• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Драгунский В. / Денискины рассказы

Денискины рассказы [5/15]

Скачать полное произведение

    - Караул!
     И я, непонятно почему, вдруг опять чихнул изо всех сил, с каким-то даже подвыванием чихнул, вот так:
     - Апчхи-уу!
     Ефросинья Петровна как услышала этот вой, так закричала еще тише и слабей:
     - Грабят!..
     И видно, сама подумала, что если грабят, так это ерунда, не страшно. А вот если... И тут она довольно громко завопила:
     - Режут!
     Вот какое вранье! Кто ее режет? И за что? И чем? Разве можно по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она все равно не спит, мне надо вылезать.
     И все подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте не вижу. Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:
     - Грабаул! Караулят!
     А я выскочил, и по стене шарю, где тут выключатель, и нашел вместо выключателя ключ, и обрадовался, что это дверь. Я повернул ключ, но оказалось, что я открыл дверь от шкафа, и я тут же перевалился через порог этой двери, и стою, и тычусь в разные стороны, и только слышу, мне на голову разное барахло падает.
     Ефросинья Петровна пищит, а я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь!
     - Эй, Дениска! Выходи сейчас же! Ефросинья Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришел!
     И папин голос:
     - Скажите, пожалуйста, у вас нет моего сына?
     Тут вспыхнул свет. Открылась дверь. И вся наша компания ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате, меня искать, а когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки и три платья.
     Папа сказал:
     - Что с тобой было? Где ты пропадал?
     Костик и Мишка сказали тоже:
     - Где ты был, что с тобой приключилось? Рассказывай!
     Но я молчал. У меня было такое чувство, что я и в самом деле просидел под кроватью ровно двадцать лет. ДЕВОЧКА НА ШАРЕ
     Один раз мы всем классом пошли в цирк. Я очень радовался, когда шел туда, потому что мне уже скоро восемь лет, а я был в цирке только один раз, и то очень давно. Главное, Аленке всего только шесть лет, а вот она уже успела побывать в цирке целых три раза. Это очень обидно. И вот теперь мы всем классом пошли в цирк, и я думал, как хорошо, что уже большой и что сейчас, в этот раз, все увижу как следует. А в тот раз я был маленький, я не понимал, что такое цирк. В тот раз, когда на арену вышли акробаты и один полез на голову другому, я ужасно расхохотался, потому что думал, что это они так нарочно делают, для смеху, ведь дома я никогда не видел, чтобы взрослые дядьки карабкались друг на друга. И на улице тоже этого не случалось. Вот я и рассмеялся во весь голос. Я не понимал, что это артисты показывают свою ловкость. И еще в тот раз я все больше смотрел на оркестр, как они играют - кто на барабане, кто на трубе, - и дирижер машет палочкой, и никто на него не смотрит, а все играют как хотят. Это мне очень понравилось, но пока я смотрел на этих музыкантов, в середине арены выступали артисты. И я их не видел и пропускал самое интересное. Конечно, я в тот раз еще совсем глупый был.
     И вот мы пришли всем классом в цирк. Мне сразу понравилось, что он пахнет чем-то особенным, и что на стенах висят яркие картины, и кругом светло, и в середине лежит красивый ковер, а потолок высокий, и там привязаны разные блестящие качели. И в это время заиграла музыка, и все кинулись рассаживаться, а потом накупили эскимо и стали есть. И вдруг из-за красной занавески вышел целый отряд каких-то людей, одетых очень красиво - в красные костюмы с желтыми полосками. Они встали по бокам занавески, и между ними прошел их начальник в черном костюме. Он громко и немножко непонятно что-то прокричал, и музыка заиграла быстро-быстро и громко, и на арену выскочил артист-жонглер, и началась потеха. Он кидал шарики, по десять или по сто штук вверх, и ловил их обратно. А потом схватил полосатый мяч и стал им играть... Он и головой его подшибал, и затылком, и лбом, и по спине катал, и каблуком наподдавал, и мяч катался по всему его телу как примагниченный. Это было очень красиво. И вдруг жонглер кинул этот мячик к нам в публику, и тут уж началась настоящая суматоха, потому что я поймал этот мяч и бросил его в Валерку, а Валерка - в Мишку, а Мишка вдруг нацелился и ни с того ни с сего засветил прямо в дирижера, но в него не попал, а попал в барабан! Бамм! Барабанщик рассердился и кинул мяч обратно жонглеру, но мяч не долетел, он просто угодил одной красивой тетеньке в прическу, и у нее получилась не прическа, а нахлобучка. И мы все так хохотали, что чуть не померли.
     И когда жонглер убежал за занавеску, мы долго не могли успокоиться. Но тут на арену выкатили огромный голубой шар, и дядька, который объявляет, вышел на середину и что-то прокричал неразборчивым голосом. Понять нельзя было ничего, и оркестр опять заиграл что-то очень веселое, только не так быстро, как раньше.
     И вдруг на арену выбежала маленькая девочка. Я таких маленьких и красивых никогда не видел. У нее были синие-синие глаза, и вокруг них были длинные ресницы. Она была в серебряном платье с воздушным плащом, и у нее были длинные руки; она ими взмахнула, как птица, и вскочила на этот огромный голубой шар, который для нее выкатили. Она стояла на шаре. И потом вдруг побежала, как будто захотела спрыгнуть с него, но шар завертелся под ее ногами, и она на нем вот так, как будто бежала, а на самом деле ехала вокруг арены. Я таких девочек никогда не видел. Все они были обыкновенные, а эта какая-то особенная. Она бегала по шару своими маленькими ножками, как по ровному полу, и голубой шар вез ее на себе: она могла ехать на нем и прямо, и назад, и налево, и куда хочешь! Она весело смеялась, когда так бегала, как будто плыла, и я подумал, что она, наверно, и есть Дюймовочка, такая она была маленькая, милая и необыкновенная. В это время она остановилась, и кто-то ей подал разные колокольчатые браслеты, и она надела их себе на туфельки и на руки и снова стала медленно кружиться на шаре, как будто танцевать. И оркестр заиграл тихую музыку, и было слышно, как тонко звенят золотые колокольчики на девочкиных длинных руках. И это все было как в сказке. И тут еще потушили свет, и оказалось, что девочка вдобавок умеет светиться в темноте, и она медленно плыла по кругу, и светилась, и звенела, и это было удивительно, - я за всю свою жизнь не видел ничего такого подобного.
     И когда зажгли свет, все захлопали и завопили "браво", и я тоже кричал "браво". А девочка соскочила со своего шара и побежала вперед, к нам поближе, и вдруг на бегу перевернулась через голову, как молния, и еще, и еще раз, и все вперед и вперед. И мне показалось, что вот она сейчас разобьется о барьер, и я вдруг очень испугался, и вскочил на ноги, и хотел бежать к ней, чтобы подхватить ее и спасти, но девочка вдруг остановилась как вкопанная, раскинула свои длинные руки, оркестр замолк, и она стояла и улыбалась. И все захлопали изо всех сил и даже застучали ногами. И в эту минуту эта девочка посмотрела на меня, и я увидел, что она увидела, что я ее вижу и что я тоже вижу, что она видит меня, и она помахала мне рукой и улыбнулась. Она мне одному помахала и улыбнулась. И я опять захотел подбежать к ней, и я протянул к ней руки. А она вдруг послала всем воздушный поцелуй и убежала за красную занавеску, куда убегали все артисты. И на арену вышел клоун со своим петухом и начал чихать и падать, но мне было не до него. Я все время думал про девочку на шаре, какая она удивительная и как она помахала мне рукой и улыбнулась, и больше уже ни на что не хотел смотреть. Наоборот, я крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть этого глупого клоуна с его красным носом, потому что он мне портил мою девочку: она все еще мне представлялась на своем голубом шаре.
     А потом объявили антракт, и все побежали в буфет пить ситро, а я тихонько спустился вниз и подошел к занавеске, откуда выходили артисты.
     Мне хотелось еще раз посмотреть на эту девочку, и я стоял у занавески и глядел - вдруг она выйдет? Но она не выходила.
     А после антракта выступали львы, и мне не понравилось, что укротитель все время таскал их за хвосты, как будто это были не львы, а дохлые кошки. Он заставлял их пересаживаться с места на место или укладывал их на пол рядком и ходил по львам ногами, как по ковру, а у них был такой вид, что вот им не дают полежать спокойно. Это было неинтересно, потому что лев должен охотиться и гнаться за бизоном в бескрайних пампасах и оглашать окрестности грозным рычанием, приводящим в трепет туземное население. А так получается не лев, а просто я сам не знаю что.
     И когда кончилось и мы пошли домой, я все время думал про девочку на шаре.
     А вечером папа спросил:
     - Ну как? Понравилось в цирке?
     Я сказал:
     - Папа! Там в цирке есть девочка. Она танцует на голубом шаре. Такая славная, лучше всех! Она мне улыбнулась и махнула рукой! Мне одному, честное слово! Понимаешь, папа? Пойдем в следующее воскресенье в цирк! Я тебе ее покажу!
     Папа сказал:
     - Обязательно пойдем. Обожаю цирк!
     А мама посмотрела на нас обоих так, как будто увидела в первый раз.
     ...И началась длиннющая неделя, и я ел, учился, вставал и ложился спать, играл и даже дрался, и все равно каждый день думал, когда же придет воскресенье, и мы с папой пойдем в цирк, и я снова увижу девочку на шаре, и покажу ее папе, и, может быть, папа пригласит ее к нам в гости, и я подарю ей пистолет-браунинг и нарисую корабль на всех парусах.
     Но в воскресенье папа не смог идти. К нему пришли товарищи, они копались в каких-то чертежах, и кричали, и курили, и пили чай, и сидели допоздна, и после них у мамы разболелась голова, а папа сказал мне:
     - В следующее воскресенье... Даю клятву Верности и Чести.
     И я так ждал следующего воскресенья, что даже не помню, как прожил еще одну неделю. И папа сдержал свое слово: он пошел со мной в цирк и купил билеты во второй ряд, и я радовался, что мы так близко сидим, и представление началось, и я начал ждать, когда появится девочка на шаре. Но человек, который объявляет, все время объявлял разных других артистов, и они выходили и выступали по-всякому, но девочка все не появлялась. А я прямо дрожал от нетерпения, мне очень хотелось, чтобы папа увидел, какая она необыкновенная в своем серебряном костюме с воздушным плащом и как она ловко бегает по голубому шару. И каждый раз, когда выходил объявляющий, я шептал папе:
     - Сейчас он объявит ее!
     Но он, как назло, объявлял кого-нибудь другого, и у меня даже ненависть к нему появилась, и я все время говорил папе:
     - Да ну его! Это ерунда на постном масле! Это не то!
     А папа говорил, не глядя на меня:
     - Не мешай, пожалуйста. Это очень интересно! Самое то!
     Я подумал, что папа, видно, плохо разбирается в цирке, раз это ему интересно. Посмотрим, что он запоет, когда увидит девочку на шаре. Небось подскочит на своем стуле на два метра в высоту...
     Но тут вышел объявляющий и своим глухонемым голосом крикнул:
     - Ант-рра-кт!
     Я просто ушам своим не поверил! Антракт? А почему? Ведь во втором отделении будут только львы! А где же моя девочка на шаре? Где она? Почему она не выступает? Может быть, она заболела? Может быть, она упала и у нее сотрясение мозга?
     Я сказал:
     - Папа, пойдем скорей, узнаем, где же девочка на шаре!
     Папа ответил:
     - Да, да! А где же твоя эквилибристка? Что-то не видать! Пойдем-ка купим программку!..
     Он был веселый и довольный. Он огляделся вокруг, засмеялся и сказал:
     - Ах, люблю... Люблю я цирк! Самый запах этот... Голову кружит...
     И мы пошли в коридор. Там толклось много народу, и продавались конфеты и вафли, и на стенках висели фотографии разных тигриных морд, и мы побродили немного и нашли наконец контролершу с программками. Папа купил у нее одну и стал просматривать. А я не выдержал и спросил у контролерши:
     - Скажите, пожалуйста, а когда будет выступать девочка на шаре?
     - Какая девочка?
     Папа сказал:
     - В программе указана эквилибристка на шаре Т. Воронцова. Где она?
     Я стоял и молчал. Контролерша сказала:
     - Ах, вы про Танечку Воронцову? Уехала она. Уехала. Что ж вы поздно хватились?
     Я стоял и молчал.
     Папа сказал:
     - Мы уже две недели не знаем покоя. Хотим посмотреть эквилибристку Т. Воронцову, а ее нет.
     Контролерша сказала:
     - Да она уехала... Вместе с родителями... Родители у нее "Бронзовые люди - Два-Яворс". Может, слыхали? Очень жаль. Вчера только уехали.
     Я сказал:
     - Вот видишь, папа...
     - Я не знал, что она уедет. Как жалко... Ох ты боже мой!.. Ну что ж... Ничего не поделаешь...
     Я спросил у контролерши:
     - Это, значит, точно?
     Она сказала:
     - Точно.
     Я сказал:
     - А куда, неизвестно?
     Она сказала:
     - Во Владивосток.
     Вон куда. Далеко. Владивосток. Я знаю, он помещается в самом конце карты, от Москвы направо.
     Я сказал:
     - Какая даль.
     Контролерша вдруг заторопилась:
     - Ну идите, идите на места, уже гасят свет! Папа подхватил:
     - Пошли, Дениска! Сейчас будут львы! Косматые, рычат - ужас! Бежим смотреть!
     Я сказал:
     - Пойдем домой, папа.
     Он сказал:
     - Вот так раз...
     Контролерша засмеялась. Но мы подошли к гардеробу, и я протянул номер, и мы оделись и вышли из цирка. Мы пошли по бульвару и шли так довольно долго, потом я сказал:
     - Владивосток - это на самом конце карты. Туда, если поездом, целый месяц проедешь...
     Папа молчал. Ему, видно, было не до меня. Мы прошли еще немного, и я вдруг вспомнил про самолеты и сказал:
     - А на "ТУ-104" за три часа - и там!
     Но папа все равно не ответил. Он крепко держал меня за руку. Когда мы вышли на улицу Горького, он сказал:
     - Зайдем в кафе-мороженое. Смутузим по две порции, а?
     Я сказал:
     - Не хочется что-то, папа.
     - Там подают воду, называется "Кахетинская". Нигде в мире не пил лучшей воды.
     Я сказал:
     - Не хочется, папа.
     Он не стал меня уговаривать. Он прибавил шагу и крепко сжал мою руку. Мне стало даже больно. Он шел очень быстро, и я еле-еле поспевал за ним. Отчего он шел так быстро? Почему он не разговаривал со мной? Мне захотелось на него взглянуть. Я поднял голову. У него было очень серьезное и грустное лицо. РАССКАЖИТЕ МНЕ ПРО СИНГАПУР
     Мы с папой поехали на воскресенье в гости, к родным. Они жили в маленьком городе под Москвой, и мы на электричке быстро доехали.
     Дядя Алексей Михайлович и тетя Мила встретили нас на перроне.
     Алексей Михайлович сказал:
     - Ого, Дениска-то как возмужал!
     А тетя Мила сказала:
     - Иди, Денек, со мной рядом. - И спросила: - Это что за корзинка?
     - Здесь пластилин, карандаши и пистолеты...
     Тетя Мила засмеялась, и мы пошли через рельсы, мимо станции, и вышли на мягкую дорогу: по бокам дороги стояли деревья. И я быстро разулся и пошел босиком, и было немного щекотно и колко ступням, так же как и в прошлом году, когда я в первый раз после зимы пошел босиком. И в это время дорога повернула к берегу, и в воздухе запахло рекой и еще чем-то сладким, и я стал бегать по траве, и скакать, и кричать: "О-га-га-а!" И тетя Мила сказала:
     - Телячий восторг.
     Когда мы пришли, было уже темно, и все сели на террасе пить чай, и мне тоже налили большую чашку.
     Вдруг Алексей Михайлович сказал папе:
     - Знаешь, сегодня в ноль сорок к нам приедет Харитоша. Он у нас пробудет целые сутки, завтра только ночью уедет. Он проездом.
     Папа ужасно обрадовался.
     - Дениска, - сказал он, - твой двоюродный дядька Харитон Васильевич приедет! Он давно хотел с тобой познакомиться!
     Я сказал:
     - А почему я его не знаю?
     Тетя Мила опять засмеялась.
     - Потому что он живет на Севере, - сказала она, - и редко бывает в Москве.
     Я спросил:
     - А кто он такой?
     Алексей Михайлович поднял палец кверху:
     - Капитан дальнего плавания - вот он кто такой.
     У меня даже мурашки побежали по спине. Как? Мой двоюродный дядька - капитан дальнего плавания? И я об этом только что узнал? Папа всегда так - про самое главное вспоминает совершенно случайно!
     - Что ж ты не говорил мне, папа, что у меня есть дядя, капитан дальнего плавания? Не буду тебе сапоги чистить!
     Тетя Мила снова расхохоталась. Я уже давно заметил, что тетя Мила смеется кстати и некстати. Сейчас она засмеялась некстати. А папа сказал:
     - Я тебе говорил еще в позапрошлом году, когда он приехал из Сингапура, но ты тогда был еще маленький. И ты, наверно, забыл. Но ничего, ложись-ка спать, завтра ты с ним увидишься!
     Тут тетя Мила взяла меня за руку и повела с террасы в дом, и мы прошли через маленькую комнатку в другую, такую же. Там в углу приткнулась узенькая тахтюшка. А около окна стояла большая цветастая ширма.
     - Вот здесь и ложись, - сказала тетя Мила. - Раздевайся! А корзинку с пистолетами я поставлю в ногах.
     Я сказал:
     - А папа где будет спать?
     Она сказала:
     - Скорее всего, на террасе. Ты знаешь, как твой папа любит свежий воздух. А что? Ты будешь бояться?
     Я сказал:
     - И нисколько.
     Разделся и лег.
     Тетя Мила сказала:
     - Спи спокойно, мы тут, рядом.
     И ушла.
     А я улегся на тахтюшке и укрылся большим клетчатым платком. Я лежал и слышал, как тихо разговаривают на террасе и смеются, и я хотел спать, но все время думал про своего капитана дальнего плавания.
     Интересно, какая у него борода? Неужели растет прямо из шеи, как я видел на картинке? А трубка какая? Кривая или прямая? А кортик - именной или простой? Капитанов дальнего плавания часто награждают именными кортиками за проявленную смелость. Конечно, ведь они во время своих рейсов каждый день наскакивают на айсберги, или встречают огромных китов и белых медведей, или спасают людей с терпящих бедствие кораблей. Ясно, что тут надо проявлять смелость, иначе сам пропадешь со всеми матросами вместе и корабль погубишь. А если такой корабль, как атомный ледокол "Ленин", - погубить жалко небось, да? А вообще-то говоря, капитаны дальнего плавания не обязательно ездят только на Север, есть такие, которые в Африке бывают, и у них на корабле живут обезьянки и мангусты, которые уничтожают змей, я про это читал в книжке. Вот мой капитан дальнего плавания - он в позапрошлом году приехал из Сингапура. Удивительное слово какое: "Син-га-пур"!.. Я обязательно попрошу дядю рассказать мне про Сингапур: какие там люди, какие там дети, какие лодки и паруса... Обязательно попрошу рассказать. И я так долго думал, и незаметно уснул...
     А в середине ночи я проснулся от страшного рычания. Это, наверно, какая-то собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не понравилось. Она рычала страшным образом, откуда-то из-под ширмы, и мне казалось, что я в темноте вижу ее наморщенный нос и оскаленные белые зубы. Я хотел позвать папу, но вспомнил, что он спит далеко, на террасе, и я подумал, что я никогда еще не боялся собак и теперь нечего трусить. Все-таки мне уже скоро восемь.
     Я крикнул:
     - Тубо! Спать!
     И собака сразу замолчала.
     Я лежал в темноте с открытыми глазами. В окошко ничего не было видно, только чуть виднелась одна ветка. Она была похожа на верблюда, как будто он стоит на задних лапах и служит. Я поставил одеяло козырьком перед глазами, чтобы не видеть верблюда, и стал повторять таблицу умножения на семь, от этого я всегда быстро засыпаю. И верно: не успел я дойти до семью семь, как у меня в голове все закачалось, и я почти уснул, но в это время в углу за ширмой собака, которая, наверно, тоже не спала, опять зарычала. Да как! В сто раз страшнее, чем в первый раз. У меня даже внутри что-то екнуло. Но я все-таки закричал на нее:
     - Тубо! Лежать! Спать сейчас же!..
     Она опять чуточку притихла. А я вспомнил, что моя дорожная корзинка стоит у меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит еще пакет с едой, который мама положила мне на дорогу. И я подумал, что если эту собаку немножко прикормить, то она, может быть, подобреет и перестанет на меня рычать. И я сел, стал рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было разобраться, но я все-таки вытащил оттуда котлету и два яйца - мне как раз не было их жалко, потому что они были сварены всмятку. И как только собака опять зарычала, я кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:
     - Тубо! Есть! И сразу спать!..
     Она сначала помолчала, а потом зарычала так свирепо, что я понял: она тоже не любит яйца всмятку. Тогда я метнул в нее котлету. Было слышно, как котлета шлепнулась об нее, собака гамкнула и перестала рычать.
     Я сказал:
     - Ну вот. А теперь - спать! Сейчас же!
     Собака уже не рычала, а только сопела. Я укрылся поплотнее и уснул...
     Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу. Папа, Алексей Михайлович и тетя Мила сидели за столом. На столе была белая скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор умываться. Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там было холодно, и кора у дерева была прохладная, и из умывальника лилась студеная вода, она была голубого цвета, и я там долго плескался, и совсем озяб, и побежал завтракать. Я сел за стол и стал хрустеть редиской, и заедать ее черным хлебом, и солить, и славно мне было - так и хрустел бы целый день. Но потом я вдруг вспомнил самое главное!
     Я сказал:
     - А где же капитан дальнего плавания?! Неужели вы меня обманули!
     Тетя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:
     - Эх, ты! Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил... Ну ладно, сейчас я его приведу, а то он проспит весь день. Устал с дороги.
     Но в это время на террасу вышел высоченный человек с красным лицом и зелеными глазами. Он был в пижаме. Никакой бороды на нем не было. Он подошел к столу и сказал ужасным басом:
     - Доброе утро! А это кто? Неужели Денис?
     У него было столько голоса, что я даже удивился, где он у него помещается.
     Папа сказал:
     - Да, эти сто граммов веснушек - вот это и есть Денис, только и всего. Познакомьтесь. Денис, вот твой долгожданный капитан!
     Я сразу встал. Капитан сказал:
     - ЗдорОво!
     И протянул мне руку. Она была твердая, как доска.
     Капитан был очень симпатичный. Но уж очень страшный был у него голос. И потом, где же кортик? Пижама какая-то. Ну, а трубка где? Все равно уж - прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь! Не было никакой...
     - Как спал, Харитоша? - спросила тетя Мила.
     - Плохо! - сказал капитан. - Не знаю, в чем дело. Всю ночь на меня кто-то кричал. Только, понимаете ли, начну засыпать, как кто-то кричит: "Спать! Спать сейчас же!" А я от этого только просыпаюсь! Потом усталость берет свое, все-таки пять дней в пути, глаза слипаются, я опять начинаю дремать, проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик: "Спать! Лежать!" А в довершение всей этой чертовщины на меня стали падать откуда-то разные продукты - яйца, что ли... По-моему, я во сне слышал запах котлет. И еще все мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то "куш", не то "апорт"...
     - "Тубо", - сказал я. - "Тубо", а не "апорт". Потому что я думал - там собака... Кто-то так рычал!
     - Я не рычал. Я, наверно, храпел?
     Это было ужасно. Я понял, что он никогда не подружится со мной. Я встал и вытянул руки по швам. Я сказал:
     - Товарищ капитан! Было очень похоже на рычание. И я, наверно, немножко испугался.
     Капитан сказал:
     - Вольно. Садись.
     Я сел за стол и почувствовал, что у меня в глазах как будто песку насыпано, колет, и я не могу смотреть на капитана. Мы все долго молчали.
     Потом он сказал:
     - Имей в виду, я совершенно не сержусь.
     Но я все-таки не мог на него посмотреть.
     Тогда он сказал:
     - Клянусь своим именным кортиком.
     Он сказал это таким веселым голосом, что у меня сразу словно камень упал с души.
     Я подошел к капитану и сказал:
     - Дядя, расскажите мне про Сингапур.
    ЧТО Я ЛЮБЛЮ
     Я очень люблю лечь животом на папино колено, опустить руки и ноги и вот так висеть на колене, как белье на заборе. Еще я очень люблю играть в шашки, шахматы и домино, только чтобы обязательно выигрывать. Если не выигрывать, тогда не надо.
     Я люблю слушать, как жук копается в коробочке. И люблю в выходной день утром залезать к папе в кровать, чтобы поговорить с ним о собаке: как мы будем жить просторней, и купим собаку, и будем с ней заниматься, и будем ее кормить, и какая она будет потешная и умная, и как она будет воровать сахар, а я буду за нею сам вытирать лужицы, и она будет ходить за мной, как верный пес.
     Я люблю также смотреть телевизор: все равно, что показывают, пусть даже только одни таблицы.
     Я люблю дышать носом маме в ушко. Особенно я люблю петь и всегда пою очень громко.
     Ужасно люблю рассказы про красных кавалеристов, и чтобы они всегда побеждали.
     Люблю стоять перед зеркалом и гримасничать, как будто я Петрушка из кукольного театра. Шпроты я тоже очень люблю.
     Люблю читать сказки про Канчиля. Это такая маленькая, умная и озорная лань. У нее веселые глазки, и маленькие рожки, и розовые отполированные копытца. Когда мы будем жить просторней, мы купим себе Канчиля, он будет жить в ванной. Еще я люблю плавать там, где мелко, чтобы можно было держаться руками за песчаное дно.
     Я люблю на демонстрациях махать красным флажком и дудеть в "уйди-уйди!".
     Очень люблю звонить по телефону.
     Я люблю строгать, пилить, я умею лепить головы древних воинов и бизонов, и я слепил глухаря и царь-пушку. Все это я люблю дарить.
     Когда я читаю, я люблю грызть сухарь или еще что-нибудь.
     Я люблю гостей.
     Еще очень люблю ужей, ящериц и лягушек. Они такие ловкие. Я ношу их в карманах. Я люблю, чтобы ужик лежал на столе, когда я обедаю. Люблю, когда бабушка кричит про лягушонка: "Уберите эту гадость!" - и убегает из комнаты.
     Я люблю посмеяться... Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех - смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.
     Когда у меня хорошее настроение, я люблю скакать. Однажды мы с папой пошли в зоопарк, и я скакал вокруг него на улице, и он спросил:
     - Ты что скачешь?
     А я сказал:
     - Я скачу, что ты мой папа!
     Он понял!
     Я люблю ходить в зоопарк! Там чудесные слоны. И есть один слоненок. Когда мы будем жить просторней, мы купим слоненка. Я выстрою ему гараж.
     Я очень люблю стоять позади автомобиля, когда он фырчит, и нюхать бензин.
     Люблю ходить в кафе - есть мороженое и запивать его газированной водой. От нее колет в носу и слезы выступают на глазах.
     Когда я бегаю по коридору, то люблю изо всех сил топать ногами.
     Очень люблю лошадей, у них такие красивые и добрые лица.
     Я много чего люблю!
    ...И ЧЕГО НЕ ЛЮБЛЮ!
     Чего не люблю, так это лечить зубы. Как увижу зубное кресло, сразу хочется убежать на край света. Еще не люблю, когда приходят гости, вставать на стул и читать стихи.
     Не люблю, когда папа с мамой уходят в театр.
     Терпеть не могу яйца всмятку, когда их взбалтывают в стакане, накрошат туда хлеба и заставляют есть.
     Еще не люблю, когда мама идет со мной погулять и вдруг встречает тетю Розу!
     Они тогда разговаривают только друг с дружкой, а я просто не знаю, чем бы заняться.
     Не люблю ходить в новом костюме - я в нем как деревянный.
     Когда мы играем в красных и белых, я не люблю быть белым. Тогда я выхожу из игры, и все! А когда я бываю красным, не люблю попадать в плен. Я все равно убегаю.
     Не люблю, когда у меня выигрывают.
     Не люблю, когда день рождения, играть в "каравай": я не маленький.
     Не люблю, когда ребята задаются.
     И очень не люблю, когда порежусь, вдобавок - мазать палец йодом.
     Я не люблю, что у нас в коридоре тесно и взрослые каждую минуту снуют туда-сюда, кто со сковородкой, кто с чайником, и кричат:
     - Дети, не вертитесь под ногами! Осторожно, у меня горячая кастрюля!
     А когда я ложусь спать, не люблю, чтобы в соседней комнате пели хором:
     Ландыши, ландыши...
     Очень не люблю, что по радио мальчишки и девчонки говорят старушечьими голосами!.. ЧТО ЛЮБИТ МИШКА
     Один раз мы с Мишкой вошли в зал, где у нас бывают уроки пения. Борис Сергеевич сидел за своим роялем и что-то играл потихоньку. Мы с Мишкой сели на подоконник и не стали ему мешать, да он нас и не заметил вовсе, а продолжал себе играть, и из-под пальцев у него очень быстро выскакивали разные звуки. Они разбрызгивались, и получалось что-то очень приветливое и радостное. Мне очень понравилось, и я бы мог долго так сидеть и слушать, но Борис Сергеевич скоро перестал играть. Он закрыл крышку рояля, и увидел нас, и весело сказал:
     - О! Какие люди! Сидят, как два воробья на веточке! Ну, так что скажете?
     Я спросил:
     - Это вы что играли, Борис Сергеевич?
     Он ответил:
     - Это Шопен. Я его очень люблю.
     Я сказал:
     - Конечно, раз вы учитель пения, вот вы и любите разные песенки.
     Он сказал:
     - Это не песенка. Хотя я и песенки люблю, но это не песенка. То, что я играл, называется гораздо большим словом, чем просто "песенка".
     Я сказал:
     - Каким же? Словом-то?
     Он серьезно и ясно ответил:
     - Му-зы-ка. Шопен - великий композитор. Он сочинил чудесную музыку. А я люблю музыку больше всего на свете.
     Тут он посмотрел на меня внимательно и сказал:
     - Ну, а ты что любишь? Больше всего на свете?
     Я ответил:
     - Я много чего люблю.
     И я рассказал ему, что я люблю. И про собаку, и про строганье, и про слоненка, и про красных кавалеристов, и про маленькую лань на розовых копытцах, и про древних воинов, и про прохладные звезды, и про лошадиные лица, все, все...
     Он выслушал меня внимательно, у него было задумчивое лицо, когда он слушал, а потом он сказал:

/ Полные произведения / Драгунский В. / Денискины рассказы