• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Виконт де Бражелон или десять лет спустя

Виконт де Бражелон или десять лет спустя [8/123]

Скачать полное произведение

    Карл II встал и подошел к окну охладить пылавшую голову.
     Атос продолжал:
     - Тогда король сказал: "Remember!" Это слово было обращено ко мне. Вы видите, ваше величество, я не забыл.
     Король не мог сдержать волнения. Атос видел судорожное движение его плеч, слезы на его глазах и сам замолчал, подавленный воспоминаниями, которые пробудил в молодом короле.
     Карл II величайшим усилием поборол рыдания, отошел от окна и сел возле Атоса.
     - Ваше величество, - сказал Атос, - до сих пор я думал, что еще не настал час использовать эти деньги. Но, присматриваясь к событиям в Англии, я почувствовал, что час этот приближается. Завтра я собирался узнать, где вы скрываетесь, и ехать к вашему величеству. Вы сами явились ко мне. Это знак того, что с нами бог.
     - Граф, - отвечал Карл голосом, дрожащим от сильного волнения, - вы мой ангел-хранитель, посланный богом. Вы - мой избавитель, присланный мне отцом из его могилы. Но уже десять лет междоусобная война разоряет мою родину. Она уничтожила многих людей, истерзала землю. Вероятно, в Англии уже нет этого золота, как в сердцах моих подданных - любви.
     - Ваше величество, место, где король зарыл деньги, мне хорошо известно. И никто, я уверен, не мог найти их. Притом разве Ньюкаслский замок совершенно разрушен? Разве его разобрали по камням до - самого основания?
     - Нет, он еще цел, но сейчас генерал Монк занял его и стоит в нем лагерем. Единственное место, где меня ждет помощь, где у меня есть средства, занято, как вы видите, моими врагами.
     - Генерал Монк не мог найти сокровище, о котором я говорю вашему величеству.
     - Допустим, что так. Но неужели я должен отдаться в руки Монка, чтобы воспользоваться сокровищем? Ах, вы видите, граф, надо отказаться от борьбы с судьбой. Она обрушивается на меня всякий раз, как я поднимаюсь. Что я смогу сделать вдвоем с Парри, которого Монк уже один раз прогнал? Нет, граф, нет, покоримся этому последнему удару!
     - А я, не могу ли я сделать попытку там, где вы и Парри бессильны?
     - Вы, граф, вы?!
     - Я поеду с вами, - отвечал Атос, кланяясь, - если это угодно вашему величеству.
     - Ведь вы так счастливы здесь!
     - Я не могу быть счастлив, пока на мне лежит неисполненный долг, а король, ваш отец, возложил на меня заботу о вашей судьбе и распоряжение его деньгами согласно его воле По первому знаку вашего величества я готов двинуться в путь.
     - Ах, граф! - вскричал король, забывая этикет и бросаясь на шею к Атосу. - Вы живое доказательство, что есть на небесах бог, который посылает еще своих вестников несчастным, страждущим на земле.
     Атос, взволнованный этим порывом молодого короля, почтительно поблагодарил его и, подойдя к окну, крикнул:
     - Гримо, лошадей!
     - Как! Вы хотите ехать сейчас же? - спросил король. - Ах, граф, вы - удивительный человек!
     - Ваше величество, - отвечал Атос, - для меня всего важнее служить вам. Притом же, - прибавил он с улыбкой, - эту привычку я приобрел давно, на службе у королевы, вашей тетки, и у короля, вашего отца. Как я могу отступить от нее в ту минуту, когда надо послужить вашему величеству?
     - Что за человек! - прошептал король.
     Потом, подумав, прибавил:
     - Но, граф, я не могу подвергать вас таким тяжким лишениям, не имея никаких средств вознаградить вас за услуги.
     - О, - сказал Атос с улыбкой, - ваше величество смеется надо мной. У вас целый миллион. Ах, если б у меня была половина этих денег, я давно бы уже завербовал целый полк. Но, к счастью, у меня есть еще немного золота и горстка фамильных брильянтов. Надеюсь, вашему величеству угодно будет разделить их с преданным слугой?
     - Не со слугой, а с другом Согласен, граф, но с условием, что потом мои друг разделит со мной мое состояние.
     - Ваше величество, - сказал Атос, отворяя ларец и вынимая из него деньги и драгоценности, - теперь мы богаты. По счастью, нас будет четверо против грабителей.
     Радость окрасила румянцем бледные щеки Карла II. Он увидел, как Гримо, уже одетый по-дорожному, подвел двух лошадей к крыльцу дома.
     - Блезуа, отдай это письмо виконту де Бражелону. Отвечай всем, что я уехал в Париж. Надзор за домом поручаю тебе.
     Блезуа поклонился, простился с Гримо и отпер путешественниками ворота.
    XVII. ИЩУТ АРАМИСА, А НАХОДЯТ ТОЛЬКО БАЗЕНА
     Не прошло и двух часов с момента отъезда Атоса, направившегося на виду у Блезуа по дороге в Париж, как всадник на прекрасной пегой лошади остановился у ворот дома и звонким "Эй!" окликнул конюхов, толпившихся вместе с садовником около Блезуа, обычного поставщика всяких новостей. Услышав хорошо знакомый голос, Блезуа повернул голову и воскликнул:
     - Господин даАртаньян!.. Скорей бегите, отоприте ему ворота!
     Человек восемь бросились к решетке и быстро, словно она была легкой, как перышко, отворили ее. Все низко поклонились даАртаньяну, зная, что граф особенно ласково принимает этого друга, а такие вещи слуги всегда замечают.
     - Ну, - начал даАртаньян с любезной улыбкой, став на стремя, чтобы спрыгнуть с лошади, - где мой дорогой граф?
     - Ах, сударь, какая неудача, - отвечал Блезуа, - и как будет досадно графу, когда он узнает, что вы приезжали! Граф, волею случая, уехал часа два тому назад.
     ДаАртаньяна не смутило это известие.
     - Хорошо, - сказал он, - я вижу, что ты все еще говоришь на самом чистом французском языке; ты дашь мне урок грамматики и красноречия, пока я буду ждать возвращения твоего господина.
     - Это никак не выйдет, сударь, - возразил Блезуа. - Вам придется ждать слишком долго.
     - Он не воротится сегодня?
     - Ни завтра, ни послезавтра: граф отправился в далекое путешествие.
     - Путешествие! - повторил даАртаньян с удивлением. - Что за вздор ты мелешь?
     - Это, сударь, сущая правда Граф поручил мне надзор за домом и прибавил: "Отвечай всем, что я поохал в Париж".
     - А, он поехал в Париж! - воскликнул даАртаньян. - Больше мне ничего не надо... С этого следовало начать, болтун!.. Он уехал часа два назад?..
     - Так точно.
     - Я быстро догоню его. Он один?
     - Нет, сударь.
     - Кто же с ним?
     - Какой-то вельможа, которого я не знаю, да еще старик и наш Гримо.
     - Они не могут мчаться так, как я... Прощай, я спешу.
     - Не угодно ли вам, сударь, выслушать меня? - сказал Блезуа, удерживая лошадь за повод.
     - Пожалуй, если ты бросишь свое краснобайство и будешь говорить побыстрее.
     - Извольте, сударь. Мне кажется, что граф произнес слово Париж так, нарочно...
     - Ого, - протянул даАртаньян задумчиво.
     - Да, сударь. Я уверен, что граф поехал не в Париж. Я готов в этом поклясться.
     - Что заставляет тебя так думать?
     - А вот что: господин Гримо всегда знает, куда направляется наш господин, и он обещал мне, в первый же раз, как они поедут в Париж, взять у меня немного денег, чтобы передать моей жене.
     - Ах, вот что! У тебя есть жена?
     - Со мною была жена, она местная, но господин нашел, что она слишком много болтает, и я отослал ее в Париж; иногда это стеснительно, но порою бывает даже приятно.
     - Я понимаю, но договаривай, однако: значит, ты не думаешь, что граф уехал в Париж?
     - Нет, сударь, ибо это означало бы, что Гримо но сдержал своего слова, нарушил клятву, а это невозможно.
     - Это невозможно, - повторил даАртаньян мечтательно, но с твердой уверенностью. - Хорошо, мой добрый Блезуа, благодарю тебя.
     Блезуа поклонился.
     - Слушай, Блезуа, ты знаешь, что я нелюбопытен...
     Мне непременно нужно увидеться с твоим господином, не можешь ли ты... хотя бы (ты говоришь так хорошо), намекнуть. Скажи одно слово... Остальное я пойму,
     - Честью клянусь, сударь, не могу... Я решительно не знаю, куда поехал граф. Подслушивать у дверей я не привык, это у нас строго запрещено.
     - Ах, мой друг, - отвечал даАртаньян, - какое плохое начало для меня! Знаешь ли ты, по крайней мере, когда граф воротится?
     - Тоже не знаю.
     - Вспомни, Блезуа, сделай усилие!
     - Вы не верите моей искренности?.. Вы меня чувствительно обижаете!
     - Черт бы побрал его позлащенный язык! - проворчал даАртаньян. - Лучше бы встретить простого мужика, он сказал бы мне все, что нужно... Прощай!
     - Имею честь, сударь, всенижайше вам кланяться.
     "А, чтоб тебя! - подумал даАртаньян. - Какой несносный болтун!"
     Он в последний раз взглянул на красный дом, повернул лошадь и поехал с видом беззаботного человека.
     Доехав до конца стены, скрытый от всех посторонних взоров, он тяжело вздохнул и сказал:
     - Обсудим положение. Неужели Атос был дома? Кет. Все эти лентяи, стоявшие сложа руки посреди двора, бегали бы как сумасшедшие, если б хозяин мог видеть их. Атос путешествует?.. Это непостижимо. Он ужасно любит таинственность. Вообще не такой человек нужен мне. Мне нужен ум хитрый, терпеливый. Мой герой живет в Мелюне, в знакомом церковном доме. Сорок пять лье! Четыре с половиной дня! Ну что ж, погода прекрасная, и я свободен. Проглотим это пространство.
     Он пустил лошадь рысью по дороге в Париж. Через четыре дня он приехал в Мелюн, как и задумал.
     ДаАртаньян имел обыкновение ни у кого не спрашивать дороги. Он всегда полагался на свою проницательность, которая никогда его не обманывала, на свой тридцатилетний опыт и старую привычку читать по внешнему виду зданий и лицам людей.
     В Мелюне даАртаньян сразу разыскал церковный дом, красивое оштукатуренное здание из кирпича. Виноградные лозы вились вдоль труб, а на крыше виднелся высеченный из камня крест. Из залы, расположенной в нижнем этаже дома, доносился говор или, лучше сказать, гул голосов, похожий на писк птенцов, сидящих б гнезде под крылом матери. Один голос громко называл буквы азбуки. Другой, густой и певучий, бранил шалунов и поправлял ошибки учеников.
     ДаАртаньян узнал этот голос. И так как окно было открыто, то он наклонился с лошади, раздвинул листья винограда и крикнул:
     - Базен! Милый Базен, здравствуй!
     Низенький толстяк, с плоским лицом, с коротко стриженными, - чтобы походить на тонзуру, - седыми волосами и в черной бархатной ермолке на голове, встал, услышав голос даАртаньяна, впрочем, даже не встал, а, скорее, подпрыгнул, уронив табуретку. Ученики бросились поднимать ее, и между ними завязалась битва не хуже той, какую затеяли греки, чтобы отнять у троянцев тело Патрокла. Букварь и линейка тоже выпали из рук Базена.
     - Вы здесь! - вскричал он. - Вы, господин д'Артаньян?!
     - Да, это я. Где Арамис... то бишь шевалье д'Эрбле?.. Ах, опять ошибся! Где господин главный викарий?
     - Сударь, - отвечал Базен с достоинством, - его преосвященство в своей епархии.
     - Что такое? - сказал даАртаньян. - Так он епископ?
     - Откуда вы явились, что не знаете этого? - перебил Базен довольно непочтительно.
     - Любезный Базен, мы, язычники, люди военные, знаем только, когда кого-нибудь производят в полковники, генералы или фельдмаршалы; но о епископах и папе, черт меня побери, вести до нас доходят только тогда, когда три четверти мира знает об этом!
     - Шш! Шш! - сказал Базен, вытаращив глаза. - Не портите мне детей, которым я стараюсь внушить добрые нравы.
     Дети действительно оглядывали даАртаньяна и любовались его лошадью, длинной шпагой, шпорами и воинственным видом. Они особенно удивлялись его громкому голосу, и когда он произнес свое любимое словцо, вся школа закричала: "Черт побери! - со страшным хохотом, визгом и топаньем. Мушкетер усмехнулся, а старый учитель совсем потерял голову.
     - Да замолчите ли вы, шалуны! - закричал он. - Ах, господин ДаАртаньян, вот вы приехали, и прощай мои добрые нравы!.. Как всегда, вместе с вами приходит беспорядок!.. Просто столпотворение вавилонское!.. Ах, такие несносные мальчишки!
     Достопочтенный Базен стал раздавать направо и налево затрещины, от которых ученики его принялись кривить еще громче, только другими голосами.
     - А где епархия Арамиса? - спросил ДаАртаньян.
     - Его преосвященство Рене состоит епископом в Ванне.
     - Кто выхлопотал ему это место?
     - Наш сосед, господин суперинтендант финансов.
     - Кто? Господин Фуке?
     - Конечно, он.
     - Так Арамис с ним в дружбе?
     - Господин епископ каждое воскресенье говорил проповедь в капелле господина суперинтенданта в Во; и потом они вместе ходили на охоту.
     - Вот как!
     - И господин епископ часто работал над своими нотациями... то есть я хотел сказать - над своими проповедями, вместе с суперинтендантом.
     - Так он стихами, что ли, проповедует, сей достойный епископ?
     - Сударь, не шутите над религией, ради бога!
     - Ладно, Базен, ладно. Так что Арамис в Ванне?
     - В Ванне, в Бретани.
     - Ты скрытен, Базен, это неправда.
     - Но, сударь, ведь священнический дом пустует.
     - Он прав, - промолвил ДаАртаньян, глядя на дом, вид которого говорил об отсутствии хозяина.
     - Но монсеньер должен был написать вам о своем посвящении.
     - А давно он посвящен?
     - Уже месяц.
     - Ну, так времени прошло немного. Я не мог еще понадобиться Арамису. А почему ты не поехал с ним, Базен?
     - Нельзя, сударь, у меня здесь дело.
     - Азбука?
     - И мои прихожане.
     - Как! Ты исповедуешь, ты аббат?
     - Почти. Таково мое призвание.
     - А ты прошел предварительные ступени?
     - О, - сказал Базен с апломбом, - теперь, когда мой господин назначен епископом, мне в этом нет надобности.
     И он самодовольно потер руки.
     "Решительно, - подумал даАртаньян, - с этим человеком ничего не поделаешь".
     - Вели дать мне поесть, Базен.
     - С удовольствием, сударь.
     - Цыпленка, бульон и бутылку вина.
     - Сегодня суббота, день постный, - заме! ил Базен.
     - Мне разрешено, - возразил даАртаньян.
     Базен посмотрел на него с сомнением.
     - Ах ты, лицемер! - закричал даАртаньян. - Так ты, слуга Арамиса, надеешься получить позволение совершать злодеяния, не пройдя предварительных ступеней, а мне, его другу, не разрешено даже поесть скоромного в субботу? Базен, будь со мною любезен, или, клянусь богом, я пожалуюсь королю, и ты навсегда лишишься права исповедовать. Ты знаешь, что король утверждает епископов? Король на моей стороне; значит, я сильнее вас.
     Базен двусмысленно улыбнулся.
     - О, на нашей стороне господин суперинтендант!
     - Так ты издеваешься над королем?
     Базен ничего не ответил, но улыбка его была довольно красноречива.
     - Давай ужинать! - попросил даАртаньян. - Скоро семь часов.
     Базен обернулся и приказал старшему ученику пойти к кухарке. Тем временем даАртаньян занялся осмотром дома.
     - Ну, - сказал он пренебрежительно, - господин епископ живет неважно.
     - У него есть замок в Во, - молвил Базен.
     - Который, может быть, стоит Лувра? - спросил мушкетер с насмешкой.
     - Он гораздо лучше, - ответил Базен хладнокровно.
     - Вот как? - ответил даАртаньян.
     Может быть, он стал бы спорить и отстаивать превосходство Лувра. Но тут он заметил, что лошадь его все еще стоит на привязи у ворот.
     - Черт возьми! - сказал он. - Вели-ка позаботиться о моей лошади. У твоего господина, верно, нет такого коня.
     Базен искоса взглянул на лошадь и произнес:
     - Господин суперинтендант пожаловал нам четырех лошадей из своей конюшни, и каждая из них стоит четырех таких, как ваша.
     Кровь бросилась в лицо даАртаньяну. У него зачесались руки. Он посмотрел на голову Базена, обдумывая, куда хватить кулаком Но вспышка эта тотчас же прошла, даАртаньян успокоился и усмехнулся:
     - Черт возьми! Я хорошо сделал, что оставил королевскую службу. А скажи-ка мне, любезный Базен, сколько мушкетеров у господина суперинтенданта?
     - На свои деньги он купит всех, сколько их есть во Франции, - отвечал Базен, закрывая книгу и выпроваживая учеников из залы ударами линейки.
     - Черт возьми! - сказал даАртаньян в последний раз.
     Тут ему доложили, что ужин готов. Он пошел за кухаркой, которая провела его в столовую, где ожидал накрытый стол.
     ДаАртаньян сел за стол и решительно атаковал жаркое. "Мне кажется, - думал он, запуская зубы в цыпленка, которого, видимо, забыли откормить, - что я напрасно не поступил в свое время на службу к этому господину. Суперинтендант, должно быть, могущественный вельможа. Право же, живя при дворе, мы ровно ничего не знаем. Лучи солнца мешают нам видеть крупные звезды; а они такие же солнца, только немного подальше от земли, вот и вся разница".
     ДаАртаньян любил, для своего удовольствия и пользы, заставлять людей говорить о предметах, занимавших его. Поэтому он всячески стал тормошить Базена, но тщетно: от державшегося настороженно Базена ничего не удалось добиться, кроме однообразных и преувеличенных похвал суперинтенданту финансов. С досады д'Артаньян тотчас по окончании ужина попросил, чтобы ему указали место для ночлега.
     Базен ввел даАртаньяна в неуютную комнату, где он увидел скверную постель. Но мушкетер был нетребователен. Базен заявил ему, что Арамис взял с собою ключи от остальных комнат. Это нисколько не удивило даАртаньяна, так как он знал, что Арамис часто прячет у себя вещи, которые никто не должен видеть. Поэтому даАртаньян так же решительно атаковал жесткую постель, как раньше жесткого цыпленка. Ему не меньше хотелось спать, чем прежде есть, и потому он заснул так же быстро, как обглодал цыплячьи косточки.
     Выйдя в отставку, даАртаньян дал себе слово, что будет теперь спать так же крепко, как прежде чутко; хотя он дал себе это обещание от души и с твердым намерением неукоснительно исполнить его, однако же вскоре после полуночи его разбудил стук экипажей и топот коней... Внезапно свет проник в его комнату. В одной рубашке он соскочил с постели и подбежал к окну.
     "Неужели король решил вернуться? - подумал он, протирая глаза. - Такая свита может сопровождать только короля..."
     - Да здравствует господин суперинтендант! - кричал или, лучше сказать, вопил кто-то в окне нижнего этажа.
     ДаАртаньян узнал голос Базена. Базен орал изо всех сил, одной рукой размахивая платком, в другой держа свечу.
     Перед глазами даАртаньяна в окне первой кареты промелькнуло лицо блестящего вельможи. В то же время в карете раздался громкий хохот, вероятно, относившийся к странной фигуре Базена. Свита тоже хохотала.
     - Я должен был догадаться, что это не король, - сказал даАртаньян. - Никто так от души не смеется, когда проезжает его величество.
     - Эй, Базен! - закричал он своему соседу, который высунулся из окна, чтобы подольше видеть карету. - Кто это такой?
     - Господин Фуке, - отвечал Базен важно.
     - А все эти люди?
     - Двор господина Фуке.
     - Ого! - пробормотал даАртаньян. - Что сказал бы Мазарини, если б слышал это?
     И он снова лег в раздумье, спрашивая себя, каким образом случается, что Арамису всегда покровительствует самый могущественный в королевстве вельможа.
     "Неужели он счастливее меня? Или я глупее его?.. Эх!.."
     Словом "эх" даАртаньян, научившись мудрости, оканчивал теперь каждую свою мысль и фразу. Прежде он говаривал: "черт возьми!", похожее на удар шпор. Теперь он состарился и шептал только философское "эх", служившее уздой для всех страстей.
    XVIII. Д'АРТАНЬЯН ИЩЕТ ПОРТОСА, А НАХОДИТ ТОЛЬКО МУШКЕТОНА
     Когда даАртаньян убедился, что господина главного викария д'Эрбле нет дома и что его нельзя найти ни в Мелюне, ни в окрестностях, он расстался с Базеном без особого сожаления и лишь искоса взглянул на великолепный замок Во, начинавший уже гордиться тем величием, которое впоследствии послужило причиной его падения.
     Кусая губы, как человек, полный подозрений и недоверия, он сказал, пришпорив свою пегую лошадь:
     - Ну, верно, в Пьерфоне я найду человека получше и сундук пополнее. А мне только этого и надо, потому что у меня возникла одна идея.
     Не станем передавать читателю прозаических подробностей путешествия даАртаньяна, прибывшего в Пьерфон лишь на третий день. ДаАртаньян ехал через Нантейль-ле-Одуан и Крепи. Еще издалека он увидел замок Людовика Орлеанского, который, став достоянием короны, охранялся старым привратником. Это был один из тех волшебных средневековых замков, обнесенных стеною толщиной в двадцать футов, с башнями высотой в сто.
     ДаАртаньян проехал вдоль стен замка, взглядом измерил его башни и спустился в долину. Вдалеке возвышался замок Портоса, расположенный над большим прудом и прилегавший к великолепному лесу. Это был тот же замок, который мы уже имели удовольствие описать нашим читателям; так что сейчас мы ограничимся тем, что лишь укажем на него.
     Первое, что заметил даАртаньян после того, как взглянул на прекрасные деревья, на майское солнце, золотившее зеленые холмы, на тенистые леса, тянувшиеся к Компьену, был огромный ящик на колесах; два лакея подталкивали его сзади, а другие два тащили спереди. В ящике помещалось нечто странное, зеленого и золотого цвета. Издалека оно представлялось какой-то бесформенной массой. Когда ящик немного приблизился, содержимое его стало походить на огромную бочку, обтянутую зеленым сукном с галунами; еще ближе оно оказалось человеком, неуклюжим толстяком, нижняя часть туловища которого расползлась внутри ящика, заполнив все его пространство; наконец, подъехав, этот толстяк обернулся Мушкетоном. Да, это был Мушкетон, разжиревший и состарившийся, с седыми волосами и красным, как у паяца, лицом.
     - Клянусь богом, - воскликнул даАртаньян, - это наш добрый, милый Мушкетон!
     - А! - вскричал толстяк. - Какая радость! Какое счастье! Господин даАртаньян!.. Стойте, дураки!
     Последние слова относились к лакеям, которые везли его. Ящик остановился, и все четыре лакея с военной четкостью разом сняли шляпы, украшенные галуном, и стали в ряд за ящиком.
     - Ах, господин даАртаньян! - сказал Мушкетон. - Как бы я желал обнять ваши колени! Но я не могу двигаться, как вы изволите видеть.
     - Что же это, от старости?
     - О нет, сударь, не от старости, а от болезней, от горестей!
     - От горестей? - повторил даАртаньян, подходя к ящику. - Что, ты с ума сошел, добрый друг? Слава богу, ты здоров, как трехсотлетний дуб.
     - Ах, а ноги-то, господин даАртаньян, а ноги-то? - простонал верный слуга.
     - Что же?
     - Ноги не хотят меня носить.
     - Неблагодарные! А ведь ты, верно, очень хорошо кормишь их, Мушкетон?
     - Увы, сударь, да! Они не могут пожаловаться на меня в этом отношении, - вздохнул Мушкетон. - Я всегда делал все, что мог, для своего тела; ведь я не эгоист. - И Мушкетон опять вздохнул.
     "С чего это он так? Может быть, тоже хочет стать бароном", - подумал даАртаньян.
     - Боже мой! - продолжал Мушкетон, выходя из задумчивости. - Как монсеньер будет рад, узнав, что вы вспомнили о нем.
     - Добрый Портос! - вскричал даАртаньян. - Я горю желанием обнять его!
     - О, - сказал Мушкетон с чувством. - Я, разумеется, не премину написать ему. Сегодня же и немедля.
     - Так он в отсутствии?
     - Да нет же, господин.
     - Так где же он, близко или далеко?
     - О, если б я знал, господин...
     - Черт возьми! - вскричал мушкетер, топнув ногой. - Ужасно мне не везет! Ведь Портос всегда сидел дома.
     - Ваша правда, сударь. Нет человека, который был бы так привязан к дому, как монсеньер. Но, однако... по просьбе друга, достопочтенного господина д'Эрбле...
     - Так Портоса увез Арамис?
     - Вот как все это случилось. Господин д'Эрбле написал монсеньеру письмо, да такое, что здесь все перевернулось вверх дном...
     - Расскажи мне все, любезный друг. Но прежде отошли лакеев.
     Мушкетон закричал: "Прочь, болваны!" - таким могучим голосом, что мог одним дыханием, без слов, свалить с ног всех четырех слуг. ДаАртаньян присел на край ящика и приготовился слушать.
     Мушкетон начал:
     - Как я уже докладывал вам, монсеньер получил письмо от господина главного викария д'Эрбле дней восемь или девять тому назад, когда у нас был день сельских наслаждений, то есть среда.
     - Что это значит, - спросил даАртаньян, - "день сельских наслаждений"?
     - Изволите видеть, у нас столько наслаждений в этой прекрасной стране, что они нас обременяют. Наконец мы были вынуждены распределить их по дням недели.
     - Как узнаю я в этом руку Портоса! Мне бы такая мысль не пришла в голову. Правда, я-то не обременен различными удовольствиями.
     - Зато мы были обременены, - заметил Мушкетон.
     - Ну как же вы распределили их? Говори! - сказал даАртаньян.
     - Да длинно рассказывать, сударь.
     - Все равно говори, у нас есть время; и к тому же ты говоришь так красиво, любезный Мушкетон, что слушать тебя - просто наслаждение.
     - Это верно, - отозвался Мушкетон с выражением удовлетворения на лице, происходящим, вероятно, оттого, что его оценили по справедливости. - Это верно, что я добился больших успехов в обществе монсеньера.
     - Я жду распределения удовольствий, Мушкетон, и жду его с нетерпением. Я хочу убедиться, что приехал в удачный день.
     - Ах, господин даАртаньян, - отвечал Мушкетон печально. - С тех пор как уехал монсеньер, улетели все наслаждения!
     - Ну так призовите к себе ваши воспоминания, милый мой Мушкетон.
     - Каким днем угодно вам начать?
     - Разумеется, с воскресенья. Это - божий день.
     - С воскресенья, господин?
     - Да.
     - В воскресенье у нас наслаждения благочестивые: монсеньер идет в капеллу, раздает освященный хлеб, слушает проповедь и наставления своего аббата. Это не слишком весело, но мы ждем монаха из Парижа: уверяют, что он говорит удивительно хорошо, это развлечет нас, потому что наш аббат всегда нагоняет на нас сон, - так что по воскресеньям - религиозные наслаждения, а по понедельникам - мирские.
     - Ах, так! - сказал даАртаньян. - А как ты сам это понимаешь, Мушкетон? Давай рассмотрим сначала мирские наслаждения, ладно?
     - По понедельникам мы выезжаем в свет, принимаем гостей и отдаем визиты; играем на лютне, танцуем, пишем стихи на заданные рифмы, - словом, курим фимиам в честь наших дам.
     - Черт возьми! Это предел галантности! - вскричал мушкетер, едва удерживаясь от непреодолимого желания расхохотаться.
     - Во вторник наслаждения ученые.
     - Браво! - одобрил даАртаньян. - Перечисли-ка мне их подробнее, любезный Мушкетон.
     - Монсеньер изволил купить большой шар, который я покажу вам; он занимает весь верх большой башни, кроме галереи, которая выстроена по приказанию монсеньера над шаром. Солнце и луна висят на ниточках и на проволоке Все это вертится; бесподобное зрелище! Монсеньер показывает мне далекие земли и моря; мы обещаемся никогда не ездить туда Это чрезвычайно занимательно!
     - В самом деле, очень занимательно, - отвечал д'Артаньян - А в среду?
     - В среду наслаждения сельские, как я уже имел честь вам докладывать. Мы осматриваем овец и коз монсеньера; заставляем пастушек плясать под звуки свирели, как описано в одной книжке, которая есть в библиотеке у монсеньера. Но это еще ее все. Мы удим "рыбу в маленьком канале и потом обедаем с венками из цветов на головах. Вот наши наслаждения в среду.
     - Да, среду вы не обижаете. Но что же осталось на долю бедного четверга?
     - И он не обойден, сударь, - отвечал Мушкетон с улыбкой. - В четверг наслаждения олимпийские. Ах, сударь, как они великолепны! Мы собираем всех молодых вассалов монсеньера и заставляем их бегать, бороться, метать диски. Монсеньер сам уже не бегает, да и я тоже. Но диск монсеньер мечет лучше всех. А если ударит кулаком, так беда!
     - Беда? Почему?
     - Да, монсеньеру пришлось отказаться от борьбы. Он прошибал головы, разбивал челюсти, проламывал груди. Веселая игра, но никто не хочет больше играть с ним.
     - Так его кулак...
     - Стал еще крепче прежнего. У монсеньера несколько ослабели ноги, как он сам сознается; зато вся сила перешла в руки, и он...
     - Убивает быка по-прежнему?
     - Нет, сударь, лучше того: пробивает стены. Недавно, поужинав у одного из своих фермеров, - вы знаете, какой он пользуется любовью народа, - монсеньер вздумал пошутить и ударил кулаком в стену. Стена упала, кровля тоже; убило трех крестьян и одну старуху.
     - Боже мой! А сам он остался цел?
     - Ему слегка поцарапало голову! Мы промыли ранку водой, которую присылают нам монахини... Но кулаку ничего не сделалось.
     - К черту олимпийские наслаждения. Они обходятся слишком дорого, раз потом остаются вдовы и сироты...
     - Ничего, сударь, мы им назначаем пенсии: на это определена десятая доля доходов монсеньера.
     - Перейдем к пятнице!
     - В пятницу наслаждения благородные и воинские.
     Мы охотимся, фехтуем, учим соколов, объезжаем лошадей. Наконец, суббота посвящается умственным наслаждениям: мы обогащаем свой ум познаниями, смотрим картины и статуи монсеньера, иногда даже пишем и чертим планы, а иногда палим из пушек монсеньера.
     - Чертите планы! Палите из пушек!
     - Да, сударь.
     - Друг мой, - сказал даАртаньян, - барон дю Валлон обладает самым тонким и благородным умом; но есть род наслаждений, который вы забыли, мне кажется...
     - Какие, сударь? - спросил Мушкетон с тревогой.
     - Материальные.
     Мушкетон покраснел.
     - Что вы под этим подразумеваете? - спросил он, опуская глаза в землю.
     - Стол, вино, веселую беседу за бутылкой.
     - Ах, сударь, эти вещи не идут в счет: ими мы наслаждаемся ежедневно.
     - Любезный Мушкетон, - продолжал даАртаньян, - извини меня, но я так увлекся твоим очаровательным рассказом, что забыл о самом главном, о том, что господин д'Эрбле написал барону.
     - Правда, сударь, наслаждения отвлекли нас от главного предмета разговора. Извольте выслушать. В среду пришло письмо; я узнал почерк и сразу подал письмо господину барону.
     - И что же?
     - Монсеньер прочел и закричал: "Лошадей! Оружие! Скорей!"
     - Ах, боже мой! - воскликнул даАртаньян. - Наверное, опять дуэль!
     - Нет, сударь, в письме было только сказано: "Любезный Портос, сейчас же в дорогу, если хотите приехать раньше экинокса. Жду вас".

/ Полные произведения / Дюма А. / Виконт де Бражелон или десять лет спустя

Смотрите также по произведению "Виконт де Бражелон или десять лет спустя":

• Краткое содержание