• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Дюма А. / Черный тюльпан

Черный тюльпан [9/14]

Скачать полное произведение

    - До завтра.
     Завтра - тбыл уже восьмой день.
     Корнелиус не виделся с Розой в продолжение восьми дней.
     XX
     Что случилось за восемь дней
     Действительно, на другой день, в обычный час ван Берле услышал, что кто-то егка скребется в его окошечко, как это обыкновенно делала Роза в счастливые дни их дружбы. Не трудно догадаться, что Корнелиус был не- далеко от двери, через решетку которой он должен был увидеть так давно исчезнувшее милое личико.
     Ожидавшая с фонарем в руках Роза не могла сдержать своего волнения при виде, как бледен и грустен заключенный.
     - Вы больны, господин Корнелиус? - спросила она.
     - Да, мадемуазель, я болен и физически, и нравственно.
     - Я видела, что вы перестали есть, - молвила Роза, - отец мне сказал, что вы больны и не встаете; тогда я написала вам, чтобы успокоить, о судьбе волнующего вас драгоценного предмета.
     - И я ответил вам, - сказал Корлиус. - И, видя, что вы снова приш- ли, дорогая Роза, я думаю, что вы получили мою записку.
     - Да, это правда, я ее получила.
     - Теперь вы не можете оправдываться тем, что вы не могли прочесть ее. Вы теперь не только бегло читаете, но вы также сделали большие успехи и в письме.
     - Да, правда, я не только получила, но и прочла вашу записку. Пото- му-то я и пришла, чтобы попытаться вылечить вас.
     - Вылечить меня! - воскликнулорнелиус. - У вас, значит, есть ка- кие-нибудь приятные новости для меня?
     При этих словах молодой человек устремил на Розу пылающие надеждой глаза. Потому ли, что Роза не поняла этого взгляда, потому ли, что она не хотела его понять, но она сурово ответила:
     - Я могу только рассказать вам о вашем тюльпане, который, как мне из- вестно, интересует вас больше всего на свете.
     Роза произнесла эти несколько слов ким ледяным тоном, что Корнелиус вздрогнул.
     Пылкий цветовод не понял всего го, что скрывала под маской равноду- шия бедная Роза, находившаяся в постоянной борьбе со своим соперником - черным тюльпаном.
     - Ах, - прошептал Корнелиус, - опять, опять... Боже мой, разве я вам не говорил, Роза, о я думал только о вас, что я тосковал только по вас, что вас одной мне недоставало, только вы своим отсутствием лишили меня воздуха, света, тепла и жизни!..
     Роза грустно улыбнулась.
     - Ах, какой опасности подвергался ваш тюльпан! - сказала она.
     Корнелиус помимо своей воли вздрогнул и попал в ловушку, если только она была поставлена.
     - Большой опасности? - переспросил он, весь дрожа. - Боже мой, что же случилось?
     Роза посмотрела на него с состраданием, она поняла: то, чего она хо- тела, было выше сил этого человека, и его нужно было принимать таким, каков он есть.
     - Да, - сказала она, -ы правильно угадали, - поклонник, влюбленный Якоб, приходил совсем не ради меня.
     - Ради кого же он приходил? - спросил Корнелиус с беспокойством.
     - Он приходил ради тюльпана.
     - О, - произнес Корнелиус, побледнев при этом известии больше, чем две недели тому назад, когда Роза, "ошибаясь, сказала ему, что Якоб при- ходил из-за нее.
     Роза заметила охвативший его ужас, и Корнелиус прочел на ее лице как раз те мысли, о которых мы только что говорили.
     - О, простите меня, Роза, - сказал он. - Я вас хорошо знаю, я знаю вашу добро и благородство вашего сердца. Природа одарила вас разумом, рассудком, силой и способностью передвигаться - словом, всем, что нужно для самозащиты, а мой бедный тюльпан, которому угрожает опасность, бес- помощен.
     Роза ничего не ответила на эти извинения заключенного; она продолжа- ла:
     - Раз этот человек, который шел следом за мной в сад и в котором я узнала Якоба, вызвал у вас опасения, то я боялась его еще больше. И я поступила так, как вы сказали. На утро того дня, когда мы с вами виде- лись в последний з и когда вы сказали мне...
     Корнелиус прервал ее:
     - Еще раз простит Роза, - сказал он. - Я не должен был говорить вам того, что я сказал. Я уже просил у вас прощения за эти роковые слова. Я прошу вас еще раз.еужели вы никогда меня не простите?
     - На другое утро этого дня, - продолжала Роза, - вспомнив, что вы мне говорили об уловке, к которой я должна прибегнуть, чтобы проверить, за кем, за мной или за тюльпаном, следил этот гнусный человек...
     - Да, гнусный... Не правда ли, Роза, вы ненавидите этого человека?
     - О, я его ненавижу, - сказала Роза, - потомчто из-за него я стра- дала в течение восьми дней.
     - А! Так вы то, тоже страдали! Спасибо за эти добрые слова. Роза.
     - Итак, на слеющее утро после этого злосчастного дня, - продолжала Роза, - я спустилась в сад и направилась к гряде, на которой я должна была посадить тюльпан. Я оглянулась, чтобы посмотреть, не следуют ли за мной, как и в первый раз.
     - И что же? - спросил Корнелиус.
     - И что же, та же самаяень проскользнула между калиткой и оградой и опять скрылась за бузиной.
     - И вы притворились, что не заметили его, не так ли? - спросил Корне- лиус, вспоминая во всех подробностях совет, который он дал Розе.
     - Да, и я склонилась над грядой и стала копать ее лопатой, как будто я сажаю луковичку.
     - А он, а он... в то время?
     - Я заметила сквозь ветви деревьев, что глаза у него горели, словно у тигра.
     - Вот видите! Вот видите! - сказал Корнелиус.
     - Затем я сделала вид, что закончила какую-то работу, и удалилась.
     - Но вы вышлиолько за калитку сада, не правда ли, чтобы сквозь щели или скважины калитки посмотреть, что он будет делать, увидев, что вы уш- ли?
     - Он выждал некоторое время для того, по всей вероятности, чтобы убе- диться, не вернусь ли я, потом, крадучись, вышел из своей засады, пошел к грядке, сделав большой крюк и, наконец, подошел к тому месту, где зем- ля была только что взрыта, то есть к своей цели. Тамон остановился с безразличным видом, огляделся по сторонам, посмотр во все уголки сада, посмотрел на все окна соседних домов, бросил взгляд на землю, небо и, думая, что он совершенно один, что вокруг него никого нет,то его никто не видит, бросился на грядку, вонзил свои руки в мягкую почву, взял от- туда немного земли, осторожно разминая ее руками, чтобы найти там луко- вичку. Он три раза повторял это и каждый раз все с большим рвением, по- ка, наконец, понял, что стал жертвой какого-то обмана. Затем он поборол снедающее его возбуждение, взял лопату, заровнял землю, чтобы оставить ее в таком же виде, в каком он ее нашел, и, сконфужный, посрамленный, направился к выходу, стараясь принять невинный вид прогуливающегося че- ловека.
     - О, мерзавец! - бормотал Корнелиус, вытирая капли пота, который струями катился по его лбу. - О, мерзавец! Но что вы Роза, сделали с луковичкой? Увы, теперь уже немного поздно сажать ее.
     - Луковичка уже шесть дней в земле.
     - Где? Как? - воскликнул Корнелиус. - О, боже, какая неосторожность! Где она посажена? В какой земле? Нет ли риска, что у нас ее украдет этот ужасный Якоб?
     - Она вне опасности, разве только Якоб взломает дверь в мою комнату.
     - А, она у вас, она в вашей комнате, Роза, - сказал, немного успоко- ившись, Корнелиус. - Но в какой земле? В каком сосуде? Я надеюсь, что вы ее не держите в воде, как мушки Гаарлема и Дордрехта, которые упорно думают, что вода может заменить землю, как будто вода, содержащая в себе тридцать три части кислорода и шестьдесят шесть частей водород может заменить... но что я вам тут плету, Роза?
     - Да, это слишком для меня учено, - ответила улыбаясь молодая девуш- ка. - Поэтому я ограничусь только тем, что скажу вам, чтобы с успоко- ить, что ваша луковичка находится не в воде.
     - Ах, мне становится легче дышать.
     - Она в хорошем глиняном горшке, как раз такого же размера, как кув- шин, в котором вы посадили свою. Она в земле, смешанной из трех частей обыкновенной земли, взятой в лучшем месте сада, и одной части земли, взятой на улице. - О, я так часто слышала от вас и от этого гнусного, как вы его называете, Якоба, где нужно сажать тюльпаны, что я теперь знаю это так же хорошо, как первоклассный цветовод города Гаарлема.
     - Ну, теперь остается только вопрос о его положении. Как он постав- лен. Роза?
     - Сейчас он находится весь день на солнце. Но, когда он выступит из земли, когда солнце станет горячее, я сделаю так же, как сделали вы здесь, дорогой господин Корнелиус. Я буду его держать на своем окне, ко- торое выходит на восток, с восьми часов утра и до одиннадцати дня, и на окне, которое выходит на запад, с трех часов дня и до пяти часов.
     - Так, так, - воскликнул Корнелиус, - вы прекрасная садовница, моя прелестная Роза! Но я боюсь, что уход за моим тюльпаном отнимет у вас все ваше время.
     - Да, это правда, - сказала Роза, - но это не жно, ваш тюльпан - мое детище. Я уделяю ему время так же, как уделяла бы своему ребенку, если бы была матерью. Только, став его матерью, добавила с улыбкой Ро- за, - я перестану быть его соперницей.
     - Мая, дорогая Роза, - прошептал Корнелиус, устремляя на молодую девушку взгляд, который походил больше на взгляд возлюбленного, чем цве- товода, и который немного успокоил Розу.
     После короткого молчания, котороелилось, пока Корнелиус старался поймать через отверстие решетки ускользающую от него руку Розы, он про- должал:
     - Значит, уже шесть дней, как луковичка в земле?
     - Да, господин Корнелиус, - сказала девушка, - уже шесть дней.
     - И она еще не проросла?
     - Нет, но я думаю, что завтра пробьется росток.
     - Завтра вечером вы мне расскажете о нем и о себе, Роза, не правда ли? Я очень беспокоюсь о ребенке, как вы его называете, но еще больше - о его матери.
     - Завтра, завтра, - заметила Роза, искоса поглядывая на Корнелиуса, - я не знаю, смогу ли я завтра.
     - Боже мой, чему же вы не сможете?
     - Господин Корнелиус, у меня тысяча дел.
     - В то время, как у меня только одно, - прошептал Корнелиус.
     - Да, любить свой тюльпан.
     - Вас любить, Роза.
     Роза покачала головой.
     Снова наступило молчание.
     - Впрочем, - продолжал, прерывая молчание, Корнелиус, - в природе все меняется; на смену весенним цветам приходят другие цветы, и мы видим, как пчелы, которые нежно ласкали фиалку и гвоздику, с такой же любовью садятся на жимолость, розы, жасмин, хризантемы в герань.
     - Что это значит? - спросила Роза.
     - А это значит, милая барыш, что раньше вам нравилось выслушивать рассказы о моих радостях и печалях; вы лелеяли цветок моей и вашей моло- дости; но мой увял в тени. Сад радостей и надежд заключенного цветет только в течениедного сезона. Он ведь не похож на прекрасные сады, ко- торые расположены на свежем воздухе и на солнце. Раз майская жатва прош- ла, добыча собрана, пчелы, подобные вам, Роза, пчелы с тонкой талией, с золотыми усиками и прозрачными крылышками, пробиваются сквозь решетки, улетают от холода, печали, уединения, чтобы в другом месте искать арома- тов и теплых испарений. Искать счастья, наконец.
     Роза смотрела на Корнелиуса с улыбкой, но он не видел ее, так как его глаза были обращены к небу.
     Он со вздохом продолжал:
     - Вы покинули меня, мадемуазель Роза, чтобы получить удовольствия всех четырех времен года. Вы хорошо сделали, я не жалуюсь. Какое я имею право требовать от вас верности?
     - Моей верности? - воскликнула Роза, зарыдав и не скрывая больше от Корнелиуса слез, которые катились по ее щекам. - Моей верности! Это я-то была вам не верна!
     - Да! - воскликнул Корнелиус. - Разве это верность, когда меня поки- даю когда меня оставляют умирать в одиночестве?
     - Но разве я не делаю, господин Корнелиус, всего, что может доставить вам удовольствие, выращивая ваш тюльпан?
     - Какая горечь в вих словах. Роза! Вы попрекаете меня единственной чистой радостью, доупной мне в этом мире.
     - Я ничем не попрекаю вас, разве только тем глубоким горем, которое я пережила в Бюйтенгофе, когда мне сказали, что вы приговорены к смертной казни.
     - Вам не нравится, Роза, моя милая Роза, вам не нравится, что я люблю цветы?
     - Нет, не то мне не нравится, что вы любите цветы, господин Корнели- ус, но мне очень грустно, что вы их любите больше, чем меня.
     - Ах, милая, догая, любимая, - воскликнул Корнелиус, - посмотрите, как дрожат мои руки, посмотрите, как бледно мое лицо, послушайте, послу- шайте мое сердце, как оно бьется! Да, и все это не потому, что мой тюльпан улыбается и зовет меня. Нет, это потому, что вы улыбаетесь мне, потому, что вы склонили ко мне свою голову, потом что мне кажется, - я не знаю, насколько это верно, - мне кажется, что ваши руки, все время прячась, все же тянутся к моим рукам, что я чувствую за ходом решетки жар ваших прекрасных щек. Роза, любовь моя, раздавите луковичку черного тюльпана, разрушьте надежду на этот цветок, угасите мягкий свет этой девственной, очаровательной мечты, которой я предавался каждый день, - пусть! Не нужно больше цветов в богатых нарядах, полных благородного изящества и божественных причуд! Отнимите у меня все это, вы, цветок, ревнующий к друг цветам, лишите меня всего этого, но не лишайте меня вашего голоса, ваших движений, звука ваших шагов по глухой лестнице, не лишайте меня огня ваших глаз в темном коридоре, уверенности в вашей люб- ви, которая беспрестанно согревает мое сердце. Любите меня, Роза, так как я чувствую, что люблю только вас!
     - После черного тюльпана, - вздохнула молодая девушка, теплые, ласко- вые руки которой прикоснулись, наконец, сквозь решетку к губам Корнелиу- са.
     - Раньше всего. Роза...
     - Должна ли я вам верить?
     - Так же, как вы верите в бога.
     - Хорошо. Ведь ваша любовь не обязывает вас ко многому?
     - Увы, к очень немногому, Роза,о вас это обязывает.
     - Меня? - спросила Роза. - К чему же это менябязывает?
     - Прежде всего, вы не должны выходить замуж.
     Она улыблась.
     - Ах, вот вы какие, - сказала она, - вы - тираны. У вас есть обожае- мая красавица, вы думаете, вы мечтаете только о ней; вы приговорены к смерти, и, идя на эшафот, вы ей посвящаете свой последний вздохи в то же время вы требуете от меня, бедной девушки, чтобы я вам пожертвовала своими мечтами, своими надеждами.
     - Но о какой красавице, Роза, вы говорите? - сказал Корнелиус, пыта- ясь, но беспешно, найти в своей памяти женщину, на которую Роза могла намекать.
     - О прекрасной брюнетке, сударь, о прекрасной брюнетке, с гибким ста- ном и стройными ногами, с горделивой головкой. Я говорю о вашем черном тюльпане.
     Корнелиус улыбнулся.
     - Прелестная фантазерка, моя милая Роза, не вы ли, не считая ашего влюбленного или моего влюбленного Якоба, не вы ли окружены поклонниками,оторые ухаживают за вами? Вы помните, Роза, что вы мне рассказывали о студентах, офицерах и торговцах Гааги? А разве в Левештейне нет ни сту- дентов, ни офицеров, ни торговцев?
     - О, конечно, есть, даже много, - ответила Роза.
     - И они вам пишут?
     - Пишут.
     - И теперь, раз вы умеете читать...
     И Корнелиус вздохнул, подумав, что это ему, несчастному заключенному, Роза обязана тем, что мож прочитывать теперь любовные записки, которые получает.
     - Ну, так что же, - сказала Роза, - мне кажется, господин Корнелиус, ч, изучая своих поклонников по их запискам, я только следую вашим же наставлениям.
     - Как моим наставлениям?
     - Да, вашим наставлениям. Вы забыли, - сказала Роза, вздыхая в свою очередь, - вы забыли завещание, написанное вами в библии Корнеля де Вит- та. Я его не забыла, так как теперь, когда я научилась читать, я перечи- тываю его ежедневно, даже два раз в день. Ну, так вот, в нем вы и заве- щаете мне полюбить и выйти замуж за молодого человека, двадцати шести - двадцати восьми лет. Я ищу этого молодого человека и, так как весь день мне приходится тратить на уход за вашим тюльпаном, то должны же вы пре- доставить мне для поисков вечер.
     - О, Роза, завещание было написано в ожидании смерти, но, милостью судьбы, я остался жив.
     - Ну, хорошо, тогда я перестану искать этого прекрасного молодого че- ловека, двадцати шести - двадцати восьми лет, и буду приходить к вам.
     - Приходите, приходите. Роза.
     - Да, но при одном условии.
     - Оно принимается заранее.
     - Если в продолжение первых трех дней не будет разговоров о черном тюльпане.
     - Мы о нем больше никогда не будем говорить, Роза, если вы этого пот- ребуете.
     - О, нет, - сказала молодая девушка, - не нужно требовать невозможно- го.
     И, как бы нечаянно, она приблизила свою бархатную щечку так близко к решетке, что Корнелиус мог дотронуться до нее губами.
     Роза в порыве любви тихо вскрикнула и исчезла.
     XXI
     Вторая луковичка
     Ночь была прекрасная, а следующий день еще лучше.
     В предыдущие дни тюрьма казалась мрачной, тяжелой, гнетущей. Она всей своей тяжестью давила заключенного. Стены ее были черные, воздух холод- ный, решетка была такая частая, что еле-еле пропускала свет.
     Но, когда рнелиус проснулся, на железных брусьях решетки играл ут- ренний луч солнца, одни голуби рассекали воздух своими распростертыми крыльями, другие влюблено ворковали на крыше у еще закрытого окна.
     Корнелиус подбежал к окну, распахнул его, и ему показалось, что жизнь, радость, чуть ли не свобода вошли в его мрачную камеру вместе с этим лучом солнца.
     Это расцветала любовь, заставляя цвести все кругом; любовь - небесный цветок, еще более сияющий, более ароматный, чем все земные цветы.
     Когда Грифус вошел в комнату заключенного, то вместо того чтобы найти его, как в прошлые дни, угрюмо лежащим в постели, он застал его уже на ногах и напевающим какую-то оперную арию.
     Грифус посмотрел на него исподлобья.
     - Ну, что, - заметил Корнелиус, - как мы поживаем?
     Грифус косо посмоел на него.
     - Ну, как поживают собака, господин Якоб и красавица Роза?
     Грифус заскрежетал зубами.
     - Вот ваш завтрак, - сказал он.
     - Спасибо, друг Цербер, - сказал заключенный: - Он прибыл как раз вовремя, - я очень голоден.
     - А, вы голодны?
     - А почему бы и нет? - спросил ван Берле.
     - Заговор как будто подвигается, - сказал Грифус.
     - Какой заговор? - спросил Корнелиус.
     - Ладно, мы знаем, в чем дело. Но мы будем сдить, господин ученый, мы будем следить, будьте спокойны.
     - Следите, дружище Грифус, следите, - сказал ван Берле, - мой заговор так же, как и моя персона, всецело к вашим услугам.
     - Ничего, в полдень мы это выясним.
     Грифус ушел.
     - "В полдень", - повторил Корнелиус, - что он этим хотел сказать? Ну что же, подождем полудня; в полдень увидим.
     Корнелиусу не трудно было дождаться полудня, - ведь он ждал девяти часов вечера.
     Пробиловенадцать часов дня, и на лестнице послышались не только ша- ги Грифуса, но также и шаги трехчетырех солдат, поднимавшихся с ним.
     Дверь раскрылась, вошел Грифус, пропустил людей в камеру и запер за ними дверь.
     - Вот теперь начинайте обыск.
     Они искали в карманах Корнелиуса, искали между камзолом и жилетом, между жилетом и рубашкой, между рубашкой и его телом, - ничего не нашли.
     Искали в простынях, искали в тюфяке, - ничего не нашли.
     Корнелиус был очень рад, что не согласился в свое время оставить у себя третью луковичку. Как бы она ни была хорошо сптана, Грифус при этом обыске, без сомнения, нашел бы ее и поступил бы с ней так же, как и с первой. Впрочем, никогда еще ни один заключенный не присутствовал с более спокойным видом при обыске своего помещения.
     Грифус ушел с карандашом и тремя или четырьмя листками бумаги, кото- рые Роза дала Корнелиусу. Это были его единственные трофеи.
     В шесть часов Грифус вернулся, но уже один. Корнелиус хотел смягчить его, но Грифус заворчал, оскалив клык, который торчал у него в углу рта, и, пятясь, словно боясь, что на него нападут, вышел.
     Корнелиус рассмеялся.
     Грифус крикнул ему сквозь решетку:
     - Ладно, ладно, смеется тот, кто смеется последним.
     Последним должен был смеяться, по крайней мере, сегодня вечером, Кор- нелиус, так как ждал Розу.
     В девять часов пришла Роза, но Роза пришла на этот раз без фонаря. Розе больше неужен был фонарь: она уже умела читать.
     К тому же фонарь мог выдать Розу, за которой Якоб шпионил больше, чем когда-либо. Кроме того, свет выдавал на лице Розы краску, когда она краснела.
     О чем говорили молодые люди в этот вечер? О вещах, о которых говорят во Франции на роге дома, в Испании - с двух соседних балконов, на вос- токе - с крыши дома. Они говорили о вещах, которые окрыляют бег часов, которые сокращают полет времени Они говорили обо всем, за исключением черного тюльпана. В десять часов, как обычно, они расстались.
     Корнелиус был счастлив, так счастлив, как только может быть счастлив цветовод, котому ничего не сказали о его тюльпане. Он находил Розу прекрасной,н находил ее милой, стройной, очаровательной.
     Но почему Роза запрещала ему говорить о черном тюльпане?
     Это был большой недостаток Розы.
     И Корнелиус сказал себе, вздыхая, что женщина - сущево несовершен- ное.
     Часть ночи он размышлял об этом несовершенстве Это значит, что все время, пока он бодрствовал, он думал о Розе.
     А когда он уснул, он грезил о ней.
     Но в его грезах Роза была куда совершеннее, чем Роза наяву; эта Роза не только говорила о тюльпане, но она даже принесла Корнелиусу чудесный черный тюльпан, распустившийся в китайской вазе.
     Корнелиус проснулся, весь трепеща от радости и бормоча:
     - Роза, Роза, люблю тебя.
     И так как было уже светло, он считал лишним засыпать. И весь день он не расстался с мыслями, с которыми проснулся.
     Ах, если бы только Роза разговаривала о тюльпане, Корнелиус предпочел бы Розу и Семирамиде, и Клеопатре, и королеве Елизавете, и королеве Анне Австрийской, то есть самым великим и самым прекрасным королевам мира. Но Роза запретила говорить о тюльпане под угрозой прекратить свои посеще- ния. Роза запретила упоминать о тюльпане раньше чем через три дня.
     Правда, это были семьдесят два часа, подаренные возлюбленному, но это были в то же время и семьдесят два часа, отнятые у цветовода. Правда, из этих семидесяти двух часов - тридцать шесть уже прошли. Остальные трид- цать шесть часов так же быстро пройдут, - восемнадцать - на ожидание, восемнадцать - на воспоминания.
     Роза пришла в то же самое время. Корнелиус и в этот раз героески вынес положенное ею испытание.
     Впрочем, прекрасная посетительница отлично понимала, что, выставляя известные требования, надо в своючередь идти на уступки. Роза позволя- ла Корнелиусу касаться ее пальцев сквозь решетку окошечка. Роза позволя- ла ему целовать сквозь решетку ее волосы. Бедный ребенок, все эти ласки были для нее куда опасней разговора о черном тюльпане!
     Она поняла это, придя кебе с бьющимся сердцем, пылающим лицом, су- хими губами и влажными глазами.
     На другой день, после первых же приветствий, после первых же ласк, она посмотрела сквозь решетку на Корнелиуса таким взглядом, который хотя и не был виден впотьмах, но который можно было почувствовать.
     - Знаете, - сказала она, - он пророс.
     - Пророс? кто? что? - спросил Корнелиус, не осмеливаясь поверить, что она по собственной воле уменьшила срок испытания.
     - Тюльпан, - сказала Роза.
     - Как так? Вы, значит, разрешаете?
     - Да, разрешаю, - сказалаоза тоном матери, которая разрешает ка- кую-нибудь забаву своему ребенку.
     - Ах, Роза! - воскликнул Корнелиус, вытягивая к ретке свои губы, в надежде прикоснуться к щеке, к руке, ко лбу, к чему-нибудь.
     И он коснулся полуоткрытых губ.
     Роза тихо вскрикнула Корнелиус понял, что нужно торопиться, что этот неожиданный поцелуй взволновал Розу.
     - А как он пророс? Ровно?
     - Ровно, как фрисландское веретено, - сказала Роза.
     - И он уже высокий?
     - В нем, по крайней мере, два дюйма высоты.
     - О Роза, ухаживайте за ним хошенько, и вы увидите, как он быстро станет расти.
     - Могу ли я еще больше ухажива за ним? - сказала Роза. - Я ведь только о нем и думаю.
     - Только о нем? Берегитесь, Роза, - теперь я стану ревновать.
     - Ну, вы же хорошо знаете, что думать о нем - это все равно, что ду- мать о вас. Я его никогда не теряю из виду. Мне его видно с постели. Это - первое, что я вижу, просыпаясь. Это - последнее, что скрывается от мо- его взгляда, когда я засыпаю. Днем я сажусь около него и работаю, так как с тех пор, как он в моей комнате, я ее не покидаю.
     - Вы хорошо делаете, Роза. Ведь, вы знаете, - это ваше приданое.
     - Да, и благодаря ему я смогу выйти замуж за молодого человека двад- цати шести - двадцати восьми лет, которого я полюблю.
     Замолчите, злючка вы этакая!
     И Корнелиусу удалось поймать пальцы молодой девушки, что если и не изменило темы разговора, то, во всяком случае, прервало его.
     В этот вечер Корнелиус был самым счастливым человеком в мире. Роза позволяла ему держать свою руку столько, сколько ему хотелось, и он мог в то же время говорить о тюльпане.
     Последующий каждый день вносил что-нибудь новое и в рост тюльпана и в любовь двух молодых людей. То это были листья, которые стали разворачи- ваться, то это был сам цветок, который начал формироваться.
     При этом известии Корнелс испытал огромную радость, он стал забра- сывать девушку вопросами с быстротой, доказывавшей всю их важность.
     - Он начал формироваться! - воскликнул Корнелиус, - начал формиро- ваться!
     - Да, он формируется, - повторяла Роза.
     От радости у Корнелиуса закружилась голова, и он вынужден был схва- титься за решетку окошечка:
     - О, боже мой!
     Потом он снова начал расспрашивать.
     - А овал у него правильный? Цилиндр буто без вмятины? Кончики ле- пестков зеленые?
     - Овал величиной с большой палец и вытягивается иглой, цилиндр по бо- кам расширяется, кончики лепестков вот-вот раскроются.
     В эту ночь Корнелиус спал мало. Наступал решительный момент, когда должны были приоткрыться кончики лепестков.
     Через два дня Роза объявила, что они приоткрылись.
     - Приоткрылись, Роза, приоткрылись! - воскликнул Корнелиус. - Значит, можно, значит, уже можно различить...
     И заключенный, задыхаясь, остановился.
     - Да, - ответила Роза, - да, можно различить по" Лоску другого цвета, тонкую как волосок.
     - А какого цвета? - спросил, дрожа, Корнелиус.
     - О, очень темного, - ответила Роза.
     - Коричневого?
     - О нет, темнее.
     - Темнее, дорогая Роза, темнее! Спасибо! Он темный, как черное дере- во, темный, как...
     - Темный, как чернила, которыми я вам писала.
     Корнелиус испустил крик безумной радости.
     - О, - сказал он, - нет ангела, равного вам, Роза.
     - Правда? - ответила Роза улыбкой на этот восторг.
     - Роза, вы так много трудились, так много сделали для меня; Роза, мой тюльпан расцветет, мой тюльпан будет черного цвета; Роза, Роза - вы одно из самых совершенных творений природы!
     - После тюльпана, конечно?
     - Ах, замолчите, негодная, замолчите из сострадания, не портите мне моей радости! Но скажите, Роза, если тюльпан находится в таком состоя- нии, то он начнет цвести дня через два, самое позднее через три?
     - Да, завтра или послезавтра.
     - О, я его не увижу! - воскликнул Корнелиус, отклонившись назад, - и я не поцелую его, как чудо природы, которому нужно поклоняться, как я целую ваши руки, Роза, как я целую ваши волосы, как я целую ваши щечки, когда они случайно озываются близко от окошечка.
     Роза приблизила свою щеку к решетке, но не случайно, а намеренно; гу- бы молодого человека жадно прильнули к ней.
     - Ну,то же, если хотите, я срежу цветок, - сказала Роза.
     - О, нет, нет; как только он расцветет, Роза, поставьте его совсем в тени и в тот же момент, в тот же момент пошлите в Гаарлем и сообщите председателю общества цветоводства, что большой черный тюльпан расцвел. Гаарлем далеко, я знаю, но за деньги вы найдете курьера. У вас есть деньги, Роза?
     Роза улыбнулась.
     - О, да, - сказала она.
     - Достаточно? - спросил Корнелиус.
     - У меня триста флоринов.
     - О, если у вас триста флоринов, Роза, то вы не должны посылать курьера, вы должны сами ехать в Гаарлем.
     - Но в это время цветок...
     - О, цветок, вы его возьмете с собой; вы понимаете, что вам с ним нельзя расставаться ни на минуту.
     - Но, не расставаясь с ним, я расстаюсь с вами, - господин Корнелиус, - сказала Роза грустно - Ах, это верно, моя милая, дорогая Роза! Боже, как злы люди! Что я им сделал, за что они лишили меня свободы? Вы пры, Роза, я не смогу жить без вас. Ну, что же, вы пошлете кого-нибудь в Гаарлем, вот и все; а, кроме того, это чудо достаточно велико для того, чтобы председатель мог побеспокоиться и лично приехать в Левештейн за тюпаном.
     Затем он вдруг остановился и сказал дрожащим голосом:
     - Роза, Роза, а если тюльпан не будет черным?
     - Ну что же, об этом вы узнаете завтра или послезавтра вечером.
     - Ждать до вечера, чтобы это узнать, Роза! Я умру от нетерпения. Не можем ли мы установить какой-нибудь условный знак?
     - Я сделаю лучше.
     - Что вы сделаете?
     - Если он распустится ночью, я приду; я приду сама сказать вам об этом. Если он распустится днем, я пройду мимо вашей двери и просуну за- писку или под дверь, или через окошечко, между первым и вторым обходом моего отца.
     - Так, так. Роза, одно слово от вас с весточкой об этом будет для ме- ня двойным счастьем.
     - Вот уже десять часов, я должна покинуть вас.
     - Да, да, идите. Роза, идите.
     Роза ушла почти печальная. Корнелиус почти прогнал ее. Правда, он сделал это для того, чтобы она наблюдала за черным тюльпаном.
     XXII
     Цветок расцвел
     Корнелиус провел очень приятную, но в то же время очень тревожную ночь. Каждую минуту ему казалось, что его зовет нежный голос Розы. Он внезапно просыпался, подбегал к ери, прислонял свое лицо к окошечку, но у окошечка никого не было, коридор был пуст.
     Роза тоже бодрствовала, но она была счастливее его: она следила за тюльпаном. Перед ней, перед ее глазамстоял благородный цветок, чудо из чудес, не только до сих пор невиданное, но и считавшееся недостижимым.
     Что скажет свет, когда узнает, чтоерный тюльпан расцвел, что он су- ществует и что вырастил его ван Берле, заключенный?
     Как решительно прогнал бы Корнелиус человека, которыйришел бы пред- ложить ему свободу в обмен на тюльпан!

/ Полные произведения / Дюма А. / Черный тюльпан