадания. Ш прек- ратился, но Моррель, видимо, ждал чего-то: этот шум имел свою причину, которая лжна была открыться.
Незнакомцу показалось, что кто-то тихо поднимается по лестнице и что на площадке остановилось несколько человек.
Потом он услышал, как в замок первой двери вставили ключ и как она заскрипела на петлях.
- Только у двоих есть ключ от этой двери, - прошептал Моррель, - у Коклеса и Жюли.
В ту же минуту отворилась вторая дверь, и на пороге показалась Жюли, бледная и в слезах.
Моррель встал, дрожа всем лом, и оперся на ручку кресла, чтобы не упасть. Он хотел заговорить, но голос изменил ему.
- Отец, - сказала девушка, умоляюще сложив руки, - простите вашей до- чери, что она приносит вам дурную весть!
Моррель страшно побледнел;юли бросилась в его объятия.
- Отец, отец! - сказала она. - Не терте мужества!
- "Фараон" погиб? - спросил Моррель сдавленным голосом.
Жюли ничего не ответила, но утвердительно кивнула головой, склоненной на грудь отца.
- А экипаж? - спросил Моррель.
- Спасен, - сказала Жюли, - спасен бдоским кораблем, который только что вошел в порт.
Моррель поднял руки к небу с непередаваемым выжением смирения и благодарности.
- Благодарю тебя, боже! - сказал он. - Ты поразил одного меня!
Как ни хладнокровен был англичанин, у него на глаза навернулись сле- зы.
- Войдите, - сказал Моррель, - войдите; я догадываюсь, что вы все за дверью.
Едва он произнес эти слова, как, рыдая, шла госпожа Моррель; за нею следовал Эмманюель. В глубине, в передней, видны были суровые лица се- ми-восьми матросов, истерзанных и полунагих. При виде этих людей англи- чанин вздрогнул. Он, калось, хотел подойти к ним, но сдержался и, нап- ротив, отошел в самый темный и отдаленный угол кабинета.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
[ 25 ]
[ 26 ]
[ 27 ]
[ 28 ]
[ 29 ]
[ 30 ]
[ 31 ]
[ 32 ]
[ 33 ]
[ 34 ]
[ 35 ]
[ 36 ]
[ 37 ]
[ 38 ]
[ 39 ]
[ 40 ]
[ 41 ]
[ 42 ]
[ 43 ]
[ 44 ]
[ 45 ]
[ 46 ]
[ 47 ]
[ 48 ]
[ 49 ]
[ 50 ]
[ 51 ]
[ 52 ]
[ 53 ]
[ 54 ]
[ 55 ]
[ 56 ]
[ 57 ]
[ 58 ]
[ 59 ]
[ 60 ]
[ 61 ]
[ 62 ]
[ 63 ]
[ 64 ]
[ 65 ]
[ 66 ]
[ 67 ]
[ 68 ]
[ 69 ]
[ 70 ]
[ 71 ]
[ 72 ]
[ 73 ]
[ 74 ]
[ 75 ]
[ 76 ]
[ 77 ]
[ 78 ]
[ 79 ]
[ 80 ]
[ 81 ]
[ 82 ]
[ 83 ]
/ Полные произведения / Дюма А. / Граф Монте-Кристо
|
Смотрите также по
произведению "Граф Монте-Кристо":
|