• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Стивенсон Р. / Чёрная стрела

Чёрная стрела [11/14]

Скачать полное произведение

    -- Если позволите, милорд, -- прервал Дик, -- я хочу сразу признаться в том, в чем виноват. Я, убил этого Пройдоху, а в доказательство, -- сказал он, роясь за пазухой, -- вот письмо, которое я вынул из его сумки.
     Лорд Райзингэм взял письмо, развернул и дважды прочел его.
     -- Вы его читали? -- спросил он.
     -- Да, я его прочел, -- ответил Дик.
     -- Вы за Йорков или за Ланкастеров? -- спросил граф.
     -- Милорд, мне совсем недавно предложили этот самый вопрос, и я не знал, как на него ответить, -- сказал Дик. -- Но ответив однажды, я отвечу так же и во второй раз. Милорд, я за Йорков.
     Граф одобрительно кивнул.
     -- Честный ответ, -- сказал он. -- Но тогда зачем вы передаете это письмо мне?
     -- А разве не все партии борются против изменников, милорд? -- вскричал Дик.
     -- Хотел бы я, чтобы было так, как вы говорите, -- ответил граф. -- Я одобряю ваши слова. В вас больше юношеского задора, чем злостного умысла. И если бы сэр Дэниэл не был могущественным сторонником нашей партии, я защищал бы вас. Я навел справки и получил доказательства, что с вами поступили жестоко, и это извиняет вас. Но, сэр, я прежде всего вождь партии королевы; и, хотя я по натуре, как мне кажется, человек справедливый и даже склонный к излишнему милосердию, сейчас я должен действовать в интересах партии, чтобы удержать у нас сэра Дэниэла.
     -- Милорд, -- ответил Дик, -- не сочтите меня дерзким и позвольте мне предостеречь вас. Неужели вы рассчитываете на верность сэра Дэниэла? По-моему, он слишком часто переходил из партии в партию.
     -- Нынче у нас в Англии это вошло в обычай, чего же вы хотите? -- спросил граф. -- Но вы несправедливы к тэнстоллскому рыцарю. Он верен нам, ланкастерцам, насколько верность вообще свойственна теперешнему неверному поколению. Он не изменил нам даже во время наших недавних неудач.
     -- Если вы пожелаете, -- сказал Дик, -- взглянуть на это письмо, вы несколько перемените свое мнение о нем.
     И он протянул графу письмо сэра Дэниэла к лорду Уэнслидэлу.
     Граф переменился в лице; он стал грозным, как разъяренный лев, и рука его невольно схватилась за кинжал.
     -- Вы и это читали? -- спросил он.
     -- Читал, -- сказал Дик. -- Как видите, он предлагает лорду Уэнслидэлу ваше собственное поместье.
     -- Да, вы правы, мое собственное поместье, -- ответил граф. -- Я должен отныне за вас молиться. Вы указали мне лисью нору. Приказывайте же мне, мастер Шелтон! Я не замедлю отблагодарить вас и -- йоркист вы или ланкастерец, честный человек или вор -- начну с того, что возвращу вам свободу. Идите, во имя пресвятой девы! Но не сетуйте на меня за то, что я задержу и повешу вашего приятеля Лоулесса. Преступление совершено публично, и наказание тоже должно быть публичным.
     -- Милорд, вот первая моя просьба к вам: пощадите и его, -- сказал Дик.
     -- Это старый негодяй, вор и бродяга, мастер Шелтон, -- сказал граф, -- Он уже давно созрел для виселицы. Если его не повесят завтра, он будет повешен днем позже. Так отчего же не повесить его завтра?
     -- Милорд, он пришел сюда из любви ко мне, -- ответил Дик, -- и я был бы жесток и неблагодарен, если бы не вступился за него.
     -- Мастер Шелтон, вы строптивы, -- строго заметил граф. -- Вы избрали ненадежный путь для преуспеяния на этом свете. Но для того, чтобы отделаться от вашей назойливости, я еще раз угожу вам. Уходите вместе, но идите осторожно и поскорей выбирайтесь из Шорби. Ибо этот сэр Дэниэл -- да накажут его святые! -- алчет вашей крови.
     -- Милорд, позвольте покуда выразить вам мою благодарность словами; надеюсь в самом ближайшем времени хотя бы частично отплатить вам услугой, -- ответил Дик и вышел из комнаты.
    ГЛАВА ШЕСТАЯ. СНОВА АРБЛЕСТЕР
     Уже наступил вечер, когда Дик и Лоулесс задним ходом потихоньку улизнули из дома, где стоял лорд Райзингэм со своим гарнизоном.
     Они спрятались за садовой стеной, чтобы обсудить, как им быть дальше. Опасность была чрезвычайно велика. Если кто-нибудь из челяди сэра Дэниэла увидит их и поднимет тревогу, сбежится стража, и они будут убиты. К тому же для них было одинаково опасно оставаться в Шорби, этом городе, кишащем врагами, и пытаться уйти открытым полем, где они рисковали наткнуться на стражу.
     Недалеко от стены сада они увидели ветряную мельницу и рядом с ней огромный хлебный амбар, двери которого были распахнуты настежь.
     -- А не укрыться ли нам здесь до наступления ночи? -- сказал Дик.
     Так как Лоулесс не мог предложить ничего лучшего, они бегом бросились к амбару и спрятались в соломе. Дневной свет скоро угас, и луна озарила серебряным сиянием мерзлый снег. Теперь наконец можно незаметно добраться до "Козла и волынки" и снять эти ставшие уже опасными рясы. Из благоразумия они пошли в обход города, окраинами, минуя рыночную площадь, где их могли опознать и убить.
     Дорога, которую они избрали, была долгой. Повернув к морю, они пошли темным и в этот поздний час -- безлюдным берегом, покуда не достигли гавани. При ясном лунном свете они видели, что многие корабли подняли якоря и, воспользовавшись спокойным морем, ушли. Береговые кабаки (ярко озаренные, несмотря на то, что закон запрещал зажигать по ночам огни) пустовали; не гремели в них хоровые песни моряков.
     Высоко подобрав полы своих длинных ряс. Дик и Лоулесс поспешно, почти бегом, двигались по глубокому снегу, пробираясь сквозь лабиринты хлама, выброшенного морем на берег. Они уже почти миновали гавань, как вдруг дверь одного кабака распахнулась и ослепительный поток света ярко озарил их бегущие фигуры.
     Они сразу остановились и сделали вид, что увлечены разговором.
     Один за другим вышли из кабака три человека и закрыли за собой дверь. Все трое пошатывались -- видимо, они пьянствовали весь день. Они стояли, раскачиваясь в лунном свете, и, казалось, не знали, что им делать дальше. Самый высокий из них громко жаловался на судьбу.
     -- Семь бочек самого лучшего гасконского, -- говорил он, -- лучшее судно Дартмутского порта, вызолоченное изображение святой девы, тринадцать фунтов добрых золотых монет...
     -- У меня тоже большие убытки, -- прервал его другой. -- Я тоже потерял немало, кум Арблестер. В день святого Мартина у меня украли пять шиллингов и кожаную сумку, которая стоила девять пенсов.
     При этих словах сердце Дика сжалось. До сих пор он, пожалуй, ни разу не подумал о бедном шкипере, который разорился, лишившись "Доброй Надежды"; в те времена дворяне беспечно относились к имуществу людей из низших сословий. Но эта внезапная встреча напомнила Дику, как беззаконно он завладел судном и как печально окончилось его предприятие. И оба -- Дик и Лоулесс -- отвернулись, чтобы Арблестер случайно их не узнал.
     Каким-то чудом корабельный пес с "Доброй Надежды" спасся и вернулся в Шорби. Он теперь следовал за Арблестером. Понюхав воздух и насторожив уши, он внезапно бросился вперед, неистово лая на мнимых монахов.
     Его хозяин, пошатываясь, пошел за ним.
     -- Эй, приятели! -- крикнул он. -- Нет ли у вас пенни для бедного старого моряка, дочиста разоренного пиратами? В четверг я еще мог бы напоить вас обоих; а сегодня суббота, и я должен клянчить на кружку пива! Спросите моего матроса Тома, если вы не верите мне! Семь бочек превосходного гасконского вина, мой собственный корабль, доставшийся мне по наследству от отца, изображение святой девы из полированного дерева с позолотой и тринадцать фунтов золотом и серебром -- что вы скажете? Вот как обокрали человека, который воевал с французами! Да, я дрался с французами. Я на море перерезал французских глоток больше, чем любой другой дартмутский моряк. Дайте мне пенни!
     Дик и Лоулесс не решались ответить ему, так как он узнал бы их по голосам. И они стояли беспомощные, словно корабли на якоре, и не знали, как поступить.
     -- Ты что, парень, немой? -- спросил шкипер. -- Друзья, -- икнув, продолжал он, -- это немые. Терпеть не могу неучтивости. Вежливый человек, даже если он немой, отвечает, когда с ним говорят.
     Между тем матрос Том, мужчина очень сильный, казалось, что-то заподозрил. Он был трезвее капитана. Внезапно он вышел вперед, грубо схватил Лоулесса за плечо и, ругаясь, спросил его, из-за какой такой болезни он держит на привязи свой язык. На это бродяга, решив, что им терять уже нечего, ответил ему таким ударом, что моряк растянулся на песке. Крикнув Дику, чтобы он следовал за ним, Лоулесс со всех ног помчался по берегу.
     Все это произошло в одно мгновение. Не успел Дик броситься бежать, как Арблестер вцепился в него. Том подполз на животе и схватил Дика за ногу, а третий моряк размахивал кортиком над его головой.
     Не страх мучил молодого Шелтона -- его мучила досада, что, избегнув сэра Дэниэла, убедив в своей невиновности лорда Райзингэма, он попал в руки старого пьяного моряка. Досаднее всего было то, что он и сам чувствовал себя виновным, чувствовал себя несостоятельным должником этого человека, чей корабль он украл и погубил, и поздно проснувшаяся совесть громко говорила ему об этом.
     -- Тащите его в кабак, я хочу разглядеть его лицо, -- сказал Арблестер.
     -- Ладно, ладно, -- ответил Том. -- Только мы сперва разгрузим его сумку, чтобы другие молодцы не потребовали своей доли.
     Однако они не нашли ни одного пенни, хотя обыскали Дика с головы до ног; не нашли ничего, кроме перстня с печатью лорда Фоксгэма. Они сорвали этот перстень с его пальца.
     -- Поверните его к лунному свету, -- сказал шкипер, и, взяв Дика за подбородок, он больно вздернул кверху его голову.
     -- Святая дева! -- вскричал он. -- Это наш пират!
     -- Ну? -- воскликнул Том.
     -- Клянусь непорочной девой Бордосской, он самый! -- повторил Арблестер. -- Ну, морской вор, ты у меня в руках! -- кричал он. -- Где мой корабль? Где мое вино? Нет, на этот раз не уйдешь. Том, дай-ка мне сюда веревку. Я свяжу этому морскому волку руки и ноги, я свяжу его, как жареного индюка, а потом буду его бить! О, как я буду его бить!
     Продолжая говорить, он со свойственной морякам ловкостью обвивал Дика веревкой, яростно затягивая ее, завязывая тугие узлы.
     Наконец молодой человек превратился в тюк, беспомощный и неподвижный, как труп. Шкипер, держа его на вытянутой руке, громко захохотал. Потом дал ему оглушительную затрещину в ухо; затем начал медленно поворачивать его и неистово колотить. Гнев, как буря, поднялся в груди Дика; гнев душил его; ему казалось, он вот-вот умрет от злости. Но когда моряк, утомленный своей жестокой забавой, бросил его на песок и отвернулся, чтобы посоветоваться с приятелями. Дик мгновенно овладел собой. Это была минутная передышка; прежде чем они снова начнут мучить его, он, быть может, найдет способ вывернуться из этого унизительного и рокового приключения.
     Пока его победители спорили, как поступить с ним, он собрался с духом и твердым голосом заговорил.
     -- Досточтимые господа, -- начал он, -- вы что, совсем с ума сошли? Небо дает вам в руки случай чудовищно разбогатеть. Вы тридцать раз поедете в море, а второго такого случая не найдете. А вы -- о небо! -- что вы сделали? Избили меня? Да так поступает рассерженный ребенок! Но ведь вы не дети, вы опытные, пропахшие смолой моряки, которым не страшны ни огонь, ни вода, которые любят золото, любят мясо. Нет, вы поступили безрассудно.
     -- Знаю, -- сказал Том, -- теперь, когда ты связан, ты будешь дурачить нас!
     -- Дурачить вас! -- повторил Дик. -- Ну, если вы дураки, дурачить вас нетрудно! Но если вы люди умные -- а вы мне кажетесь людьми умными, -- вы сами поймете, в чем ваша выгода. Когда я захватил ваш корабль, нас было много, мы были хорошо одеты и вооружены. А ну, сообразите, кто может собрать такой отряд? Только тот, бесспорно, у кого много золота. И если, будучи богатым, он все еще продолжает поиски, не останавливаясь перед трудностями, то, подумайте-ка хорошенько, не спрятано ли где-нибудь сокровище?
     -- О чем он говорит? -- спросил один из моряков.
     -- Так вот, если вы потеряли старое судно и несколько кружек кислого, как уксус, вина, -- продолжал Дик, -- забудьте о них, потому что все это дрянь. Лучше поскорее присоединяйтесь к предприятию, которое через двенадцать часов либо обогатит вас, либо окончательно погубит. Только поднимите меня. Пойдемте куда-нибудь и потолкуем за кружкой, потому что мне больно, я озяб и мой рот набит снегом.
     -- Он старается одурачить нас, -- презрительно сказал Том.
     -- Одурачить! Одурачить! -- крикнул третий гуляка. -- Хотел бы я посмотреть на человека, который мог бы меня одурачить! Уж это был бы плут! Ну, да я ведь не вчера родился. Когда я вижу дом с колокольней, я понимаю, что это церковь. И по-моему, кум Арблестер, этот молодой человек говорит дело. Уж не выслушать ли нам его? Давайте послушаем.
     -- Я охотно выпил бы кружку крепкого эля, добрый мастер Пиррет, -- ответил Арблестер. -- А ты что скажешь, Том? Да ведь кошелек-то пуст!
     -- Я заплачу, -- сказал Пиррет, -- я заплачу. Я хочу узнать, в чем дело. Мне кажется, тут пахнет золотом.
     -- Ну, если мы снова примемся пьянствовать, все пропало! -- вскричал Том.
     -- Кум Арблестер, вы слишком много позволяете своему слуге, -- заметил мастер Пиррет. -- Неужели вы допустите, чтобы вами командовал наемный человек? Фу, фу!
     -- Тише, парень! -- сказал Арблестер, обращаясь к Тому. -- Заткни глотку. Матросы не смеют учить шкипера!
     -- Делайте что хотите, -- сказал Том. -- Я умываю руки.
     -- Поставьте его на ноги, -- сказал Пиррет. -- Я знаю укромное местечко, где мы можем выпить и потолковать.
     -- Если вы хотите, чтобы я шел, друзья мои, развяжите мне ноги, -- сказал Дик, когда его подняли и поставили, словно столб.
     -- Он прав, -- рассмеялся Пиррет. -- Так ему далеко не уйти. Вытащи свой нож и разрежь веревки, кум.
     Даже Арблестер заколебался при этом предложении. Но так как его товарищ настаивал, а у Дика хватило разума сохранять самое деревянное, равнодушное выражение лица и лишь пожимать плечами, шкипер наконец согласился и разрезал веревку, которая связывала ноги пленника. Это не только дало возможность Дику идти, но и вообще ослабило все веревки. Он почувствовал, что рука за спиной стала двигаться свободнее, и начал надеяться, что со временем ему удастся ее совсем высвободить. Он уже и так многим был обязан глупости и жадности Пиррета.
     Этот достойный человек взял на себя руководство и привел их в тот самый кабак, где Лоулесс пил с Арблестером во время урагана. Сейчас кабак был пуст; огонь потух, и только груда раскаленного пепла дышала приятным теплом. Они уселись; хозяин поставил перед ними кастрюлю с горячим элем. Пиррет и Арблестер вытянули ноги и скрестили руки, -- видно было, что они собираются приятно провести часок-другой.
     Стол, за который они сели, как и остальные столы в кабаке, представлял собой тяжелую квадратную доску, положенную на два бочонка. Собутыльники заняли все четыре стороны стола, -- Пиррет сидел против Арблестера, а Дик против матроса,
     -- А теперь, молодой человек, -- сказал Пиррет, -- начинайте свой рассказ. Кажется, вы действительно несколько обидели нашего кума Арблестера; но что из этого? Поухаживайте за ним, укажите ему способ разбогатеть, и я бьюсь об заклад, что он простит вас.
     До сих пор Дик говорил наудачу; но теперь, под наблюдением трех пар глаз, необходимо было придумать и рассказать необыкновенную историю и, если возможно, получить обратно такое важное для него кольцо. Прежде всего надо выиграть время. Чем дольше они здесь пробудут, тем больше выпьют и тем легче будет убежать.
     Дик не умел сочинять, и то, что он рассказал, очень напоминало историю Али-бабы, только Восток был заменен Шорби и Тэнстоллским лесом, а количество сокровищ пещеры было скорее преувеличено, чем преуменьшено. Как известно читателю, это превосходная история, и в ней только один недостаток: в ней нет ни капли правды. Но три простодушных моряка слышали ее в первый раз; глаза у них вылезли на лоб от удивления, рты их раскрылись, точно у трески на прилавке рыботорговца.
     Очень скоро пришлось заказать вторую порцию горячего эля, а пока Дик искусно сплетал нити приключений, за ней последовала и третья.
     Вот в каком положении находились присутствующие, когда история приближалась к концу.
     Арблестер, на три четверти пьяный и на одну четверть сонный, беспомощно откинулся на спинку стула. Даже Том увлекся рассказом, и его бдительность значительно ослабла. А Дик тем временем успел высвободить свою правую руку из веревок и был готов попытать счастья.
     -- Итак, -- сказал Пиррет, -- ты один из них?
     -- Меня заставили, -- ответил Дик, -- против моей воли; но если бы мне удалось достать мешок-другой золота на свою долю, я был бы дураком, оставаясь в грязной пещере, подвергая себя опасности, как простой солдат. Вот нас здесь четверо. Отлично! Пойдем завтра в лес перед восходом солнца. Если бы мы достали осла, было бы еще лучше; но так как осла достать нельзя, Придется все тащить на своих четырех спинах. Спины у нас сильные, однако на обратном пути мы будем шататься под тяжестью сокровищ.
     Пиррет облизнулся.
     -- А ну, друг, скажи это волшебное слово, от которого откроется пещера, -- попросил он.
     -- Никто не знает этого слова, кроме трех начальников, -- ответил Дик. -- Но, на ваше великое счастье, как раз сегодня вечером мне сообщили слова заклинания, которыми открывают пещеру. Это большая удача, ибо мой начальник обычно никому не доверяет своей тайны.
     -- Заклинание! -- вскричал Арблестер, просыпаясь я косясь на Дика одним глазом. -- Чур меня! Никаких заклинаний! Я хороший христианин, спроси моего матроса Тома, если не веришь.
     -- Да ведь это белая магия, -- сказал Дик. -- Она ничего общего не имеет с дьяволом; она связана с таинственными свойствами чисел, трав и планет.
     -- Э, -- сказал Пиррет, -- ведь это только белая магия, кум. Тут нет греха, уверяю тебя. Но продолжай, добрый юноша. Что же это за заклинание?
     -- Я сейчас вам скажу, -- ответил Дик, -- При вас кольцо, которое вы сняли с моего пальца? Прекрасно! Теперь вытяните руку и держите кольцо кончиками пальцев прямо перед собой, чтобы на него падал свет от углей. Вот так! Сейчас вы услышите слова заклинания!
     Быстро оглянувшись, Дик увидел, что между ним и дверью нет ни души. Он мысленно прочел молитву. Потом, протянув руку, он схватил кольцо, поднял стол и опрокинул его прямо на матроса Тома. Бедняга, крича, барахтался под обломками. И прежде чем Арблестер успел заподозрить что-либо неладное, а Пиррет собраться с мыслями. Дик кинулся к двери и исчез в лунной ночи.
     Луна сияла ярко, снег сверкал, в гавани было светло, как днем. И молодой Шелтон, бежавший, подоткнув рясу, среди мусорных куч, был виден издалека.
     Том и Пиррет помчались за ним, громко крича. На их крики из каждого кабака выскакивали моряки и тоже бежали вдогонку за Шелтоном. Скоро Дика преследовала целая орава матросов. Но в пятнадцатом столетии, как и в наше время, моряк на суше не отличался проворством; Дик с самого начала сильно опередил всех, и расстояние между ним и его преследователями все увеличивалось. Наконец он вбежал в какой-то узкий переулочек, остановился, поглядел назад и засмеялся.
     За ним гнались все моряки города Шорби; как чернильные кляксы, темнели они вдали на белом снегу. Каждый кричал, вопил; каждый махал руками; то один падал в снег, то другой; на упавшего сразу падали все, кто бежал за ним.
     Эти дикие вопли, долетавшие чуть ли не до самой луны, и смешили беглеца и пугали. Впрочем, боялся Дик вовсе не этих моряков, так как был уверен, что ни один из них его не догонит. Дик боялся поднятого моряками шума, который мог разбудить весь Шорби и заставить стражу выползти на улицу, а это было бы действительно опасно; заметив темную дверь в углу, он спрятался за нею. Его неуклюжие преследователи, раскрасневшиеся от быстрого бега, вывалянные в снегу, крича, размахивая руками, пронеслись мимо. Однако прошло еще немало времени, прежде чем окончилось это великое нашествие гавани на город и водворилась тишина.
     Еще долго по всем улицам города раздавались крики заблудившихся моряков. Они поминутно затевали ссоры то между собой, то с часовыми; мелькали ножи, сыпались удары, и не один труп остался на снегу.
     Когда, спустя час, последний моряк, ворча, вернулся в гавань, в свой излюбленный кабачок, он, конечно, де мог бы сказать, за кем он гнался. На следующее утро возникло немало самых различных легенд, и скоро весь город Шорби поверил, что ночью его улицы посетил дьявол. Однако возвращение последнего моряка еще не освободило юного Шелтона из его холодного заточения за дверью.
     Еще долго по улицам бродили патрули, разосланные знатными лордами, которых разбудили и встревожили крики моряков.
     Ночь уже подходила к концу, когда Дик покинул свое убежище и пришел, целый и невредимый, но страшно озябший и покрытый синяками, к дверям "Козла и волынки". В соответствии с законом харчевня была погружена во мрак: не горела ни одна свеча, и огонь в очаге был погашен; Дик ощупью пробрался в угол холодной комнаты для гостей, нашел конец одеяла, укутал им свои плечи и, прижавшись к какому-то спящему человеку, скоро забылся крепким сном.
    * КНИГА ПЯТАЯ. ГОРБУН *
    ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗОВ ТРУБЫ
     Дик встал на следующее утро еще до рассвета, снова надел свое прежнее платье, снова вооружился, как подобает дворянину, и отправился в лесное логовище Лоулесса. Там (как, вероятно, помнит читатель) он оставил бумаги лорда Фоксгэма; чтобы взять их и успеть на свидание с юным герцогом Глостером, нужно было выйти рано и идти как можно скорее.
     Мороз усилился, от сухого, безветренного воздуха пощипывало в носу. Луна зашла, но звезды еще сияли, и снег блестел ясно и весело. Было уже светло без фонаря, а морозный воздух не располагал к медлительности.
     Дик почти пересек все поле, лежавшее между Шорби и лесом, подошел к подножию холма и находился в какой-нибудь сотне ярдов от креста Святой Девы, как вдруг тишину утра прорезал звук трубы. Никогда еще не слыхал он такого ясного и пронзительного звука. Труба пропела и смолкла, опять пропела, потом послышался лязг оружия.
     Молодой Шелтон прислушался, вытащил меч и помчался вверх по холму.
     Он увидел крест; на дороге перед крестом происходила яростная схватка. Нападающих было человек семь пли восемь, а защищался только один; но он защищался так проворно и ловко, так отчаянно кидался на своих противников, так искусно держался на льду, что, прежде чем Дик подоспел, он уже убил одного и ранил другого, а остальные нападавшие отступали.
     Было просто чудо, как мог он устоять до сих пор.
     Малейшая случайность -- поскользнись он, промахнись рука -- стоила бы ему жизни.
     -- Держитесь, сэр! Иду к вам на помощь! -- воскликнул Ричард.
     И с криком:
     -- Держись, ребята! Стреляй! Да здравствует "Черная стрела"! -- бросился с тылу на нападающих, забыв, что он один и что возглас этот сейчас неуместен.
     Но нападающие тоже были не из робких, они не дрогнули; обернувшись, они яростно обрушились на Дика. Четверо против одного, сталь сверкала над ними при звездном сиянии. Искры летели во все стороны. Один из его противников упал, в пылу битвы Дик едва понял, что случилось; потом он сам получил удар по голове; стальной шлем выдержал удар, однако Дик опустился на колено, и мысли его закружились, словно крылья ветряной мельницы.
     Человек, к которому Дик пришел на помощь, вместо того чтобы теперь помочь ему, отскочил в сторону и снова затрубил еще пронзительнее и громче, чем раньше. Противники опять бросились на него, и он снова летал, нападал, прыгал, наносил смертельные удары, падал на одно колено, пользуясь то кинжалом и мечом, то ногами и руками с несокрушимой смелостью, лихорадочной энергией и быстротой.
     Но резкий призыв был наконец услышан. Раздался заглушенный снегом топот копыт, и в счастливую минусу для Дика, когда мечи уже сверкали над его головой, из леса с двух сторон хлынули потоки вооруженных всадников, закованных в железо, с опущенными забралами, с копьями наперевес, с поднятыми мечами. У каждого всадника за спиной сидел стрелок; эти стрелки один за другим соскакивали на землю.
     Нападавшие, видя себя окруженными, молча побросали оружие.
     -- Схватить этих людей! -- сказал человек с трубой, и, когда его приказание было исполнено, он подошел к Дику и заглянул ему в лицо.
     Дик тоже посмотрел на него и удивился, увидев, что человек, проявивший такую силу, такую ловкость и энергию, был юноша, не старше его самого, неправильного телосложения -- с бледным, болезненным и безобразным лицом [7]. Но глаза его глядели ясно и отважно.
     -- Сэр, -- сказал юноша, -- вы подоспели ко мне в самый раз.
     -- Милорд, -- ответил Дик, смутно догадываясь, что перед ним знатный вельможа, -- вы так удивительно владеете мечом, что справились бы с нападающими и без меня. Однако мне очень повезло, что ваши люди не Опоздали.
     -- Как вы узнали, кто я? -- спросил незнакомец.
     -- Даже сейчас, милорд, я не знаю, с кем говорю, -- ответил Дик.
     -- Так ли это? -- спросил юноша. -- Зачем же вы очертя голову ринулись в эту неравную битву?
     -- Я увидел, что один человек храбро дерется против многих, -- ответил Дик, -- и счел бы бесчестным не помочь ему.
     Презрительная усмешка появилась на губах молодого вельможи, когда он ответил:
     -- Отважные слова. Но, самое главное, за кого вы стоите: за Ланкастеров или за Йорков?
     -- Не буду скрывать, милорд, я стою за Йорков, -- ответил Дик.
     -- Клянусь небом, -- вскричал юноша, -- вам повезло!
     И он обернулся к одному из своих приближенных.
     -- Дайте мне посмотреть, -- продолжал он тем же презрительным, жестким тоном, -- дайте мне посмотреть на праведную кончину этих храбрых джентльменов. Вздерните их!
     Только пятеро из нападавших были еще живы.
     Стрелки схватили их за руки, поспешно отвели к опушке леса, поставили под дерево подходящей высоты и приладили веревки. Стрелки с концами веревок в руках быстро взобрались на дерево. Не прошло и минуты, как все было кончено: Все пятеро болтались на веревке.
     -- А теперь, -- крикнул горбатый предводитель, -- возвращайтесь на свои места и, когда я в следующий раз позову вас, будьте попроворней!
     -- Милорд герцог, -- сказал один из подчиненных, -- молю вас: оставьте при себе хотя бы горсть воинов. Вам нельзя быть здесь одному.
     -- Вот что, любезный, -- сказал герцог, -- я не выбранил вас за опоздание, так не перечьте мне. Пусть я горбат, но я могу положиться на силу своей руки. Когда звучала труба, ты медлил, а теперь ты слишком торопишься со своими советами. Но так уж повелось: последний в битве -- всегда первый в разговоре. Впредь пусть будет наоборот.
     И суровым, не лишенным благородства жестом он удалил их.
     Снова пехотинцы уселись на коней позади всадников, и отряд медленно удалился и, рассыпавшись в разных направлениях, скрылся в лесу.
     Звезды уже начали меркнуть, занимался день. Серый предутренний свет озарил лица обоих юношей, которые снова взглянули друг другу в лицо.
     -- Вы видели сейчас, -- сказал герцог, -- что месть моя беспощадна, как острие моего меча. Но я бы не хотел -- клянусь всем христианским миром! -- чтобы вы сочли меня неблагодарным. Вы пришли ко мне на помощь со славным мечом и достойной удивления отвагой! Если вам не противно мое безобразие, обнимите меня!
     И юный вождь раскрыл объятия.
     В глубине души Дик испытывал страх и даже ненависть к человеку, которого спас; но просьба была выражена такими словами, что колебаться или отказать были не только невежливо, но и жестоко, и он поспешил подчиниться желанию незнакомца.
     -- А теперь, милорд герцог, -- сказал он, освободясь из его объятий, -- верна ли моя догадка? Вы милорд герцог Глостерский.
     -- Я Ричард Глостер, -- ответил тот. -- А вы? Как вас зовут?
     Дик назвал себя и подал ему перстень лорда Фоксгэма, который герцог сразу же узнал.
     -- Вы пришли сюда раньше назначенного срока, -- сказал он, -- но могу ли я на это сердиться? Вы похожи на меня: я пришел сюда за два часа до рассвета и жду. Это первый поход моей армии; я либо погибну, либо стяжаю себе славу. Там залегли мои враги под начальством двух старых искусных вождей -- Брэкли и Райзингэма. Они, вероятно, сильны, но сейчас они стиснуты между морем, гаванью и рекой. Отступление им отрезано. Мне думается, Шелтон, что тут-то и нужно напасть на них, и мы нападем на них бесшумно и внезапно.
     -- Конечно, я тоже так полагаю! -- пылко вскричал Дик.
     -- У вас при себе записки лорда Фоксгэма? -- спросил герцог.
     Дик, объяснив, почему их у него сейчас нет, осмелился предложить герцогу свои собственные наблюдения.
     -- Мне кажется, милорд герцог, -- сказал он, -- если в вашем распоряжении достаточно воинов, следовало бы напасть немедленно, ибо с рассветом их ночные караулы ложатся спать, а днем у них нет постоянных караульных на постах -- они всего лишь объезжают окраины верхами. Теперь самое время на них напасть: караульные уже сняли с себя доспехи, а остальные воины только что проснулись и сидят за утренней чаркой вина.
     -- Сколько, по-вашему, у них человек? -- спросил Глостер.
     -- У них нет и двух тысяч, -- ответил Дик.
     -- Здесь, в лесу, у меня семьсот воинов, -- сказал герцог. -- Еще семьсот идут из Кэттли и вскоре будут здесь; вслед за ними двинутся еще четыреста, а еще дальше следует столько же; у лорда Фоксгэма пятьсот в Холивуде -- они могут стянуться сюда к концу дня. Подождать, пока все наши силы подойдут, или напасть сейчас?
     -- Милорд, -- сказал Дик, -- повесив этих пятерых несчастных, вы сами решили вопрос. Хотя они люди не знатные, но время беспокойное: их хватятся, станут искать, и поднимется тревога. Поэтому, милорд, если вы хотите напасть врасплох, то, по моему скромному мнению, у вас нет и часа в запасе.
     -- Я тоже так думаю, -- ответил горбун. -- Не пройдет и часа, как вы начнете зарабатывать себе рыцарское звание, врезавшись в толпу врагов. Я пошлю проворного человека в Холивуд с перстнем лорда Фоксгэма и еще одного -- на дорогу, поторопить моих мямлей! Ну, Шелтон, клянусь распятием, дело выйдет!

/ Полные произведения / Стивенсон Р. / Чёрная стрела

Смотрите также по произведению "Чёрная стрела":

• Краткое содержание