• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Азимов А. / Сами боги

Сами боги [18/19]

Скачать полное произведение

    Бэррон Невилл переминался с ноги на ногу - будь комната обширнее, а сила тяжести побольше, он метался бы из угла в угол, но в лунных условиях он только делал скользящий шаг то вправо, то влево, не двигаясь с места.
     - Значит, ты утверждаешь, что установка работает? Это верно, Селена? Ты не ошиблась?
     - Нет, я не ошиблась, - ответила Селена. - Повторяю это в пятый раз. Я считала.
     Но Невилл, казалось, не слышал ее. Он сказал торопливым шепотом:
     - Следовательно, появление Готтштейна ничему не помешало? Он не пытался прекратить эксперимент?
     - Нет. С какой стати?
     - И не было никаких признаков, что он намерен употребить власть...
     - Послушай, Бэррон, какую, собственно, власть он мог бы употребить? Земля пришлет сюда полицейских или как? И ведь... ты знаешь, что они не могут нас остановить.
     Невилл вдруг застыл.
     - Они не знают? Все еще не знают?
     - Конечно, нет. Бен смотрел на звезды, а потом явился Готтштейн. И я попробовала добиться протечки поля, что мне удалось. А то, другое, получилось раньше. Установка Бена...
     - При чем тут он? Это же была твоя идея. Селена покачала головой.
     - Я высказала только неопределенную догадку. Вся разработка принадлежит ему.
     - Но ведь ты можешь точно все воспроизвести? Ради всего лунного, не обращаться же нам за этим к земляшке!
     - Я думаю, что сумею воспроизвести достаточно полно для того, чтобы наши сами смогли довести все до конца.
     - Ну ладно. Так идем!
     - Погоди, Бэррон. Не торопись.
     - Почему?
     - Нам ведь нужна и энергия.
     - Но мы же ее получили!
     - Не совсем. Место протечки неустойчиво. Крайне неустойчиво.
     - Это, по-видимому, можно устранить, ты же сама сказала.
     - Я сказала, что мне так кажется.
     - Для меня этого вполне достаточно.
     - И все-таки будет лучше, если Бен доведет дело до конца и добьется полной устойчивости.
     Наступила напряженная пауза. Худое лицо Невилла исказилось, стало враждебным.
     - Ты думаешь, что я этого сделать не сумею? Так?
     - Ты выйдешь со мной на поверхность, чтобы продолжать работу? - спросила Селена.
     Вновь наступило молчание. Потом Невилл сказал сквозь стиснутые зубы:
     - Твои сарказмы неуместны. И я не хочу долго ждать.
     - Я ведь не могу приказывать законам природы. Но думаю, долго ждать не придется... А теперь, с твоего разрешения, я хотела бы вернуться к себе и лечь спать. У меня завтра с раннего утра туристы.
     Невилл взглянул в сторону своей спальной ниши, как будто собираясь пригласить ее остаться, но ничего не сказал. Селена, словно ничего не заметив, устало кивнула ему и ушла. 16
     - Откровенно говоря, я надеялся, что мы будем видеться чаще, - сказал Готтштейн с улыбкой, нагибаясь над липкой и приторно сладкой массой, которую подали на десерт.
     - Ваш любезный интерес к моей работе для меня очень лестен, - сказал Денисон. - Если неустойчивость протечки удастся устранить, то, пожалуй, мое открытие - то есть мое и мисс Линдстрем, разумеется, будет иметь довольно большое значение.
     - Вы говорите с обычной для ученого осмотрительностью... Я не стану оскорблять вас, предлагая вам лунную замену ликера. Как ни твердо мое решение пользоваться только лунными продуктами, эту пародию на земные напитки я все-таки пить не в силах... Не могли бы вы объяснить мне как человеку, далекому от науки, в чем, собственно, заключается значение вашего открытия?
     - Попробую, - осторожно сказал Денисон. - Начнем с паравселенной. Сильное ядерное взаимодействие в ней интенсивнее, чем у нас, а потому в паравселенной реакция синтеза, поддерживающая горение звезды, требует относительно малого количества протонов. Массы вещества, эквивалентные нашим звездам, в паравселенной мгновенно взрывались бы - там существует несравненно больше звезд, чем у нас, но они гораздо меньше наших. Теперь вообразим мир, в котором сильное ядерное взаимодействие заметно менее интенсивно, чем у нас. В этом случае даже колоссальные количества протонов будут стремиться к слиянию настолько слабо, что для поддержания жизни звезды потребуется гигантское количество водорода. Такая антипаравселенная, то есть вселенная, противоположная по своим свойствам паравселенной, будет содержать гораздо меньше звезд, чем наша, но уж эти звезды будут огромными. Собственно говоря, если бы сильное ядерное взаимодействие можно было в необходимой степени ослабить, получилась бы вселенная, состоящая всего из одной звезды, которая включала бы все вещество этой вселенной. Такая звезда обладала бы неимоверной плотностью, но реакции протекали бы в ней чрезвычайно медленно, а ее излучение, возможно, было бы примерно таким же, как у нашего Солнца.
     - Если я не ошибаюсь, - перебил его Готтштейн, - существует теория, что именно такой была наша собственная вселенная до Большого Взрыва - единым колоссальным телом, включавшим все вещество вселенной.
     - Совершенно верно, - сказал Денисон. - Собственно говоря, антипаравселенная, которую я обрисовал, представляет собой то, что некоторые называют "космическим яйцом", или сокращенно "космо". И для того, чтобы получить одностороннюю протечку, нам необходима как раз такая космовселенная. Паравселенная с ее крохотными звездами представляет собой практически пустое пространство. Можно зондировать ее без конца, но так ни на что и не наткнуться.
     - Но ведь паралюди нас отыскали?
     - Да. Возможно, они ориентировались по магнитным полям. Однако есть основания полагать, что у планет паравселенной магнитных полей нет вовсе либо они очень слабы, а это крайне затрудняет наши поиски. Зондируя же космовселенную, мы просто не можем потерпеть неудачу. Ведь космо - уже само по себе целая вселенная, и в каком бы месте в нее ни проникнуть, мы всюду наткнемся на вещество.
     - Но как вы осуществляете зондирование? Денисон ответил после краткого молчания:
     - Все это мне объяснить трудно. Связующим звеном сильного ядерного взаимодействия являются пионы. Интенсивность взаимодействия зависит от массы пионов, а массу эту в некоторых специфических условиях можно изменить. Лунные физики разработали пионотрон - прибор, который позволяет создать необходимые условия. Стоит уменьшить или увеличить массу пиона, и он становится частью какой-то другой вселенной - входом в нее, пограничным пунктом. Если снизить массу до соответствующей степени, пион окажется частью космовселенной, чего мы и добиваемся.
     - И можно всасывать вещество из... из космовселенной? - спросил Готтштейн.
     - Ну, это-то просто. С появлением входа вещество начинает просачиваться к нам само. В этот момент оно подчиняется собственным законам и сохраняет устойчивость. Затем на него постепенно начинают действовать законы нашей вселенной, сильное ядерное взаимодействие становится в нем более интенсивным, происходит ядерное слияние и высвобождается огромное количество энергии.
     - Но если оно сверхплотно, то почему не расширяется мгновенно и не исчезает?
     - Даже это дало бы энергию. Но тут большую роль играет электромагнитное поле, и в данном случае поле битвы остается за сильным ядерным взаимодействием, так как мы контролируем электромагнитное поле. Но чтобы объяснить это более или менее научно, мне потребуется очень много времени.
     - Значит, светящийся шар, который я видел на поверхности, не что иное, как космовещество, в котором началось слияние ядер?
     - Совершенно верно.
     - И эту энергию можно использовать для полезных целей?
     - Конечно. И в неограниченных количествах. Ведь вы наблюдали появление в нашей вселенной всего лишь микромикрограмма космовещества. А теоретически его можно получать хоть тоннами.
     - Так, значит, мы можем теперь отказаться от Электронного Насоса. Денисон покачал головой.
     - Нет. Использование космоэнергии также меняет свойства вселенной. По мере обмена физическими законами сильное ядерное взаимодействие постепенно становится все более интенсивным в космовселенной и все менее интенсивным в нашей. В результате скорость ядерного слияния в космическом яйце нарастает, и оно нагревается. И в конце концов...
     - И в конце концов, - подхватил Готтштейн, задумчиво прищурившись и скрестив руки на груди, - происходит Большой Взрыв.
     - Вот именно.
     - По-вашему, как раз это и произошло в нашей вселенной десять миллиардов лет назад?
     - Кто знает? Космогонисты все еще ломают голову над тем, почему космическое яйцо взорвалось тогда, когда оно взорвалось, а не раньше и не позже. Одно из предложенных объяснений предполагало существование пульсирующей вселенной, в которой космическое яйцо взрывается, едва образовавшись. Гипотеза эта была отвергнута, и, по последним предположениям, космическое яйцо существует значительный отрезок времени, а затем по неизвестным причинам утрачивает устойчивость.
     - И, возможно, это происходит потому, что его энергию начинает заимствовать другая вселенная?
     - Вполне вероятно. Но это вовсе не подразумевает обязательного вмешательства разумных существ. Не исключено возникновение и самопроизвольных протечек.
     - А когда Большой Взрыв произойдет, мы по-прежнему сможем добывать энергию из космовселенной?
     - Не берусь судить, но пока об этом можно не думать. Скорее всего, проникновение нашего сильного ядерного взаимодействия в космовселенную будет длиться миллионы лет, прежде чем оно достигнет критического уровня. А к тому же, безусловно, существуют и другие космовселенные, причем число их бесконечно.
     - Ну, а изменения в нашей вселенной?
     - Сильное ядерное взаимодействие ослабевает. И медленно, чрезвычайно медленно наше Солнце остывает.
     - А мы сможем компенсировать его остывание с помощью космоэнергии?
     - Этого не понадобится! - убежденно воскликнул Денисон. - По мере того как сильное ядерное взаимодействие в нашей вселенной станет ослабляться в результате действия космонасоса, оно в равной степени будет возрастать благодаря Электронному Насосу. Если мы начнем получать энергию таким двойным способом, физические законы будут меняться в пара - и космовселенной, но у нас останутся неизменными. Мы в данном случае - перевалочный пункт, а не конечная станция. Впрочем, за судьбу конечных станций нам тоже тревожиться нечего. Паралюди, по-видимому, как-то приспособились к остыванию своего солнца, которое никогда особенно горячим не было. Ну, а в космовселенной, бесспорно, никакой жизни быть не может. Собственно говоря, создавая там условия для Большого Взрыва, мы тем самым открываем путь к развитию новой вселенной, в которой со временем может возникнуть жизнь.
     Готтштейн задумался. Его круглое лицо было спокойным и непроницаемым. Несколько раз он кивал, как будто отвечая на собственные мысли, а потом сказал:
     - Знаете, Денисон, а ведь это заставит мир прислушаться! Теперь уже никто не захочет отрицать, что Электронный Насос сам по себе опасен.
     - Да, внутреннее нежелание признать его опасность исчезнет, поскольку доказательство ее уже само по себе предлагает оптимальный выход из положения, - согласился Денисон.
     - К какому сроку вы можете подготовить статью? Я гарантирую, что она будет опубликована немедленно.
     - А вы можете дать такую гарантию?
     - Если ничего другого не останется, я опубликую ее отдельной брошюрой по своему ведомству.
     - Сначала нужно найти способ стабилизировать протечку.
     - Да, конечно.
     - А пока я хотел бы договориться с доктором Питером Ламонтом о соавторстве, - сказал Денисон. - Он мог бы взять на себя математическую часть - мне она не по силам. К тому же направление моих исследований мне подсказала его теория. И еще одно, мистер Готтштейн...
     - А именно?
     - По-моему, совершенно необходимо, чтобы в этом участвовали лунные физики. Скажем, третьим автором вполне мог бы стать доктор Бэррон Невилл.
     - Но зачем? К чему ненужные осложнения?
     - Без их пионотрона мне ничего не удалось бы сделать.
     - В таких случаях, по-моему, достаточно просто выразить в статье благодарность... А разве доктор Невилл работал с вами?
     - Непосредственно? Нет.
     - Так зачем же вмешивать еще и его?
     Денисон старательно стряхнул соринку с брюк.
     - Так будет дипломатичнее, - сказал он. - Ведь космонасосы придется устанавливать на Луне.
     - А почему не на Земле?
     - Ну, во-первых, нам нужен вакуум. Это ведь односторонняя передача вещества, а не двусторонняя, как в Электронном Насосе, а потому для нее требуются другие условия. Поверхность Луны предоставляет в наше распоряжение естественный и неограниченный вакуум, тогда как создание необходимого вакуума на Земле потребует колоссальных усилий и материальных затрат.
     - Но тем не менее это возможно?
     - Во-вторых, - продолжал Денисон, пропуская его вопрос мимо ушей, - если поместить слишком близко друг от друга два столь мощных источника энергии, поступающей, так сказать, с противоположных концов шкалы, в середине которой находится наша вселенная, может произойти своего рода короткое замыкание. Четверть миллиона миль вакуума, разделяющие Землю с ее Электронными Насосами и Луну с космонасосами, послужат надежной, а вернее сказать, совершенно необходимой изоляцией. Ну, а раз нам придется использовать Луну, то благоразумие, да и простая порядочность требуют, чтобы мы считались с самолюбием лунных физиков и привлекли их к работе.
     - Так рекомендует мисс Линдстрем? - улыбнулся Готтштейн.
     - Думаю, она была бы того же мнения, но идея эта настолько очевидна, что я додумался до нее сам.
     Готтштейн встал и трижды подпрыгнул на месте, поднимаясь и опускаясь с обычной на Луне жутковатой медлительностью. При этом он ритмично сгибал и разгибал колени. Потом снова сел и осведомился:
     - Вы пробовали это упражнение, доктор Денисон?
     Денисон покачал головой.
     - Его рекомендую для ускорения кровообращения в нижних конечностях. Вот я и прыгаю всякий раз, когда чувствую, что отсидел ногу. Мне вскоре предстоит съездить на Землю, и я стараюсь не слишком привыкать к лунной силе тяжести... Не поговорить ли нам с мисс Линдстрем, доктор Денисон?
     - О чем, собственно? - спросил Денисон изменившимся тоном.
     - Она гид.
     - Да. И вы это уже говорили.
     - И еще я говорил, что физик, казалось бы, мог выбрать себе не столь странную помощницу.
     - Я ведь физик-любитель, так почему бы мне и не выбрать помощницу без профессиональных навыков?
     - Довольно шуток, доктор Денисон! - Готтштейн больше не улыбался. - Я позаботился навести о ней справки. Ее биография крайне интересна, хотя, по-видимому, никому и в голову не приходило ознакомиться с ней. Я твердо убежден, что она интуистка.
     - Как и очень многие из нас, - заметил Денисон. - Не сомневаюсь, что и вы по-своему интуист. А уж я - во всяком случае. По-своему, конечно.
     - Тут есть некоторая разница, доктор Денисон. Вы - профессиональный ученый, и притом блестящий. Я - профессиональный администратор, и надеюсь, неплохой... А мисс Линдстрем работает гидом, хотя ее интуиция настолько развита, что может помочь вам в решении сложнейших вопросов теоретической физики.
     - Она почти не получила специального образования, - поколебавшись, ответил Денисон. - И хотя ее интуитивизм очень высокого порядка, он почти не коррелируется с сознанием.
     - Не был ли кто-нибудь из ее родителей в свое время связан с программой по генетическому конструированию?
     - Не знаю. Но меня это не удивило бы.
     - Вы ей доверяете?
     - В каком смысле? Она мне во многом помогла.
     - А вам известно, что она жена доктора Бэррона Невилла?
     - Насколько я знаю, их отношения официально не оформлены.
     - На Луне официальное оформление браков вообще не принято. А не тот ли это Невилл, которого вы намерены пригласить в соавторы вашей статьи?
     - Да.
     - Простое совпадение?
     - Нет. Невилл интересовался мной и, по-моему, попросил Селену помогать мне.
     - Это она вам сказала?
     - Она сказала, что он мной интересуется. Мне кажется, ничего странного тут нет.
     - А вам не приходило в голову, доктор Денисон, что она помогала вам в собственных интересах и в интересах доктора Невилла?
     - Разве их интересы расходятся с нашими? Она помогала мне без каких-либо условий.
     Готтштейн переменил позу и подвигал плечами, словно проделывая очередное упражнение.
     - Доктор Невилл не может не знать, что его близкая приятельница - интуистка, - сказал он. - И было бы только естественно, если бы он сам использовал ее способности. Так почему она работает гидом? Не для того ли, чтобы с какой-то целью маскировать эти способности?
     - Такая логика, насколько мне известно, типична для доктора Невилла. У меня же нет привычки повсюду подозревать бессмысленные заговоры.
     - Но почему вы решили, что бессмысленные? Когда моя космоблоха висела над лунной поверхностью за несколько минут до того, как над вашей установкой образовался пылающий шарик, я глядел вниз, на вас. Вы стояли в стороне от пионотрона.
     Денисон попытался вспомнить.
     - Совершенно верно. Я загляделся на звезды. Поднимаясь на поверхность, я всегда на них смотрю.
     - А что делала мисс Линдстрем?
     - Я не видел. Она ведь сказала, что усиливала магнитное поле, пока не возникла протечка.
     - И она всегда работает с установкой без вас?
     - Нет. Но ее нетерпение понять нетрудно.
     - Должен ли этот процесс сопровождаться каким-нибудь выбросом?
     - Я вас не понимаю.
     - И я себя тоже. В земном сиянии промелькнула какая-то смутная искра, словно что-то пролетело мимо. Но что именно - я не знаю.
     - И я не знаю, - сказал Денисон.
     - Но это не могло быть каким-нибудь естественным побочным следствием вашего эксперимента?
     - Вроде бы нет.
     - Так что же делала мисс Линдстрем?
     - Не знаю.
     Оба умолкли. Молчание становилось все напряженнее. Потом Готтштейн сказал:
     - Насколько я понял, вы теперь попробуете устранить неустойчивость протечки и начнете работать над статьей. Я со своей стороны предприму необходимые шаги, а когда буду на Земле, подготовлю опубликование статьи и сообщу о вашем открытии ответственным лицам.
     Денисон понял, что разговор окончен, и встал. Готтштейн добавил с непринужденной улыбкой:
     - И подумайте о докторе Невилле и мисс Линдстрем.
    17
     На этот раз звезда была гораздо более пухлой и яркой. Денисон почувствовал ее жар на стекле скафандра и попятился. В излучении несомненно присутствовали рентгеновские лучи, и хотя в надежности экранирования сомневаться не приходилось, все-таки не стоило заставлять его работать на полную мощность.
     - По-моему, это то, что надо, - пробормотал Денисон. - Полная устойчивость.
     - Безусловно, - сказала Селена.
     - Ну, так отключим и вернемся в город.
     Их движения были вялыми и медлительными. Денисон ощущал непонятный упадок духа. Все волнения остались позади. Теперь уже можно было не опасаться неудачи. Соответствующие земные организации зарегистрировали новое открытие, и дальше все будет зависеть не от него. Он сказал:
     - Пожалуй, можно приступать к статье.
     - Наверное, - осторожно ответила Селена.
     - Вы поговорили с Невиллом еще раз?
     - Да.
     - Он не изменил своего решения?
     - Нет. Он участвовать не будет. Бен...
     - Что?
     - Я убеждена, что уговаривать его нет смысла. Он не желает участвовать в программе, какой бы она ни была, если в ней участвует Земля.
     - Но вы объяснили ему ситуацию?
     - Во всех подробностях.
     - И он все-таки не хочет...
     - Он сказал, что будет говорить с Готтштейном. Тот обещал принять его, когда вернется с Земли. Может быть, Готтштейну удастся его переубедить. Но не думаю.
     Денисон пожал плечами - жест совершенно бессмысленный, поскольку скафандру он не передался.
     - Я его не понимаю.
     - А я понимаю, - негромко сказала Селена.
     Денисон промолчал. Он закатил пионотрон и остальную аппаратуру в каменную нишу и спросил:
     - Все?
     - Да.
     Они молча вошли в тамбур П-4. Денисон начал медленно спускаться по лестнице. Селена скользнула мимо, хватаясь за каждую третью перекладину. Денисон уже и сам умел спускаться этим способом достаточно ловко, но на сей раз он тяжело переступал с перекладины на перекладину словно назло собственному желанию приспособиться к Луне.
     В раздевалке они сняли скафандры и убрали их в шкафчики. Только тут Денисон наконец сказал:
     - Вы не пообедаете со мной, Селена?
     - Вы чем-то расстроены? - спросила она встревоженно. - Что случилось?
     - Да ничего. Просто в таких случаях всегда возникает ощущение растерянности и пустоты. Так как насчет обеда?
     - С удовольствием.
     По настоянию Селены они отправились обедать к ней. Она объяснила:
     - Мне надо поговорить с вами, а в кафетерии это неудобно.
     И вот теперь, когда Денисон вяло пережевывал нечто, отдаленно напоминавшее телятину под ореховым соусом, Селена вдруг сказала:
     - Бен, вы все время молчите. И так уже неделю.
     - Ничего подобного! - возразил Денисон, сдвинув брови.
     - Нет, это так! - Она поглядела на него с дружеской озабоченностью. - Не знаю, многого ли стоит моя интуиция вне физики, но, по-моему, вас тревожит что-то, о чем вы не хотите мне рассказать.
     Денисон пожал плечами.
     - На Земле поднялся шум. Готтштейн перед отъездом туда нажимал на кнопки величиной с тарелку. Доктор Ламонт ходит в героях, и меня приглашают вернуться, как только статья будет написана.
     - Вернуться на Землю?
     - Да. По-видимому, и я попал в герои.
     - И вполне заслуженно.
     - Полное признание моих заслуг - вот что мне предлагают, - задумчиво произнес Денисон. - Любой университет, любое государственное учреждение будут счастливы предложить мне место на выбор.
     - Но ведь вы этого и хотели?
     - Хочет этого, по-моему, Ламонт. И хочет, и несомненно получит, и будет рад. А я не хочу.
     - Так чего же вы хотите?
     - Остаться на Луне.
     - Почему?
     - Потому что это клинок человечества, и я хочу быть частью его острия. Я хочу заняться установкой космонасосов, а устанавливать их будут только здесь, на Луне. Я хочу работать над паратеорией с помощью приборов, которые способна создать ваша мысль, Селена... Я хочу быть с вами. Но вы, Селена, вы останетесь со мной?
     - Паратеория интересует меня так же, как и вас.
     - А разве Невилл позволит вам продолжать?
     - Бэррон? Мне? Вы стараетесь оскорбить меня, Бен?
     - Что вы!
     - Или я неправильно вас поняла? Вы ведь намекнули, что я работаю с вами по указанию Бэррона?
     - А разве не так?
     - Да, он мне это предложил. Но работала я с вами не потому. Я сама этого захотела. Вероятно, он воображает, будто может мной распоряжаться по своему усмотрению, но это верно лишь до тех пор, пока его желания совпадают с моими - вот как было в случае с вами. Меня возмущает, что он думает, будто я ему подчинена, и меня возмущает, что так думаете вы.
     - А ваши отношения?
     - Но при чем тут это? Если рассуждать подобным образом, то почему, собственно, он должен распоряжаться мной, а не я им?
     - Так значит, вы можете и дальше работать со мной, Селена?
     - Конечно, - ответила она холодно. - Если захочу.
     - Но вы хотите?
     - Пока да. И тут Денисон улыбнулся.
     - Теперь я понимаю, что всю эту неделю меня грызла тревога - а вдруг вы не захотите или не сможете. И я подсознательно боялся завершения экспериментов: ведь это могло означать, что мы с вами расстанемся. Простите меня, Селена. Я не хочу докучать вам сентиментальной привязанностью дряхлого земляшки...
     - Ну, ваш интеллект, Бен, дряхлым никак не назовешь. Да и вообще привязанности бывают разными. Мне нравится разговаривать с вами.
     Наступило молчание. Улыбка Денисона увяла. Потом он снова улыбнулся, но уже механически.
     - Завидую своему интеллекту, - пробормотал он, отвернулся, покачал головой и опять поглядел на Селену.
     Она смотрела на него почти с тревогой.
     - Селена, - сказал он, - протечка между вселенными не исчерпывается только энергией. По-моему, вы об этом уже думали.
     Молчание затягивалось, становилось мучительным, и наконец Селена сказала:
     - Ах, это... Они продолжали смотреть друг на друга - Денисон смущенно, а Селена почти виновато. 18
     - Я пока еще не обрел свою лунную форму, - сказал Готтштейн. - Но знали бы вы, Денисон, чего мне стоило обрести земную форму! А вам, пожалуй, это и вовсе не удастся. Так что лучше оставьте всякую мысль о возвращении.
     - Я и не думаю об этом, - сказал Денисон.
     - Жаль, конечно. Вы были бы там первым человеком. Ну, а Хэллем...
     - Мне хотелось бы поглядеть на его физиономию, - вздохнул Денисон с некоторой грустью. - Впрочем, это не слишком похвальное желание.
     - Львиная доля, конечно, достанется Ламонту. Он ведь там, в самой гуще событий.
     - Я рад. Он меньшего и не заслуживает... Так вы считаете, что Невилл действительно придет?
     - Безусловно. Я жду его с минуты на минуту... А знаете что? - произнес Готтштейн заговорщицким шепотом. - Пока его еще нет... Хотите шоколадный батончик?
     - Что?
     - Шоколадный батончик. С миндальной начинкой. Но только один! У меня их мало.
     Недоумение на лице Денисона сменилось недоверчивой улыбкой.
     - Настоящий шоколад?
     - Да.
     - Ну коне... - Вдруг его лицо посуровело. - Нет, спасибо.
     - Нет?
     - Нет! Пока шоколад будет таять у меня во рту, я затоскую по Земле. По всему, что есть на ней. А этого я себе позволить не могу и не хочу... Не угощайте меня шоколадом. Не показывайте мне его. Я даже запаха его боюсь.
     Готтштейн смутился.
     - Вы правы, - сказал он и неловко переменил тему. - Сенсация вышла колоссальная. Конечно, мы попытались замять скандал с Хэллемом. Он сохранит какой-нибудь из своих почетных постов, однако реального влияния у него не будет.
     - Сам он с другими так не деликатничал, - заметил Денисон, но без особого жара.
     - Это ведь не ради него. Наука не может не понести значительного ущерба, если вдруг объявить дутым авторитет, который столько времени слыл непререкаемым. А добрая слава науки важнее личной судьбы Хэллема.
     - Я принципиально с этим не согласен, - возразил Денисон. - Наука должна честно признавать свои ошибки.
     - Всему есть время и место... А, вот и доктор Невилл!
     Готтштейн придал своему лицу непроницаемое выражение, а Денисон повернулся к двери.
     Бэррон Невилл вошел тяжелой походкой, лишенной какого бы то ни было лунного изящества. Он отрывисто поздоровался, сел, заложив ногу за ногу, и выжидательно посмотрел на Готтштейна. Было совершенно ясно, что первым он не заговорит.
     Представитель Земли сказал:
     - Рад вас видеть, доктор Невилл. Я узнал от доктора Денисона, что вы не захотели поставить свое имя под статьей о космонасосе, которая, как мне кажется, обещает стать классическим основополагающим трудом в этой области.
     - А зачем мне это? - сказал Невилл. - То, что происходит на Земле, меня не интересует.
     - Вам известны эксперименты с космонасосом? И их значение?
     - Да, конечно. Я в курсе всего происходящего так же, как вы или доктор Денисон.
     - Тогда я обойдусь без предисловий. Я только что вернулся с Земли с точными планами на будущее. Три большие космостанции будут построены в трех точках лунной поверхности, выбранных с таким расчетом, что хотя бы одна из них в каждый данный момент будет обязательно находиться в ночной тени. А чаще и две. Каждая станция, пока она остается в тени, будет вырабатывать энергию, в основном просто излучая ее в пространство. Главное назначение этих станций - компенсация нарушений в напряженности поля, вызываемых Электронным Насосом.
     - В ближайшие годы, - перебил Денисон, - они должны работать с большой мощностью, чтобы восстановить в нашем секторе вселенной то положение, которое было до появления Насоса.
     Невилл кивнул.
     - А Лунный город сможет пользоваться этой энергией? - спросил он затем.
     - В случае необходимости. По нашему мнению, солнечные аккумуляторы вполне обеспечивают вас энергией. Но если вам понадобится дополнительный источник...
     - Очень любезно с вашей стороны, - с подчеркнутой иронией сказал Невилл. - А кто будет строить космостанции и следить за их работой?
     - Мы надеемся, что луняне, - сказал Готтштейн.
     - Вы знаете, что луняне! - возразил Невилл. - Землянам никогда с такой задачей не справиться.
     - Мы это понимаем и надеемся на сотрудничество лунных граждан, - сказал Готтштейн официальным тоном.
     - А кто будет решать, сколько надо вырабатывать энергии, какое ее количество использовать для местных нужд и сколько излучать в пространство? Кто будет принимать решения?
     - Это установки общепланетного значения, - ответил Готтштейн. - И ведать ими будет специальная организация.
     - Как видите, работать будут луняне, а руководить земляне, - объявил Невилл.
     - Нет, - спокойно ответил Готтштейн. - Речь идет о простой целесообразности, и только.
     - Это все слова. А суть одна: мы работаем, вы решаете... Нет, господин представитель Земли. Мы отвечаем - нет.
     - То есть вы отказываетесь строить космостанции?

/ Полные произведения / Азимов А. / Сами боги

Смотрите также по произведению "Сами боги":

• Краткое содержание