Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Железников В.К. / Жизнь и приключения чудака

Жизнь и приключения чудака [2/9]

  Скачать полное произведение

    Нет, пожалуй, надо. Свожу их в фотографию, раз обещал. Это было последнее, что я подумал о первоклассниках, ибо я увидел впереди Настю и она застила для меня весь мир.
     Где-то рядом с ней, в полутумане, прыгал и корчился Сашка.
     ...Мы играли в футбол. Шестой "В" на шестой "А". Я стоял в воротах, а Сашка был в нападении. Это была принципиальная игра, но дело не только в этом. Среди зрителей сидела Настя. Понимаете?
     И вдруг слышу чей-то писклявенький зовущий голосок:
     - Бо-ря!
     Скосил глаза. О боже, возле меня появилось милое видение: та самая первоклашка, у которой глаза как пятаки!
     Я сделал вид, что не слышу. Нечего сказать, нашла подходящее время для задушевной беседы!
     Она снова окликнула меня:
     - Бо-ря!
     Я оглянулся, посмотрел на нее с диким удивлением, точно вижу впервые:
     - Ты меня?
     Она кивнула, представьте!
     Я снова отвернулся. А она не уходит и говорит мне в спину:
     - Я Наташа Морозова из первого "А".
     - Ну и что? - спросил я.
     - Там собака, - ответила она. - Я боюсь, а мне надо домой.
     - Ты же видишь, я занят, - возмутился я.
     - А я думала, - сказала девчонка, - ты меня проводишь.
     От этих ее слов я чуть не упал, даже перестал следить за игрой и едва поймал мяч.
     Нет, вы видели? У всех ребят детство - лучшая беззаботная пора жизни, а у меня каторга! В футбол не дают поиграть. Нет, нет, нет, меня на жалость не возьмешь! Я не буду жалостливым. Она испугалась собаки! Подумаешь! И если даже та ее немного покусает, ничего страшного.
     Через пять минут мне стало ясно: она без меня никуда не уйдет.
     В общем, я вынужден был попросить замену.
     Не оглядываясь, я побежал к школьным воротам. За мной, еле поспевая, бежала Наташка.
     Ну, уж тут я высказался. Я ее пригвоздил, растер в порошок! Я сказал ей:
     - Если ты боишься, пусть тебя мамочка встречает. Или папаша. Я в няньки не нанимался.
     - У меня папа в Африку уехал, - ответила Наташка.
     - Куда? Куда?
     - В Африку.
     - А ты хоть знаешь, где находится Африка? - спросил я.
     - Конечно! - Она рассмеялась: - Я даже стихи про Африку знаю. "В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы..."
     - И все? Больше ты ничего не знаешь про Африку? Ну, и нечего врать.
     Она вдруг остановилась:
     - Я никогда не вру.
     - Совсем? - выскочило у меня.
     - Совсем, - ответила Наташка. - Я не умею.
     - Не горюй! - Я похлопал ее по спине. - Этому я тебя научу.
     - Зачем? - спросила Наташка, и ее глаза-пятаки превратились в воздушные шары.
     Я засмеялся, не зная, что ответить. Действительно, глупо получилось.
     - Я пошутил. Я сам никогда не вру, - сказал я.
     И тут меня затрясло от смеха, потому что мы подошли к школьным воротам, а там прыгала привязанная на ремешке к изгороди собачонка на тонких ножках, с оттопыренными ушами.
     - И ты ее испугалась? - возмутился я.
     Протянул руку, чтобы погладить собачонку, но она неожиданно ощетинилась, зло залаяла и рванула поводок. Я еле успел отскочить.
     - Вот видишь! - сказала Наташка. - Она кусается. - Взяла меня за руку и крепко прижалась.
     - Ну ладно, африканка, - сказал я, - до свиданья.
     - Спасибо! - крикнула девочка.
     Я посмотрел ей в спину. До чего смешная! Ноги - как у африканского страусенка.
     В это время подошел хозяин собачонки и стал отвязывать ее от изгороди.
     - Между прочим, - сказал я громко, - здесь ходят маленькие дети.
     - Учтем, - ответил хозяин собачонки.
     Подошел троллейбус, Наташка села в него. Водитель поторопился закрыть двери, и ее портфель прищемило.
     Я бросился на выручку: застучал кулаком по двери. Водитель снова открыл двери, и портфель плюхнулся на тротуар.
     Я подхватил портфель, впрыгнул в троллейбус и позвал:
     - Наташка, ты где?
     - Я здесь, - ответила Наташка.
     Водитель закрыл двери, и троллейбус тронулся.
     - Все из-за тебя! - угрожающе прошипел я и сунул ей портфель.
     Вскоре троллейбус остановился, я сошел, и она тоже сошла.
     - А ты чего? - удивился я.
     - Здесь мой дом, - сказала она.
     - И ты пешком не можешь пройти одну остановку?
     - На троллейбусе интересней.
     - "Интересней"! - передразнил я ее.
     Я здорово обозлился.
     Я стал стягивать наколенники, а то на меня все оглядывались: они были натянуты поверх брюк.
     - А твой дом где? - не унималась Наташка.
     - Там... - Я неопределенно махнул рукой и пошел.
     - Можно, теперь я тебя провожу? - Она догнала меня.
     - Нельзя, - ответил я. - Я возвращаюсь на футбол.
     Конечно, когда я прибежал в школу, никакого футбола не было и все разошлись. Я уже собирался уходить, как вдруг вижу, ко мне подбегает Наташка.
     - Ты чего вернулась? - спросил я.
     - Я хотела узнать, чем кончилась игра, - сказала она. - Кто победил?
     - Тоже мне болельщица! - возмутился я.
     - Боря, а теперь можно, я тебя провожу?
     - Провожай, провожай! - От нее нельзя было отделаться.
     Домой мы возвращались вместе. Она оказалась смешной и симпатичной. С ней легко было разговаривать. Ее отец действительно уехал работать в Африку. Он врач. А матери у Наташки нет. Она умерла, когда Наташка была маленькой. И теперь они живут вдвоем с бабушкой, пенсионеркой:
     Ну, тут я, чтобы поддержать разговор, сказал, что у меня тоже есть знакомая пенсионерка - тетя Оля.
     - Пенсионерка! - повторила радостно Наташка и засмеялась.
     Почему ей было смешно, я не понял. Не всегда ведь так сразу поймешь этих маленьких.
     - Все пенсионерки смешные, объяснила она. - В тот день, когда им разносят пенсию, они не выходят на улицу, боятся прозевать почтальона.
     Правда она веселая. Она мне так поправилась, что я разменял еще один рубль из папиной десятки и угостил ее мороженым. Она его лизала медленно, чтобы растянуть удовольствие.
     - Боря, - спросила Наташка (она все время поддерживала разговор), - а твой отец куда уехал в командировку? - Улыбнулась и добавила: - Тоже в Африку?
     Шутница!
     - Нет. В Сибирь. Он живет среди тофаларов.
     - А кто такие тофалары? - спросила Наташка.
     - Это маленькая народность в Сибири.
     - Так это люди, - догадалась Наташка. - А я про них ничего не слышала. А что он там делает?
     - Ищет метеорит в тайге. - Мне нравилась эта игра.
     Она была неиссякаема на вопросы.
     - А что такое метеорит? - спросила Наташка.
     - Это небесное тело. Может быть, осколок далекой звезды.
     - Осколок звезды! - восхищенно прошептала Наташка.
     - Он летит к Земле со сверхзвуковой скоростью и так разогревается, что превращается в огненный шар.
     - В огненный шар, - повторила она.
     Все-таки я ее потряс.
     Наташка подняла глаза к небу, надеясь увидеть в нем этот огненный шар, но увидела только солнце. Сощурилась, глаза у нее превратились в щелки, и она спросила:
     - Как солнце?
     - Нет, - ответил я. - Он маленький. Я вижу, вас надо учить еще да учить.
     - Конечно, - согласилась Наташка. - Боря, а ты не знаешь, как спят африканские жирафы?
     Ну и девица, что придумала! Я бы мог соврать ей или отшутиться, сказать: "Они спят, задрав кверху копыта", или: "Они спят на земле". Но я честно признался, что не знаю. И самое удивительное - мне самому понравилось то, что я сказал правду. Это было что-то новое во мне и подозрительное. Уж не заболел ли я?
     В это время я заметил Сашку, стоящего возле нашего дома. В руках у него был мяч, он небрежно постукивал им об асфальт. Рядом, около стены, лежали наши портфели.
     Я остановился и стал перевязывать шнурки в ботинках, а сам соображал, как отделаться от Наташки. Не хотелось бы, чтобы они сталкивались.
     - Иди, - прошипел я, - тебе пора домой.
     - Ничего, - успокоила меня Наташка, - я не спешу.
     Тогда, все еще завязывая шнурки, я медленно повернулся к Сашке спиной, чтобы уйти.
     Я даже прополз несколько шагов на четвереньках, и так, может быть, я бы полз через весь двор, но неожиданно передо мной выросла стена в виде Сашки.
     - Ну что? - спросил я беззаботным тоном, делая вид, что Наташка вроде бы не со мной. - Зайдем ко мне?
     Собственно, если бы он ответил мне сразу, ничего и не произошло бы, но он так долго обсасывал свой леденец, как будто это было самое важное занятие в мире.
     Он сосал леденец и презирал меня. Щеки у него были пунцово-малиновые, и поэтому особенно контрастно выделялся синяк под глазом, который кто-то ему поставил во время игры.
     И вот тут-то нетерпеливая Наташка вполне дружески ворвалась в нашу беседу.
     - Какой у вас синяк! - сказала она и заботливо добавила: - Вам надо к врачу.
     Сашка ей ничего не ответил и стал кричать, что они продули игру из-за меня, потому что я поставил в ворота размазню, что я совсем в последнее время ошалел, что ему противно со мной разговаривать, что я предатель.
     - Так вы проиграли, - разочарованно сказала Наташка.
     Сашка секунду помолчал и, не поворачиваясь к ней, не вытаскивая изо рта леденца, едва разжимая губы, процедил:
     - А ну валяй отсюда, шмокодавка!
     Наташка посмотрела на меня, ждала, видно, что я за нее заступлюсь.
     А я сказал:
     - Иди, иди! Тебе пора.
     Она повернулась и пошла, медленно так пошла, - может, думала, что я все же ее окликну.
     Глупо, конечно. И со стороны может показаться смешным. Подумаешь, проиграли в футбол! Но я-то знал, что этот проигрыш для Сашки большое несчастье. И чтобы как-то его успокоить, кивнул в спину удаляющейся Наташки и сказал: "Вот привязалась!" - но не рассчитал и произнес эти слова слишком громко.
     Наташка услышала и, не веря своим ушам, оглянулась. Глаза у нее снова из пятаков превратились в воздушные шары. Два голубых воздушных шара.
     Может быть, она с таким предательством никогда не сталкивалась. Только что были верными друзьями, рассказывали друг другу биографии, ели мороженое, смеялись, и на тебе!
     И тут я увидел, что на Наташку движется какая-то гигантская собака. Не собака, а буйвол! Я догнал ее и сказал:
     - Спокойно. Я здесь.
     Она радостно схватила меня за руку, прижалась и ответила:
     - А я с тобой, Боря, даже собак не боюсь.
     Вот здорово! Значит, она не обиделась. Действительно, чего на меня обижаться? Подумаешь, что-то не так сказал. Важно, что сделал.
     - Портфель забыл! - крикнул Сашка.
     Я вернулся и побежал за портфелем. Когда я подбежал, он расшнуровывал мяч. Я ждал, что он мне еще скажет, а он нахально выпустил воздух из камеры мне в лицо и сказал:
     - Воспитатель! - взял портфель и удалился.
     - Да ты не волнуйся, - жалким голосом крикнул я ему вслед, - мы их обыграем!
     Он не откликнулся.
     - Спасибо за портфель, - не сдавался я.
     Вот что меня губит, так это жалость, и то, что я эмоциональный человек: не раздумывая совершаю разные поступки. Мне бы сейчас надо было перетерпеть, не бросаться Наташке на помощь, а я не выдержал.
     А ведь мне Сашка дороже, чем она. У нас одна жизнь, одни идеалы. Нам вместе жить да жить. А эта пигалица уже стояла опять около меня. Треснуть ее, что ли, по макушке, чтобы отделаться раз и навсегда? Я поднял руку для щелчка, но снова натолкнулся на ее доверчивые, прямодушные глаза и, вместо того чтобы ударить, обнял за плечи.
     В этот день я прибежал в школу раньше обычного. В портфеле у меня лежало заявление о том, что я ухожу в отставку с высокого поста вожатого, поскольку это мешает моей личной жизни.
     И действительно, эти первоклассники одолели меня окончательно. Они мне не дают ни вздохнуть, ни охнуть. Вчера, например, притащился Толя. Лицо серьезное, глаза жалостные. А мы в классе были вдвоем с Сашкой. Сидели на парте и тихо обсуждали проблему Насти.
     Дело в том, что накануне Настя и я совершили незабываемую прогулку. Мы бродили по улицам, сидели на скамейке на бульваре, плевали с Крымского моста в воду, за что были обруганы прохожим "верблюдами", выпили две бутылки лимонада и съели по три эскимо.
     Правда, мне это дорого обошлось, я истратил еще один папин рубль, но зато было весело.
     Теперь придется купить маме подарок поскромнее. В конце концов, дело не в дорогом подарке, а во внимании.
     А Сашка, когда узнал о нашей прогулке, покрылся страшной бледностью мертвеца. Эта бледность так долго держалась у него на лице, что я испугался за его здоровье. Вот ревнивец!
     Но я открытый человек и не стал скрывать от Сашки свои истинные намерения, а предложил ему начать генеральную битву за Настю. Мы решили оба за ней ухаживать под покровом полнейшей тайны - это было непременное Сашкино условие, - пока она не полюбит кого-нибудь из нас. Побежденный гордо удалится.
     Ну вот, сидим мы, значит, и шепчемся о Насте, и вдруг входит Толя. А Сашка как раз расспрашивал меня во всех подробностях о нашей прогулке, ему интересно. И поэтому он когда увидел Толю, то закричал на него. А я вскочил на подоконник и стал открывать форточку, будто бы чтобы проветрить класс.
     Я подумал: может быть, Сашка его выгонит, но уже через секунду почувствовал, как кто-то тянет мою штанину. Ах, так? Ну пожалуйста! Я спрыгнул с подоконника, вытащил заявление и поднес к Толиному носу. Он мне ответил, что такие буквы читать не умеет. Тогда я ему объяснил, что не буду больше у них вожатым, потому что это мешает моей личной жизни.
     Он это выслушал, но не ушел. Стоял, как-то странно сжавшись, засунув руки глубоко в карманы.
     - Ну, что тебе? - спросил я.
     - По секрету, тихо ответил Толя.
     Я нагнулся к нему, меня опять подвела жалость, и он прижав губы к моему уху, прошептал свой секрет. Оказалось, он не умеет сам застегивать брюки. Я же говорю, с ума сойти можно от этих младенцев! Хотел ему тут же застегнуть брюки, но он кивнул на Сашку.
     - Сашка, - попросил я, - выйди на минуту.
     Сашка долго кривлялся и не хотел выходить, а потом вышел и, видно, рассказал нашим ребятам, потому что именно в тот момент, когда я застегивал Толе брюки, появилась Настя.
     - Боже, - пропела она, - какая трогательная картина! Збандуто, ты просто создан для работы в яслях.
     Я вскочил и стал подталкивать Толю к выходу, а он, наивная душа, решил мне помочь и сказал Насте:
     - Там петельки маленькие. У меня ничего не получается.
     Вот тут уж начался хохот.
     Между прочим, во время нашей прогулки с Настей выяснилось, что она, как и Сашка, считает, что нет в мире более скучного занятия, чем возиться с первоклассниками. Мне это показалось странным: ведь когда меня назначали вожатым, она говорила противоположное. Оказалось, тогда она шутила! А я на эту шутку клюнул и теперь жестоко расплачивался.
     В общем, только я отделался от Толи и показал Насте свое заявление и она меня похвалила и сказала, что я решительный человек, как прибежала Зина Стрельцова, тоже, естественно, первоклассница, с криком, что Гена Костиков убивает Гогу Бунятова и вот-вот выбросит его в окно.
     Ну, конечно, я понимал, что ничего страшного в этом нет, когда мальчишки дерутся, и даже если какой-то Генка выбросит какого-то Гогу из окна, тоже ничего не случится они ведь учатся на первом этаже.
     Но потом я почему-то не вытерпел и незаметно выскользнул из класса, чтобы Сашка и Настя не догадались.
     И представьте, не зря. Когда я прибежал в первый "А", то Генка Костиков на виду у всех продолжал дубасить неуклюжего толстяка Гогу Бунятова. Тот, видите ли, обозвал Генку "дворником", потому что он помогал матери подметать улицу.
     По-моему, Генка лупил его за дело, и поэтому я растащил их не сразу, а когда Гога стал уж очень вопить.
     - Что же ты? - сказал я Гоге. - Разве не знаешь, что все люди равны?
     - Знаю, ответил Гога. - Он первый начал дразниться "толстяком" и хлопнул меня по животу. А я крикнул на него без злобы, а он стал меня дубасить.
     Тут мои воспоминания были прерваны, потому что в пионерскую комнату, в которой я сидел и ждал Нину, чтобы вручить ей заявление об отставке, вошла Наташка.
     Я подскочил на стуле и сказал себе: "Осторожно, преследование продолжается". Тем более, что за Наташкой бочком протиснулись Толя и Гога.
     - Привет! - изображая радость, сказал я.
     Они недружно ответили. Конечно, они пришли из-за меня к Нине, а тут я, собственной персоной.
     - Ты Нину ждешь? - спросила находчивая Наташка.
     - Нину, - ответил я. - А что?
     - Ничего, - ответила Наташка. А у самой голос задрожал, но она все же нашла в себе мужество сознаться: - И мы к Нине.
     Они стояли рядком, напротив меня, и не знали, что делать.
     - Садись, - сказал я. - Будем ждать вместе.
     - Конечно, - сказал Толя. - Вместе всегда веселей. - И взгромоздился на стул.
     Наташка с Гогой тоже сели.
     Помолчали.
     Они за мной следили исподтишка, но я все прекрасно видел: как они переглядывались, как ободряли друг друга, как подталкивали для беседы.
     - А у меня зуб больше не болит, - сказал Гога.
     Дело в том, что я его вчера водил к зубному врачу. У них там дома все были заняты. Я хотел спросить у Гоги, отчего это он так вопил у врача, потом решил, что при всех не стоит.
     - Боря, а как ты думаешь, Нина скоро придет? - спросила Наташка. - А то я сегодня дежурная.
     - Не знаю, - ответил я.
     Я стал их рассматривать, и под моим взглядом они перестали подталкивать друг друга - сидели не шевелясь. До чего же у них были смешные лица! Нет, правда. Вы когда-нибудь попробуйте, всмотритесь в первоклассников. Это совершенно особенные люди. На их лица можно смотреть без конца. Они всегда живые: что на сердце, то и на лице.
     - Боря, а может быть, ты передумал? - спросила Наташка.
     - Ничего я не передумал, - ответил я.
     А сам действительно испугался, что могу передумать, и стал себя растравлять и вспоминать, как я из-за них был неоднократно унижен. Они из меня сделали няньку: и брюки я им застегивал, и к зубному врачу водил. А вчера еще в добавление ко всему пришлось зашивать Наташке платье: она его разодрала на одном месте, села на гвоздь.
     Тут я почувствовал, что погибаю, ибо все эти воспоминания не вызывали во мне ни протеста, ни негодования. Я вскочил, чтобы обратиться в бегство, но Наташка, хитрая душа, все поняла и тоже вскочила.
     - Ты куда? - спросила она и загородила мне дорогу.
     В это время, на мое счастье, в комнату вошла Нина, и я протянул ей заявление. Все произошло в одну секунду, никто не успел опомниться, а Нина уже держала заявление в руке и читала.
     - Так, - сказала она. - А вы чего, ребята?
     Они промолчали.
     - Ах, да, - сказала Нина, она их узнала. - Идите, идите. Я сама разберусь. - Проводила до дверей и вернулась ко мне: - Так. Значит, работа вожатого мешает твоей личной жизни?
     - Интересы у меня совсем другие, - ответил я.
     - Знаю я твои интересы: в футбол гонять вместе со Смолиным.
     - Неправда, - возразил я. - Мы в кино ходим, и книги читаем, и всякое прочее.
     - Они сюда пришли из-за тебя, - сказала она, - а ты "всякое прочее", "мешают личной жизни"! Ты вот за все это время ничего для них не придумал.
     - Почему? - возразил я. - Я придумал. Надо отвести их в автоматическую фотографию.
     - Зачем? - Она посмотрела на меня с некоторым удивлением.
     - Они там сфотографируются, а потом эти снимки можно будет наклеить в толстую тетрадь. Ты передай это новому вожатому, - великодушно предложил я, - пусть он их отведет.
     - А зачем? - снова спросила Нина.
     Кажется, произошла осечка. Она ничего не поняла.
     - Фотография ведь автоматическая, работает без фотографа. Детям будет интересно: можно любые рожи корчить.
     - Знаешь, Збандуто, хорошо, что ты подал заявление, - сказала Нина. - Нет в тебе гармонии. И выдумка твои нелепые.
     - Так ведь они люди двадцать первого века, - сказал я. - Им технику и автоматику подавай.
     Она не ответила, видно, забыла про меня. Склонилась над листом бумаги и чертила мужское лицо с бородкой.
     - Так я пойду, - сказал я.
     - А, это ты, - спохватилась она. - Ну ладно, найдем тебе замену.
     А после уроков, когда мы с Сашкой заскочили в раздевалку за куртками, произошло новое событие. К Насте, которая прихорашивалась около зеркала, подошла Наташка. Я первый ее заметил и остановил Сашку. Мы спрятались между пальто. И вот тут-то и услышали этот странный разговор.
     - Ты чего, малышка? - спросила Настя у Наташки.
     До нас долетало каждое слово.
     - Мне с вами поговорить надо, - ответила Наташка.
     - О чем? - спросила Настя. - Пожалуйста. - А сама продолжала прихорашиваться перед зеркалом.
     - Вы слышали, от нас Боря уходит? - произнесла Наташка, как будто это какое-то космическое событие.
     - Ну и что? - спросила Настя.
     - А вы скажите ему, чтобы он не уходил, - попросила Наташка.
     - Ты думаешь, он меня послушает?
     - Вы на него имеете влияние, сказала Наташка.
     - Почему? - удивилась Настя и посмотрела в мою сторону.
     Она говорила все время громко и играла в такую наивную-наивную девочку.
     - Вы красивая, сказала Наташка. - А красивые на всех имеют влияние!
     Последние слова Наташки, видно, понравились Насте, потому что она ответила:
     - Хорошо... Я ему передам. Так что спи спокойно, малышка.
     - Спасибо, - сказала Наташка и выбежала.
     Мы вышли из раздевалки.
     Настя уже сидела в вестибюле, нога на ногу, в нетерпеливом ожидании.
     - Ну, пошли! - сказала она, вставая.
     - Есть предложение поехать на Ленинские горы! - заорал Сашка.
     А я вдруг, сам не знаю почему, бросил портфель на стул и крикнул:
     - Подождите! Сейчас!
     Стремительно взбежал я по лестнице, влетел в пустой первый "А", подошел к доске и написал: ЗАВТРА ПОСЛЕ УРОКОВ
     ИДЕМ ФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ.
     Борис
     И повернулся, чтобы бежать вниз, к Насте и Сашке, но вместо этого прошелся между партами.
     На полу валялась ленточка, какая-то девчонка обронила. Поднял эту ленточку. Постоял. Мне здесь было хорошо. И все нравилось: и маленькие парты, и неумелые рисунки на доске, и эта ленточка, которую я держал в руке.
     - Ну вот я и вернулся, - тихо сказал я.
     Подошел к парте, за которой "сидел" Толя.
     - Как сидишь! - закричал я на него. - Опять сгорбился? Нехорошо. - И "стукнул" его по спине.
     Тишина пустого класса не смущала меня. Я снова шагал между партами, пристально "вглядываясь" в лица ребят.
     - А ты чего плачешь? - спросил я Зину Стрельцову. - Кляксы посадила? Не страшно. Все мы с этого начинали.
     Подскочил к Генке:
     - Срам! Ты же будущий космонавт, а в носу ковыряешь!
     Тут я заметил Гогу Бунятова:
     - А ты! Не стыдно? Ты достоин презрения! Дразнить товарища за то, что он вместе с матерью подметает улицу! Ты что, не знаешь, что "мамы разные нужны, мамы всякие важны"? Да, по-моему, вы без меня пропадете. Сколько еще у вас недостатков! Решено, я остаюсь навсегда!..
     Когда я спустился в вестибюль, Насти и Сашки не было. На стуле одиноко лежал мой портфель.
     А на следующий день я снова прибежал в школу раньше всех, чтобы Нина не успела назначить к моим первоклассникам нового вожатого. Выхватил у нее обратно заявление и на радостях влетел в класс, размышляя о том, как поведу детей фотографироваться.
     В классе в полном одиночестве сидела Настя. От неожиданности я замер. А она встала мне навстречу. Помню, я еще успел подумать: "Да, ревнивец Сашка, проспал ты свое счастье". И точно, она пригласила меня пойти после школы в кино. А я молчал и чувствовал, что бледнею, бледнею, как Сашка во время припадка ревности, потому что знал, что должен ей отказать.
     - Чего же ты молчишь? - спросила она.
     - Я веду своих ребят фотографироваться.
     - Подумаешь! - сказала она. - В другой раз сводишь. Обещанного три года ждут.
     - Не могу, - твердо ответил я и еще больше побледнел.
     - Ох, надоел ты мне со своим детским садом! - сказала она.
     ...Когда я выводил ребят из школы, то увидел Сашку и Настю, шагающих впереди нас. И они увидели нас и остановились. А ребята галдели, как десять тысяч воробьев, и не замечали ни Сашки, ни Насти.
     Я сделал вид, что не вижу их, но Настя помахала мне:
     - Мы в кино.
     - Попутного ветра Гулливеро в сопровождении Лилипуто! - крикнул самодовольный Сашка и захохотал.
     Конечно, со стороны мы представляли довольно смешную картину: я долговязый, рост сто шестьдесят, а детишки мне по пояс. Но представьте, Сашкины слова меня нисколько не задели. Я привык, что он не разбирается в средствах борьбы. То он мне вылил за шиворот полграфина воды, то на истории нарочно подсказал неправильную дату. А сегодня вообще где-то раздобыл старый ночной горшок и подставил мне. Я не заметил и сел. Все давились от смеха, а я обиделся на Сашку, чуть не заревел и, чтобы скрыть это, стал паясничать и напялил себе этот горшок на голову, за что был выгнан с урока.
     Я благородный человек и не мстительный, я не обижаюсь на Сашку за то, что он все время пытается меня унизить. Я все равно люблю Сашку, он мой лучший друг. Может, и он когда-нибудь поймет это.
     Зато малыши, когда увидели Сашку и Настю, поутихли и затаились. Догадливые. А Наташка спросила:
     - Боря, может быть, ты пойдешь в кино? Мы можем сфотографироваться завтра.
     Я ей ничего не ответил, только весело подмигнул. А ее глаза сначала превратились в пятаки, потом в воздушные шары, а потом... Нет, вы только представьте - она тоже подмигнула мне! Ну и девчонка, соль с перцем!
     А потом началось настоящее веселье. Действительно, автоматическая фотография великолепная вещь!
     Генка, отчаянная голова, снялся с оскаленными зубами. Толя прилепил к подбородку обрывок газеты. Зина Стрельцова высунула язык.
     Все хохотали и никак не могли остановиться.
     Взрослые на нас оглядывались и, может быть, даже возмущались. Но я-то уж знаю: если смешно, тут ни за что не остановишься. Тогда нужно придумать что-нибудь особенное, и я сказал:
     - Сейчас пойдем есть мороженое. Из стаканчиков.
     - Ура! Ура! - закричали все.
     - А мне мороженого нельзя, - сказал Толя. - Я болел ангиной.
     - Жаль, - ответил я.
     У Толи сразу испортилось настроение. Это было заметно.
     - Ну что ж, полная солидарность: мороженое есть не будем. Купим пирожки с повидлом.
     - А что такое "полная солидарность"? - спросил Гога.
     - Это когда один за всех и все за одного, - сказал я.
     - Полная солидарность! - обрадовался Толя.
     И все малыши дружно закричали:
     - Полная солидарность, полная солидарность!
     А когда стали покупать пирожки, я увидел, что Генка и еще несколько ребят отошли в сторону и стали внимательно рассматривать на витрине тульские самовары. Точно их с самого рождения интересовали только самовары и всякие там узоры на них.
     Ясно: у них не было денег на пирожок. А у меня в кармане лежал остаток от известной десятки. И я принял единственно верное решение. Вытащил из кармана рубль, подошел к продавщице пирожков, купил десять штук и сказал ребятам, этим любителям самоваров:
     - А ну, налетайте!
     Они отвернулись, как будто не поняли, такие гордые оказались.
     - Ребята! - повторил я. - Ну, чего же вы? Налетайте!
     Сначала подошел Генка и вроде нехотя взял пирожок. За ним потянулись остальные. Каждому ведь хотелось съесть пирожок. Последний я взял себе.
     Вечером я расклеил фотографии малышей в тетрадь. Она стала как живая. Интересно было ее перелистывать...
     Скандал получился неожиданный и грандиозный. Меня вдруг решили с треском снять с должности вожатого.
     Как-то после уроков прибежала взволнованная Нина и сказала, чтобы я больше не смел ходить к первоклашкам. Она отошла к учительскому столу и крикнула мне оттуда:
     - Ты слышал, я тебе это категорически запрещаю!
     - А мы сегодня идем в цирк, - сказал я.
     - Никаких цирков! - сказала Нина и погрозила мне пальцем.
     - Недолго ты царствовал, - сказал Сашка.
     И действительно, недолго.
     Все, конечно, заахали и заохали и стали ко мне приставать с расспросами, но, честное слово, я сам не знал ничего. Тогда они привязались к Нине, и она ответила, что сейчас они узнают и закачаются, такой я тип.
     Нина рассказала про все мои дела, перечисляя их долго, подробно и противно. И добавила, что я влияю дурно на детей, сею между ними вражду и смуту.
     Это потому, что я сказал одной девчонке, что нехорошо ябедничать, а она спросила меня, что это такое, а я ей объяснил, и теперь ее все дразнят ябедой.
     Тут я не выдержал, прервал плавную речь Нины и крикнул:
     - Зато она больше не ябедничает. Успех достигнут!
     Но она не обратила на мои слова никакого внимания и заявила, что совет дружины отстранил меня от должности вожатого...
     В этот момент открылась классная дверь, и в проеме появилась секретарь директора, сама Розалия Семеновна, которую вся школа зовет "Чайная Роза", хотя, конечно, никто из наших ребят никогда не удостаивался ее взгляда. Ну, когда она появилась в дверях, Нина сразу забыла, что еще там решил про меня совет дружины, и уставилась на Чайную Розу.
     - Кто здесь Збандуто? - Она даже не переврала мою фамилию.
     - Я.
     - К директору, - сказала Чайная Роза. - И вы, Нина, тоже.
     Она не ушла, а продолжала стоять в дверях, пока я собирался. Никто мне ничего не сказал вслед и никто не сострил, потому что все поняли: дела мои плохи.
     На всякий случай я захватил с собой тетрадь с фотографиями - как ни плохи дела, а терять самообладание нельзя - и прошмыгнул мимо Чайной Розы летучей мышью; ни одна складка на ее платье не дрогнула.
     Нина прошла к директору, а я остался ждать в секретарской вместе с Чайной Розой.


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]

/ Полные произведения / Железников В.К. / Жизнь и приключения чудака


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis