Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Верн Ж. / Пятнадцатилетний капитан
Пятнадцатилетний капитан [11/24]
Они удивленно переглянулись.
-- Да, да, обыкновенные страусы, -- настаивал Гэррис.
-- Но ведь страусы--птицы, -- сказал Дик, -- и следовательно, они
двуногие...
-- Вот именно, -- подхватил Гэррис, -- мне как раз и бросилось в глаза
-- эти животные, которые умчались с такой быстротой, были двуногие.
-- Двуногие? -- повторил юноша.
-- А мне показалось, что это были четвероногие, -- сказала миссис
Уэлдон.
-- И мне тоже, -- заметил старый Том.
-- И нам, и нам! -- воскликнули Бат, Актеон и Остин.
-- Четвероногие страусы! -- расхохотался Гэррис. -- Вот забавная игра
природы!
-- Поэтому-то мы и подумали, что это жирафы, а не страусы, -- возразил
Дик Сэнд.
-- Нет, мой юный друг, нет! -- решительно заявил Гэррис. -- Вы плохо
разглядели их. Это объясняется быстротой, с какой страусы убежали. И опытным
охотникам иной раз случается ошибаться в таких случаях.
Объяснения американца были весьма правдоподобны. На далеком расстоянии
крупного страуса нетрудно принять за жирафа. У того и другого очень длинная
шея и голова запрокинута назад. Страус похож на жирафа, у которого, можно
сказать, отрубили задние ноги. При быстром беге, когда они лишь промелькнут
перед глазами, их можно перепутать. Главное же доказательство ошибки миссис
Уэлдон и ее спутников было то, что жирафы не водятся в Америке.
-- Если не ошибаюсь, то ведь и страусы тоже не водятся в Америке, --
заметил Дик.
-- Ошибаетесь, мой юный друг, -- возразил Гэррис, -- в Южной Америке
водится одна разновидность страуса нанду. Его-то мы и видели.
Гэррис сказал правду.
Нанду -- постоянный житель южноамериканских равнин. Это крупная птица,
ростом около двух метров, с прямым клювом; оперение ее пушистое, крылья
имеют синеватый оттенок. Ноги у нанду трехпалые, чем она существенно
отличается от двухпалых африканских страусов пальцы снабжены когтями. Мясо
молодых нанду очень вкусно.
Гэррис, хорошо знавший повадки этих птиц, поделился с Диком своими
сведениями, кстати сказать, вполне точными. Миссис Уэлдон и ее спутникам
пришлось признать, что они ошиблись.
-- Возможно, что мы встретим еще стадо страусов, -- продолжал Гэррис.
-- Постарайтесь получше рассмотреть их, чтобы впредь не ошибаться и не
принимать птиц за четвероногих. А главное, мой юный друг, не забывайте моих
советов и не стреляйте без крайней нужды, како бы животное вы ни встретили.
Нам нет нужды охотиться ради пропитания, и потому, я повторяю, не следует
ружейными выстрелами оповещать всех о нашем пребывании в этом лесу.
Дик Сэнд ничего не ответил. Он глубоко задумался: сомнение снова
зародилось в его уме...
На следующий день, 17 апреля, отряд с утра тронулся в путь. Гэррис
утверждал, что не позже как через двадцать четыре часа путники будут уже под
кровом гаценды Сан-Феличе.
-- Там, миссис Уэлдон, -- говорил он, -- вам окажут сердечный прием,
окружат заботами. Несколько дней отдыха восстановят ваши силы. Быть может,
вы не найдете там той роскоши, к какой вы привыкли в Сан-Франциско, но все
же вы убедитесь, что наши гациенды, даже в глухих уголках страны, не лишены
комфорта. Мы вовсе уж не такие дикари.
-- Мистер Гэррис, -- ответила миссис Уэлдон, -- мы бесконечно
признательны вам за все, что вы для нас сделали. К сожалению, эта
признательность -- все, чем та можем вас отблагодарить, но, верьте, она
исходит от чистого сердца! Да, пора было бы уже нам прибыть на место!..
-- Вы очень устали, миссис Уэлдон?
-- Не обо мне речь! -- ответила миссис Уэлдон. -- Но мой мальчик день
ото дня хиреет. Каждый день в определенный час его лихорадит.
-- Хотя климат этого плоскогорья считается здоровым, -- сказал Гэррис,
-- но я слышал, что в марте и в апреле люди иногда заболевают здесь
перемежающейся лихорадкой.
-- К счастью, предусмотрительная природа поместила противоядие рядом с
ядом, -- заметил Дик Сэнд.
-- Что вы хотите этим сказать, мой юный друг? -- с недоумением спросил
Гэррис.
-- Разве здесь не растут хинные деревья? -- ответил Дик.
-- Ах да, -- сказал Гэррис, -- вы совершенно правы. Здесь родина хинных
деревьев, кора их обладает драгоценными целебными свойствами, как
противолихорадочное средство.
-- Меня, по правде сказать, удивляет, что мы до сих пор не встретили ни
одного хинного дерева, -- добавил Дик Сэнд.
-- Дело в том, мой юный друг, -- сказал Гэррис, -- что хинные деревья
не так-то легко распознать. Это высокие деревья с крупными листьями и
розовыми пахучими цветами. Но растут они обычно не группами, а поодиночке,
затерянные среди других деревьев. Индейцы, занимающиеся сбором хинной коры
<sup>[<a href=#s55>55</a>]</sup>, узнают их только по вечнозеленой листве.
-- Если вы заметите такое дерево, укажите мне его, мистер Гэррис,
-- попросила миссис Уэлдон.
-- Разумеется, миссис Уэлдон, но в гациенде Сан-Феличе вы найдете запас
сернокислого хинина -- это средство еще лучше прекращает лихорадку, чем
простая кора хинного дерева.
Последний день путешествия прошел без всяких приключений. Наступил
вечер, и, по обыкновению, отряд остановился на ночлег. Все время погода
стояла сухая и ясная; но сейчас, видимо, собирался дождь. Теплые испарения
поднялись от земли и окутали лес непроницаемым туманом.
В этом не было ничего неожиданного, так как близилось начало дождливого
периода. К счастью для маленького отряда, гациенда, гостеприимно
предложенное убежище, была уже совсем недалеко. Оставалось потерпеть только
несколько часов.
По приблизительным расчетам Гэрриса, в которых он исходил из количества
времени, проведенного в пути, отряд находился не дальше как в шести милях от
гациенды. Тем не менее на ночь были приняты все обычные меры
предосторожности: Том и его товарищи должны были поочередно нести караул.
Дик Сэнд настаивал на этом со всей решительностью. Больше чем когда-либо
юноша хотел соблюдать осторожность. Страшное подозрение сверлило его ум, но,
пока оно не перешло в уверенность, Дик ни с кем не хотел об этом говорить.
Привал устроили в роще, у подножия гигантского дерева. Устав от долгого
перехода, миссис Уэлдон и ее спутники скоро уснули, но вдруг их разбудил
громкий крик.
-- Кто кричит? -- спросил Дик Сэнд, первым вскочивший на ноги.
-- Это я... Это я крикнул! -- ответил кузен Бенедикт.
-- Что с вами?
-- Меня кто-то укусил...
-- Змея? -- с ужасом спросила миссис Уэлдон.
-- Нет, нет, не змея, а какое-то насекомое, -- ответил кузен Бенедикт.
-- Подождите, вот оно, я его поймал.
-- Так раздавите же его и не мешайте нам спать! -- раздраженно сказал
Гэррис.
-- Раздавить насекомое? -- вскричалкузен Бенедикт. -- Как бы не так!
Нет, я должен его рассмотреть!
-- Какой-нибудь москит, -- сказал Гэррис, пожимая плечами.
-- Нет, -- возразил кузен Бенедикт, -- это муха... и весьма любопытная
муха.
Дик Сэнд зажег свой ручной фонарик и подошел к кузену Бенедикту.
-- Бог мой, что я вижу! -- вскричал энтомолог. -- Наконец-то я
вознагражден за все невзгоды и разочарования! Ура! Я сделал великое
открытие!
Кузен Бенедикт захлебывался от счастья. Он глядел на пойманную муху
взглядом триумфатора. Казалось, он готов был ее расцеловать.
-- Но что это такое? -- спросила миссис Уэлдон.
-- Двукрылое насекомое, кузина, и какое замечательное!..
Кузен Бенедикт показал всем бурую муху, размером меньше пчелы, с
длинным хоботком и желтыми полосками на брюшке.
-- Она не ядовитая? -- спросила миссис Уэлдон.
-- Нет, кузина, человеку она не страшна. Но для животных, для антилоп,
буйволов, даже для слонов это страшный враг! Ах, какая прелестная,
восхитительная мушка!..
-- Да скажите же нам, наконец, что это за муха? -- воскликнул Дик Сэнд.
-- Эта муха, -- ответил энтомолог, -- эта милая мушка, которую я держу
в руке, называется цеце <sup>[<a href=#s56>56</a>]</sup>. Этой мухой до сих пор по праву гордился только один континент! Ни один ученый не находил еще цеце в Америке.
Дик Сэнд не решился спросить кузена Бенедикта, в какой же части света
до сих пор встречалась эта проклятая муха.
Все путешественники снова погрузились в сон, прерванный этим
происшествием, но Дик Сэнд до самого утра не сомкнул глаз, несмотря на
сильную усталость.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Страшное слово
Пора бы уже прибыть на место! Миссис Уэлдон изнемогала от усталости.
Она не могла больше продолжать путешествие. Жалко было смотреть и на ее
маленького сына. Личико Джека пылало во время приступов лихорадки и было
белее мела, когда приступы кончались. Мать страшно тревожилась и, не доверяя
ухода за ним даже старой Нан, не спускала теперь ребенка с рук.
Да, давно пора было прибыть на место! Если верить американцу, то в этот
день 18 апреля маленький отряд к вечеру вступит за ограду гациенды
Сан-Феличе.
Двенадцать дней странствований по тропическому лесу, двенадцать ночей,
проведенных под открытым небом, -- этого было достаточно, чтобы подорвать
силы даже такой энергичной женщины, как миссис Уэлдон. А тут еще болезнь
маленького Джека, лишенного необходимого ухода, отсутствие лекарства. Всякая
мать на ее месте пришла бы в отчаяние.
Дик Сэнд, Нан, Том и его сотоварищи лучше переносили трудности и
усталость. Запасы продовольствия, правда, подходили к концу, но до сих пор
отряд не испытывал ни в чем нужды. Поэтому состояние их здоровья было
удовлетворительно.
Что касается Гэрриса, то казалось, этот человек был создан для долгих
путешествий по непроходимым дебрям и усталость не имела над ним власти.
Однако Дик заметил, что по мере приближения к гациенде Гэррис
становился озабоченным и не таким разговорчивым, как раньше. Казалось,
должно бы быть наоборот. Так по крайней мере думал юноша -- он день ото дня
все меньше доверял американцу. Одного не мог понять Дик: с какой целью стал
бы их обманывать Гэррис? На этот вопрос юноша не находил ответа. Но он очень
бдительно присматривал за своим проводником.
Очевидно, тот чувствовал, что Дик в чем-то подозревает его. Эта
подозрительность "юного друга", быть можете была одной из причин угрюмой
озабоченности американца.
Отряд двинулся в путь. Лес поредел. Непроходимые чащи сменились
небольшими рощами, между которыми лежали широкие поляны. Было ли это
преддверием настоящей пампы, о которой говорил Гэррис?
Первые часы похода не дали Дику новых поводов для беспокойства. Но два
обстоятельства поразили его. Сами по себе они не имели особого значения, но
в тех условиях в каких находились путешественники, нельзя было пренебрегать
даже мелочами.
Дик Сэнд обратил внимание на странное поведение Динго. Все эти дни
собака бежала, опустив нос к земле, обнюхивая траву и кусты, как будто шла
по следу. Она либо угрюмо молчала, либо оглашала воздух жалобным воем, в
котором слышались не то боль, не то сожаление. Но в этот день лай собаки
вдруг стал звонким, сердитым, временами даже яростным. Динго лаял теперь так
же как на палубе "Пилигрима", когда там появлялся Негоро.
Смутное подозрение мелькнуло в уме Дика Сэнда. Оно перешло в
уверенность, когда старик Том сказал ему:
-- Вот странно, мистер Дик! Динго не обнюхивает больше травы, как все
эти дни. Видите, он держит нос по ветру, шерсть на нем взъерошена, он сильно
возбужден. Можно подумать, что он учуял...
-- Негоро, не правда ли? -- подхватил Дик. Юноша охватил за руку
старого негра и сделал ему знак говорить тише.
-- Да, Негоро, мистер Дик. Мне кажется, он идет вслед за нами...
-- Я и сам так думаю, Том. Вероятно, сейчас он совсем близко от нас.
-- Но зачем он это делает? -- спросил Том.
-- Быть может, Негоро не знает местности, -- ответил Дик Сэнд. -- Тогда
вполне понятно, что он следует за нами по пятам. Либо...
-- Либо что? -- взволнованно спросил Том, глядя на Дика.
-- Либо, напротив, он слишком хорошо знает местность, и тогда...
-- Но как Негоро может знать эту страну? Ведь он никогда не бывал
здесь!
-- Никогда не бывал здесь?.. -- прошептал Дик. -- Не знаю. Но одно
совершенно бесспорно; Динго ведет себя так, как будто этот человек, которого
он ненавидит, находится где-то рядом.
Он прервал свою речь и позвал собаку. Динго нехотя приблизился.
-- Ату! -- сказал Дик. -- Негоро, Негоро, Динго! Ату его!
Собака яростно залаяла. Имя судового кока произвело на нее обычное
впечатление, и она бросилась вперед, словно Негоро притаился за ближним
кустарником.
Гэррис издали видел эту сцену. Он подошел к юноше.
-- Что вы сказали Динго? -- спросил он сквозь зубы.
-- О, ничего особенного, -- ответил шутливо старик Том. -- Мы
спрашивали у Динго, нет ли каких известий об одном нашем спутнике по
кораблю, который куда-то запропастился.
-- Ага, -- сказал американец, -- это тот португалец, судовой кок, о
котором вы мне рассказывали?
-- Да, -- ответил Том. -- Если судить по неистовому лаю Динго, этот
человек должен быть где-то неподалеку.
-- Как он мог добраться сюда? -- спросил Гэррис. -- Вы, кажется,
говорили, что он никогда не бывал в Боливии?
-- Если только он не скрыл этого от нас, -- ответив Том.
-- К чему бы он стал скрывать? -- заметил Гэррис. -- Впрочем, можно
обыскать кустарник. Что, если бедняга нуждается в помощи? Что, если он попал
в беду?..
-- Нет, в этом нет нужды, -- сказал Дик Сэнд. -- Если Негоро сумел
добраться сюда один, он может и выбрать отсюда без нашей помощи!
-- Как хотите, -- ответил Гэррис.
-- Замолчи, Динго! -- крикнул Дик Сэнд, чтобы прекратить неприятный
разговор.
Второе наблюдение, которое сделал юноша, относилось к лошади
американца.
По ее поведению незаметно было, что конюшня где-то близко. Лошадь не
втягивала ноздрями воздуха, не ускоряла шага, не ржала -- словом, ничем не
проявляла нетерпения, свойственного лошадям, когда в конце долгого
путешествия они чуют приближение отдыха. Лошадь Гэрриса, которая много раз
бывала в гациенде, шла по тропинке так равнодушно, как будто эта гациенда
находилась еще за сотни миль.
"Нет, если судить по лошади, не видно еще конца нашему странствию! " --
думал юноша.
Накануне Гэррис утверждал, что маленький отряд находится всего в шести
милях от гациенды; к пяти часам пополудни из этих шести миль, несомненно,
уже было пройдено не меньше четырех. Однако лошадь все еще не учуяла
конюшни, да и ничто вокруг не выдавало близости такой большой плантации, как
гациенда Сан-Феличе.
Даже миссис Уэлдон, всецело поглощенная заботами о своем ребенке,
удивлялась тому, что местность по-прежнему кажется пустынной и необитаемой.
Ни одного туземца, ни одного слуги из гациенды, которая была так близко! Не
заблудился ли Гэррис? Миссис Уэлдон отогнала эту мысль: новая задержка
грозила гибелью ее маленькому Джеку...
Гэррис, как и прежде, шел впереди отряда. Но он всматривался в темные
глубины леса, поворачивал голову то вправо, то влево с таким видом, словно
он не очень был уверен в себе и в дороге, по которой шел.
Миссис Уэлдон закрыла глаза, чтобы не видеть этого. За равниной,
шириной в милю, снова показался лес, но не такой густой, как на западе;
маленький отряд снова вступил под сень высоких деревьев.
В шесть часов вечера путники подошли к зарослям кустарников, сквозь
которые, видимо недавно, прошло стадо каких-то крупных животных.
Дик Сэнд внимательно осмотрелся кругом.
На высоте, намного превышающей человеческий рост, ветви были обломаны.
Трава на земле была примята, и местами на влажной почве виднелись следы
больших ступней; такие следы не могли принадлежать ни ягуарам, ни кугуарам.
Чьи же это ноги оставили такие следы? Может быть, тут проходил ленивец? И
почему ветки обломаны так высоко?
Только слонам впору было проложить такую просеку в кустарнике и выбить
такие огромные следы во влажной почве. Однако же слоны не водятся в Америке.
Эти огромные животные не уроженцы Нового Света, и их никогда не пытались
акклиматизировать там. Значит, догадку о том, что следы принадлежат слонам,
нужно было отбросить как совершенно невероятную.
Дик Сэнд ни с кем не поделился мыслями, которые возникли у него при
виде этих загадочных следов. Он даже не стал расспрашивать американца. Да и
чего мог он ждать от человека, который пытался выдать жирафов за страусов?
Гэррис придумал бы какое-нибудь фантастическое объяснение, но положение
отряда от этого нисколько не изменилось бы.
Во всяком случае, Дик составил себе определенное мнение о Гэррисе. Он
чувствовал, что это предатель. Дик дожидался только случая, чтобы сорвать с
него маску, и все говорило юноше, что этот случай не заставит себя долго
ждать.
Но какая тайная цель могла быть у Гэрриса? Какую участь готовил он
доверившимся ему людям?
Дик Сэнд продолжал считать себя ответственным за судьбу своих
спутников. Больше чем когда бы то ни было на нем лежала забота о спасении
всех, кого - крушение "Пилигрима" выбросило на этот берег. Только он один
мог спасти своих товарищей по несчастью: эту молодую мать, ее маленького
сына, негров, кузена Бенедикта. Но если юноша мог попытаться что-то сделать
как моряк, будучи на борту корабля, то что мог он предпринять перед лицом
опасностей, которые предвидел, но не в силах был предотвратить?
Дик Сэнд не хотел закрывать глаза перед ужасной истиной, которая с
каждым часом становилась все более ясной и неоспоримой. Пятнадцатилетнему
капитану "Пилигрима" в минуту грозной опасности снова приходилось взять на
себя трудную миссию командира и руководителя. Но Дик не желал раньше времени
тревожить бедную мать Джека, -- до тех пор пока не настанет пора
действовать. И он ничего не сказал даже тогда, когда внезапно увидел
впереди, на берегу довольно широкой речки, преградившей им дорогу, огромных
животных, которые быстро двигались под прибрежными деревьями.
"Гиппопотамы! Гиппопотамы! "--хотелось ему крикнуть.
Но он промолчал. Дик шел в сотне шагов впереди отряда, и, кроме него,
никто не заметил этих приземистых коротконогих и толстокожих животных бурого
цвета. У них была большая голова и широкая пасть, обнажавшая огромные, более
фута длиною, клыки.
Гиппопотамы в Америке?!
До вечера отряд шел вперед, но с большим трудом. Даже самые выносливые
начинали отставать. Пора было бы прибыть на место! Или же следовало
остановиться на ночлег.
Всецело поглощенная заботами о маленьком Джеке миссис Уэлдон, быть
может, не замечала, как она утомлена, но силы ее были на исходе. Остальные
участники похода находились не в лучшем состоянии. И только один Дик не
поддавался усталости: он черпал энергию и стойкость в сознании своего долга.
Около четырех часов пополудни старик Том нашел какой-то предмет,
лежавший в траве. Это оказался нож странной формы с широким кривым лезвием и
толстой рукояткой из куска слоновой кости, украшенной довольно грубой
резьбой.
Том поднял нож и отнес его Дику Сэнду. Рассмотрев внимательно находку,
юноша передал ее американцу.
-- Видимо, туземцы недалеко, -- сказал он.
-- Действительно, -- ответил Гэррис. -- Однако...
-- Однако? -- повторил Дик Сэнд, глядя прямо в глаза Гэррису.
-- Мы должны были бы уже подходить к гациенде, -- нерешительно сказал
Гэррис, -- но я не узнаю местности...
-- Вы заблудились? -- живо спросил Дик.
-- Заблудился? Нет. Гациенда должна быть не дальше как в трех милях.
Чтобы сократить дорогу, я пошел напрямик, через лес... Кажется, я ошибся...
-- Возможно, -- сказал Дик Сэнд.
-- Я думаю, лучше мне одному пойти вперед на разведку, -- сказал
Гэррис.
-- Нет, мистер Гэррис, -- решительно заявил Дик, -- вам не следует
разлучаться!
-- Как хотите, -- ответил американец. -- Но имейте в виду, что ночью
мне не найти дороги.
-- Ну что ж! -- воскликнул Дик. -- Мы остановимся на ночлег. Миссис
Уэлдон не откажется провести еще одну ночь под открытым небом, а завтра с
наступлением дня мы снова тронемся в путь. Последние две-три мили можно
будет пройти в час.
-- Согласен, -- сказал Гэррис.
В эту минуту Динго отчаянно залаял.
-- Назад, Динго, назад! -- крикнул Дик Сэнд. -- Ты отлично знаешь, что
там никого нет: ведь мы в пустыне!
Итак, решено было в последний раз заночевать в лесу, Миссис Уэлдон не
произнесла ни слова, предоставляя своим спутникам самим решить, где
устраивать привал. Маленький Джек, уснувший после приступа лихорадки, лежал
у нее на руках.
Стали искать место, где бы расположиться на ночлег.
Дик выбрал для этого несколько больших деревьев, росших вместе. Старый
Том направился было к ним, но внезапно остановился и вскрикнул:
-- Смотрите! Смотрите!
-- Что там такое, Том? -- спросил Дик спокойным тоном человека,
готового ко всяким неожиданностям.
-- Там, там... -- бормотал Том, -- кровавые пятна... а на земле
отрубленные руки...
Дик Сэнд бросился к дереву, на которое указывал Том. Затем,
возвратившись назад, он сказал:
-- Молчи, Том! Не говори никому!..
На земле действительно валялись отрубленные человеческие руки. Рядом с
ними лежали обрывки цепей и сломанные колодки.
К счастью, миссис Уэлдон не видела этой страшной картины.
Гэррис стоял в стороне. Если бы кто-нибудь взглянул на него в эту
минуту, то был бы поражен переменой, которая произошла в американце: его
лицо дышало теперь неумолимой жестокостью.
Динго подбежал к окровавленным останкам и злобно зарычал.
Юноше стоило большого труда отогнать собаку. Между тем старик Том замер
в неподвижности, как будто его ноги вросли в землю. Не в силах оторвать глаз
от колодок и цепей, он судорожно стискивал руки и бормотал несвязные слова.
-- Я уже видел... видел... когда был маленьким... цепи, я видел...
колодки...
Смутные воспоминания раннего детства теснились в его голове. Он хотел
вспомнить... Он готов был заговорить.
-- Замолчи, Том! -- сказал Дик Сэнд. -- Молчи ради миссис Уэлдон! Ради
всех нас, молчи!..
И юноша поспешил отвести в сторону старика негра.
Привал перенесли в другое место и все устроили для ночлега.
Старая Нан подала ужин, но никто к нему не притронулся: усталость
превозмогла голод. Все чувствовали какое-то неопределенное беспокойство,
близкое к страху.
Сумерки быстро сгущались, и вскоре наступила темная ночь. Небо затянули
черные, грозовые тучи. На западе, далеко на горизонте, в просветах между
деревьями мелькали зарницы. Ветер утих, и ни один листок не шевелил на
деревьях. Дневной шум сменился глубокой тишиной. Можно было подумать, что
плотный, насыщенный электричеством воздух потерял звукопроводность.
Дик Сэнд, Остин и Бат караулили все вместе. Они напрягали зрение и
слух, чтобы не пропустить какого-нибудь подозрительного шороха, увидеть
малейший проблеск света. Но ничто не нарушало покоя.
Том, хотя и свободный от караула, не спал. Опустив голову, он сидел
неподвижно, погруженный в воспоминания. Казалось, старый негр не мог
оправиться от какого-то неожиданного удара.
Миссис Уэлдон укачивала своего ребенка, и все ее думы были только о
нем.
Один лишь кузен Бенедикт спокойно спал, ибо не испытывал тревоги,
томившей его спутников, и не предчувствовал ничего дурного.
Вдруг около одиннадцати часов вечера вдали раздал долгий и грозный рев
и тотчас же вслед за ним пронзительный вой.
Том вскочил и протянул руку в направлении густой чащи, находившейся не
больше чем в миле от привала.
Дик Сэнд схватил его за руку, но не мог помешать Тому крикнуть:
-- Лев! Лев!
Старик негр узнал рыканье льва, которое ему приходилось слышать в
детстве!
-- Лев! -- повторил он.
Дик Сэнд не в силах был больше сдерживать гнев. Он выхватил нож и
бросился к тому месту, где расположился на ночь Гэррис.
Гэрриса уже не было, вместе с ним исчезла и его лошадь. Истина молнией
озарила Дика Сэнда...
Отряд находился не там, где он думал.
"Пилигрим" потерпел крушение не у берегов Южной Америки. Дик определил
в море положение не острова Пасхи, а какого-то другого острова,
находившегося на западе от того континента, на котором они очутились,
совершенно так же, как остров Пасхи расположен к западу от Америки.
Компас давал неверные показания, он был испорчен. Корабль, увлекаемый
бурей, уклонился далеко в сторону от правильного курса. "Пилигрим" обогнул
мыс Горн и из Тихого океана попал в Атлантический! Ошибочными были
вычисления скорости хода "Пилигрима". Буря удвоила эту скорость.
Вот почему ни на побережье, ни в лесу путешественники не встретили ни
каучуковых, ни хинных деревьев! Они растут в Южной Америке, но то место,
куда судьба забросила путников, не было ни Атакамской равниной, ни
боливийской пампой.
Нет сомнения -- Дик видел жирафов, а не страусов. Дорогу в кустарнике
протоптали слоны. У ручья Дик потревожил гиппопотамов. Муха, пойманная
кузеном Бенедиктом, была страшной мухой цеце, от укусов которой гибнут
вьючные животные в караванах.
И, наконец, сейчас рычал в темноте лев!
А колодки, цепи, нож странной формы -- то были орудия работорговцев.
Отрубленные руки -- то были руки черных пленников.
Португалец Негоро и американец Гэррис, очевидно, сообщники!
Догадки Дика Сэнда превратились в уверенность, и страшные слова
вырвались, наконец, из уст его:
-- Африка! Экваториальная Африка! Страна работорговцев и рабов.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Работорговля
Работорговля! Все знают, что значит это страшное слово, которому не
должно быть места в человеческом языке.
Позорная торговля людьми долгое время с большой выгодой для себя
производилась европейскими странами владевшими колониями за океаном. Прошло
уже много лет после запрещения работорговли. Однако она все еще ведется, и
притом в крупных размерах, -- главным образом в Центральной Африке. В XIX
веке некоторые государства, именующие себя христианскими, еще не поставили
свою подпись под актом о запрещении работорговли.
Многие полагают, что купля-продажа живых людей безвозвратно канула в
прошлое, что больше ее не существует. Это заблуждение, и читателям
необходимо это знать чтобы глубже понять вторую часть нашего повествования.
Пусть все знают, что в Африке ведется охота на человека, грозящая обезлюдить
весь материк. Пусть все узнают, какие варварские набеги делаются по сие
время для того чтобы поставлять даровую рабочую силу -- невольников в
некоторые колонии, как полыхают огнем разграбленные деревни, сколько льется
крови при таких набегах и кто извлекает из них прибыль.
Начало торговли невольниками-неграми было положено в XV веке, и вот при
каких обстоятельствах она возникла. Изгнанные из Испании мусульмане
обосновались по другую сторону пролива <sup>[<a href=#s57>57</a>]</sup> -- на африканском побережье. Португальцы, которые в то время захватили это побережье, ожесточенно преследовали их. Некоторая часть беглецов была захвачена преследователями и доставлена в Португалию. Пленников обратили в рабов. Это были первые африканские рабы в Западной Европе с начала нашей эры.
Но пленные мусульмане в большинстве своем принадлежали к состоятельным
семействам. Родственники пытались выкупить узников и предлагали много
золота. Португальцы отказывались от самого богатого выкупа. Куда девать
иностранное золото? Рабочая сила для нарождающихся колоний куда нужнее.
Короче говоря, Португалии требуются рабы, а не золото.
Не получив возможности выкупить пленных родственников, богатые
мусульмане предложили обменять их на большое количество африканских негров,
которых было очень легко добыть. Португальцы приняли столь выгодное
предложение. Так было положено начало торговле рабами в Европе.
В конце XVI века эта гнусная торговля получила широкое распространение,
она не противоречила варварским нравам той эпохи. Все государства
покровительствовали работорговле, видя в ней верное средство быстрой
колонизации своих отдаленных владений в Новом Свете.
Черные рабы могли жить и работать в таких местах, где европейцы, не
привычные к тропическому климату, гибли бы тысячами. Поэтому специально
построенные суда регулярно стали поставлять в американские колонии большие
партии рабов-негров. Международная торговля людьми разрасталась, и вскоре на
африканском побережье появились крупные агентства. "Товар" недорого стоил на
своей родине и давал огромную прибыль.
Но как бы ни были нужны, со всех точек зрения, основанные заморские
колонии, это не могло оправдать бесчеловечной торговли. Многие великодушные
люди подняли свой голос, протестуя против купли-продажи людей. Во имя
гуманности требовали они от европейских правительств закона об отмене
рабства негров.
В 1751 году во главе аболиционистского движения стали квакеры. Это
произошло в той самой Северной Америке, где сто лет спустя вспыхнула война
за отделение Юга от Севера, одним из поводов к которой служил вопрос об
освобождении негров. Четыре северных штата -- Виргиния, Коннектикут,
Массачусетс, Пенсильвания -- провозгласили отмену рабства и дали свободу
черным невольникам, доставка которых на территорию этих штатов стоила им
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
[ 17 ]
[ 18 ]
[ 19 ]
[ 20 ]
[ 21 ]
[ 22 ]
[ 23 ]
[ 24 ]
/ Полные произведения / Верн Ж. / Пятнадцатилетний капитан
|
Смотрите также по
произведению "Пятнадцатилетний капитан":
|