• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Лондон Д. / Маленькая хозяйка большого дома

Маленькая хозяйка большого дома [3/20]

Скачать полное произведение

    В школе он был просто учеником среди прочих учеников, и все миллионы отца не могли изменить того факта, что не он, а сын подносчика кирпича Пэтси Хэллорэна показал себя вундеркиндом в математике, а Мона Сангви- нетти, мать которой содержала зеленную, была рекордсменкой по части пра- вописания. Не помогли ему также ни отцовские миллионы, ни дворец на Ноб-Хилле, когда он, сбросив куртку, голыми кулаками, без всяких раундов и правил, ался из последних сил то с Джимми Батсом, то с Джаном Шоияс- ким и дрими мальчиками, представителями того мужественного и крепкого поколея, которое могло вырасти только в Сан-Франциско в период его бурн и воинственной, мощной и здоровой юности, - того поколения, из которого вышло затем столько боксеров, рассеявшихся по свету в поисках славы и денег.
     Самым умным, что "Счастливчик" Форрест мог сделать для сына, было дать ему эту демократическую закваску. В глубине души Дик никогда не за- бывал того, что он живет во дворце с десятками слуг и что отец его - мо- гуществный и влиятельный миллионер, но вместе с тем он научился ува- жать мократию и людей, которые должны рассчитывать только на самих се- бя и на свои руки. Он научился этому тогда, когда на классном состязании по фографии победила Мона Сангвинетти, а Берни Миллер обогнал его на состязаниях в беге.
     И когда Тим Хэгэн в сотый раз разбил ему нос и губам и после ряда ударов под ложечку повалил его, ослепленного, задыхающегося, и Дик сопел и не мог пошевелить распухшими губами, то никакие дворцы и чековые книж- ки не могли ему помочь. Он сам, своими кулаками, должен был отстоять се- бя. Именно тут, весв поту и в крови. Дик научился упорной борьбе и умению не сдавать, даже когда битва проиграна. Удары, которые ему на- носил Тим, были ужасны, но Дик выдержал. Он крепился до тех пор, пока они не решили, о одному другого не побороть. Но к этому решению они пришли, только когда оба в изнеможении лежали на земле, всхлипывая от боли и тошноты, от бешенства и упрямства. После этого они подружились и вместе верховодили на школьном оре.
     "Счастливчик" Ричард Форрест умер в том же месяце, в каком Дик окон- чил школу. Дику исполнилось тринадцать лет; у него было двадцать миллио- нов и ни одного родственника, который бы мог вмешиваться в его жизнь. У него были, кроме того, дворцы, толпа слуг, паровая яхта, конюшни и лет- няя вилла у моря, на южном конце полуострова, в Мэнло, колонии набобов. Один только стеснительный придаток ко всему этому получил он, - и это были его опекуны.
     И вот в летний день в большой библиотеке Диприсутствовал на их пер- вом совещании. Их было трое, все пожилые, богатые, юристы и дельцы; все - бывшие компаньоны его отца. Когда они изложили Дику положение дел, он почувствовал, что, несмотря на их самые благие намерения, у него нет с ними решительно ни одной точки соприкосновения. Ведь их юность была уже так далека от них. Кроме того, ему стало совершенно ясно, что именно его, вот этого мальчика, судьбой которого они так озабочены, эти пожилые мужчины совершенно не понимают. Поэтому Дик с присущей ему категорич- ностью решил, что только он один в целом мире знает, что для него самое лучшее.
     Мистер Крокетт произнес длинную речь, и Дик выслушал ее с подобающим и нтороженным вниманием, кивая головой всякий раз, когда говоривший обращался пря к нему. Мистер Дэвидсон и мистер Слокум также высказали свои соображения, и он отнесся к ним не менее почтительно. Между прочим. Дик узнал иих слов, какой прекрасный и благородный человек был его отец, а также, какую программу выработали его опекуны, чтобы сделать из него столь же прекрасного и благородного человека.
     Когда они кончили свои объясненияслово взял Дик.
     - Я все обдумал, - заявил он, - и прежде всего - я отправлюсь путе- шествовать.
     - Путешествия - это потом, мой мальчик, - мягко пояснил мистер Сло- кум. - Когда... ну... когда вы приготовить в университет... вам будет очень полезно - да, да, чрезвычайно полезно... провести годик за грани- цей.
     - Разумеется, - торопливо вмешался мистер Дэвидсон, заметив, что в глазах мальчика вспыхнуло недовольство и он с бессознательным упорством сжал губы, - разумеется, можно будет и до этого совершать небольшие по- ездки, например, во время каникул... Мои коллеги, наверное, согласятся, что подобные поездки - разумеется, при соответствующем рукодстве и должном надзоре, - что такие поездки во время каникул могут быть поучи- тельны и даже желательны.
     - А сколько, вы сказали, у меня денег? - спросил Дик ни с того ни с сего.
     - Двадцать миллионов по самому скромному подсчету... да, примерно эта сумма, - не задумываясь, ответил мистер Крокетт.
     - А если я скажу вам, что мне сейчас нужно сто долларов? - продолжал Дик.
     - Но... это... гм... - и мистер Слокум вопросительно посмотрел на своих коллег.
     - Мы были бы поставлены в необходимость спросить вас, на что вам нуж- ны эти деньги, - ответил мистер Крокетт.
     - А что, если я... - очень медленно проговорил Дик, глядя в упор на мистера Крокетта, - если я отвечу вам, что очень сожалею, но объяснять, зачем они мне нужны, не хочу?
     - В таком случае вы бы их не получили, - ответил мистер Крокетт весьма решительно, и в его ответе послышалось даже некоторое раздражение и досада.
     Дик задумчиво кивнул головой, как стараясь запомнить этот ответ.
     - Ну, конечно, мой друг, - поспешно вмешался мистер Слокум, - вы же слишком молоды, чтобы распоряжаться своими деньгами, сами понимаете. И пока мы призваны это делать вместо ва
     - Значит, я без вашего разрешения не могу взять ни одного пенни?
     - Ни одного! - отрезал мистер Крокетт.
     Дик снова задумчиво покачал головои пробормотал:
     - О да, понимаю...
     - Конечно, вполне естественно и даже справедливо, чтобы вы получали небольшие карманные деньги на ваши личные траты, добавил мистер Дэвид- сон. - Ну, скажем, доллар или два доллара в неделю. По мере того как вы будете становиться старше, эту сумму можно будет увеличивать. А когда вам минет двадцать один год, вы, без сомнения, окажетесь в состоянии уп- равлять своими делами самостоятельно; разумеется, и мы вам поможем сове- тами...
     - И хотя у меня двадцать миллионов, я до двадцати одного года не смо- гу взять даже сто долларов и истратить их как мне хочется? - спросил Дик очень смиренно.
     Мистер Дэвидсон решил было ответить утвердительно, но подбирал выра- жения помягче; однако Дик заговорил снова:
     - Насколько я понимаю, мне можно тратить деньги только после вашего общего решения?
     Опекуны закивали.
     - И все то, на чем мы согласимся, будет иметь силу? И опять опекуны кивнули.
     - Ну вот, я хотел бы сейчас же получить сто долларо - заявил Дик.
     - А для чего? - осведомился мистер Крокетт.
     - Пожалуй, я скажу вам, - ответил мальчик спокойно и серьезно. - Я отправлюсь путешествовать.
     - Сегодня вы отпратесь в постель ровно в восемь тридцать, и больше никуда, - резко отчеканил мистер
     Крокетт. - Никаких ста долларов вы не получите. Дама, о которой мы вам говорили, придет сюда к шести часам. Вы будете ежедневно и ежечасно состоять на попечении. В шесть тридцать вы, как обычно, сядете с нею за стол, а потом она позаботится о том, чтобы вы легли в надлежащее вре- мя. Мы уже говорили вам, что она должна заменить вам мать и смотреть за вами... Ну... чтобы вы мыли шею и уши...
     - И чтобы я по субботам брал ванну, - с глубочайшей кротостью докон- чил Дик.
     - Вот именно.
     - Сколько же вы... тость я буду платить этой даме за ее услуги? - продолжал расспрашивать Дик с той раздражающей непоследовательностью, которая уже входила у него в привычку и выводила из себя учителей и то- варищей.
     Впервые мистер Крокетт ответил не сразу и сначала откашлялся.
     - Ведь э же я плачу ей, не правда ли? - настаивал Дик. - Из моих двадцати миллионов? Верно?
     "Вылитый отец", - заметил про себя мистер Слокум.
     - Миссис Соммерстон - "эта дама", как вам угодно было выразиться, - будет получать полтораста долларов в месяц, что составит в год ровно ты- сячу восемьсот долларов, - пояснил мистер Крокетт.
     - Выброшенные деньги, - заявил со вздохом Дик. - Да еще считайте стол и квартиру!
     Дик поднялся - тринадцатилетний аристократ не по рождению, но потому, что он вырос во дворце на Ноб-Хилле, - и стоял перед опекунами так гор- до, что все трое тоже невольно поднялись со своих кожаных кресел. Но он стоял перед ними не так, как стоял, быть может, некогда маленький лорд Фаунтлерой [2], ибо в Дике жили две стихии. Он знал, то человеческая жизнь многолика и многогранна: недаром Мона Сангвинетти оказалась сильнее его в орфографии и недаром он дрался с Тимом Хэгэном, а потом дружил с ним, деля власть над товарищами.
     Он был сыном человека, пережившего золотую лихорадку сорок девятого года. Дома он рос аристократом, а школа воспитала в нем демократа. И его преждевременно развившийся, но еще незрелый ум уже улавливал разну между привилегированными сословиями и народными массами. Помимо того, в нем жили твердая воля и спокойная уверенность в себе, совершенно непо- тная тем трем пожилым джентльменам, в руки которых была отдана его судьба и которые взяли на себя обязанность приумножать его миллионы и сделать из него человека сообразно их собственному идеалу.
     - Благодарю вас за вашу любезность, - обратился Дик ко всем трем. -адеюсь, мы поладим. Конечно, эти двадцать миллионов принадлежат мне, и, конечно, вы должны сохранить их для меня, ведь я в делах ничего не смы лю...
     - И поверьте, мой мальчик, что мы ваши миллионы приумножим, бесспорно приумножим, и притом самыми безопасными и испытанными способами, - зая- вил мистер Слокум.
     - Только, пожалуйста, без спекуляций, - предупредил их Дик. - Папе везло, но я часто слышал от него, что теперь другие времена и уже нельзя рисковать так, как прежде рисковали все.
     На основании всего этого можно было,ожалуй, решить, что у Дика ме- лочная и корыстная душонка. Нет! Именно в этим минуты он меньше всего думал о своих двадцати миллионах. Его занимали мечты и планы, столь да- лекие от всякой корысти и стяжательства, что они скорее роднили его с любым пьяным матросом, который расшвыривает на берегу свое жаланье, заработанное за три года.
     - Правда, я только мальчик, - продолжал Дик, - но вы меня еще не очень хорошо знаете. Со временем мы пнакомимся ближе, а пока - еще раз спасибо...
     Он смолк и отвесил легкий поклон, полный достоинства: к таким кло- нам привыкают очень рано все лорды во всех дворцах на Ноб-Хил. Его молчание говорило о том, что аудиенция кончена. Опекуны это поняли, и они, товарищи его отца, с которыми тот вел крупнейшие дела, удалились сконфуженные и озадаченные.
     Спускаясь по широкой каменной лестнице к ожидавшему их экипажу, мис- тер Дэвидсон и Слокум были готовы дать волю своему гневу, но Крокетт, только что возражавший мальчику так сердито и резко, пробормотал с вос- хищением:
     - Ах, стервец! Ну и стервец!
     Экипаж отвез их в старый Тихоокеанский клуб, гдени еще с час озабо- ченно обсуждали будущность Дика Форреста и жаловась на ту трудную за- дачу, которую на них взвалил "Счастливчик" Ричард Форрест.
     А в это время Дик торопливо спускался с горы по слишком крутым для лошадей и экипажей, заросшим травой мощеным улицам. Едва он оставил за собой живописные холмы, виллы и пышные ады миллионеров и спустился вниз, как тут же попал в узкие улички с деревянными лачугами, где жил рабочий люд. В 1887 году Сан-Франциско еще представлял собой такую же беспорядочную смесь орцов и трущоб, как и любой старый европейский го- род; и Ноб-Хилл, подобно средневековому замку, вырастал из нищеты и гря- зи обыденной жизни, которая ютилась у его подножия.
     Дик наконец остановился на углу, возле бакалейной лавки, над которой жил Тимоти Хэгэн-старший; Тимоти мог позволить себе эту роскошь - жить над головой своих сограждан, содержавших семью на сорок - пятьдесят дол- ларов в месяц, так как служил в полиции и получал сто.
     Но тщетно Дик свистел под открытыми, не защищенными отолнца окнами: Тима Хэгэна-младшего не было дома. Наконец Дик смолк и принялся ереби- рать в уме все те места неподалеку, где мог находиться его приятель; но в это время тот и сам появился из-за угла, бережно неся жестянку из-под лярда, полную пенящегося пива. Он пробурчал какое-то приветствие, и Дик также грубо буркнул е что-то в ответ, точно всего час назад не он так смело и надменно отпустил трех некоронованных королей огромного города" Он говорил, как обычный мальчишка, и ничто в его тоне не показывало, что он - будущий владелец двадцати миллионов, а со временем и большего бо- гатства.
     - Я не видел тебя после смерти твоего старика, - аметил, поравняв- шись с ним, Тим Хэгэн.
     - Зато видишь теперь. Верно? - отозвался Дик. - Знаешь, Тим, я к тебе по делу.
     - Ладно, подожди, сначала отдам пиво моему старику, - сказал Тим, следя опытным глазом за вздымающейся у краев жестянки пеной. - Раскри- чится, если подашь без пены.
     - А ты встряхни жестянку, вот будет пена, - посоветовал Дик. - Мне только на минутку. Дело в том, что я нынче ночью удираю. Хочешь со мной?
     Голубые ирландские глазки Тима загорелись любопытством.
     - А куда? - спросил он.
     - Не знаю. Так хочешь? Если да, можно будет обсудить потом, когда бу- дем уже в пути. Ты знаешь все лучше меня. Ну как? Согласен?
     - Старик-то с меня шкуру спуит, - пробормотал Тим.
     - Да ведь он колотил тебя и раньше, а твоя ура, кажется, еще цела, - последовал бессердечный ответ. - Только скажи "да", и мы встретимся сегодня вечером в девять часов у перевоза. Ну как? Идет? Словом, в де- вять я там буду.
     - А если я не явлюсь? - спросил Тим.
     - Все равно, уеду один. - И Дик отвернулся, делая вид, что собираетсуходить; потом приостановился и бросил небрежно: - Лучше, если бы вмес- те...
     Тим встряхнул жестянку с пивом и отвечал так же небрежно:
     - Да уж ладно. Приду.
     Расставшись с Тимом, Дик принялся разыскивать некоего Марковича, сло- венца, тоже бывшего школьного товарища; его отец содержал дешевый ресто- ран, где можно было за двадцать центов получить очень приличный обед. Молодой Маркович взял как-то у Дика в долг два доллара, но Дик поладил с ним на одном долларе сорока центах, остальную же часть долга простил Марковичу.
     Затем Дик не без робости и волнения прошелся по Монтгомери-стрит, ми- мо украшавших эту оживленную улицу многочисленных ломбардов и ссудных касс. С отчаянной решимостью он наконец выбрал одну из них и обменял там на восемь долларов и квитанцию часы, стоившие, как он знал, по меньшей мере пятьдесят.
     Обед во дворце на Ноб-Хилле подавался в половине седьмогоДик явился домой без четверти семь и сразу налетел на миссис Соммерстон. Это была полная пожилая дама, из некогда знаменитой, а теперь обедневшей семьи Портер-Рингтон, финансовый крах которой потряс в семидесятых годах все Тихоокеанскопобережье. Несмотря на свой полноту, она страдала, по ее словам, "расстройством нервов".
     - Нет, нет, это невозможно, Ричард, - возмущенно изрекла она. - Обед ждет уже целых четверть часа, а вы еще не вымыли лицо и руки.
     - Простите, миссис Соммерстон, - извинился Дик. - Я больше никогда не буду опаздывать. Да и вообще не причиню вам впредь никакого беспо- койства.
     Они обедали вдвоем в огромной столовой, и Дик старался занимать свою воспитательницу, ибо, хотя он и платил ей жалованье, она все-таки была для него гостьей.
     - Когда вы устроитесь, вам будет здесь очень хорошо. Это уютный ста- рый дом, да и слуги живут здесь уже много лет.
     - Но, Ричард, - возразила она с улыбкой, - ведь н от слуг зависит то, как я буду чувствовать себя здесь, а от вас.
     - Я сделаю все, что могу, - любезно ответил он, - и даже сверх того. Ячень сожалею, что сегодня опоздал. Пройдут многие-многие годы, и я ниазу не опоздаю. Я решил совсем не беспокоить вас. Вот увидите. Будет так, словно меня и нет в доме.
     Затем он пожелал ей спокойной ночи и, уходя, прибавил, как бы что-то вспомнив:
     - Насчет одного я должен вас предупредить: это касается повара, его зовут О-Чай. Он у нас в доме очень давно, я даже не помню, сколько лет, - может быть, двадцать пять, а то и тридцать; он готовил отцу, когда ме- ня еще не было на свете и когда не было этого дома. Он у нас на особом положении и так привык все делать по-своему, что вам придется с ним об- ращаться довольно осторожно. Но если он вас полюбит, то себя не пожале- ет, чтобы вам угодить. Меня он очень любит. Сделайте так, чтобы он и вас полюбил, и вам будет здесь очень хорошо. А я, право же, не причиню вам больше никакого беспокойства. Я сделаю так, будто меня нет в доме.
    
    
     ГЛАВА ПЯЯ
    
     В девять часов, минута в минуту. Дик, одетый в свое самое старое платье, встретился с Тимом Хэгэном у перевоза.
     - На север идти не стоит, - сказал Тим, - Скоро зима, и спать будет холодно. Хочешь, пойдем на восток, в сторону Невады и пустыни?
     - А еще куда можно? - спросил Дик. - Что, если мы выберем юг и пойдем на Лос-Анджелес, Аризону, Новую Мексику и Техас? - предложил он.
     - Сколько ты раздобыл денег? - спросил Тим.
     - А тебе зачем? - возразил Дик.
     - Важно уйти из этих мест как можно скорее, а чтобы двигаться быстро, надо платить. Мне-то наплевать. Вот ты - дрое дело. Твои опекуны сей- час же поднимут шум, наймут ораву сыщиков; а те как пойдут по следу - не отвяжешься. Надо скорее смыться.
     - Ну о ж, раз иначе нельзя... - отозвался Дик. - Несколько дней мы будем петлять, путать их, скрываться и за все платить, пока не доберемся до Трэйси. А потом платить перестанем и повернем на юг.
     Вся эта программа была ими выполнена в точности. Трэйси они проехали в качестве платных пассажиров; через шесть часов после того, как местный шериф перестал обыскивать поезда. Дик из осторожности заплатил еще до станции Модесто, а там платить перестал, и, следуя советам Тима, мальчи- ки продолжали пу "зайцами" в багажных и товарных вагонах, а также на тендерах. Дик покупал газеты и пугал Тима, тая ему трагические описа- ния того, как был похищен юный наследник форрестовских миллионов.
     В Сан-Франциско опекуны дали объявление, что нашедшему и доставившему домой их подопечного будет выплачена премия в тридцать тысяч долларов. Тим Хэгэн, читавший эти сообщения, когда мальчики отдыхали на траве у какой-нибудь водокачки, навсегда внушил своему товарищу ту мысль, что честность и честь не являютсдостоянием какой-нибудь отдельной касты и могут обитать не только воворце на вершине горы, но и в убогой квар- тирке над бакалейной лавкой.
     - Ах черт! - обратился Тим не столько к Дику, сколько к лежавшему пе- ред ними ландшафту. - Мой старик не стал бы шуметь оттого, что я удрал, если бы я выдал тебя за тридцать тысяч! Даже подумать страшно!
     Раз Тим так открыто об этом заговорил, значит, с этой стороны Дику опасаться нечего, - сын полисмена не донесет на него.
     олько шесть недель спустя, уже в Аризоне, Дик опять коснулся этого вопроса.
     - Понимаешь ли, Тим, - сказал Дик, - я получил кучу денег, и мой ка- питал все время растет, а я из него не трачу ни одного цента, как ты ви- дишь сам... хотя миссис Соммерстон и выжимает из меня тысячу восемьсот долларов в год, да кроме того, - стол, квартиру и экипаж, а мы с тобой живем, как бродяги, и рады подобрать за каким-нибудь кочегаром его объедки. И все-таки мой капитал растет! Сколько это выходит - десять процентов с двадцати миллионов долларов? Сосчитай!
     Тим Хэгэн уставился на струи горячего воздуха, волновавшиеся над пус- тыней, и попытался решить предложенную ему зада.
     - Ну, сколько будет одна десятая от двадцати миллионов? - нетерпиво спросил Дик.
     - Сколько? Два миллиона, конечно.
     - А пять процентов - половина десяти. Сколько же это составит в год, если считать двадцать миллионов из пяти процентов?
     Тим нерешительно молчал.
     - Да половину, половину двух миллионов! - крикнул Дик. - Значит, я каждый год становлюсь на один миллион богаче. Запомни это и слушай дальше. Когда я соглашусь вернуться домой, - а это будет только через много-много лет, мы с тобой решим когда, - я тебе скажу, и ты напишешь отцу. Он нагрянет в условленное место, заберет меня и доставит куда сле- дует. А потом получит от опекунов обещанные тридцать тысяч, бросит служ- бу в полиции и откроет пивную.
     - Тридцать тысяч, это знаешь, сколько денег? - небрежно проговорил Тим, выразив таким образом свою благодарность.
     - Только не для меня, - заявил Дик, стараясь умалить свою щедрость. - Тридцать тысяч в миллионе содержится тридцать три раза, а мои деньги за один год приносят миллион.
     Одно Тиму не суждено было дожить до тех времен и увидеть, как его отец станет владельцем пивной. Два дня спустя после этого разговора не в меру ретивый кондуктор выставил мальчиков из пустого товарного вагона, когдпоезд стоял на мосту, перекинутом через высохший каменистый овраг. Дик взглянул вниз: дно оврага лежало на глубине семидесяти футов, - и он невольно содрогнулся.
     - Место здесь есть, - сказал он, - но что, если поезд тронется?
     - Не тронется. Удирайте, пока можно, - настаивал кондуктор. - Паровоз на той стороне набирает воду. Он тут всегда набирает.
     Но именно в этот раз паровоз не стал брать воду. Следствие потом вы- яснило, что воды в водокачке не оказалось и машинист решил ехать дальше. Едва мальчики успели соскочить наземь из боковой двери вона и пройти несколько шагов по узкому пространству между рельсами и обрывом, как по- езд начал двигаться. Дик, всегда быстро соображавший действовавший, стал на четвереньки. Это дало ему возможность крепче уцепиться за мост и удержаться, ибо выступавшие части вагона проходили н его головой, не задевая его.
     Но Тим, соображавший гораздо медленнее и еще ослепленный чисто кельтским бешенством, вместо того чтобы лечь на мост, продолжал стоять и крайне образно, в духе своих родичей, выражаться по адресу кондуктора.
     - Ложись! Скорее! - икнул ему Дик.
     Но Тим уже пропустил удобную минуту: поезд шел под уклон и быстро ус- корял ход. Стоя лицом к бегущим вагонам и чувствуя, чтза спиной у него нет опоры, а под ногами - пропасть, Тим наконец решипоследовать приме- ру Дика. Но едва он повернулся, как ударился плечом о бегущие вагоны и чуть не потерял равновесие. Каким-то чудом он все же удержался и продол- жал стоять. Поезд шел все быстрее. Лечь было уже нельзя.
     Дик следил за всем этим, но не мог двинуться. Поезд набирал скость. Однако Тим не терял присутствия духа: стоя спиной к пропасти, а лицом к бегущим вагонам и упираясь ногами в узкие доски моста, он качался и ба- лансировал. Чем быстрее шел поезд, тем сильнее Тим качался; наконец, сделав над собой усилие, он нашел устойчивое положение и перестал раска- чиваться. - Все могло бы еще окончиться благополучно, если бы не послед- ний вагон. Дик понял это и с ужасом следил за его приближением. Это был "усовершенствованный вагон для лошадей" - на шесть дюймов шире, чем все остальные. Дик видел, что и Тим его заметил; видел, как товарищ напряг все силы, чтобы удержаться на том пространстве, которое теперь еще сок- ратилось чуть не на полфута; видел, как Тим откидывается назад все дальше, дальше, до последней возможности, и все же недостаточно далеко. Катастрофа была неизбежна. Если бы вагон оказался уже всего на один дюйм, Тим устоял бы. Один дюйм - он упал бы на рельсы позади поезда, а вагон прошел бы мимо. Но именно этот дюйм и погубил его. Вагон толкнул Тима, мальчик несколько раз перевернулся в воздухе и рухл головой на камни.
     Там, внизу, он уже не шевелился. Упав с высо семидесяти футов, он сломал себе шею и размозжил череп.
     Тут Дикпервые познал смерть - не упорядоченную и благопристойную смерть, какой она бывает среди цивилизованных людей, когда и врачи, и сиделки, и наркотики облегчают человеку переход в вечную ночь, а его близкие пытаются пышными обрядами, цветами и торжественными проводами скрасить его путешествие в царство теней, - но смерть внезапную и прос- тую, грубую и неприкрашенную; смерть, подобную смерти быка или жирной свиньи, убитых на бойне.
     И еще многое открылось Дику: превратности жизни и судьбы; враждеб- ность вселенной к человеку; необходимость быстро соображать и действо- вать, быть решительным и уверенным в себе, уметь мгновенно приспособ- ляться к неожиданным переменам в соотношении сил, властвующих над всем живым. И, стоя над изуродованными оснками того, кто всего несколько минут назад был его товарищем. Дик понял, что нельзя доверяться иллюзиям - за них всегда приходится расплачиваться, и что только действительность никогда не лжет.
     В Новой Мексике Дик случайно лопал на одно ранчо под названием Джингл-Боб, расположенное к северу от Росуэлла, в долине Пикос. Дику еще не было четырнадцати лет, но он скоро сделался всеобщим любимцем; это, однако, не помешало ему стать настоящим ковбоем, подобным тем, которые даже в официальных бумагах именовали себя: "Дики Конь", "Вилли-Олень", "Большой Карман",ли "Вырви глаз".
     Здесь за полгода, проведенных на ранчо. Дик в совершенстве узнал ло- шадей и, будучи сильным и ловким, сделался отличным наездником, а также узнал людей, как они есть, - и это драгоценное знае сберег на всю жизнь. Но он узнал и многое другое. Вот, например,жон Чайзом, владелец Джингл-Боба, Bosque grande и еще многих других скотоводческих ферм до самой Черной речки и за ней; Джон Чайзом, "Коровий король", предвидя возниовение мелких фермерских хозяйств, скупил кругом все свободные учаки, на которых имелась вода, поставил ограды из колючей проволоки и сл полновластным хозяином над миллионами акров прилегавшей к ним зем- ли, которая без орошения не имела никакой цены. А из бесед у ночногоостра, сидя возле фургона с продовольствием, среди ковбоев, получавших в месяц не более сорока долларов (они не предусмотрели того, что предус- мотрел их хозяин). Дик отчетливо понял, почему Джон Чайзом сделался "ко- ровьим королем", а сотни его соседей нанимались к нему в качестве сельскохозяйственных рабочих.
     Но у Дика был горячий нрав. Его кровьипела. В нем жила пылкая мужс- кая гордость. Готовый иногда разрыдаться после двадцати часов, проведен- ных в седле, он сдерживал себя, научился презирать жестокую боль, тер- завшую его еще полудетское тело, и мол терпеть, не мечтая о постели, пока закаленные гуртовщики не лягут первыми. С той же терпеливой выдерж- кой он садился на любую лошадь, какую ему давали, требовал, чтобы и его посылали в ночное, и в развевающемся непромокаемом плаще уверно мчался наперерез разбегающемуся стаду. Он готов был подвергнуть ебя любому риску и любил рисковать, но даже в такие минуты никогда не забывал о трезвой действительности. Дику отлично было известно, чтоюди - сущест- ва весьма хрупкие, они легко гибнут, разбиваясь о камни или затоптанные лошадиными копытами. И если он иной раз отказывался садься на лошадь, у которой на галопе заплетались ноги, то делал это не из страха, а пото- му что, как он заявил однажды самому Джону Чайзому, "если уж падать, так хоть за хорошие деньги".
     Только отсюда, из этого имения. Дик шил написать своим опекунам. Но и тут был настолько осторожен, что отл письмо проезжему торговцу ско- том из Чикаго и адресовал его на имповара О-Чай. Хотя Дик и не пользо- вался своими миллионами, однако всегда о них помнил; опасаясь, как бы его состояние не досталось каким-будь отдаленным родственникам, кото- рые могли найтись в Новой Англии, он известил своих опекунов о том, что жив и здоров и через несколько лет непременно вернется домой. Он прика- зал им также не отпускать миссиСоммерстон и аккуратно выплачивать ей жалованье.
     Но ему не сиделось на месте. И наконец он решил, что полгода на ранчо Джингл-Боб - это больше чем достаточно. Тогда Дик стал бродягой и иско- лесил всю территор Соединенных Штатов, причем ему довелось познако- миться во время своих скитаний с мировыми судьями, полицейскими чиновни- ками, законами о бродяжничестве и даже тюрьмами. И он узнал настоящих бродяг, странствующих рабочих и мелких преступников. Кроме того, он зна- комился с фермами и фермерами и изучал земледелие, а однажды в штате Нью-Йорк целую неделю ратал по сбору ягод у одного фермерадатчанина, который производил эксрименты с первой силосной установкой в Соединен- ных Штатах. Он учился всему этому не потому, что ставил себе учение как цель: в нем жила огромная, чисто мальчишеская любознательность и интерес решительно ко всему.лагодаря этому он приобрел много сведений о чело- веческой природе иизни общества. Эти знания, когда он их впоследствии переварил и систематизировал при помощи книг, сослужили ему неоценимую службу.
     Приключения не предили Дику. Даже когда ему приходилось встречаться с острожниками в их лесных убежищах и узнавать их взгляды на жизнь и нравственность, эти взгляды на него не действовали. Он был точно путе- шественник среди земных племен. Уверенный в том, что у него есть двад- цать миллионов, он не испытывал желания красть и грабить, - да в этом и не было необходимости. Все на свете интересовало его, но он ни разу не попадал в такое положение или место, в котором хотел бы остаться навсег- да. В нем жила жажда видеть все больше, без конца наблюдать действи- тельность.
     Прошло три года; ему минуло шестнадцать. Это был крепкий и закаленный подросток, весивший сто тридцать фунтов. Тогда Дик решил, что пора вер- нуться дом и взяться за книги. Так он совершил свое первое большое морское путешествие, поступив юнгой на судно, которое шло из Делавэра в Сан-Франциско, огибая мыс Горн. Это было трудное плавание, оно продолжа- лось сто восемьдесят дней, но в результате Дик прибавил десять фунтов.
     Когда в один прекрасный день он вошел в комнату и направился к миссис Соммерстон, она вскрикнула и послала за поваром О-Чаем: пусть скажет - действительно ли это Дик. Она вскрикнула во второй раз, когда протянула ему руку и его огрубевшая от канатов мозолистая ладонь сжала ее нежные пальцы.

/ Полные произведения / Лондон Д. / Маленькая хозяйка большого дома