Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Стивенсон Р. / Чёрная стрела

Чёрная стрела [8/14]

  Скачать полное произведение

    Сэр Дэниэл был встревожен вчерашней стычкой на морском берегу. В маленьком домике он увеличил гарнизон; не довольствуясь этим, он расставил всадников на всех прилегающих уличках, приказав им при первом же тревожном сигнале немедленно скакать к нему. В его городском доме стояли оседланные кони, и воины, вооруженные с головы до ног, ждали только знака, чтобы выехать.
     Задуманное предприятие с каждым часом казалось все менее осуществимым. Внезапно лицо Дика прояснилось.
     -- Лоулесс! -- крикнул он. -- Ведь ты был моряком. Не можешь ли ты украсть для меня корабль?
     -- Мастер Дик, -- ответил Лоулесс, -- с вашей поддержкой я готов украсть даже Йоркский собор.
     И они сразу же отправились в гавань. Это была довольно обширная бухта, раскинувшаяся среди песчаных холмов и окруженная пустырями, выгонами, кучами полусгнивших бревен и ветхими лачугами городских трущоб. В бухте стояло немало палубных и беспалубных судов, -- одни качались на якорях, другие лежали на берегу. Долгая непогода выгнала их из открытого моря и заставила спрятаться в гавани. Черные тучи и сильные ветры с сухим снегопадом предвещали новые бури.
     Моряки, спасаясь от холода и ветра, ускользнули на берег и буйно веселились в портовых кабаках. За некоторыми, судами, стоявшими на якоре, никто даже не присматривал; и с каждым часом и с каждым свежим порывом ветра таких безнадзорных судов становилось все больше и больше. На эти-то суда, и особенно на те из них, что стояли подальше от берега, Лоулесс и обратил свое внимание. Дик предоставил ему свободу действий, а сам уселся на якорь, до половины зарытый в песок, и, прислушиваясь то к реву урагана, то к пению моряков в ближайшем кабаке, скоро забыл обо всем, кроме обещания лорда Фоксгэма.
     Лоулесс тронул его за плечо и указал на небольшой корабль, который одиноко качался на волнах у входа в бухту. Прорвавшийся сквозь тучи бледный луч зимнего солнца вдруг озарил палубу, и силуэт судна четко вырисовывался на фоне облака. Дик в это мгновение успел разглядеть на палубе двух мужчин, которые спускали с борта шлюпку.
     -- Вот вам корабль на эту ночь, сэр, -- сказал Лоулесс. -- Запомните его хорошенько!
     Шлюпка отделилась от корабля; в ней сидело двое мужчин; держась по ветру, они торопливо гребли к берегу.
     Лоулесс остановил прохожего.
     -- Как зовется вон тот корабль? -- спросил он, показав ему стоявшее у входа в бухту судно.
     -- Это "Добрая Надежда" из Дартмута, -- ответил прохожий. -- А капитана зовут Арблестер. Он гребет на носу вон той шлюпки.
     Лоулессу ничего больше и не требовалось знать. Поспешно поблагодарив прохожего, он двинулся на песчаную косу, к которой должна была пристать шлюпка. Там он остановился, поджидая моряков с "Доброй Надежды".
     -- Кум Арблестер! -- закричал он. -- Какая счастливая встреча! Клянусь распятием, такую встречу нужно отпраздновать! А это "Добрая Надежда"? Я узнал бы ее среди десяти тысяч кораблей! Прекрасный корабль! Подплывай, кум, мы с тобой славно выпьем! Помнишь, я тебе рассказывал о своем наследстве? Ну вот, я его наконец и получил. Я теперь богат и больше не плаваю по морям. Я плаваю только по элю. Давай руку, приятель! Выпей со старым товарищем.
     Шкипер Арблестер, длиннолицый, немолодой, обветренный непогодами человек, с ножом, привязанным к шее тесемкой, и походкой и всеми повадками ничуть не отличавшийся от наших нынешних моряков, удивленно и недоверчиво отшатнулся от Лоулесса. Но упоминание о наследстве и, главное, пьяное добродушие, которое с таким искусством изобразил Лоулесс, скоро победили недоверчивость шкипера, и он пожал руку бродяги.
     -- Я тебя не помню, -- сказал он. -- Но что за важность! Я и мой матрос Том, мы всегда готовы выпить с кумом. Том, -- сказал он, обращаясь к своему спутнику, -- вот мой кум. Я не помню, как его зовут, но это неважно, он превосходный моряк. Пойдем выпьем с ним и его приятелем.
     Лоулесс повел их в недавно открывшийся кабак, стоявший несколько в стороне, и поэтому менее переполненный, чем те, что находились ближе к центру гавани.
     Кабак этот представлял собой обыкновенный сарай, наподобие бревенчатых построек, которые в наши дни можно встретить где-нибудь в американских лесах. Вся мебель состояла из двух-трех шкафов, вделанных в стену, нескольких голых скамеек и досок, положенных на пустые бочонки вместо столов. Посреди комнаты горел костер, раздуваемый множеством сквозняков, и пылавшие там обломки кораблей наполняли все помещение густым дымом.
     -- Вот она, услада моряка, -- сказал Лоулесс. -- Хорошо посидеть у славного огонька и выпить добрую чарочку, когда на дворе непогода и ветер гуляет по крыше! Пью за "Добрую Надежду"! Желаю ей легкого плавания!
     -- Да, -- сказал шкипер Арблестер, -- в такую погоду на берегу куда лучше, чем в море. А как по-твоему, матрос Том? Кум, ты говоришь складно, хотя мне все не удается припомнить, как тебя зовут. Но что за важность, ты говоришь очень складно. Легкого плавания "Доброй Надежде"! Аминь!
     -- Друг Дикон, -- продолжал Лоулесс, обращаясь к своему начальнику, -- у тебя, кажется, какие-то важные дела? Так ступай, не стесняйся. А я посижу в этой славной компании, с двумя старыми моряками. Не беспокойся, ты нас застанешь все за тем же делом, когда вернешься, и я ручаюсь, что эти славные ребята от меня не отстанут. Мы ведь не какие-нибудь береговые крысы, мы старые, тертые морские волки.
     -- Хорошо сказано! -- подхватил шкипер. -- Ступай, мальчик. А твоего приятеля и моего доброго кума мы задержим здесь до рассвета, клянусь святой Марией! Я так долго пробыл в море, что все кости мои пропитались солью, и теперь, сколько бы я ни выпил, мне все мало.
     Провожаемый таким напутствием. Дик встал, попрощался и торопливо пошел сквозь непогоду к "Козлу и волынке". Оттуда он послал сообщить лорду Фоксгэму, что вечером в их распоряжении будет прочный корабль. Потом, захватив с собой двух разбойников, кое-что смысливших в морском деле, он отправился в гавань на песчаную косу.
     Шлюпка с "Доброй Надежды" стояла среди множества других шлюпок, но они узнали ее без труда, так как она была самая маленькая и самая хрупкая из всех. Когда Дик с двумя своими спутниками сел в эту жалкую скорлупку и они отчалили от берега, волны и ветер обрушились на них с такой силой, что, казалось, они вот-вот пойдут на дно.
     Как мы уже говорили, "Добрая Надежда" стояла на якоре далеко от берега, и волны там были еще больше. Ближайшие корабли находились от нее на расстоянии нескольких кабельтовых, но и на них не было ни одного человека; вдобавок повалил густой снег и стало так темно, что никто при всем желании не мог бы заметить Дика и его товарищей. Стремительно вскарабкались они на палубу, оставив привязанную к корме шлюпку плясать на волнах. Так была захвачена "Добрая Надежда".
     Это было славное, прочное СУДНО, закрытое палубой на носу и посредине и открытое на корме. Одномачтовое, оно по роду своей оснастки было чем-то средним между фелюгой и люггером [3]. По-видимому, дела шкипера Арблестера шли превосходно, так как бочонки с французским вином заполняли весь трюм. А в маленькой каюте, кроме образа девы Марии, который свидетельствовал о набожности капитана, находились запертые сундуки, которые говорили о его богатстве и запасливости.
     Собака, единственная обитательница корабля, яростно лаяла и хватала похитителей за пятки; пинком ноги ее загнали в каюту и там заперли вместе с ее справедливым гневом. Пираты зажгли фонарь и подняли его на ванты, чтобы корабль был виден с берега; потом открыли один из бочонков и выпили по чаше превосходного гасконского вина за удачу своего предприятия. Затем один из разбойников приготовил лук и стрелы на случай нападения, а другой подтянул шлюпку и спрыгнул в нее.
     -- Карауль хорошенько, Джек, -- сказал молодой командир, готовясь спуститься в шлюпку. -- Я вполне на тебя полагаюсь.
     -- Пока корабль стоит здесь, все будет в порядке, -- ответил Джек. -- Но чуть только мы выйдем в море... Видите, как он задрожал! Несчастный корабль услышал мои слова, и сердце его забилось в дубовых ребрах. Посмотрите, мастер Дик, как стало темно!
     И в самом деле, кругом воцарился необычный мрак. И в этом мраке одна за другой вздымались волны, и "Добрая Надежда" бодро переваливалась с волны на волну. На палубу падал снег, морская пена заливала ее; снасти угрюмо скрипели под ветром.
     -- Зловещая погода, -- сказал Дик. -- Но не беда! Это всего только шквал, а шквалы не бывают надолго.
     Тем не менее унылый беспорядок, царивший в небе, и визгливые завывания ветра невольно угнетали его дух. Спустившись в шлюпку и отчалив от "Доброй Надежды", он набожно перекрестился, моля бога заступиться за всех, кто пускается в плавание сегодня ночью.
     На песчаной косе собралось уже около дюжины разбойников. Дик предоставил шлюпку в их распоряжение и приказал им немедленно отправиться на корабль.
     Пройдя несколько шагов в глубь берега. Дик увидел лорда Фоксгэма, который спешил ему навстречу; лицо лорда было закрыто капюшоном; простой крестьянский плащ скрывал от посторонних взглядов его сверкающие латы.
     -- Юный Шелтон, -- сказал он, -- неужели вы действительно намерены выйти в море?
     -- Милорд, -- ответил Дик, -- дом сторожат всадники; подойти к нему с суши, не подняв тревоги, невозможно; теперь, после того, как сэр Дэниэл узнал о нашем приключении, легче оседлать ветер, чем незаметно подкрасться к этому дому с суши. Отправясь морем, мы, конечно, рискуем утонуть; но зато, если мы не утонем, мы увезем девушку.
     -- Ведите меня, -- сказал лорд Фоксгэм. -- Я последую за вами, чтобы потом не пришлось стыдиться своей трусости; но, признаться, я предпочел бы лежать сейчас у себя дома в постели.
     -- Идемте, -- сказал Дик. -- Я представлю вам человека, который поведет наш корабль.
     И он повел лорда в убогий кабак, где назначил свидание своим подчиненным. Некоторые из разбойников слонялись снаружи возле дверей; другие вошли уже внутрь и столпились вокруг Лоулесса и двоих моряков. Судя по их раскрасневшимся лицам и мутным глазам, они давно перешли границы умеренности; когда Дик, сопровождаемый лордом Фоксгэмом, появился в кабаке, они вместе с Лоулессом пели древнюю заунывную морскую песню, и ураган подпевал им.
     Молодой предводитель окинул взором кабак. В огонь только что подбросили дров, и черный дым валил так густо, что углы просторной комнаты потонули во мраке. И все же он сразу убедился, что разбойников здесь гораздо больше, чем случайных посетителей. Успокоившись на этот счет. Дик подошел к столу и занял свое прежнее место на скамье.
     -- Эй, -- крикнул шкипер пьяным голосом, -- кто ты такой?
     -- Мне нужно поговорить с вами на улице, мастер Арблестер, -- сказал Дик. -- А разговор будет вот о чем.
     И он показал ему золотую монету, которая ярко блеснула при свете костра.
     Глаза моряка вспыхнули, хотя он так и не узнал нашего героя.
     -- Ладно, мальчик, -- сказал он, -- я пойду с тобой... Кум, я сейчас вернусь. Пей на здоровье, кум!
     И, держась за Дика, чтобы не упасть, он двинулся к дверям.
     Едва он перешагнул через порог, десять сильных рук схватили его и связали; две минуты спустя, связанный, с затычкой во рту, он уже лежал на сеновале, засыпанный сеном. Рядом с ним бросили его матроса Тома; им предоставили возможность до самого утра размышлять о своей печальной участи.
     Скрываться больше было незачем, и лорд Фоксгэм условным сигналом вызвал своих воинов; захватив нужное количество лодок, они целой флотилией двинулись на свет фонаря, прикрепленного к мачте. Не успели они взобраться на палубу, как с берега донесся яростный крик моряков, обнаруживших пропажу своих лодок.
     Но ни воротить свои лодки, ни отомстить за них моряки не могли. Из сорока воинов, собравшихся на украденном корабле, восемь человек бывали прежде в море и сразу превратились в матросов. С их помощью поставили паруса. Подняли якорь. Лоулесс, нетвердо держась на ногах и все еще напевая какую-то -- морскую балладу, взялся за руль. И "Добрая Надежда" сквозь ночную мглу двинулась в открытое море навстречу огромным валам. Дик стоял возле штормовых снастей. Непроглядную тьму ночи прорезали только свет огней "Доброй Надежды" и отдельные мерцающие огоньки домиков в Шорби, уплывающие вдаль; да еще изредка виднелись, когда "Добрая Надежда" проваливалась между волнами, гребни белой пены; на мгновение они вздымались снежным каскадом и так же быстро исчезали за кормой.
     Некоторые из разбойников лежали на палубе, держась за что попало, и громко молились, другие страдали морской болезнью и, забравшись в трюм, разлеглись там среди всякой клади. Эта страшная качка да пьяная лихость Лоулесса заставили бы хоть кого усомниться в благополучном исходе плавания.
     Однако Лоулесс, руководимый каким-то чутьем, по громадным волнам провел судно мимо длинной песчаной отмели и благополучно причалил к каменному молу; здесь "Добрую Надежду" наскоро привязали, и она, поскрипывая, качалась в темноте.
    ГЛАВА ПЯТАЯ. "ДОБРАЯ НАДЕЖДА" (продолжение)
     Мол находился совсем недалеко от дома, в котором жила Джоанна; оставалось только переправить людей на берег, ворваться в дом и похитить пленницу. "Добрая Надежда" уже сослужила свою службу, доставив их во вражеский тыл. Они считали, что корабль им больше не понадобится, так как отступать они собирались в лес, где милорд Фоксгэм расставил свои подкрепления.
     Однако высадить людей на берег оказалось нелегко: многие мучились от морской болезни, и все поголовно -- от холода; в корабельной тесноте и суматохе дисциплина расшаталась; из-за качки и темноты все пали духом. На мол выскочили все разом. Милорду пришлось сдерживать своих людей, угрожая им обнаженным мечом. Конечно, это не обошлось без шума, а шум был сейчас опаснее всего.
     Когда порядок был кое-как восстановлен, Дик с кучкой самых отборных воинов двинулся вперед. На берегу было еще темнее: в море там и сям белела пена, в то время как мрак, висевший над сушей, казался плотным, непроницаемым; вой ветра заглушал все звуки.
     Но не успел Дик дойти до конца мола, как ветер внезапно стих; в наступившей тишине ему послышался конский топот и лязг оружия! Дик остановил своих спутников и спрыгнул на береговой песок; пройдя несколько шагов, он убедился, что впереди в самом деле движутся кони и люди. Он сильно приуныл. Если враги действительно подстерегали их, если воины сэра Дэниэла окружили конец мола, упиравшийся в берег, им с лордом Фоксгэмом будет очень трудно защищаться, так как позади у них только море и все их воины сбиты в кучу на узком молу. Осторожным свистом он подал условный сигнал.
     К сожалению, этот сигнал вызвал совсем не те последствия, на которые он рассчитывал. Из ночной тьмы вылетел град наудачу пущенных стрел. Воины на молу стояли так тесно, что некоторые стрелы попали в цель; раздались крики испуга и боли. Лорд Фоксгэм был ранен и упал. Хоксли тотчас распорядился отнести его на корабль. Воины лорда Фоксгэма остались без всякого руководства. Одни принимали бой, другие совсем растерялись. В этой растерянности и крылась главная причина катастрофы, которая не замедлила разразиться.
     Дик с горстью храбрецов в течение целой минуты удерживал конец мола, упиравшийся в берег. С обеих сторон было ранено по два, по три человека, сталь звенела о сталь. Сначала ни той, ни другой стороне не удавалось добиться успеха; но скоро счастье окончательно изменило сторонникам Дика.
     Кто-то крикнул, что все погибло. Воины, давно уже павшие духом, с легкостью этому поверили; крик был подхвачен. Затем раздался другой крик:
     -- На борт, ребята, кому жизнь дорога!
     И наконец кто-то с подлинным вдохновением труса крикнул то, что кричат при всех поражениях:
     -- Измена!
     И сразу же вся толпа, толкаясь, с громкими возгласами страха кинулась назад по молу, подставив свои незащищенные спины неприятелю.
     Один трус уже принялся отталкивать корму, но другой еще придерживал нос корабля. Беглецы с криком перепрыгивали на корабль, некоторые обрывались и падали в море. Иных зарубили на молу, иных в толкотне задавили насмерть свои же товарищи. Но вот наконец нос "Доброй Надежды" отделился от мола, и вездесущий Лоулесс, которому удалось с помощью кинжала расчистить себе дорогу и добраться до руля, направил корабль в бушующее море. Кровь стекала с палубы, заваленной мертвыми и ранеными.
     Лоулесс вложил кинжал в ножны и сказал своему ближайшему соседу:
     -- Я, кум, пометил своей печатью многих из этих трусливых псов.
     Когда беглецы, спасая жизнь, прыгали на корабль, они даже не заметили ударов кинжалом, которыми Лоулесс, стараясь пробраться к рубке, награждал встречных. Но тут они не то вспомнили про эти удары, не то просто расслышали слова, неосторожно произнесенные рулевым.
     Охваченные паникой -- войска приходят в себя не сразу; обычно люди, запятнавшие себя трусостью, как бы для того, чтобы забыть о своем позоре, бросаются в другую крайность и начинают бунтовать. Так случилось и теперь. Те самые храбрецы, которые побросали свое оружие и которых за ноги втащили на палубу "Доброй Надежды", теперь громко бранили своих предводителей и непременно хотели кого-нибудь наказать.
     Вся их злоба обрушилась на Лоулесса.
     Чтобы не налететь на камни, старый бродяга направил нос "Доброй Надежды" в сторону открытого моря.
     -- Глядите! -- заорал один из недовольных. -- Он ведет нас в море!
     -- Верно! -- крикнул другой. -- Нас предали!
     Все завопили хором, что их предали и, отчаянно ругаясь, потребовали, чтобы Лоулесс повернул судно и доставил их тотчас на берег. Лоулесс, стиснув зубы, продолжал вести "Добрую Надежду" по громадным волнам в открытое море. Побуждаемый чувством собственного достоинства и поддерживаемый еще не совсем выветрившимся хмелем, он отвечал презрительным молчанием на пустые их страхи и малодушные угрозы. Недовольные собрались возле мачты, петушились и для храбрости подзадоривали друг друга. Еще минута, и они были бы готовы, позабыв стыд и совесть, совершить любую гнусность. Дик начал было подниматься на палубу, чтобы навести порядок, но его опередил один из разбойников, кое-что смысливший в морском деле.
     -- Ребята, -- начал он, -- у вас деревянные головы. Чтобы вернуться в город, нам нужно сначала выйти в открытое море. И вот старый Лоулесс...
     Договорить он не успел, -- кто-то ударил его в зубы; это подействовало на толпу трусов, как искра, упавшая в стог сена: все набросились на несчастного, опрокинули его и принялись топтать его ногами и колоть кинжалами, покуда не прикончили. Тут уж Лоулесс не выдержал, -- гнев его прорвался.
     -- Ведите корабль сами! -- проревел он.
     И, не заботясь о последствиях, оставил руль.
     В это мгновение "Добрая Надежда" дрожала на гребне огромной волны. С ужасающей быстротой слетела она в провал между волнами. Новая волна поднялась, нависнув над ней, как громадная черная стена; вздрогнув от могучего удара, "Добрая Надежда" врезалась носом в эту гору соленой влаги. Зеленый вал окатил корабль с носа до кормы; люди на палубе по колена погрузились в воду; брызги взлетели выше мачт. Пройдя сквозь волну, "Добрая Надежда" вынырнула, жалобно скрипя и дрожа всем телом, словно раненый зверь.
     Шестеро или семеро недовольных было смыто за борт; остальные, чуть только они вновь обрели дар речи, стали призывать на помощь всех святых и умолять Лоулесса снова взяться за руль.
     Лоулесса не пришлось просить дважды. Увидев ужасные последствия своего справедливого гнева, он отрезвел окончательно. Он лучше всех понимал, что "Добрая Надежда" чуть было не погибла, и неуверенность, с которой она повиновалась рулю, убеждала его, что опасность еще не вполне миновала.
     Волна сбила Дика и едва не утопила его. Он с трудом поднялся и, бредя по колена в воде, выбрался на корму к старому рулевому.
     -- Лоулесс, -- сказал он, -- ты один можешь спасти нас. Ты смелый, упорный человек и умеешь управлять кораблем. Я приставлю к тебе трех воинов, на которых можно положиться, и прикажу им охранять тебя.
     -- Незачем, сударь, незачем, -- ответил рулевой, пристально вглядываясь в темноту. -- С каждым мгновением мы все дальше уходим от этих песчаных отмелей, и с каждым мгновением море будет все сильнее обрушиваться на нас. Скоро все эти плаксы повалятся с ног, ибо, сударь, дурной человек никогда не бывает хорошим моряком; почему -- не знаю, тут какая-то тайна, но это так. Только честные и смелые люди могут вынести такую качку.
     -- Это просто поговорка моряков, Лоулесс, и в ней не больше смысла, чем в свисте ветра, -- сказал Дик и рассмеялся. -- Но как наши дела? Верно ли мы идем? Доберемся ли мы до гавани?
     -- Мастер Шелтон, -- ответил Лоулесс, -- я был монахом и благодарю за это свою судьбу. Был воином, был вором, был моряком. Много сменил я одежд, и умереть мне хотелось бы в монашеской рясе, а не в просмоленной куртке моряка. А почему? По двум очень важным причинам: во-первых, я не хочу умереть внезапно, без покаяния, а во-вторых, мне отвратительна эта соленая лужа у меня-под ногами! -- И Лоулесс топнул ногой. -- Но если сегодня ночью я не умру смертью моряка, -- продолжал он, -- я поставлю высокую свечу пречистой деве.
     -- Неужели наше дело так плохо? -- спросил Дик.
     -- Очень плохо, -- ответил бродяга. -- Разве вы не чувствуете, как медленно и тяжело движется "Добрая Надежда" по волнам? Разве вы не слышите, как в трюме плещется вода? "Добрая Надежда" и теперь уже почти не слушается руля. А вот увидите, что будет с ней, когда воды в трюме станет больше; она либо пойдет на дно, как камень, либо разобьется о береговые скалы.
     -- А между тем ты говоришь так, как будто тебе не страшно, -- сказал Дик. -- Разве ты не боишься?
     -- Хозяин, -- ответил Лоулесс, -- я войду в свою последнюю гавань с таким экипажем, что хуже не бывает. Посудите сами: беглый монах, вор и все, что можно придумать. И все-таки, мастер Шелтон, как это ни удивительно, я не теряю надежды. И если мне суждено утонуть, я утону с ясным взором и до самого конца не выпущу штурвала из рук.
     Дик ничего не ответил, но мужество старого бродяги глубоко потрясло его. Опасаясь, как бы Лоулесс опять не подвергся насилию, Дик отправился разыскивать троих воинов, на которых можно положиться. На палубе, беспрестанно поливаемой водой, почти никого не было. От воды и от жестокого зимнего ветра люди укрылись в трюме среди бочонков с вином; трюм озаряли два качающихся фонаря.
     Тут шел пир; разбойники и воины щедро угощали друг друга гасконским вином Арблестера. Но "Добрая Надежда" продолжала мчаться по волнам, то взлетая на высокий гребень, то глубоко зарываясь носом или кормою в белую пену, -- и с каждой минутой пирующих становилось все меньше. Одни перевязывали свои раны, а другие (таких было большинство) лежали на полу, замученные морской болезнью, и стонали.
     Гриншив, Кьюкоу и молодой парень из отряда лорда Фоксгэма, на ум и храбрость которого Дик уже давно обратил внимание, были еще способны понимать приказания и повиноваться. Дик назначил их телохранителями рулевого. Затем, в последний раз окинув взглядом черное небо и черное море, он спустился в каюту, куда слуги лорда Фоксгэма отнесли своего господина.
    ГЛАВА ШЕСТАЯ. "ДОБРАЯ НАДЕЖДА" (окончание)
     Стоны раненого барона смешивались с воем корабельной собаки. Грустила ли несчастная собака по своим друзьям, разлученным с нею, или чуяла, что кораблю грозит опасность, но вой ее был так громок, что даже грохот волн и свист ветра не могли заглушить его. Суеверным людям этот вой казался погребальным плачем по "Доброй Надежде".
     Лорд Фоксгэм лежал на койке, на меховой своей мантии. Перед образом богоматери мерцала лампадка, и при тусклом ее свете Дик увидел, как бледно лицо раненого и как глубоко ввалились его глаза.
     -- Моя рана смертельна, -- сказал лорд. -- Подойдите ко мне поближе, молодой Шелтон. Пусть будет возле меня хоть один человек благородного происхождения, ибо я всю жизнь прожил в богатстве и роскоши, и мне так грустно сознавать, что я ранен в жалкой потасовке и умираю на грязном холодном корабле, в море, среди всякого отребья и мужичья.
     -- Милорд, -- сказал Дик, -- я молю святых исцелить вашу рану и помочь вам благополучно добраться до берега.
     -- Благополучно добраться до берега? -- переспросил лорд. -- Разве вы не уверены в том, что мы доберемся благополучно?
     -- Корабль движется с трудом, море свирепо и бурно, -- ответил юноша, -- а из слов нашего рулевого я понял, что мы только чудом можем добраться до берега живыми.
     -- А! -- угрюмо воскликнул барон. -- Вот при каких ужасных муках моей душе придется расставаться с телом! Сэр, молите бога даровать вам трудную жизнь, тогда вам легче будет умирать. Жизнь баловала меня, а умереть мне суждено среди мук и несчастий! Однако перед смертью мне еще предстоит совершить одно важное дело. Нет ли у вас на корабле священника?
     -- Нет, -- ответил Дик.
     -- Так займемся моими земными делами, -- сказал лорд Фоксгэм. -- Надеюсь, после моей смерти вы окажетесь таким же верным другом, каким вы были учтивым врагом при моей жизни. Я умираю в тяжелую годину для меня, для Англии и для всех тех, кто следовал за мной. Моими воинами командует Хэмли -- тот самый, который был вашим соперником. Они условились собраться в длинной зале Холивуда. Вот этот перстень с моей руки будет служить доказательством, что вы действуете от моего имени. Кроме того, я напишу Хэмли несколько слов и попрошу его уступить вам девушку. Но выполните ли вы мой приказ? Этого я не знаю.
     -- А что вы собираетесь мне приказать, милорд? -- спросил Дик.
     -- Приказать?.. -- повторил барон и нерешительно взглянул на Дика. -- Скажите, вы сторонник Ланкастера или Йорка? -- спросил он наконец.
     -- Мне стыдно признаться, -- ответил Дик, -- но я и сам не знаю. Впрочем, я служу у Эллиса Дэкуорта, а Эллис Дэкуорт стоит за Йоркский дом. Выходит, что и я сторонник Йоркского дома.
     -- Это хорошо, -- сказал лорд, -- это превосходно. Если бы вы оказались сторонником Ланкастера, я не знал бы, что мне делать. Но раз вы стоите за Йорка, так слушайте меня. Я прибыл в Шорби, чтобы наблюдать за собравшимися там лордами, пока мой благородный молодой господин, Ричард Глостерский [4], копит силы, готовясь напасть на этих лордов и рассеять их. Я добыл сведения о численности вражеской армии, о расстановке заградительных отрядов, о расположении неприятельских войск. Эти сведения я должен передать моему господину в воскресенье, за час до полудня, у креста Святой Девы возле леса. Явиться на это свидание мне, по видимости, не удастся, и я обращаюсь к вам с просьбой: окажите мне любезность, пойдите туда вместо меня. И пусть ни радость, ни боль, ни буря, ни рана, ни чума не задержат вас! Будьте у назначенного места в назначенное время, ибо от этого зависит благо Англии.
     -- Даю вам торжественное обещание исполнить вашу волю, -- сказал Дик. -- Я сделаю все, что будет в моих силах.
     -- Прекрасно, -- сказал раненый. -- Милорд герцог даст вам новые приказания, и если вы исполните их охотно и с усердием, ваше будущее обеспечено. Пододвиньте ко мне лампаду, я хочу написать письмо.
     Он написал два письма. На одном он сделал надпись: "Высокочтимому моему родичу сэру Джону Хэмли"; на другом не надписал ничего.
     -- Это письмо герцогу, -- сказал он. -- Пароль -- "Англия и Эдуард"; а отзыв -- "Англия и Йорк".
     -- А что будет с Джоанной, милорд? -- спросил Дик.
     -- Джоанну добывайте сами, как умеете, -- ответил барон. -- В обоих письмах я пишу, что хочу выдать ее за вас, но добывать ее вам придется самому, мой мальчик. Я, как видите, пытался вам помочь, но заплатил за это жизнью. Большего не мог бы сделать ни один человек.
     Раненый быстро слабел. Дик, спрятав на груди драгоценные письма, пожелал ему бодрости и вышел из каюты.
     Начинался рассвет, холодный и пасмурный. Шел снег. Неподалеку от "Доброй Надежды" тянулся скалистый берег, изрезанный песчаными бухтами, а вдали, за лесами, подымались вершины Тэнстоллских холмов. Ветер немного поутих, море тоже слегка успокоилось, но корабль сидел глубоко в воде и с трудом взбирался на волну.
     Лоулесс по-прежнему стоял у руля. Все обитатели судна столпились на палубе и тупо уставились в негостеприимный берег.
     -- Мы собираемся пристать? -- спросил Дик.
     -- Да, -- сказал Лоулесс, -- если прежде не попадем на дно.
     При этих словах корабль с таким трудом вскарабкался на волну и вода в трюме заклокотала так громко, что Дик невольно схватил рулевого за руку.
     -- Клянусь небом, -- воскликнул Дик, когда нос "Доброй Надежды" вынырнул из пены, -- я уж думал, мы тонем. Сердце мое чуть не лопнуло!
     На шкафуте [5] Гриншив и Хоксли вместе с лучшими людьми обоих отрядов разбирали палубу и строили из ее досок плот. Дик присоединился к ним и весь ушел в работу, чтобы хоть на минуту забыть об опасности. Но, несмотря на все его усилия, каждая волна, обрушивавшаяся на несчастный корабль, заставляла его сердце сжиматься от ужаса, напоминая о близости смерти.
     Внезапно, оторвавшись от работы, он увидел, что они подошли вплотную к какому-то мысу. Подмытый морем утес, вокруг которого клокотала белая пена тяжелых волн, почти навис над палубой. За утесом, на вершине песчаной дюны, как бы увенчивая ее, стоял дом.
     Внутри бухты волны бесновались еще неистовее. Они подняли "Добрую Надежду" на свои пенистые спины, понесли ее, нисколько не считаясь с рулевым, выбросили на песчаную отмель и, перекатываясь через корабль, стали швырять его из стороны в сторону. Потом один из громадных валов поднял "Добрую Надежду" и отнес ее ближе к берегу, и, наконец, третий вал, перенеся ее через самые опасные буруны, опустил на мель возле самого берега.
     -- Ребята, -- крикнул Лоулесс, -- святые спасли нас! Начинается отлив. Сядем в кружок и выпьем по чарке вина. Через полчаса мы доберемся до берега, как по мосту.
     Пробили бочонок. Потерпевшие крушение расселись, стараясь, насколько возможно, укрыться от снега и брызг, и пустили чарку вкруговую; вино согрело их и приободрило.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ]

/ Полные произведения / Стивенсон Р. / Чёрная стрела


Смотрите также по произведению "Чёрная стрела":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis