Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок

Золотой теленок [14/23]

  Скачать полное произведение

    Но тут заговорщики заметили, что из-под зеленых конторских
    занавесок пробивается свет.
     -- Кто же там может быть в такой час? -- удивился
    Балаганов, нагибаясь к замочной скважине.
     За письменным столом, освещенный боковым светом сильной
    штепсельной лампы, сидел Остап Бендер и что-то быстро писал.
     -- Писатель! - сказал Балаганов, заливаясь смехом и
    уступая скважину Паниковскому.
     -- Конечно, -- заметил Паниковский, вдоволь насмотревшись,
    -- опять пишет. Ей-богу, этот жалкий человек меня смешит. Но
    где же мы будем пилить?
     И, жарко толкуя о необходимости завтра же утром сбыть для
    начала два кусочка золота часовщику, молочные братья подняли
    свой груз и пошли в темноту.
     Между тем великий комбинатор заканчивал жизнеописание
    Александра Ивановича Корейко. Со всех пяти избушек,
    составлявших чернильный прибор "Лицом к деревне", были сняты
    бронзовые крышечки. Остап макал перо без разбору, куда попадет
    рука, ездил по стулу и шаркал под столом ногами.
     У него было изнуренное лицо карточного игрока, который всю
    ночь проигрывали только на рассвете поймал, наконец, талию. Всю
    ночь не вязались банки и не шла карта. Игрок менял столы,
    старался обмануть судьбу и найти везучее место. Но карта упрямо
    не шла. Уже он начал "выжимать", то есть, посмотрев на первую
    карту, медленнейшим образом выдвигать из-за ее спины другую,
    уже клал он карту на край стола и смотрел на нее снизу, уже
    складывал обе карты рубашками наружу и раскрывал их, как книгу,
    - словом, проделывал все то, что проделывают люди, когда им не
    везет в девятку. Но это не помогало. В руки шли по большей
    части картинки: валеты с веревочными усиками, дамы, нюхающие
    бумажные цветки, и короли с дворницкими бородами. Очень часто
    попадались черные и розовые десятки В общем, шла та мерзость,
    которую официально называют "баккара", а неофициально -- "бак"
    или "жир", И только в тот час, когда люстры желтеют и тухнут,
    когда под плакатами "спать воспрещается" храпят и захлебываются
    на стульях неудачники в заношенных воротничках, совершается
    чудо. Банки вдруг начинают вязаться, отвратительные фигуры и
    десятки исчезают, валят восьмерки и девятки. Игрок уже не
    мечется по залу, не выжимает карту, не заглядывает в нее снизу.
    Он чувствует в руках счастливую талию. И уже марафоны
    столпились позади счастливца, дергают его за плечи и
    подхалимски шепчут: "Дядя Юра, дайте три рубля". А он, бледный
    и гордый, дерзко переворачивает карты и под крики:
    "Освобождаются места за девятым столом! " и "Аматорские,
    пришлите по полтиннику! "-потрошит своих партнеров. И зеленый
    стол, разграфленный белыми линиями и дугами, становится для
    него веселым и радостным, как футбольная площадка.
     Для Остапа уже не было сомнений. В игре наступил перелом.
     Все неясное стало ясным. Множество людей с веревочными
    усиками и королевскими бородами, с которыми пришлось сшибиться
    Остапу и которые оставили след в желтой папке с ботиночными
    тесемками, внезапно посыпались в сторону, и на передний план,
    круша всех и вся, выдвинулось белоглазое ветчинное рыло с
    пшеничными бровями и глубокими ефрейторскими складками на
    щеках.
     Остап поставил точку, промакнул жизнеописание прессом с
    серебряным медвежонком вместо ручки и стал подшивать документы.
    Он любил держать дела в порядке. Последний раз полюбовался он
    хорошо разглаженными показаниями, телеграммами и различными
    справками. В папке были даже фотографии и выписки из
    бухгалтерских книг. Вся жизнь Александра Ивановича Корейко
    лежала в папке, а вместе с ней находились там пальмы, девушки,
    синее море, белый пароход, голубые экспрессы, зеркальный
    автомобиль и Рио-де-Жанейро, волшебный город в глубине бухты,
    где живут добрые мулаты и подавляющее большинство граждан ходит
    в белых штанах. Наконец-то великий комбинатор нашел того самого
    индивида, о котором мечтал всю жизнь.
     -- И некому даже оценить мой титанический труд, -- грустно
    сказал Остап, поднимаясь и зашнуровывая толстую папку--
    Балаганов очень мил, но глуп. Паниковский-просто вздорный
    старик. А Козлевич-ангел без крыльев. Он до сих пор не
    сомневается в том, что мы заготовляем рога для нужд мундштучной
    промышленности. Где же мои друзья, мои жены, мои дети? Одна
    надежда, что уважаемый Александр Иванович оценит мой великий
    труд и выдаст мне на бедность тысяч пятьсот. Хотя нет! Теперь я
    меньше миллиона не возьму, иначе добрые мулаты просто не станут
    меня уважать.
     Остап вышел из-за стола, взял свою замечательную папку и
    задумчиво принялся расхаживать по пустой конторе, огибая
    машинку с турецким акцентом, железнодорожный компостер и почти
    касаясь головой оленьих рогов. Белый шрам на горле Остапа
    порозовел. Постепенно движения великого комбинатора все
    замедлялись, и его ноги в красных башмаках, купленных по случаю
    у греческого матроса, начали бесшумно скользить по полу.
    Незаметно он стал двигаться боком. Правой рукой он нежно, как
    девушку, прижал к груди папку, а левую вытянул вперед. Над
    городом явственно послышался канифольный скрип колеса Фортуны.
    Это был тонкий музыкальный звук, который перешел вдруг в легкий
    скрипичный унисон... И хватающая за сердце, давно позабытая
    мелодия заставила звучать все предметы, находившиеся в
    Черноморском отделении Арбатовской конторы по заготовке рогов и
    копыт.
     Первым начал самовар. Из него внезапно вывалился на поднос
    охваченный пламенем уголек. И самовар запел:
     Под знойным небом Аргентины, Где небо южное так сине...
     Великий комбинатор танцевал танго. Его медальное лицо было
    повернуто в профиль. Он становился на одно колено, быстро
    поднимался, поворачивался и. легонько переступая ногами, снова
    скользил вперед. Невидимые фрачные фалды разлетались при
    неожиданных поворотах.
     А мелодию уже перехватила пишущая машинка с турецким
    акцентом:
     ... Гдэ нэбо южноэ так синэ, Гдэ жэнщины, как на
    картинэ...
     И неуклюжий, видавший виды чугунный компостер глухо
    вздыхал о невозвратном времени:
     ... Где женщины как на картине, Танцуют все танго.
     Остап танцевал классическое провинциальное танго, которое
    исполняли в театрах миниатюр двадцать лет тому назад, когда
    бухгалтер Берлага носил свой первый котелок, Скумбриевич служил
    в канцелярии градоначальника, Полыхаев держал экзамен на первый
    гражданский чин, а зицпредседатель Фунт был еще бодрым
    семидесятилетним человеком и вместе с другими пикейными
    жилетами сидел в кафе "Флорида", обсуждая ужасный факт закрытия
    Дарданелл в связи с итало-турецкой войной. И пикейные жилеты, в
    те времена еще румяные и гладкие, перебирали политических
    деятелей той эпохи. "Энвербей-это голова. Юан Ши-кай-это
    голова. Пуришкевич-все-таки тоже голова! "-говорили они, И уже
    тогда они утверждали, что Бриан-это голова, потому что он и
    тогда был министром. Остап танцевал. Над его головой трещали
    пальмы и проносились цветные птички. Океанские пароходы терлись
    бортами о пристани Рио-де-Жанейро. Сметливые бразильские
    купчины на глазах у всех занимались кофейным демпингом, и в
    открытых ресторанах местные молодые люди развлекались спиртными
    напитками.
     -- Командовать парадом буду я! - воскликнул великий
    комбинатор.
     Потушив свет, он вышел из комнаты и кратчайшим путем
    направился на Малую Касательную улицу. Бледные циркульные ноги
    прожекторов раздвигались по небу, спускались вниз, внезапно
    срезали кусок дома, открывая балкон или стеклянную арнаутскую
    галерею с остолбеневшей от неожиданности парочкой. Из-за угла
    навстречу Остапу, раскачиваясь и стуча гусеничными лентами,
    выехали два маленьких танка с круглыми грибными шляпками.
    Кавалерист, нагнувшись с седла, расспрашивал прохожего, как
    ближе проехать к Старому рынку. В одном месте Остапу преградила
    путь артиллерия. Он проскочил путь в интервале между двумя
    батареями. В другом -- милиционеры торопливо прибивали к
    воротам дома доску с черной надписью: "Газоубежище".
     Остап торопился. Его подгоняло аргентинское танго. Не
    обращая внимания на окружающее, он вошел в дом Корейко и
    постучал в знакомую дверь.
     -- Кто там? -- послышался голос подпольного миллионера.
     -- Телеграмма! - ответил великий комбинатор, подмигнув в
    темноту.
     Дверь открылась, и он вошел, зацепившись папкой за дверной
    косяк.
     На рассвете далеко за городом сидели в овраге
    уполномоченный и курьер.
     Они пилили гири. Носы их были перепачканы чугунной пылью.
    Рядом с Паниковским лежала на траве манишка. Он ее снял: она
    мешала работать. Под гирями предусмотрительный нарушитель
    конвенции разостлал газетный лист, дабы ни одна пылинка
    драгоценного металла не пропала зря.
     Молочные братья изредка важно переглядывались и
    принимались пилить с новой силой. В утренней тишине слышались
    только посвистывание сусликов и скрежетание нагревшихся
    ножовок.
     -- Что такое! -- сказал вдруг Балаганов, переставая
    работать. -- Три часа уже пилю, а оно все еще не золотое.
     Паниковский не ответил. Он уже все понял и последние
    полчаса водил ножовкой только для виду.
     -- Ну-с, попилим еще! - бодро сказал рыжеволосый Шура.
     -- Конечно, надо пилить, - заметил Паниковский, стараясь
    оттянуть страшный час расплаты.
     Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы
    смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину Балаганова -- Ничего не понимаю! -- сказал Шура, допилив до конца и разнимая гирю на две яблочные половины. - Это не золото!
     -- Пилите, пилите, -- пролепетал Паниковский. Но
    Балаганов, держа в каждой руке по чугунному полушарию, стал
    медленно подходить к нарушителю конвенции.
     -- Не подходите ко мне с этим железом! - завизжал
    Паниковский, отбегая в сторону. - Я вас презираю!
     Но тут Шура размахнулся и, застонав от натуги, метнул в
    интригана обломок гири. Услышав над своей головой свист
    снаряда, интриган лег на землю.
     Схватка уполномоченного с курьером была непродолжительна.
    Разозлившийся Балаганов сперва с наслаждением топтал манишку, а
    потом приступил к ее собственнику. Нанося удары, Шура
    приговаривал:
     -- Кто выдумал эти гири? Кто растратил казенные деньги?
    Кто Бендера ругал?
     Кроме того, первенец лейтенанта вспомнил о нарушении
    сухаревской конвенции, что обошлось Паниковскому в несколько
    лишних тумаков.
     -- Вы мне ответите за манишку! - злобно кричал
    Паниковский, закрываясь локтями. -- Имейте в виду, манишки я
    вам никогда не прощу! Теперь таких манишек нет в продаже!
     В заключение Балаганов отобрал у противника ветхий
    кошелечек с тридцатью восемью рублями.
     -- Это за твой кефир, гадюка! -- сказал он при атом.
     В город возвращались без радости. Впереди шел рассерженный
    Шура, а за ним, припадая на одну ножку и громко плача, тащился
    Паниковский.
     -- Я бедный и несчастный старик! - всхлипывал он. -- Вы
    мне ответите за манишку. Отдайте мне мои деньги.
     -- Ты у меня получишь! -- говорил Шура, не оглядываясь. --
    Все Бендеру скажу. Авантюрист!
    ГЛАВА XXI. КОНЕЦ "ВОРОНЬЕЙ СЛОБОДКИ"
     Варвара Птибурдукова была счастлива. Сидя за круглым
    столом, она обводила взором свое хозяйство. В комнате
    Птибурдуковых стояло много мебели, так что свободного места
    почти не было. Но и той площади, которая оставалась, было
    достаточно для счастья. Лампа посылала свет за окно, где, как
    дамская брошь, дрожала маленькая зеленая ветка. На столе лежали
    печенье, конфеты и маринованный судак в круглой железной
    коробочке. Штепсельный чайник собрал на своей кривой
    поверхности весь уют птибурдуковского гнезда. В нем отражались
    и кровать, и белые занавески, и ночная тумбочка. Отражался и
    сам Птибурдуков, сидевший напротив жены в синей пижаме со
    шнурками. Он тоже был счастлив. Пропуская сквозь усы папиросный
    дым, он выпиливал лобзиком из фанеры игрушечный дачный нужник.
    Работа была кропотливая. Необходимо было выпилить стенки,
    наложить косую крышку, устроить внутреннее оборудование,
    застеклить окошечко и приделать к дверям микроскопический
    крючок. Птибурдуков работал со страстью; он считал выпиливание
    по дереву лучшим отдыхом.
     Окончив работу, инженер радостно засмеялся, похлопал жену
    по толстой теплой спине и придвинул к себе коробочку с судаком.
    Но в эту минуту послышался сильный стук в дверь, мигнула лампа,
    и чайник сдвинулся с проволочной подставки.
     -- Кто бы это так поздно? -- молвил Птибурдуков, открывая
    дверь.
     На лестнице стоял Васисуалий Лоханкин-- Он по самую бороду
    был завернут в белое марсельское одеяло, из-под которого
    виднелись волосатые ноги. К груди он прижимал книгу "Мужчина и
    женщина", толстую и раззолоченную, как икона. Глаза Васисуалия
    блуждали.
     -- Милости просим, - ошеломленно сказал инженер, делая шаг
    назад. -- Варвара, что это?
     -- Я к вам пришел навеки поселиться, - ответил Лоханкин
    гробовым ямбом, - надеюсь я найти у вас приют.
     -- Как-приют? - сказал Птибурдуков багровея. -- Что вам
    угодно, Васисуалий Андреевич? На площадку выбежала Варвара,
     -- Сашук! Посмотри, он голый! - закричала она, - Что
    случилось, Васисуалий? Да войди же, войдите.
     Лоханкин переступил порог босыми ногами и, бормоча:
    "Несчастье, несчастье", начал метаться по комнате. Концом
    одеяла он сразу смахнул на пол тонкую столярную работу
    Птибурдукова. Инженер отошел в угол, чувствуя, что ничего
    хорошего уже не предвидится.
     -- Какое несчастье? -- допытывалась Варвара. - Почему ты в
    одном одеяле?
     -- Я к вам пришел навеки поселиться, - повторил Лоханкин
    коровьим голосом.
     Его желтая барабанная пятка выбивала по чистому восковому
    полу тревожную дробь.
     -- Что ты ерунду мелешь? -- набросилась Варвара на бывшего
    мужа. -- Ступай домой и проспись. Уходи отсюда! Иди, иди домой!
     -- Уж дома нет, - сказал Васисуалий, продолжая дрожать. --
    Сгорел до основанья. Пожар, пожар погнал меня сюда. Спасти
    успел я только одеяло и книгу спас любимую притом. Но раз вы
    так со мной жестокосердны, уйду я прочь и прокляну притом.
     Васисуалий, горестно шатаясь, пошел к выходу. Но Варвара с
    мужем удержали его. Они просили прощенья, говорили, что не
    разобрали сразу, в чем дело, и вообще захлопотали. На свет были
    извлечены новый пиджачный костюм Птибурдукова, белье и ботинки.
     Пока Лоханкин одевался, супруги совещались в коридоре.
     -- Куда его устроить? -- шептала Варвара. -- Он не может у
    нас ночевать, у нас одна комната.
     -- Я тебе удивляюсь, - сказал добрый инженер, - у человека
    несчастье, а ты думаешь только о своем благополучии.
     Когда супруги вернулись в комнату, погорелец сидел за
    столом и прямо из железной коробочки ел маринованную рыбу.
    Кроме того, с полочки были сброшены два тома "Сопротивления
    материалов", и их место заняла раззолоченная "Мужчина и
    женщина".
     -- Неужели весь дом сгорел? -- сочувственно спросил
    Птибурдуков. -- Вот ужас!
     -- А я думаю, что, может, так надо, -- сказал Васисуалий,
    приканчивая хозяйский ужин, -- может быть, я выйду из пламени
    преобразившимся, а? Но он не преобразился.
     Когда обо всем было переговорено, Птибурдуковы стали
    устраиваться на ночь. Васисуалию постлали матрасик на том самом
    остатке площади, которого еще час назад было достаточно для
    счастья. Окно закрыли, потушили свет, и в комнату вошла ночь.
    Минут двадцать все лежали молча, время от времени ворочаясь и
    тяжело вздыхая. Потом с полу донесся тягучий шепот Лоханкина:
     -- Варвара! Варвара! Слушай, Варвара?
     -- Чего тебе? -- негодующе спросила бывшая жена.
     -- Почему ты от меня ушла, Варвара? Не дождавшись ответа
    на этот принципиальный вопрос, Васисуалий заныл:
     -- Ты самка, Варвара! Ты волчица! Волчица ты, тебя я
    презираю...
     Инженер недвижимо лежал в постели, задыхаясь от злости и
    сжимая кулаки.
     "Воронья слободка" загорелась в двенадцать часов вечера, в
    то самое время, когда Остап Бендер танцевал танго в пустой
    конторе, а молочные братья Балаганов и Паниковский выходили из
    города, сгибаясь под тяжестью золотых гирь.
     В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару
    в квартире номер три, начальным звеном была ничья бабушка. Она,
    как известно, жгла на своей антресоли керосин, так как не
    доверяла электричеству. После порки Васисуалия Андреевича в
    квартире давно уже не происходило никаких интересных событий, и
    беспокойный ум камергера Митрича томился от вынужденного
    безделья. Поразмыслив хорошенько о бабушкиных привычках, он
    встревожился.
     -- Сожжет, старая, всю квартиру! - бормотал он. -- Ей что?
    А у меня одна рояль, может быть, две тысячи стоит.
     Придя к такому заключению, Митрич застраховал от огня все
    свое движимое имущество. Теперь он мог быть спокоен и
    равнодушно глядел, как бабушка тащила к себе наверх большую
    мутную бутыль с керосином, держа ее на руках, как ребенка.
    Первым об осторожном поступке Митрича узнал гражданин
    Гигиенишвили и сейчас же истолковал его по-своему. Он подступил
    к Митричу в коридоре и, схватив его за грудь, угрожающе сказал:
     -- Поджечь всю квартиру хочешь? Страховку получить хочешь?
    Ты думаешь, Гигиенишвили дурак? Гигиенишвили все понимает.
     И страстный квартирант в тот же день сам застраховался на
    большую сумму. При этом известии ужас охватил всю "Воронью
    слободку". Люция Францевна Пферд прибежала на кухню с
    вытаращенными глазами.
     -- Они нас сожгут, эти негодяи. Вы как хотите, граждане, а
    я сейчас же иду страховаться. Гореть все равно будем, хоть
    страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю.
     На другой день застраховалась вся квартира, за исключением
    Лоханкина и ничьей бабушки. Лоханкин читал "Родину" и ничего не
    замечал, а бабушка не верила в страховку, как не верила в
    электричество. Никита Пряхин принес домой страховой полис с
    сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки.
     -- Это выходит, значит, государство навстречу идет? --
    сказал он мрачно. -- Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо!
    Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем.
     И, спрятав полис под рубаху, Пряхин удалился в свою
    комнату. Его слова вселили такой страх, что в эту ночь в
    "Вороньей слободке" никто не спал. Дуня связывала вещи в узлы,
    а остальные коечники разбрелись кочевать по знакомим. Днем все
    следили друг за другом и по частям выносили имущество из дома.
     Все было ясно. Дом был обречен. Он не мог не сгореть. И
    действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный
    сразу с шести концов.
     Последним из дома, который уже наполнился самоварным дымом
    с прожилками огня, выскочил Лоханкин, прикрываясь белым
    одеялом. Он изо всех сил кричал: "Пожар! Пожар! ", хотя никого
    не смог удивить этой новостью. Все жильцы "Вороньей слободки"
    были в сборе. Пьяный Пряхин сидел на своем сундуке с коваными
    углами. Он бессмысленно глядел на мерцающие окна, приговаривая:
    "Как пожелаем, так и сделаем". Гигиенишвили брезгливо нюхал
    свои руки, которые отдавали керосином, и каждый раз после этого
    вытирал их о штаны. Огненная пружина вырвалась из форточки и,
    роняя искры, развернулась под деревянным карнизом. Лопнуло и со
    звоном вывалилось первое стекло. Ничья бабушка страшно завыла.
     -- Сорок лет стоял дом, -- степенно разъяснял Митрич,
    расхаживая в толпе, -- при всех властях стоял, хороший был дом.
    А при советской сгорел. Такой печальный факт, граждане.
     Женская часть "Вороньей слободки" сплотилась в одну кучу и
    не сводила глаз с огня. Орудийное пламя вырывалось уже из всех
    окон. Иногда огонь исчезал, и тогда потемневший дом, казалось,
    отскакивал назад, как пушечное тело после выстрела. И снова
    красно-желтое облако выносилось наружу, парадно освещая
    Лимонный переулок. Стало горячо. Возле дома уже невозможно было
    стоять, и общество перекочевало на противоположный тротуар.
     Один лишь Никита Пряхин дремал на сундучке посреди
    мостовой. Вдруг он вскочил, босой и страшный.
     -- Православные! - закричал он, раздирая на себе рубаху.
    -- Граждане!
     Он боком побежал прочь от огня, врезался в толпу и,
    выкликая непонятные слова, стал показывать рукой на горящий
    дом. В толпе возник переполох.
     -- Ребенка забыли, -- уверенно сказала женщина в
    соломенной шляпе.
     Никиту окружили. Он отпихивался руками и рвался к дому.
     -- На кровати лежит! - исступленно кричал Пряхин. --
    Пусти, говорю!
     По его лицу катились огненные слезы. Он ударил по голове
    Гигиенишвили, который преграждал ему дорогу, и бросился во
    двор. Через минуту он выбежал оттуда, неся лестницу.
     -- Остановите его! -- закричала женщина в соломенной
    шляпе. -- Он сгорит!
     -- Уйди, говорю! -- вопил Никита Пряхин, приставляя
    лестницу к стене и отталкивая молодых людей из толпы, которые
    хватали его за ноги. -- Не дам ей пропасть. Душа горит.
     Он лягался ногами и лез вверх, к дымящемуся окну второго
    этажа.
     -- Назад! -- кричали из толпы. -- Зачем полез? Сгоришь!
     -- На кровати лежит! -- продолжал выкликать Никита. --
    Цельный гусь, четверть хлебного вина. Что ж, пропадать ей,
    православные граждане?
     С неожиданным проворством Пряхин ухватился за оконный слив
    и мигом исчез, втянутый внутрь воздушным насосом. Последние
    слова его были: "Как пожелаем, так и сделаем". В переулке
    наступила тишина, прерванная колоколом и трубными сигналами
    пожарного обоза. Во двор вбежали топорники в негнущихся
    брезентовых костюмах с широкими синими поясами.
     Через минуту после того как Никита Пряхин совершил
    единственный за всю жизнь героический поступок, от дома
    отделилось и грохнуло оземь горящее бревно. Крыша, треща,
    разошлась и упала внутрь дома. К небу поднялся сияющий столб,
    словно бы из дома выпустили ядро на луну.
     Так погибла квартира номер три, известная больше под
    названием "Вороньей слободки".
     Внезапно в переулке послышался звон копыт. В блеске пожара
    промчался на извозчике инженер Талмудовский. На коленях у него
    лежал заклеенный ярлыками чемодан. Подскакивая на сиденье,
    инженер наклонялся к извозчику и кричал:
     -- Ноги моей здесь не будет при таком окладе жалованья!
    Пошел скорей!
     И тотчас же его жирная, освещенная огнями и пожарными
    факелами спина скрылась за поворотом.
    ГЛАВА XXII. КОМАНДОВАТЬ ПАРАДОМ БУДУ Я
     -- Я умираю от скуки, - сказал Остап, - мы с вами беседуем
    только два часа, а вы уже надоели мне так, будто я знал вас всю
    жизнь. С таким строптивым характером хорошо быть миллионером в
    Америке. У нас миллионер должен быть более покладистым.
     -- Вы сумасшедший! -- ответил Александр Иванович.
     -- Не оскорбляйте меня, -- кротко заметил Бендер. -- Я сын
    турецко-подданного и, следовательно, потомок янычаров. Я вас не
    пощажу, если вы будете меня обижать. Янычары не знают жалости
    ни к женщинам, ни к детям, ни к подпольным советским
    миллионерам.
     -- Уходите, гражданин! -- сказал Корейко голосом
    геркулесовского бюрократа. -- Уже третий чае ночи, я хочу
    спать, мне рано на службу идти.
     -- Верно, верно, я и забыл! - воскликнул Остап. - Вам
    нельзя опаздывать на службу. Могут уволить без выходного
    пособия. Все-таки двухнедельный оклад -- двадцать три рубля!
    При вашей экономии можно прожить полгода.
     -- Не ваше дело. Оставьте меня в покое. Слышите?
    Убирайтесь!
     -- Но эта экономия вас погубит. Вам, конечно, небезопасно
    показать свои миллионы. Однако вы чересчур стараетесь. Вы
    подумали над тем, что с вами произойдет, если вы, наконец,
    сможете тратить деньги? Воздержание-вещь опасная! Знакомая мне
    учительница французского языка Эрнестина Иосифовна Пуанкаре
    никогда в жизни не пила вина. И что же! На одной вечеринке ее
    угостили рюмкой коньяку. Это ей так понравилось, что она выпила
    целую бутылку и тут же, за ужином, сошла с ума. И на свете
    стало меньше одной учительницей французского языка. То же может
    произойти и с вами.
     -- Чего вы, черт возьми, хотите от меня добиться?
     -- Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля
    Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы
    Инги Зайонц. Он добился любви. И я добиваюсь любви. Я хочу,
    чтобы вы, гражданин Корейко, меня полюбили и в знак своего
    расположения выдали мне один миллион рублей.
     -- Вон! -- негромко сказал Корейко.
     -- Ну вот, опять вы забыли, что я потомок янычаров.
     С этими словами Остап поднялся с места. Теперь собеседники
    стояли друг против друга. У Корейко было штурмовое лицо, в
    глазах мелькали белые барашки. Великий комбинатор сердечно
    улыбался, показывая белые кукурузные зубы. Враги подошли близко
    к настольной лампочке, и на стену легли их исполинские тени.
     -- Тысячу раз я вам повторял, - произнес Корейко,
    сдерживаясь, -- что никаких миллионов у меня нет и не было.
    Поняли? Поняли? Ну, и убирайтесь! Я на вас буду жаловаться.
     -- Жаловаться на меня вы никогда не будете, - значительно
    сказал Остап, -- а уйти я могу, но не успею я выйти на вашу
    Малую Касательную улицу, как вы с плачем побежите за мной и
    будете лизать мои янычарские пятки, умоляя меня вернуться.
     -- Почему же это я буду вас умолять?
     -- Будете. Так надо, как любил выражаться мой друг
    Васисуалий Лоханкин, именно в этом сермяжная правда. Вот она!
     Великий комбинатор положил на стол папку и, медленно
    развязывая ее ботиночные тесемки, продолжал:
     -- Только давайте условимся. Никаких эксцессов! Вы не
    должны меня душить, не должны выбрасываться из окна и, самое
    главное, не умирайте от удара. Если вы вздумаете тут же
    скоропостижно скончаться, то поставите меня этим в глупое
    положение. Погибнет плод длительного добросовестного труда. В
    общем, давайте потолкуем. Уже не секрет, что вы меня не любите.
    Никогда я не добьюсь того, чего Коля Остен-Бакен добился от
    Инги Зайонц, подруги моего детства. Поэтому я не стану вздыхать
    напрасно, не стану хватать вас за талию. Считайте серенаду
    законченной. Утихли балалайки, гусли и позолоченные арфы. Я
    "пришел к вам как юридическое лицо к юридическому лицу. Вот
    пачка весом в три-четыре кило. Она продается и стоят миллион
    рублей, тот самый миллион, который вы из жадности не хотите мне
    подарить. Купите!
     Корейко склонился над столом и прочел на папке: "Дело
    Александра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930 г. Окончено
    10 августа 1930 г. ".
     -- Какая чепуха! - сказал он, разводя руками. - Что за
    несчастье такое! То вы приходили ко мне с какими-то деньгами,
    теперь дело выдумали. Просто смешно.
     -- Ну что, состоится покупка? - настаивал великий
    комбинатор, -- Цена невысокая. За кило замечательнейших
    сведений из области подземной коммерции беру всего по триста
    тысяч.
     -- Какие там еще сведения? -- грубо спросил Корейко,
    протягивая руку к папке.
     -- Самые интересные, - ответил Остап, вежливо отводя его
    руку. -- Сведения о вашей второй и главной жизни, которая
    разительно отличается от вашей первой, сорокашестирублевой,
    геркулесовской. Первая ваша жизнь всем известна. От десяти до
    четырех вы за советскую власть. Но вот о вашей второй жизни, от
    четырех до десяти, знаю я один. Вы учли ситуацию?
     Корейко не ответил. Тень лежала в ефрейторских складках
    его лица.
     -- Нет, -- решительно сказал великий комбинатор, -- вы
    произошли не от обезьяны, как все граждане, а от коровы. Вы
    соображаете очень туго, совсем как парнокопытное млекопитающее.
    Это я говорю вам как специалист по рогам и копытам. Итак, еще
    раз. У вас, по моим сведениям, миллионов семь-восемь. Папка
    продается за миллион. Если вы ее не купите, я сейчас же отнесу
    ее в другое место. Там мне за нее ничего не дадут, ни копейки.
    Но вы погибнете. Это я говорю вам как юридическое лицо
    юридическому лицу. Я останусь таким же бедным поэтом и
    многоженцем, каким был, но до самой смерти меня будет тешить
    мысль, что я избавил общественность от великого сквалыжника.
     -- Покажите дело, -- сказал Корейко задумчиво.
     -- Не суетитесь, -- заметил Остап, раскрывая папку, --
    командовать парадом буду я. В свое время вы были извещены об
    этом по телеграфу. Так вот, парад наступил, и я, как вы можете
    заметить, им командую.
     Александр Иванович взглянул на первую страницу дела и,
    увидев наклеенную на ней собственную фотографию, неприятно
    улыбнулся и сказал:
     -- Что-то не пойму, чего вы от меня хотите? Посмотреть
    разве из любопытства.
     -- Я тоже из любопытства, -- заявил великий комбинатор. --
    Ну что ж, давайте приступим, исходя из этого в конце концов
    невинного чувства. Господа присяжные заседатели, Александр
    Иванович Корейко родился... Впрочем, счастливое детство можно
    опустить. В то голубенькое время Саша еще не занимался
    коммерческим грабежом. Дальше идет розоватое отрочество.
    Пропустим еще страницу. А вот и юность, начало жизни. Здесь уже
    можно остановиться. Из любопытства. Страница шестая дела...
     Остап перевернул страницу шестую и огласил содержание
    страниц седьмой, восьмой и далее, по двенадцатую включительно.
     -- И вот, господа присяжные заседатели, перед вами только
    что прошли первые крупные делишки моего подзащитного, как то:
    торговля казенными медикаментами во время голода и тифа, а
    также работа по снабжению, которая привела к исчезновению
    железнодорожного маршрута с продовольствием, шедшего в
    голодающее Поволжье. Все эти факты, господа присяжные


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ]

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок


Смотрите также по произведению "Золотой теленок":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis