Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Гоголь Н.В. / Мертвые души

Мертвые души [22/26]

  Скачать полное произведение

    Посмотревши на него пристально, Чичиков подумал:
     "С этим, кажется, чиниться нечего",-и тут же объявил, что имеется надобность вот а каких душах, с совершень-ем таких-то крепостей и всех обрядов.
     - Сколько могу видеть из слов ваших,-сказал полковник, нимало не смутясь,-это просьба, не так ли?
     - Так точно.
     - В таком случае изложите ее письменно. Просьба пойдет в контору принятия рапортов и донесений. [Контора], пометивши, препроводит ее ко мне; от меня поступит она в комитет сельских дел; оттоле, по сделании выправок, к управляющему. Управляющий совокупно с секретарем...
     - Помилуйте! - вскрикнул Чичиков,- ведь этак затянется бог знает! Да как же трактовать об этом письменно? Ведь это такого рода дело... Души ведь неко-которым образом мертвые.
     - Очень хорошо. Вы так и напишите, что души некоторым образом мертвые.
     - Но ведь как же-мертвые? Ведь этак же нельзя написать. Они хотя и мертвые, но нужно, чтобы казались как бы были живые.
     - Хорошо. Вы так и напишите: "но нужно, или требуется, желается, ищется, чтобы казалось, как бы Лживые". Без бумажного производства нельзя этого сделать. Пример-Англия и сам даже Наполеон. Я вам отряжу комиссионера, который вас проводит по всем местам.
     Он ударил в звонок. Явился какой-то человек.
     - Секретарь! Позвать ко мне комиссионера!- Предстал комиссионер, какой-то не то мужик, не то чиновник.-Вот он вас проводит <по> нужнейшим местам.
     Чичиков решился из любопытства пойти с комиссионером смотреть все эти самонужнейшие места. Контора подачи рапортов существовала только на вывеске, и двери были заперты. Правитель дел ее Хрулев был переведен во вновь образовавшийся комитет сельских построек. Место его заступил камердинер Березовский; но он тоже был куда-то откомандирован комиссией построения. Толкнулись они в департамент сельских дел-там переделка: разбудили какого-то пьяного, но не добрались от него никакого толку. "У нас бестолковщина,-сказал наконец Чичикову комиссионер.-Барина за нос водят. Всем у нас распоряжается комиссия построения: отрывает всех от дела, посылает куда угодно. Только и выгодно у нас, что в комиссии построения". Он, как видно, был недоволен на комиссию построения. Далее Чичиков не хотел и смотреть, но, пришедши, рассказал полковнику, что так и так, что у него каша и никакого толку нельзя добиться, и комиссии подачи рапортов и вовсе нет.
     Полковник воскипел благородным негодованьем, крепко пожавши руку Чичикова в знак благодарности. Тут же, схвативши бумагу и перо, написал восемь строжайших запросов: на каком основании комиссия построения самоуправно распорядилась с неподведомственными ей чиновниками; как мог допустить главноуправляющий, чтобы представитель, не сдавши своего поста, отправился на следствие; и как мог видеть равнодушно комитет сельских дел, что даже не существует контора подачи рапортов и донесений?
     "Ну, кутерьма!"-подумал Чичиков и хотел уже уехать.
     - Нет, я вас не отпущу. Теперь уже собственное мое честолюбие затронуто. Я докажу, что значит органическое, правильное устройство хозяйства. Я поручу ваше дело такому человеку, который один стоит всех: окончил университетский курс. Вот каковы у меня крепостные люди... Чтобы не терять драгоценного времени, по-корнейше < прошу > посидеть у меня] в библиотеке,- сказал полковник, отворяя боковую дверь.-Тут книги, бумага, перья, карандаши, все. Пользуйтесь, пользуйтесь всем: вы-господин. Просвещение должно быть открыто всем.
     Так говорил Кошкарев, введя его в книгохранилище. Это был огромный зал, снизу доверху уставленный книгами. Были там даже и чучела животных. Книги по всем частям: по части лесоводства, скотоводства, свиноводства, садоводства; специальные журналы по всем частям, которые только рассылаются с обязанностью подписок, но никто <их> не читает. Видя, что всё это были книги не для приятного препровождения -<времени:>, он обратился к другому шкафу - из огня в полымя: всё книги философии. Шесть огромных томищей предстало ему пред глаза, под названием: "Предуготовительное вступление в область мышления. Теория общности, совокупности, сущности, и в применении к уразумению органических начал обоюдного раздвоения общественной производительности". Что ни разворачивал Чичиков книгу, на всякой странице: проявленье, . развитье, абстракт. замкнутость и сомкнутость, и черт знает чего там не было. "Это не по мне",-сказал Чичиков и оборотился к третьему шкафу, где были книги по части искусств. Тут вытащил какую-то огромную книгу с нескромными мифологическими картинками и начал их рассматривать Такого рода картинки нравятся холостякам средних <лет>, а иногда и тем старикашкам, которые подзадоривают себя балетами и прочими пряностями. Окончивши рассматривание этой книги, Чичиков вытащил уже было и другую в том же роде, как появился полковник Кошкарев, с сияющим видом и бумагою.
     - Все сделано, и сделано отлично! Человек, о котором я вам говорил, решительный гений. За это я поставлю <> выше всех и для него одного заведу целый департамент. Вы посмотрите, какая светлая голова и как в несколько минут он решил все.
     "Ну, слава те господи!" - подумал Чичиков и приготовился слушать. Полковник стал читать:
     - "Приступая к обдумыванию возложенного на меня вашим высокородием поручения, честь имею сим донести на оное:
     1-е. В самой просьбе господина коллежского советника и кавалера Павла Ивановича Чичикова уже содержится недоразумение, ибо неосмотрительным образом ревизские души названы умершими. Под сим, вероятно, они изволили разуметь близкие к смерти, а не умершие. Да и самое таковое название уже показывает изучение наук более эмпирическое, вероятно ограничившееся приходским училищем, ибо душа бессмертна".
     - Плут!-сказал, остановившись, Кошкарев с самодовольствием.- Тут он немножко кольнул вас. Но сознайтесь, какое бойкое перо!
     - "Во 2-х, никаких незаложенных, не только близких к смерти, но и всяких прочих, по именью не имеется, ибо все в совокупности не токмо заложены без изъятия, но и перезаложены, с прибавкой по полутораста рублей на душу, кроме небольшой деревни Гурмайловки, находящейся в спорном положении по случаю тяжбы с помещиком Предищевым и вследствие того под запрещеньем, о чем объявлено в сорок втором номере "Московских ведомостей".
     - Так зачем же вы мне этого не объявили прежде? Зачем из пустяков держали?-сказал с сердцем Чичиков.
     - Да! да ведь нужно было, чтобы <вы> все это увидели сквозь форму бумажного производства. Этак не штука. Бессознательно может и дурак увидеть, но нужно сознательно.
     В сердцах, схвативши шапку, Чичиков-бегом из дому, мимо всяких приличий, да в дверь: он был сердит. Кучер стоял с пролетками наготове, зная, что лошадей нечего откладывать, потому что о корме пошла бы письменная просьба, и резолюция выдать овес лошадям вышла бы только на другой день. [Как ни был Чичиков груб и неучтив, но Кошкарев, несмотря на все, был с ним необыкновенно] учтив и деликатен. Он насильно пожал ему руку, прижал ее к сердцу и благодарил его за то, что он дал ему случай увидеть на деле ход производства; что передрягу и гонку нужно дать необходимо, потому что способно все задремать и пружины управления заржавеют и ослабеют; что вследствие этого события пришла ему счастливая мысль-устроить новую комиссию, которая будет называться комиссией наблюдения за комиссиею построения, так что уже тогда никто не осмелится украсть.
     Чичиков приехал, сердитый и недовольный, поздно, когда уже давно горели свечи.
     - Что это вы так запоздали?-сказал Костанжог-ло, когда он показался в дверях.
     - О чем вы это так долго с ним толковали?-сказал Платонов.
     - Этакого дурака я еще отроду не видывал,- сказал <Чичиков>-.
     - Это еще ничего,- сказал Костанжогло.- Кошкарев - утешительное явление. Он нужен затем, что в нем отражаются карикатурно и видней глупости всех наших умников,- вот этих всех умников, которые, не узнавши прежде своего, набираются дури в чужи. Вон каковы помещики теперь наступили: завели и конторы, и мануфактуры, и школы, и комиссию, и черт их знает чего не завели! Вот каковы эти умники! Было поправились после француза двенадцатого года, так вот теперь всё давай расстроивать сызнова. Ведь хуже француза расстроили, так что теперь какой-нибудь Петр Петрович Петух еще хороший помещик.
     - Да ведь и он заложил теперь в ломбард,-сказал Чичиков.
     - Ну да, все в ломбард, все пойдет в ломбард.- Сказав это, Костанжогло стал понемногу сердиться.- Вон шляпный, свечной заводы,- из Лондона мастеров выписали свечных, торгашами поделались. Помещик - этакое званье почтенное - в мануфактуристы, фабриканты! Прядильные машины... кисеи шлюхам городским, девкам.
     - Да ведь и у тебя же есть фабрики,- заметил Платонов.
     - А кто их заводил? Сами завелись! накопилось шерсти, сбыть некуда - я и начал ткать сукна, да и сукна толстые, простые - по дешевой цене их тут же на рынках у меня и разбирают,- мужику надобные, моему мужику. Рыбью шелуху сбрасывали на мой берег в продолжение шести лет сряду промышленники,-ну куды ее девать? Я начал из нее варить клей, да сорок тысяч и взял. Ведь у меня всё так.
     "Экой черт!-думал Чичиков, глядя на него в оба глаза,- загребистая какая лапа".
     - Да и то потому занялся, что набрело много работников, которые умерли бы с голоду. Голодный год, и все по милости этих фабрикантов, упустивших посевы. Этаких фабрик у меня, брат, наберется много. Всякий год другая фабрика, смотря по тому, от чего накопилось остатков и выбросков. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство - всякая дрянь даст доход, так что отталкиваешь, говоришь: не нужно. Ведь я не строю для этого дворцов с колоннами да с фронтонами.
     - Это изумительно... Изумительнее же всего то, что всякая дрянь даст доход! - сказал Чичиков.
     - Да помилуйте! Если бы только брать дело попросту, как оно есть; а то ведь всякий-механик, всякий хочет открыть ларчик с инструментом, а не просто. Он для этого съездит нарочно в Англию, вот в чем дело. Дурачье!-Сказавши это, Костанжогло плюнул.-И ведь глупее всотеро станет после того, как возвратится из-за границы.
     - Ax, Константин! ты опять рассердился,- сказала с беспокойством жена.- Ведь ты знаешь, что это для тебя вредно.
     - Да ведь как не сердиться? Добро бы, это было чужое, а то ведь это близкое собственному сердцу. Ведь досадно то, что русский характер портится. Ведь теперь явилось в русском характере донкишотство, которого никогда не было! Просвещение придет ему в ум - сделается Дон-Кишотом просвещенья: заведет такие школы, что дураку в ум не войдет! Выйдет из школы такой человек, что никуда не годится, ни в деревню, ни в город,- только что пьяница да чувствует свое достоинство. В че-ловеколюбье пойдет - сделается Дон-Кишотом человеко-любья: настроит на миллион рублей бестолковейших больниц да заведений с колоннами, разорится, да и пустит всех по миру: вот тебе и человеколюбье!
     Чичикову не до просвещенья было дело. Ему хотелось обстоятельно расспросить о том, как всякая дрянь дает доход: но никак не дал ему Костанжогло вставить слова. Желчные речи уже лились из уст его, так что уже он их не мог удержать.
     - Думают, как просветить мужика! Да ты сделай его прежде богатым да хорошим хозяином, а там он сам выучится. Ведь как теперь, в это время, весь свет поглупел, так вы не можете себе представить. Что пишут теперь эти щелкоперы! Пустит какой-нибудь молокосос книжку, и так вот все и бросятся на нее. Вот что стали говорить: "Крестьянин ведет уж очень простую жизнь; нужно познакомить его с предметами роскоши, внушить ему потребности свыше состоянья..." Что сами благодаря этой роскоши стали тряпки, а не люди, и болезней черт знает каких понабрались, и уж нет осьмнадцатилетнего мальчишки, который бы не испробовал всего: и зубов у него нет, и плешив, как пузырь,- так хотят теперь и этих заразить. Да слава богу, что у нас осталось хотя одно еще здоровое сословие, которое не познакомилось с этими прихотями! За это мы просто должны благодарить бога. Да хлебопашцы для меня всех почтеннее - что вы его трогаете? Дай бог, чтобы все были хлебопашцы.
     - Так вы полагаете, что хлебопашеством доходли-вей заниматься? -спросил Чичиков.
     - Законнее, а не то что доходнее. Возделывай землю в поте лица своего, сказано. Тут нечего мудрить. Это уж опытом веков доказано, что в земледельческом звании человек нравственней, чище, благородней, выше. Не говорю-не заниматься другим, но чтобы в основание легло хлебопашество-вот что! Фабрики заведутся сами собой, да заведутся законные фабрики-того, что нужно здесь, под рукой человеку, на месте, а не эти всякие потребности, расслабившие теперешних людей. Не эти фабрики, что потом для поддержки и для сбыту употребляют все гнусные меры, развращают, растлевают несчастный народ. Да вот же не заведу у себя, как ты там ни говори в их пользу, никаких этих внушающих высшие потребности производств, ни табака, ни сахара, хоть бы потерял миллион. Пусть же, если входит разврат в мир, так не через мои руки! Пусть я буду перед богом прав... Я двадцать лет живу с народом; я знаю, какие от этого следствия.
     - Для меня изумительнее всего, как при благоразумном управлении, из останков, из обрезков получается, <что> и всякая дрянь дает доход.
     - Гм! Политические экономь!!-говорил Костан-жогло, не слушая его, с выражением желчного сарказма в лице.-Хороши политические экономм! Дурак на дураке сидит и дураком погоняет. Дальше своего глупого носа не видит. Осел, а еще взлезет на кафедру, наденет очки... Дурачье!-И во гневе он плюнул.
     - Все это так и все справедливо, только, пожалуйста, не сердись,- сказала жена,- как будто нельзя говорить об этом, не выходя из себя.
     - Слушая вас, почтеннейший Константин Федорович, вникаешь, так сказать, в смысл жизни, щупаешь самое ядро дела. Но, оставив общечеловеческое, позвольте обратить внимание на приватное. Если бы, положим, сделавшись помещиком, возымел я мысль в непродолжительное <время> разбогатеть так, чтобы тем, так сказать, исполнить существенную обязанность гражданина, то каким образом, как поступить?
     - Как поступить, чтобы разбогатеть?-подхватил Костанжогло.-А вот как...
     - Пойдем ужинать,-сказала хозяйка; она, поднявшись с дивана, выступила на середину комна-ты, закутывая в шаль молодые продрогнувшие свои члены.
     Чичиков схватился со стула с ловкостью почти военного человека, коромыслом подставил ей руку и повел ее парадно через две комнаты в столовую, где уже на столе стояла суповая чашка и, лишенная крышки, разливала приятное благоуханье супа, напитанного свежею зеленью и первыми кореньями весны. Все сели за стол. Слуги проворно поставили разом на стол все блюда в закрытых соусниках и все, что нужно, и тотчас ушли. Костанжогло не любил, чтобы лакеи слушали господские < разговоры >, а еще более чтобы глядели ему в рот в то время, когда он <ест>.
     Нахлебавшись супу и выпивши рюмку какого-то отличного питья, похожего на венгерское, Чичиков сказал хозяину так:
     - Позвольте, почтеннейший, вновь обратить вас к предмету прекращенного разговора. Я спрашивал вас о том, как быть, как поступить, как лучше приняться...*
    
     * Далее в рукописи отсутствуют две страницы.
    
     - Именье, за которое если бы он запросил и сорок тысяч, я бы ему тут же отсчитал.
     - Гм! - Чичиков задумался.- А отчего же вы сами,- проговорил он с некоторою робостью,- не покупаете его?
     - Да нужно знать, наконец, пределы. У меня и без того много хлопот около своих имений. Притом у нас дворяне и без того уже кричат на меня, будто я, пользуясь крайностями и разоренными их положеньями, скупаю земли за бесценок. Это мне уж наконец надоело, черт их возьми.
     - Как вообще люди способны к злословию! - сказал Чичиков.
     - А уж как в нашей губернии - не можете себе представить! Меня иначе и не называют, как сквалыгой и скупцом первой степени. Себя они во всем извиняют. "Я, говорит, конечно, промотался, но потому, что жил высшими потребностями жизни, поощрял промышленников, мошенников то есть, а этак, пожалуй, можно прожить свиньей, как Костанжогло".
     - Желал бы я быть этакой свиньей!-сказал Чичиков.
     - И все это ложь и вздор. Какие высшие потребности? Кого они надувают? Книги хоть он и заведет, но ведь их не читает. Дело окончится картами да пьянством. И все оттого, что не задаю обедов да не занимаю им денег. Обедов я потому не даю, что это меня бы тяготило; я к этому не привык. А приезжай ко мне есть то, что я ем,-милости просим. Не даю денег взаймы- это вздор. Приезжай ко мне в самом деле нуждающийся да расскажи мне обстоятельно, как ты распорядишься с моими деньгами. Если я увижу из твоих слов, что ты употребишь их умно и деньги принесут тебе явную прибыль,- я тебе не откажу и не возьму даже процентов.
     "Это, однако же, нужно принять к сведению",- подумал Чичиков.
     - И никогда не откажу,- продолжал Костанжог-ло.- Но бросать денег на ветер я не стану. Уж пусть меня в этом извинят! Черт побери! он затевает там какой-нибудь обед любовнице, или на сумасшедшую ногу убирает мебелями дом, или с распутницей в маскарад, юбилеи там какой-нибудь в память того, что он даром прожил, а ему давай деньги взаймы!..
     Здесь Костанжогло плюнул и чуть-чуть не выговорил несколько неприличных и бранных слов в присутствии супруги. Суровая тень темной ипохондрии омрачила его лицо. Вдоль лба и впоперек его собрались морщины, обличители гневного движенья взволнованной желчи.
     - Позвольте мне, досточтимый мною, обратить вас вновь к предмету прекращенного разговора,-сказал Чичиков, выпивая еще рюмку малиновки, которая действительно была отличная.- Если бы, положим, я приобрел то самое имение, о котором вы изволили упомянуть, то во сколько времени и как скоро можно разбогатеть в такой степени...
     - Если вы хотите,- подхватил сурово и отрывисто Костанжогло, полный нерасположенья духа,- разбогатеть скоро, так вы никогда не разбогатеете;
     если же хотите разбогатеть, не спрашиваясь о времени, то разбогатеете скоро.
     - Вот оно как,- сказал Чичиков.
     - Да, -сказал Костанжогло отрывисто, точно как бы он сердился на самого Чичикова,- надобно иметь любовь к труду. Без этого ничего нельзя сделать. На" добно полюбить хозяйство, да! И, поверьте, это вовсе не скучно. Выдумали, что в деревне тоска,- да я бы умер, повесился от тоски, если бы хотя один день. провел в городе так, как проводят они в этих глупых своих клубах, трактирах да театрах. Дураки дурачье, ослиное поколенье! Хозяину нельзя, нет времени скучать. В жизни его и на полвершка нет пустоты-все полнота. Одно это разнообразье занятий, и притом каких занятий!-занятий, истинно возвышающих дух. Как бы то ни было, но ведь тут человек идет рядом с природой, с временами года, соучастник и собеседник всего, что совершается в творении. Рассмотрите-ка круговой год работ: как еще прежде, чем наступит весна, всё уж настороже н ждет ее; подготовка семян, переборка, перемерка по амбарам хлеба и пересушка; установленье новых тягол. Весь <год> обсматривается вперед и все рассчитывается вначале. А как взломает лед, да пройдут реки, да просохнет все в пойдет взрываться земля - по огородам и садам работает заступ, по полям соха н бороны: садка, севы и посевы. Понимаете ли, что это? Безделица! грядущий урожай сеют! Блаженство всей земли сеют! Пропитанье миллионов сеют! Наступило лето... А тут покосы, покосы... И вот закипела вдруг жатва; за рожью погода рожь, а там пшеница, а там и ячмень, и овес. Все кипит; нельзя пропустить минуты; хоть двадцать глаз имей-всем им работа. А как отпразднуется все да пойдет свозиться на гумны, складываться в клади, да зимние запашки, да чинки к зиме амбаров, риг, скотных дворов и в то же время все бабьи < работы >, да подведешь всему итог и уви-дяшь, что сделано,- да ведь это... А зима! Молотьба по всем гумнам, перевозка перемолотого хлеба из риг а амбары. Идешь и на мельницу, идешь и на фабрики, идешь взглянуть и на рабочий двор, идешь и к мужику, как он там на себя колышется. Да для меня, просто, если плотник хорошо владеет топором, я два часа готов пред ним простоять: так веселит меня работа. А если видишь еще, что все это с какой целью творится, как вокруг тебя все множится да множится, принося плод да доход,- да я и рассказать не могу, что тогда в тебе делается. И не потому, что растут деньги,- деньги деньгами,- но потому, что все это дело рук твоих; потому что видишь, как ты всему причина, ты творец всего, и от тебя, как от какого-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на всё. Да где вы найдете мне равное наслажденье?-сказал Костанжогло, и лицо его поднялось кверху, морщины исчезнули. Как царь в день торжественного венчания своего, сиял он весь, и казалось, как бы лучи исходили из его лица.- Да в целом мире не отыщете вы подобного наслажденья! Здесь, именно здесь подражает богу человек. Бог предоставил себе дело творенья, как высшее всех наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был подобным творцом благоденствия вокруг себя. И это называют скучным делом!..
     Как пенья райской птички, заслушался Чичиков сладкозвучных хозяйских речей. Глотали слюнку его уста. Самые глаза умаслились и выражали сладость, и все бы он слушал.
     - Константин! пора вставать,- сказала хозяйка, приподнявшись со стула.
     Все встали. Подставив руку коромыслом, повел Чичиков обратно хозяйку. Но уже недоставало ловкости в его оборотах, потому что мысли были заняты действительно существенными оборотами.
     - Что ни рассказывай, а все. однако же, скучно,- говорил, идя позади их, Платонов.
     "Гость не глупый человек,-думал хозяин,-степенен в словах и не щелкопер". И, подумавши так, стал он еще веселее, как бы сам разогрелся от своего разговора и как бы празднуя, что нашел человека, умеющего слушать умные советы.
     Когда потом поместились они все в уютной комнатке, озаренной свечками, насупротив балконной стеклянной двери в сад, и глядели к ним оттоле звезды, блиставшие над вершинами заснувшего сада,-Чичикову сделалось так приютно, как не бывало давно: точно как бы после долгих странствований приняла уже его родная крыша и, по совершенье всего, он уже получил все желаемое и бросил скитальческий посох, сказавши: "Довольно!" Такое обаятельное расположенье навел ему на душу разумный разговор гостеприимного хозяина. Есть для всякого человека такие речи, которые как бы ближе и родственней ему других речей. И часто неожиданно, в глухом, забытом захолустье, на безлюдье безлюдном, встретишь человека, которого греющая беседа заставит позабыть тебя и бездорожье дороги, и неприютность ночлегов, и беспутность современного шума, и лживость обманов, обманывающих человека. И живо врежется, раз навсегда и навеки, проведенный таким образом вечер, и все удержит верная память: и кто соприсутствовал, и кто на каком месте сидел, и что было в руках его,-стены, углы и всякую безделушку.
     Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта милая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице умного хозяина, но даже и рисунок обоев комнаты, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: "Полно, не мучь его",-и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, глядевшая к ним оттоле, облокотясь на вершины дерев, осыпанная звездами, оглашенная соловьями, громкопевно высвистывавшими из глубины зеленолиственных чащей.
     - Сладки мне ваши речи, досточтимый мною Константин Федорович,-произнес Чичиков.- Могу сказать, что не встречал во всей России человека, подобного вам по уму.
     Костанжогло улыбнулся. Он сам чувствовал, что не несправедливы были эти слова,
     - Нет, уж если хотите знать умного человека, так у нас действительно есть один, о котором, точно, можно сказать-умный человек, которого я и подметки не стою.
     - Кто ж бы это такой мог быть?-с изумленьем спросил Чичиков.
     - Это наш откупщик Мураэов.
     - В другой уже раз про него слышу!-вскрикнул Чичиков.
     - Это человек, который не то что именьем помещика, целым государством управит. Будь у меня государство, я бы его сей же час сделал министром финансов.
     - И, говорят, человек, превосходящий меру всякого вероятия: десять миллионов, говорят, нажил.
     - Какое десять! перевалило за сорок. Скоро половина России будет в его руках.
     - Что вы говорите! - вскрикнул Чичиков, вытаращив глаза и разинув рот.
     - Всенепременно. Это ясно. Медленно богатеет тот, у кого какие-нибудь сотни тысяч; а у кого миллионы, у того радиус велик: что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. Поле-то, поприще слишком просторно, Тут уже и соперников нет. С ним некому тягаться. Какую цену чему ни назначит, такая и останется, некому перебить.
     - Господи боже ты мои!-проговорил Чичиков, перекрестившись. Смотрел Чичиков в глаза Костанжо-гло,-захватило дух в груди ему.-Уму непостижимо! Каменеет мысль от страха! Изумляются мудрости промысла в рассматриванье букашки: для меня более изумительно то, что в руках смертного могут обращаться такие громадные суммы. Позвольте спросить насчет одного обстоятельства: скажите, ведь это, разумеется, вначале приобретено не без греха?
     - Самым безукоризненным путем и самыми справедливыми средствами.
     - Невероятно! Если бы тысячи, но миллионы...
     - Напротив, тысячи трудно без греха, а миллионы наживаются легко. Миллионщику нечего прибегать к кривым путям: прямой дорогой так и ступай, все бери, что ни лежит перед тобой. Другой не подымет: всякому не по силам,-нет соперников. Радиус велик, говорю:
     что ни захватит-вдвое или втрое противу <самого себя >. А с тысячи что? Десятый, двадцатый процент.
     - И что всего непостижимей - что дело ведь началось из копейки.
     - Да иначе и не бывает. Это законный порядок вещей,- сказал Костанжогло.- Кто родился с тысячами и воспитался на тысячах, тот уже не приобретет, у того уже завелись и прихоти, и мало ли чего нет! Начинать нужно с начала, а не с середины,- с копейки, а не с рубля,- снизу, а не сверху. Тут только узнаешь хорошо люд и быт, среди которых придется потом изворачиваться.
     Как вытерпишь на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства-тогда тебя умудрит и вышколит, что уж не дашь промаха ни в каком предприятье и не оборвешься. Поверьте, это правда. С начала нужно начинать, а не с середины. Кто говорит мне: "Дайте мне сто тысяч-я сейчас разбогатею",- я тому не поверю: он бьет наудачу, а не наверняка. С копейки нужно начинать.
     - В таком случае я разбогатею,- сказал Чичиков, невольно помыслив о мертвых душах,- ибо действительно начинаю с ничего.
     - Константин, пора дать Павлу Ивановичу отдохнуть и поспать,- сказала хозяйка,- а ты все болтаешь.
     - И непременно разбогатеете,-сказал Костанжог-ло, не слушая хозяйки.-К вам потекут реки, реки золота. Не будете знать, куды девать доходы.
     Как очарованный сидел Павел Иванович; в золотой области грез и мечтаний кружились его мысли. По золотому ковру грядущих прибытков золотые узоры вышивало разыгравшееся воображение, и в ушах его отдавались слова: "Реки, реки потекут золота".
     - Право, Константин, Павлу Ивановичу пора спать.
     - Да что ж тебе? Ну и ступай, если захотелось,- сказал хозяин и остановился, потому что громко по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб затянул еще громче. Заметив, что в самом деле пора на ночлег, он растолкал Платонова, сказавши:
     "Полно тебе храпеть!"-и пожелал Чичикову спокойной ночи. Все разбрелись и скоро заснули по своим постелям.
     Одному Чичикову только не спалось. Его мысли бодрствовали. Он обдумывал, как сделаться помещиком не фантастического, но существенного имения. После разговора с хозяином все становилось так ясно. Возможность разбогатеть казалась так очевидной! Трудное дело хозяйства становилось теперь так легко и понятно и так казалось свойственно самой его натуре! Только бы сбыть в ломбард этих мертвецов да завести не [фантастическое поместье]. Уже он видел себя действующим и правящим именно так, как поучал Костанжогло: расторопно, осмотрительно, ничего не заводя нового, не узнавши насквозь всего старого; все высмотревши собственными глазами, всех мужиков узнавши, все излишества от себя оттолкнувши, отдавши себя только труду да хозяйству. Уже заранее предвкушал он то удовольствие, которое будет он чувствовать, когда заведется стройный порядок и бойким ходом двигнутся все пружины хозяйственной машины, деятельно толкая друг друга. Труд закипит; и подобно тому <как> в ходкой мельнице шибко вымалывается из зерна мука, пойдет вымалываться из всякого дрязгу и хламу чистоган да чистоган. Чудный хозяин так и стоял пред ним ежеминутно. Это был первый человек во всей России, к которому почувствовал он уважение личное. Доселе уважал он человека или за хороший чин, или за большие достатки. Собственно за ум он не уважал еще ни одного человека. Костанжогло был первый. Он понял, что с этим нечего подыматься на какие-нибудь штуки. Его занимал другой прожект - купить именье Хлобуева. Десять тысяч у него было; пятнадцать тысяч предполагал он попробовать занять у Костанжогло, так как он сам объявил уже, что готов помочь всякому желающему разбогатеть; остальные - как-нибудь, или заложивши в ломбард, или так просто, заставивши ждать. Ведь и это можно: ступай возись по судам, если есть охота. И долго он об этом думал. Наконец сон, который уже целые четыре часа держал весь дом, как говорится, в объятиях, принял, наконец, и Чичикова в свои объятия. Он заснул крепко.
    
     ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
    
     На другой день все обделалось как нельзя лучше. Костанжогло дал с радостью десять тысяч без процентов, без поручительства - просто под одну расписку. Так был он готов помогать всякому на пути к приобре-тенью. Он показал Чичикову все свое хозяйство. Все было просто и так умно! Все было так устроено, что шло само собой. Ни минуты; времени не терялось даром ни малейшей неисправности не случалось у поселянина. Помещик, как бы всевидец какой, вдруг поднимал его на ноги. Не было ленивца нигде. Не могло не поразить даже и Чичикова, как много наделал этот человек, тихо, без шуму, не сочиняя проектов и трактатов о доставлении благополучия всему человечеству, и как пропадает без плодов жизнь столичного жителя, шаркателя по паркетам и любезника гостиных, или прожектера, в своем закутке диктующего предписания в отдаленном углу государства. Чичиков совершенно пришел в восторг, и мысль сделаться помещиком утверждалась в нем все более и более. Костанжогло, мало того что показал ему все, сам взялся проводить его к Хлобуеву, с тем чтобы осмотреть вместе с ним имение. Чичиков был в духе. После сытного завтрака все они отправились, севши все трое в коляску Павла Ивановича; пролетки хозяина следовали за ними порожняком. Ярб бежал впереди, сгоняя с дороги птиц. Целые пятнадцать верст тянулись по обеим сторонам леса и пахотные земли Костанжогло. Всё провожали леса в смешении с лугами. Ни одна травка не была здесь даром, всё как в божьем мире, все казалось садом. Но умолкли невольно, когда началась земля Хло-буева: <пошли> скотом объеденные кустарники наместо лесов, тощая, едва подымавшаяся, заглушенная куколем рожь. Наконец вот выглянули не обнесенные за-городью ветхие избы и посреди их оставшийся вчерне каменный необитаемый дом. Крыши, видно, не на что было сделать. Так он и остался покрытый сверху соломой и почернел Хозяин жил в другом доме, одноэтажном Он выбежал к ним навстречу в старом сертуке, растрепанный и <в> дырявых сапогах, заспанный и опустившийся, но было что-то доброе в лице.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ]

/ Полные произведения / Гоголь Н.В. / Мертвые души


Смотрите также по произведению "Мертвые души":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis