Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Драгунский В. / Денискины рассказы

Денискины рассказы [3/15]

  Скачать полное произведение

    Я постарался, съехал чуть набок с седла да как нажму на педаль. Мишка чем-то щелкнул на руле... И вдруг машина затрещала, и я поехал!
     Я поехал! Сам! На педали не жму - не достаю, а только еду, соблюдаю равновесие!
     Это было чудесно! Ветерок засвистел у меня в ушах, все вокруг понеслось быстро-быстро по кругу: столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, и все сначала, и я ехал, вцепившись в руль, а Мишка все бежал за мной, но на третьем круге он крикнул:
     - Я устал! - и прислонился к столбику.
     А я поехал один, и мне было очень весело, и я все ездил и воображал, что участвую в мотогонках по отвесной стене. Я видел, в парке культуры так мчалась отважная артистка...
     И столбик, и Мишка, и качели, и домоуправление - все мелькало передо мной довольно долго, и все было очень хорошо, только ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть мурашки... И еще мне вдруг стало как-то не по себе, и ладони сразу стали мокрыми, и очень захотелось остановиться.
     Я доехал до Мишки и крикнул:
     - Хватит! Останавливай!
     Мишка побежал за мной и кричит:
     - Что? Говори громче!
     Я кричу:
     - Ты что, оглох, что ли?
     Но Мишка уже отстал. Тогда я проехал еще круг и закричал:
     - Останови машину, Мишка!
     Тогда он схватился за руль, машину качнуло, он упал, а я опять поехал дальше. Гляжу, он снова встречает меня у столбика и орет:
     - Тормоз! Тормоз!
     Я промчался мимо него и стал искать этот тормоз. Но ведь я же не знал, где он! Я стал крутить разные винтики и что-то нажимать на руле. Куда там! Никакого толку. Машина трещит себе как ни в чем не бывало, а у меня в макаронную ногу уже тысячи иголок впиваются!
     Я кричу:
     - Мишка, а где этот тормоз?
     А он:
     - Я забыл!
     А я:
     - Ты вспомни!
     - Ладно, вспомню, ты пока покрутись еще немножко!
     - Ты скорей вспоминай, Мишка! - опять кричу я.
     И проехал дальше, и чувствую, что мне уже совсем не по себе, тошно как-то. А на следующем кругу Мишка снова кричит:
     - Не могу вспомнить! Ты лучше попробуй спрыгни!
     А я ему:
     - Меня тошнит!
     Если бы я знал, что так получится, ни за что бы не стал кататься, лучше пешком ходить, честное слово!
     А тут опять впереди Мишка кричит:
     - Надо достать матрац, на котором спят! Чтоб ты в него врезался и остановился! Ты на чем спишь?
     Я кричу:
     - На раскладушке!
     А Мишка:
     - Тогда езди, пока бензин не кончится!
     Я чуть не переехал его за это. "Пока бензин не кончится"... Это, может быть, еще две недели так носиться вокруг садика, а у нас на вторник билеты в кукольный театр. И ногу колет! Я кричу этому дуралею:
     - Сбегай за вашим Федькой!
     - Он чай пьет! - кричит Мишка.
     - Потом допьет! - ору я.
     А он не дослышал и соглашается со мной:
     - Убьет! Обязательно убьет!
     И опять все завертелось передо мной: столбик, ворота, скамеечка, качели, домоуправление. Потом наоборот: домоуправление, качели, скамеечка, столбик, а потом пошло вперемешку: домик, столбоуправление, грибеечка... И я понял, что дело плохо.
     Но в это время кто-то сильно схватил машину, она перестала трещать, и меня довольно крепко хлопнули по затылку. Я сообразил, что это Мишкин Федька наконец почайпил. И я тут же кинулся бежать, но не смог, потому что макаронная нога вонзилась в меня, как кинжал. Но я все-таки не растерялся и ускакал от Федьки на одной ноге.
     И он не стал догонять меня.
     А я на него не рассердился за подзатыльник. Потому что без него я, наверно, кружил бы по двору до сих пор. ТРЕТЬЕ МЕСТО В СТИЛЕ БАТТЕРФЛЯЙ
     Когда я шел домой из бассейна, у меня было очень хорошее настроение. Мне нравились все троллейбусы, что они такие прозрачные и всех видать, кто в них едет, и мороженщицы нравились, что они веселые, и нравилось, что не жарко на улице и ветерок холодит мою мокрую голову. Но особенно мне нравилось, что я занял третье место в стиле баттерфляй и что я сейчас расскажу об этом папе, - он давно хотел, чтобы я научился плавать. Он говорит, что все люди должны уметь плавать, а мальчишки особенно, потому что они мужчины. А какой же это мужчина, если он может потонуть во время кораблекрушения или просто так, на Чистых прудах, когда лодка перевернется?
     И вот я сегодня занял третье место и сейчас скажу об этом папе. Я очень торопился домой, и, когда вошел в комнату, мама сразу спросила:
     - Ты что так сияешь?
     Я сказал:
     - А у нас сегодня было соревнование.
     Папа сказал:
     - Это какое же?
     - Заплыв на двадцать пять метров в стиле баттерфляй...
     Папа сказал:
     - Ну и как?
     - Третье место! - сказал я.
     Папа прямо весь расцвел.
     - Ну да? - сказал он. - Вот здорово! - Он отложил в сторону газету. - Молодчина!
     Я так и знал, что он обрадуется. У меня еще лучше настроение стало.
     - А кто же первое занял? - спросил папа.
     Я ответил:
     - Первое место, папа, занял Вовка, он уже давно умеет плавать. Ему это не трудно было...
     - Ай да Вовка! - сказал папа. - Так, а кто же занял второе место?
     - А второе, - сказал я, - занял рыженький один мальчишка, не знаю, как зовут. На лягушонка похож, особенно в воде...
     - А ты, значит, вышел на третье? - Папа улыбнулся, и мне это было очень приятно. - Ну, что ж, - сказал он, - все-таки что ни говори, а третье место тоже призовое, бронзовая медаль! Ну а кто же на четвертом остался? Не помнишь? Кто занял четвертое?
     Я сказал:
     - Четвертое место никто не занял, папа!
     Он очень удивился:
     - Это как же?
     Я сказал:
     - Мы все третье место заняли: и я, и Мишка, и Толька, и Кимка, все-все. Вовка - первое, рыжий лягушонок - второе, а мы, остальные восемнадцать человек, мы заняли третье. Так инструктор сказал!
     Пана сказал:
     - Ах, вот оно что... Все понятно!..
     И он снова уткнулся в газеты.
     А у меня почему-то совсем пропало хорошее настроение.
    СВЕРХУ ВНИЗ, НАИСКОСОК!
     В то лето, когда я еще не ходил в школу, у нас во дворе был ремонт. Повсюду валялись кирпичи и доски, а посреди двора высилась огромная куча песку. И мы играли на этом песке в "разгром фашистов под Москвой", или делали куличики, или просто так играли ни во что.
     Нам было очень весело, и мы подружились с рабочими и даже помогали им ремонтировать дом: один раз я принес слесарю дяде Грише полный чайник кипятку, а второй раз Аленка показала монтерам, где у нас черный ход. И мы еще много помогали, только сейчас я уже не помню всего.
     А потом как-то незаметно ремонт стал заканчиваться, рабочие уходили один за другим, дядя Гриша попрощался с нами за руку, подарил мне тяжелую железку и тоже ушел.
     И вместо дяди Гриши во двор пришли три девушки. Они все были очень красиво одеты: носили мужские длинные штаны, измазанные разными красками и совершенно твердые. Когда эти девушки ходили, штаны на них гремели, как железо на крыше. А на головах девушки носили шапки из газет. Эти девушки были маляры и назывались: бригада. Они были очень веселые и ловкие, любили смеяться и всегда пели песню "Ландыши, ландыши". Но я эту песню не люблю. И Аленка. И Мишка тоже не любит. Зато мы все любили смотреть, как работают девушки-маляры и как у них все получается складно и аккуратно. Мы знали по именам всю бригаду. Их звали Санька, Раечка и Нелли.
     И однажды мы к ним подошли, и тетя Саня сказала:
     - Ребятки, сбегайте кто-нибудь и узнайте, который час.
     Я сбегал, узнал и сказал:
     - Без пяти двенадцать, тетя Саня...
     Она сказала:
     - Шабаш, девчата! Я - в столовую! - и пошла со двора.
     И тетя Раечка и тетя Нелли пошли за ней обедать.
     А бочонок с краской оставили. И резиновый шланг тоже.
     Мы сразу подошли ближе и стали смотреть на тот кусочек дома, где они только сейчас красили. Было очень здорово: ровно и коричнево, с небольшой краснотой. Мишка смотрел-смотрел, потом говорит:
     - Интересно, а если я покачаю насос, краска пойдет?
     Аленка говорит:
     - Спорим, не пойдет!
     Тогда я говорю:
     - А вот спорим, пойдет!
     Тут Мишка говорит:
     - Не надо спорить. Сейчас я попробую. Держи, Дениска, шланг, а я покачаю.
     И давай качать. Раза два-три качнул, и вдруг из шланга побежала краска! Она шипела, как змея, потому что на конце у шланга была нахлобучка с дырочками, как у лейки. Только дырки были совсем маленькие, и краска шла, как одеколон в парикмахерской, чуть-чуть видно.
     Мишка обрадовался и как закричит:
     - Крась скорей! Скорей крась что-нибудь!
     Я сразу взял и направил шланг на чистую стенку. Краска стала брызгаться, и там сейчас же получилось светло-коричневое пятно, похожее на паука.
     - Ура! - закричала Аленка. - Пошло! Пошло-поехало! - и подставила ногу под краску.
     Я сразу покрасил ей ногу от колена до пальцев. Тут же, прямо у нас на глазах, на ноге не стало видно ни синяков, ни царапин! Наоборот, Аленкина нога стала гладкая, коричневая, с блеском, как новенькая кегля.
     Мишка кричит:
     - ЗдОрово получается! Подставляй вторую, скорей!
     И Аленка живенько подставила вторую ногу, а я моментально покрасил ее сверху донизу два раза.
     Тогда Мишка говорит:
     - Люди добрые, как красиво! Ноги совсем как у настоящего индейца! Крась же ее скорей!
     - Всю? Всю красить? С головы до пят?
     Тут Аленка прямо завизжала от восторга:
     - Давайте, люди добрые! Красьте с головы до пят! Я буду настоящая индейка.
     Тогда Мишка приналег на насос и стал качать во всю ивановскую, а я стал Аленку поливать краской. Я замечательно ее покрасил: и спину, и ноги, и руки, и плечи, и живот, и трусики. И стала она вся коричневая, только волосы белые торчат.
     Я спрашиваю:
     - Мишка, как думаешь, а волосы красить?
     Мишка отвечает:
     - Ну конечно! Крась скорей! Быстрей давай!
     И Аленка торопит:
     - Давай-давай! И волосы давай! И уши!
     Я быстро закончил ее красить и говорю:
     - Иди, Аленка, на солнце пообсохни! Эх, что бы еще покрасить?
     А Мишка:
     - Вон видишь, наше белье сушится? Скорей давай крась!
     Ну с этим-то делом я быстро справился! Два полотенца и Мишкину рубашку я за какую-нибудь минуту так отделал, что любо-дорого смотреть было!
     А Мишка прямо вошел в азарт, качает насос, как заводной. И только покрикивает:
     - Крась давай! Скорей давай! Вон и дверь новая на парадном, давай, давай, быстрее крась!
     И я перешел на дверь. Сверху вниз! Снизу вверх! Сверху вниз, наискосок!
     И тут дверь вдруг раскрылась, и из нее вышел наш управдом Алексей Акимыч в белом костюме.
     Он прямо остолбенел. И я тоже. Мы оба были как заколдованные. Главное, я его поливаю и с испугу не могу даже догадаться отвести в сторону шланг, а только размахиваю сверху вниз, снизу вверх. А у него глаза расширились, и ему в голову не приходит отойти хоть на шаг вправо или влево...
     А Мишка качает и знай себе ладит свое:
     - Крась давай, быстрей давай!
     И Аленка сбоку вытанцовывает:
     - Я индейка! Я индейка!
     Ужас!
     ...Да здОрово нам тогда влетело. Мишка две недели белье стирал. А Аленку мыли в семи водах со скипидаром...
     Алексею Акимычу купили новый костюм. А меня мама вовсе не хотела во двор пускать. Но я все-таки вышел, и тетя Саня, Раечка и Нелли сказали:
     - Вырастай, Денис, побыстрей, мы тебя к себе в бригаду возьмем. Будешь маляром!
     И с тех пор я стараюсь расти побыстрей.
    НЕ ПИФ, НЕ ПАФ!
     Когда я был дошкольником, я был ужасно жалостливый. Я совершенно не мог слушать про что-нибудь жалостное. И если кто кого съел, или бросил в огонь, или заточил в темницу, - я сразу начинал плакать. Вот, например, волки съели козлика, и от него остались рожки да ножки. Я реву. Или Бабариха посадила в бочку царицу и царевича и бросила эту бочку в море. Я опять реву. Да как! Слезы бегут из меня толстыми струями прямо на пол и даже сливаются в целые лужи.
     Главное, когда я слушал сказки, я уже заранее, еще до того самого страшного места, настраивался плакать. У меня кривились и ломались губы и голос начинал дрожать, словно меня кто-нибудь тряс за шиворот. И мама просто не знала, что ей делать, потому что я всегда просил, чтобы она мне читала или рассказывала сказки, а чуть дело доходило до страшного, как я сразу это понимал и начинал на ходу сказку сокращать. За какие-нибудь две-три секунды до того, как случиться беде, я уже принимался дрожащим голосом просить: "Это место пропусти!"
     Мама, конечно, пропускала, перескакивала с пятого на десятое, и я слушал дальше, но только совсем немножко, потому что в сказках каждую минуту что-нибудь случается, и, как только становилось ясно, что вот-вот опять произойдет какое-нибудь несчастье, я снова начинал вопить и умолять: "И это пропусти!"
     Мама опять пропускала какое-нибудь кровавое преступление, и я ненадолго успокаивался. И так с волнениями, остановками и быстрыми сокращениями мы с мамой в конце концов добирались до благополучного конца.
     Конечно, я все-таки соображал, что сказки от всего этого становились какие-то не очень интересные: во-первых, очень уж короткие, а во-вторых, в них почти совсем не было приключений. Но зато я мог слушать их спокойно, не обливаться слезами, и потом все же после таких сказок можно было ночью спать, а не валяться с открытыми глазами и бояться до утра. И поэтому такие сокращенные сказки мне очень нравились. Они делались такие спокойные. Как все равно прохладный сладкий чай. Например, есть такая сказка про Красную Шапочку. Мы с мамой в ней столько напропускали, что она стала самой короткой сказкой в мире и самой счастливой. Мама ее вот как рассказывала:
     "Жила-была Красная Шапочка. Раз она напекла пирожков и пошла проведать свою бабушку. И стали они жить-поживать и добра наживать".
     И я был рад, что у них все так хорошо получилось. Но, к сожалению, это было еще не все. Особенно я переживал другую сказку, про зайца. Это короткая такая сказочка, вроде считалки, ее все на свете знают:
     Раз, два, три, четыре, пять,
     Вышел зайчик погулять,
     Вдруг охотник выбегает...
     И вот тут у меня уже начинало пощипывать в носу и губы разъезжались в разные стороны, верхняя направо, нижняя налево, а сказка в это время продолжалась... Охотник, значит, вдруг выбегает и...
     Прямо в зайчика стреляет!
     Тут у меня прямо сердце проваливалось. Я не мог понять, как же это получается. Почему этот свирепый охотник стреляет прямо в зайчика? Что зайчик ему сделал? Что он, первый начал, что ли? Ведь нет! Ведь он же не задирался? Он просто вышел погулять! А этот прямо, без разговоров:
     Пиф-паф!
     Из своей тяжелой двустволки! И тут из меня начинали течь слезы, как из крана. Потому что раненный в живот зайчик кричал:
     Ой-ой-ой!
     Он кричал:
     - Ой-ой-ой! Прощайте, все! Прощайте, зайчата и зайчиха! Прощай, моя веселая, легкая жизнь! Прощай, алая морковка и хрустящая капуста! Прощай навек, моя полянка, и цветы, и роса, и весь лес, где под каждым кустом был готов и стол и дом!
     Я прямо своими глазами видел, как серый зайчик ложится под тоненькую березку и умирает... Я заливался в три ручья горючими слезами и портил всем настроение, потому что меня надо было успокаивать, а я только ревел и ревел...
     И вот однажды ночью, когда все улеглись спать, я долго лежал на своей раскладушке и вспоминал беднягу зайчика и все думал, как было бы хорошо, если бы с ним этого не случилось. Как было бы по-настоящему хорошо, если бы только все это не случилось. И я так долго думал об этом, что вдруг незаметно для себя пересочинил всю эту историю:
     Раз, два, три, четыре, пять,
     Вышел зайчик погулять,
     Вдруг охотник выбегает...
     Прямо в зайчика...
     Не стреляет!!!
     Не пиф! Не паф!
     Не ой-ой-ой!
     Не умирает зайчик мой!!!
     Вот это да! Я даже рассмеялся! Как все складно получилось! Это было самое настоящее чудо. Не пиф! Не паф! Я поставил одно только короткое "не", и охотник как ни в чем не бывало протопал в своих подшитых валенках мимо зайчика. И тот остался жить! Он опять будет играть по утрам на росистой полянке, будет скакать и прыгать и колотить лапками в старый, трухлявый пень. Этакий забавный, славный барабанщик!
     И я так лежал в темноте и улыбался и хотел рассказать маме про это чудо, но побоялся ее разбудить. И в конце концов заснул. А когда проснулся, я уже знал навсегда, что больше не буду реветь в жалостных местах, потому что я теперь могу в любую минуту вмешаться во все эти ужасные несправедливости, могу вмешаться и перевернуть все по-своему, и все будет хорошо. Надо только вовремя сказать: "Не пиф, не паф!" АНГЛИЧАНИН ПАВЛЯ
     - Завтра первое сентября, - сказала мама. - И вот наступила осень, и ты пойдешь уже во второй класс. Ох, как летит время!..
     - И по этому случаю, - подхватил папа, - мы сейчас "зарежем" арбуз!
     И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный, приятный, зеленый треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия, как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Павля. Мы все страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас и мы по нем соскучились.
     - Ого, кто пришел! - сказал папа. - Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!
     - Садись с нами, Павлик, арбуз есть, - сказала мама, - Дениска, подвинься.
     Я сказал:
     - Привет! - и дал ему место рядом с собой.
     - Привет! - сказал он и сел.
     И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать.
     А о чем тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!
     И когда Павле дали третий кусок, он сказал:
     - Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не дает его вволю поесть.
     - А почему? - спросила мама.
     - Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.
     - Правда, - сказал папа. - Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.
     - Я не боюсь, - сказал Павля.
     И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:
     - А ты чего, Павля, так давно не был у нас?
     - Да, - сказал я. - Где ты пропадал? Что ты делал?
     И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:
     - Что делал, что делал?.. Английский изучал, вот что делал.
     Я прямо опешил. Я сразу понял, что я все лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
     Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки!
     Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут еще мама добавила:
     - Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!
     - Молодец, - сказал папа. - Уважаю!
     Павля прямо засиял.
     - К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.
     - А что, трудный английский язык? - спросил я.
     - С ума сойти, - вздохнул Павля.
     - Еще бы не трудный, - вмешался папа. - Там у них сам черт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
     - Ну да! - сказал я. - Верно, Павля?
     - Прямо беда, - сказал Павля. - Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.
     - Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? - сказала мама. - Ты почему, когда вошел, не сказал нам по-английски "здрасте"?
     - Я "здрасте" еще не проходил, - сказал Павля.
     - Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал "спасибо"?
     - Я сказал, - сказал Павля.
     - Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?
     - Мы до "спасибо" еще не дошли, - сказал Павля. - Очень трудное пропо-ви-сание.
     Тогда я сказал:
     - Павля, а научи-ка меня, как по-английски "раз, два, три".
     - Я этого еще не изучил, - сказал Павля.
     - А что же ты изучил? - закричал я. - За два месяца ты все-таки хоть что-нибудь-то изучил?
     - Я изучил, как по-английски "Петя", - сказал Павля.
     - Ну, как?
     - "Пит"! - торжествующе объявил Павля. - По-английски "Петя" будет "Пит". - Он радостно засмеялся и добавил: - Вот завтра приду в класс и скажу Петьке Горбушкину: "Пит, а Пит, дай ластик!" Небось рот разинет, ничего не поймет. Вот потеха-то будет! Верно, Денис?
     - Верно, - сказал я. - Ну, а что ты еще знаешь по-английски?
     - Пока все, - сказал Павля.
    СМЕРТЬ ШПИОНА ГАДЮКИНА
     Оказывается, пока я болел, на улице стало совсем тепло и до весенних наших каникул осталось два или три дня. Когда я пришел в школу, все закричали:
     - Дениска пришел, ура!
     И я очень обрадовался, что пришел, и что все ребята сидят на своих местах - и Катя Точилина, и Мишка, и Валерка, - и цветы в горшках, и доска такая же блестящая, и Раиса Ивановна веселая, и все, все как всегда. И мы с ребятами ходили и смеялись на переменке, а потом Мишка вдруг сделал важный вид и сказал:
     - А у нас будет весенний концерт!
     Я сказал:
     - Ну да?
     Мишка сказал:
     - Верно! Мы будем выступать на сцене. И ребята из четвертого класса нам покажут постановку. Они сами сочинили. Интересная!..
     Я сказал:
     - А ты, Мишка, будешь выступать?
     - Подрастешь - узнаешь.
     И я стал с нетерпением дожидаться концерта. Дома я все это сообщил маме, а потом сказал:
     - Я тоже хочу выступать...
     Мама улыбнулась и говорит:
     - А что ты умеешь делать?
     Я сказал:
     - Как, мама, разве ты не знаешь? Я умею громко петь. Ведь я хорошо пою? Ты не смотри, что у меня тройка по пению. Все равно я пою здорово.
     Мама открыла шкаф и откуда-то из-за платьев сказала:
     - Ты споешь в другой раз. Ведь ты болел... Ты просто будешь на этом концерте зрителем. - Она вышла из-за шкафа. - Это так приятно - быть зрителем. Сидишь, смотришь, как артисты выступают... Хорошо! А в другой раз ты будешь артистом, а те, кто уже выступал, будут зрителями. Ладно?
     Я сказал:
     - Ладно. Тогда я буду зрителем.
     И на другой день я пошел на концерт. Мама не могла со мной идти - она дежурила в институте, - папа как раз уехал на какой-то завод на Урал, и я пошел на концерт один. В нашем большом зале стояли стулья и была сделана сцена, и на ней висел занавес. А внизу сидел за роялем Борис Сергеевич. И мы все уселись, а по стенкам встали бабушки нашего класса. А я пока стал грызть яблоко.
     Вдруг занавес открылся и появилась вожатая Люся. Она сказала громким голосом, как по радио:
     - Начинаем наш весенний концерт! Сейчас ученик первого класса "В" Миша Слонов прочтет нам свои собственные стихи! Попросим!
     Тут все захлопали и на сцену вышел Мишка. Он довольно смело вышел, дошел до середины и остановился. Он постоял так немножко и заложил руки за спину. Опять постоял. Потом выставил вперед левую ногу. Все ребята сидели тихо-тихо и смотрели на Мишку. А он убрал левую ногу и выставил правую. Потом он вдруг стал откашливаться:
     - Кхм! Кхм!.. Кхме!..
     Я сказал:
     - Ты что, Мишка, поперхнулся?
     Он посмотрел на меня как на незнакомого. Потом поднял глаза в потолок и сказал:
     - Стих.
     Пройдут года, наступит старость!
     Морщины вскочут на лице!
     Желаю творческих успехов!
     Чтоб хорошо учились и дальше все!
     ...Все!
     И Мишка поклонился и полез со сцены. И все ему здорово хлопали, потому что, во-первых, стихи были очень хорошие, а во-вторых, подумать только: Мишка сам их сочинил! Просто молодец!
     И тут опять вышла Люся и объявила:
     - Выступает Валерий Тагилов, первый класс "В"!
     Все опять захлопали еще сильнее, а Люся поставила стул на самой середке. И тут вышел наш Валерка со своим маленьким аккордеоном и сел на стул, а чемодан от аккордеона поставил себе под ноги, чтобы они не болтались в воздухе. Он сел и заиграл вальс "Амурские волны". И все слушали, и я тоже слушал и все время думал: "Как это Валерка так быстро перебирает пальцами?" И я стал тоже так быстро перебирать пальцами по воздуху, но не мог поспеть за Валеркой. А сбоку, у стены, стояла Валеркина бабушка, она помаленьку дирижировала, когда Валерка играл. И он хорошо играл, громко, мне очень понравилось. Но вдруг он в одном месте сбился. У него остановились пальцы. Валерка немножко покраснел, но опять зашевелил пальцами, как будто дал им разбежаться; но пальцы добежали до какого-то места и опять остановились, ну просто как будто споткнулись. Валерка стал совсем красный и снова стал разбегаться, но теперь его пальцы бежали как-то боязливо, как будто знали, что они все равно опять споткнутся, и я уже готов был лопнуть от злости, но в это время на том самом месте, где Валерка два раза спотыкался, его бабушка вдруг вытянула шею, вся подалась вперед и запела:
     ...Серебрятся волны,
     Серебрятся волны...
     И Валерка сразу подхватил, и пальцы у него как будто перескочили через какую-то неудобную ступеньку и побежали дальше, дальше, быстро и ловко до самого конца. Вот уж ему хлопали так хлопали!
     После этого на сцену выскочили шесть девочек из первого "А" и шесть мальчиков из первого "Б". У девочек в волосах были разноцветные ленты, а у мальчиков ничего не было. Они стали танцевать украинский гопак. Потом Борис Сергеевич сильно ударил по клавишам и кончил играть.
     А мальчишки и девчонки еще топали по сцене сами, без музыки, кто как, и это было очень весело, и я уже собирался тоже слазить к ним на сцену, но они вдруг разбежались. Вышла Люся и сказала:
     - Перерыв пятнадцать минут. После перерыва учащиеся четвертого класса покажут пьесу, которую они сочинили всем коллективом, под названием "Собаке - собачья смерть".
     И все задвигали стульями и пошли кто куда, а я вытащил из кармана свое яблоко и начал его догрызать.
     А наша октябрятская вожатая Люся стояла тут же, рядом.
     Вдруг к ней подбежала довольно высокая рыженькая девочка и сказала:
     - Люся, можешь себе представить - Егоров не явился!
     Люся всплеснула руками:
     - Не может быть! Что же делать? Кто ж будет звонить и стрелять?
     Девочка сказала:
     - Нужно немедленно найти какого-нибудь сообразительного паренька, мы его научим, что делать.
     Тогда Люся стала глядеть по сторонам и заметила, что я стою и грызу яблоко. Она сразу обрадовалась.
     - Вот, - сказала она. - Дениска! Чего же лучше! Он нам поможет! Дениска, иди сюда!
     Я подошел к ним поближе. Рыжая девочка посмотрела на меня и сказала:
     - А он вправду сообразительный?
     Люся говорит:
     - По-моему, да!
     А рыжая девочка говорит:
     - А так, с первого взгляда, не скажешь.
     Я сказал:
     - Можешь успокоиться! Я сообразительный.
     Тут они с Люсей засмеялись, и рыжая девочка потащила меня на сцену.
     Там стоял мальчик из четвертого класса, он был в черном костюме, и у него были засыпаны мелом волосы, как будто он седой; он держал в руках пистолет, а рядом с ним стоял другой мальчик, тоже из четвертого класса. Этот мальчик был приклеен к бороде, на носу у него сидели синие очки, и он был в клеенчатом плаще с поднятым воротником.
     Тут же были еще мальчики и девочки, кто с портфелем в руках, кто с чем, а одна девочка в косынке, халатике и с веником.
     Я как увидел у мальчика в черном костюме пистолет, так сразу спросил его:
     - Это настоящий?
     Но рыжая девочка перебила меня.
     - Слушай, Дениска! - сказала она. - Ты будешь нам помогать. Встань тут сбоку и смотри на сцену. Когда вот этот мальчик скажет: "Этого вы от меня не добьетесь, гражданин Гадюкин!" - ты сразу позвони в этот звонок. Понял?
     И она протянула мне велосипедный звонок. Я взял его.
     Девочка сказала:
     - Ты позвонишь, как будто это телефон, а этот мальчик снимет трубку, поговорит по телефону и уйдет со сцены. А ты стой и молчи. Понял?
     Я сказал:
     - Понял, понял... Чего тут не понять? А пистолет у него настоящий? Парабеллум или какой?
     - Погоди ты со своим пистолетом... Именно, что он не настоящий! Слушай: стрелять будешь ты здесь, за сценой. Когда вот этот, с бородой, останется один, он схватит со стола папку и кинется к окну, а этот мальчик, в черном костюме, в него прицелится, тогда ты возьми эту дощечку и что есть силы стукни по стулу. Вот так, только гораздо сильней!
     И рыженькая девочка бахнула по стулу доской. Получилось очень здорово, как настоящий выстрел. Мне понравилось.
     - ЗдОрово! - сказал я. - А потом?
     - Это все, - сказала девочка. - Если понял, повтори!
     Я все повторил. Слово в слово. Она сказала:
     - Смотри же, не подведи!
     - Можешь успокоиться. Я не подведу.
     И тут раздался наш школьный звонок, как на уроки.
     Я положил велосипедный звонок на отопление, прислонил дощечку к стулу, а сам стал смотреть в щелочку занавеса. Я увидел, как пришли Раиса Ивановна и Люся, и как садились ребята, и как бабушки опять встали у стенок, а сзади чей-то папа взгромоздился на табуретку и начал наводить на сцену фотоаппарат. Было очень интересно отсюда смотреть туда, гораздо интересней, чем оттуда сюда. Постепенно все стали затихать, и девочка, которая меня привела, побежала на другую сторону сцены и потянула за веревку. И занавес открылся, и эта девочка спрыгнула в зал. А на сцене стоял стол, и за ним сидел мальчик в черном костюме, и я знал, что в кармане у него пистолет. А напротив этого мальчика ходил мальчик с бородой. Он сначала рассказал, что долго жил за границей, а теперь вот приехал опять, и потом стал нудным голосом приставать и просить, чтобы мальчик в черном костюме показал ему план аэродрома.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]

/ Полные произведения / Драгунский В. / Денискины рассказы


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis