• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Азимов А. / Сами боги

Сами боги [11/19]

Скачать полное произведение

    Ун беспомощно смотрел ему вслед, охваченный смятением и ужасом. 5с
     У Тритта было много дел. Крошки всегда требуют забот, но даже два юных левых и два юных правых, взятые вместе, вряд ли могли бы причинить столько забот, сколько одна крошка-серединка, да к тому же серединка такая безупречная, как Дерола. Нужно было следить, чтобы она проделывала все упражнения, успокаивать ее, не давать ей забираться во все, с чем она соприкасалась, улещать и уговаривать, чтобы она сгустилась и отдохнула.
     Он даже не замечал, что уже очень давно не видит Уна - впрочем, ему было все равно. Для него теперь не существовало никого, кроме Деролы. А потом вдруг он увидел Уна в углу его собственной ниши. Ун радужно переливался от напряженных мыслей. Тут Тритт вдруг вспомнил и спросил:
     - Лостен сердился из-за Дуа?
     Ун вздрогнул и очнулся.
     - Лостен?.. Да, он очень сердился. Дуа причиняет большой вред.
     - Ей бы надо вернуться домой, правда?
     Ун пристально посмотрел на Тритта.
     - Тритт, - сказал он, - мы должны убедить Дуа, чтобы она вернулась домой. Но прежде ее надо отыскать. Ты можешь это сделать. Ведь у нас новая крошка, и поэтому твоя пестунская восприимчивость снова обострилась. Используй ее, чтобы найти Дуа.
     - Нет, - возмущенно и растерянно сказал Тритт. - Она для Деролы. И не годится тратить ее на то, чтобы искать Дуа. А кроме того, раз Дуа не возвращается, когда она так нужна нашей крошке-серединке... и ведь она сама была прежде крошкой-серединкой! - то мы должны научиться жить без нее, и все тут.
     - Тритт, разве ты не хочешь больше синтезироваться?
     - Новая триада завершена.
     - Но синтезирование этим не исчерпывается.
     - А где искать Дуа? - спросил Тритт. - Я нужен крошке Дероле. Она еще совсем маленькая. Я не могу оставить ее без присмотра.
     - Жесткие позаботятся, чтобы с Деролой ничего не случилось. А мы с тобой пойдем в Жесткие пещеры и отыщем Дуа.
     Тритт обдумал эти слова. Ему было все равно, есть Дуа или нет. И почему-то ему даже было почти все равно, есть ли Ун или нет. Важнее всего Дерола. И он сказал:
     - Как-нибудь сходим. Когда Дерола подрастет. А раньше нельзя.
     - Тритт, - настойчиво сказал Ун. - Мы должны найти Дуа, а не то... А не то у нас отнимут крошек.
     - Кто отнимет? - спросил Тритт.
     - Жесткие.
     Тритт молчал. Ему нечего было сказать. Он ни разу не слышал ни о чем подобном. И не мог даже представить себе, что это возможно. А Ун говорил:
     - Тритт, нам пора переходить. И теперь я знаю - почему. Я думал об этом все время после того, как Лостен... Но неважно. Дуа и ты - вы тоже должны перейти. Теперь, когда я понял почему, и ты почувствуешь, что должен перейти. И я надеюсь... я верю, Дуа тоже почувствует, что она должна перейти. И надо, чтобы это произошло как можно скорее, потому что она губит наш мир.
     Тритт отступил к стене.
     - Ун, не смотри на меня так!.. Ты меня заставляешь... ты меня заставляешь...
     - Я тебя не заставляю, Тритт, - грустно сказал Ун. - Просто я понял, и поэтому ты должен... Но нам необходимо найти Дуа.
     - Нет, нет! - Тритт испытывал невыразимые муки, пытаясь воспротивиться.
     В Уне было что-то новое, страшное, и его, Тритта, существование неумолимо приближалось к концу. Больше не будет Тритта, и не будет крошки - серединки. Все другие пестуны ухаживали за своими серединками очень долго, а он должен лишиться своей почти сразу.
     Это несправедливо. Несправедливо!
     Тритт сказал, задыхаясь:
     - Это Дуа виновата. Так пусть она перейдет первой!
     Ун ответил с мертвящим спокойствием:
     - По-другому нельзя. Мы должны все сразу...
     И Тритт понял, что это так... что это так... что это так...
    6а
     Дуа чувствовала себя истончившейся, холодной, совсем прозрачной. После того как Ун отыскал ее на поверхности, она оставила попытки отдыхать там и поглощать солнечный свет. А энергией из аккумуляторов Жестких она могла питаться лишь изредка, от случая к случаю. Она боялась надолго покидать свой надежный приют в камне, а потому ела торопливо и никогда не бывала сыта.
     Она непрерывно ощущала голод, который казался еще сильнее оттого, что постоянное пребывание в камне было очень утомительно. Она словно терпела теперь наказание за то, что прежде предпочитала любоваться закатами и питалась кое-как.
     Если бы она не была так увлечена работой, то вряд ли выдержала бы усталость и голод. Порой ей даже хотелось, чтобы Жесткие ее уничтожили - но только после того, как она добьется своего.
     Пока она оставалась в камне, Жесткие ничего не могли против нее предпринять. Иногда она ощущала их рядом с камнем. Они боялись. Порой ей казалось, что они боятся за нее, но это было нелепо. С какой стати им бояться за нее - бояться, что она перейдет от голода и истощения? Нет, этого не может быть - они боятся ее, боятся машины, которая отказалась работать по их предначертаниям. Невероятность этого приводит их в трепет, они цепенеют от ужаса.
     И Дуа старательно избегала Жестких. Она всегда знала, где они находятся, а потому они не могли ни поймать ее, ни помешать ей. Они были не в состоянии поставить охрану повсюду. К тому же ей, по-видимому, удавалось глушить ту слабую восприимчивость, которой они все-таки обладали.
     Она клубами вырывалась из камня и изучала копии меток, полученных из той вселенной. Они не знали, что именно это было ее целью. Но если бы они и спрятали копии куда-нибудь еще, она все равно нашла бы их. И даже уничтожь они все копии, это им уже не помогло бы - Дуа помнила все метки до последней черточки.
     Сперва она не могла в них разобраться, но от постоянного пребывания в камне ее восприимчивость все больше обострялась и метки становились понятными, хотя сознанием она их по-прежнему не понимала. Она не знала, что означают эти символы, но они вызывали в ней ощущения.
     Она выбрала нужные метки и поместила их там, откуда они должны были попасть в ту вселенную. Метки были такие: _С_Т_Р_А_К. Нет, она не знала, каков их смысл. Однако эта комбинация внушала ей страх, и Дуа постаралась запечатлеть этот страх в метках. Может быть, те существа, изучая метки, тоже испытают страх.
     Когда начали приходить ответы, Дуа улавливала в них волнение. Ей удавалось увидеть не все ответы. Иногда Жесткие находили их первыми. Конечно, теперь они уже знали, чем она занимается. Но они не умели истолковывать метки, не могли даже уловить вложенные в них чувства.
     А потому ей было все равно. Что бы ни думали Жесткие, остановить ее они не смогут, и она доведет дело до конца.
     Теперь она ожидала меток, в которых было бы заключено нужное ей чувство. И они появились: _Н_А_С_О_С_ П_Л_О_Х_О.
     Каждую метку пронизывали страх и ненависть, на которые она надеялась. И она переслала их обратно, повторив несколько раз, чтобы было больше страха, больше ненависти... Теперь те люди поймут. Теперь они остановят Насос. Жестким придется найти какой-нибудь другой источник энергии, разработать другой способ ее получения. Нельзя, чтобы энергия принесла смерть тысячам и тысячам обитателей той вселенной.
     Она спохватилась, что отдыхает слишком долго, погрузившись внутри камня в какое-то странное оцепенение. Ей мучительно хотелось есть, и она выжидала удобного момента, чтобы выбраться наружу. Но, как ни томила ее мысль о пище в аккумуляторе, еще больше ей хотелось бы найти его пустым. Она мечтала высосать из него всю пищу до последней частицы, зная, что новой порции в него не поступит, что ее задача выполнена.
     Наконец она выбралась наружу и, забыв об осторожности, сосала и сосала содержимое аккумулятора. Она жаждала опустошить его, убедиться, что энергии в него больше не поступает... Но он был неисчерпаем... неисчерпаем... неисчерпаем...
     Дуа вздрогнула и с омерзением отодвинулась от аккумулятора. Значит Позитронные Насосы по-прежнему работают. Неужели ей не удалось убедить обитателей той вселенной? Или они не получили ее метки? Не уловили их смысла?
     Надо попробовать еще раз. Надо сделать так, чтобы все было ясно, абсолютно ясно. Она использует все комбинации символов, в которых улавливает ощущение опасности, все комбинации, которые в той вселенной должны сложиться в мольбу остановить Насосы.
     Вне себя от отчаяния Дуа начала вплавлять символы в металл, неистово расходуя энергию, которую только что всосала из аккумулятора. И расходовала до тех пор, пока не осталось ничего, и ее вновь сковала невероятная усталость.
     НАСОС НЕ ОСТАНОВИТЬ НЕ ОСТАНОВИТЬ МЫ НЕ ОСТАНОВИТЬ НАСОС МЫ НЕ СЛЫШАТЬ ОПАСНОСТЬ НЕ СЛЫШАТЬ НЕ СЛЫШАТЬ НЕ СЛЫШАТЬ ВЫ ОСТАНОВИТЬ ПОЖАЛУЙСТА ВЫ ОСТАНОВИТЬ ВЫ ОСТАНОВИТЬ ЧТОБЫ МЫ ОСТАНОВИТЬ ПОЖАЛУЙСТА ВЫ ОСТАНОВИТЬ ОПАСНОСТЬ ОПАСНОСТЬ ОПАСНОСТЬ ОСТАНОВИТЬ ОСТАНОВИТЬ ОСТАНОВИТЬ НАСОС.
     Больше у нее не было сил. Ее терзала свирепая боль. Она поместила метки туда, откуда они должны были попасть в ту вселенную, но не стала ждать, чтобы Жесткие переслали их, сами того не подозревая. В глазах у нее мутилось, она чувствовала, что энергии в ней нет больше совсем, и все-таки повернула рукоятки, как это делали Жесткие.
     Металл исчез, а с ним и пещера, вдруг заполнившаяся фиолетовым мерцанием, которое туманило мысли. Она... переходит... от истощения...
     Ун... Тритт...
    6b
     И Ун появился. Он никогда еще не струился с такой стремительностью. Вначале он полагался на восприимчивость Тритта, обострившуюся с появлением новой крошки, но, когда расстояние сократилось, его более тупые чувства тоже начали улавливать близость Дуа. Он уже сам воспринимал прерывистые угасающие вспышки ее сознания и рвался вперед, а Тритт как мог поспевал за ним, задыхаясь и вскрикивая:
     - Скорее! Скорее! Ун нашел ее в глубоком обмороке. Жизнь в ней еле теплилась, и она стала совсем крошечной - он даже не представлял, что взрослая эмоциональ может так уменьшиться.
     - Тритт, - распорядился он. - Неси сюда аккумулятор. Нет-нет! Не трогай ее. Она так истончилась, что ее нельзя нести. Если она погрузится в пол...
     В пещеру входили Жесткие. Конечно, они опоздали - ведь они неспособны воспринимать на расстоянии другие существа. Нет, без него и Тритта они не успели бы спасти ее. И она не перешла бы! Нет, она по-настоящему погибла бы... и... с ней погибло бы нечто неимоверно важное, о чем она даже не подозревала.
     Теперь она медленно впитывала консервированную энергию и с нею жизнь, а Жесткие молча стояли возле них.
     Ун поднялся - новый Ун, который совершенно точно знал, что происходит. Сердитым жестом он властно отослал Жестких... и они ушли. Молча. Не возражая.
     Дуа шевельнулась.
     - Она оправилась, Ун? - спросил Тритт.
     - Тише, Тритт, - сказал Ун. - Дуа, ты меня слышишь?
     - Ун? - Она всколыхнулась и прошептала: - Мне показалось, что я уже перешла.
     - Нет, Дуа, пока еще нет. Сначала ты должна поесть и отдохнуть.
     - А Тритт тоже здесь?
     - Вот я, Дуа, - сказал Тритт.
     - Не старайся вернуть меня к жизни, - сказала Дуа. - Все кончено. Я сделала то, что хотела сделать. Позитронный Насос... скоро остановится. Я верю в это. И Мягкие по-прежнему будут нужны Жестким, и Жесткие позаботятся о вас, и уж во всяком случае, о детях.
     Ун ничего не сказал и сделал Тритту знак молчать. Он давал Дуа энергию небольшими порциями, медленно, очень медленно, делая перерывы, чтобы дать ей отдохнуть.
     Дуа бормотала:
     - Хватит, хватит!
     Ее вещество трепетало все сильнее. Но он продолжал ее кормить. Потом он заговорил:
     - Дуа, ты ошиблась, - сказал он. - Мы не машины. Я знаю совершенно точно, что мы такое. Я бы пришел к тебе раньше, если бы узнал это раньше, но я понял, только когда Лостен попросил меня подумать. И я думал. Со всем напряжением. И все-таки это чуть было не вышло преждевременно.
     Дуа застонала, и Ун умолк.
     - Послушай, Дуа, - сказал он после паузы. - В нашем мире действительно есть только один вид живых существ, и живут в нем действительно только Жесткие. Ты уловила это, и тут ты не ошиблась. Но отсюда вовсе не следует, что Мягкие - машины, а не живые существа. Нет, просто мы принадлежим к этому же виду. Мягкие - это первичная форма Жестких. Мы появляемся на свет, как Мягкие, становимся взрослыми, как Мягкие, а потом мы переходим в Жестких. Ты поняла?
     - Что? Что? - спросил Тритт тихо и растерянно.
     - Погоди, Тритт, - сказал Ун. - Не сейчас. Потом ты тоже поймешь. А пока я говорю для Дуа.
     Он следил за тем, как Дуа обретает матовость.
     - Послушай, Дуа! - сказал он потом. - Всякий раз, когда мы синтезируемся, когда синтезируется любая триада, мы образуем Жесткого. Каждый Жесткий триедин, потому-то он и жесткий. И весь срок утраты сознания в период синтезирования мы живем в форме Жесткого. Но лишь временно, а потом, выходя из синтеза, мы все забываем. И долго оставаться Жестким мы не можем, нам необходимо возвращаться в мягкое состояние. Однако всю свою жизнь мы развиваемся от стадии к стадии. Отпочкование каждого ребенка отмечает такую стадию. Появление третьего ребенка - крошки-эмоционали - открывает путь к заключительной стадии, когда сознание рационала само, без содействия остальных двух, обретает память о кратких периодах существования в форме Жесткого. Тогда и только тогда он становится способен провести безупречный синтез, который создаст Жесткого уже навсегда и обеспечит триаде новую единую интеллектуальную жизнь, посвященную приобретению знаний. Я ведь говорил тебе, что переход - это как бы новое рождение. Тогда я лишь нащупывал эту неясную мысль, но теперь я говорю то, что знаю твердо.
     Дуа смотрела на него, силясь улыбнуться. Она сказала:
     - Как ты можешь настолько обманываться, Ун? Будь это так, почему Жесткие не рассказали тебе об этом раньше? Да и всем нам тоже?
     - Они не могли, Дуа. Когда-то, тысячи тысяч циклов тому назад, синтезирование представляло собой лишь соединение атомов тела. Но в результате эволюции у первоначальных форм постепенно развились разные типы сознания. Слушай, Дуа. Синтезирование включает в себя и слияние сознаний, а это процесс гораздо более сложный и тонкий. Рационал может слить их правильно и навсегда, только когда он созреет для этого. Зрелость же наступает в тот момент, когда он сам, без чьей-либо помощи, постигает сущность происходящего, когда его сознание наконец становится способным вместить воспоминания о том, что происходило в периоды временных слияний. Если рационалу объяснить все заранее, естественность развития будет безнадежно искажена, он уже не сумеет определить правильный момент для безупречного синтеза, и новый Жесткий получится ущербным. Когда Лостен умолял меня думать, он очень рисковал. И не исключено, что... Хотя я надеюсь... Видишь ли, Дуа, мы ведь особый случай. Из поколения в поколение Жесткие старательно подбирали триады так, чтобы появлялись особо одаренные новые Жесткие. И наша триада - лучшая из тех, которые им удалось до сих пор подобрать. А особенно ты, Дуа. Особенно ты. Лостен - это слившаяся триада, чьей крошкой-серединкой когда-то была ты. Какая-то его часть была твоим пестуном. Он следил за тобой. Он привел тебя к нам с Триттом.
     Дуа приподнялась. Голос ее стал почти нормальным.
     - Ун! Ты придумал все это, чтобы утешить меня?
     Но, опередив Уна, ей ответил Тритт:
     - Нет, Дуа! Я это тоже чувствую. Да, чувствую. Я не совсем понял, что, но я это чувствую.
     - Он говорит правду, Дуа, - сказал Ун. - И ты это тоже почувствуешь. Разве ты уже не припоминаешь хоть немного, как мы были Жестким в период нашего синтеза? Разве ты не хочешь еще раз синтезироваться? В последний раз? В самый последний?
     Он помог ей подняться. В ней чувствовался жар, и она, хоть и сопротивлялась, уже начала разреживаться.
     - Если ты сказал правду, Ун, - произнесла она, задыхаясь, - если мы должны стать Жестким, то по твоим словам получается, что мы будем кем-то очень важным. Ведь так?
     - Самым важным. Самым лучшим, который когда-либо синтезировался. Я не преувеличиваю... Тритт, стань вот тут. Мы не расстаемся, Тритт. Мы будем вместе, как нам всегда хотелось. И Дуа тоже. И ты тоже, Дуа.
     - Тогда мы сможем убедить Эстуолда, что Насос надо остановить, - сказала Дуа. - Мы заставим...
     Синтезирование началось. В комнату один за другим входили Жесткие. Ун еле различал их, потому что он уже сливался с Дуа.
     Этот синтез не был похож на прежние - ни упоенного восторга, ни острой радости бытия, а лишь непрерывный, спокойный, блаженно-безмятежный процесс. Он чувствовал, что становится единым с Дуа, и весь мир словно хлынул в его/ее обостренное восприятие. Позитронные Насосы все еще работали - он/она чувствовали это ясно. Почему они работают?
     Он был также и Триттом - его/ее/его сознание исполнилось ощущением горькой потери. О мои крошки...
     И он вскрикнул - последний крик, рожденный еще сознанием Уна, но каким-то образом кричала Дуа:
     - Нет, мы не сможем остановить Эстуолда. Эстуолд - это мы. Мы...
     Крик, который был криком Дуа и не ее криком, оборвался - Дуа перестала быть. И больше никогда не будет Дуа. И Уна. И Тритта. Никогда. 7аbс
     Эстуолд шагнул к стоящим в молчании Жестким и печально сказал с помощью звуковых вибраций:
     - Теперь я навсегда с вами. Нам предстоит сделать так много...
     * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БОРОТЬСЯ БЕССИЛЬНЫ? *
    1
     Селена Линдстрем просияла профессиональной улыбкой и пошла дальше. Ее легкая пружинистая припрыжка уже больше не удивляла туристов, и теперь им даже начинало казаться, что в этой непривычной походке есть своя грациозность.
     - Пора перекусить! - объявила она жизнерадостно. - Завтрак исключительно из продуктов местного производства, уважаемые дамы и господа. Вкус может показаться вам несколько непривычным, но все они высокопитательны... Вот сюда, сэр. Я знаю, вы не станете возражать, если я посажу вас с дамами... Одну минутку. Места хватит для всех... Мне очень жаль, но дежурное блюдо всего одно, хотя напитки вы можете заказать по желанию. Сегодня телятина... Нет-нет. И вкус и консистенция создаются искусственным образом, но общий результат превосходен, можете мне поверить.
     Затем она села сама, не удержавшись от легкого вздоха и даже любезная улыбка на ее лице чуть-чуть поблекла.
     Один из туристов остановился у стула напротив.
     - Разрешите? - спросил он.
     Селена бросила на него внимательный оценивающий взгляд. Он казался безобидным, а она привыкла с полным на то основанием полагаться на свою проницательность.
     - О, пожалуйста! - ответила она. - Но ведь вы, по-моему, тут с кем-то?
     Он покачал головой.
     - Нет. Я один. Но в любом случае общество земляшек меня не особенно прельщает.
     Селена снова поглядела на него. Лет около пятидесяти, лицо усталое, но глаза живые и умные. Ну, и, конечно, впечатление неуклюжей грузности, которое всегда производят земляне, впервые попавшие в условия лунного тяготения. Она сказала:
     - Земляшки - это чисто лунное словечко, и к тому же довольно грубое.
     - Я ведь сам с Земли, - ответил он, - а потому, мне кажется, имею право его употреблять. Но, конечно, если вам неприятно...
     Селена только пожала плечами, словно говоря: "Как вам угодно!"
     Глаза у нее были чуть раскосыми, как у большинства лунных девушек, но волосы цвета спелой пшеницы и крупноватый нос никак не вязались с традиционным представлением о восточных красавицах. Однако, несмотря на неправильные черты лица, она была очень привлекательна.
     Землянин глядел на металлический флажок с ее именем, который она носила на груди слева. И Селена ни на секунду не усомнилась, что интересует его действительно флажок.
     - А тут много Селен? - спросил он.
     - О да! Они исчисляются по меньшей мере сотнями. Так же, как Синтии, Дианы и Артемиды. Но особенно популярны Селены, хотя половина знакомых мне Селен предпочитают сокращение "Лена", а вторая половина именует себя Селиями.
     - А какое сокращение выбрали вы?
     - Никакого. Я - Селена. Все три слога. Се-ЛЕ-на, - произнесла она, подчеркнуто выделив ударный слог. - Так называют меня те, кто вообще называет меня по имени.
     Губы землянина сложились в улыбку - с некоторой неловкостью, словно для них это было что-то не вполне привычное. Он сказал:
     - А когда вас спрашивают, на что вы сели, Селена?
     - Больше он этого вопроса не повторит! - ответила она с полной серьезностью.
     - Но спрашивают?
     - Дураков в мире хватает.
     К их столику подошла официантка и быстрыми плавными движениями расставила блюда.
     На землянина это произвело явное впечатление. Он повернулся к официантке и сказал:
     - Они у вас словно парят в воздухе.
     Официантка улыбнулась и отошла к следующему столику. Селена сказала предостерегающе:
     - Только не вздумайте ей подражать. Она привыкла к нашей силе тяжести и умеет ею пользоваться.
     - Другими словами, я все перебью?
     - Во всяком случае, вы устроите нечто очень эффектное.
     - Ну хорошо. Не буду!
     - Но кто-нибудь непременно попробует! Тарелка спланирует на пол, он попытается поймать ее на лету и свалится со стула. Я пробовала предупреждать, но, конечно, это не помогает, и бедняга потом только сильнее смущается. А все остальные хохочут. То есть остальные туристы. А мы столько раз видели такие спектакли, что нам уже не смешно, да к тому же потом кому-то приходится все это убирать.
     Землянин с большой осторожностью поднес вилку ко рту.
     - Да, вы совершенно правы. Даже простейшие движения даются с некоторым трудом.
     - Нет, вы быстро освоитесь. Во всяком случае, с несложными операциями вроде еды. Ходьба, например, дается тяжелее. Мне еще не приходилось видеть землянина, который был бы способен бегать тут по-настоящему. То есть легко и быстро.
     Некоторое время они ели молча. Потом землянин спросил:
     - А что означает это "Л"? Он опять глядел на ее флажок, на котором было написано: "Селена Линдстрем, Л."
     - Всего лишь "Луна", - ответила Селена равнодушно. - Чтобы отличать меня от иммигрантов. Я родилась здесь.
     - Неужели?
     - А что тут удивительного? Люди живут и работают на Луне уже более пятидесяти лет. Или вы полагали, что у них не может быть детей? У многих лунорожденных есть уже внуки.
     - А сколько вам лет?
     - Тридцать два года.
     На его лице отразилось неподдельное удивление, но он тут же пробормотал:
     - Ах да, конечно.
     Селена подняла брови.
     - Значит, вы понимаете? Большинству землян приходится объяснять, в чем тут дело.
     - Ну, я достаточно осведомлен для того, чтобы сообразить, что большинство внешних признаков возраста появляется в результате неминуемой победы силы тяжести над тканями тела - вот почему обвисают щеки и животы. Поскольку сила тяжести на Луне равна лишь одной шестой силы тяжести на Земле, нетрудно догадаться, что люди тут должны выглядеть молодыми очень долго.
     - Да, но только выглядеть, - сказала Селена. - У нас тут нет ничего похожего на бессмертие, и средняя продолжительность жизни соответствует земной. Однако старость мы, как правило, переносим лучше.
     - Ну, это уже немало... Но, конечно, у медали есть и оборотная сторона? - он как раз отхлебнул кофе. - Вам, скажем, приходится пить вот это... - он умолк, подыскивая нужное слово, но, по-видимому, оно оказалось не слишком удобопроизносимым, потому что он так и не докончил фразу.
     - Мы могли бы ввозить продукты питания и напитки с Земли, - сказала она, улыбнувшись. - Но в таких мизерных количествах, что их хватило бы лишь для очень ограниченного числа людей и к тому же на очень ограниченный срок. Так какой же смысл отнимать ради этого место у по-настоящему важных грузов? Да мы и привыкли к этому пойлу. Или вы хотели употребить слово покрепче?
     - Не для кофе, - сказал он. - Я приберегал его для еды. Но "пойло" вполне подойдет... Да, кстати, мисс Линдстрем, в программе нашей поездки я не нашел упоминания о посещении синхрофазотрона.
     - Синхрофазотрона? - она почти допила кофе и уже поглядывала по сторонам, выбирая момент, чтобы встать и собрать группу. - Это собственность Земли, и он не входит в число достопримечательностей, которые показывают туристам.
     - Вы хотите сказать, что доступ к нему для лунян закрыт?
     - О, ничего подобного! Его штат укомплектован почти одними лунянами. Просто правила пользования синхрофазотроном устанавливает Земля, и туристам его не показывают.
     - А мне бы очень хотелось взглянуть на него!
     - Да, конечно... А вы принесли мне удачу, - весело добавила она. - Ни одна тарелка и ни один турист не очутились на полу!
     Она встала из-за стола и сказала:
     - Уважаемые дамы и господа! Мы отправляемся дальше через десять минут. Пожалуйста, оставьте на столах все, как есть. Если кто-нибудь хочет привести себя в порядок, туалетные комнаты направо. Сейчас мы отправимся на пищевую фабрику, благодаря которой мы смогли пообедать так, как пообедали. 2
     Квартира Селены была, разумеется, небольшой и умещалась, по сути, в одной комнате, но догадаться об этом сразу было трудно. Три панорамных окна сверкали звездами, которые двигались медленно и беспорядочно, образуя все новые и новые созвездия, не имевшие даже отдаленного сходства с настоящими. При желании Селена могла менять настройку и созерцать их словно в сильный телескоп.
     Бэррон Невилл не выносил этих звездных видов и всегда сердито их выключал, повторяя каждый раз: "Как только ты их терпишь? Из всех моих знакомых одной тебе нравится эта безвкусица. И ведь этих туманностей и звездных скоплений в действительности даже не существует!"
     А Селена спокойно пожимала плечами и отвечала: "А что такое "существует в действительности"? Откуда ты знаешь, что те, которые можно увидеть с поверхности, действительно существуют? А мне они дают ощущение свободы и движения. Неужели я не могу обставить свою квартиру, как мне нравится?"
     После этого Невилл бормотал что-то невнятное и без особой охоты шел к окнам, чтобы вновь их включить, а Селена говорила: "Оставь!"
     Мебель отличалась округлостью линий, а стены были покрыты неярким геометрическим орнаментом на приятно приглушенном фоне. Нигде не было ни одного изображения, которое хотя бы отдаленно напоминало живое существо.
     "Живые существа принадлежат Земле, - говорила Селена. - А тут Луна".
     Вернувшись домой в этот вечер, она, как и ожидала, увидела у себя в комнате Невилла. Он полулежал на маленькой легкой кушетке, задрав ногу в сандалии. Вторая сандалия валялась рядом на полу. На его груди, там, где он ее задумчиво почесывал, проступили красные полосы.
     Селена сказала:
     - Бэррон, свари кофе, ладно? - и, грациозно изогнувшись, одним гибким движением сбросила платье на пол и носком ноги отшвырнула его в угол.
     - Уф! - сказала она. - Какое облегчение! Пожалуй, хуже всего в этой работе то, что приходится одеваться, как земляшки.
     Невилл, который возился в кухонной нише, ничего не ответил. Он слышал это десятки раз. Через минуту он спросил с раздражением:
     - Что у тебя с подачей воды? Еле капает.
     - Разве? - рассеянно сказала она. - Ну, значит, я перерасходовала. Ничего, сейчас натечет.
     - Сегодня у тебя были какие-нибудь неприятности?
     - Нет, - Селена пожала плечами. - Обычная канитель. Смотришь, как они ковыляют, как притворяются, будто еда им не противна, и наверняка все время думают про себя, предложат им ходить раздетыми или нет... Бррр! Ты только представь себе, как это выглядело бы!
     - Ты, кажется, становишься ханжой?
     Бэррон вернулся к столу, неся две чашечки кофе.
     - Не понимаю, при чем тут ханжество. Дряблая кожа, отвислые животики, морщины и всякие микроорганизмы. Карантин карантином, только они все равно нашпигованы всякими микробами... А у тебя ничего нового?
     Бэррон покачал головой. Для лунянина он был сложен очень плотно. Привычка постоянно щуриться придавала хмурое, почти угрюмое выражение его лицу. А если бы не это, подумала Селена, оно было бы очень красиво. Он сказал:
     - Да ничего особенного. Мы по-прежнему ждем смены представителя. Прежде всего надо посмотреть, что такое этот Готтштейн.
     - А он может помешать?
     - Не больше, чем нам мешают сейчас. В конце-то концов, что они могут сделать? Подослать шпиона? Но как земляшку ни переодевай, за лунянина он сойти не сможет! - Тем не менее в его голосе слышалась тревога.
     Селена внимательно смотрела на него, со вкусом прихлебывая кофе.
     - Но ведь и лунянин внутренне может быть вполне убежденным земляшкой.
     - Конечно, но как их узнаешь? Иногда мне кажется, что я не могу доверять даже... Ну, да ладно. Я трачу уйму времени на мой синхрофазотронный проект и ничего не могу добиться. Все время что-то оказывается более срочным.
     - Возможно, они тебе попросту не доверяют, да и неудивительно! Вольно же тебе расхаживать с видом заядлого заговорщика!
     - Ничего подобного! Я бы с величайшим восторгом раз и навсегда ушел из синхрофазотронного комплекса, но тогда они и правда встревожатся... Если ты растратила свою водную квоту, Селена, о второй чашке кофе, наверное, не стоит и думать?
     - Да, не стоит. Но если уж на то пошло, то ведь ты усердно помогал мне транжирить воду. На прошлой неделе ты дважды принимал у меня душ.

/ Полные произведения / Азимов А. / Сами боги

Смотрите также по произведению "Сами боги":

• Краткое содержание