• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Верн Ж. / Путешествие и приключения капитана Гаттераса

Путешествие и приключения капитана Гаттераса [23/26]

Скачать полное произведение

    Двадцать девятого числа Бэлл убил песца, а Альтамонту удалось застрелить довольно крупного мускусного быка; при этом товарищи лишний раз убедились в его бесстрашии и ловкости. Действительно, Альтамонт был замечательным охотником, и Клоубонни, понимавший толк в этом деле, восхищался его искусством. Тушу быка разрубили на куски, и путники получили запас свежей пищи.
     Путешественники всякий раз были рады случаю вкусно пообедать; даже самые умеренные из них не без удовольствия смотрели на свежее мясо. Да и сам доктор порой смеялся над собой, поймав себя на том, что чересчур уж радуется лакомому кусочку.
     - Нечего церемониться, ешьте в свое удовольствие, - приговаривал он, - в полярных экспедициях приходится ценить хороший обед.
     - Особенно, когда он зависит от более или менее удачного выстрела, - заметил Джонсон.
     - Вы правы, старина. Зная, что суп регулярно готовится на кухне, человек не думает о еде.
     Тридцатого числа, вопреки всем ожиданиям, характер местности резко изменился; казалось, поверхность земли была изломана вулканическими силами. Насколько хватал глаз, виднелись утесы и пики, достигавшие значительной высоты.
     Поднялся сильный юго-восточный ветер, который перешел в настоящий ураган. Он с ревом проносился среди скал, увенчанных снегом, среди ледяных гор, которые хотя и стояли на земле, но имели вид торосов и айсбергов. Даже доктору, который умел объяснить все на свете, было непонятно, как эти скалы очутились на высоком плоскогорье.
     После бури наступила теплая влажная погода. Началась настоящая оттепель; со всех сторон раздавался треск льдов, сливавшийся с грозным грохотом падавших лавин.
     Путешественники старались не подходить близко к холмам и говорили вполголоса, потому что громкий звук, приведя в сотрясение воздух, мог вызвать катастрофу. Нередко им приходилось наблюдать страшные обвалы, которые было невозможно предвидеть. Полярные лавины отличаются от лавин Норвегии и Швейцарии своей внезапностью. В горах Европы начало лавине дает небольшой снежный ком, который, катясь по склону, захватывает на своем пути снег, постоянно увеличивается в объеме и несется все с большей быстротой, ломая деревья и сметая целые селенья. Но, во всяком случае, падение его происходит в какой-то промежуток времени, и от лавины можно спастись. Иначе обстоит дело в арктических странах. Глыбы льда низвергаются там мгновенно, с быстротой молнии, и человек, заметивший, что глыба льда покачнулась в его сторону, неминуемо погибнет под грудой обломков. Лавина не уступает быстротой снаряду, а разрушительным действием - молнии. Оторвавшись от вершины, глыба летит вниз и все сокрушает. Падение лавины сопровождается оглушительным грохотом; эхо далеко разносит по горам и долинам зловещие раскаты. По временам на глазах изумленных путников происходили удивительные превращения; на месте гор после внезапной оттепели появлялись равнины; дождевая вода просачивалась в расщелины глыб, за ночь замерзала и, расширяясь, раскалывала льдины на куски; процесс разрушения происходил с поразительной быстротой.
     Путешественники были все время начеку и благополучно миновали опасные места. Но вот местность снова изменилась, крутые хребты, уступы, пики и ледяные холмы остались позади. 3 июля путешественники очутились на равнине, где дорога стала гораздо легче. Тут их поразил новый неожиданный феномен, который долгое время был предметом исследований ученых Нового и Старого Света. Отряд продвигался вдоль цепи холмов, высотою не более пятидесяти футов. По-видимому, гряда эта тянулась на несколько миль, причем восточный ее склон был покрыт ярко-красным снегом.
     У путешественников вырвались возгласы удивления; в первый момент этот багровый снежный покров произвел на них жуткое впечатление. Доктор поспешил успокоить своих товарищей. Ему были известны свойства красного снега по трудам де Кандоля, Уоллестона и Бауэра. Он рассказал, что красный снег встречается не только в арктических странах, но и в Швейцарии, в Альпах. Соссюр собрал довольно много такого снега в 1760 году, а впоследствии капитан Росс, Сабин и другие мореплаватели привозили красный снег из полярных экспедиций.
     Альтамонт стал расспрашивать доктора об этом необыкновенном веществе, и Клоубонни сказал ему, что красный цвет снега объясняется присутствием в нем микроорганизмов. Химики долгое время задавались вопросом, какого происхождения эти организмы, растительного или животного, и, наконец, пришли к убеждению, что они принадлежат к семейству микроскопических грибков вида Uredo, почему Бауэр и предложил дать им название Uredo nivalis.
     Разгребая снег окованной железом палкой, доктор показал товарищам, что красный слой имеет толщину в девять футов, а затем предложил им подсчитать, сколько грибков приходится на квадратную милю, если, как вычислили ученые, в одном квадратном сантиметре их около сорока трех тысяч.
     Красный снег, судя по расположению слоев на склоне холма, образовался много лет назад; грибок не погибает при таянии снегов, и цвет его не меняется.
     Феномен этот, хотя и объяснимый, тем не менее казался очень странным. Красный цвет мало распространен в природе. Отражение солнечных лучей от багровой снежной пелены создавало причудливые световые эффекты и придавало окрестным предметам, скалам, животным и людям огненный оттенок, точно они освещались ярким пламенем. Когда этот снег таял, то казалось, что кровавые ручьи текут у ног путников.
     Доктор в первый раз увидел это вещество на Багровых скалах в Баффиновом заливе, в тот раз он не имел возможности его достать, а теперь набрал несколько бутылок красного снега.
     Через три часа путешественники миновали это "поле крови", как его назвал доктор, и далее местность приняла обычный характер. 20. СЛЕДЫ НА СНЕГУ
     Четвертого июля весь день стоял густой туман. Отряд с великим трудом придерживался прямого направления на север, и дорогу ежеминутно приходилось определять по компасу. К счастью, во время тумана не произошло никакой беды, только Бэлл лишился своих лыж, изломав их о выступ скалы.
     - Ей-богу, - сказал Джонсон, - я думал, что нигде на свете нет таких туманов, как у нас на Темзе и на Мерсей. Теперь я вижу, что ошибся.
     - Что ж, давайте зажжем факелы, как это делают в Лондоне или в Ливерпуле, - предложил Бэлл.
     - А почему бы и нет? - воскликнул доктор. - Прекрасная мысль! Правда, факелы не очень-то осветят нам дорогу, но зато будешь видеть того, кто идет перед тобой, и легче будет держаться прямого направления.
     - Но где же взять факелы? - спросил Бэлл.
     - Намочите паклю спиртом, намотайте на палку - вот вам и факел.
     - Здорово! - воскликнул Джонсон. - Мы их живо соорудим.
     Четверть часа спустя отряд уверенно продвигался в сырой мгле при свете факелов.
     Но если путешественникам удавалось придерживаться прямого направления, то шли они все так же медленно. Туман рассеялся только шестого июля. Земля охладилась, и резким порывом северного ветра туман разнесло, как лоскутья изорванной ткани.
     Клоубонни немедленно определил местонахождение отряда; оказалось, путешественники в среднем проходили по восьми миль в день.
     Шестого числа, чтобы наверстать потерянное время, тронулись в путь очень рано. Альтамонт и Бэлл шли впереди, тщательно осматривая почву, и нередко вспугивали дичь. Дэк бежал перед ними. Погода, как всегда, непостоянная, скоро переменилась, стала ясной и сухой. Хотя шедшие впереди находились в двух милях от саней, от доктора не ускользало ни одно их движение.
     Вдруг он с удивлением заметил, что они остановились; весь их вид выражал недоумение. Они пристально во что-то вглядывались.
     Вот они наклонились к земле, стали что-то внимательно рассматривать, потом снова выпрямились. Казалось, Бэлл собирался идти дальше, но Альтамонт удержал его за руку.
     - Что это они делают? - спросил доктор Джонсона.
     - Я все глаза проглядел, доктор, - отвечал старый моряк, - но никак не пойму, в чем дело.
     - Должно быть, они увидали следы зверей, - высказал предположение Гаттерас.
     - Не может этого быть! - заявил Клоубонни.
     - Почему?
     - Потому что в таком случае Дэк непременно бы залаял.
     - Однако они разглядывают какие-то следы.
     - Пойдем поскорее к ним и посмотрим, в чем дело, - сказал Гаттерас.
     Джонсон прикрикнул на упряжных собак, и они ускорили бег.
     Через двадцать минут Гаттерас, доктор и Джонсон нагнали Бэлла и Альтамонта и, в свою очередь, пришли в изумление.
     На снегу виднелись отчетливые человеческие следы, они были совершенно свежие, точно люди проходили здесь только накануне.
     - Это эскимосы, - сказал Гаттерас.
     - Да, - ответил Клоубонни, - вот и следы их лыж.
     - Вы так думаете? - спросил Альтамонт.
     - Ну конечно.
     - Ну, а это что такое? - И американец указал на следы совсем другого характера.
     - Вот эти следы?
     - Ну да, что же, по-вашему, это тоже следы эскимосов?
     Доктор стал пристально всматриваться, он просто не верил своим глазам. Европейский башмак четко отпечатался на снегу - и гвозди, и подошва, и каблук.
     - Европейцы - здесь! - вырвалось у Гаттераса.
     - Ясно, как день, - сказал Джонсон.
     - Это до того невероятно, - заявил Клоубонни, - что прежде, чем делать Какие-нибудь предположения, надо как следует рассмотреть эти следы.
     Доктор снова и снова всматривался в следы и должен был признать, что они весьма странного происхождения.
     Герой Даниэля Дефо, наверное, был так же потрясен, увидав отпечаток человеческой ноги на песчаном побережье своего острова. Но если Робинзон при этом испугался, то Гаттерас почувствовал острую досаду. И в самом деле: европеец так близко от полюса!
     Отряд двинулся вперед, чтобы осмотреть эти следы; они тянулись на протяжении четверти мили, перепутываясь со следами лыж и мокасинов, затем поворачивали к западу.
     Дойдя до этого места, путешественники остановились, раздумывая, стоит ли дальше идти по следам.
     - Нет, - сказал Гаттерас. - Пойдем...
     Его прервало восклицание доктора, который подобрал на снегу предмет, который сам говорил за себя. Это был объектив карманной подзорной трубы.
     - Теперь, - сказал Клоубонни, - уже нельзя сомневаться, что здесь проходили какие-то путешественники.
     - Вперед! - воскликнул Гаттерас.
     Он сказал это с таким жаром, что все немедленно последовали за ним. Остановившиеся было сани снова тронулись в путь.
     Каждый внимательно осматривал горизонт, за исключением Гаттераса, который задыхался от гнева и ничего не видел перед собой. Пришлось принять предосторожности на случай встречи с отрядом неизвестных путешественников. Какое ужасное невезение: их умудрились обогнать на еще не исследованном пути! Правда, доктор не поддался гневу, как Гаттерас, но все же, несмотря на всю свою философию, он испытывал некоторую досаду; Альтамонт тоже был крепко раздосадован, а Бэлл и Джонсон угрюмо ворчали себе под нос.
     - Что делать! Надо покориться судьбе, - вымолвил, наконец, Клоубонни.
     - Признаюсь, - пробормотал Джонсон так тихо, что его не мог слышать Альтамонт, - прогуляться до полюса и найти место занятым...
     - Да, - ответил Бэлл, - теперь уже в этом не приходится сомневаться.
     - Увы! это так, - сказал доктор. - Как я ни ломаю голову, как ни стараюсь убедить себя, что это невероятно, невозможно, но в конце концов приходится признать факс. Ведь не сам же башмак оттиснулся на снегу. Он был на ноге, а нога прикреплена к человеческому туловищу. Эскимосы - это бы еще куда ни шло, но европейцы!..
     - В самом деле, - ответил Джонсон, - если все постели в гостинице на краю света окажутся занятыми, - вот будет обидно!
     - До смерти обидно, - согласился Альтамонт.
     - А впрочем, еще посмотрим, - добавил Клоубонни.
     И отряд тронулся в путь.
     За этот день им больше не встретилось никаких следов пребывания других путешественников в этой области Новой Америки. К вечеру сделали привал.
     Поднялся сильный северный ветер, и для палатки пришлось искать безопасное место в глубине оврага. Надвигалось ненастье. Длинные вереницы облаков с головокружительной быстротой неслись низко над землей; глаз с трудом мог следить за их бешеным полетом. По временам клочья облаков задевали за скалы; палатка еле держалась под натиском урагана.
     - Ночь, видать, будет скверная, - сказал после ужина Джонсон.
     - Правда, не холодная, зато бурная, - добавил доктор. - Надо как следует укрепить палатку камнями.
     - Правильно, доктор. Если ее снесет ураганом, то нам, пожалуй, не поймать беглянку.
     Палатку укрепили как можно прочнее, после чего утомленные путешественники расположились на ночлег.
     Однако им так и не удалось уснуть. Разыгралась буря; с бешеной яростью неслась она с юга на север. Облака летели над равниной, как клубы пара из лопнувшего котла. Лавины под порывами урагана скатывались в овраги, эхо глухими перекатами вторило их грохоту. Казалось, разыгрывалась неистовая битва воздуха с водой - этих грозных в своем гневе стихий; недоставало только огня.
     Настороженный слух улавливал в хаосе звуков особого рода шум; это не был грохот падающих тяжелых масс, но скорее треск ломающихся тел. Среди грохота и воя бури можно было ясно различить четкий, звонкий треск, похожий на треск лопающейся стали.
     Грохот легко можно было объяснить падением лавин; но доктор решительно не знал, чему приписать этот странный треск.
     Пользуясь мгновениями жуткого затишья, когда ураган, казалось, переводил дух, чтобы разразиться с еще большей силой, путешественники обменивались догадками.
     - Такой грохот обыкновенно производят айсберги, сталкиваясь с ледяными полями, - сказал доктор.
     - Да, - ответил Альтамонт. - Можно подумать, что лопается земная кора. Слышите?
     - Если бы мы находились невдалеке от моря, - сказал Клоубонни, - я подумал бы, что тронулся лед.
     - В самом деле, - ответил Джонсон, - иначе и не объяснишь этот треск.
     - Неужели же мы подошли к морю? - воскликнул Гаттерас.
     - Это вполне возможно, - ответил доктор. - Слушайте, - прибавил он, когда раздался оглушительный треск, - разве это вам не напоминает грохот сталкивающихся льдин? Весьма вероятно, что мы совсем близко от океана.
     - Если так, - заявил Гаттерас, - то я готов хоть сейчас пуститься на разведку по ледяным полям.
     - Что вы! - воскликнул доктор. - Да ведь буря их наверняка изломает. Посмотрим, что будет завтра. Во всяком случае, я от души жалею тех, "то путешествует в такую ночь.
     Ураган длился десять часов без перерыва, и приютившиеся в палатке путешественники в сильной тревоге не могли ни на минуту уснуть.
     Действительно, в их положении всякое происшествие, будь то буря или обвал, грозило задержкой, которая могла иметь серьезные последствия. Доктору очень хотелось посмотреть, что делается снаружи, но как выйти на такой свирепый ветер?
     К счастью, на рассвете буря улеглась. Наконец, можно было выйти из палатки, которая отлично выдержала ураган. Невдалеке находился холм высотою около трехсот футов, и доктор, Гаттерас и Джонсон без труда поднялись на его вершину.
     Местность преобразилась до неузнаваемости: крутые скалы, острые хребты, взлетающие к небу пики. Снега не осталось и в помине. Буря прогнала зиму, и внезапно наступило лето. Снег словно острым ножом счистило с поверхности земли, и она предстала во всей своей первобытной наготе.
     Гаттерас пристально смотрел на север. Завеса темных паров скрывала горизонт.
     - Весьма вероятно, что эти пары поднимаются над океаном, - сказал доктор.
     - Вы правы, - ответил Гаттерас, - там непременно должно находиться море.
     - Такие тучи бывают как раз над свободным морем, - мы называем этот цвет морским отсветом, - сказал Джонсон.
     - Вот именно, - подтвердил Клоубонни.
     - Идемте же к саням! - воскликнул Гаттерас. - Надо скорей добраться до этого неизвестного океана.
     - Я вижу, вы счастливы, Гаттерас! - сказал доктор.
     - Еще бы, - восторженно ответил капитан, - мы скоро будем у полюса! А вы сами, доктор, разве не довольны?
     - Я-то всегда доволен, особенно когда вижу других счастливыми.
     Трое англичан вернулись в лощину, наладили сани в сняли палатку. Отряд тронулся в путь. Все со страхом искали вчерашних следов, но до конца пути они не встретили ни следов чужестранцев, ни следов туземцев.
     Через три часа они вышли на берег моря.
     - Море! море! - в один голос крикнули путешественники.
     - И к тому же - свободное море! - добавил капитан.
     Было десять часов утра.
     Ураган очистил полярный бассейн; разбитые, разметанные льдины неслись во все стороны; крупные айсберги только что "снялись с якоря", по выражению моряков, и плыли в открытое море. Ночью ветер с яростью обрушился на ледяные поля. Осколки льда, пена и ледяная пыль покрывали окрестные скалы. Кое-где виднелись остатки ледяного припая. На скалах, выступавших из пены прибоя, широкими полосами расстилались морские водоросли и виднелись пятна бесцветного мха.
     Океан простирался на необозримое пространство; на горизонте не видно было ни островов, ни побережья материка.
     На востоке и на западе два мыса пологими склонами спускались в океан; волны с шумом разбивались о скалы, и легкая пена белыми хлопьями разлеталась по ветру. Таким образом, материк Новой Америки заканчивался плавными, спокойными склонами, образуя широкий, залив, открытый рейд, замкнутый двумя мысами. Посреди залива, за выступом скалы находилась небольшая естественная бухта, защищенная с трех сторон; она была образована устьем довольно широкого ручья, который во время таяния льдов нес весенние воды в океан; сейчас это был бурный поток.
     Внимательно осмотрев берега, Гаттерас решил в тот же день начать приготовления к отплытию, спустить на воду шлюпку и разобрать сани, которые могли пригодиться для будущих походов.
     На это ушел весь остаток дня. Разбили палатку, и после сытного обеда работа закипела. Между тем доктор, захватив инструменты, отправился наносить на карту местонахождение отряда и делать гидрографическую съемку бухты.
     Гаттерас торопил с работами; ему хотелось поскорей покинуть сушу и отплыть раньше отряда неизвестных путешественников, которые могли бы прибыть на взморье.
     К пяти часам вечера Джонсон и Бэлл закончили работу. В маленьком порту грациозно покачивалась шлюпка со спущенным кливером и фоком, взятым на гитовы. На нее погрузили сани и провиант; на другой день оставалось только перенести палатку и лагерные принадлежности.
     К возвращению доктора все приготовления были уже закончены. При виде защищенной от ветров шлюпки ему пришло в голову дать название маленькой бухте, и он предложил окрестить ее именем Альтамонта.
     Это не встретило возражений.
     Итак, бухта была торжественно названа портом Альтамонта.
     По вычислению доктора, порт находился под 87ь5' широты и 118ь35' долготы по Гринвичскому меридиану, следовательно, менее чем в трех градусах от полюса. От бухты Виктории до порта Альтамонта путешественника прошли двести миль. 21. СВОБОДНОЕ МОРЕ
     На другой день с раннего утра Джонсон и Бэлл стали грузить на шлюпку лагерные принадлежности. К восьми часам все было готово к отплытию. Но тут доктор вспомнил о путешественниках, это обстоятельство не переставало его тревожить.
     Уж не собирались ли эти люди подняться к полюсу? Есть ли у них судно, чтобы выйти в полярное море? Не придется ли еще раз встретить их на своем пути?
     Уже три дня не попадалось их следов. Во всяком случае, незнакомцам едва ли удалось добраться до порта Альтамонта. По-видимому, на этих берегах еще не ступала нога человека.
     Эти мысли не выходили у него из головы, и Клоубонни решил в последний раз осмотреть местность, для чего и поднялся на холм высотой около ста футов. Оттуда он мог оглядеть всю южную часть горизонта.
     Достигнув вершины холма, доктор поднес к глазам подзорную трубу. Каково же было его удивление, когда он решительно ничего не увидел не только вдали, на равнине, но даже в нескольких шагах. Это его озадачило: он снова взглянул в трубу и затем осмотрел инструмент... В трубе не оказалось объектива.
     - Объектив! - воскликнул доктор.
     Легко догадаться, какая мысль осенила Клоубонни. Он громко закричал, чтобы его услыхали товарищи, которые не на шутку встревожились при виде ученого, со всех ног сбегавшего с холма.
     - Что там еще стряслось? - спросил Джонсон.
     Запыхавшийся доктор долго не мог вымолвить ни слова; наконец, он произнес:
     - Следы... там... Отряд!..
     - Что такое? - взволнованно спросил Гаттерас. - Вы видели путешественников?
     - Нет! нет... - отвечал доктор. - Объектив... объектив... мой объектив.
     И он показал свой инструмент.
     - Так, значит, вы его потеряли! - воскликнул Альтамонт.
     - Да.
     - В таком случае, эти следы...
     - Наши собственные, друзья мои! - воскликнул Клоубонни. - Мы заблудились в тумане. Мы кружились по сторонам и, наконец, набрели на собственные следы.
     - Ну, а следы башмака? - спросил Гаттерас.
     - Это следы Бэлла, который сломал свои лыжи и весь день шел по снегу в башмаках.
     - Совершенно верно, - откликнулся Бэлл.
     Ошибка была до того очевидна, что все разразились громким хохотом, за исключением Гаттераса, который, однако, не меньше других был доволен этим открытием.
     - Вот так штука! - оказал доктор, когда смолк взрыв веселья. - Каких только предположений мы не строили! Люди на этом берегу. Еще чего не хватало! Надо думать прежде, чем говорить! Но теперь нам нечего опасаться, остается одно - поскорей отплыть.
     - В путь! - сказал Гаттерас.
     Через четверть часа каждый занял свое место на шлюпке; поставили фок и кливер, и она быстро вышла из порта Альтамонта.
     Морское путешествие началось в среду, десятого июля. Мореплаватели находились очень недалеко от полюса, всего в каких-нибудь ста семидесяти пяти милях. Если бы в этой части земного шара был материк, то плавание продолжалось бы очень недолго.
     Дул слабый, но попутный ветер. Термометр показывал +50ьF (+10ьС). Настала теплая погода.
     Шлюпка ничуть не пострадала от перевозки на санях; она была в полной исправности, и управлять ею было нетрудно. Джонсон сел у руля, а доктор, Бэлл и Альтамонт поудобнее устроились между вещами, часть которых находилась на палубе, а другая под палубой.
     Стоявший на носу Гаттерас пристально смотрел в одну точку на север, куда его влекло с непреодолимою силой, точно стрелку к магнитному полюсу. В случае открытия какого-нибудь материка Гаттерас хотел увидеть его первым. Эта честь принадлежала ему по праву.
     Он заметил, что на поверхности полярного океана ходят короткие волны, как во внутренних морях. По его мнению, это обстоятельство указывало на близость берегов; доктор разделял мнение Гаттераса.
     Нетрудно догадаться, почему Гаттерас так страстно хотел найти сушу у Северного полюса. Какое жестокое разочарование испытал бы капитан, если бы там, где он мечтал увидеть хоть клочок земли, расстилался безбрежный простор океана! И в самом деле, разве можно дать какое-то особое название точке среди вечно меняющейся зыби? Разве можно водрузить национальный флаг среди морских волн? И разве можно именем ее величества королевы вступить во владение частью океана?
     Неподвижно устремив взгляд вдаль, с компасом в руке, Гаттерас пожирал глазами север.
     Безграничный полярный бассейн простирался до самого горизонта, незаметно сливаясь с безоблачным небом. Ледяные горы, плывшие по морю, казалось, уступали дорогу отважным мореплавателям.
     Эта часть океана носила весьма своеобразный характер. Но, может быть, такое впечатление она производила на путешественников, до крайности взволнованных и возбужденных? Трудно что-нибудь утверждать. Однако в своих ежедневных записях доктор отметил необычный вид океана, подтверждая то же, что в свое время говорил Пенни, по словам которого, эти воды "представляют поразительную картину моря, населенного миллионами живых существ".
     Водяная пелена нежных лазоревых оттенков была чрезвычайно прозрачна, позволяя взгляду проникать до самого дна. Создавалось впечатление, что полярный бассейн освещался снизу, подобно колоссальному аквариуму; по всей вероятности, здесь играли роль какие-то электрические процессы, происходившие в глубине моря. Шлюпка, казалось, повисла над бездонной пучиной.
     Над поверхностью этих изумительных вод носились бесчисленные стаи птиц, похожие на темные грозовые тучи. Здесь были перелетные береговые и водоплавающие птицы, представители великого семейства водяных птиц, начиная с альбатросов, обитателей южных стран, и кончая пингвинами арктических морей, - но все они были гигантских размеров. Над морем стоял несмолкаемый оглушительный гомон. Глядя на них, доктор должен был признать себя невеждой в орнитологии; он не знал названий многих диковинных птиц, и ему то и дело приходилось наклонять голову, когда они стремительно проносились над ним, со свистом рассекая крыльями воздух.
     У некоторых из этих воздушных чудовищ размах крыльев достигал двадцати футов; проносясь над шлюпкой, птицы совершенно закрывали ее. Здесь были целые легионы пернатых, названия которых еще не были занесены на страницы лондонского орнитологического указателя.
     Ошеломленный, растерявшийся доктор при всей своей учености окончательно стал в тупик.
     Когда взгляд его, отрываясь от созерцания чудес воздушного простора, скользил по спокойной поверхности океана, он встречал чудеса морского мира, между прочим, медуз чуть не тридцати футов шириной. Они служили основной пищей обитателям воздуха и плавали, как настоящие островки среди гигантских водорослей. Как это было поразительно! Какая разница между этими медузами и теми, микроскопическими, которые наблюдал Скорсби в гренландских морях! По подсчетам этого мореплавателя, на двух квадратных милях морской поверхности число таких медуз достигает двадцати трех триллионов восьмисот восьмидесяти восьми биллионов миллиардов.
     Но когда взгляд проникал за пределы водной пелены, перед ним открывалась не менее чудесная картина: вокруг лодки кишели мириады рыб всевозможных пород. Они то быстро погружались в глубину, постепенно уменьшаясь в размерах, и, наконец, совсем исчезали, как волшебные тени, то покидали пучины океана и, мало-помалу увеличиваясь, поднимались на поверхность. Морские чудовища, по-видимому, ничуть не пугались шлюпки и не раз мимоходом задевали ее своими огромными плавниками. Профессиональные китобои не без оснований пришли бы в ужас, но наши путешественники даже не подозревали грозившей им опасности, хотя иные из этих обитателей моря достигали грандиозных размеров.
     Молодые морские коровы безмятежно резвились, играя в волнах; похожий на сказочного единорога, нарвал, вооруженный длинным, заостренным клыком, которым он разламывает лед, преследовал мелких китообразных; бесчисленное множество китов с характерным свистом выбрасывали фонтаны воды и слизи; гренландский кит, с сильно развитым хвостом и широкими хвостовыми плавниками, на ходу пожирал не менее проворных, чем он, треску и макрель, между тем как ленивая белуха спокойно поглощала таких же медлительных и беспечных моллюсков.
     Еще глубже остроносые киты-полосатики, длинные черные гренландские анарнаки, гигантские кашалоты, распространенные во всех морях, плавали среди скопищ серой амбры. В глубине иногда происходили чудовищные бои, от которых океан обагрялся кровью на несколько миль. Цилиндрические "галеры", огромный лабрадорский тегузик, дельфины со спинным плавником в виде сабельного клинка, все семейство моржей и тюленей, морские собаки, морские коньки, морские медведи, львы и слоны, казалось, паслись на влажных пастбищах океана, и изумленный доктор так же легко наблюдал эти несметные стада морских тварей, как если бы смотрел на ракообразных и рыб сквозь зеркальные стекла бассейна в зоологическом саду.
     Какая красота, какое разнообразие, какая неистощимая производительность природы! Как удивительно было видеть все это так близко от полюса!
     Атмосфера становилась неестественно прозрачной и, казалось, была перенасыщена кислородом. Мореплаватели с наслаждением вдыхали живительный воздух.
     В организме их происходило усиленное сгорание, которое трудно даже себе представить. Все процессы, начиная с психических и кончая пищеварением и дыханием, совершались с какой-то нечеловеческой быстротой и интенсивностью. Зародившиеся в мозгу идеи принимали грандиозный масштаб; за один час мореплаватели переживали то, что им бы не пережить за целый день.
     Среди всех этих чудес шлюпка спокойно плыла под умеренным ветром, который по временам громадные альбатросы усиливали взмахами своих крыльев.
     К вечеру потеряли из виду берега Новой Америки. В умеренном и экваториальном поясах уже настала ночь, но здесь солнце, все расширявшее свои круги, описывало на небосклоне круг, параллельный горизонту океана. Шлюпка, освещаемая косыми лучами, все время оставалась в полосе света, перемещавшейся вместе с ней.
     Однако живые существа гиперборейских стран почуяли приближение вечера, как если бы дневное светило уже скрылось за горизонтом. Птицы, рыбы и киты исчезли. Куда же они скрылись? В какие бездны неба и океана? Кто бы мог сказать? Их крики и свист, мелькание морских чудовищ, бороздивших волны, сменилось безмолвием и неподвижностью; волны замерли в едва заметной зыби, ночь вступила в свои права, несмотря на яркие лучи солнца.

/ Полные произведения / Верн Ж. / Путешествие и приключения капитана Гаттераса