Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Войнович В. / Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина
Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина [4/16]
оказался сосед Нюры Кузьма Матвеевич Гладышев.
Кузьму Гладышева не только в Красном, но и во всей округе знали как человека ученого. Об учености Гладышева говорил хотя бы тот факт, что на деревянной уборной,
стоявшей у него в огороде, большими черными буквами было
написано "Wаtеr сlоsеt".
Занимая неприметную и низкооплачиваемую должность колхозного кладовщика, Гладышев зато имел много свободного времени для пополнения знаний и держал в своей маленькой голове столько различных сведений из различных областей, что люди, знакомые с ним, только вздыхали завистливо и уважительно вот это, мол, да! Многие утверждали, что, разбуди Гладышева в двенадцать часов ночи и задай ему любой вопрос, он не задумываясь даст на него самый обстоятельный ответ и любое явление природы объяснит с точки зрения современной науки, без участия потусторонних божественных сил.
Всех этих знаний Гладышев добился исключительно путем саморавания, ибо смешно было бы приписывать тут ка-
кую-нибудь заслугу церковноприходской школе, где он окончил всего лишь два класса. Знания, накопленные Гладышевым, может, и пролежали бы в его голове без всякого толку, если бы не Октябрьская революция, которая освободила народ от всевозможного рабства и любому гражданину позволила карабкаться к сияющим и каменистым вершинам науки. Надо еще отметить, что в освобожденном уме Гладышева и раньше возникало много оригинальных научных идей. Каждый жизненный факт не проходил мимо него незамеченным, а наталкивал его на различные мысли. Увидит, скажем, Кузьма на печи тараканов и думает: а нельзя ли,с мол, их связать между собой и направить в одну сторону? Это ж такая сила получится, что ее можно с выгодой использовать в сельском хозяйстве. Посмотрит на облачко и думает: а нельзя ли замкнуть его в оболочку для использования в качестве аэростата? Говорят ( теперь это трудно проверить ), что именно Гладышев первым, задолго до профессора Шкловского, высказал предположение об искусственном происхождении спутников Марса.
Но, помимо всех этих попутных идей, была у Гладышева еще и такая, которой решил он посвятить всю свою жизнь и
посредством ее обессмертить свое имя в науке, а именно:
вдохновленный прогрессивным учением Мичурина и Лысенко,
надумалнон создать гибрид картофеля с помидором, то есть
такое растение, у которого внизу росли бы клубни
картофеля, а наверху одновременно вызревали бы помидоры.
Будущий свой гибрид Гладышев назвал в духе того великого
времени "Путь с социализму", или сокращенно "ПУКС", и
намерен был распространить свои опыты на всю территорию
родного колхоза, но ему этого не позволили, пришлось
ограничитьсяопределами собственного огорода. Вот почему
ему приходилось покупать картошку и помидоры у соседей.
Опыты эти пока что реальных результатов не давали, хотя некоторые характерные признаки пукса стали уже проявляться: листья и стебли на нем были вроде картофельные, зато корни точь-в-точь помидорные. Но, несмотря на многочисленные неудачи, Гладышев не унывал, понимая, что настоящее нучное открытие требует труда и немалых жертв. Люди, знающие об этих опытах, относились к ним с недоверием, однако кто-то Гладышева заметил и поддержал, чего не могло быть в проклятое царское время.
Однажды в районной газете "Большевистские темпы" был напечатан о Гладышеве большой, в два подвала, очерк под рубрикой "Люди новой деревни", который назывался
"Селекционер-самородок". Тут же была помещена и фотография самородка, склонившегося над кустом своего гибрида, как бы рассматривая сквозь него зримые черты прекрасного будущего нашей планеты. После районной газеты откликнулась и областная, напечатав небольшую заметку, а потом уже и всесоюзная в проблемной статье "Научное творчество масс" упомянула фамилию Гладышева в общем списке. В своих изысканиях и в борьбе с рутиной Гладышев опирался еще на отзыв одного сельхозакадемика, хотя отзыв был отрицатедьный. На письмо, направленное ему лично, академик ответил, что опыты, проводимые Гладышевым, антинаучны и бесперспективны. Тем не менее , он советовал Гладышеву не падать духом и, ссылаясь на пример древних алхимиков, утверждал, что в науке никакой труд не бывает напрасным, можно искать одно, а найти другое. И письмо это, несмотря на его смысл, произвело на адресата сильное впечатление, тем более , что напечатано было на официальном бланке солидного учреждения, где Гладышева называли "уважаемый товарищ Гладышев" и где академик собственноручно поставил подпись. И на всех, кто читал письмо, это тоже производило известное впечатление. Но когда самородок, в который-то раз, начинал с кем-нибудь обсуждать перспективы, которые откроются перед миром после внедрения пукса, люди скучнели, отходили в сторону, и Гладышев, подобно многим научным гениям, испытывал состояние полного одиночества, пока не подвернулся под руку Чонкин.
Гладышев любил рассказывать о своем деле, а Чонкин от скуки был не прочь и послушать. Это их сблизило, и они подружились. Бывало, Чонкин выберется на улицу по делу или так просто, а Гладышев уже копается в своем огороде окучивает, пропалывает, поливает. И всегда в одном и том
же костюме: кавалерийские галифе, заправленные в потертые
яловые сапоги, старая, драная майка и широкополая соломенная шляпа в виде сомбреро, где он только нашел ее, непонятно.
Чонкин помашет селекционеру рукой:
-- Слышь, сосед, здорово!
-- Желаю здравствовать,-- вежливо ответит сосед.
-- Как жизнь?-- поинтересуется Чонкин.
-- Тружусь,-- последует скромный ответ.
Так слово за слово и течет разговор, плавный, непринужденный.
-- Ну, когда ж у тебя картошка-то с помидором вырастет?
-- Погоди, еще рано. Всему, как говорится, свой срок.
Сперва еще отцвести должно.
-- Ну, а если и в этом году опять не получится, что будешь делать?-- любопытствует Чонкин.
-- В этом должно получиться, -- с надеждой вздыхает Гладышев. -- Да ты сам посмотри. Стебель получается вроде картофельный, а на листве нарезь, как на томате. Видишь?
-- Да кто его знает, -- сомневается Чонкин, -- сейчас пока вроде не разберешь.
-- Ну как же не разберешь?-- обижается Гладышев.-- Ты погляди, кусты-то какие пышные.
-- Насчет пышности, это да,-- соглашается Чонкин. И лицо его оживляется. У него тоже возникла идея. Слышь, а так не может получиться, чтобы помодоры были внизу, а картошка наверху?
-- Нет, так не может быть,-- терпеливо объясняет Гладышев.-- Это противоречило быГзаконам природы, потому что картофель есть часть корневой системы, а томаты наружный плод.
-- А вообще-то было бы интересно,-- не сдается Чонкин.
Для Гладышева вопросы Чонкина, может, и кажутся глупыми, но чем глупее вопрос,нтем умнее можно на него ответить, поэтому оба вели эти разговоры с большим удовольствием. С каждым днем дружба их крепла. Они уже договаривались, чтобы встретиться по-семейному: Чонкин с Нюрой, а Гладышев со своей женой Афродитой (так звал ее Гладышев, а за ним стали звать и другие, хотя от рождения она числилась Ефросиньей). 11
В этот день Чонкин успел переделать кучу дел. Натаскал воду, наколол дров, накормил отрубями кабана Борьку и сварил обед для себя и для Нюры. После этого он обычно, как был, в Нюрином переднике садился к окошку и, подперев голову рукой, поджидал Нюру. А другой раз, чтобы время быстрее текло, садился к окну с вышиванием. Посмотреть на солдата, который сидит в женском переднике у окна да еще занимается вышиванием, смех, но что делать, если Чонкину нравилось вышивать? Интересно ему было, когда из разноцветных крестиков складывалось изображение петуха, или розы, или еще чего-нибудь.
Сейчас он тоже начал вышивать, но работа не клеилась, мысли о неопределенности его положения отвлекали.
Несколько раз он выходил на крыльцо поговорить с Гладышевым, но того не было, а зайти к нему домой, беспокоить Чонкин стеснялся, тем более что до этого ни разу не заходил.
Чтобы как-то убить время, занялся более тупой, чем вышивание, работой -- вымыл полы. Грязную воду вынес за калитку и выплеснул на дорогу.
Девочка лет пяти в цветастом ситцевом платье играла возле забора с кабаном Борькой: сняла с головы шелковый
бантик и повязала Борьке на шею. Борька вертел шеей,
пытаясь разглядеть бантик, но это ему не удавалось. Увидев Чонкина, девочка поспешно сняла бантик с Борьки и зажала в руке.
-- Ты чья будешь, девочка?-- спросил Иван.
-- Я-то Килина, а ты чей?
-- А я сам свой,-- усмехнулся Иван.
-- А я папина и мамина,-- похвасталась девочка.
-- А кого ты больше любишь -- папу или маму?
-- Сталина,-- сказала девочка и, смутившись, убежала.
-- Ишь ты, Сталина.-- Глядя ей в след, Чонкин покачал головой.
Впрочем, Сталина он по-своему тоже любил.
Помахивая пустым ведром, направился он назад к дому, и
в это время на свое крыльцо вылез Гладышев, взлохмаченный,
с красными полосками на щеке.
-- Слышь, сосед!-- обрадовался Чонкин.-- А я тебя тут дожидаю уже более часу, куда это, слышь, думаю, запропал?
-- Соснул я малость,-- смущенно сказал Гладышев, потягиваясь и зевая.-- После обеда книжку прилег почитать по части селекции растений, а оно, вишь, разморило.п Жара-то какая стоит, прямо наказание. Не будет дождя, так все чисто попалит.
-- Слышь, сосед,-- сказал Чонкин,-- хошь табачку? У меня самосад крепкий, аж в горле дерет. Нюрка вчера на рынке в Долгове купила.
Он отогнул передник, достал из кармана масленку из-под ружейного масла, набитую табаком, и газету, сложенную книжечкой.
Табак для здоровья- вреднейшее дело,-- изрек Гладышев, подходя к жердевому забору , разделявшему два огорода. Ученые подсчитали, что капля никотина убивает лошадь.
Однако, от угощения отказываться не стал. Закурил,
закашлялся.
-- Да уж табачок-крепачок,-- одобрил он.
-- Табачок самсон, молодых на это дело, стариков на сон,-- поддержал Чонкин.-- А у меня к тебе, слышь, сосед, дело есть небольшое.
-- Какое ж дело?-- скосил на него глаза Гладышев.
-- Да дело-то зряшное, ерунда совсем.
-- Ну, а все-таки?
-- Да так, не стоит даже и говорить.
-- Ну, а не стоит -- не говори,-- рассудил Гладышев.
-- Это, конечно, правильно,-- согласился Чонкин.-- Но, с другой стороны, как же не говорить? Прислали меня сюда на неделю, и сухой паек на неделю, а прошло уже полторы, а меня не берут. И опять же насчет сухого пайка никакого известия. Значит, я что же, выходит, должон жить за счет бабы?
-- Да, это нехорошо,-- сказал Гладышев.-- Ты теперь называешься -- Альфонс.
-- Ну, это ты брось,-- не согласился Чонкин.-- Ты, слышь, жену свою как хошь называй, хоть горшком, а меня зови попрежнему Ваней. Так вот я тебе к чему говорю. Письмишко
надо составить к моему командиру, что я есть и как мне
быть дальше. Ты-то человек грамотный, а я вообще-то буквы понимаю, а пишу плохо. В школе еще кой-как кумекал, а потом в колхозе и в армии все на лошади да на лошади знай тяни вожжу то вправо, то влево, а грамоты там никакой и не нужно.
-- А расписываться умеешь?-- спросил Гладышев.
-- Нет, это-то я могу. И читать, и расписываться. Я, слышь, знаешь, как расписываюсь? Сперва пишу "И", потом "Ч", потом кружочек, и дальше все буква к букве, и в конце
такую черточку с вывертом, и на всю страницу от края до
края. Понял?
-- Понял,-- сказал Гладышев.-- А бумага, чернила у тебя есть?
-- А как же,-- сказал Иван.-- Нюрка-то, она почтальоншей работает. Тоже работа, тебе скажу, не для каждого. Голову надо большую иметь.
-- Ну ладно,-- наконец согласился Гладышев,-- пошли к тебе, а то у меня там баба с дитем, будут мешать. А это дело серьезное, тут надо писать политически выдержанно.
Через час политически выдержанный документ был составлен
Выглядел он так:
Командиру батальона тов. Пахомову от рядового красноармейца тов. Чонкина Ивана
Р А П О Р Т
Разрешите доложить, что за время Вашего отсутствия и моего присутствия на посту, а именно по охране боевой
техники самолета, никаких происшествий не случилось, о чем
сообщаю в письменном виде. А также разрешите доложить, что
воспитанный в духе беззаветной преданности нашей Партии,
Народу и лично ВеликомуНГению тов. Сталину И.В., я готов и в дальнейшем беспрекословно служить по защите нашей Социалистической Родине и охране ее Границ, для чего прошу выдать мне сухой паеквна неопределенное время, а также недополученный мною комплект обмундирования.
В моей просьбе прошу не отказать.
К сему остаюсь...
Складно,-- одобрил Чонкин сочинение Гладышева и поставил свою подпись, как обещал, через всю страницу.
Гладышев написал еще и адрес на приготовленном Чонкиным конверте без марки и ушел довольный.
Чонкин положил конверт на стол, взял растянутую на пяльцах салфетку и сел к окошку. За окном было уже не так жарко, солнце клонилось к закату. Скоро должна была прийти Нюра, кабан Борька поджидал ее уже на бугре за деревней. 12
Привязав лошадь у Нюриной калитки, председатель Голубев поднялся на крыльцо. Нельзя сказать, чтобы он при этом сохранял полное присутствие духа, скорее наоборот, он
входил в Нюрин дом, испытывая ,примерно, такое волнение,
как входя к первому секретарю райкома. Но он еще по дороге
решил, что войдет, и сейчас не хотел отступать от этого
своего решения.
Постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл ее. Чонкин при его появлении испуганно и растерянно шарил глазами по комнате, ища, куда бы сунуть пяльцы.
-- Рукоделием занимаетесь?-- спросил председатель вежливо, но подозрительно.
-- Чем бы ни занимался, лишь бы не заниматься,-- сказал Чонкин и бросил пяльцы на лавку.
-- Это верно,-- сказал председатель, топчась у дверей и не зная, как продолжить разговор. Так, так,-- сказал он.
-- Так не так, перетакивать не будем,-- пошутил в ответ Чонкин.
"Все вокруг да около, уводит в сторону",-- отметил про себя председатель и решил пощупать собеседника с другого
конца, затронуть вопросы внешней политики.
-- В газетах пишут,-- осторожно сказал он, подходя ближе к столу,-- немцы обратносЛондон бомбили.
-- В газетах чего не напишут,-- уклонился Чонкин от прямого ответа.
-- Как же так,-- схитрил Голубев.-- В наших газетах чего зря не напишут.
-- А вы по какому делу?-- спросил Чонкин, чувствуя какой-то подвох.
-- А ни по какому,-- беспечно сказал председатель.-- Просто зашел посмотреть, как живете. Донесение пишете? спросил он, заметив на столе конверт с воинским адресом.
-- Да так пишу, что ни попадя.
"До чего же умный человек!-- мысленно восхитился председатель.-- И с этой стороны к нему подойдешь, и с другой, а он все равно ответит так, что ничего не поймешь. Небось, высшее образование имеет. А может, и по-французски понимает".
-- Кес кесе,-- сказал он неожиданно для самого себя единственные французские слова, которые были ему известны.
-- Чего?-- Чонкин вскинул на него испуганные глаза и замигал покрасневшими веками.
-- Кес кесе,-- упрямо повторил председатель.
-- Ты чего это, чего? Чего говоришь-то?-- забеспокоился Чонкин и в волнении заходил по комнате. Ты, слышь это, брось такие слова говорить. Ты говори, чего надо, а так нечего. Я тебе тут тоже не с бухты-барахты.
-- Я и вижу, не с бухты-барахты,-- решил наступать председатель.-- Установили тут наблюдение. Дураки-то, думаете, не поймут. А дураки нынче тоже умные стали. Мы
все понимаем. Может, у нас чего и не так, да не хуже, чем
у других. Возьмите хоть "Ворошилова", хоть "Заветы Ильича"
везде одна и таже картина. А то, что прошлый год сеяли по
мерзлой земле, так это ж по приказу. Сверху приказывают, а
колхозник за все отдувается. Не говоря уже о председателе.
А вы тут на самолетахАлетаете, пишете! кричал он, распаляясь все больше и больше.-- Ну и пишите, чего хотите. Напишите, что председатель колхоз развалил, напишите, что пьяница. Я сегодня вот выпил и от меня пахнет. Он наклонился к Чонкину и дыхнул ему прямо в нос. Чонкин отшатнулся.
-- Да я-то чего,-- сказал он, оправдываясь.-- Я ведь тоже не так просто, а по приказу.
-- Так бы сразу и сказал -- по приказу,-- даже как бы обрадовался председатель.-- А то сидит тут, как мышь, бабой замаскировался. А какой приказ-то? Партбилет положить? Положу. В тюрьму? Пожалуйста, пойду. Лучше уж тюрьма, чем такая жизнь. Детишек у меня шестеро, каждому по сумке и побираться по деревням. Как-нибудь прокормятся. Пиши! Напоследок он хлопнул дверью и вышел.
Только на улице он понял все, что натворил, понял, что теперь-то ему уж, точно, не сдобровать.
"Ну и пусть,-- думал он зло, отвязывая лошадь,-- лучше уж сразу, чем каждый день ждать и дрожать от страха. Пусть будет, что будет".
В правлении его ожидал счетовод Волков с финансовым отчетом. Председатель подписал этот отчет, не глядя , испытывая мстительное наслаждение: Пусть там даже напутано
что-нибудь теперь все равно. После этого он распорядился,
чтобы Волков подготовил денежный документ на краски и
кисти для диаграммы, о которой говорил ему Борисов, и
отпустил счетовода.
Оставшись один, он немного пришел в себя и стал раскладывать лежавшую на столе груду бумаг. Здесь не было
никакого порядка, и теперь председатель решил разложить
бумаги в отдельные кучки в зависимости от их назначения.
Он разложил входящие в одну кучу, а исходящие (которые, однако, не были отправлены) в другую. Отдельно сложил финансовые документы, отдельно заявления колхозников. В это время внимание его привлек разговор, который он услышал за перегородкой, отделявшей его кабинет от коридора.
-- Когда первый раз в камеру входишь, тебе под ноги кладут чистое полотенце.
-- Зачем?
-- А затем. Если ты первый раз, ты через то полотенце переступишь. А если ты вор в законе, то вытрешь об него ноги и -- в парашу.
-- Так ведь жалко полотенце.
-- Себя жальчее. Если ты через полотенце переступишь, тут тебе начнут делать...тзабыл, как называется это слово... во вспомнил, посвящение.
-- Это еще чего?
-- Для начала пошлют искать пятый угол. Это тебе понятно?
-- Это понятно.
-- Потом парашютный десант.
-- Какой там в камере парашютный?
-- Ты слушай...
Голубева этот разговор страшно заинтересовал. И он принял его близко к сердцу. Он даже подумал, что, может
быть , не зря подслушал. Может быть, в скором времени ему
эти сведения пригодятся. Голоса ему были знакомы. Голос
того, кто спрашивал, принадлежал Николаю Курзову. Голос
отвечавшего был тоже знаком, но чей он, Голубев не мог
вспомнить, как ни старался.
-- Парашютный десант делается так. Тебя берут за руки за ноги и спиной об пол бросают три раза.
-- Так ведь больно,-- сказал Курзов.
-- Там тебе не санаторий,-- пояснил рассказчик.-- Ну, потом ты уж вроде как с вой и вместе с другими участвуешь в выборах.
-- Разве и там бывают выборы?
-- Выборы бывают даже на поле. Там выбирают старосту. Один между коленок зажимает билетик с фамилией. Другие по
очереди с завязанными глазами и руками подходят и вытаскивают билетик зубами...
-- Ну, это можно,-- довольно сказал Курзов.-- Ничего страшного.
-- Страшного, конечно, ничего. Только когда твоя очередь подходит, тебе вместо коленок голый зад подставляют.
Председатель был человек брезгливый, и он поморщился. Емуахелось узнать, кто же это все так интересно рас-
сказывает, и он вышел в коридор, вроде бы для того,
чтобы заглянуть в бригадирскую.
На длинной скамейке под стенгазетой сидели сидели Николай Курзов и Леша Жаров, которого три года назад посадили на восемь лет за то, что он украл на мельнице мешок муки. Увидев председателя, Леша поспешно поднялся и стащил с головы картузсс оторванным козырьком, обнажив стриженую с начавшими отрастать волосами голову.
-- Здрасьте, Иван Тимофеевич,-- сказал он таким тоном, каким говорят обычно людикпосле долгой разлуки.
-- Здравствуй,-- хмуро сказал председатель, как будто видел Лешу только вчера. Освободился?
-- Выскочил досрочно, сказал Леша.-- По зачетам.
-- Ко мне, что ли?
-- До вас, согласился Леша.
-- Ну, заходи.
Леша пошел за председателем в кабинет, ступая осторожно своими потертыми бутсами, как будто боялся кого-нибудь разбудить. Он подождал, пока председатель сядет на свое место, и только после этого сам сел на краешек табуретки по другуюпсторону стола.
-- Ну, что скажешь? помолчав, хмуро спросил председатель.
-- На работу до вас проситься пришел, Иван Тимофеевич, почтительно сказал Жаров, в волнении растягивая картуз на
колене.
Председатель задумался.
-- На работу, значит? -- сказал он.-- А какую я тебе могу дать работу? Ты, Жаров, зарекомендовал себя не с хорошей стороны. Вот мне на МТФ человек нужен. Я бы тебя послал, так ведь ты молоко воровать будешь.
-- Не буду, Иван Тимофеевич, пообещал Леша.-- Вот чтоб мне провалиться на этом месте , не буду.
-- Не зарекайся,-- махнул рукой Голубев.-- Тебе божиться, что дурному с горы катиться. Прошлый раз сколько я тебе
говорил: "Смотри, Жаров, нехорошо себя ведешь. Доиграешься". Говорил я тебе или нет?
-- Говорили,-- подтвердил Жаров.
-- Вот "говорили". А ты мне что говорил? Ничего, мол, переживем. Вот тебе и ничего.
-- Напрасно вы старое поминаете, Иван Тимофеевич, -- проникновенно сказал Леша и вздохнул глубоко. Я ваши слова в лагере вспоминал часто. Помню, сидели мы раз за обедом, и как раз дали нам компот...
-- Неужто и компот дают? -- заинтересованно спросил председатель.
-- Это где какой начальник. Один голодом морит, а другой, если хочет, чтобы план выполняли, и накормит тебя, и оденет потеплее, только работай на совесть.
-- Есть, значит, и хорошие начальники? -- с надеждой переспросил председатель и подвинул к Жарову пачку папирос "Дели".
-- Кури. Ну, а как там в смысле массовых мероприятий?
-- Этого сколько хочешь,-- сказал Леша.-- Кино, самодеятельность, баня раз в десять дней. Самодеятельность получше, чем у нас в городе. Там у нас был один народный артист, два заслуженных, а простых я и не считал. Вообще народу грамотного сидит... Леша понизил голос...-- бессчетно. Был у нас один академик. Десятку дали. Хотел испортить кремлевские куранты, чтоб они на всю страну неправильно время показывали.
-- Да ну? -- Председатель недоверчиво посмотрел на Лешу.
-- Вот те и ну. Вредительства, скажу тебе, Иван Тимофеевич, у нас полно. Вот, к примеру, ты куришь папироски, вот эти "Дели", а в них тоже вредительство.
-- Да брось ты, -- сказал председатель, но папироску изо рта вынул и посмотрел на нее с подозрением. Какое же здесь может быть вредительство? Отравлены, что ль?
-- Хуже, убежденно сказал Леша.-- Вот можешь ты мне расшифровать слово "Дели"?
-- Чего его расшифровывать? "Дели" значит Дели. Город есть такой в Индии.
-- Эх, вздохнул Леша,-- а еще грамотный. Да, если хочешь знать, по буквам "Дели"- значит Долой Единый Ленинский Интернационал.
-- Тише ты,-- сказал председатель и посмотрел на дверь.-- Это, знаешь, нас с тобой не касается. Ты мне лучше насчет бытовых условий объясни.
Потом в кабинет, не дождавшись своей очереди, в ошел Нол Курзов. Утром ему надо было ехать на лесозагото-
вки, и он просил председателя выписать ему два килограмма мяса с собой.
-- Завтра придешь, сказал председатель.
-- Как же завтра, сказал Николай.-- Завтра мне уже чуть свет отправляться надо на поезд.
-- Ничего, отправишься послезавтра. Я справку дам, что задержал тебя.
Он подождал, пока дверь за Николаем закрылась, и нетерпеливо повернулся к Леше:
-- Давай рассказывай дальше.
Баба Дуня, которая отрабатывала минимум трудодней, дежуря у продуктового склада, видела, что в председательском окне свет не гас до часу ночи.
Председатель все расспрашивал Лешу насчет условий жизни в лагере, и по Лешиному рассказу выходило, что жизнь там не такая уж страшная. Работают по девять часов,та здесь ему приходится крутиться от зари до зари. Кормят три раза в день, а здесь не каждый день и два раза успеешь поесть. Кино здесь он уже с полгода не видел.
Расставаясь, он пообещал Леше приличную работу.
-- Пойдешь пока пастухом,-- сказал он.-- Будешь пасти общественный скот. Оплата, сам знаешь, пятнадцать рублей
с хозяина и от колхоза- пятьдесят соток в день. Кормежка
по домам. Неделю у одних, неделю у других. Поработаешь
пастухом, пообсмотришься, потом, может, подыщем что
поприличнее.
В этот день председатель вернулся домой в хорошем настроении. Он погладил по головкам спящих детей и даже сказал что-то нежное жене, отчего та, не привыкшая к
мужниным ласкам, вышла в сени и всплакнула немного.
Утерев слезы, она принесла из погреба кринку холодного молока. Иван Тимофеевич выпил почти всю кринку, разделся и
лег. Но ему долго еще не спалось. Он вздыхал и ворочался,
вспоминая до мельчайших деталей рассказы Леши Жарова. Но
потом усталость взяла свое, и он прикрыл отяжелевшие веки.
"И там люди живут",-- подумал он, засыпая.
13
-- Земля имеет форму шара, объяснил как-то Чонкину Гладышев.-- Она постоянно врашается вокруг Солнца и вокруг собственной оси. Мы не чувствуем этого вращения, потому что сами вращаемся вместе с Землей.
О том, что Земля вращается, Чонкин слышал раньше. Не помнил, от кого именно, но от кого-то слышал. Он только не мог понять, как на ней держатся люди и почему не выливается вода.
Шла третья неделя пребывания Чонкина в Красном, а из части, где он служил, не было ни слуху ни духу. У него уже прохудился ботинок, а никто не ехал, никто не летел, никто не давал указаний, как быть дальше. Чонкин, конечно не знал, что письмо в часть, которое он отдал Нюре, она не отправила. Надеясь, что начальствоозабыло о существовании Чонкина, и не желая напоминать о нем даже ценою сухого пайка, она несколько дней носила это письмо в своей брезентовой сумке, а потом , тайком от Ивана, сожгла.
Тем временем в мире происходили события, которые непосредственного отношения ни к Нюре, ни к Чонкину пока не имели.
14 июня в ставке Гитлера состоялось совещание по окончательному уточнению последних деталей плана
"Барбаросса".
Ни Чонкин, ни Нюра никакого представления об этом плане не имели. У них были свои заботы, которые им казались ближе. Нюра, например, за последние дни совсем с лица спала, облезла, как кошка, и еле ноги таскала. Хотя ложились они рано, Чонкин ей спать не давал, будил по нескольку раз за ночь для своего удовольствия, да и еще и днем, только она, уставшая, через порог переступит, он накидывался на нее, как голодный зверь, и тащил к постели, не давая сумку сбросить с плеча. Уж она другой раз пряталась от него на сеновале либо в курятнике, но он и там ее настигал, и не было никакого спасу. Она и Нинке Курзовой жаловалась, а та над ней только смеялась, втайне завидуя, потому что ее Николая и раз в неделю подбить на это было не так-то просто.
Но в тот самый день, когда уточнялся план "Барбаросса", между Нюрой и Чонкиным произошло недоразумение, да такое,
что и сказать неудобно.
Дело было к вечеру, Нюра, вернувшись из района, разнеся почту и уступивши Чонкину дважды, занималась в избе приборкой, а он, чтобы ей не мешать, вышел с топориком на улицу и взялся править забор. Поправит столбик, отойдет с прищуренным глазом, посмотрит и радуется сам на себя: вот, дескать, какой я мастер за что ни возмусь, все в руках горит.
А Нюра ненароком глянет в окошко и тоже довольна. С тех пор как появился Иван, хозяйство стало приходить постепенно в порядок. И печь не дымит, и дверь закрывается, и коса отбита да наточена. Взять даже такую ерунду, как, железяка, чтобы ноги от грязи очищать, а и та появилась бы разве без мужика?
Хороший мужик, плохой ли, надолго ли, ненадолго, а все-таки свой. И приятно не только то, что он тебе по хозяйству поможет, а потом спать с тобой ляжет, приятно само сознание того, что он есть, приятно сказать подруге или соседке при случае: "Мой вчерась крышу перестилал, да
ветром его прохватило, простыл малость, пришлось молоком
горячим отпаивать". Или даже и так: "Мой-то как зенки
зальет, так сразу за ухват либо за кочергу и давай крушить
что ни попадя, тарелки в доме целой уж не осталось". Вот
вроде бы жалоба, а на самом деле нет, хвастовство. Ведь не
скажешь про него, что паровоз изобрел или атомное ядро
расщепил, а хоть что-нибудь сделал, проявил себя, и за то
спасибо. Мой! Другой раз попадется такой, что и смотреть
не на что: кривой, горбатый, деньги пропивает, жену и
детей бьет до полусмерти. Казалось бы, зачем он ей такой
нужен? Бросила бы его да и все, а вот не бросает.
Мой! Хороший ли, плохой ли, но все же не твой, не ее. Мой!
Глянет Нюра в окошко, задумается. Долго ли они живут вместе, а она к нему уже привязалась, сердцем присохла. А стоило ли? Не придется ли вскорости по живому-то отрывать?
Неужели снова время придет такое придешь домой, а дома четыре стены. Хоть с той говори, хоть с этой, она тебе не ответит.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
[ 16 ]
/ Полные произведения / Войнович В. / Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина
|
Смотрите также по
произведению "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина":
|