Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Лондон Д. / Маленькая хозяйка большого дома

Маленькая хозяйка большого дома [7/20]

  Скачать полное произведение

    С первых же двух тактоПаола уверенно, по-мужски, овладела роялем; она словно поднимала егклавиатуру и поющие струны обеими руками, вкла- дывая в свою игру зрею силу и твердость. А затем, как это делали только мужчины, соскользнула, или перекинулась - он не мог найти более точного определенияля этого перехода - в уверенно-чистое, несказанно нежное анданте.
     Она продолжала играть со спокойствием и силой, которых меньше всего можно было ожидать от такой маленькой, хрупкой женщины; и он с удивлени- ем смотресквозь полузакрытые веки на нее и на огромный рояль, которым она владела так же, как владела собой и замыслом композитора. Прислуши- ваясь к замирающим аккордам прелюдии, в которых еще жила, как далекое эхо, только что прозвучавшаяощь, Грэхем вынужден был признать, что удар у Паолы точен, чист иверд.
     В то время как Терренс и Аарон взволнованно спорили шепотом своем подоконнике, а Дар-Хиал искал для Паолы ноты, она взглянула на Дика, и он начал один за другим гасить свет в матовых шарах под потолком, так что в конце концов на Паола осталась как бы среди оазиса мягкого све- та, в котором особенно заметно поблескивало золото ее волос и золотое шитье на платье.
     Грэхем наблюдал, как высокая комната становится от набегающих теней как дто еще выше. Она была длиной в восемьдесят футов и высотой в два с половиной этажа. Точно хоры под потолком была перекинута галерея, с которой свешивались шкуры диких зверей, домотканые покрывала, привезен- ные из Окаки и Эквадора, циновки с острова Океании, сплетенные женщи- нами и врашенные растительными красками. И Грэхем понял, что напомина- ет ему эта комната: праздничный зал в средневековом замке; и он вдруг пожалел, что в ней нет длинного стола с оловянной посудой, солью в се- ребряной солонке и огромных собак, дерущихся тут же из-за брошенных им костей.
     Позднее, когда Паола сыграла Дебюсси, чтобы дать Терренсу и Аарону материал для новых споров, Грэхему удалось в течение нескольких волную- щих минут поговорить с ней о музыке. И она обнаружила такое понимание философии музыки, что Грэхем, сам того не замечая, принялся излагать, ей свою любимую теорию.
     - Итак, - закончил , - понадобилось почти три тысячи лет, чтобы му- зыка оказала свое иснное воздействие на душу западного человека. Де- бюсси больше чем кто-либо из его предшественников достиг той высокой со- зерцательной ясности, порождающей великие идеи, которая предощущалась, скажем, во времена Пифагора...
     Тут Паола прервала его, подозвав сражавшихся у окна Терренса и Ааро- на.
     - Ну и что же? - продолжал Терренс, когда оба подошли. - Попробуйте, Аарон, попробуйте найти у Бергсона суждение о музыке более ясное, чем в его "Философии смеха" [6], которая тоже, как известно, ясностью не отли- чается.
     - О, послушайте! - воскликнула Паола, и глаза ее заблестели. - У нас появился новый пророк - мистер Грэхем. Он стоит вашей шпаги, обеих ваших шпаг. Он согласен с вами, что музыка - это отдых от железа, крови и буд- ничной прозы. Что слабые, чувствительные и возвышенные души бегут от тя- желой и грубой земной жизни в сверхчувственный мир ритмов и звучаний...
     - Атавизм! - фыркнул Аарон Хэнкок. - Пещерные люди, полуобезьяны и все гнусные предки Терренса делали то же самое.
     -озвольте, - остановила его Паола. - Но ведь к этим выводам мистер Грем пришел на основании собственных переживаний и умозаключений. А кроме того, он коренным образом расходится с вашей точкой зрения, Аарон. Он опирается на положение Патера: "Все искусства тяготеют к музыке..."
     - Все это относится к предыстории, к химии микроорганизма, - опять вмешался Аарон. - Все эти народные песни иинкопированные ритмы - прос- тое реагирование клетки на световые волнсолнечного луча. Терренс попа- дает в заколдованный круг и сам сводита нет свои заумные рассуждения. А теперь послушайте, что я вам скажу...
     - Да подождите же! - остановила его Паола. - Мистер Грэхем говор, что английский пуританизм сковал музыку - настоящую музыку - на многие века...
     - Верно... - согласился Терренс.
     - И что Англия вернась к эстетическому наслаждению музыкой только через ритмы Мильтона Шелли...
     - Который был метафизиком, - прервал ее Аарон.
     - Лирическим метафиком, - тотчас же ввернул Терренс. - Это-то уж вы должны признать, Аарон.
     - А Суинберн? - спросил Аарон, очевидно, возвращаясь еще к одной теме из давнишних споров.
     - Аарон уверяет, что Оффенбах - предшественник Артура Сюлливена, - вызывающе воскликнула Паола, - и что Обер - предшественник Оффенбаха. А относительно Вагнера... Нет, спросите-ка его, спросите, что он думает о Вагнере... Она ускользнула, предоставив Грэхема его судьбе. А он не спускал с нее глаз, любуясь пластичными движениями ее стройных колен, приподнимав- ших тяжелые складки платья, когда она шла через всю комнату к миссис Мэ- зон, чтобы устроить для нее партию в бридж; он едва м заставить себя вслушаться в то, что опять бубнил Терренс.
     - Устовлено, что все искусства Греции родились из духа музыки...
     Много позднее, когда оба мудреца самозабвенно углубились в жаркий спор о том, кто выказал в своих произведениях более возвышенный интел- лект - Берлиоз или Бетховен, Грэхему удалось улизнуть. Ему опять хоте- лось побеседовать с хозяйкой. Но она подсела к двум девушкам, забравшим- ся в большое кресло, и шаловливо шепталась с ними;ольшая часть гостей была погружена в бридж, и Грэхем попал в группу, состоявшую из Дика Фор- реста, мистера Уомболда, Дар-Хиала и корреспондента "Газеты скотовода".
     - Жаль, что вы не можете съездить туда со мной, - говорил Дик коррес- понденту. - Это задержало бы вас только на один день. Я завтра же и по- вез бы вас. - Очень сожалею, - ответил тот. - Но я должен быть в Санта-Роса. Бер- банк обещал посвятить мне целое ро, а вы понимаете, что это значит. С другой стороны, для нашей газеты было бы очень важно получить материал о вашем опыте. Вы не могли бы изложить его... кратко... ну совсем кратко? Вот и мистера Грэхема, я думаю, это заинтересует.
     - Опять что-то по части орошения? - осведомился Грем.
     - Нет, нелепая попытка превратить безнадежно бедных фермеров в бога- тых, - отвечал Уомболд за Форреста. - А я утверждаю, что если фермеру не хватает земли, то это доказывает, что он плохой фермер.
     - Наоборот, - возразил Дар-Хиал, взмахнув для большей убедительности своими прекрасными азиатскими руками. - Как раз наоборот. Времена изме- нились. Успех больше не зависит от капитала. Попытка Дика - замеча- тельная, героичеся попытка. И вы увидите, что она удастся.
     - А в чем дело. Дик? - спросил Грэхем. - Расскажите нам.
     - Да ничего особенного. Так, одна затейка, - ответил Дик небрежно. - Может быть, из этого ничего и не выйдет, хотя я все же надеюсь...
     - Затейка! - воскликнул Уомболд. - Пять тысяч акров лучшей земли в плодороднейшей долине! И он хочет посадить на нее кучу неудачников - по- жалуйстахозяйничайте! - платить им да еще питать.
     - Только тем хлебом, котый вырастет на этой же земле, - поправил его Форрест. - Придется объяснить вам всем, в чем дело. Я выделил пять тысяч акров между усадьбой и долиной реки Сакраменто...
     - Подумайте, сколько там может вырасти церны, которая вам так нуж- на... - прервал его опять Уомболд.
     - Мои машины осушили в прошлом году вдвое большую площадь, - продол- жал Дик. - Я, видите ли, убежден, что наш Запад, да и весь мир, должен стать на путь интсивного хозяйства, и я хочу быть одним из первых, прокладывающих дорогу. Я разделил эти пять тысяч акров на участки по двадцати акров и считаю, что каждый такой участок может не только сво- бодно прокормить одно семейство, но и приносить по меньшей мере шесть процентов чисто дохода.
     - Это значит, - высчитывал корреспондент, - что, когда участки будут розданы, землю получат двести пятьдесят семейств, или, считав среднем по пять человек на семью, тысяча двести пятьдесят душ.
     - Не совсем так, - возразил Дик. - Все участки уже заняты, а у нас только около тысячи ста человек. Но надежды на будущее... надежды на бу- дущее большие, - добродушно улыбнулся он. - Несколько урожайных лет - и в каждой семье окажется в среднем по шесть человек.
     - А кто это "мы"? Почему "у нас"? - спросил Грэхем.
     - У меня есть комитет, состоящий из сельскохозяйственных экспертов, - все свои же служащие, кроме профессора Либа, которого мне уступило на время федеральное правительство. Дело в том, что фермеры будут хозяйни- чать на свой страх и риск, пользуясь передовыми методами, рекомендован- ными в наших инструкциях. Земля на всех участках совершенно одинаковая. Эти участки, как горошины в стручке, один к одному. И плоды работы на каждом участке через некоторое время должны сказаться. А когда мы срав- ним между собой результаты, полученные на двухстах пятидесяти участках, то фермер, отстающий от среднего уровня из-за тупости или лени, должен будет уйти.
     Условия созданы вполне блаприятные. Фермер, взяв такой участок, ни- чем не рискует. Кроме того, что он соберет со своей земли и что пойдет на пищу ему и его семье, он получит еще тысячу долларов в год деньгами; поэтому все равно - умен онли глуп, урожайный год или неурожайный - около ста долларов в месяц ему обеспечено. Лентяи и глупцы будут естест- венным образом вытеснены теми, кто умен и трудолюбив. Вот и все. И это послужит особенно очевидным доказательством всех преимуществ интенсивно- го хозяйства. Впрочем, этим людям обеспечено не только жалованье. После его выплаты мне как владельцу должно очиститься еще шесть процентов. А если доход окажется больше, то фермеру поступает и весь излишек.
     - И поэтому, - сказал корреспондент, - каждый сколько-нибудь дельный фермер будет работь день и ночь - это понятно. Сто долларов на улице не валяются. В Соединенных Штатах средний фермер на собственной земле не вырабатывает и пятидесяти, в особенности если вычесть плату за надзор и за его личный труд. Конечно, способные люди уцепятся руками и ногами за такое предложение и постараются, чтобы так же поступили и члены их семьи.
     - У мя есть возражение, - заявил Терренс МакФейн, подходя к ним. - Везде и всюду только и слышишь: работа, труд... А меня просто зло берет, когда я представлю себе, что каждый такой фмер на своих двадцати акрах весь день с утра до вечера будет гнуть спину, и ради чего? Неужели кусок хлеба да мяса и, может быть, немного джем- это и есть смысл жизни, цель нашего существования? Ведь человек этот все равно умрет, как рабо- чая кляча, которая только и знала, что удиться! Что же сделано таким человеком? Он обеспечил себя хлебом и мясом? Чтобы брюхо было сыто и крыша была над головой? А потом его тело будет гнить в темной, сырой мо- гиле!
     - Но ведь и вы, Терренс, умрете, - заметил Дик.
     - Зато я живу волшебной жизнью бродяги, - последов быстрый ответ. - Эти часы наедине со звездами и цветами, под сенью деревьев, с легким ветром и шорохом трав! А мои книги! Мои любимые философы и их думы! А красота, музыка, радости всех искусств! Когда я сойду в могилу, я буду знать по крайней мере, что пожил и взял от жизни все, что она могла мне дать. А эти ваши двуногие вьючные животные на своих двадцати акрах так и будут ковырять весь день землю, пока рубашка на спине не взмокнет от по- та, а потом присохнет коркой, - ради одного знания, что живот набит хлебом и мясом и крыша не протекает; народят выводок сыновей, которые тоже будут жить, как рабочий скот, набивать желудок хлебом и мясом, гнуть спины в заскорузлых от пота рубашках - и наконец уйдут в небытие, только и получив от жизни, что хлеб да мяси, может быть, немного дже- ма?..
     - Но ведь кто-то должен же работать, чтобы вы могли лодырничать? - с негодованием возразил Уомболд.
     - Да, это верно. Печально, но верно, - мрачно согласился Терренс; за- тем его лицо вдруг просияло. - И я благода господа за то, что есть на свете рабочий скот, - одни таскают плуг по полям, другие - незримые кро- ты - проводят жизнь в шахтах, добывая уголь и золото; благодарю за то, что есть дураки крестьяне, - иначе разве меня были бы такие мягкие ру- ки; и за то, что такой славный парень, как Дик, улыбается мне и делится со мной своим добром, покупает мне новые книги и дает местечко у своего стола, заставленного пищей, добытой двуногим рабочим скотом, и своего очага, построенного тем же рабочим скотом, и хижину в лесу под землянич- ными деревьями, куда труд не смеет сунуть свое чудовищное рыло...
     Иван Грэхем долго не ложился в тот вечер. Большой дом и его маленькая хозяйка невольно взволновали его. Сидя на краю кровати, полураздеты и куря трубку, он видел в своем воображении Паолу в разных обличьях и настроениях - такой, какой она прошла перед ним в течение этого первого дня. То она говорила с ним о музыке и восхищала его своим исполнием, чтобы затем, втянув в спор "мудрецов", ускользнуть и занятя уст- ройством бриджа; то сидела, свернувшись калачиком, в кресле, такая же юная и шаловливая, как примостившиеся рядом с нею девушки; о со стальными нотками в голосе укрощала мужа, когда он непремен хотел спеть песнь Горца, или бесстрашно правила тонущим жеребцом, - а нес- колько часов спустя выхола в столовую, к гостям своего мужа, напоминая платьем и осанкой принцессу из сказки.
     Паола Форрест занимала его воображение не меньше, чем Большой дом со всеми его чудесами и довинками. Все вновь и вновь мелькали перед Грэ- хемом выразительные ки Дар-Хиала, черные бакенбарды Аарона Хэнкока, вещавшего об откровениях Бергсона, потертая куртка Терренса Мак-Фейна, благодарившего бога за то, что двуногий рабочий скот дает ему возмож- ность бездельничать, сидеть за столом у Дика Форреста и мечтать под его земляничными деревьями.
     Грэхем наконец вытряхнул трубку, еще раз окинул взглядом эту странную комнату, обставленную со всем возможным комфортом, погасил свет и вытя- нулся между прохладными простынями. Однако сон не иходил к нему. Опять он слышал смех Паолы; опять у него возникало впетление серебра, стали и силы; опять он видел в темноте, как ее стройное колено неподражаемо пластичным джением приподнимает тяжелые складки платья. От этого обра- за Грэхем никак не мог отделаться: он преследовал его неотступно, точно наваждение. Образ этот, сотканный из света и красок, как бы горел перед ним, неизмно возвращаясь, и хотя Грэхем сознавал его иллюзорность, ви- дение все вновь и вновь вставало перед ним в своей обманчивой реальнос- ти.
     И опять видел он коня и всадницу, которые то погружались в воду, то снова выплывали на поверхность; видел мелькающие среди пены копыта лоша- ди; дел лицо женщины: она смеялась, а пряди ее золотистых волос переп- летались с темной гривой животного.
     Снова слышал он первые аккорды прелюдии, и те же руки, которые прави- ли жеребцом, теперь извлекали из инструмента всю полноту хрустальных и блистательных рахманиновских гармоний.
     Когда он наконец стал засыпать, его последняя мысль была о том, како- вы те чудесные и загадочные зоны развития, которые могли из первона- чального ила и праха создать на вершине эволюции сияющее и торжествующее женское тело и женскую душу
    
     ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
    
     На следующее утро Грэхем продолжал знакиться с порядками Большого дома. О-Дай многое сообщил ему еще накануне и узнал от гостя, что тот, выпив при пробуждении чашку кофе, предпочитает завтракать не в постели, а за общим столом. О-Дай предупредил Грэхема, чтоля этой трапезы нет установленного времени и что завтракают от семи до десяти, кто когда же- лает; а если ему понадобится лошадь, или автомоль, или он захочет ку- паться, то достаточно сказать об этом.
     Войдя в столовую в половине восьмого, Грэхем застал там корреспонден- та и покупателя из Айдахо, которые только что позавтракали и спешили поймать здешнюю машину, чтобы попасть в Эльдорадо к утреннему поезду в Сан-Франциско. Грэхем простился с ними и сел за стол один. Безукоризнен- но вежливый слугакитаец предложил ему заказать завтрак по своему вкусу и тотчас исполнил его желание, подав ледяной грейпфрут в хересе, причем с гордостью яснил, что это "свой", из "имения". Отклонив предложенные ему разлные блюда - каши и овощи, Грэхем попросил дать ему яйца всмят- ку и ветчину; и только что принялся за еду, как вошел Берт Уэйнрайт с рассеянным видом, который, однако, обманул Грэхема. И действительно, не прошло и пяти минут, как появись Эрнестина Дестен в очаровательном халатике и утреннем чепчике и очень удилась, найдя в столовой столько любителей раннего вставания.
     Поздн, когда все трое уже поднимались из-за стола, пришли Льют Дес- тен и Рита Уэйнрайт. За бильярдом Грэхем узнал от Берта, что Дик Форрест никогда не завтракает со всеми, а просыпается чуть свет, работает в пос- тели, пьет в шесть часов кофе и только в исключительных случаях появля- ется среди гостей раньше второго завтрака, который бывает в половине первого.
     Что касается Паолы, продолжал Берт, то спит она плохо, встает поздно, а жив в той части дома, куда ведет дверь без ручки; это огромный фли- гель с собственным внутренним двориком, в котором даже он был всего только раз; она тоже приходит лишь ко второму завтраку, да и то не всег- да.
     - Паола на редкость здоровая и сильная женщина, - сказал он, - но бессонница у нее врожденная. Ей всегда не спалось, даже когда она была совсем маленькая. И это ей не во вред, так как у нее большая сила ли и она изумительно владеет собой. У нее нервы всегда напряжены, но,вместо того чтобы приходить в отчаяние и метаться, когда сон не идет к ней, она приказывает себе отдыхать - и отдыхает. Она называет это своим "белыми ночами". Иногда она засыпает только на заре или даже в девять-десять ча- сов утра, и тогда спит чуть не двенадцать часов подряд, и выходит к обе- ду свежая и бодрая.
     - Должно быть, это действительно врожденное, -аметил Грэхем.
     Берт кивнул.
     - Из ста девяносто девять женщин соем бы раскисли, а она держит се- бя в руках. Если ей не спится ночью,на спит днем и наверстывает поте- рянное.
     Еще многое рассказывал Берт о хозяйке дома, и Грэхем скоро догадывал- ся, что молодой человек, несмотря на долгое знакомство, все же ее побаи- вается.
     - Она с кем угодно справится, стоит ей только захотеть, - заметил Берт. - Мужчина, женщина, слуга - все равно, какого бы возрастапола и положения они ни были, - стоит ей только заговорить своим полительным тоном, и результат всегда один. Я не понимаю, чем она этого достигает. Может быть, в глазах ее вспыхивает что-то, может быть, губы складываются как-то по-особенному, не знаю, но только все ее слушаются и ей подчиня- ются.
     - Да, - согласился Грэхем, - в ней есть что-то особенное.
     - Вот именно! - обрадовался Берт. - Что-то особенное! Достаточно ей захотеть! Даже почему-то жутко становится. Может быть, она так научилась владеть собой во время бессонных ночей, когда она постоянно напрягает волю, чты оставаться спокойной и бодрой. Вот и сегодня - она, верно, глаз не сомкнула после всех вчерашних событий: понимаете - волнение, лю- ди, тонущая лошадь и все прочее. Хотя Дик говорит, что то, от чего дру- гие женщины потеряли бы сон, действует на нее совсем наоборот: она может спать, как младенец, в городе, который бомбардируют, или на тонущем ко- рабле. Несомненно, она - чудо. Поиграйте-ка с ней на бильярде, тогда увидите.
     Немного позднее Грэхем и Берт встретились с девушками в той комнате, где те обычно проводили утро, но, несмотря на пение модных песенок, тан- цы и болтовню, Грэхема все время не покидало чувство одиночества, ка- кая-то тоска и томительное желание, чтобы к ним вошла Паола в каком-ни- будь новом, неожиданном обличье и настроении.
     Затем Грэхем на Альтадене и Берт на великолепной чистокровной кобыле Молли два часа разъезжали по имению, осматривали мочное хозяйство и едва поспели вовремя на теннисную площадку, где их поджидала Эрнестина.
     Грэхему не терпелось пойти завтракать - конечно, не только из-за выз- ванного прогулкой аппетита, - но его постигло болье разочарование: Па- ола не явилась.
     - Опять "белая ночь", - сказал Дик, обращаясь к другу, и прибавил несколько слов к тому, что рассказывал Берт относительно неспособности Паолы спать нормально. - Представьте, мы были женаты уже несколько лет, когда я впервые увидел ее спящей. Я знал, что в какие-то часы она спит, но никогда не видел. Однажды она, к моему ужасу, трое суток провела без сна, притом все время оставалась ласковой и веселой, и уснула наконец от изнеможения. Это случилось, когда наша яхта стала на мель возле Каро- линских островов и все население помогало нам спихнуть ее. Дело было не в опасности - никакая опасность нам не угрожала, - а в непрерывном шуме, возбуждении. Паола перевала это приключение слишком непосредственно. А когда все кончилось, она впервые у меня на глазах заснула.
     Утром приехал новый гость, нектооналд Уэйр. Грэхем встретился с ним за завтраком. Уэйр был, видимо, хорошо знаком со всеми и часто посещал Большой дом; Грэхем понял также иразговоров, что, несмотря на крайнюю молодость, это скрипач, известн по всему побережью.
     - Он до безумия влюблен в Паолу, - сообщила Эрнестина Грэхему, когда они выходили из столовой.
     Грэхем удивленно поднял брови.
     - Да, но она не обращает на него внимания, - рассмеялась Эрнестина. - Э случается с каждым мужчиной, который приезжает сюда. Она привыкла. Уее ужасно милая манера не замечать их страсти; она с удовольствием про- водит время в обществе этих людей, а потом смеется над ними. Дика это забаяет. Не пройдет и недели, как с вами случится то же самое. А нет, тавсе будут очень удивлены. Да и Дик еще, пожалуй, обидится. Он счита- ет, что это неизбежно. Если любящий муж гордится своей женой и привык к тому, что в нее влюбляются, он может прямо оскорбиться и решить, что его жену не оценили.
     - Ну что ж, - вздохнул Грэхем, - если у вас так принято, придется, видно, и мне влюбиться. Правда, ужасно не хочется вести себя, как все, - именно потому, что это все; но раз таков обычай, ничего не поделаешь. Хотя это чертовски трудно, когда кругом так много милых девушек.
     В его удлиненнысерых глазах блеснуло лукавство, и этот взгляд так подействовал на Эрнестину, что она удивленно уставилась на него и, только поймав себя на этом, опустила взор и вспыхнула.
     - Знаете, маленький Лео - молодой поэт, которого вы видели вчера ве- чером, - затараторила она, пытаясь скрыть свое смущение, - он тоже до безумия влюблен в Паолу. Я слышала, как Аарон Хэнкок дразнил его по по- воду какого-то цикла сонетов, и, конечно, нетрудно догадаться, кто его вдохновил. Терренс, ирландец, тоже влюблен в нее, хоть и не так отчаян- но. Они ничего не могут поделать с собой, вот и все. Разве их можно ви- нить за это?
     - Конечно, она вполне заслуживает поклонения, - пробормотал Грэхем, втайне задетый тем, что ирландец, этот пустоголовый, одержимый алфавитом маньяк, этот анархист-эпикуреец, хвастающий тем, что он лодырь и прижи- вальщик, осмелился влюбиться - хоть и не так отчаянно - в маленькую хо- зяйку.
     - Она ведь моя сводная сестра, - сообщила Эрнестина, - но никто бы не сказал, что в нас есть хоть одна капля той же крови. Паола совсем дру- гая. Она не похожа ни на кого из Дестенов, да и вообще ни на кого из мо- их подруг, ни на одну девушку, которую я знала. Хотя она гораздо старше моих подруг, ведь ей уже тридцать восемь...
     - Ах, кис-кис! - прошептал Грэхем.
     Хорошенькая блондинка оторопело взглянула на него, удивленная его, казалось бы, необъяснимым восклицанием.
     - Кошечка, - повторил он с насмешливым упреком.
     - О! - воскликнула она. - Я сказала совсем не в том смысле... Мы здесь привыкли ничего не скрывать. Все отлично знают, сколько Паоле лет. Она и сама говорит. А мне восемнадцать. Вот. Теперь скажите-ка, в нака- зание заашу подозрительность, сколько вам лет?
     - Столько же, сколько и Дику, - ответил Грэхем без запинки.
     - ему сорок, - торжествующе рассмеялась она. - Вы будете купаться? Вода, наверное, ужасно холодная.
     Грэхем покачал головой:
     - Я поеду с Диком верхом.
     Эрнестина огорчилась со всей непосредственностью своих восемнадцати лет.
     - Ну, конечно! Опять он будет показывать свои вечнозеленые пастбища, или пашни на горных склонах, и какие-нибудь оросительные фокусы...
     - Он говорил что-то относитело купания в пять.
     Ее лицо просияло.
     - Ну хорошо, тогда встретимся у бассейна. Наверно, они условились. Паола тоже хотела идти купаться в пять.
     Они расстались под аркадой. Грэхем отправился было к себе в башню, чтобы переодеться для верховой езды, но Эрнестина вдруг окликнула его:
     - Мистер Грэхем! Он послушно обернулся.
     - Знаете, вы все не обязаны влюбляться в Паолу, это я только так сказала.
     - Я буду очень, очень остерегаться этого, - вполне серьезно отвел он, хотя глаза его насмешливо блеснули.
     Однако, идя в свою комнату, он не мог не признаться, что очарование Паолы Форрест, словно волшебные щупальца, уже коснулось его и обвивось вокруг сердца. И он знал, что с гораздо большим удовольствием поел бы кататься с ней, чем со своим давним другом Форрестом.
     Направляясь к длинной коновязи под старыми дубами, он жадным взором искал Паолу, но здесь были только Дик и конюх; однако несколько стоявших в тени осланных лошадей вернули ему надежду. Все же они уехали с Диком одни. Дик только показал ему лошадь жены, - это был резвый породистый гнедой ребец под небольшим австралийским седлом со стальными стремена- ми, с двойной уздечкой и мундштуком.
     - Я не знаю ее планов, - сказал Дик. - Она еще не выходила, но ку- паться, во всяком случае, будет. Тогда и встретимся.
     Грэхему поездка доставила большое удовольствие, хотя он не раз ловил себя на том, что поглядывает на часы-браслет - долго ли еще до пяти.
     Приближалось время окота. Дик и Грэхем проезжали луг за лугом, где паслись овцы; то один, то другой слезал с лошади, чбы поставить на но- ги великолепную овцу из породы шропширов или мериносов-рамбулье: пова- лившись на рокие спины и подняв к небу все четыре ноги, эти бедные жертвы отра были уже не в силах подняться без посторонней помощи.
     - Да, я дствительно потрудился над тем, чтобы создать американских мериносов, говорил Дик. - У этой породы теперь сильные ноги, широкая спина, крепкие ребра и большая выносливость. Вывезенным из Европы поро- дам не хватает выносливости: они слишком холеные и изнеженные.
     - О, вы делаете большое дело, большое дело, - заявил Грэхем. - Поду- майте, вы же отправляете баранов в Айдахо! Это говорит само за себя.
     Глаза Дика блестели, когда он ответил:
     - Не только в Айдахо! Хотя это и кажется невероятным, теперешние ог- ромные стада Мичигана и Огайо являются - простите за хвастовство - по-омками моих калифорнийских рамбулье. А возьмите Австралию! Двенадцать лет назад я продал одному тамошнему поселенцу трех баранов по триста долларов за голову. Когда он их туда привез и показал, то сейчас же пе- репродал, взяв по три тысячи за каждого, и заказал мне целый транспорт. И я, кажется, принес Австралии не вред, а пользу. Там говорят, что бла- годаря люцерне, артезианским колодцам, судам-холодильникам и баранам Форреста овцеводство и добывание шерсти увеличились вое.
     Возвращаясь, они встретили Менденхолла, заведующего конным заводом, и тот потащил их куда-то в сторону, на обширный выгон с лесистыми оврагами и группами дубов, чтобы показать табун жеребят-однолеток широк породы, которых отправляли на следующий день на горные пастбища Мимар-Хиллс. Их было около двухсот - ширококостные, мохнатые и очень крупные для сво- его возраста; они начинали линять.
     - Мы не то что откармливаем их, - пояснил Форрест, - но мистер Мен- денхолл следит за тем, чтобы они получали питательный корм. Там, в го- рах, куда они пойдут, им будут давать, кроме трав, еще зерно; это заста- вит их каждый вечер собираться для кормежки, и, таким образом, можно бу- дет делать поверку з особого труда. За последние пять лет я ежегодно отправляю в один только Орегон до пятидесяти жеребц-двухлеток. Они все более или менее стандартны. Их покупают не глядя, потому что знают мой товар.
     - У вас, должно быть, строгий отбор? - росил Грэхем.
     - Да. Бракованных вы можете увидеть на улицах Сан-Фрциско, - отве- тил Дик, - это ломовые лошади.
     - И на улицах Денве тоже, - добавил Менденхолл, - и на улицах Лос-Анджелеса; а два года тому назад, во вре падежа лошадей, мы отпра- вили двадцать вагонов четырехлетних меринов даже в Чикаго и получили в среднем по тысяче семьсот долларов за каждого. За тех, что помельче, мы брали по тысяче шестьсот, но были и по тысе девятьсот. Боже мой, какие цены на лошадей стояли в тот год!
     ЕдвМенденхолл отъехал, как показался всадник верхом на стройной, взмахивавшей гривой Паломине. Дик представил его Грэхему как мистера Хеннси, ветеринара.
     - Я услышал, что миссис Форрест осматривает жеребят, - пояснил он Ди- ку, - и приехал, чтобы показать ей Лань: не пройдет и неде, как она будет ходить под седлом. А какую лошадь миссис Форрест взяла сегодня?
     - Да Франта, - ответил Дик; и было ясно, что он предвидел как Хен- несси отнесется к этому известию: ветеринар неодобрительно покачал голо- вой.
     - Никто не убедит меня, что женщинам следует ездить на жеребцах, - пробормотал он. - И потом, Франт опасен. Больше того - при всем уважении к его резвости, должен сказать, что он хитер и коварен. Миссис Форрест следовало бы ездить на нем не иначе, как надев на негнамордник; но он любит и брыкаться, а к его копытам ведь не привяжешподушек...
     - Пустяки, - ответил Дик, - он на мундштуке, да еще на каком мундшту- ке; и она умеет обращаться с ним.
     - Да, если он в один прекрасный день не подомнет ее под себя, - про- ворчал Хеннесси. - Во всяком случае, я бы вздохнул спокойнее, если бы ей понравилась Лань. Вот это настоящая дамская лошадь! Сколько огня, и ни- какого коварст. Чудесная кобылка, чудесная! А что шалунья - это не бе- да, угомонится! Но она всегда останется веселой и капризной, не превра- тится в манежную клячу.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ]

/ Полные произведения / Лондон Д. / Маленькая хозяйка большого дома


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis