• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Эртель А.И. / Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

Гарденины, их дворня, приверженцы и враги [11/39]

Скачать полное произведение

    Авось, бог даст, справимся. Все равно - ты уйдешь, мне тут не жить... загают, запрягут в работу - доймут!
     - Теперь пот какое дело, - сказал Андрон, - надо будет стариков попоить Гараська с отцом, знаю, и без РОДки потянет на нашу руку... Ну, батюшка тесть... Ну, ежели положить Нечаева Сидора - он за сестру, за Василису, здорово серчает на родителя. А тех беспременно надо попоить. У тебя есть деньги-то?
     Авдотья потупилась.
     - Какие же у меня деньги, Андрон Веденеич? Разве что за ярлыки?.. Ярлыков-то, гляди, целковых на шесть наберется, да вот когда по ним расчет? Да ты, никак, был ономнись навеселе, говорил, от продажного овса...
     - Тсс! - цыкнул на нее Андрон и боязливо посмотрел, нет ли кого около клети. - Мало ли что во хмелю нахвастаешь! Ты вот что, девка, не сходить ли тебе ноне в контору, не попросить ли расчету по ярлыкам? Ну, скажешь, нужда, то да сё, авось разочтут. А то и такое еще дело: завозимся мы с родителем, нажалуется он управителю, гляди, и совсем пропадут твои ярлыки. Им ведь, чертям, это ничего не стоит.
     - Я схожу... Я, пожалуй, схожу, Андрон Веденеич.
     Только я вперед тебе говорю: напраслину не возводи.
     Я тебе чем хошь поклянусь... Лопни мои глаза... разрази мне утробу... чтоб мне ни дна ни покрышки не было, ежели я пред тобой виновата. Чья душа чесноку не ела, та не воняет, Андрон Веденеич.
     - Ну, да ладно, ладно. Смерть я не люблю, как ты почнешь языком петли закидывать!
     Заскрипели ворота, пришел младший брат Никита (еще холостой), пригнал телят.
     - Невестка, Авдотья!.. А, невестка! - закричал он. - Иди телят поить! - и подошел к клети. - Аль приехал, - сказал он Андрону, - косы купил? Ну-кась, покажи.
     Андрон лениво поднялся с места.
     - Одноё купил, - сказал он, почесываясь.
     - Что так?
     - Да чего зря тратиться? Старые послужат.
     - Ну, малый, смотри, кабы тебя батя-то того... вожжами! - Никитка присел на порог клети, оглянулся туда и сюда и закурил трубку. Авдотья пошла выносить пойло телятам... - Ты бы, брат, уладил как-нибудь насчет бабы, - сказал Никитка, - давеча сцепились с Василисой - стыда головушке! Неладно эдак-то. И Акульку попрекает и твою. Да и взаправду, какую моду обдумали: только из нашего двора и гоняют управителю полы мыть. Кому не доведись - нехорошо. Чать, я жених. Намедни на улице ввернул было словечко Груньке Нечаевой, а она, сволочь, как меня ошарашила: я, говорит, полы мыть не горазда, у нас - земляные. Стыдобушка!
     - Ведь при тебе говорил батюшке, аль не помнишь, что было...
     Никитка вздохнул и сказал сквозь зубы:
     - Н-да, нравный старик, - и, помолчавши, сказал: - Меня давеча ни за что ни про что за виски оттрепал. Посыкнулся я было про шапку ему сказать, про крымскую. [Посыкнулся - возымел намерение; крымская шапка - шапка из сизого курпяка. (Прим. А. И. Эртеля.)] Ну, сам посуди: собирается женить, а у меня крымской шапки нету. Где это видано? Ну, я и скажи. Чем бы, мол, Акулине новый полушубок справлять, ты бы мне крымскую шапку купил. Авось от двух целковых не пойдешь по миру... Только всего и слов моих было. Как он вцепится в виски... да ведь что - насилу отодрался. Эка, подумаешь, счастье наше какое! Вон у Гараськи отец - пух! Иного и слова не подберешь, что пух. Чего Гараське захочется, то он и творит. А у нас поди-ка...
     - Что ж Агафон-то не вступился?
     - Агафон-то? Я бы те рассказал об Агафоне, да не хочется... Агафон вилять мастер, вот что. Он тебе так запутает языком, того наплетет - и не разберешь: то ли направо клонит, то ли налево... Самый скрозьземельный человек.
     - Ты говоришь - шапку, - сказал Андрон и, выставив ногу, презрительно посмотрел на сапог, - вот четвертый год донашиваю... Сколько заплат! Сколько прорех на голенищах! Но у него на это один ответ - вожжи.
     Никитка промолчал, крепко затянулся и сплюнул сквозь зубы.
     - Ты вот что, Микитка, - вдруг решительным голосом выговорил Андрон, - я отделяться хочу. Берешь мою руку аль нет?
     Но не успел Никитка опомниться от этих неожиданно ошеломивших его слов, как скрипнула дверь с улицы и старческий голос Веденея задребезжал: "Приехал, что ль, Андронушка? Ну-кася, покажи, косы-то!" Никитка сунул трубку за голенище, вскочил, закричал на телят, побежал к Авдотье, стал помогать выносить пойло. Андрон для чего-то подтянул пояс, медлительно переступил через высокий порог клети, остановился, не подходя близко к старику, и сказал:
     - Косы я не купил.
     - Как так не купил?
     - Да так, не купил, и все тут. Старые хороши.
     - Э! Да ты, никак, налопался? Подь-ка сюды!
     - А чего я там позабыл? Коли есть что говорить, говори: я отсюда услышу.
     - Ах, идолов сын! Да ты что ж это задумал?.. - Тщедушный старичишка со всех ног бросился к Андрону. Но тот только того и ждал: он оборотился спиною к отцу и, громыхая сапожищами, мешкотно побежал в отворенные ворота на гумно. Старик позеленел от злости.-Подь, говорят, сюды! - кричал он. - Тебе говорят аль нет? - и оборотился к Никитке: - Ты чего зенки выпялил?.. Беги, волоки его сюды! - Никитка бросил выливать из лохани и с деловым видом отправился на гумно. Веденей накинулся на Авдотью: - Это ты, паскудница, подбила Андрошку?.. Это ты все смутьянишь, кобыла лупоглазая?..
     Говори, чего нашептала?.. Сейчас у меня говори!..
     - Чтой-то, батюшка!.. Да лопни мои глаза... да вывернись у меня утроба... да чтоб мне отца с матерью не видать...
     Никитка показался в воротах.
     - Разве с ним совладаешь? - сказал он, не подходя к отцу и почесывая в затылке. - Он уперся, его народом не стащишь с места, - и добавил, махнув рукою: - Э-эх, стыдобушка!
     - Ты что сказал? Ты что, щенок, сказал? - заголосил старик и заметался. - Да вы что ж это, душегубцы, задумали?.. Где у меня тут вожжи-то?.. Дунька! Подай вожжи из амбара... Ах, ах... чего это пес Агафошка запропастился!.. Веди, я тебе говорю! Силком тащи!.. Бей чем не попадя!..
     - Чего меня тащить, я и сам вот он, - сказал Андрон, показываясь в воротах. - Я тебе прямо, батюшка, говорю:
     Авдотья мыть полы не пойдет. Шабаш!
     Веденей взвизгнул и с вожжами в руках побежал к Андрону. Андрон опять поворотил спину и мешкотно загромыхал сапожищами по направлению к огородам. Никитка крякнул, еще раз почесал в затылке, насупился и стал загонять телят в закуту. "На всю деревню сраму наделаем, - прошептал он Авдотье, - какая теперь за меня пойдет?" Авдотья ничего не ответила; каждая жилка в ней дрожала; мигом она скользнула в клеть, схватила шушпан, схватила ярлыки, завязанные в уголке платка, и, не оборачиваясь на пронзительный Веденеев голос, перебежала сени, выскочила на улицу, потрусила рысцою на барский двор. Веденей возвращался с гумна сам не свой, - Андрона он, конечно, не догнал и кашлял, брызгался слюнями, с трудом переводил дыхание. Никитка пасмурно, исподлобья посмотрел на него, стоя у закуты. Старик так и взбеленился от этого взгляда. Он затопал ногами, закричал на Никитку: "Ты, щенок, заодно с Андрюшкой...
     Сговорились!.. Порешить меня хотите... кхи, кхи... Не биты... не драты на барской конюшне!.. Погоди, погоди...
     узнаешь ужо кузькину мать... кхи, кхи..- узнаешь!.. Дунька!.. Где Дунька? Нырнула, псица!.. Ахти, живорезы окаянные... кхи, кхи, кхи..." Он совсем закашлялся и присел на опрокинутую вверх дном лохань. В это время в воротах опять показался Андрон; лицо его было озлобленно и налито кровью. "Коли на то пошло - отделяй, - заорал он грубым голосом, - подавай мою часть! Не хочу с тобой жить... Достаточно на тебя хрип-то гнули... Отделяй!"
     Старик, как уязвленный, вскочил с лохани. Андрон снова застучал сапожищами, припускаясь бежать на огороды. Но с улицы послышались голоса, воротился из гостей Агафон с женой. Старик пошел к ним навстречу.
     "Бьют, Агафонушка, - зашамкал он плачущим голоском, - убить сговорились разбойники... Вдвоем, Агафонушка!.. - и вдруг мимоходом сшиб с Никитки шапку и ухватил его за волосы. - А!.. Убить-., родителя убить? - визжал он, мотая туда и сюда Никиткину голову. - Я тебе покажу!.. Я тебе задам... я тебе покажу!"
     Агафон остановился в дверях, раздвинул ноги и улыбался:
     он был навеселе. "Так его! Эдак его!.. - приговаривал он в лад с тем, как моталась Никиткина голова. - Как можно супротив родителя? Родитель, примерно, сказал - ты завсегда должен повиноваться. Эдак-то!.. Так-то!"
     Наконец Никитка вырвался, поднял шапку и заплакал.
     Андрон же тем временем пребывал у тестя и рассказывал охающей и негодующей Авдотьиной семье, как произошло дело.
     Вечером, сначала в Старостиной избе, а потом и на улице, на соблазн и потеху всей деревни случилась большая свара. Андрон требовал отдела, старик выгонял его вон и грозился отдать "за непокорство" в солдаты. Андронову руку держала Авдотьина родня: старик отец, брат Андрей. Они, впрочем, пока еще не особенно вступались и только осторожными, приличными словами урезонивали Веденея. Но Веденей окончательно впал в бешенство; он во что бы то ни стало хотел побить Андрона и так и ходил вокруг него, как разъяренный петух.
     Однако Андрон, стоя посреди избы и зуб-за-зуб выкладывая свои претензии, пристально следил за стариком и всякий раз успевал отводить его руки. Один только раз старику удалось прицелиться в Андронову бороду, подпрыгнуть и рвануть ее... Андрон ухватил отцовскую руку И внушительно закричал: "Не тронь, батька, отойди от греха!" Тем не менее в крючковатых пальцах Веденея очутился клок красно-рыжих Андроновых волос. Вид этих волос точно взорвал Авдотью. С бранью, с клятвами, с криком: "Чтой-то такое? Ты, старый пес, уж при людях лезешь драться?" - она вмешалась в ссору. И пошло! Агафонова жена заступилась за свекра. Авдотья накинулась на Агафонову жену. Кричали о полушубке, о каких-то поярках, о краснах, об управителе, о том, что свекор "подлаживается" к Акулине, об опоенной пестрой телушке, о подковке, потерянной в прошлом году Андроном... Ребята плакали, хватались за матерей.
     - Бей их, Агафошка! - голосил старик. - Колоти в заслонку, Акулька!.. Провожай со срамом на всю деревню!
     Напрасно в общем шуме раздавалось трезвенное слово Авдотьина отца: "Сват... а сват! Неладно. Уймись! Не гневайся. Брось, Дуняшка!.. Потише, Андрон!" - его никто не слушал.
     - Что ж, - проговорил Агафон на отцовские слова, - коли человек, например, стоит, отчего его и не побить?
     Кто чего стоит, тот стоит, - и хладнокровно, с обдуманным заранее намерением, опустил свой волосатый кулак прямо в лицо Андрону. Андрон отшатнулся, думал стерпеть, - ему ужасно не хотелось доводить дело до драки:
     он надеялся, если не будет драки, старики скорее станут на его сторону. Но в это время Авдотья завизжала и, как кошка, прыгнула на Агафона. Акулина сбила повойник с Авдотьи... Этого никак не мог стерпеть Андрон. Завязалась драка. Веденей бегал вокруг сцепившихся сыновей и снох и совал своим костлявым кулачишком то в Авдотью, то в Андрона. Авдотьин брат посмотрел, посмотрел - бросился и сам в драку. Все сплетенною грудой вывалились сначала в темные сени, потом на крыльцо, на улицу. Ребятишки давно уже смотрели в окна и оповестили на все концы, что у Старостиных драка. Теперь и взрослые сбежались на шум. Акулинина родня тотчас же вмешалась в дело; у Авдотьи, кроме брата Андрея, тоже нашлись заступники. Впрочем, драться скоро перестали, а стояли Друг против друга в разорванных рубахах, с синяками, с подтеками на лицах, с разбитыми в кровь носами, бабы с криво и наскоро повязанными повойниками, - стояли и размахивали руками, горланили, хватались "за-пельки", попрекали, ругали друг друга всяческими словами.
     Кругом стоял народ. Судили, делали шутливые замечания, пересмеивались. Можно было приметить, что глумились больше над старостою, чем над Андроном и Авдотьей: Веденея недолюбливали в деревне. Забравшись в самую тесноту толпы, стоял и Никитка. Девки смеялись ему: "Ты чего ж, Микитка, зеваешь? Вон брательнику твоему рожуто как искровянили!" - "Пущай, - говорил Никитка с видом постороннего человека, - мы эфтим делам не причастны".
     Поздно ночью Андрон с женою и парнишкой, захватив кое-какую худобишку - дерюги, зипуны, - ушел к тестю.
     VIII
     За чаем в доме Рукодеева. - Степной миллионер, исправник и Филипп Филиппыч Каптюжников. - Невинные беседы, в том числе - о государственном преступнике Мастакове, и как строится земская дорога. - "Постучим, господа!" - Явление Николая. - "Прибежище горьких дум". - Стуколка, Анна Евдокимовна, таинственные прогулки и скандал. - Исповедь. - Счастливый Николай и благополучный Федотка.
     В столовой дома, по убранству и расположению комнат схожего с господскими домами средней руки, сидели и пили утренний чай: Косьма Васильич Рукодеев; жена его - чопорная и некрасивая, с проницательным выражением в умных, узко прорезанных глазах; исправник из соседнего уезда, добродушный толстяк, низенький, коренастый, с брюшком, трясущимся от непрерывного смеха, и в расстегнутом мундире; молодой человек с прыщами на лице, с клочковатою рыженькою бородкой, сын небогатого помещика, и широкий в кости, обросший волосом арендатор с Графской степи, в поддевке и сапогах бураками. Наливала чай гувернантка - долгоносая, долголицая, мучнисто-белая особа с талией как у осы. Поближе к самовару сидели дети: три девочки и мальчик. Взрослые, кроме гувернантки, недавно встали, потому что вчера поздно легли: до четырех часов играли в стуколку. Говорили о Тьере, о казнях коммунаров, о том, что лен поднялся в цене, о том, как наживается подрядчик недавно начатой железной дороги и какая будет выгода земству, взявшему концессию на эту дорогу, а главным образом о том, как вчера ловко подвел Исай Исаич, арендатор, исправника, Сергея Сергеича. "Я вижу, у него, шельмы, туз и дама, - с оживлением рассказывал Косьма Васильич, - так сказать, по физиономии примечаю.
     Уж в этом случае я - Лафатер! И вдруг у тебя (к исправнику) король и валет, и ты ходишь с валета. Ну, думаю, сумеет ли Исай произвесть анализ? А Филипп Филиппыч (молодой человек с прыщами) сидит в трансе, трясется с своими козыришками. Бац! Исай выкладывает даму, и вам обоим ремиз". - "Ха, ха, ха! - раскатывался исправник, придерживая руками живот. - Именно - произвел анализ! Именно - химик Исай Исаич!" - "Хе, хе, хе|" - подвизгивал арендатор, плутовски подмигивая Сергею Сергеичу на молодого человека в прыщах. Тот хмурился и презрительно кривил губы: он проиграл тридцать два с полтиной и теперь притворялся, что подобный разговор его нимало не интересует. Хозяйка любезно обратилась к нему:
     - Вы, Филипп Филиппыч, вероятно, редко играете в стуколку? Вы очень горячитесь.
     - Странно было бы, Анна Евдокимовна, ежели бы я играл часто, - язвительно ответил молодой человек с прыщами, - я, кажется, приготовляюсь в университет.
     Эксплуатировать человечество посредством картежной игры, кажется, не входит в задачи высшего образования.
     - Ну, не знаю, во что оно там входит, но я отлично себя чувствую... Ха, ха, ха! - Исправник похлопал себя по карману.
     - Надо полагать, полусотенный билетик заработали, Сергей Сергеич? - умильно спросил Исай Исаич.
     - В деревне, голубчик Филипп Филиппыч, поневоле станешь играть, - как бы извиняясь за себя и за компанию, сказал Косьма Васильич, - конечно, я беру в рассуждение наши идеальные порядки. Позвольте узнать, как тут будешь служить прогрессу вот с этакими, так сказать, башибузуками? - Он шутливо ткнул в исправничий живот.
     Исправник так и покатился.
     - Ха, ха, ха!.. Именно - башибузуки: именно - ловко сказал! Я, батенька, сижу на днях в клубе, - пулька долго не собирается, - дай, думаю, посмотрю "Голос".
     У нас в полицейском управлении "Московские" получаются... Ну, батенька, я тебе скажу - пальчики расцеловал!
     Ах, разбойник, как он ловко подъехал под нашего брата.
     То есть с грязью смешал! Именно с грязью... Ха, ха, ха!
     - Как же вы... так критически относитесь к полицейскому институту, а сами носите эти эмблемы? - и молодой человек кивнул на золотые жгуты исправника. Но слова молодого человека уж были совершенно непереносны для толстяка: он затрясся, закашлялся, замахал рукою на молодого человека. Все поневоле расхохотались, и даже сам молодой человек не мог сдержать самодовольной и снисходительной улыбки.
     Отдохнув от смеха, Сергей Сергеич хлебнул из стакана и, наивно-хитрою улыбкой давая понять, что собирается уязвить молодого человека, сказал:
     - А что, Филипп Филиппыч, какие вы имеете доходы от вашего собственного труда?.. Никаких? Чем же, осмелюсь полюбопытствовать, живете? Папенькиным?.. А тем не менее презираете помещичий институт! Аи, аи, аи, как же это так?.. Нехорошо, нехорошо-с! - и вдруг покинул притворно-серьезный тон и с громким хохотом воскликнул: - Что, ловко, батенька, подъехал под вас? Уланом был-с, понимаю разведочную службу! Ха, ха, ха!..
     Молодой человек побагровел до самых волос.
     - Это, кажется, сюда не относится, Сергей Сергеич, - сказал он оскорбленным тоном, - это личности. И я удивляюсь, как вы позволяете себе...
     Исправник сконфуженно развел руками:
     - Ну, вот... ну, вот... и - личности, и пошел! Эдак, батенька, слова с вами сказать невозможно. Господа! Рассудите, пожалуйста, чем я мог оскорбить Филиппа Филиппыча?
     Косьма Васильич торопливо вмешался в разговор.
     - Ты всякого можешь оскорбить, Сергей Сергеич, - шутливо сказал он, - такие уж у тебя прерогативы.
     - Хе, хе, хе... руки за лопатки и марш без излишнего разговору, - вымолвил Исай Исаич с тою же целью переменить предмет беседы.
     - Именно - за лопатки, именно - без лишнего разговору, - повторил исправник, по привычке соглашаясь с тем, что казалось говорившему метким и остроумным, и с виноватым видом обратился к молодому человеку: - Нельзя-с, Филипп Филиппыч; живи не так, как хочется, а как судьба велит. А затем, смею доложить, всякое место можно облагородить. - Он с достоинством тряхнул своими жгутами. - Прежде взятки брали, а я уклоняюсь от этой мерзости; прежде дрались, а я же вот третий год исправником и, благодарю моего бога, ни разу рук не пачкал.
     Я, батенька, понимаю молодежь... во многом сочувствую, да! Был и сам молод, и всякие там идеи... с благодарностью вспоминаю, батенька! Но вот третий год исправником и горжусь, что облагородил. Это, осмелюсь вам доложить, прогресс!
     - Прогресс-то прогресс, - посмеиваясь и толкая под столом молодого человека, сказал Косьма Василович, - но ежели я, так сказать, распущу прокламацию насчет эдак социального переворота, ты ведь, пожалуй, не усумнишься в кутузку меня ввергнуть, а?
     - Ну, уж нельзя, батенька, - служба! И рад бы, да не могу! Тут, брат, инструкция, циркуляры, строгости...
     Тут именно ничего не поделаешь. Уж это извини. Скручу, ввергну, не посмотрю, что приятель. Я, батенька, присягу принимал. - Вдруг Сергею Сергеичу представилось что-то смешное, он опять развеселился и захохотал: - Знаете Мастакова? Ведь дурак? Уважаю наших помещиков, но про него всегда скажу, что дурак. Смотрю, что это мой помощник на себя не похож?.. Эдакую таинственность напустил, шепчется с приставом второго стана, в уезд зачем-то отпросился - пропадал три дня. Что, говорю, батенька, волнуетесь? Ну, наконец признался. Мастаков, изволите ли видеть, с мужиками там не ладит, вообще дурак, недоволен эмансипацией. Ну, и какие-то там глупости... При народе... дерзкие слова... одним словом, вздор! Он, говорит, нигилист, непременно надо, говорит, у него выемку сделать.
     Это у нас-то, в эдаком-то медвежьем углу нигилистов разыскал... ха, ха, ха! Ну, говорю, батенька, извините меня, но подите проспитесь - и, признаюсь, рассердился: если, говорю, вам угодно карьеру себе сделать, то это еще не причина ретрограда и дурака в государственного преступника превращать!
     Все смеялись, один только молодой человек с прыщами . хранил на своем лице загадочное и пренебрежительное выражение. Анна Евдокимовна подумала, что ему скучно, и с своею притворно-любезной улыбкой спросила:
     - Когда же вы предполагаете поступить, Филипп Филиппыч?
     - Зоологию теперь прохожу. Кажется, в августе начну держать экзамены.
     - Третий год уж слышу: кажется, в августе начну держать экзамены, - прошептал исправник Косьме Васильичу и прыснул, закрываясь салфеткой. Молодой человек побагровел. - Извините, Анна Евдокимовна, - сказал исправник, давясь от усилия сдержать смех, - поперхнулся сухарем.
     - Ничего, Сергей Сергеич, запейте чаем, пройдет, - тонко и уж непритворно улыбаясь, ответила Анна Евдокимовна и еще с более преувеличенною внимательностью спросила: - Но с какими же пособиями... зоологию?
     Молодой человек пожал плечами.
     - Что ж поделаешь!.. Говорил папа выписать некоторые препараты, - не хочет. Приходится патриархальным способом - лягушек режу.
     - Да? Но какие надо способности?
     Молодой человек сделал вид, что это ему ничего не стоит.
     - А я слышал: у лягушки, наподобие как у человека, невры есть, - вмешался Исай Исаич, - тронешь ее, она и пошевелит неврой, тронешь - и шевельнет.
     Все засмеялись.
     - Ты слышал звон, да не знаешь, где он, - покровительственно сказал Косьма Васильич. - По лягушкам изучают, так сказать, рефлексы: профессор Сеченов обдумал.
     - А шут их... - сказал Исай, отмахиваясь рукою. - Вот хочу Алешку своего за границу отправить. Пущай у немцев ума набирается.
     - А что ж гимназия? - спросила Анна Евдокимовна.
     - Ну уж нет, сударыня, - вдруг рассердившись, скаЗал Исай Исаич, - я Алешку коверкать не намерен. Прошел четыре класса, - шабаш, будя! Помилуйте, скажите:
     я - коммерческое лицо, фирма, поставляю сало в Лондон и вдруг должбн с комиссионерами вожжаться!.. Почему с комиссионерами? Потому родной сын на латынь да на греческий, а что нужно по торговому делу - ни в зуб. Нет, пущай к немцам едет.
     Все с живейшим согласием побранили классицизм и поскорбели о том, что все-таки придется отдавать сыновей в классические гимназии. Особенно кипятился исправник.
     - Некуда-с! - кричал он. - Единственная карьера, единственный путь для молодого человека!
     - Хорошо вам с таким состоянием, Исай Исаич, - завистливо сказала Анна Евдокимовна.
     - И, сударыня, какое же наше состояние! У вас, по крайности, вечность, неотъемлемое, в роды и роды, а мы нынче здесь, а завтра - где будет угодно его графскому сиятельству.
     - Ха, ха, ха! Каков? Сиротой прикидывается!..
     А сколько у тебя, у сироты, земли графской в аренде? - воскликнул исправник, подмигивая слушателям.
     - Хе, хе, хе!.. Да, признаться, побольше трех десятков тыщ.
     - Не угодно ли!.. А бычков много ли отгуливаешь?
     - Пять-шесть тыщ переводим в год.
     - Не угодно ли!.. Ха, ха, ха... А овечек, сиротинушка, сколько "тыщ" переводите?
     - Десятка три-четыре... Хе, хе, хе... Ну уж и насмешник вы, Сергей Сергеич!
     Но Сергей Сергеич пришел в неописанный восторг, вскочил со стула и с хохотом, с криком топтался около Анны Евдокимовны.
     - Нет, можете вообразить, каков! Именно - сирота!..
     Именно - казанская сирота!.. Полтораста тысяч дохода, истину вам говорю - полтораста тысяч. Ха, ха, ха! Смотрите ж на него, - ну, похож ли? Ну, похож ли на миллионера?. Ха, ха, ха!
     На подтянутых сухих щеках Анны Евдокимовны проступили малиновые пятна, ее губы начали вытягиваться в ниточку, глаза на одно мгновение остро и злобно впились в Косьму Васильича. Тот завертелся на стуле.
     - Женщин обыкновенно не имеют привычки слушаться, Сергей Сергеич, - с ударением на особых словах сказала Анна Евдокимовна, - женщины - ретроградны, женщины - мелочны, наконец, женщины стесняют свободу, то есть мешают некоторым про-грес-сив-ным... (опять острый я злобный взгляд на Косьму Васильича) поступкам. Оттого и приходится ограничиваться небольшими средствами...
     И приходится калечить Володю (она кивнула на внимательно слушающего мальчика) классическим образованием.
     - Аннет! Неловко... - умоляющим полушепотом сказал Косьма Васильич, показывая глазами на Володю.
     Анна Евдокимовна вмиг собрала в порядок лицо и уже с обычною своею улыбкой продолжала:
     - Рассудите, господа. Вот строится дорога. Сдаются великолепные подряды. У нас есть некоторая возможность.
     Твержу Косьме: поезжай к строителю, познакомься, тебе это ничего не стоит, у нас дети, имение дает доход все меньше... Мало этого, прямо писали ему, делали намеки.
     Рассудите, пожалуйста.
     Сергей Сергеич, давно уже впавший в смущение от неожиданного тона Анны Евдокимовны и шумно, с деловым видом прочищавший свой мундштук, теперь встрепенулся и забормотал:
     - Да, да, братец, съезди, съезди. Как же это ты, батенька? Именно - съезди! - и вдруг опять что-то вспомнил и с оживленным видом развел руками: - Ну, уж я вам доложу - гра-а-беж! Были у меня кое-какие дела, прожил я там неделю... Да-с, могу сказать, наслушался, насмотрелся. Этот самый строитель, мужик, батенька, представьте, дает бал господам дворянам. Зима, трескучие морозы.
     Ну-с, находят самый большой зал в городе, докладывают...
     как его там звать?., строителю. Жалует, осматривает. Толпа инженеров за спиною. "Быдто тесновато", - говорит...
     как его там звать? Инженеры засуетились, размерили, смекнули в записных книжечках: "Точно так-с, оркестр из Москвы поместить негде-с". Тем не менее приглашения разосланы на завтра. "А как бы вы, поштенные, обдумали эфто дело?" - говорит... как его там звать? И обдумали-с.
     В ночь, с кострами, с освещением, согнали рабочих с железной дороги, соединили залу с холодным помещением, обили войлоками, обставили тропическими растениями.
     Сколько это стоило, можете вообразить... Ха, ха, ха!.. На чей же счет? Ха, ха, ха!.. Или представьте такой казус:
     именинник один из тамошних воротил. Ну, прием, поздравления... Вдруг приносят посылку в рогоже. От кого? От...
     как его там звать?., от строителя. Развернули, глядят - простое железное из вороненой жести ведро. Именно - ничего более, как ведро. Подходят, осматривают - ведро!
     Ха, ха, ха!.. Ну, кто-то догадался поднять, чувствует - какая странность, тяжело. Рассматривают опять - жбан для жженки из чистого серебра, подделка под ведро!
     Умненькая штучка? Ха, ха, ха!.. А между тем этот воротила так себе, из второстепенных. Да что!.. Можете вообразить: весь город ополоумел. Именно - ополоумел! Шампанское, живые цветы, музыка из Москвы с экстренными поездами. Не веришь глазам. Именно - не веришь глазам.
     - Но как же вы странно судите, Сергей Сергеич? - с досадой сказала Анна Евдокимовна; она все время, пока он рассказывал, нетерпеливо кусала себе губы. - Ведь концессия получена законным порядком? Подряды сданы по документам? А там уж его добрая воля давать балы.
     - Именно - по документам, именно - его добрая воля, - торопливо согласился исправник и, сообразив, отчего сердилась Анна Евдокимовна, с живостью повернулся к Косьме Васильичу: - Да, да, батенька, съезди. Как же это ты? Именно - съезди. Можно славный эдакий подрядец ухватить.
     - Так сказать, народное благо дуванить, расхищать? - ответил Косьма Васильич, обращаясь к исправнику, но имея в виду Анну Евдокимовну. - Может, это и целесообразно с точки зрения семейственной основы, но мы с этим пока не согласны. Надеюсь, не согласны будем и впредь!
     Исай Исаич опрокинул стакан, встал, перекрестился на образ, поблагодарил и сказал:
     - Правильно, Косьма Васильич. Разбойники и грабители, одно слово! Чище нашего прасольского и посевного дела нет и не будет. Без обиды. Так, что ль, сударыня? Хе, хе, хе!..
     Анна Евдокимовна не решилась противоречить миллионеру.
     - Я не знала таких подробностей, - сказала она, натянуто улыбаясь. - Если это действительно так, то конечно...
     - Именно - так, именно - разбойники! - с радостью подхватил Сергей Сергеич и, прислушиваясь, неслышно захохотал. - Что он ходит?.. Что он свистит?..
     Оказалось, молодому человеку надоело слушать, и он ушел на балкон.
     Все засмеялись.
     - Вот орепей, - проговорил Исай Исаич.
     - Балбес! - шепотом сказал исправник. - Говорит - готовится, но сам решительно только за бекасами да за купеческими дочерьми. Именно - балбес. Вы заметили - рожу-то скорчил, как я о нигилистах заговорил? Ведь он себя первым заговорщиком считает... Ха, ха, ха!..
     - Ну, зачем же? - уклончиво заметил Косьма Васильич. - Все развитой человек. Почитывает, - и, посмеиваясь, добавил: - зоологию-то... по лягушкам...
     Анна Евдокимовна ничего не говорила и только проницательно улыбалась.
     - Ну, что ж, господа! - громко и будто вспомнив чтото чрезвычайно важное и не терпящее отлагательства, воскликнул исправник. - Постучим?
     - Ишь разлакомился... хе, хе, хе!..
     Хозяева с величайшею готовностью согласились.
     - А то не хотите ли, в рамс вас научу? - предложил исправник. - Инженеры выдумали. Именно - любопытная игра. Сдается пять карт...
     - Ну, ладно, ладно, вы и в старые игры ловко обчищаете... Какой там еще ранц! Хе, хе, хе!..
     Вошел молодой человек с прыщами и, засуну" руки в карманы брюк, мрачно и презрительно посмотрел на сидевших за столом.
     - Ну, господа, что-нибудь одно, - сказал он, - или играть, или не играть. А то ведь первый час.
     Задвигали стульями, стали подниматься. В это время в двери просунулась горничная - старая, некрасивая, под стать к хозяйке и к гувернантке - и сказала:
     - Сударыня, там какой-то человек Косьму Васильича спрашивает.
     - Кто такой? Мужик? Скажи, чтоб после пришел.
     Теперь некогда.
     - Никак нет, сударыня, приехал на паре с кучером, одет прилично, по-купечески.
     - Да что ж он не с того крыльца? Кто такой?
     - Не могу знать. Стоит, не раздевается, спрашивает Косьму Васильича. Молодой паренек-с.
     - Ну, господа, идите пока, занимайте места, а я пойду узнаю, кто такой, - сказал Косьма Васильич и направился в так называемую черную переднюю. Спустя минуту из столовой можно было услышать любезное восклицание Косьмы Васильича: - Ба, ба, молодой человек! Очень рад!
     Что же вы не раздеваетесь? Отчего не через парадный ход?
     Раздевайтесь, раздевайтесь! - и другой, пресекающийся от волнения, очень молодой голос: "Папенька приказали вам кланяться и вручить квитанцию... Просили извинить, что забыли..." - Какую квитанцию!.. А!.. Вздор. Раздевайтесь. Арина, прикажи, чтоб лошадей убрали. Да самовар...
     Хотите чаю? Ну, разумеется. Как здоровье папашеньки?
     Входите, входите сюда... Э, да каким вы, так сказать, щеголем! Ну, очень рад.
     В столовой осталась только одна гувернантка, в недоумении стоявшая около стола: она не знала, уходить ли ей или еще нужно кому-нибудь налить чаю. Затем она увидала, что в столовую как-то боком, слегка подталкиваемый Косьмой Васильичем, вошел красный, как кумач, юноша в несколько странном костюме. Он застенчиво улыбался трясущимися губами и смотрел с таким выражением, как будто ничего не видел перед собою.

/ Полные произведения / Эртель А.И. / Гарденины, их дворня, приверженцы и враги