Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
 / Полные произведения / Стругацкие А.Н. и Б.Н. / Понедельник начинается в субботу
Понедельник начинается в субботу [5/15]
Это был вполне приличный музей -- со стендами, диаграммами, витринами, макетами и муляжами. Общий вид более всего напоминал музей криминалистики: много фотографий и неаппетитных экспонатов. Модест сразу уволок сержанта куда-то за стенды, и там они вдвоем загудели, как в бочку: "Вот наш пятак..." -- "А я ничего и не говорю..." -- "Товарищ Горыныч..." -- "А у меня приказ!.." -- "Вы мне это прекратите!.."
-- Полюбопытствуй, полюбопытствуй, Саша, -- сказал Роман, сделал широкий жест и сел в кресло у входа.
Я пошел вдоль стены. Я ничему не удивлялся. Мне было просто очень интересно. "Вода живая. Эффективность 52%. Допустимый осадок 0,3" (старинная прямоугольная бутыль с водой, пробка залита цветным воском). "Схема промышленного добывания живой воды". "Макет живоводоперегонного куба". "Зелье приворотное Вешковского-Траубенбаха" (аптекарская баночка с ядовито-желтой мазью). "Кровь порченая обыкновенная" (запаянная ампула с черной жидкостью)... Над всем этим стендом висела табличка: "Активные химические средства. XII -- XVIII вв.". Тут было еще много бутылочек, баночек, реторт, ампул, пробирок, действующих и недействующих моделей установок для возгонки, перегонки и сгущения, но я пошел дальше.
"Меч-кладенец" (очень ржавый двуручный меч с волнистым лезвием, прикован цепью к железной стойке, витрина тщательно опечатана). "Правый глазной (рабочий) зуб графа Дракулы Задунайского" (я не Кювье, но, судя по этому зубу, граф Дракула Задунайский был человеком весьма странным и неприятным). "След обыкновенный и след вынутый. Гипсовые отливки" (следы, по-моему, не отличались друг от друга, но одна отливка была с трещиной). "Ступа на стартовой площадке. IX век" (мощное сооружение из серого пористого чугуна)... "Змей Горыныч, скелет, 1/25 нат. вел." (похоже на скелет диплодока с тремя шеями)... "Схема работы огнедышащей железы средней головы"... "Сапоги-скороходы гравигенные, действующая модель" (очень большие резиновые сапоги)... "Ковер-самолет гравизащитный. Действующая модель" (ковер примерно полтора на полтора с черкесом, обнимающим младую черкешенку на фоне соплеменных гор)...
Я дошел до стенда "Развитие идеи философского камня", когда в зале вновь появились сержант Ковалев и Модест Матвеевич. Судя по всему, им так и не удалось сдвинуться с мертвой точки. "Вы это прекратите", -- вяло говорил Модест. "У меня приказ", -- так же вяло ответствовал Ковалев. "Наш пятак на месте..." -- "Вот пусть старуха явится и даст показания..." -- "Что же мы, по-вашему, фальшивомонетчики?.." -- "А я этого и не говорил..." -- "Тень на весь коллектив..." -- "Разберемся..." Ковалев меня не заметил, а Модест остановился, мутно осмотрел с головы до ног, а затем поднял глаза, вяло прочитал вслух: "Го-мунку-лус лабораторный, общий вид", -- и пошел дальше.
Я двинулся за ним, предчувствуя нехорошее. Роман ждал нас у дверей.
-- Ну как? -- спросил он.
-- Безобразие, -- вяло сказал Модест. -- Бюрократы.
-- У меня приказ, -- упрямо повторил сержант Ковалев уже из прихожей.
-- Ну, выходите, Роман Петрович, выходите, -- сказал Модест, позвякивая ключами.
Роман вышел. Я сунулся было за ним, но Модест остановил меня.
-- Я извиняюсь, -- сказал он. -- А вы куда?
-- Как -- куда? -- спросил я упавшим голосом.
-- На место, на место идите.
-- На какое место?
-- Ну, где вы там стоите? Вы, извиняюсь, это... хам-мункулс? Ну и стойте, где положено...
Я понял, что погиб. И я бы, наверное, погиб, потому что Роман, по-видимому, тоже растерялся, но в эту минуту в прихожую с топотом и стуком ввалилась Наина Киевна, ведя на веревке здоровенного черного козла. При виде сержанта милиции козел взмемекнул дурным голосом и рванулся прочь. Наина Киевна упала. Модест кинулся в прихожую, и поднялся невообразимый шум. С грохотом покатилась пустая кадушка. Роман схватил меня за руку и, прошептав: "Ходу, ходу!.." -- бросился в мою комнату. Мы захлопнули за собой дверь и навалились на нее, тяжело дыша. В прихожей кричали:
-- Предъявите документы!
-- Батюшки, да что же это!
-- Почему козел?! Почему в помещении козел?!
-- Мэ-э-э-э-э...
-- Вы это прекратите, здесь не пивная!
-- Не знаю я ваших пятаков и не ведаю!
-- Мэ-э-э!..
-- Гражданка, уберите козла!
-- Прекратите, козел заприходован!
-- Как заприходован?!
-- Это не козел! Это наш сотрудник!
-- Тогда пусть предъявит!..
-- Через окно -- и в машину! -- приказал Роман.
Я схватил куртку и выпрыгнул в окно. Из-под ног моих с мявом шарахнулся кот Василий. Пригибаясь, я подбежал к машине, распахнул дверцу и вскочил за руль. Роман уже откатывал воротину. Мотор не заводился. Терзая стартер, я увидел, как дверь избы распахнулась, из прихожей вылетел черный козел и гигантскими прыжками помчался прочь куда-то за угол. Мотор взревел. Я развернул машину и вылетел на улицу. Дубовая воротина с треском захлопнулась. Роман вынырнул из калитки и с размаху сел рядом со мной.
-- Ходу! -- сказал он бодро. -- В центр!
Когда мы поворачивали на проспект Мира, он спросил:
-- Ну, как тебе у нас?
-- Нравится, -- сказал я. -- Только очень шумно.
-- У Наины всегда шумно, -- сказал Роман. -- Вздорная старуха. Она тебя не обижала?
-- Нет, -- сказал я. -- Мы почти и не общались.
-- Подожди-ка, -- сказал Роман. -- Притормози.
-- А что?
-- А вон Володька идет. Помнишь Володю?
Я затормозил. Бородатый Володя влез на заднее сиденье и, радостно улыбаясь, пожал нам руки.
-- Вот здорово! -- сказал он. -- А я как раз к вам иду!
-- Только тебя там и не хватало, -- сказал Роман.
-- А чем все кончилось?
-- Ничем, -- сказал Роман.
-- А куда вы теперь едете?
-- В институт, -- сказал Роман.
-- Зачем? -- спросил я.
-- Работать, -- сказал Роман.
-- Я в отпуске.
-- Это неважно, -- сказал Роман. -- Понедельник начинается в субботу, а август на этот раз начнется в июле!
-- Меня ребята ждут, -- сказал я умоляюще.
-- Это мы берем на себя, -- сказал Роман. -- Ребята абсолютно ничего не заметят.
-- С ума сойти, -- сказал я.
Мы проехали между магазином N 2 и столовой N 11.
-- Он уже знает, куда ехать, -- заметил Володя.
-- Отличный парень, -- сказал Роман. -- Гигант!
-- Он мне сразу понравился, -- сказал Володя.
-- Видимо, вам позарез нужен программист, -- сказал я.
-- Нам нужен далеко не всякий программист, -- возразил Роман.
Я затормозил возле странного здания с вывеской "НИИЧАВО" между окнами.
-- Что это означает? -- спроси я. -- Могу я по крайней мере узнать, где меня вынуждают работать?
-- Можешь, -- сказал Роман. -- Ты теперь все можешь. Это Научно- Исследовательский Институт Чародейства и Волшебства... Ну, что же ты стал? Загоняй машину!
-- Куда? -- спросил я.
-- Ну неужели ты не видишь?
И я увидел.
Но это уже совсем другая история.
История вторая
СУЕТА СУЕТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Среди героев ссказа выде-
ются один-два главных героя, все
остальные рассматриются как второ-
степеые.
"Методика преподавания литературы"
Около двух часов дня, когда в "Алдане" снова перегорел предрани- тель вводного устройства, раздался телефонный звонок. Звонил заместитель директора по административно-хозяйственной части Модест Матвеевич Камно- едов.
-- Привалов, -- сурово сказал он, -- почему вы опять не на месте?
-- Как это не на месте? -- обиделся я. День сегодня выдался хлопотливый, и я все позабыл.
-- Вы это прекратите, -- сказал Модест Матвеевич. -- Вам уже пять минут назад надлежало явиться ко мне на инструктаж.
-- Елки-палки, -- сказал я и повесил трубку.
Я выключил машину, снял халат и велел девочкам не забыть вырубить ток. В большом коридоре было пусто, за полузамерзшими окнами мела пурга. Надевая на ходу куртку, я побежал в хозяйственный отдел.
Модест Матвеевич в лоснящемся костюме величественно ждал меня в собственной приемной. За его спиной маленький гном с волосатыми ушами уныло и старательно возил пальцами по обширной ведомости.
-- Вы, Привалов, как какой-нибудь этот... хам-мункулс, -- произнес Модест. -- Никогда вас нет на месте.
С Модестом Матвеевичем все старались поддерживать только хорошие отношения, поскольку человек он был могучий, непреклонный и фантастически невежественный. Поэтому я рявкнул: "Слушаюсь!" -- и щелкнул каблуками.
-- Все должны быть на своих местах, -- продолжал Модест Матвеевич. -- Всегда. У вас вот высшее образование, и очки, и бороду вот отрастили, а понять такой простой теоремы не можете.
-- Больше не повторится! -- сказал я, выкатив глаза.
-- Вы это прекратите, -- сказал Модест Матвеевич, смягчаясь. Он извлек из кармана лист бумаги и некоторое время глядел в него. -- Так вот, Привалов, -- сказал он наконец, -- сегодня вы заступаете дежурным. Дежурство по учреждению во время праздников -- занятие ответственное. Это вам не кнопки нажимать. Во-первых -- противопожарная безопасность. Это первое. Не допускать самовозгорания. Следить за обесточенностью вверенных вам производственных площадей. И следить лично, без эх ваших фокусов с раздваиваниями и растраиваниями. Без этих ваших дубелей. При обнаружении фактора горения немедленно звонить по телефону 01 и присту- пать к принятию мер. На этот случай получите сигнальную дудку для вызова авральной команды... -- Он вручил мне платиновый свисток с инвентарным номером. -- А также никого не пускать. Вот это список лиц, которым разрешено пользование лабораториями в ночной период, но все равно тоже не пускать, потому что праздник. Во всем институте чтобы ни одной живой души. Всякие там другие души -- пусть, но живой души чтобы ни одной. Демонов на входе и выходе заговорить. Понимаете обстановку? Живые души не должны входить, а все прочие не должны выходить. Потому что уже был прен-цендент: сбежал черт и украл луну. Широко известный прен-цендент, даже в кино отражен. -- Он значительно на меня посмотрел и вдруг спросил документы.
Я повиновался. Он внимательно исследовал мой пропуск, вернул его и произнес:
-- Все верно. А то было у меня подозрение, что вы все-таки дубель. Вот так. Значит, в пятнадцать ноль-ноль в соответствии трудовым законодательством рабочий день закончится, и все сдадут вам ключи от своих производственных помещений. После чего вы лично осмотрите террито- рию. В дальнейшем производите обходы каждые три часа на предмет самовозгорания. Не менее двух раз за период дежурства посетите виварий. Если надзиратель пьет чай -- прекратите. Были сигналы: не чай он там пьет. В таком вот аксепте. Пост ваш в приемной у директора. На диване можете отдыхать. Завтра в шестнадцать ноль-ноль вас сменит Почкин Владимир из лаборатории товарища Ойры-Ойры. Доступно?
-- Вполне, -- сказал я.
-- Я буду звонить вам ночью и завтра днем. Лично. Возможен контроль и со стороны товарища завкадрами.
-- Вас понял, -- сказал я и проглядел список.
Первым в списке значился директор института Янус Полуэктович Невструев с карандашной пометкой "два экз.". Вторым шел лично Модест Матвеевич, третьим -- товарищ завкадрами гражданин Демин Кербер Псоевич. А дальше шли фамилии, которых я никогда и нигде не встречал.
Что-нибудь недоступно? -- осведомился Модест Матвеевич, ревниво за мной следивший.
-- Вот тут, -- сказал я веско, тыча пальцем в список, -- наличест- вуют товарищи в количестве... м-м-м... двадцати двух экземпляров, лично мне неизвестные. Эти фамилии я хотел бы с вами лично провентилировать. -- Я посмотрел ему прямо в глаза и добавил твердо: -- Во избежание.
Модест Матвеевич взял список и оглядел его на расстоянии вытянутой руки.
-- Все верно, -- сказал он снисходительно. -- Просто вы, Привалов, не в курсе. Лица, поименованные с номера четвертого по номер двадцать пятый и последний включительно, занесены в списки лиц, допущенных к ночным работам посмертно. В порядке признания их заслуг в прошлом. Теперь вам доступно?
Я слегка обалдел, потому что привыкнуть ко всему этому было все-таки очень трудно.
-- Занимайте свой пост, -- величественно сказал Модт Матвеевич. -- Я со своей стороны и от имени администрации поздравляю вас, товарищ Привалов, с наступающим Новым годом и желаю вам в новом году соответст- вующих успехов как в работе, так и в личной жизни.
Я тоже пожелал ему соответствующих успехов и вышел в коридор.
Узнавши вчера о том, что меня назначили дежурным, я обрадовался: я намеревался закончить один расчет для Романа Ойры-Ойры. Однако теперь я чувствовал, что дело обстоит не так просто. Перспектива провести ночь в институте представилась мне вдруг в совершенно новом свете. Я и раньше задерживался на работе допоздна, когда дежурные из экономии уже гасили четыре лампы из пяти в каждом коридоре и приходилось пробираться к выходу мимо каких-то шарахающихся мохнатых теней. Первое время это производило на меня сильнейшее впечатление, потом я привык, а потом снова отвык, когда, возвращаясь однажды по большому коридору, услышал сзади мерное цок-цок-цок когтей по паркету и, оглянувшись, обнаружил некое фосфоресцирующее животное, бегущее явно по моим следам. Правда, когда меня сняли с карниза, выяснилось, что это была обыкновенная живая собачка одного из сотрудников. Сотрудник приходил извиняться, Ойра-Ойра прочел мне издевательскую лекцию о вреде суеверий, но какой-то осадок у меня в душе все-таки остался. Первым делом заговорю демонов, подумал я.
У входа в приемную директора мне повстречался мрачный Витька Корнеев. Он хмуро кивнул и хотел пройти мимо, но я поймал его за рукав.
-- Ну? -- сказал грубый Корнеев, останавливаясь.
-- Я сегодня дежурю, -- сообщил я.
-- Ну и дурак, -- сказал Корнеев.
-- Грубый ты все-таки, Витька, -- сказал я. -- Не буду я с тобой больше общаться.
Витька оттянул пальцем воротник свитера и с интересом посмотрел на меня.
-- А что же ты будешь? -- спросил он.
-- Да уж найду что, -- сказал я, несколько растерявшись.
Витька вдруг оживился.
-- Постой-ка, -- сказал он. -- Ты что, в первый раз дежуришь?
-- Да.
-- Ага, -- сказал Витька. -- И как ты намерен действовать?
-- Согласно инструкции, -- ответил я. -- Заговорю демонов и лягу спать. На предмет самовозгорания. А ты куда денешься?
-- Да собирается там одна компания, -- неопределенно сказал Витька. -- У Верочки... А это у тебя что? -- Он взял у меня список. -- А, мертвые души...
-- Никого не пущу, -- сказал я. -- Ни живых, ни мертвых.
-- Правильное решение, -- сказал Витька. -- Архиверное. Только присмотри у меня в лаборатории. Там у меня будет работать дубль.
-- Чей дубль?
-- Мой дубль, естественно. Кто мне своего отдаст? Я его там запер, вот, возьми ключ, раз ты дежурный.
Я взял ключ.
-- Слушай, Витька, часов до десяти пусть он поработает, но потом я все обесточу. В соответствии с законодательством.
-- Ладно, там видно будет. Ты Эдика не встречал?
-- Не встречал, -- сказал я. -- И не забивай мне баки. В десять часов я все обесточу.
-- А я разве против? Обесточивай, пожалуйста. Хоть весь город.
Тут дверь приемной отворилась, и в коридор вышел Янус Полуэктович.
-- Так, -- произнес он, увидев нас.
Я почтительно поклонился. По лицу Януса Полуэктовича было видно, что он забыл, как меня зовут.
-- Прошу, -- сказал он, подавая мне ключи. -- Вы ведь дежурный, если я не ошибаюсь... Кстати... -- Он поколебался. -- Я с вами не беседовал вчера?
-- Да, -- сказал я, -- вы заходили в электронный зал.
Он покивал.
-- Да-да, действительно... Мы говорили о практикантах...
-- Нет, -- возразил я почтительно, -- не совсем так. Это насчет нашего письма в Центракадемснаб. Про электронную приставку.
-- Ах вот как, -- сказал он. -- Ну хорошо, желаю вам спокойного дежурства... Виктор Павлович, можно вас на минутку?
Он взял Витьку под руку и увел по коридору, а я вошел в приемную. В приемной второй Янус Полуэктович запирал сейфы. Увидев меня, он сказал: "Так", и снова принялся позвякивать ключами. Это был А-Янус, я уже немножко научился различать их. А-Янус выглядел несколько моложе, был неприветлив, всегда корректен и малоразговорчив. Расскывали, что он много работает, и люди, знавшие его давно, утверждали, что этот посредственный администратор медленно, но верно превращается в выдающе- гося ученого. У-Янус, напротив, был всегда ласков, очень внимателен и обладал странной привычкой спрашивать: "Я с вами не беседовал вчера?" Поговаривали, что он сильно сдал в последнее время, хотя и оставался ученым с мировым именем. И все-таки А-Янус и У-Янус были одним и тем же человеком. Вот это у меня никак не укладывалось в голове. Была в этом какая-то условность. Я даже подозревал, что это просто метафора.
А-Янус замкнул последний замок, вручил мне часть ключей и, холодно попрощавшись, ушел. Я уселся за стол референта, положил перед собой список и позвонил к себе в электронный зал. Никто не отозвался -- видимо, девочки уже разошлись. Было четырнадцать часов тридцать минут.
В четырнадцать часов тридцать одну минуту в приемную, шумно отдуваясь и треща паркетом, ввалился знаменитый Федор Симеонович Киврин, великий маг и кудесник, заведующий отделом Линейного Счастья. Федор Симеонович славился неисправимым оптимизмом и верой в екрасное будущее. У него было очень бурное прошлое. При Иване Васильевиче -- царе Грозном опричники тогдашнего министра государственной безопасности Малюты Скура- това с шутками и прибаутками сожгли его по доносу соседа-дьяка в деревянной бане как колдуна; при Алексее Михайловиче -- царе Тишайшем его били батогами нещадно и спалили у него на голой спине полное рукописное собрание его сочинений; при Петре Алексеевиче -- царе Великом он сначала возвысился было как знаток химии и рудного дела, но не потрафил чем-то князю-кесарю Ромодановскому, попал в каторгу на тульский оружейный завод, бежал оттуда в Индию, долго путешествовал, кусан был ядовитыми змеями и крокодилами, нечувствительно превзошел йогу, вновь вернулся в Россию в разгар пугачевщины, был обвинен как врачеватель бунтовщиков, обезноздрен и сослан в Соловец навечно. В Соловце опять имел массу всяких неприятностей, пока не прибился к НИИЧАВО, где быстро занял пост заведующего отделом и последнее время много работал над проблемами человеческого счастья, беззаветно сражаясь с теми коллегами, которые базой счастья полагали довольство.
-- П-приветствую вас! -- пробасил он, кладя педо мною ключи от своих лабораторий. -- Б-бедняга, к-как же вы это? В-вам веселиться надо в т-такую ночь, я п-позвоню Модесту, что за г-глупости, я сам п-поде- журю...
Видно было, что мысль эта только что пришла ему в голову, и он страшно ею загорелся.
-- Н-ну-ка, где здесь его т-телефон? П-проклятье, н-никогда не п-помню т-телефонов... Один-п-пятнадцать или п-пять-одиннадцать...
-- Что вы, Федор Симеонович, спасибо! -- вскричал я. -- Не надо! Я тут как раз поработать собрался!
-- Ах, п-поработать! Это д-другое дело! Эт' х-хорошо, эт' здорово, вы м-молодец!.. А я, ч-черт, электроники н-ни черта не знаю... Н-надо учиться, а т-то вся эта м-магия слова, с-старье, ф-фокусы-покусы с п-психополями, п-примитив... Д-дедовские п-приемчики...
Он тут же, не сходя с места, сотворил две большие антоновки, одну вручил мне, а от второй откусил сразу половину и принялся сочно хрустеть.
-- П-проклятье, опять ч-червивое сделал... У вас как -- х-хорошее? Эт' хорошо... Я к в-вам, Саша, п-попозже еще загляну, а то я н-не совсем п-понимаю все-таки систему к-команд... В-водки только выпью и з-зайду... Д-двадцать д-девятая к-команда у вас там в м-машине... Т-то ли машина врет, то ли я н-не понимаю... Д-детективчик вам п-принесу, Г-гарднера. В-вы ведь читаете по-аглицки? Х-хорошо, шельма, пишет, з-здорово! П-перри Мейсон у него там, з-зверюга-адвокат, з-знаете?.. А п-потом еще что-нибудь д-дам, с-сайнс-фикшн к-какую-нибудь... Аз-зимова там, или Б-брэдбери...
Он подошел к окну и сказал восхищенно:
-- П-пурга, черт возьми, л-люблю!..
Вошел, кутаясь в норковую шубу, тонкий и изящный Кристобаль Хозевич Хунта. Федор Симеонович обернулся.
-- А, К-кристо! -- воскликнул он. -- П-полюбуйся, Камноедов этот, д-дурак, засадил м-молодого п-парня дежурить н-на Новый год. Д-давай отпустим его, вдвоем останемся, в-вспомянем старину, в-выпьем, а? Ч-что он тут будет мучиться?.. Ему п-плясать надо, с д-девушками...
Хунта положил на стол ключи и сказал небрежно:
-- Общение с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях, когда достигается через преодоление препятствий...
-- Н-ну еще бы! -- загремел Федор Симеонович. -- М-много крови, много п-песней за п-прелестных льет дам... К-как это там у вас?.. Только тот д-достигнет цели, кто не знает с-слова "страх"...
-- Именно, -- сказал Хунта. -- И потом -- я не терплю благотвори- тельности.
-- Б-благотворительности он не терпит! А кто у меня выпросил Одихмантьева? П-переманил, п-понимаешь, такого лаборанта... Ставь теперь б-бутылку шампанского, н-не меньше... С-слушай, не надо шампанского! Амонтильядо! У т-тебя еще осталось от т-толедских запасов?
-- Нас ждут, Теодор, -- напомнил Хунта.
-- Д-да, верно... Надо еще г-галстук найти... и валенки, такси же не д-достанешь... Мы пошли, Саша, н-не скучайте тут.
-- В новогоднюю ночь в институте дежурные не скучают, -- негромко сказал Хунта. -- Особенно новички.
Они пошли к двери. Хунта пропустил Федора Симеоновича вперед и, прежде чем выйти, косо глянул на меня и стремительно вывел пальцем на стене Соломонову звезду. Звезда вспыхнула и стала медленно тускнеть, как след пучка электронов на экране осциллографа. Я трижды плюнул через левое плечо.
Кристобаль Хозевич Хунта, заведующий отделом Смысла Жизни, был человек замечательный, но, по-видимому, совершенно бессердечный. Некогда, в ранней молодости, он долго был Великим Инквизитором, но потом впал в ересь, хотя и по сию пору сохранил тогдашние замашки, весьма впрочем пригодившиеся ему, по слухам, во время борьбы против пятой колонны в Испании. Почти все свои неудобопонятные эксперименты он производил либо над собой, либо над своими сотрудниками, и об этом уже при мне возмущенно говорили на общем профсоюзном собрании. Занимался он изучением смысла жизни, но продвинулся пока не оченьдалеко, хотя и получил интересные результаты, доказав, например, теоретически, что смерть отнюдь не является непременным атрибутом жизни. По поводу этого послед- него открытия тоже возмущались -- на философском семинаре. В кабинет к себе он почти никого не пускал, и по институту ходили смутные слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС, в полной парной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Крис- тобаля Хозевича, -- тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше. Он любил успевать раньше -- всегда и во всем. Не чужд ему был и некоторый скептицизм. В одной из его лабораторий висел огромный плакат: "Нужны ли мы нам?" Очень незаурядный человек.
Ровно в три часа, в соответствии с трудовым законодательством, принес ключи доктор наук Амвросий Амбруазович Выбегалло. Он был в валенках, подшитых кожей, в пахучем извозчицком тулупе, из поднятого воротника торчала вперед седоватая нечистая борода. Волосы он стриг под горшок, так что никто никогда не видел его ушей.
-- Эта... -- сказал он, приближаясь. -- У меня там, может, сегодня кто вылупится. В лаборатории, значить. Надо бы, эта, присмотреть. Я ему там запасов наложил, эта, хлебца, значить, буханок пять, ну там отрубей пареных, два ведра обрату. Ну, а как все, эта, поест, кидаться начнет, значить. Так ты мне, мон шер, того, брякни, милый.
Он положил передо мной связку амбарных ключей и в каком-то затруднении открыл рот, уставясь на меня. Глаза у него были прозрачные, в бороде торчало пшено.
-- Куда брякнуть-та? -- спросил я.
Очень я его не любил. Был он циник, и был он дурак. Работу, которой он занимался за триста пятьдесят рублей в месяц, можно было бы смело назвать евгеникой, но никто ее так не называл -- боялись связываться. Этот Выбегалло заявлял, что все беды, эта, от неудовольствия проистекают и ежели, значить, дать человеку все -- хлеб, значить, отрубей пареных, -- то и будет не человек, а ангел. Нехитрую эту идею он пробивал всячески, размахивая томами классиков, из которых с неописуемым просто- душием выдирал с кровью цитаты, нещадно опуская и вымарывая все, что ему не подходило. В свое время Ученый совет дрогнул под натиском этой неудержимой, какой-то даже первобытной демагогии, и тема Выбегаллы была включена в план. Действуя строго по этому плану, старательно измеряя свои достижения в процентах выполнения и когда не забывая о режиме экономии, увеличении оборачиваемости оборотных средств, а также о связи с жизнью, Выбегалло заложил три экспериментальные модели: модель Чело- века, неудовлетворенного полностью, модель Человека, неудовлетворенного желудочно, и модель Человека, полностью удовлетворенного. Полностью неудовлетворенный антропоид поспел первым -- он вывелся две недели назад. Это жалкое существо, покрытое язвами, как Иов, полуразложившееся, мучимое всеми известными и неизвестными болезнями, невероятно голодное, страдающее от холода и от жары одновременно, вывалилось в коридор, огласило институт серией нечленораздельных жалоб и издохло. Выбегалло торжествовал. Теперь можно было считать доказанным, что ежели человека не кормить, не поить, не лечить, то он, эта, будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет. Как вот этот помер. Ученый совет ужаснулся. Затея Выбегаллы оборачивалась какой-то жуткойтороной. Была создана комиссия для проверки работы Выбегаллы. Но тот, не растерявшись, представил две справки, из коих следовало, во-первых, что трое лаборантов его лаборато- рии ежегодно выезжают работать в подшный совхоз, и, во-вторых, что он, Выбегалло, некогда был узником царизма, а теперь регулярно читает популярные лекции в городском лектории и на периферии. И пока ошеломлен- ная комиссия пыталась разобраться вогике происходящего, он неторопливо вывез с подшефного рыбозавода (в порядке связи с производством) четыре грузовика селедочных голов для созревающего антропоида, неудовлетворен- ного желудочно. Комиссия писала отчет, а институт в страхе ждал дальнейших событий. Соседи Выбегаллы по этажу брали отпуска за свой счет.
-- Куда брякнуть-та? -- спросил я.
-- Брякнуть-та? А домой, куда же еще в Новый год-та. Мораль должна быть, милай. Новый год дома встречать надо. Так это выходит по-нашему, нес па?_*
* Не так ли? (Франц.) Выбегалло обожает вкраплять в свою речь отдельные словосочетания на французском, как он выражается, диалекте. Никак не отвечая за его произношение, мы взяли на себя труд обеспечить перевод. (Примечание авторов.)
-- Я знаю, что домой. По какому телефону?
-- А ты, эта, в книжечку посмотри. Грамотный? Вот и посмотри, значить, в книжечку. У нас секретов нет, не то что у иных прочих. Ан масс_*.
* В массе, у большинства (франц.).
-- Хорошо, -- сказал я. -- Брякну.
-- Брякни, мон шер, брякни. А кусаться он начнет, так ты его по сусалам, не стесняйся. Се ля ви_*
* Такова жизнь (франц.).
Я набрался храбрости и буркнул:
-- А ведь мы с вами на брудершафт не пили.
-- Пардон?
-- Ничего, это я так, -- сказал я.
Некоторое время он смотрел на меня своими прозрачными глазами, в которых ничегошеньки не выражалось, потом проговорил:
-- А ничего, так и хорошо, что ничего. С праздником тебя с наступающим. Бывай здоров. Аривуар_*, значить.
* До свидания (франц.).
Он напялил ушанку и удалился. Я торопливо открыл форточку. Влетел Роман Ойра-Ойра в зеленом пальто с барашковым воротником, пошевелил горбатым носом и осведомился:
-- Выбегалло забегалло?
-- Забегалло, -- сказал я.
-- Н-да, -- сказал он. -- Это селедка. Держи ключи. Знаешь, куда он один грузовик свалил? Под окнами у Жиана Жиакомо. Прямо под кабинетом. Новогодний подарочек. Выкурю-ка я у тебя здесь сигарету.
Он упал в огромное кожаное кресло, расстегнул пальто и закурил.
-- А ну-ка, займись, -- сказал он. -- Дано: запах селедочного рассола, интенсивность шестнадцать микротопоров, кубатура... -- Он оглядел комнату. -- Ну, сам сообразишь, год на переломе, Сатурн в созвездии Весов... Удаляй!
Я почесал за ухом.
-- Сатурн... Что ты мне про Сатурн... А вектор магистатум какой?
-- Ну, брат, -- сказал Ойра-Ойра, -- это ты сам должен...
Я почесал за другим ухом, прикинул в уме вектор и произвел, запинаясь, акустическое воздействие (произнес заклинание). Ойра-Ойра зажал нос. Я выдрал из брови два волоска (ужасно больно и глупо) и поляризовал вектор. Запах опять усилился.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
[ 12 ]
[ 13 ]
[ 14 ]
[ 15 ]
/ Полные произведения / Стругацкие А.Н. и Б.Н. / Понедельник начинается в субботу
|
|
Регистрация
Дизайн сайта — aminis
