Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок

Золотой теленок [4/23]

  Скачать полное произведение

    быстро сообразившие, в чем именно заключается радость жизни,
    уже танцевали в ресторанах уанстеп "Дикси" и даже фокстрот
    "Цветок солнца". Над городом стоял крик лихачей, и в большом
    доме Наркоминдела портной Журкевич день и ночь строчил фраки
    для отбывающих за границу советских дипломатов.
     Александр Иванович с удивлением увидел, что его одеяние,
    считавшееся в провинции признаком мужественности и богатства,
    здесь, в Москве, является пережитком старины и бросает
    невыгодную тень на его обладателя.
     Через два месяца на Сретенском бульваре открылось новое
    заведение под вывеской "Промысловая артель химических продуктов
    "Реванш", Артель располагала двумя комнатами. В первой висел
    портрет основоположника социализма -- Фридриха Энгельса, под
    которым, невинно улыбаясь, сидел сам Корейко в сером английском
    костюме, продернутом красной шелковой ниткой. Исчезли оранжевые
    ботфорты и грубые полубаки. Щеки Александра Ивановича были
    хорошо выбриты. В задней комнате находилось производство. Там
    стояли две дубовые бочки с манометрами и водомерными стеклами,
    одна -- на полу, другая -- на антресолях. Бочки были соединены
    тонкой клистирной трубкой, по которой, деловито журча, бежала
    жидкость. Когда вся жидкость переходила из верхнего сосуда в
    нижний, в производственное помещение являлся мальчик в
    валенках. Не по-детски вздыхая, мальчик вычерпывал ведром
    жидкость из нижней бочки, тащил ее на антресоли и вливал в
    верхнюю бочку. Закончив этот сложный производственный процесс,
    мальчик уходил в контору греться, а из клистирной трубки снова
    неслось всхлипыванье: жидкость совершала свой обычный путь --
    из верхнего резервуара в нижний.
     Александр Иванович и сам точно не знал, какого рода
    химикалии вырабатывает артель "Реванш". Ему было не до
    химикалий. Его рабочий день и без того был уплотнен. Он
    переезжал из банка в банк, хлопоча о ссудах для расширения
    производства. В трестах он заключал договоры на поставку
    химпродуктов и получал сырье по твердой цене. Ссуды он тоже
    получал. Очень много времени отнимала перепродажа полученного
    сырья на госзаводы по удесятеренной цене, и поглощали множество
    энергии валютные дела на черной бирже, у подножия памятника
    героям Плевны.
     По прошествии года банки и тресты возымели желание узнать,
    насколько благотворно отразилась на развитии промартели
    "Реванш" оказанная ей финансовая и сырьевая помощь и не
    нуждается ли здоровый частник еще в каком-либо содействии.
    Комиссия, увешанная учеными бородами, прибыла в артель "Реванш"
    на трех пролеточках. В пустой конторе председатель комиссии
    долго вглядывался в равнодушное лицо Энгельса и стучал - палкой
    по еловому прилавку, вызывая руководителей и членов артели.
    Наконец, дверь производственного помещения растворилась, и
    перед глазами комиссии предстал заплаканный мальчик с ведром в
    руке.
     Из разговора с юным представителем "Реванша" выяснилось,
    что производство находится на полном ходу и что хозяин уже
    неделю не приходит. В производственном помещении комиссия
    пробыла недолго. Жидкость, так деловито журчавшая в клистирной
    кишке, по вкусу, цвету и химическому содержанию напоминала
    обыкновенную воду, каковой в действительности и являлась.
    Удостоверив этот невероятный факт, председатель комиссии сказал
    "гм" и посмотрел на членов, которые тоже сказали "гм". Потом
    председатель с ужасной улыбкой взглянул на мальчика и спросил:
     -- А кой тебе годик?
     -- Двенадцатый миновал, - ответил - мальчик. И залился
    такими рыданиями, что члены комиссии, толкаясь, выбежали на
    улицу и, разместившись на пролеточках, уехали в полном
    смущении. Что же касается артели "Реванш", то все операции ее
    были занесены в банковские и трестовские книги на "Счет
    прибылей и убытков", и именно в тот раздел этого счета, который
    ни словом не упоминает о прибылях, а целиком посвящен убыткам.
     В тот самый день, когда комиссия вела многозначительную
    беседу с мальчиком в конторе "Реванша", Александр Иванович
    Корейко высадился из спального вагона прямого сообщения в
    небольшой виноградной республике, отстоявшей от Москвы на три
    тысячи километров.
     Он растворил окно в номере гостиницы и увидел городок в
    оазисе, с бамбуковым водопроводом, с дрянной глиняной
    крепостью, городок, отгороженный от песков тополями и полный
    азиатского, шума.
     На другой же день он узнал, что республика начала строить
    электрическую станцию. Узнал он также, что денег постоянно не
    хватает и постройка, от которой зависит будущность республики,
    может остановиться.
     И здоровый частник решил помочь республике. Он снова
    погрузился в оранжевые сапоги,, надел тюбетейку и, захватив
    пузатый портфель, двинулся в управление строительством.
     Его встретили неособенно ласково; но он вел себя весьма
    достойно, ничего не просил для себя и напирал главным образом
    на то, что идея электрификации отсталых окраин чрезвычайно
    близка его сердцу.
     -- Вашему строительству, -- говорил он, -- не хватает
    денег. Я их достану.
     И он предложил организовать при строительстве
    электростанции доходное подсобное предприятие.
     -- Что может быть проще! Мы будем продавать открытки с
    видами строительства, и это принесет те средства, в которых так
    нуждается постройка. Запомните: вы ничего не будете давать, вы
    будете только получать.
     Александр Иванович решительно рубил воздух ладонью, слова
    его казались убедительными, проект был верный и выгодный.
    Заручившись договором, по которому он получал четвертую часть
    всех барышей с открыточного предприятия, Корейко начал
    работать.
     Сперва понадобились оборотные средства. Их пришлось взять
    из денег, ассигнованных на постройку станции. Других денег в
    республике не было.
     -- Ничего, -- утешал он строителей, - запомните: с этой
    минуты вы будете только получать.
     Александр Иванович верхом на лошади проинспектировал
    ущелье, где уже возвышались бетонные параллелепипеды будущей
    станции, и одним взглядом оценил живописность порфировых скал.
    За ним на Линейке прикатили в ущелье фотографы. Они окружили
    строительство суставчатыми, голенастыми штативами, спрятались
    под черные шали и долго щелкали затворами, Когда все было
    заснято, один из фотографов спустил шаль и рассудительно
    сказал:
     -- Лучше, конечно, было бы строить эту станцию левее, на
    фоне монастырских руин, там гораздо живописнее.
     Для печатания открыток решено было как можно скорее
    выстроить собственную типографию. Деньги, как и в первый раз,
    были взяты из строительных средств. Поэтому на электрической
    станции пришлось свернуть некоторые работы. Но все утешались
    тем, что барыши от нового предприятия позволят нагнать
    упущенное время.
     Типографию строили в том же ущелье, напротив станции. И
    вскоре неподалеку от бетонных параллелепипедов станции
    появились бетонные параллелепипеды типографии. Постепенно бочки
    с цементом, железные прутья, кирпич и гравий перекочевали из
    одного конца ущелья в другой. Затем легкий переход через ущелье
    совершили и рабочие-на новой постройке больше платили.
     Через полгода на всех железнодорожных остановках появились
    агенты-распространители в полосатых штанах. Они торговали
    открытками, изображавшими скалы виноградной республики, среди
    которых шли грандиозные работы. В летних садах, театрах, кино,
    на пароходах и курортах барышни-овечки вертели застекленные
    барабаны благотворительной лотерии. Лотерея была
    беспроигрышная, -- каждый выигрыш являл собою открытку с видом
    электрического ущелья.
     Слова Корейко сбылись, - доходы притекали со всех сторон.
    Но Александр Иванович не выпускал их из своих рук. Четвертую
    часть он брал себе по договору, столько же присваивал, ссылаясь
    на то, что еще не от всех агентских караванов поступала
    отчетность, а остальные средства употреблял на расширение
    благотворительного комбината.
     -- Нужно быть хорошим хозяином, - тихо говорил он, --
    сначала как следует поставим дело, тогда-то появятся настоящие
    доходы.
     К этому времени экскаватор "Марион", снятый с
    электростанции, рыл глубокий котлован для нового типографского
    корпуса. Работа на электростанции прекратилась. Строительство
    обезлюдело. Возились там одни лишь фотографы и мелькали черные
    шали.
     Дело расцвело, и Александр Иванович, с лица которого не
    сходила честная советская улыбка, приступил к печатанию
    открыток с портретами киноартистов.
     Как водится, однажды вечером на тряской машине приехала
    полномочная комиссия. Александр Иванович не стал мешкать,
    бросил прощальный взгляд на потрескавшийся фундамент
    электростанции, на грандиозное, полное света здание подсобного
    предприятия и задал стрекача.
     -- Гм! - сказал председатель, ковыряя палкой в трещинах
    фундамента. -- Где же электростанция?
     Он посмотрел на членов комиссии, которые в свою очередь
    сказали "гм". Электростанции не было.
     Зато в здании типографии комиссия застала работу в полном
    разгаре. Сияли лиловые лампы, и плоские печатные машины
    озабоченно хлопали крыльями. Три из них выпекали ущелье в одну
    краску, а из четвертой, многокрасочной, словно карты из рукава
    шулера, вылетали открытки с портретами Дугласа Фербенкса в
    черной полумаске на толстой самоварной морде, очаровательной
    Лиа де Путти и славного малого с вытаращенными глазами,
    известного под именем Монти Бенкса.
     И долго еще после этого памятного вечера в ущелье под
    открытым небом шли показательные процессы. А Александр Иванович
    прибавил к своему капиталу полмиллиона рублей.
     Его маленькие злые пульсы по-прежнему нетерпеливо бились.
    Он чувствовал, что именно сейчас, когда старая хозяйственная
    система сгинула, а новая только начинает жить, можно составить
    великое богатство. Но уже знал он, что открытая борьба за
    обогащение в Советской стране немыслима. И с улыбкой
    превосходства он глядел на одиноких нэпманов, догнивающих под
    вывесками:
     "Торговля товарами камвольного треста Б. А. Лейбедев",
    "Парча и утварь для церквей и клубов" или "Бакалейная лавка X.
    Робинзон иМ. Пьятница".
     Под нажимом государственного пресса трещит финансовая база
    и Лейбедева, и Пьятницы, и владельцев музыкальной лжеартели
    "Там бубна звон".
     Корейко понял, что сейчас возможна только подземная
    торговля, основанная на строжайшей тайне. Все кризисы, которые
    трясли молодое хозяйство, шли ему на пользу, все, на чем
    государство теряло, приносило ему доход. Он прорывался в каждую
    товарную брешь и уносил оттуда свою сотню тысяч. Он торговал
    хлебопродуктами, сукнами, сахаром, текстилем-всем. И он был
    один, совершенно один со своими миллионами. В разных концах
    страны нашего работали большие и малые пройдохи, но они не
    знали, на кого работают. Корейко действовал только через
    подставных лиц. И лишь сам знал длину цепи, по которой шли к
    нему деньги.
     Ровно в двенадцать часов Александр Иванович отодвинул в
    сторону контокоррентную книгу и приступил к завтраку. Он вынул
    из ящика заранее очищенную сырую репку и, чинно глядя вперед
    себя, съел ее. Потом он проглотил холодное яйцо всмятку.
    Холодные яйца всмятку--еда очень невкусная, и хороший, веселый
    человек никогда их не станет есть. Но Александр Иванович не ел,
    а питался. Он не завтракал, а совершал физиологический процесс
    введения в организм должного количества жиров, углеводов и
    витаминов.
     Все геркулесовцы увенчивали свой завтрак чаем, Александр
    Иванович выпивал стакан кипятку вприкуску. Чай возбуждает
    излишнюю деятельность сердца, а Корейко дорожил своим
    здоровьем.
     Обладатель десяти миллионов походил на боксера, расчетливо
    подготовляющего свой триумф. Он подчиняется специальному
    режиму, не пьет и не курит, старается избегать волнений,
    тренируется и рано ложится спать-все для того, чтобы - в
    назначенный день выскочить на сияющий ринг счастливым
    победителем. Александр Иванович хотел быть молодым и-свежим в
    тот день, когда все возвратится к старому и он сможет выйти из
    подполья, безбоязненно раскрыв свой обыкновенный чемоданишко. В
    том, что старое вернется, Корейко никогда не сомневался. Он
    берег себя для капитализма.
     И чтобы никто не разгадал его второй и главной жизни, он
    вел нищенское существование, стараясь не выйти за пределы
    сорокашестирублевого жалованья, которое получал за жалкую и
    нудную работу в финсчетном отделе, расписанном менадами,
    дриадами и наядами.
    ГЛАВА VI. "АНТИЛОПА-ГНУ"
     Зеленый ящик с четырьмя жуликами скачками понесся по
    дымной дороге.
     Машина подвергалась давлению таких же сил стихии, какие
    испытывает на себе пловец, купающийся в штормовую погоду. Ее
    внезапно сбивало налетавшим ухабом, втягивало в ямы, бросало со
    стороны на сторону и обдавало красной закатной пылью.
     -- Послушайте, студент, -- обратился Остап к новому
    пассажиру, который уже оправился от недавнего потрясения и
    беззаботно сидел рядом с командором, - как же вы посмели
    нарушить сухаревскую конвенцию, этот почтенный пакт,
    утвержденный трибуналом Лиги наций?
     Паниковский притворился, что не слышит, и даже отвернулся
    в сторону.
     -- И вообще, -- продолжал Остап, -- у вас нечистая хватка.
    Только что мы были свидетелями отвратительной сцены. За вами
    гнались арбатовцы, у которых вы увели гуся.
     -- Жалкие, ничтожные люди! - сердито забормотал
    Паниковский.
     -- Вот как! -- сказал Остап. -- А себя вы считаете,
    очевидно, врачом-общественником? Джентльменом? Тогда вот что:
    если вам, как истому джентльмену, взбредет на мысль делать
    записи на манжетах, вам придется - писать мелом.
     -- Почему? - раздраженно спросил новый пассажир.
     -- Потому что они у вас совершенно черные. Не от грязи ли?
     -- Вы жалкий, ничтожный человек! -- быстро заявил
    Паниковский.
     -- И это вы говорите мне, своему спасителю? - кротко
    спросил Остап, - Адам Казимирович, остановите на минутку вашу
    машину. Благодарю вас. Шура, голубчик, восстановите,
    пожалуйста, статус-кво.
     Балаганов не понял, что означает "статус-кво". Но он
    ориентировался на интонацию, с какой эти слова были
    произнесены. Гадливо улыбаясь, он принял Паниковского под
    мышки, вынес из машины и посадил на дорогу.
     -- Студент, идите назад, в Арбатов, - сухо сказал Остап,
    -- там вас с нетерпением ожидают хозяева гуся. А нам грубиянов
    не надо. Мы сами грубияны. Едем.
     -- Я больше не буду! -- взмолился Паниковский. - Я
    нервный!
     -- Встаньте на колени, -- сказал Остап. Паниковский так
    поспешно опустился на колени, словно ему подрубили ноги.
     -- Хорошо! -- сказал Остап. -- Ваша поза меня
    удовлетворяет. Вы приняты условно, до первого нарушения
    дисциплины, с возложением на вас обязанностей прислуги за все.
     "Антилопа-Гну" приняла присмиревшего грубияна и покатила
    дальше, колыхаясь, как погребальная колесница.
     Через полчаса машина свернула на большой Новозайцевский
    тракт и, не уменьшая хода, въехала в село. У бревенчатого дома,
    на крыше которого росла сучковатая и кривая радиомачта,
    собрался народ. Из толпы решительно выдвинулся мужчина без
    бороды. В руке безбородый держал листок бумаги.
     -- Товарищи, -- сердито крикнул он, -- считаю
    торжественное заседание открытым! Позвольте, товарищи, считать
    эти аплодисменты... Он, видимо, заготовил речь и уже заглядывал
    в бумажку, но, заметив, что машина не Останавливается, не стал
    распространяться.
     -- Все в Автодор! -- поспешно сказал он, глядя на
    поравнявшегося с ним Остапа. -- Наладим серийное производство
    советских автомашин. Железный конь идет на смену крестьянской
    лошадке.
     И уже вдогонку удаляющемуся автомобилю, покрывая
    поздравительный гул толпы, выложил последний лозунг:
     -- Автомобиль -- не роскошь, а средство передвижения.
     За исключением Остапа, все антилоповцы были несколько
    обеспокоены торжественной встречей. Ничего не понимая, они
    вертелись в машине, как воробышки в гнезде. Паниковский,
    который вообще не любил большого скопления честных людей в
    одном месте, опасливо присел на корточки, так что глазам селян
    представилась только лишь грязная соломенная крыша его шляпы.
    Но Остап ничуть не смутился. Он снял фуражку с белым верхом и
    на приветствия отвечал гордым наклонением головы то вправо, то
    влево.
     -- Улучшайте дороги! -- закричал он на прощание. - Мерси
    за прием!
     И машина снова очутилась на белой дороге, рассекавшей
    большое тихое поле.
     -- Они за нами не погонятся? -- озабоченно спросил
    Паниковский. -- Почему толпа? Что случилось?
     -- Просто люди никогда не видели автомобиля, - сказал
    Балаганов.
     -- Обмен впечатлениями продолжается, -- отметил Бендер. --
    Слово за водителем машины. Ваше мнение, Адам Казимирович?
     Шофер подумал, пугнул звуками матчиша собаку, сдуру
    выбежавшую на дорогу, и высказал предположение, что толпа
    собралась по случаю Храмового праздника.
     -- Праздники такого рода, -- разъяснил водитель
    "Антилопы", -- часто бывают у селян.
     -- Да, - сказал Остап. - Теперь я ясно вижу, что попал в
    общество некультурных людей, то есть босяков без высшего
    образования. Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта, почему вы
    не читаете газет? Их нужно читать. Они довольно часто сеют
    разумное, доброе, вечное.
     Остап вынул из кармана "Известия" и громким голосом прочел
    экипажу "Антилопы" заметку об автомобильном пробеге Москва --
    Харьков -- Москва.
     -- Сейчас, -- самодовольно сказал он, -- мы находимся на
    линии автопробега, приблизительно в полутораста километрах
    впереди головной машины. Полагаю, что вы уже догадались, о чем
    я говорю?
     Нижние чины "Антилопы" молчали. Паниковский расстегнул
    пиджак и почесал голую грудь под грязным шелковым галстуком.
     -- Значит, вы не поняли? Как видно, в некоторых случаях не
    помогает даже чтение газет. Ну хорошо, выскажусь более
    подробно, хотя это и не в моих правилах. Первое: крестьяне
    приняли "Антилопу" за головную машину автопробега. Второе: мы
    не отказываемся от этого звания, более того -- мы будем
    обращаться ко всем учреждениям и лицам с просьбой оказать нам
    надлежащее содействие, напирая именно на то, что мы головная
    машина. Третье... Впрочем, хватит с вас и двух пунктов.
    Совершенно ясно, что некоторое время мы продержимся впереди
    автопробега, снимая пенки, сливки и тому подобную сметану с
    этого высококультурного начинания.
     Речь великого комбинатора произвела огромное впечатление.
    Козлевич бросал на командора преданные взгляды. Балаганов
    растирал ладонями свои рыжие вихры и заливался смехом.
    Паниковский, в предвкушении безопасной наживы, кричал "ура".
     -- Ну, хватит эмоций, - сказал Остап, -- Ввиду наступления
    темноты объявляю вечер открытым. Стоп!
     Машина остановилась, и усталые антилоповцы сошли на землю.
    В поспевающих хлебах кузнечики ковали свое маленькое счастье.
    Пассажиры уже уселись в кружок у самой дороги, а старая
    "Антилопа" все еще кипятилась: иногда сам по себе потрескивал
    кузов, иногда слышалось в моторе короткое бряканье.
     Неопытный Паниковский развел такой большой костер, что
    казалось -- горит целая деревня. Огонь, сопя, кидался во все
    стороны. Покуда путешественники боролись с огненным столбом,
    Паниковский, пригнувшись, убежал в поле и вернулся, держа в
    руке теплый кривой огурец. Остап быстро вырвал его из рук
    Паниковского, говоря:
     -- Не делайте из еды культа.
     После этого он съел огурец сам. Поужинали колбасой,
    захваченной из дому хозяйственным Козлевичем, и заснули под
    звездами.
     -- Ну-с, -- сказал на рассвете Остап Козлевичу, -
    приготовьтесь как следует. Такого дня, какой предстоит сегодня,
    ваше механическое корыто еще не видело и никогда не увидит.
     Балаганов схватил цилиндрическое ведро с надписью
    "Арбатовский родильный дом" и побежал за водой на речку.
     Адам Казимирович поднял капот машины, посвистывая,
    запустил руки в мотор и стал копаться в его медных кишечках.
     Паниковский оперся спиной на автомобильное колесо и,
    пригорюнившись, не мигая, смотрел на клюквенный солнечный
    сегмент, появившийся над горизонтом. У Паниковского оказалось
    морщинистое лицо со множеством старческих мелочей: мешочков,
    пульсирующих жилок и клубничных румянцев. Такое лицо бывает у
    человека, который прожил долгую порядочную жизнь, имеет
    взрослых детей, пьет по утрам здоровый кофе "Желудин" и
    пописывает в учрежденской стенгазете под псевдонимом
    "Антихрист".
     -- Рассказать вам, Паниковский, как вы умрете? -
    неожиданно сказал Остап. Старик вздрогнул и обернулся.
     -- Вы умрете так. Однажды, когда вы вернетесь в пустой,
    холодный номер гостиницы "Марсель" (это будет где-нибудь в
    уездном городе, куда занесет вас профессия), вы почувствуете
    себя плохо. У вас отнимется нога. Голодный и небритый, вы
    будете лежать на деревянном топчане, и никто к вам не придет.
    Паниковский, никто вас не пожалеет. Детей вы не родили из
    экономии, а жен бросали. Вы будете мучиться целую неделю.
    Агония ваша будет ужасна. Вы будете умирать долго, и это всем
    надоест. Вы еще не совсем умрете, а бюрократ, заведующий
    гостиницей, уже напишет отношение в отдел коммунального
    хозяйства о выдаче бесплатного гроба... Как ваше имя и
    отчество?
     -- Михаил Самуэлевич, -- ответил пораженный Паниковский.
     -- ... о выдаче бесплатного гроба для гражданина М. С.
    Паниковского. Впрочем, не надо слез, годика два вы еще
    протянете. Теперь -- к делу. Нужно позаботиться о
    культурно-агитационной стороне нашего похода.
     Остап вынул из автомобиля свой акушерский саквояж и
    положил его на траву.
     -- Моя правая рука, -- сказал великий комбинатор,
    похлопывая саквояж по толстенькому колбасному боку. -- Здесь
    все, что только может понадобиться элегантному гражданину моих
    лет и моего размаха.
     Бендер присел над чемоданчиком, как бродячий китайский
    фокусник над своим волшебным мешком, и одну за другой стал
    вынимать различные вещи. Сперва он вынул красную нарукавную
    повязку, на которой золотом было вышито слово "Распорядитель".
    Потом на траву легла милицейская фуражка с гербом города Киева,
    четыре колоды карт с одинаковой рубашкой и пачка документов с
    круглыми сиреневыми печатями.
     Весь экипаж "Антилопы-Гну"с уважением смотрел на саквояж.
    А оттуда появлялись все новые предметы.
     -- Вы -- голуби, -- говорил Остап, -- вы, конечно, никогда
    не поймете, что честный советский паломникпилигрим вроде меня
    не может обойтись без докторского халата.
     Кроме халата, в саквояже оказался и стетоскоп.
     -- Я не хирург, -- заметил Остап. -- Я невропатолог, я
    психиатр. Я изучаю души своих пациентов. И мне почему-то всегда
    попадаются очень глупые души.
     Затем на свет были извлечены: азбука для глухонемых,
    благотворительные открытки, эмалевые нагрудные знаки и афиша с
    портретом самого Бендера в шальварах и чалме. На афише было
    написано:
     Приехал Жрец
     (Знаменитый бомбейский брамин-йог) сын Крепыша
     Любимец Рабиндраната Тагора ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ
     (Заслуженный артист союзных республик) Номера по опыту
    Шерлока Холмса. Индийский факир. Курочка невидимка. Свечи с
    Атлантиды. Адская палатка. Пророк Самуил отвечает на вопросы
    публики. Материализация духов и раздача слонов. Входные билеты
    от 50 к. до 2 р.
     Грязная, захватанная руками чалма появилась вслед за
    афишей.
     -- Этой забавой я пользуюсь очень редко, -- сказал Остап.
    -- Представьте себе, что на жреца больше всего ловятся такие
    передовые люди, как заведующие железнодорожными клубами. Работа
    легкая, но противная. Мне лично претит быть любимцем
    Рабиндраната Тагора. А пророку Самуилу задают одни и те
    вопросы: "Почему в продаже нет животного масла? " или: "Еврей
    ли вы? "
     В конце концов Остап нашел то, что искал: жестяную лаковую
    коробку с медовыми красками в фарфоровых ванночках и две
    кисточки.
     -- Машину, которая идет в голове пробега, нужно украсить
    хотя бы одним лозунгом, -- сказал Остап.
     И на длинной полоске желтоватой бязи, извлеченной из того
    же саквояжа, он вывел печатными буквами коричневую надпись:
     АВТОПРОБЕГОМ-ПО БЕЗДОРОЖЬЮ И РАЗГИЛЬДЯЙСТВУ!
     Плакат укрепили над автомобилем на двух хворостинах. Как
    только машина тронулась, плакат выгнулся под напором ветра и
    приобрел настолько лихой вид, что не могло быть больше сомнений
    в необходимости грохнуть автопробегом по бездорожью,
    разгильдяйству, а заодно, может быть, даже и по бюрократизму.
    Пассажиры "Антилопы" приосанились. Балаганов напялил на свою
    рыжую голову кепку, которую постоянно таскал в кармане.
    Паниковский вывернул манжеты на левую сторону и выпустил их
    из-под рукавов на два сантиметра. Козлевич заботился больше о
    машине, чем о себе. Перед отъездом он вымыл ее водой, и на
    неровных боках "Антилопы" заиграло солнце. Сам командор весело
    щурился и задирал спутников.
     -- Влево на борту деревня! -- крикнул Балаганов, полочкой
    приставив ладонь ко лбу. -- Останавливаться будем?
     -- Позади нас, -- сказал Остап, -- идут пять первоклассных
    машин. Свидание с ними не входит в наши планы. Нам надо
    поскорей снимать сливки. Посему остановку назначаю в городе
    Удоеве. Там нас, кстати, должна поджидать бочка с горючим.
    Ходу, Казимирович.
     -- На приветствия отвечать? -- озабоченно спросил
    Балаганов.
     -- Отвечать поклонами и улыбками. Ртов прошу не открывать.
    Не то вы черт знает чего наговорите.
     Деревня встретила головную машину приветливо. Но обычное
    гостеприимство здесь носило довольно странный характер. Видимо,
    деревенская общественность была извещена о том, что кто-то
    проедет, но кто проедет и с какой целью -- не знала. Поэтому на
    всякий случай были извлечены все изречения и девизы,
    изготовленные за последние несколько лет. Вдоль улицы стояли
    школьники с разнокалиберными старомодными плакатами: "Привет
    Лиге Времени и ее основателю, дорогому товарищу Керженцеву",
    "Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона",
    "Чтоб дети наши не угасли, пожалуйста, организуйте ясли".
     Кроме того, было множество плакатов, исполненных
    преимущественно церковнославянским шрифтом, с одним и тем же
    приветствием: "Добро пожаловать! ".
     Все это живо пронеслось мимо путешественников. На этот раз
    они уверенно размахивали шляпами. Паниковский не удержался и,
    несмотря на запрещение, вскочил и выкрикнул невнятное,
    политически безграмотное приветствие. Но за шумом мотора и
    криками толпы никто ничего не разобрал.
     -- Гип, гип, ура! -- закричал Остап. Козлевич открыл
    глушитель, и машина выпустила шлейф синего дыма, от которого
    зачихали бежавшие за автомобилем собаки.
     -- Как с бензином? -- спросил Остап. -- До Удоева хватит?
    Нам только тридцать километров сделать. А там -- все отнимем.
     -- Должно хватить, - с сомнением ответил Козлевич.
     -- Имейте в виду, -- сказал Остап, строго оглядывая свое
    войско, -- мародерства не допущу. Никаких нарушений закона.
    Командовать парадом буду я. Паниковский и Балаганов
    сконфузились.
     -- Все, что нам надо, удоевцы отдадут сами. Вы это сейчас
    увидите. Заготовьте место для хлеб-соли.
     Тридцать километров "Антилопа" пробежала за полтора часа.
    Последний километр Козлевич очень суетился, поддавал газу и
    сокрушенно крутил головою. Но все усилия, а также крики и
    понукания Балаганова ни к чему не привели. Блестящий финиш,
    задуманный Адамом Казимировичем, не удался из-за нехватки
    бензина. Машина позорно остановилась посреди улицы, не дойдя
    ста метров до кафедры, убитой хвойными гирляндами в честь
    отважных автомобилистов.
     Собравшиеся с громкими криками бросились навстречу
    прибывшему из мглы веков "лорен-дитриху". Тернии славы сейчас
    же впились в благородные лбы путников. Их грубо вытащили из
    машины и принялись качать с таким ожесточением, будто они были
    утопленниками и их во что бы то ни стало нужно было вернуть к
    жизни.
     Козлевич остался у машины, а всех остальных повели к
    кафедре, где по плану намечен был летучий трехчасовой митинг. К
    Остапу протиснулся молодой человек шоферского типа и спросил:
     -- Как остальные машины?
     -- Отстали, -- равнодушно ответил Остап. -- Проколы,
    поломки, энтузиазм населения. Все это задерживает.
     -- Вы в командорской машине? -- не отставал
    шофер-любитель. -- Клептунов с вами?
     -- Клептунова я снял с пробега, -- сказал Остап
    недовольно.
     -- А профессор Песочников? На "паккарде"?
     -- На "паккарде".
     -- А писательница Вера Круц? -- любопытствовал полушофер.
    -- Вот бы на нее посмотреть! На нее и на товарища Нежинского.
    Он тоже с вами?
     -- Знаете, -- сказал Остап, -- я утомлен пробегом.
     -- А вы на "студебеккере"?
     -- Можете считать нашу машину "студебеккером", -- сказал
    Остап злобно, -- но до сих пор она называлась "лорен-дитрих".
    Вы удовлетворены? Но шофер-любитель удовлетворен не был.
     -- Позвольте, -- воскликнул он с юношеской назойливостью,
    -- но ведь в пробеге нет никаких "лорен-дитрихов"! Я читал в
    газете, что идут два "паккарда", два "фиата" и один
    "студебеккер".
     -- Идите к чертовой матери со своим "студебеккером"! --


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ]

/ Полные произведения / Ильф И., Петров Е. / Золотой теленок


Смотрите также по произведению "Золотой теленок":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis