Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок

Золотой теленок [9/23]

  Скачать полное произведение

    пятистопный ямб.
     -- Птибурдуков, тебя я презираю, -- заныл он. - Жены моей
    касаться ты не смей. Ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Куда жену
    уводишь от меня?
     -- Товарищ Лоханкин, -- ошеломленно сказал Птибурдуков,
    хватаясь за усы.
     -- Уйди, уйди, тебя я ненавижу, - продолжал Васисуалий,
    раскачиваясь, как старый еврей на молитве, -- ты гнида жалкая и
    мерзкая притом. Не инженер ты -- хам, мерзавец, сволочь,
    ползучий гад и сутенер притом!
     -- Как вам не стыдно, Васисуалий Андреич, -- сказал
    заскучавший Птибурдуков, -- даже просто глупо. Ну, подумайте,
    что вы делаете? На втором году пятилетки...
     -- Он мне посмел сказать, что это глупо! Он, он, жену
    укравший у меня! Уйди, Птибурдуков, не то тебе по вые, по шее
    то есть, вам я надаю.
     -- Больной человек, -- сказал Птибурдуков, стараясь
    оставаться в рамках приличия.
     Но Варваре эти рамки были тесны. Она схватила со стола уже
    засохший зеленый бутерброд и подступила к голодающему. Лоханкин
    защищался с таким отчаянием, словно бы его собирались
    кастрировать. Птибурдуков отвернулся и смотрел в окно на
    конский каштан, цветущий белыми свечками. Позади себя он слышал
    отвратительное мычание Лоханкина и крики Варвары: "Ешь, подлый
    человек! Ешь, крепостник! "
     На другой день, расстроенная неожиданным препятствием,
    Варвара не пошла на службу. Голодающему стало хуже.
     -- Вот уже и рези в желудке начались, -- сообщил он
    удовлетворенно, - а там цынга на почве недоедания, выпадение
    волос и зубов.
     Птибурдуков привел брата-военного врача.
    Птибурдуков-второй долго прикладывал ухо к туловищу Лоханкина и
    прислушивался к работе его органов с той внимательностью, с
    какой кошка прислушивается к движению мыши, залезшей в
    сахарницу. Во время осмотра Васисуалий глядел на свою грудь,
    мохнатую, как демисезонное пальто, полными слез глазами. Ему
    было очень жалко себя. Птибурдуков-второй посмотрел на
    Птибурдукова-первого и сообщил, что больному диеты соблюдать не
    надо. Есть можно все. Например, суп, котлеты, компот. Можно
    также -- хлеб, овощи, фрукты. Не исключена рыба. Курить можно,
    конечно соблюдая меру. Пить не советует, но для аппетита
    неплохо было бы вводить в организм рюмку хорошего портвейна. В
    общем, доктор плохо разобрался в душевной драме Лоханкиных.
    Сановито отдуваясь и стуча сапогами, он ушел, заявив на
    прощание, что больному не возбраняется также купаться в море и
    ездить на велосипеде.
     Но больной не думал вводить в организм ни компота, ни
    рыбы, ни котлет, ни прочих разносолов. Он не пошел к морю
    купаться, а продолжал лежать на диване, осыпая окружающих
    бранчливыми ямбами. Варвара почувствовала к нему жалость.
    "Из-за меня голодает, -- размышляла она с гордостью, -- какая
    все-таки страсть. Способен ли Сашук на такое высокое чувство? "
    И она бросала беспокойные взгляды на сытого Сашука, вид
    которого показывал, что любовные переживания не помешают ему
    регулярно вводить в организм обеды и ужины. И даже один раз,
    когда Птибурдуков вышел из комнаты, она назвала Васисуалия
    "бедненьким". При этом у рта голодающего снова появился
    бутерброд и снова был отвергнут, "Еще немного выдержки, --
    подумал Лоханкин, -- и не видать Птибурдукову моей Варвары".
     Он с удовольствием прислушивался к голосам из соседней
    комнаты.
     -- Он умрет без меня, -- говорила Варвара, -- придется нам
    подождать. Ты же видишь, что я сейчас не могу уйти.
     Ночью Варваре приснился страшный сон. Иссохший от высокого
    чувства Васисуалий глодал белые шпоры на сапогах военного
    врача. Это было ужасно. На лице врача было покорное выражение,
    словно у коровы, которую доит деревенский вор. Шпоры гремели,
    зубы лязгали. В страхе Варвара проснулась.
     Желтое японское солнце светило в упор, затрачивая всю свою
    силу на освещение такой мелочишки, как граненая пробка от
    пузырька с одеколоном "Турандот". Клеенчатый диван был пуст.
    Варвара повела очами и увидела Васисуалия. Он стоял у открытой
    дверцы буфета, спиной к кровати, и громко чавкал. От нетерпения
    и жадности он наклонялся, притопывал ногой в зеленом носке и
    издавал носом свистящие и хлюпающие звуки. Опустошив высокую
    баночку консервов, он осторожно снял крышку с кастрюли и,
    погрузив пальцы в холодный борщ, извлек оттуда кусок мяса. Если
    бы Вар papa поймала мужа за этим занятием даже в лучшие времена
    их брачной жизни, то и тогда Васисуалию пришлось бы худо.
    Теперь же участь его была решена.
     -- Лоханкин! - сказала она ужасным голосом. От испуга
    голодающий выпустил мясо, которое шлепнулось обратно в
    кастрюлю, подняв фонтанчик из капусты и морковных звезд. С
    жалобным воем кинулся Васисуалий к дивану. Варвара молча и
    быстро одевалась.
     -- Варвара! -- сказал он в нос. -- Неужели ты, в самом
    деле, уходишь от меня в Птибурдукову? Ответа не было.
     -- Волчица ты, - неуверенно объявил Лоханкин, - тебя я
    презираю, к Птибурдукову ты уходишь от меня...
     Но было уже поздно. Напрасно хныкал Васисуалий о любви и
    голодной смерти. Варвара ушла навсегда, волоча за собой
    дорожный мешок с цветными рейтузами, фетровой шляпой, фигурными
    флаконами и прочими предметами дамского обихода.
     И в жизни Васисуалия Андреевича наступил период
    мучительных дум и моральных-страданий. Есть люди, которые не
    умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то
    стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для
    окружающих. Лоханкин же страдал открыто, величаво, он хлестал
    свое горе чайными стаканами, он упивался им. Великая скорбь
    давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении
    русской интеллигенции, а равно о трагедии русского либерализма.
     "А может быть, так надо, -- думал он, -- может быть, это
    искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба
    всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Галилей,
    Милюков, А. Ф. Кони. Да, да, Варвара права, так надо! "
     Душевная депрессия не помешала ему, однако, дать в газету
    объявление о сдаче внаем второй комнаты. "Это все-таки
    материально поддержит меня на первых порах", -- решил
    Васисуалий. И снова погрузился в туманные соображения о
    страданиях плоти и значении души как источника прекрасного.
     От этого занятия его не могли отвлечь даже настоятельные
    указания соседей на необходимость тушить за собой свет в
    уборной. Находясь в расстройстве чувств, Лоханкин постоянно
    забывал это делать, что очень возмущало экономных жильцов.
     Между тем обитатели большой коммунальной квартиры номер
    три, в которой обитал Лоханкин, считались людьми своенравными и
    известны были всему дому частыми скандалами и тяжелыми
    склоками. Квартиру номер три прозвали даже "Вороньей
    слободкой". Продолжительная совместная жизнь закалила этих
    людей, и они не знали страха. Квартирное равновесие
    поддерживалось блоками между отдельными жильцами. Иногда
    обитатели "Вороньей слободки" объединялись все вместе против
    какого-либо одного квартиранта, и плохо приходилось такому
    квартиранту. Центростремительная сила сутяжничества
    подхватывала его, втягивала в канцелярии юрисконсультов, вихрем
    проносила через прокуренные судебные коридоры и вталкивала в
    камеры товарищеских и народных судов. И долго еще скитался
    непокорный квартирант, в поисках правды добираясь до самого
    всесоюзного старосты товарища Калинина. И до самой своей смерти
    квартирант будет сыпать юридическими словечками, которых
    понаберется в разных присутственных местах, будет говорить не
    "наказывается" а "наказуется", не "поступок", а "деяние". Себя
    будет называть не "товарищ Жуков", как положено ему со дня
    рождения, а "потерпевшая сторона". Но чаще всего и с особенным
    наслаждением он будет произносить выражение "вчинить иск". И
    жизнь его, которая и прежде не текла мoлoкoм и медом, станет
    совсем уже дрянной,
     Задолго до семейной драмы Лоханкиных летчик Севрюгов, к
    несчастию своему проживавший в квартире номер три, вылетел по
    срочной командировке Осоавиахима за Полярный круг. Весь мир,
    волнуясь, следил за полетом Севрюгова. Пропала без вести
    иностранная экспедиция, шедшая к полюсу, и Севрюгов должен был
    ее отыскать. Мир жил надеждой на успешные действия летчика.
    Переговаривались радиостанции всех материков, метеорологи
    предостерегали отважного Севрюгова от магнитных бурь,
    коротковолновики наполняли эфир свистом, и польская газета
    "Курьер Поранны", близкая к министерству иностранных дел, уже
    требовала расширения Польши до границы 1772 года. Целый. месяц
    Севрюгов летал над ледяной пустыней, и грохот его моторов был
    слышен во всем мире.
     Наконец, Севрюгов совершил то, что совсем сбило с толку
    газету, близкую к польскому министерству иностранных дел. Он
    нашел затерянную среди торосов экспедицию, успел сообщить
    точное ее местонахождение, но после этого вдруг исчез сам. При
    этом известии земной шар переполнился криками. Имя Севрюгова
    произносилось на трехстах двадцати языках и наречиях, включая
    сюда язык чернокожих индейцев, портреты Севрюгова в звериных
    шкурах появились на каждом свободном листке бумаги. В беседе с
    представителями печати Габриэль д'Аннунцио заявил, что только
    что закончил новый роман и сейчас же вылетает на поиски
    отважного русского. Появился чарльстон "Мне тепло с моей
    крошкой на полюсе". И старые московские халтурщики
    Услышкин-Вертер, Леонид Трепетовский и Борис Аммиаков, издавна
    практиковавшие литературный демпинг и "выбрасывавшие на рынок
    свою продукцию по бросовым ценам, уже писали обозрение под
    названием: "А вам не холодно? ". Одним словом, наша планета
    переживала великую сенсацию.
     Но еще большую сенсацию вызвало это сообщение в квартире
    номер три, находящейся в доме номер восемь по Лимонному
    переулку и известной больше под именем "Вороньей слободки".
     -- Пропал наш квартирант, -- радостно говорил отставной
    дворник Никита Пряхин, суша над примусом валеный сапог. --
    Пропал, миленький. А не летай, не летай! Человек ходить должен,
    а не летать. Ходить должен, ходить.
     И он переворачивал валенок над стонущим огнем.
     -- Долетался, желтоглазый, -- бормотала бабушка,
    имени-фамилии которой никто не знал. Жила она на антресолях,
    над кухней, и хотя вся квартира освещалась электричеством,
    бабушка жгла у себя наверху керосиновую лампу с рефлектором.
    Электричеству она не доверяла. -- Вот и комната освободилась,
    площадь!
     Бабушка первой произнесла слово, которое давно уже
    тяжелило сердца обитателей "Вороньей слободки". О комнате
    пропавшего летчика заговорили все: и бывший горский князь, а
    ныне трудящийся Востока гражданин Гигиенишвили, и Дуня,
    арендовавшая койку в комнате тети Паши, и сама тетя Паша --
    торговка и горькая пьяница, и Александр Дмитриевич Суховейко-в
    прошлом камергер двора его императорского величества, которого
    в квартире звали просто Митричем, и прочая квартирная сошка, во
    главе с ответственной съемщицей Люцией Францевной Пферд.
     -- Что ж, -- сказал Митрич, поправляя золотые очки, когда
    кухня наполнилась жильцами, -- раз товарищ исчез, надо делить.
    Я, например, давно имею право на дополнительную площадь.
     -- Почему ж мужчине площадь? - возразила коечница Дуня. --
    Надо женщине. У меня, может, другого такого случая в жизни не
    будет, чтоб мужчина вдруг пропал.
     И долго она еще толклась между собравшимися, приводя
    различные доводы в свою пользу и часто произнося слово
    "мужчина".
     Во всяком случае жильцы сходились на том, что комнату
    нужно забрать немедленно.
     В тот же день мир задрожал от новой сенсации. Смелый
    Севрюгов нашелся, Нижний Новгород, Квебек и Рейкьявик услышали
    позывные Севрюгова. Он сидел с подмятым шасси на восемьдесят
    четвертой параллели. Эфир сотрясался от сообщений: "Смелый
    русский чувствует себя отлично", "Севрюгов шлет рапорт
    президиуму Осоавиахима! ", "Чарльз Линдберг считает Севрюгова
    лучшим летчиком в мире", "Семь ледоколов вышли на помощь
    Севрюгову и обнаруженной им экспедиции". В промежутках между
    этими сообщениями газеты печатали только фотографии какихто
    ледяных кромок и берегов. Без конца слышались слова: "Севрюгов,
    Нордкап, параллель, Севрюгов, Земля Франца-Иосифа, Шпицберген,
    Кингсбей, пимы, горючее, Севрюгов".
     Уныние, охватившее при этом известии "Воронью слободку",
    вскоре сменилось спокойной уверенностью. Ледоколы продвигались
    медленно, с трудом разбивая ледяные поля.
     -- Отобрать комнату-и все, - говорил Никита Пряхин. -- Ему
    хорошо там на льду сидеть, а тут, например, Дуня все права
    имеет. Тем более по закону жилец не имеет права больше двух
    месяцев отсутствовать.
     -- Как вам не стыдно, гражданин Пряхин! - возражала
    Варвара, в то время еще Лоханкина, размахивая "Известиями". --
    Ведь это герой. - Ведь он сейчас на восемьдесят четвертой
    параллели!
     -- Что еще за параллель такая, -- смутно отзывался Митрич.
    -- Может, такой никакой параллели и вовсе нету. Этого мы не
    знаем. В гимназиях не обучались.
     Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он
    окончил Пажеский корпус.
     -- Да вы поймите, -- кипятилась Варвара, поднося к носу
    камергера газетный лист. - Вот статья. Видите? "Среди торосов и
    айсбергов".
     -- Айсберги! - говорил Митрич насмешливо. - Это мы понять
    можем. Десять лет как жизни нет. Все Айсберги, Вайсберги,
    Айзенберги, всякие там Рабиновичи. Верно Пряхин говорит.
    Отобрать -- и все. Тем более, что вот и Люция Францевна
    подтверждает насчет закона.
     -- А вещи на лестницу выкинуть, к чертям собачьим! --
    грудным голосом. воскликнул бывший князь, а ныне трудящийся
    Востока, гражданин Гигиенишвили.
     Варвару быстро заклевали, и она побежала жаловаться мужу.
     -- А может быть, так надо, -- ответил муж, поднимая
    фараонскую бороду, -- может, устами простого мужика Митрича
    говорит великая сермяжная правда. Вдумайся только в роль
    русской интеллигенции, в ее значение.
     В тот великий день, когда ледоколы достигли, наконец,
    палатки Севрюгова, гражданин Гигиенишвили взломал замок на
    севрюговской двери и выбросил в коридор все имущество героя, в
    том числе висевший на стене красный пропеллер. В комнату
    вселилась Дуня, немедленно впустившая к себе за плату шестерых
    коечников. На завоеванной площади всю ночь длился пир. Никита
    Пряхин играл на гармонии, и камергер Митрич плясал "русскую" с
    пьяной тетей Пашей.
     Будь у Севрюгова слава хоть чуть поменьше той всемирной,
    которую он приобрел своими замечательными полетами над
    Арктикой, не увидел бы он никогда своей комнаты, засосала бы
    его центростремительная сила сутяжничества, и до самой своей
    смерти называл бы он себя не "отважным Севрюговым", не "ледовым
    героем", а "потерпевшей стороной". Но на этот раз "Воронью
    слободку" основательно прищемили. Комнату вернули (Севрюгов
    вскоре переехал в новый дом), а бравый Гигиенишвили за
    самоуправство просидел в тюрьме четыре месяца и вернулся оттуда
    злой, как черт.
     Именно он сделал осиротевшему Лоханкину первое
    представление о необходимости регулярно тушить за собою свет,
    покидая уборную. При этом глаза у него были решительно
    дьявольские. Рассеянный Лоханки н не оценил важности демарша,
    предпринятого гражданином Гигиенишвили, и таким образом
    проморгал начало конфликта, который привел вскоре к ужасающему,
    небывалому даже в жилищной, практике событию.
     Вот как обернулось это дело. Васисуалий Андреевич
    по-прежнему забывал тушить свет в помещении общего пользования.
    Да н мог ли он помнить о таких мелочах быта, когда ушла жена,
    когда остался он без копейки, когда не было еще точно уяснено
    все многообразное значение русской интеллигенции? Мог ли он
    думать, что жалкий бронзовый светишко восьмисвечовой лампы
    вызовет в соседях такое большое чувство? Сперва его
    предупреждали по нескольку раз в день. Потом прислали письмо,
    составленное Митричем и подписанное всеми жильцами. И, наконец,
    перестали предупреждать и уже не слали писем. Лоханкин еще не
    постигал значительности происходящего, но уже смутно почудилось
    ему, что некое кольцо готово сомкнуться.
     Во вторник вечером прибежала тетипашина девчонка и одним
    духом отрапортовала:
     -- Они последний раз говорят, чтоб тушили. Но как-то так
    случилось, что Васисуалий Андреевич снова забылся, и лампочка
    продолжала преступно светить сквозь паутину и грязь. Квартира
    вздохнула. Через минуту в Дверях лоханкинской комнаты показался
    гражданин Гигиенишвили. Он был в голубых полотняных сапогах и в
    плоской шапке из коричневого барашка.
     -- Идем, -- сказал он, маня Васисуалия пальцем. Он крепко
    взял его за руку, повел по темному коридору, где Васисуалий
    почему-то затосковал и стал даже легонько брыкаться, и ударом в
    спину вытолкнул его на средину кухни. Уцепившись за бельевые.
    веревки, Лоханкин удержал равновесие и испуганно оглянулся.
    Здесь собралась вся квартира. В молчании стояла здесь Люция
    Францевна Пферд. Фиолетовые химические морщины лежали на -
    властном лице ответственной съемщицы. Рядом с нею,
    пригорюнившись, сидела на плите пьяненькая тетя Паша.
    Усмехаясь, смотрел на оробевшего Лоханкина босой Никита Пряхин.
    С антресолей свешивалась голова ничьей бабушки. Дуня делала
    знаки Митричу, Бывший камергер двора улыбался, пряча что-то за
    спиной.
     -- Что? Общее собрание будет? -- спросил Васисуалий
    Андреевич тоненьким голосом.
     -- Будет, будет, -- сказал Никита Пряхин, приближаясь к
    Лоханкину, -- все тебе будет. Кофе тебе будет, какава! Ложись!
    -- закричал он вдруг, дохнув на Васисуалия не то водкой, не то
    скипидаром.
     -- В каком смысле ложись? -- спросил Васисуалий Андреевич,
    начиная дрожать.
     -- А что с ним говорить, с нехорошим человеком! -- сказал
    гражданин Гигиенишвили. И, присев на корточки, принялся шарить
    по талии Лоханкина, отстегивая подтяжки.
     -- На помощь! -- шепотом произнес Васисуалий, устремляя
    безумный взгляд на Люцию Францевну.
     -- Свет надо было тушить! - сурово ответила гражданка
    Пферд.
     -- Мы не буржуи -- электрическую энергию зря жечь, --
    добавил камергер Митрич, окуная что-то в ведро с водой.
     -- Я не виноват! -- запищал Лоханкин, вырываясь из рук
    бывшего князя, а ныне трудящегося Востока.
     -- Все не виноваты! -- бормотал Никита Пряхин, придерживая
    трепещущего жильца.
     -- Я же ничего такого не сделал.
     -- Все ничего такого не сделали.
     -- У меня душевная депрессия.
     -- У всех душевная.
     -- Вы не смеете меня трогать. Я малокровный.
     -- Все, все малокровные.
     -- От меня жена ушла! - надрывался Васисуалий.
     -- У всех жена ушла, - отвечал Никита Пряхин.
     -- Давай, давай, Никитушко! - хлопотливо молвил камергер
    Митрич, вынося к свету мокрые, блестящие розги. - За
    разговорами до свету не справимся.
     Васисуалия Андреевича положили животом на пол. Ноги его
    молочно засветились. Гигиенишвили размахнулся изо всей силы, и
    розга тонко запищала в воздухе.
     -- Мамочка! - взвизгнул Васисуалий.
     -- У всех мамочка! - наставительно сказал Никита, прижимая
    Лоханкина коленом. И тут Васисуалий вдруг замолчал. "А может
    быть, так надо, - подумал он, дергаясь от ударов и разлядывая
    темные, панцирные ногти на ноге Никиты. -- Может, именно в этом
    искупление, очищение, великая жертва... "
     И покуда его пороли, покуда Дуня конфузливо смеялась, а
    бабушка покрикивала с антресолей: "Так его, болезного, так его,
    родименького! " -- Васисуалий Андреевич сосредоточенно думал о
    значении русской интеллигенции и о том, что Галилей тоже
    потерпел за правду.
     Последним взял розги Митрич.
     -- Дай-кось, я попробую, -- сказал он, занося руку. --
    Надаю ему лозанов по филейным частям.
     Но Лоханкину не пришлось отведать камергерской лозы. В
    дверь черного хода постучали. Дуня бросилась открывать.
    (Парадный ход "Вороньей слободки" был давно заколочен по той
    причине, что жильцы никак не могли решить, кто первый должен
    мыть лестницу. По этой же причине была наглухо заперта и ванная
    комната. )
     -- Васисуалий Андреевич, вас незнакомый мужчина
    спрашивает, - сказала Дуня как ни в чем не бывало.
     И все действительно увидели стоявшего в дверях незнакомого
    мужчину в белых джентльменских брюках. Васисуалий Андреевич
    живо вскочил, поправил свой туалет и с ненужной улыбкой обратил
    лицо к вошедшему Бендеру.
     -- Я вам не помешал? - учтиво спросил великий комбинатор
    щурясь.
     -- Да, да, -- пролепетал Лоханкин, шаркая ножкой, - видите
    ли, тут я был, как бы вам сказать, немножко занят... Но...
    кажется, я уже освободился? И он искательно посмотрел по
    сторонам. Но в кухне уже не было никого, кроме тети Паши,
    заснувшей на плите во время экзекуции. На дощатом полу валялись
    отдельные прутики и белая полотняная пуговица с двумя
    дырочками.
     -- Пожалуйте ко мне, - пригласил Васисуалий.
     -- А может быть, я вас все-таки отвлек? -- спросил Остап,
    очутившись в первой комнате Лоханкина. - Нет? Ну, хорошо. Так
    это у вас "Сд. пр. ком. в уд. в. ч. м. од. ин. хол. "? А она на
    самом деле "пр. " и имеет "в. уд. "?
     -- Совершенно верно, -- оживился Васисуалий, - прекрасная
    комната, все удобства. И недорого возьму. Пятьдесят рублей в
    месяц.
     -- Торговаться я не стану, -- вежливо сказал Остап, -- но
    вот соседи... Как они?
     -- Прекрасные люди, -- ответил Васисуалий, -- и вообще все
    удобства. И цена дешевая.
     -- Но ведь они, кажется, ввели здесь телесные наказания?
     -- Ах, - сказал Лоханкин проникновенно, - ведь в конце
    концов кто знает? Может быть, так надо. Может быть, именно в
    этом великая сермяжная правда.
     -- Сермяжная? -- задумчиво повторил Бендер. - Она же
    посконная, домотканая и кондовая? Так, так. В общем, скажите,
    из какого класса гимназии вас вытурили за неуспешность? Из
    шестого?
     -- Из пятого, -- ответил Лоханкин.
     -- Золотой класс. Значит, до физики Краевича вы не дошли?
    И с тех пор вели исключительно интеллектуальный образ жизни?
    Впрочем, мне все равно. Живите, как хотите. Завтра я к вам
    переезжаю.
     -- А задаток? - спросил бывший гимназист.
     -- Вы не в церкви, вас не обманут, -- веско сказал великий
    комбинатор. -- Будет и задаток. С течением времени.
    ГЛАВА XIV. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
     Когда Остап вернулся в гостиницу "Карлсбад" и, Отразившись
    несчетное число раз в вестибюльных, лестничных и коридорных
    зеркалах, которыми так любят украшаться подобного рода
    учреждения, вошел к себе, его смутил господствующий в номере
    беспорядок. Красное плюшевое кресло лежало кверху куцыми
    ножками, обнаруживая непривлекательную джутовую изнанку.
    Бархатная скатерть с позументами съехала со стола. Даже картина
    "Явление Христа народу" и та покосилась набок, потерявши в этом
    виде большую часть поучительности, которую вложил в нее
    художник. С балкона дул свежий пароходный ветер, передвигая
    разбросанные по кровати денежные знаки. Между ними валялась
    железная коробка от папирос "Кавказ", На ковре, сцепившись и
    выбрасывая ноги, молча катались Паниковский и Балаганов.
     Великий комбинатор брезгливо перешагнул через дерущихся и
    вышел на балкон. Внизу, на бульваре, лепетали гуляющие,
    перемалывался под ногами гравий, реяло над черными кленами
    слитное дыхание симфонического оркестра. В темной глубине порта
    кичился огнями и гремел железом строящийся холодильник. За
    брекватером ревел и чего-то требовал невидимый пароход,
    вероятно, просился в гавань.
     Возвратившись в номер, Остап увидел, что молочные братья
    уже сидят друг против друга на полу и, устало отпихиваясь
    ладонями, бормочут: "А ты кто такой? "
     -- Не поделились? - спросил Бендер, задергивая портьеру.
     Паниковский и Балаганов быстро вскочили на ноги и
    принялись рассказывать. Каждый из них приписывал весь успех
    себе и чернил действия другого. Обидные для себя подробности
    они, не сговариваясь, опускали, приводя взамен их большое
    количество деталей, рисующих в выгодном свете их молодечество и
    расторопность.
     -- Ну, довольно? -- молвил Остап. -- Не стучите лысиной по
    паркету. Картина битвы мне ясна. Так вы говорите, с ним была
    девушка? Это хорошо. Итак, маленький служащий запросто носит в
    кармане... вы, кажется, уже посчитали? Сколько там? Ого! Десять
    тысяч! Жалованье господина Корейко за двадцать лет беспорочной
    службы. Зрелище для богов, как пишут наиболее умные передовики.
    Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили
    деньги? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю.
     -- Я хотел честно, -- сказал Балаганов, собирая деньги с
    кровати, -- по справедливости. Всем поровну -- по две с
    половиной тысячи.
     И, разложив деньги на четыре кучки, он скромно отошел в
    сторону, сказавши:
     -- Вам, мне, ему и Козлевичу.
     -- Очень хорошо, -- заметил Остап. - А теперь пусть
    разделит Паниковский, у него, как видно, имеется особое мнение.
     Оставшийся при особом мнении Паниковский принялся за дело
    с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил
    толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с
    места на место, будто раскладывал большой королевский пасьянс.
    После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки:
    одна-большая, из чистых, новеньких бумажек, вторая-такая же, но
    из бумажек погрязнее, и третья -- маленькая и совсем грязная.
     -- Нам с вами по четыре тысячи, -- сказал он Бендеру, -- а
    Балаганову две. Он и на две не наработал.
     -- А Козлевичу? - спросил Балаганов, в гневе закрывая
    глаза.
     -- За что же Козлевичу? -- завизжал Паниковский, -- Это
    грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться? Я не знаю
    никакого Козлевича.
     -- Все? -- спросил великий комбинатор.
     -- Все, - ответил Паниковский, не отводя глаз от пачки с
    чистыми бумажками. -- Какой может быть в этот момент Козлевич?
     -- А теперь буду делить я, - по-хозяйски сказал Остап.
     Он, не спеша, соединил кучки воедино, сложил деньги в
    железную коробочку и засунул ее в карман белых брюк.
     -- Все эти деньги, -- заключил он, -- будут сейчас же
    возвращены потерпевшему гражданину Корейко. Вам нравится такой
    способ дележки?
     -- Нет, не нравится, -- вырвалось у Паниковского.
     -- Бросьте шутить, Бендер, -- недовольно сказал Балаганов.
    -- Надо разделить по справедливости.
     -- Этого не будет, -- холодно сказал Остап. -- И вообще в
    этот полночный час я с вами шутить не собираюсь. Паниковский
    всплеснул старческими лиловатыми ладонями. Он с ужасом
    посмотрел на великого комбинатора, отошел в угол и затих.
    Изредка только сверкал оттуда золотой зуб нарушителя конвенции.
     У Балаганова сразу сделалось мокрое, как бы сварившееся на
    солнце лицо.
     -- Зачем же мы работали? - сказал он, отдуваясь. -- Так
    нельзя. Это... объясните.
     -- Вам, -- вежливо сказал Остап, -- любимому сыну
    лейтенанта, я могу повторить только то, что я говорил в
    Арбатове. Я чту Уголовный кодекс. Я не налетчик, а идейный
    борец за денежные знаки. В мои четыреста честных способов
    отъема денег ограбление не входит, как-то не укладывается. И
    потом мы прибыли сюда не за десятью тысячами. Этих тысяч мне
    лично нужно по крайней мере пятьсот.
     -- Зачем же вы послали нас? -- спросил Балаганов остывая.
    -- Мы старались.
     -- Иными словами, вы хотите спросить, известно ли
    достопочтенному командору, с какой целью он предпринял
    последнюю операцию? На это отвечу -- да, известно. Дело в
    том...
     В эту минуту в углу потух золотой зуб. Паниковский
    развернулся, опустил голову и с криком: "А ты кто такой? "-вне
    себя бросился на Остапа. Не переменяя позы и даже не повернув
    головы, великий комбинатор толчком каучукового кулака вернул
    взбесившегося нарушителя конвенции на прежнее место и
    продолжал:
     -- Дело в том, Шура, что это была проверка. У служащего с
    сорокарублевым жалованьем оказалось в кармане десять тысяч
    рублей, что несколько странно и дает нам большие шансы,
    позволяет, как говорят марафоны и беговые жуки, надеяться на
    куш. Пятьсот тысяч-это безусловно куш. И получим мы его так. Я
    возвращу Корейко десять тысяч, и он их возьмет. Хотел бы я
    видеть человека, который не взял бы назад своих денег. И вот
    тут-то ему придет конец. Его погубит жадность. И едва только он
    сознается в своем богатстве, я возьму его голыми руками. Как
    человек умный, он поймет, что часть меньше целого, и отдаст мне
    эту часть из опасения потерять все. И тут, Шура, на сцену
    явится некая тарелочка с каемкой...
     -- Правильно! -- воскликнул Балаганов. В углу плакал
    Паниковский.
     -- Отдайте мне мои деньги, -- шепелявил он, - я совсем
    бедный! Ягод не был в бане. Я старый. Меня девушки не любят.
     -- Обратитесь во Всемирную лигу сексуальных реформ, --
    сказал Бендер. -- Может быть, там помогут.
     -- Меня никто не любит, - продолжал Паниковский,
    содрогаясь.
     -- А за что вас любить? Таких, как вы, девушки не любят.
    Они любят молодых, длинноногих, политически грамотных. А вы
    скоро умрете. И никто не напишет про вас в газете: "Еще один
    сгорел на работе". И на могиле не будет сидеть прекрасная вдова
    с персидскими глазами. И заплаканные дети не будут спрашивать:
    "Папа, папа, слышишь ли ты нас? "
     -- Не говорите так! -- закричал перепугавшийся
    Паниковский. -- Я всех вас переживу. Вы не знаете Паниковского.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ]

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок


Смотрите также по произведению "Золотой теленок":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis