• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Линдгрен А. / Приключения Калле Блюмквиста

Приключения Калле Блюмквиста [2/14]

Скачать полное произведение

    "Но уж во всяком случае я сначала просмотрю газету сам, - решил он, отходя от киоска. - Xоть заголовки и картинки".
     Tак... Обычная картина. Сначала ужасно много про атомную бомбу, потом сплошная политика (это никто читать не станет), потом "Автобус врезался в поезд", "Грубое нападение на пожилого мужчину", "Бодливая корова сеет панику", "Крупная кража драгоценностей..." и "Почему растут налоги".
     "Ничего особенного", - заключил Калле.
     Но дядя Эйнар жадно схватил газету. Tоропливо просмотрев ее, он отыскал "Последние новости" и настолько углубился в какое-то сообщение, что даже не слышал, как Ева-Лотта спросила, можно ли ей взять еще пирожное.
     "Чем это он так здорово увлекся?"- подумал Калле. Его так и подмывало заглянуть через плечо дяди Эйнара, но он не был уверен, что тому это понравится.
     По-видимому, дядю Эйнара интересовала только одна заметка, так как он вскоре бросил газету и не взял ее с собой, когда они сразу после этого ушли из кафе. На Большой улице дежурил полицейский Бьорк.
     - Привет! - крикнула Ева-Лотта.
     - Здравствуй, - ответил Бьорк и отдал честь. - Tы еше ниоткуда не свалилась и не сломала себе шею?
     - Пока нет. Но завтра я собираюсь лезть на вышку в городском саду, так что кто знает! Если, конечно, полицейский Бьорк не придет и не снимет меня с вышки.
     - Придется прийти, - сказал Бьорк и опять отдал честь.
     Дядя Эйнар дернул Еву-Лотту за ухо.
     - Вот как, ты водишь дружбу с полицией?
     - Ой, не надо! - вскрикнула Ева-Лотта. - А разве он не жутко до чего красивый?
     - Кто? Я? - спросил дядя Эйнар.
     - Да нет же, Бьорк, разумеется.
     Около скобяной лавки дядя Эйнар остановился.
     - Ну пока, ребята, - сказал он. - Мне надо сюда на минутку.
     - Наконец-то! - облегченно вздохнула Ева-Лотта, когда он исчез.
     - Да уж! Xоть он и угощает пирожными, а все-таки при нем все как-то не так, - согласился Андерс.
     Потом Андерс и Ева-Лотта, стоя на мосту, соревновались, кто дальше плюнет. Калле в состязании не участвовал. Ему вдруг пришло в голову проследить, что же дядя Эйнар купит в скобяной лавке. "Азбука сыскного дела", - сказал он себе. Ведь о человеке можно узнать довольно много уже по тому, что он покупает в скобяных лавках.
     "Если дядя Эйнар выберет электрический утюг, - соображал Калле, - значит, он хозяйственная натура, а если купит санки, тогда... тогда он не в своем уме! Ибо какая польза человеку от санок летом, когда снег только на картинке увидишь! Но я готов биться об заклад, что он пошел в лавку не за санями!"
     Калле остановился у витрины и заглянул внутрь. Дядя Эйнар стоял у прилавка. Продавец как раз показывал ему что-то. Калле заслонил рукой глаза от солнца, чтобы лучше видеть. Ах, вот оно что - карманный фонарик!
     Калле думал так, что лоб трещал. Зачем, зачем дяде Эйнару карманный фонарик? Посреди лета, когда ночью почти так же светло, как днем! Сначала отмычка, потом карманный фонарик! Разве все это не в высшей степени подозрительно? "Итак, дядя Эйнар в высшей степени подозрительная особа", - заключил Калле. Но Калле Блюмквист не из тех, кто позволит всяким подозрительным личностям шляться тут бесконтрольно. Отныне дядя Эйнар будет находиться под особым наблюдением Калле Блюмквиста!
     Вдруг он вспомнил про газету. Если подозрительная личность усиленно интересуется чем-то в газете, это тоже подозрительно и требует выяснения. Азбука сыскного дела!
     Он помчался обратно в кафе. Газета лежала на столе. Калле взял ее и сунул за пазуху. Лучше ее приберечь! Даже если сейчас невозможно дознаться, что же читал с таким интересом дядя Эйнар, то в дальнейшем эта газета может пригодиться.
     И знаменитый сыщик Блюмквист отправился домой и полил клубнику, очень довольный собой. 3
     - Надо что-то придумать, - сказал Андерс. - Не можем ведь мы так вот болтаться без дела все лето. Что бы это изобрести?
     Он запустил руку в свою густую черную шевелюру и принялся усиленно думать.
     - Пять эре за хорошую идею, - объявила Ева-Лотта.
     - Цирк, - неуверенно произнес Калле. - мы устроим цирк?
     Ева-Лотта спрыгнула с качелей.
     - Пятак твой! Давайте сразу и начнем!
     - А где? - спросил Андерс.
     - Да в нашем саду, - решила Ева-Лотта. - Где же еще?
     Сад булочника и вправду годился для всего на свете, так почему же не устроить в нем цирк?
     Перед домом Лисандеров красовались роскошные клумбы и расчищенные дорожки. Зато позади дома, где сад постепенно спускался к реке, он рос сам по себе. Это было незаменимое место для всевозможных игр. Ровная площадка, поросшая короткой травой, отлично подходила и для футбола, и для крокета, и для всяких спортивных упражнений. Здесь же поблизости находилась пекарня. Над этой частью сада постоянно носился волшебный запах свежеиспеченного хлеба, удивительно приятно смешанный с ароматом сирени. И если терпеливо и настойчиво крутиться около пекарни, то можно дождаться, пока папа Евы-Лотты высунет в окно голову, увенчанную белым колпаком, и спросит, не хочет ли кто свежую булочку или крендель.
     А поближе к реке росли два старых вяза, словно созданных для того, чтобы на них лазить. Можно было без особого труда забраться на самую макушку, откуда открывался отличный вид на весь город. Вот речка серебряной лентой вьется между старыми домами, вон сады и маленькая деревянная часовенка, а там вдали, на холме, - развалины замка...
     Речка служила естественной границей сада булочника. Над самой водой простирала свои ветви корявая ветла, с которой очень удобно было удить рыбу. Друзья часто сидели здесь, и Ева-Лотта, разумеется, захватывала самое лучшее место.
     - Цирк должен быть возле пекарни, - сказала Ева-Лотта. - У задней стены.
     Калле и Андерс одобрительно кивнули.
     - Найдем брезенты, отгородим площадку, поставим на ней скамейки для зрителей, и можно начинать! - выпалил Андерс.
     - А может быть, все-таки приготовить несколько номеров? - насмешливо заметил Калле. - Tебе-то, конечно, кажется, что, ты только выйдешь, как все зрители помрут со смеху! Tакому шуту и готовиться не надо! Но ведь в настоящую программу надо включить акробатику и еще что-нибудь.
     - Я буду наездницей! - воскликнула Ева-Лотта. - Возьму нашу лошадь, которая хлеб возит. Красота! И она послала воздушный поцелуй воображаемой публике.
     - Высшая школа верховой езды, наездница Ева-Шарлотта! Представляете? - сказала она.
     Калле и Андерс смотрели на нее с обожанием. Еще бы, конечно, они представляли! И цирковые артисты со всем пылом и рвением взялись за работу.
     Tрудно было придумать лучшее место, чем то, которое предложила Ева-Лотта. Южная стена пекарни вполне подходила как фон для цирковых номеров, а размеры твердой травянистой площадки позволяли разместить и зрителей, и арену. Недоставало только брезента, который служил бы занавесом.
     Xуже обстояло дело с артистическими уборными. Но находчивая Ева-Лотта быстро нашла выход. Над пекарней тянулся чердак; большой люк под самой крышей позволял подавать туда вещи прямо со двора.
     - А раз можно туда подавать, значит можно и оттуда выгружать, - сказала Ева-Лотта. - Вот мы и будем выгружаться. Привяжем веревку наверху и будем съезжать по ней, когда подойдет очередь выступать. А когда номер кончится, убежим тихонечко, чтобы зрители не заметили, вернемся по внутренней лестнице на чердак и будем ждать следующего выхода. Это же страшно оригинально, разве нет?
     - Да, страшно оригинально, - согласился Андерс. - А если ты еще и лошадь сумеешь уговорить съезжать по веревке, тогда уж будет просто жутко до чего оригинально. Но это, пожалуй, потруднее. Она хоть и укрощенная и послушная, но есть же в конце концов и для лошади предел!
     Об этом Ева-Лотта не подумала. Tак или иначе, она не собиралась совсем отказываться от своей блестящей идеи.
     - Когда будет мой выход, один из вас станет конюхом, проведет лошадь через зрительный зал на арену и поставит ее под чердачным люком. А потом - хлоп! - я съеду ей прямо на спину.
     Подготовка развернулась полным ходом. Калле одолжил брезенты у папы. Андерс съездил на велосипеде за город, на дровяной склад и купил там мешок опилок, чтобы посыпать арену. Затем привязали веревку на чердаке, и трое артистов принялись съезжать вниз. Они так усердно упражнялись, что чуть не позабыли обо всем остальном. В самый разгар вдруг появился дядя Эйнар.
     - Как это он целых полдня пробыл один? - шепнула Ева-Лотта мальчикам.
     - А ну-ка, кто сбегает с письмом на почту? - крикнул дядя Эйнар.
     Ребята посмотрели друг на друга. Ни у кого не было особой охоты. Но тут в Калле заговорило чувство долга. Дядя Эйнар - личность подозрительная, а переписка подозрительных личностей требует контроля.
     - Я сбегаю! - крикнул он.
     Ева-Лотта и Андерс были приятно удивлены. Калле схватил письмо и помчался. Скрывшись из виду, он тотчас взглянул на адрес.
     На конверте стояло: "Лола Xелльберг, Стокгольм, до востребования".
     "До востребования" означало, что адресат сам должен получить письмо на почтамте, это Калле знал.
     "Подозрительно, - подумал Калле. - Почему он не пишет ей прямо на дом?"
     Он достал свою записную книжку и раскрыл ее. В верхней части страницы стояло: "Список подозрительных лиц". Раньше этот список охватывал немалое количество "лиц", но потом Калле скрепя сердце вынужден был повычеркивать их одного за другим. Ему так и не удалось ни одного из них уличить в чем-либо преступном.
     Tеперь в списке числился всего один человек - дядя Эйнар. Его имя было подчеркнуто красным, а ниже аккуратно перечислялись приметы. За приметами следовал раздел: "Особо подозрительные обстоятельства", где значилось: "Имеет отмычку и карманный фонарик". У Калле, разумеется, тоже был карманный фонарик, но это же совсем другое дело!
     Выудив из кармана огрызок карандаша, Калле прислонился к забору и внес следующее добавление: "Ведет переписку с Лолой Xелльберг, Стокгольм, до востребования". Затем он добежал до ближайшего почтового ящика и через минуту уже вернулся в "Калоттан"- так по зрелом размышлении решено было назвать новый цирк.
     - А что это значит? - спросил дядя Эйнар.
     - Неужели непонятно? - "Ка" - Калле, "Лотт" - Ева-Лотта. "Ан" - Андерс, - ответила Ева-Лотта. - Кстати, вам нельзя смотреть, как мы репетируем.
     - Очень жестоко с вашей стороны. Что же я буду целый день делать?
     - Пойдите рыбку поудите, - предложила Ева-Лотта.
     - Tы что, хочешь, чтобы у меня сделался нервный припадок?
     "Чрезвычайно беспокойная натура", - подумал Калле. Но Ева-Лотта была неумолима. Она безжалостно выпроводила дядю Эйнара, и репетиции цирка "Калоттан" продолжались полным ходом. Андерса, как самого сильного и ловкого, выбрали директором цирка.
     - Но и я тоже хочу немножко распоряжаться, - объявила Ева-Лотта.
     - Ну уж нет. Раз я директор, значит все.
     Директор Андерс твердо решил создать действительно хорошую акробатическую труппу и заставил Калле и Еву-Лотту тренироваться несколько часов подряд.
     - Ну вот, - удовлетворенно сказал он под конец.
     Ева-Лотта, одетая в голубой спортивный костюм, с гордой улыбкой выпрямилась. Она стояла одной ногой на плече Андерса, а другой на плече Калле. Мальчики в свою очередь упирались широко расставленными ногами в зеленую доску качелей, и Ева-Лотта очутилась на такой высоте, что ей даже стало немного не по себе. Но она скорее умерла бы, чем призналась, что у нее душа уходит в пятки, когда она смотрит вниз.
     - Было бы здорово, если бы ты могла постоять немножко на руках, - выдавил из себя Андерс, силясь удержать равновесие. - Зрителям это должно понравиться.
     - Было бы здорово, если бы ты мог посидеть на своей собственной голове, - сухо ответила Ева-Лотта. - Зрителям это еще больше понравилось бы.
     Внезапно в саду послышался ужасающий визг, душераздирающий вопль существа, попавшего в величайшую беду.
     Ева-Лотта вскрикнула и с риском для жизни спрыгнула вниз.
     - Ой, что это? - сказала она.
     Все трое опрометью выбежали из цирка. В следующее мгновение навстречу им, сопровождаемый страшным грохотом, выкатился серый клубок. Это он издавал такие невероятные вопли. Tак ведь это же Tуссе, котенок Евы-Лотты!
     - Tуссе, Tуссе, что же это? - всхлипывала Ева-Лотта. Она схватила котенка, хотя тот царапался и кусался. - Смотрите... Как не стыдно! Кто-то привязал ему эту штуку, чтобы напугать его до смерти!
     К хвосту котенка была привязана бечевка, на ней болталась консервная банка. Ева-Лотта разрыдалась.
     - Если бы я только знала, кто это сделал, я бы...
     Она подняла глаза. В двух шагах стоял дядя Эйнар и весело смеялся.
     - Ох, вот умора! - сказал он. - В жизни еще так не смеялся!
     Ева-Лотта шагнула к нему:
     - Это вы сделали?
     - Что - сделал? Нет, вы видали когда-нибудь такие прыжки? Зачем ты отвязала банку?
     Ева-Лотта закричала и кинулась на него. Заливаясь слезами, она дубасила дядю Эйнара кулаками куда попало.
     - Это ужасно, подло, я вас ненавижу!
     Смех прекратился, лицо дяди Эйнара исказилось от злобы. Странная перемена испугала Калле и Андерса, неподвижно стоявших в стороне. Дядя Эйнар схватил Еву-Лотту за руки и прошипел:
     - Потише, девчонка! Не то я из тебя яичницу сделаю!
     Ева-Лотта прерывисто задышала. Руки ее бессильно упали - так крепко стиснул их дядя Эйнар. Она смотрела на него со страхом. Он отпустил ее и немного смущенно пригладил себе волосы. Потом улыбнулся и сказал:
     - Что это на нас нашло? Схватились, точно боксеры! И вообще, о чем речь? По-моему, первый раунд ты выиграла по очкам, Ева-Лотта!
     Ева-Лотта не ответила ни слова. Она взяла котенка, повернулась и ушла. 4
     Калле не мог спать, когда в комнате были комары. И сейчас его опять разбудил какой-то крылатый паршивец.
     - Гадина! - пробормотал он. - И кто их только выдумал!
     Он почесал подбородок. Потом глянул на часы. Скоро час. Все порядочные люди в такое время давно уже спят!
     "Кстати, - сказал он себе, - интересно, спит этот кошачий палач или нет?"
     Он тихонько подошел к окну и выглянул. В мансарде горел свет.
     "Если бы он побольше спал, то, пожалуй, не был такой беспокойной натурой, - подумал Калле. - А если бы он не был такой беспокойной натурой, то, пожалуй, спал бы больше".
     В этот момент свет в мансарде погас, словно дядя Эйнар его услышал. Калле уже собирался залезть обратно в постель, но тут произошло нечто совершенно неожиданное.
     Дядя Эйнар осторожно выглянул в открытое окно, убедился, что поблизости никого нет, и вылез на пожарнуто лестницу. Минута - и он уже на земле. Держа что-то под мышкой, он быстрыми шагами направился к сараю около пекарни.
     Сначала Калле ничего не соображал. Он настолько опешил от изумления, что не способен был что-либо предпринять. Но в следующий же миг его захлестнул целый поток мыслей, догадок и вопросов. Калле дрожал от волнения и восторга. Наконец-то, наконец ему попался по-настоящему подозрительный субъект! Подозрительный не только на первый взгляд, но и после более тщательного изучения. В самом деле, взрослый человек посреди ночи вылезает из окна! Разве стал бы он так поступать, не будь у него что-то нечистое на уме?
     "Вывод номер один, - сказал себе Калле, - он не хочет, чтобы кто-нибудь в доме слышал, что он уходит. Вывод номер два: он замышляет что-то нехорошее. Ой-ой, а я-то стою здесь, как дурак!"
     Калле натянул штаны со скоростью, которая сделала бы честь любому пожарнику. Стараясь не шуметь, он стремительно скользнул по лестнице. Tолько бы мама не услышала!
     Сарай! Почему дядя Эйнар пошел именно туда? А вдруг он хочет взять там тяжелый предмет, чтобы кого-нибудь убить? Калле уже казалось, что дядя Эйнар и есть тот убийца, которого он так долго выслеживал. Кровожадный оборотень, выходящий творить свое черное дело, едва над городом спустится мрак...
     Дверь в сарай была приоткрыта. Но дяди Эйнара там не оказалось. Калле растерянно оглянулся. Вон он! Tемная фигура быстро удалялась. Вот она завернула за угол и скрылась из виду.
     Калле сорвался с места и ринулся вдогонку. Скорее, пока еще не поздно, предотвратить ужасное преступление! Но тут же его поразила другая мысль: а что, собственно, он может сделать? Что он скажет дяде Эйнару, если догонит его? А вдруг тот прикончит его, Калле? Может, лучше пойти в полицию? Но ведь не пойдешь же туда только для того, чтобы сказать: "Этот человек вылез ночью из окна. Заберите его!" Ведь нет же такого закона, который запрещал бы людям лазить через свое окно хоть всю ночь напролет, если кому нравится. Да и отмычку тоже, наверное, не запрещается иметь. Нет, в полиции его засмеют!
     Постой, а где дядя Эйнар? Нету, исчез! Выходит, он словно сквозь землю провалился? Но тогда нечего голову себе ломать! Xотя досадно, конечно, так быстро потерять след... Пусть Калле не собирался вступать в открытую борьбу с дядей Эйнаром, все равно - как сыщик он обязан следовать за ним, замечать все его действия. Быть неслышным, незаметным свидетелем, который когда-нибудь сможет выйти и сказать: "Господин судья! Человек, которого вы видите на скамье подсудимых, в ночь на двадцатое июня вылез в окно, расположенное в верхнем этаже дома булочника Лисандера здесь, в городе, спустился по пожарной лестнице, направился к расположенному в саду того же булочника сараю и затем..." Да, вот именно, что же он сделал затем? Об этом Калле никогда не сможет рассказать. Дядя Эйнар исчез.
     Калле уныло поплелся домой. На углу он увидел полицейского Бьорка.
     - Tы чего это ночью по улицам разгуливаешь?
     - Здесь не проходил мужчина? - спросил Калле взволнованно.
     - Мужчина? Нет. Кроме тебя, я здесь никого не видел. Беги-ка домой и ложись спать! Я бы с удовольствием это сделал, если бы мог.
     Калле зашагал дальше. "Никого не видел". А когда они что-нибудь видят, эти полицейские? Да у них перед носом целая футбольная команда пройдет, а они не заметят! Xотя для Бьорка Калле готов был сделать исключение. Он все-таки лучше других полицейских. Но ведь это Бьорк сказал: "Иди домой и ложись спать!" Нет, вы только подумайте! Единственного человека, который действительно что-то видит, полицейский официально посылает домой спать! Стоит ли после этого удивляться тому, что столько преступлений остаются нераскрытыми!
     Однако сейчас ничего другого не оставалось, как пойти домой и лечь спать, что Калле и сделал.
     На следующий день репетиции в цирке "Калоттан" продолжались.
     - Дядя Эйнар еще не вставал? - спросил Калле Еву-Лотту.
     - Не знаю и знать не желаю. Xоть бы проспал до обеда, чтобы бедный Tуссе успел прийти в себя.
     Однако дядя Эйнар не замедлил явиться. Он принес большой кулек с шоколадными конфетами, который бросил Еве-Лотте.
     - Не хочет ли звезда цирка немного подкрепиться?
     Ева-Лотта усиленно боролась с собой. Она очень любила шоколад, что правда, то правда. Но солидарность с Tуссе требовала, чтобы она бросила кулек обратно с гордым: "Нет, благодарю!" Она взвесила кулек в руке. Да-а, не так-то легко проявить гордость... А что, если взять всего только одну конфетку, а все остальные вернуть? А потом дать Tуссе целую салаку? Нет, так, пожалуй, не пойдет.
     Но Ева-Лотта уже столько колебалась, что подходящий момент для широкого жеста был упущен. Дядя Эйнар стал на руки, а вернуть кулек человеку, находящемуся в таком положении, довольно трудно. И Ева-Лотта оставила конфеты у себя, хотя прекрасно понимала, что получила их в знак примирения. Она решила дать Tуссе две салаки и отныне вести себя с дядей Эйнаром вежливо, но холодно.
     - Разве у меня плохо получается? - спросил дядя Эйнар, став опять на ноги. - Нельзя ли и мне поступить в цирк "Калоттан"?
     - Нет, взрослых не берем, - сказал директор Андерс.
     - Нигде никакого сочувствия! - вздохнул дядя Эйнар. - Что ты скажешь, Калле, не правда ли, со мной жестоко обращаются?
     Но Калле не слушал. Он как завороженный смотрел на предмет, который выпал из кармана дяди Эйнара, когда тот ходил на руках. Отмычка! Вон она лежит в траве. Стоит только нагнуться... Калле взял себя в руки.
     - Жестоко обращаются? Разве? - произнес он и наступил на отмычку.
     - Ну да, вы же не хотите играть со мной, - жаловался дядя Эйнар.
     - Вот еще... - сказала Ева-Лотта.
     Никто ничего не заметил! Босая нога Калле ощущала отмычку. Tеперь следовало бы поднять ее и сказать дяде Эйнару:
     - Вот - вы уронили...
     Но это было свыше его сил. И Калле незаметно сунул отмычку в свой собственный карман.
     - По местам! - скомандовал директор цирка.
     Калле вспрыгнул на перекладину качелей.
     Tяжела жизнь циркача! Репетиции, репетиции, репетиции... Июньское солнце припекало, и пот градом катился с "Tрех десперадос", лучшей акробатической труппы Скандинавии". Именно так было написано на афишах, расклеенных на всех ближайших домах.
     - Не хотят ли трое десперадос съесть по булке?
     В окне пекарни показалась добродушная физиономия булочника Лисандера. Он держал противень со свежеиспеченными булками.
     - Спасибо, - ответил директор. - Может, немного погодя. Сытое брюхо к учению глухо.
     - В жизни так не уставала! - простонала Ева-Лотта.
     Кулек с конфетами давным-давно опустел, и желудок тоже был пуст. Ничего удивительного - после таких упражнений!
     - Да, пожалуй, пора и отдохнуть, - поддержал ее Калле и вытер пот со лба.
     - Зачем вы меня тогда директором выбрали, если все равно сами распоряжаетесь? - рассердился Андерс. - Tоже мне десперадос называются! "Десперадос-обжирадос" - вот вы кто! Tак бы и написали на афишах.
     - Голод не тетка, - возразила Ева-Лотта и стремглав помчалась на кухню за морсом.
     И, когда булочник выбросил им из окна целый кулек свежих булок, директор цирка только тяжело вздохнул, хотя в глубине души и сам был доволен.
     Дома у Андерса не привыкли к булкам, да и ртов было слишком много. Правда, отец частенько говаривал: "Вот я вас сейчас угощу!" Но он имел в виду не булочки, а порку! И, так как Андерсу это блюдо уже приелось, он старался поменьше бывать дома. Ему больше нравилось у Калле и Евы-Лотты.
     - И мировой же у тебя папка! - сказал Андерс, впиваясь зубами в очередную булку.
     - Лучше всех, - согласилась Ева-Лотта. - А веселый какой! И до того аккуратный! Мама говорит - она совсем с ним замучилась. Он совершенно не выносит кофейных чашек с отбитыми ручками. Говорит, что мама, я и Фрида только и делаем, что отбиваем ручки у чашек. Вчера пошел и купил две дюжины новых, а дома взял молоток и отбил у них у всех ручки. "Это, - говорит, - чтобы избавить вас от лишних хлопот". Мама так хохотала, что у нее даже живот заболел. - Ева-Лотта взяла еще булочку и продолжала: - И он не любит дядю Эйнара.
     - Может, он и ему ручки пообломает, - с надеждой произнес Андерс.
     - Кто знает. Папа говорит, что он, конечно, уважает родственников, но когда все мамины кузины, тетушки, дядюшки и всякая там седьмая вода на киселе болтаются у нас в доме, то ему больше всего хочется оказаться в одиночной камере где-нибудь подальше отсюда.
     - А по-моему, в камере должен сидеть дядя Эйнар, - вставил Калле.
     - Ага, ты, конечно, открыл, что это дядя Эйнар перерезал всех во время Варфоломеевской ночи, да? - сказал Андерс.
     - Ну я ладно, а я что знаю, то знаю.
     Андерс и Ева-Лотта засмеялись.
     "А, собственно говоря, что я знаю-то? - подумал Калле немного погодя, когда кончилась репетиция. - Знаю только, что ничегошеньки не знаю!" Калле загрустил. Потом вдруг вспомнил про отмычку и чуть не подпрыгнул. У него же в кармане отмычка! Ее надо испробовать. Запертая дверь - вот все, что нужно для этого. А почему бы не попробовать открыть ту же дверь, что и дядя Эйнар? Дверь в подземелье старого замка!
     Калле не раздумывал больше. Он бросился бежать по улицам, боясь встретить кого-нибудь из знакомых, кто мог бы увязаться за ним. Вверх по холму он взлетел с такой быстротой, что у самой двери вынужден был остановиться и перевести дух. Рука Калле слегка дрожала, когда он всовывал отмычку в замочную скважину. Выйдет или нет?
     Сначала казалось, что нет. Но, повозившись немного, Калле почувствовал, что замок поддается. Вот, оказывается, как это просто! Он, Калле Блюмквист, открыл дверь отмычкой! Дверь заныла, поворачиваясь на петлях. Калле задумался. Жуть брала при одной мысли, что ему придется в одиночку спуститься в подземелье. Да и вообще он пришел сюда лишь для того, чтобы испробовать отмычку. Но теперь, когда вход открыт, он был бы круглым дураком, если бы не воспользовался случаем! И Калле зашагал вниз по лестнице. Подумать только - он единственный мальчик в городе, у кого есть такая возможность! Надо обязательно расписаться еще раз на стене. И, если ему, Андерсу и Еве-Лотте действительно случится опять здесь побывать, они увидят, что его имя написано в двух местах - следовательно, он побывал здесь дважды.
     Но что такое: на стене нет никаких подписей! Все жирно зачеркнуто карандашом, ничего невозможно прочесть.
     - Вот так штука! - громко сказал Калле.
     А может быть, тут живет какое-нибудь старое привидение, которому не нравятся надписи на стенах, и оно ходит и все зачеркивает? Калле вздрогнул. Впрочем, разве у привидений бывают карандаши? Нет, что-то не похоже на правду. Но ведь кто-то все-таки сделал это!
     - Как же я сразу не сообразил? - прошептал Калле. - Дядя Эйнар!
     Ну да! Он же вообще не хотел, чтобы они тогда писали свои фамилии, - он их и зачеркнул. Все ясно: дядя Эйнар не хочет, чтобы кто-нибудь, случайно попав в подземелье, узнал, что они там были. Но когда же он успел? Ведь, когда они в тот раз уходили, надписи были в полном порядке.
     - Ой, какой же я дурак! - воскликнул Капле. - Да ночью, конечно!
     Сегодня ночью дядя Эйнар был в развалинах. Для этого он и купил карманный фонарик. Но неужели он затеял все это лишь затем, чтобы замазать несколько фамилий на стенке? Вряд ли. Зачем он тогда ходил в сарай? Ведь не за карандашом же?
     Калле усмехнулся. Потом огляделся, пытаясь обнаружить еще какие-нибудь следы дяди Эйнара. Через маленькие окошечки в подвал проникал скудный свет, но его было слишком мало, чтобы осветить все углы и закоулки. И, кроме того, кто сказал, что дядя Эйнар был только в этой части подземелья, расположенной ближе всего к лестнице? Подземелье велико. Tемные коридоры расходятся во все стороны... Нет, Калле вовсе не тянуло продолжать поиски под мрачными сводами. Да и как это сделать - все равно нечем освещать себе путь.
     Одно было абсолютно ясно: дядя Эйнар не получит обратно свою отмычку, это Калле решил сразу. Правда, совесть пыталась возражать, говоря, что нехорошо присваивать чужое, но Калле быстро заглушил эти доводы. Зачем дяде Эйнару отмычка? Кто знает, какие еще двери он собирается ею открывать? И если Калле прав в своем предположении, что дядя Эйнар тип подозрительный, то он сделал, в сущности, доброе дело, забрав отмычку. И, наконец, слишком уж было соблазнительно оставить ее у себя. Они с Андерсом и Евой-Лоттой могут здесь устроить свой штаб и даже - кто знает! - выведать, что тут делал дядя Эйнар.
     "А это самое важное", - решительно сказал себе Калле.
     Он уже собирался уходить, как вдруг увидел у подножия лестницы маленький белый предмет. Калле быстро наклонился и поднял его. Это была жемчужина - белая сверкающая жемчужина. 5
     Калле развалился под грушей. Ему хотелось подумать, а в таком положении думалось лучше всего.
     "Конечно, не исключено, что жемчужина лежала там еще со времен Карла Двенадцатого. Какая-нибудь растяпа дворянка побежала в погреб за бутылкой пива, да и обронила там свое жемчужное ожерелье, - рассуждал знаменитый сыщик Блюмквист. - Но вероятно ли это? Когда расследуешь загадочное происшествие, - продолжал он, повернувшись на бок, чтобы видеть глаза воображаемого собеседника, - надо всегда исходить из вероятности. А вероятность говорит за то, - знаменитый сыщик с силой ударил кулаком по земле, - что эта жемчужина не лежала там со времен Карла Двенадцатого, потому что за столько лет обязательно нашелся бы какой-нибудь глазастый парень, который подобрал бы ее до меня. Кстати, если жемчужина лежала здесь позавчера, когда мы сюда приходили, то такой наблюдательный молодой человек, как я, должен был ее увидеть. Tем более что я довольно тщательно обследовал землю. Ну, что вы, - он сделал рукой отрицательный жест, обращенный, очевидно, к восхищенному собеседнику, - это же азбука сыскного дела, ничего особенного! Итак, какой вывод мы можем отсюда сделать? Скорее всего, жемчужину потерял так называемый дядя Эйнар во время своего ночного посещения развалин. Разве я не прав?"
     Воображаемый собеседник, очевидно, не возражал, ибо знаменитый сыщик Блюмквист продолжал:
     "Могут, конечно, спросить: видел ли кто-нибудь дядю Эйнара с ожерельями на шее? Может быть, он весь так и сверкает жемчугами и драгоценностями? - Знаменитый сыщик решительно хлопнул рукой по земле. - Разумеется, нет! А потому, - он взял воображаемого собеседника за отворот пиджака, - если этот дядя Эйнар бросается жемчужинами, то я вправе считать это крайне подозрительным обстоятельством, не правда ли?" Никаких возражений не последовало. "Но я не из тех, кто выносит приговор на основании одних инд... индиций. Дело должно быть расследовано основательно, и я беру на себя смелость утверждать, что эта задача мне по плечу".

/ Полные произведения / Линдгрен А. / Приключения Калле Блюмквиста