• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Хейли А. / Колеса

Колеса [26/30]

Скачать полное произведение

    Сев за стол, Мэтт пробежал глазами график работы на следующий день. Завтра - середина недели, значит, с конвейера сойдет несколько "специальных" машин - для сотрудников компании, их друзей или достаточно влиятельных клиентов, которым изготавливали автомобили на заказ, тщательнее обычного. Мастерам сообщали номера образцов, о чем ставили в известность контролеров качества, что обеспечивало особую тщательность исполнения. Кузовщики будут монтировать щиток приборов, сиденья и внутреннюю отделку без обычной в таких случаях спешки. Тщательнее будут проверены двигатель и электрооборудование. Затем контролеры произведут детальный осмотр и, прежде чем передать автомобиль заказчику, дадут указания о дополнительной регулировке и наладке. А кроме того, "специальные" машины были в числе тех двух-трех десятков автомобилей, на которых ответственные работники вечером возвращались домой, а наутро представляли отчет об их ходовых качествах.
     Мэтт Залески, разумеется, понимал, что заранее планировать выпуск таких вот "специальных" автомобилей, особенно если машина предназначена для одного из руководящих работников компании, опасно. Всегда найдутся рабочие, питающие оправданную или неоправданную неприязнь к начальству, и их порадует возможность "поквитаться с боссом". Они вполне могут оставить бутылку из-под лимонада в корпусе кузова, чтобы она там гремела все время, пока будут крутиться колеса автомобиля. С этой же целью могут подбросить какой-нибудь инструмент или просто кусок металла. Бывают и другие "шуточки": крышку багажника приваривают изнутри к кузову - квалифицированный сварщик может проделать это в несколько секунд через заднее сиденье. Или, например, можно не затянуть до конца один-два важных болта. Поэтому Мэтт и люди вроде него, заказывая для себя машины, предпочитали делать это под вымышленным именем.
     Мэтт положил на стол план на завтрашний день. Вообще-то он мог бы в него и не заглядывать, так как детально изучил план еще в начале дня.
     Пора было ехать домой. Поднимаясь из-за стола, Мэтт снова вспомнил о Барбаре и подумал: где-то она сейчас? И вдруг почувствовал страшную усталость.
     Спускаясь с антресолей, Мэтт Залески услышал какой-то шум - крики, топот бегущих людей. Инстинктивно, потому что почти любое происшествие на заводе так или иначе затрагивало его, он остановился, стараясь понять, в чем дело. Судя по всему, звуки доносились откуда-то со стороны южного кафетерия. Кто-то истошно кричал:
     - Да вызовите же службу безопасности!
     А через несколько секунд, спеша на крик, Мэтт услышал донесшийся с улицы нарастающий вой сирен.
     Сторож, наткнувшийся на скрюченные тела обоих инкассаторов и Фрэнка Паркленда, естественно, бросился к телефону. Когда до Мэтта донеслись крики - это кричали те, кто подоспел на зов сторожа, - машина "скорой помощи", работники службы безопасности компании и полицейские были уже в пути.
     Тем не менее Мэтт появился возле чулана подвального этажа раньше их. Пробившись сквозь сгрудившихся у двери возбужденно жестикулировавших людей, он обнаружил, что одним из трех лежавших на полу был Фрэнк Паркленд, которого Мэтт видел на совещании мастеров примерно полтора часа назад. Глаза Паркленда были закрыты, лицо - там, где оно не было залито кровью, просочившейся из-под волос, - посерело.
     Один из дежурных в ночную смену, прибежавший с аптечкой, которая без пользы лежала рядом, положил себе на колени голову Паркленда и стал щупать пульс.
     - Мистер Залески, по-моему, он еще жив, как и один из тех двоих.
    Только не знаю, надолго ли.
     Тут появились сотрудники службы безопасности и санитары и тотчас
    приступили к своим обязанностям. К ним быстро подключились местные
    полицейские, а затем и детективы в штатском.
     В общем, Мэтту делать здесь было уже нечего, но полицейские машины кольцом окружили завод, и он не мог уехать. Полиция, по-видимому, считала, что грабитель и убийца - а речь шла действительно об убийстве, поскольку скоро стало известно, что один из трех пострадавших мертв, - все еще находится на территории завода.
     Через некоторое время Мэтт вернулся к себе в конторку и тупо
    опустился в кресло - тело у него было словно ватное.
     Вид Фрэнка Паркленда глубоко потряс Мэтта. Как и нож, торчавший из тела инкассатора, похожего на индейца. Но мертвеца Мэтт не знал, а Паркленд был его другом. Хотя между ними случались стычки, а однажды - год назад - дело дошло даже до откровенной ругани, эти трения объяснялись напряженным характером работы. Вообще же они питали друг к другу симпатию.
     "Почему этому суждено было случиться именно с ним, таким славным
    человеком?" - размышлял Мэтт. Вокруг было немало людей, которые в подобной ситуации вызвали бы у него куда меньше сочувствия.
     Тут Мэтт вдруг ощутил удушье и трепыхание в груди, точно там, внутри, сидела птица и билась крыльями, стараясь вырваться наружу. Ему стало жутко. И пот прошиб его от страха - вот так же ему было страшно много лет назад, когда он летал на бомбардировщике "Б-17" над Европой и небо простреливали немецкие зенитки, - и тогда, и теперь он знал, что это страх смерти.
     Понимал Мэтт и то, что с ним происходит что-то серьезное и ему нужна помощь. И он подумал, словно речь шла о ком-то другом: вот сейчас он позвонит по телефону и, кто бы ни подошел, попросит вызвать Барбару - ему непременно надо что-то ей сказать. Правда, он не очень понимал, что именно, но если Барбара приедет, сразу появятся и нужные слова.
     Когда он решился наконец снять телефонную трубку, оказалось, что он не в силах шевельнуть рукой. С телом его происходило что-то странное. Правая сторона утратила всякую чувствительность - точно у него вдруг исчезли и рука, и нога Мэтт попытался закричать, но, к своему удивлению и отчаянию, убедился, что не может. Он попробовал еще раз - из горла не вылетело ни звука.
     Теперь он знал, что сказать Барбаре. Он хотел ей сказать, что,
    несмотря ни на что, она его дочь и он любит ее, как любил ее мать, на которую Барбара так похожа. И еще ему хотелось сказать, что, если им удастся забыть эту ссору, он постарается понять ее и ее друзей...
     Внезапно Мэтт ощутил, что в его левую руку и ногу вернулась частица жизни. Опершись на левую руку, как на рычаг, он попробовал приподняться, но тело не послушалось, и он грузно рухнул на пол между столом и креслом. В этом положении его и нашли некоторое время спустя. Он был в сознании, в широко раскрытых глазах читалось страдание - от собственного бессилия, невозможности произнести слова, которые рвались наружу.
     Тогда - уже во второй раз за этот вечер! - на завод была вызвана
    "скорая помощь".
     - Вам, конечно, известно, - сказал на другой день больничный врач Барбаре Залески, - что у вашего отца уже был удар.
     - Теперь я это знаю. Но до сегодняшнего дня понятия не имела, -
    ответила она.
     Утром секретарша Мэтта миссис Эйнфельд сокрушенно рассказала, что у ее шефа был небольшой сердечный приступ несколько недель назад. Так что ей пришлось отвезти его домой, но он уговаривал ее никому ничего не говорить. Отдел персонала передал эту информацию руководству компании.
     - Эти два приступа, - сказал врач, - складываются в классическую
    картину. - Кардиолог был лысеющий, с изжелта-бледным лицом; один глаз у него подергивался. Явно перерабатывает, как и многие в Детройте, подумала Барбара.
     - Что было бы, если бы отец не скрыл свой первый инфаркт?
     Врач только пожал плечами.
     - Трудно сказать. Ему прописали бы лекарства, но результат мог быть таким же. Но сейчас это уже сугубо теоретический вопрос.
     Разговор происходил в помещении, примыкавшем к реанимационному
    отделению больницы. Через оконное стекло Барбара видела отца, который лежал на одной из четырех коек; изо рта его к серо-зеленому аппарату искусственного дыхания, установленному рядом на штативе, тянулась красная резиновая трубка. Аппарат ритмично посапывал, дыша за больного. Глаза у Мэтта были открыты, и врач объяснил Барбаре, что сейчас ее отец находится под воздействием успокоительных средств. "Интересно, - подумала Барбара, - сознает ли отец, что на ближайшей к нему койке лежит молодая чернокожая женщина и тоже борется со смертью?.." - Весьма вероятно, - сказал врач, - что у вашего отца был порок клапанов сердца. Затем, когда у него случился микроинфаркт, от сердца оторвался тромб, который прошел в правое полушарие головного мозга, а именно правое полушарие управляет левой половиной тела.
     "Как он отвлеченно все это описывает, - подумала Барбара, - словно речь идет о стандартной детали механизма, а не о внезапно рухнувшем человеке".
     Между тем врач-кардиолог продолжал:
     - После инфаркта выздоровление было, несомненно, только кажущимся. Оно не было настоящим. Надежность работы организма оказалась подорванной, поэтому второй удар, поразивший вчера вечером левое полушарие головного мозга, имел такие тяжелые последствия.
     Барбара была у Бретта, когда ей сообщили по телефону, что отца срочно отправили в больницу. Бретт тут же отвез ее туда, но сам остался ждать в машине.
     - Если понадобится, я приду, - сказал он, стараясь приободрить ее, и взял за руку, - но твой старик терпеть меня не может. Он только еще больше расстроится, увидев меня с тобой.
     По пути в больницу Барбара никак не могла избавиться от ощущения вины - ведь ее уход из дому, наверное, ускорил то, что произошло с отцом. Внимательное отношение к ней Бретта, за которое она проникалась к нему все большей любовью, лишь подчеркивало трагичность ее положения: ну почему два самых дорогих ей человека не могут найти друг с другом общий язык! Ведь если все взвесить, то виноват в этом, конечно, отец, и тем не менее сейчас она сожалела, что не позвонила ему раньше, хотя после ухода из дому не раз порывалась это сделать.
     Прошлую ночь в больнице ей позволили побыть около отца очень недолго. Молодой врач реанимационного отделения сказал ей: "Ваш отец не в состоянии вам ответить, но он знает, что вы здесь".
     Барбара пробормотала какие-то слова, которые, она полагала, отцу было бы приятно от нее услышать, - что она очень переживает его болезнь, что она будет часто навещать его в больнице. Говоря это, Барбара смотрела отцу прямо в глаза, и из того, что он ни разу не моргнул, она заключила, что до него дошел смысл сказанного ею. Вместе с тем ей показалось, что глаза у отца чуточку напряглись, словно он хотел ей ответить. Или ей это только показалось?
     - На что можно надеяться? - спросила Барбара врача-кардиолога.
     - Вы имеете в виду выздоровление? - ответил врач вопросом на вопрос.
     - Да, и, пожалуйста, ничего от меня не скрывайте. Я хочу знать все.
     - Иногда люди не могут...
     - Не бойтесь. Я могу.
     - Шансы вашего отца на выздоровление, - спокойно произнес врач, - минимальны. По моим предположениям, он на всю жизнь останется парализованным. С полной утратой дара речи и чувствительности правой стороны тела. Наступила тишина.
     - Если вы не возражаете, я присяду, - проговорила Барбара.
     - Конечно. - Врач подвел ее к креслу. - Я понимаю. Для вас это
    большое горе. Может, дать вам что-нибудь выпить, чтобы успокоиться?
     Барбара покачала головой:
     - Нет, не надо.
     - Вы сами спросили, но когда-нибудь вы все равно это узнали бы.
     Они оба посмотрели через окно палаты реанимационного отделения на Мэтта Залески, который не подавал признаков жизни; аппарат ритмично дышал за него.
     - Ваш отец работал в автомобильной промышленности, не так ли? И если не ошибаюсь, на сборочном заводе? - спросил врач.
     Барбара впервые в течение всего разговора почувствовала в голосе
    врача теплые, человеческие нотки.
     - Да оттуда к нам поступает много больных. Пожалуй, слишком много. - Широким расплывчатым жестом он показал в сторону Детройта. - Этот город всегда казался мне своеобразным полем битвы с многими жертвами. Боюсь, что ваш отец стал одной из них.
     Глава 27
     Предложение Хэнка Крейзела о производстве его молотилки не получило поддержки.
     Соответствующее решение совета директоров по проблемам производства было изложено в записке, которую Адам Трентон получил через Элроя Брейсуэйта.
     Брейсуэйт лично принес документ и бросил его перед Адамом на стол.
     - Жаль, - сказал Серебристый Лис. - Я знаю, вы проявляли к этому
    интерес. Вы и меня заразили своим настроением, и, должен вам сказать, мы оказались в неплохой компании, ибо президент разделял наше мнение.
     Последнее не было для Адама неожиданностью. Президент отличался
    широтой взглядов и либеральными убеждениями, авторитарный стиль
    руководства не был для него характерен.
     Как Адам узнал впоследствии, основным противником проекта Крейзела был вице-президент компании Хаб Хьюитсон, сумевший навязать свое мнение совету, в состав которого, кроме него, входили еще председатель совета директоров и президент.
     Хаб Хьюитсон доказывал: главная цель компании - выпускать легковые и грузовые машины. Если отдел сельскохозяйственной техники сомневается в том, что производство молотилки принесет прибыль, не стоит навязывать компании этот проект из альтруистических соображений. Ведь у нас и без того полно всяких наболевших проблем, не имеющих непосредственного отношения к деятельности компании: давление со стороны общественности и законодательной власти, требующих обеспечить большую безопасность, снизить загрязнение воздуха, создать дополнительные рабочие места для наименее обеспеченных слоев населения и т.д. и т.п.
     Заключение совета сводилось к следующему: мы не филантропическое
    общество, а частная фирма, главная цель которой - заботиться о прибылях для акционеров.
     После краткой дискуссии председатель поддержал точку зрения Хаба
    Хьюитсона, в результате чего президент оказался в меньшинстве и был вынужден уступить.
     - Нам поручено проинформировать вашего приятеля Крейзела, - сказал Адаму Серебристый Лис, - но я думаю, будет лучше, если это сделаете вы сами.
     Когда Адам позвонил Крейзелу и объяснил ему все как есть, тот не
    очень расстроился.
     - Я так и знал, что не получится. Но тебе я все равно благодарен. Попробую сунуться куда-нибудь еще, - сказал поставщик автомобильных деталей без особой грусти в голосе.
     Однако Адам очень сомневался в том, что Крейзелу удастся протолкнуть свой проект с молотилкой, по крайней мере здесь, в Детройте.
     Вечером за ужином Адам сообщил Эрике о принятом решении.
     - Очень жаль, - сказала она. - Ведь Хэнк так мечтал об этом. Но ты ведь сделал все, что от тебя зависело.
     У Эрики, похоже, было хорошее настроение: она явно старалась найти с ним общий язык. Ведь со дня ее ареста прошло почти две недели, а в их отношениях все еще не было никакой ясности.
     На другой день после этой истории она заявила: "Если тебе хочется еще что-нибудь спросить, я постараюсь ответить. Хотя мне кажется, ты этого не станешь делать. Но прежде хочу сказать: больше всего я сожалею, что втянула тебя в такую историю. Клянусь, пока я жива, это никогда не повторится".
     Адам почувствовал, что она говорила искренне и продолжать этот
    разговор бессмысленно. Вместе с тем ему показалось, что сейчас самое время поведать Эрике о предложении Перси Стайвезента перейти на работу в его компанию и что он всерьез размышляет об этом предложении.
     - Если я соглашусь, - добавил он, - придется наверняка перебираться в Сан-Франциско.
     - Значит, ты на самом деле собираешься проститься с автомобильной промышленностью? - проговорила Эрика, не веря своим ушам.
     Адам только рассмеялся в ответ. От этих мыслей у него самого
    чуть-чуть закружилась голова.
     - Если я откажусь, останется старая проблема: ведь работа здесь
    отнимает все мое время.
     - И это все из-за меня?
     - Может быть, из-за нас обоих, - тихо произнес Адам. Эрика
    чувствовала себя смущенной и в ответ только покачала головой. Разговора так и не получилось. А через день Адам позвонил Перси Стайвезенту и сообщил, что продолжает размышлять насчет его предложения, но что на Западное побережье сможет приехать только через месяц, в сентябре, после того как "Орион" будет представлен публике. Сэр Персивал согласился подождать.
     Между тем Адам предложил Эрике перебраться из комнаты для гостей в их общую спальню. Они даже попробовали восстановить свои интимные отношения. Однако обоим стало ясно, что у них далеко не все получалось так, как в былые времена. Видимо, они перестали понимать друг друга. Ни тот ни другой не могли разобраться, в чем же дело. Одно не вызывало сомнения: нужны терпимость и предупредительность друг к другу.
     Адам надеялся, что они еще смогут поговорить обо всем вдали от
    Детройта, когда на два дня уедут в Талладегу, штат Алабама, на гонки серийных машин.
     Глава 28
     Аршинный заголовок на первой полосе "Эннистон стар", крупнейшей
    газеты штата Алабама, возвещал:
     ТРЕХСОТМИЛЬНАЯ СТАРТУЕТ В 12.30
     Под этим заголовком значилось:
     "Сегодняшняя гонка в Кейнбрейке на 300 миль, как и намеченная на
    завтра гонка в Талладеге на 500 миль, обещает быть самым захватывающим состязанием за всю историю гонок серийных автомобилей.
     Сегодня в тяжелейшей гонке на 300 миль и в еще более напряженной
    завтрашней гонке на 500 миль участвуют водители сверхскоростных
    автомобилей, которым придется развивать скорость до 190 миль в час. Гонщиков, механиков и наблюдателей от автомобильных компаний волнует сейчас один вопрос: сумеют ли гонщики при таких скоростях удержаться в своих сверхмощных машинах на крутых виражах международного алабамского автодрома в 2,66 мили длиной, когда за место на трассе одновременно будут вести борьбу не менее пятидесяти машин".
     Немного ниже на той же полосе была помещена еще одна заметка:
     "Серьезный дефицит крови для переливания не приведет к ограничению темпа гонки".
     Среди местного населения, говорилось в заметке, возникло определенное беспокойство в связи с тем, что на станции переливания крови не оказалось необходимых запасов. Положение было признано критическим, "принимая во внимание вероятность серьезных травм у гонщиков и связанную с этим необходимость переливаний крови в ходе субботней и воскресной гонок".
     Чтобы не тратить имеющиеся запасы, в городской больнице отложили до следующей недели все несрочные операции, требовавшие переливания крови. Кроме того, было напечатано обращение к гостям и жителям города с просьбой сдавать кровь в специальной клинике, открытой в субботу с восьми часов утра.
     Эрика Трентон, просмотревшая оба сообщения за завтраком, прямо в
    постели, в городском мотеле в Эннистоне, почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Она перевернула страницу и стала читать другие материалы о гонках. Среди них на третьей полосе была заметка под заголовком:
     ПУБЛИЧНАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ "ОРИОНА".
     МАШИНА, ОТРАЖАЮЩАЯ НОВУЮ КОНЦЕПЦИЮ В АВТОМОБИЛЕСТРОЕНИИ
     Создатели "Ориона", говорилось в статье, хранят молчание по поводу того, в какой мере "концепционная модель", которая будет представлена в Талладеге, похожа на настоящий "Орион", вскоре поступающий в продажу. Тем не менее публика проявила к машине большой интерес, и толпы приехавших на гонки людей запрудили площадь, где можно увидеть новую модель.
     Адам с Эрикой прилетели сюда из Детройта вчера, а рано утром - почти два часа назад - Адам вместе с Хабом Хьюитсоном уже отправился осматривать треки автодрома. Вице-президент компании имел в своем распоряжении зафрахтованный вертолет, на котором Хьюитсон и Адам вылетели на место.
     Эннистон, бело-зеленый провинциальный городок, был расположен
    примерно в шести милях от автодрома в Талладеге.
     Официальная компания, где трудился Адам, как и другие автомобильные фирмы, не имела непосредственного отношения к автомобильным гонкам, и поэтому некогда щедро финансируемые гоночные экипажи фирмы были распущены. Однако ни одно официальное решение не могло подорвать уже укоренившийся интерес к гонкам, который разделяло большинство хозяев автомобильного бизнеса. Вот почему самые главные автомобильные гонки привлекали к себе многочисленных гостей из Детройта. К тому же автомобильные фирмы на уровне управлений или отделов негласно продолжали вкладывать в них деньги. Благодаря этой системе, введенной прежде всего "Дженерал моторс" и практикуемой на протяжении многих лет, фирмы, если первым к финишу приходит их автомобиль, чувствовали себя триумфаторами и не упускали возможности сорвать аплодисменты. Если же снаряженный фирмой автомобиль оказывался позади, его хозяева лишь пожимали плечами, ничем не обнаруживая своей причастности к неудачливому гонщику.
     Эрика поднялась с постели, не спеша приняла ванну и стала одеваться.
     Мысли ее все время вертелись вокруг Пьера Флоденхейла, фотография которого крупным планом была напечатана в утренней газете. На снимке Пьера, одетого в гоночный костюм и шлем, одновременно целовали две девушки, и он улыбался во весь рот - во-первых, конечно, оттого, что его целовали две девушки, а во-вторых, потому, что большинство обозревателей предсказывали ему победу и в сегодняшней, и в завтрашней гонках.
     Адаму и приехавшим с ним коллегам приятны были эти прогнозы, ибо в обеих гонках Пьер будет вести машины, выпускаемые их компанией.
     Эрика видела Пьера мимоходом накануне, и встреча с ним вызвала в ней весьма противоречивые чувства.
     Это был шумный коктейль, один из многочисленных приемов, какие обычно устраивают накануне крупных автомобильных гонок. Пьер был в центре всеобщего внимания. Большинство из них уже барабанили по клавишам, и Эрика, которая видела все это из своей ложи, отгороженной от них стеклом, недоумевала, что они могли писать, если гонка еще не началась.
     До старта оставалось всего несколько минут. Закончилась молитва, и пастор, церемониймейстеры, девицы-барабанщицы, оркестры и прочие малосущественные персонажи будущего спектакля удалились с поля. Теперь трек был свободен, и пятьдесят автомобилей под стартовыми номерами выстроились длинной двойной колонной. Как всегда в последние минуты перед стартом, напряжение достигло апогея.
     Эрика заглянула в программку и увидела, что Пьер должен быть в
    четвертом ряду. Его машина шла под номером 29.
     В контрольной башне высоко над треком был расположен "нервный центр" гонок. Оттуда по радио, телесети и телефону осуществлялся контроль за стартерами, сигнализацией на трассе, головным автомобилем, санитарными машинами и техпомощью. За пультом восседал главный распорядитель гонок. Рядом в кабине, сняв пиджак, устроился комментатор, чей голос будет звучать из репродукторов в течение всей гонки.
     Распорядитель гонок отдавал команду своему персоналу:
     - Проверить сигнальное освещение по всей трассе - в порядке?.. Трасса готова?.. К старту готовы?.. Отлично... Последовала команда:
     - На старт!
     Через систему репродукторов специально приглашенный "свадебный
    адмирал" отдал гонщикам традиционную команду:
     - Джентльмены! Запускайте моторы!
     Воздух наполнился грохотом - самым волнующим звуком на гонках. Словно пятьдесят вагнеровских крещендо, взревели пятьдесят двигателей без глушителей; их грохот разнесся на несколько миль за пределами автодрома.
     Головной автомобиль с сигнальными флажками, резко набирая скорость, вырвался на трассу. Следом за ним устремились гоночные машины - пока еще по две в ряд, сохраняя предстартовый порядок на протяжении двух "разминочных", не идущих в зачет кругов.
     Участвовать в гонках должно было пятьдесят автомобилей. На трассу же вышло сорок девять.
     Так и не завелся двигатель ярко-красного сверкающего седана под
    номером 06, выведенным золотой краской. К машине мигом подскочили техники и в волнении засуетились вокруг, но тщетно. В конце концов автомобиль откатили к стенке автодрома и задвинули в бокс, а разочарованный гонщик сорвал с головы шлем и швырнул его вслед своему седану.
     - Бедняга! - заметил кто-то в контрольной башне. - А ведь это был самый элегантный автомобиль на поле!..
     - Наверно, слишком долго блеск наводил, - сострил распорядитель гонок.
     На втором круге, когда участники все еще шли вплотную друг к другу, распорядитель дал по радио команду головной машине:
     - Поднять темп!
     Скорость гонки резко возросла. Моторы заревели еще сильнее.
     После третьего круга головная машина, сделав свое дело, сошла с
    трассы.
     На линии старта - финиша, прямо перед трибуной, воздух, словно
    молния, рассек зеленый флаг судьи-стартера.
     И трехсотмильная гонка - сто тринадцать изнурительных кругов -
    началась.
     С самого начала темп был взят бешеный, завязалась ожесточенная
    спортивная борьба. На первых пяти кругах гонщик по имени Дулитл в машине номер 12 вырвался вперед и возглавил гонку. За ним шла машина под номером 36, в которой сидел миссисипский гонщик с квадратной челюстью, известный в кругу болельщиков под кличкой Головорез. Оба считались фаворитами не только у специалистов, но и у большинства зрителей.
     Третьим неожиданно оказался никому не известный гонщик Джонни Геренц под номером 44.
     На четвертое место вскоре после Геренца вырвался Пьер Флоденхейл в машине под номером 29.
     Двадцать шесть кругов попеременно лидировали два первых гонщика.
    Затем из-за неполадок с зажиганием Дулитл два раза подряд вынужден был сойти с трассы. Это стоило ему целого круга, после чего, вся в дыму, машина его вообще выбыла из соревнования.
     В результате аутсайдер и новичок Джонни Геренц переместился на второе место, Пьер стал третьим.
     На тридцатом круге произошла авария, замелькали красные сигнальные флажки - гонщики замедлили темп, чтобы дать возможность убрать с трассы обломки машины и удалить пролитое масло. Пока приводили в порядок трассу, круги не засчитывались, и некоторые гонщики съехали в боксы, в том числе Джонни Геренц и Пьер. За несколько секунд оба сменили колеса, заправились бензином и снова выехали на трек.
     Скоро сигнальные флажки исчезли, и гонка возобновилась.
     Используя то обстоятельство, что лидирующая группа принимала на себя сопротивление воздушного потока, Пьер "приклеился" к ней в хвост, экономя таким образом бензин и щадя свой двигатель. Это была опасная игра, но при искусном маневрировании она могла принести победу в длительной гонке. Искушенные зрители чувствовали, что Пьер намеренно держится чуть позади, накапливая запас мощности и скорости для последующих этапов гонки.
     - Во всяком случае, - сказал Адам Эрике, - будем надеяться, что он только из тактических соображений не выходит вперед.
     Пьер был единственным в первой тройке, кто представлял на гонке
    компанию. Поэтому Адам, Хаб Хьюитсон и другие болели за него и надеялись, что он все-таки выйдет в лидеры.
     Всякий раз, бывая на гонках, Эрика восхищалась стремительностью
    работы ремонтных групп: пять механиков умели за минуту, а то и быстрее поменять четыре колеса, долить в бак бензин, посовещаться с водителем.
     - Они тренируются, - объяснил Адам. - Тренируются часами в течение всего года. Они никогда не сделают лишнего движения, никогда не помешают друг другу.
     Их сосед, вице-президент по производству, кивнул в сторону
    ремонтников и сказал Адаму:
     - Такие нам очень пригодились бы на конвейере.
     Ремонтная группа - Эрика это знала - один из факторов,
    обусловливающих победу или поражение.
     Лидирующая группа пошла сорок седьмой круг, когда на крутом вираже в северном конце автодрома потерял управление серо-голубой автомобиль. Завалившись на левый бок, машина лежала сейчас на поле, - гонщик отделался испугом. Но пока машина вертелась волчком, она зацепила соседнюю, и та на полном ходу врезалась в оградительный щит. В воздух взвился фейерверк искр, затем языки темного пламени от загоревшегося масла. Гонщик выполз из-под обломков, санитары тотчас подхватили его и унесли с трека. Пожар быстро потушили. Через несколько минут было объявлено, что второй гонщик отделался всего несколькими царапинами. Таким образом, весь урон свелся к двум разбитым машинам.
     Взметнулись желтые сигнальные флажки: "Осторожно!" - и гонка
    продолжалась, но гонщикам запрещено было маневрировать на трассе, пока не уберут флажок. Тем временем аварийная и техническая команды быстро очищали трек от обломков.
     Эрика немножко заскучала и, воспользовавшись паузой, прошла в глубину ложи. Кэтрин Хьюитсон, низко наклонив голову, занималась своим вышиванием, но когда она подняла глаза на Эрику, та увидела, что в них стоят слезы.
     - Я не могу этого выносить, - сказала Кэтрин. - Гонщик, который
    получил повреждения, всегда входил в команду нашего завода. Я хорошо его знаю и его жену тоже.
     - С ним ничего страшного, - успокоила ее Эрика. - Его лишь слегка поцарапало.
     - Я знаю. - Жена вице-президента отложила вышивание. - Я бы с
    удовольствием выпила чего-нибудь. Не хотите составить мне компанию?
     В самой глубине частной ложи был крохотный бар. Вскоре вместо желтого флажка появился зеленый, и машины стрелой понеслись вперед.
     Несколько секунд спустя Пьер Флоденхейл, взвинтив до предела
    скорость, обогнал новичка Джонни Геренца и вышел на второе место.
     Теперь он сидел на хвосте у Головореза, который мчался со скоростью сто девяносто миль в час.
     Целых три круга, на последней четверти дистанции, между ними не
    прекращалась ожесточенная дуэль: Пьер старался выйти вперед, и это ему почти удавалось, но Головорез с большим мастерством продолжал удерживать свои позиции. И тем не менее на прямой восемьдесят девятого круга, когда до финиша оставалось еще двадцать четыре круга, Пьер пулей выскочил вперед. На автодроме и в ложе компании зааплодировали.
     Диктор объявил:
     - Гонку возглавил номер двадцать девятый - Пьер Флоденхейл!
     Трагедия разыгралась в тот момент, когда лидирующие машины
    приближались к повороту на юг - у Южной трибуны и лож.
     Впоследствии высказывались разные версии относительно того, что же произошло. Одни говорили, что в машину Пьера ударил резкий порыв ветра; другие утверждали, что у него заело руль и он не сумел вписаться в кривую виража; третьи доказывали, что в его машину попал кусок металла, отскочивший от другой, разбившейся машины, из-за чего машину Пьера занесло.
     Как бы там ни было, машина под номером 29 вдруг запетляла и, несмотря на все усилия Пьера выровнять ее, на самом вираже передом врезалась в железобетонную оградительную стенку. С грохотом, похожим на взрыв бомбы, машина раскололась на две части. Обе половины еще скользили рядом по стенке виража, когда их рассек Джонни Геренц. Машина его завертелась как волчок, перевернулась и через какие-нибудь несколько секунд уже лежала на поле вверх колесами, которые продолжали неистово вращаться. В обломки машины номер 29 теперь влетела другая, а в нее третья. На вираже образовалась груда из шести машин - пять из них окончательно сошли с гонки, а шестая протащилась еще несколько кругов, потом у нее отскочило колесо, и ее откатили в бокс. Пострадал лишь Пьер, остальные гонщики остались целы и невредимы.

/ Полные произведения / Хейли А. / Колеса