• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Стругацкие А.Н. и Б.Н. / Понедельник начинается в субботу

Понедельник начинается в субботу [10/15]

Скачать полное произведение

    -- С Новым годом, -- приветливо отозвался Эдик.
     -- Вот пусть Сашка скажет, -- предложил Корнеев. -- Саша, бывает небелковая жизнь?
     -- Не знаю, -- сказал я. -- Не видел. А что?
     -- Что значит -- не видел? М-поле ты тоже никогда не видел, а напряженность его рассчитываешь.
     -- Ну и что? -- сказал я. Я смотрел на окуня в ванне. Окунь плавал кругами, лихо поворачиваясь на виражах, и тогда было видно, что он выпотрошен. -- Витька, -- сказал я, -- получилось все-таки?
     -- Саша не хочет говорить про небелковую жизнь, -- сказал Эдик. -- И он прав.
     -- Без белка жить можно, -- сказал я, -- а вот как он живет без потрохов?
     -- А вот товарищ Амперян говорит, что без белка жить нельзя, -- сказал Витька, заставляя струю табачного дыма сворачиваться в смерч и ходить по комнате, огибая предметы.
     -- Я говорю, что жизнь -- это белок, -- возразил Эдик.
     -- Не ощущаю разницы, -- сказал Витька. -- Ты говоришь, что если нет белка, то нет и жизни.
     -- Да.
     -- Ну, а это что? -- спросил Витька. Он слабо помахал рукой.
     На столе рядом с ванной появилось отвратительное существо, похожее на ежа и на паука одновременно. Эдик приподнялся и заглянул на стол.
     -- Ах, -- сказал он и снова лег. -- Это не жизнь. Это нежить. Разве Кощей Бессмертный -- это небелковое существо?
     -- А что тебе надо? -- спросил Корнеев. -- Двигается? Двигается. Питается? Питается. И размножаться может. Хочешь, он сейчас размножится?
     Эдик вторично приподнялся и заглянул на стол. Еж-паук неуклюже топтался на месте. Похоже было, что ему хочется идти на все четыре стороны одновременно.
     -- Нежить не есть жизнь, -- сказал Эдик. -- Нежить существует лишь постольку, поскольку существует разумная жизнь. Можно даже сказать точнее: поскольку существуют маги. Нежить есть отход деятельности магов.
     -- Хорошо, -- сказал Витька.
     Еж-паук исчез. Вместо него на столе появился маленький Витька Корнеев, точная копия настоящего, но величиной с руку. Он щелкнул маленькими пальчиками и создал микродубля еще меньшего размера. Тот тоже щелкнул пальцами. Появился дубль величиной с авторучку. Потом величиной со спичечный коробок. Потом -- с наперсток.
     -- Хватит? -- спросил Витька. -- Каждый из них маг. Ни в одном нет и молекулы белка.
     -- Неудачный пример, -- сказал Эдик с сожалением. -- Во-первых, они ничем принципиально не отличаются останка с программным управлением. Во-вторых, они являются не продуктом развития, а продуктом твоего белкового мастерства. Вряд ли стоит спорить, способна ли дать эволюция саморазмножающиеся станки с программным управлением.
     -- Много ты знаешь об эволюции, -- сказал грубый Корнеев. -- Тоже мне Дарвин! Какая разница, химический процесс или сознательная деятель- ность. У тебя тоже не все предки белковые. Пра-пра-праматерь твоя была, готов признать, достаточно сложной, но вовсе не белковой молекулой. И может быть, наша так называемая сознательная деятельность есть тоже некоторая разновидность эволюции. Откуда мы знаем, что цель природы -- создать товарища Амперяна? Может быть, цель природы -- это создание нежити руками товарища Амперяна. Может быть...
     -- Понятно, понятно. Сначала протовирус, потом белок, потом товарищ Амперян, а потом вся планета заселяется нежитью.
     -- Именно, -- сказал Витька.
     -- А мы все за ненадобностью вымерли.
     -- А почему бы и нет? -- сказал Витька.
     -- У меня есть один знакомый, -- сказал Эдик. -- Он утверждает, будто человек -- это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.
     -- А почему бы, в конце концов, и нет?
     -- А потому, что мне не хочется, -- сказал Эдик. -- У природы свои цели, а у меня свои.
     -- Антропоцентрист, -- сказал Вита с отвращением.
     -- Да, -- гордо сказал Эдик.
     -- С антропоцентристами дискутировать не желаю, -- сказал грубый Корнеев.
     -- Тогда давай рассказывать анекдоты, -- спокойно предложил Эдик и сунул в рот еще один леденец.
     Витькины дубли на столе продолжали работать. Самый маленький был уже ростом с муравья. Пока я слушал спор антропоцентриста с космоцентри- стом, мне пришла в голову одна мысль.
     -- Ребятишечки, -- сказал я с искусственным оживлением. -- Что же это вы не пошли на полигон?
     -- А зачем? -- спросил Эдик.
     -- Ну, все-таки интересно...
     -- Я никогда не хожу в цирк, -- сказал Эдик. -- Кроме того: уби нил валес, иби нил велис_*.
     * Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть (лат.).
     -- Это ты о себе? -- спросил Витька.
     -- Нет. Это я о Выбегалле.
     -- Ребятишечки, -- сказал я, -- я ужасно люблю цирк. Не все ли вам равно, где рассказывать анекдоты?
     -- То есть? -- сказал Витька.
     -- Подежурьте за меня, а я сбегаю на полигон.
     -- А что надо делать?
     -- Обесточивать, гасить пожары и всем напоминать про трудовое законодательство.
     -- Холодно, -- напомнил Витька. -- Мороз. Выбегалло.
     -- Очень хочется, -- сказал я. -- Очень все это таинственно.
     -- Отпустим ребенка? -- спросил Витька у Эдика.
     Эдик покивал.
     -- Идите, Привалов, -- сказал Витька. -- Это будет вам стоить четыре часа машинного времени.
     -- Два, -- сказал я быстро. Я ждал чего-нибудь подобного.
     -- Пять, -- нахально сказал Витька.
     -- Ну три, -- сказал я. -- Я и так все время на тебя работаю.
     -- Шесть, -- хладнокровно сказал Витька.
     -- Витя, -- сказал Эдик, -- у тебя на ушах отрастет шерсть.
     -- Рыжая, -- сказал я злорадно. -- Может быть, даже с прозеленью.
     -- Ладно уж, -- сказал Витька, -- иди даром. Два часа меня устроят.
     Мы вместе прошли в приемную. По дороге магистры затеяли невнятный спор о какой-то циклотации, и мне пришлось их прервать, чтобы они трансгрессировали меня на полигон. Я им уже надоел, и, спеша от меня отделаться, они провели трансгрессию с такой энергией, что я не успел одеться и влетел в толпу зрителей спиной вперед.
     На полигоне уже все было готово. Публика пряталась за бронещиты. Выбегалло торчал из свежевырытой траншеи и молодец смотрел в большую стереотрубу. Федор Симеонович и Кристобаль Хунта с сорокакратными биноктарами в руках тихо переговаривались по-латыни. Янус Полуэктович в большой шубе равнодушно стоял в стороне и ковырял тростью снег. Б. Питомник сидел на корточках возле траншеи с раскрытой книжечкой и авторучкой наготове. А Г. Проницательный, увешанный фото- и киноаппара- тами, тер замерзшие щеки, крякал и стучал ногой об ногу за его спиной.
     Небо было ясное, полная луна склонялась к западу. Мутные стрелы полярного сияния появлялись, дрожа, среди звезд и исчезали вновь. Блестел снег на равнине, и большой округлый цилиндр автоклава был отчетливо виден в сотне метров от нас.
     Выбегалло оторвался от стереотрубы, прокашлялся и сказал:
     -- Товарищи! То-ва-ри-щи! Что мы наблюдаем в эту стереотрубу? В эту стереотрубу, товарищи, мы, обуреваемые сложными чувствами, замирая от
     ожидания, наблюдаем, как защитный колпак начинает автоматически отвинчиваться... Пишите, пишите, -- сказал он . Питомнику. -- И поточнее пишите... Автоматически, значить, отвинчиваться. Через несколько минут мы будем иметь появление среди нас идеального человека -- шевалье, значить, сан пёр э сан репрош..._* Мы будем иметь здесь наш образец, наш символ, нашу крылатую мечту! И мы, товарищи, должны встретить этого гиганта потребностей и способностей соответствующим образом, без дискус- сий, мелких дрязг и других выпадов. Чтобы наш дорогой гигант увидел нас какие мы есть на самом деле в едином строю и сплоченными рядами. Спрячем же, товарищи, наши родимые пятна, у кого они еще пока есть, и протянем руку своей мечте!
     * Рыцарь без страха и упрека (франц.).
     Я и простым глазом видел, как отвинтилась крышка автоклава и беззвучно упала в снег. Из автоклава ударила длинная, до самых звезд, струя пара.
     -- Даю пояснение для прессы... -- начал было Выбегалло, но тут раздался страшный рев.
     Земля поплыла и зашевелилась. Взвилась огромная снежная туча. Все повалились друг на друга, и меня тоже опрокинуло и покатило. Рев все усиливался, и, когда я с трудом, цепляясь за гусеницы грузовика, поднялся на ноги, я увидел, как жутко, гигантской чашей в мертвом свете луны ползет, заворачиваясь вовнутрь, край горизонта, как угрожающе раскачиваются бронещиты, как бегут врассыпную, падают и снова вскакивают вывалянные в снегу зрители. Я увидел, как Федоримеонович и Кристобаль Хунта, накрытые радужными колпаками защитного поля, пятятся под натиском урагана, как они, подняв руки, силятся растянуть защиту на всех остальных, но вихрь рвет защиту в клочья, и эти клочья несутся над равниной, подобно огромным мыльным пузырям, и лопаются в звездном небе. Я увидел поднявшего воротник Януса Полуэктовича, который стоял, повер- нувшись спиной к ветру, прочно упершись тростью в обнажившуюся землю, и смотрел на часы. А там, где был автоклав, крутилось освещенное изнутри красным, тугое облако пара, и горизонт стремительно загибался все круче и круче, и казалось, что все мы находимся на дне колоссального кувшина. А потом совсем рядом с эпицентром этого космического безобразия появился вдруг Роман в своем зеленом пальто, рвущемся с плеч. Он широко размахнулся, швырнул в ревущий пар что-то большое, блеснувшее бутылочным стеклом, и сейчас же упал ничком, закрыв голову руками. Из облака вынырнула безобразная, искаженная бешенством физиономия джинна, глаза его крутились от ярости. Разевая пасть в беззвучном хохоте, он взмахнул просторными волосатыми ушами, пахнуло гарью, над метелью взметнулись призрачные стены великолепного дворца, затряслись и опали, а джинн, превратившись в длинный язык оранжевого пламени, исчез в небе. Несколько секунд было тихо. Затем горизонт с тяжелым грохотом осел. Меня подбросило высоко вверх, и, пря в себя, я обнаружил, что сижу, упираясь руками в землю, неподалеку от грузовика.
     Снег пропал. Все поле вокруг было черным. Там, где минуту назад стоял автоклав, зияла большая воронка. Из нее поднимался белый дымок и пахло паленым.
     Зрители начали подниматься на ноги. Лица у всех были испачканы и перекошены. Многие потеряли голос, кашляли, отплевывались и тихо поста- нывали. Начали чиститься, и тут обнаружилось, что некоторые раздеты до белья. Послышался ропот, затем крики: "Где брюки? Почему я без брюк? Я же был в брюках!", "Товарищи! Никто не видел моих часов?", "И моих!", "И у меня тоже пропали!", "Зуба нет, платинового! Летом только вставил...", "Ой, а у меня колечко пропало... И браслет!", "Где Выбегалло? Что за безобразие? Что все это значит?", "Да черт с ними, с часами и зубами! Люди-то все целы? Сколько нас было?", "А что, собственно, произошло? Какой-то взрыв... Джинн... А где же исполин духа?", "Где потребитель?", "Где Выбегалло, наконец?", "А горизонт видел? Знаешь, на что это похоже?", "На свертку пространства, я эти шутки знаю...", "Холодно в майке, дайте что-нибудь...", "Г-где же этот Выб-бегалло? Где этот д-дурак?".
     Земля зашевелилась, и из траншеи вылез Выбегалло. Он был без валенок.
     -- Поясняю для прессы, -- сипло сказал он.
     Но ему не дали пояснить. Магнус Федорович Редькин, пришедший специально, чтобы узнать наконец, что же такое настоящее счастье, подскочил к нему, тряся сжатыми кулаками, и завопил:
     -- Это шарлатанство! Вы за это ответит Балаган! Где моя шапка? Где моя шуба? Я буду на вас жаловаться! Где моя шапка, я спрашиваю?
     -- В полном соответствии с программой... -- бормотал Выбегалло, озираясь. -- Наш дорогой исполин...
     На него надвинулся Федор Симеонович.
     -- Вы, м-милейший, з-зарываете свой т-талант в землю. В-вами надо отдел Об-боронной Магии усилить. В-ваших идеальных людей н-на неприятель- ские б-базы сбрасывать надо. Н-на страх аг-грессору.
     Выбегалло попятился, заслоняясь рукавом зипуна. К нему подошел Кристобь Хозевич, молча меряя его взглядом, швырнул ему под ноги испачканные перчатки и удалился. Жиан Жиакомо, наспех создавая себе видимость элегантного костюма, прокричал издали:
     -- Это же феноменально, сеньоры! Я всегда питал к нему некоторую антипатию, но ничего подобного я и представить себе не мог...
     Тут, наконец, разобрались в ситуации Г. Проницательный и Б. Питом- ник. До сих пор, неуверенно улыбаясь, они глядели каждому в рот, надеясь что-нибудь понять. Затем они сообразили, что все идет далеко не в полном соответствии. Г. Проницательный твердыми шагами приблизился к Выбегалле и, тронув его за плечо, сказал железным голосом:
     -- Товарищ профессор, где я могу получить назад мои аппараты? Три фотоаппарата и один киноаппарат.
     -- И мое обручальное кольцо, -- добавил Б. Питомник.
     -- Пардон, -- сказал Выбегалло с достоинством. -- Он ву демандера канд он ура безуан де ву_*. Подождите объяснений.
     * Когда будет нужно, вас позовут (франц.).
     Корреспонденты оробели. Выбегалло повернулся иошел к воронке. Над воронкой уже стоял Роман.
     -- Чего здесь только нет... -- сказал он еще издали.
     Исполина-потребителя в воронке не оказалось. Зато там было все остальное и еще многое сверх того. Там были фото-- и киноаппараты, бумажники, шубы, кольца, ожерелья, брюки и платиновый зуб. Там были валенки Выбегаллы и шапка Магнуса Федоровича. Там оказался мой платино- вый свисток для вызова авральной команды. Кроме того, мы обнаружили там два автомобиля "Москвич", три автомобиля "Волга", железный сейф с печатями местной сберкассы, большой кусок жареного мяса, два ящика водки, ящик жигулевского пива и железную кровать с никелированными шарами.
     Натянув валенки, Выбегалло, сниодительно улыбаясь, заявил, что теперь можно начать дискуссию. "Задавайте вопросы", -- сказал он. Но дискуссии не получилось. Взбешенный Магнус Федорович вызвал милицию. Примчался на "газике" юный сержант Ковалев. Всем нам пришлось записаться в свидетели. Сержант Ковалев ходил вокруг воронки, пытаясь обнаружить следы преступника. Он нашел огромную вставную челюсть и глубоко заду- мался над нею. Корреспонденты, получившие свою аппаратуру и увидевшие все в новом свете, внимательно слушали Выбегаллу, который опять понес демагогическую ахинею насчет неограниченных и разнообразных потребностей. Становилось скучно, я мерз.
     -- Пошли домой, -- сказал Роман.
     -- Пошли, -- сказ я. -- Откуда ты взял джинна?
     -- Выписал вчера со склада. Совсемля других целей.
     -- А что все-таки произошло? Он опять обожрался?
     -- Нет, просто Выбегалло дурак, -- сказал Роман.
     -- Это понятно, -- сказал я. -- Но откуда катаклизм?
     -- Все отсюда же, -- сказал Роман. -- Я говорил ему тысячу раз: "Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребет все матери- альные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет простран- ство, закуклится и остановит время". А Выбегалло никак не может взять в толк, что истинный исполин духа не столько потребляет, сколько думает и чувствует.
     -- Это все зола, -- продолжал он, когда мы подлетели к институту. -- Это всем ясно. Ты лучше скажи мне, откуда У-Янус узнал, что все получится именно так, а не иначе? Он же все это предвидел. И огромные разрушения, и то, что я соображу, как прикончить исполина в зародыше...
     -- Действительно, -- сказал я. -- Он даже благодарность тебе вынес. Авансом.
     -- Странно, верно? -- сказал Роман. -- Надо бы все это тщательно продумать.
     И мы стали тщательно продумывать. Это заняло у нас много времени. Только весной и только случайно нам удалось во всем разобраться.
     Но это уже совсем другая история.
     История третья
     ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
     ГЛАВА ПЕРВАЯ
     Когда бог создавал время, --
     говорят ирландцы, -- он создал его
     достаточно.
     Г. Б ё л ь
     Восемьдесят три процента всех дней в году начинаются одинаково: звенит будильник. Этот звон вливается в последние сны то судорожным стрекотанием итогового перфоратора, то гневными раскатами баса Федора Симеоновича, то скрежетом когтей василиска, играющего в термостате.
     В то утро мне снился Модест Матвеевич Камноедов. Будто он стал заведующим вычислительным центром и учит меня работать на "Алдане". "Модест Матвеевич, -- говорил я ему, -- ведь все, что вы мне советуете, это какой-то болезненный бред". А он орал: "Вы мне это пр-р-рекратите! У вас тут все др-р-ребедень! Бели-бер-р-рда!" Тогда я сообразил, что это не Модест Матвеевич, а мой будильник "Дружба" на одиннадцати камнях, с изображением слоника с подъятым хоботом, забормотал: "Слышу, слышу", -- и забил ладонью по столу вокруг будильника.
     Окно было раскрыто настежь, и я увидел ярко-синее весеннее небо и почувствовал острый весенний ходок. По карнизу, постукивая, бродили голуби. Вокруг стеклянного плафона под потолком обессиленно мотались три мухи -- должно быть, первые мухи в этом году. Время от времени они вдруг принимались остервенело кидаться из стороны в сторону, и спросонок мне пришла в голову гениальная идея, что мухи, наверное, стараются выскочить из плоскости, через них проходящей, и я посочувствов этому безнадеж- ному занятию. Две мухи сели на плафон, а третья исчезла, и тогда я окончательно проснулся.
     Прежде всего я отбросил одеяло и попытался воспарить над кроватью. Как всегда, без зарядки, без душа и завтрака это привело лишь к тому, что реактивный момент с силой вдавил меня в диван-кровать и где-то подо мной соскочили и жалобно задребезжали пружины. Потом я вспомнил вчераш- ний вечер, и мне стало очень обидно, потому что сегодня я весь день буду без работы. Вчера в одиннадцать часов вечера в электронный зал пришел Кристобаль Хозевич и, как всегда, подсоединился к "Алдану", чтобы вместе с ним разрешить очередную проблему смысла жизни, и через пять минут "Алдан" загорелся. Не знаю, что там могло гореть, но "Алдан" вышел из строя надолго, и поэтому я, вместо того чтобы работать, должен буду, подобно сем волосатоухим тунеядцам, бесцельно бродить из отдела в отдел, жаловаться на судьбу и рассказывать анекдоты.
     Я сморщился, сел на постели и для начала набрал полную грудь праны, смешанной с холодным утренним воздухом. Некоторое время я ждал, пока прана усвоится, и в соответствии с рекомендацией думал о светлом и радостном. Затем я выдохнул холодный утренний воздух и принялся выпол- нять комплекс упражнений утренней гимнастики. Мне рассказывали, что старая школа предписывала гимнастику йогов, но йога-комплекс, так же как и почти ныне забытый майя-комплекс, отнимал пятнадцать-двадцать часов в сутки, и с назначением на пост нового Президента АН СССР старой школе пришлось уступить. Молодежь НИИЧАВО с удовольствием ломала старые традиции.
     На сто пятнадцатом прыжке в комнату впорхнул мой сожитель Витька Корнеев. Как всегда с утра, он был бодр, энергичен и даже благодушен. Он хлестнул меня по голой спине мокрым полотенцем и принялся летать по комнате, делая руками и ногами движения, как будто плывет брассом. При этом он рассказывал свои сны и тут же толковал их по Фрейду, Мерлину и по девице Ленорман. Я сходил умылся, мы прибрались и отправились в столовую.
     В столовой мы заняли свой любимый столик под большим, уже выцветшим плакатом: "Смелее, товарищи! Щелкайте челюстями! Г. Флобер", откупорили бутылки с кефиром и стали есть, слушая местные новости и сплетни.
     Вчерашней ночью на Лысой Горе состоялся традиционный весенний слет. Участники вели себя крайне безобразно. Вий с Хомой Брутом в обнимку пошли шляться по улицам ночного города, пьяные, приставали к прохожим, сквернословили, потом Вий наступил себе на левое веко и совсем озверел. Они с Хомой подрались, повалили газетный ларек и попали в милицию, где каждому дали за хулиганство по пятнадцати суток. Чтобы остричь наголо Хому Брута, пришлось держать его вшестером, а лысый Вий при этом сидел в углу и обидно хихикал. Из-за того, что Хома Брут наговорил во время стрижки, дело передается в народный суд.
     Кот Василий взял весенний отпуск -- жениться. Скоро в Соловце опять объявятся говорящие котята с наследственно-склеротической памятью.
     Луи Седловой из отдела Абсолютного Знания изобрел какую-то машину времени и сегодня будет докладывать об этом на семинаре.
     В институте снова появился Выбегалло. Везде ходит и хвастается, что осенен титанической идеей. Речь многих обезьян, видите ли, напоминает человеческую, записанную, значить, на магнитофонную пленку и пущенную задом наперед с большой скоростью. Так он, эта, записал в сухумском заповеднике разговоры павианов и прослул их, пустив задом наперед на малой скорости. Получилось, как он заявляет, нечто феноменальное, но что именно -- не говорит.
     В вычислительном центре опять сгорел "Алдан", но Сашка Привалов не виноват, виноват Хунта, который последнее время из принципа интересуется только такими задачами, для которых доказано отсутствие решения.
     Престарелый колдун Перун Маркович Неунывай-Дубино из отдела Воинст- вующего Атеизма взял отпуск для очередного перевоплощения.
     В отделе Вечной Молодости после долгой и продолжительной болезни скончалась модель бессмертного человека.
     Академия наук выделила институту энную сумму на благоустройство территории. На эту сумму Модест Матвеевич собирается обнести институт узорной чугунной решеткой с аллегорическими изображениями и с цветочными горшками на столбах, а на заднем дворе, между трансформаторной будкой и бензохранилищем, организовать фонтан с вятиметровой струей. Спортбюро просило у него денег на теннисный кор-- отказал, объявив, что фонтан необходим для научных размышлений, а теннис есть дрыгоножество и рукомашество...
     После завтрака все разошлись по лабораториям. Я тоже заглянул к себе и горестно поодил около "Алдана" с распахнутыми внутренностями, в которых копались неприветливые инженеры из отдела Технического Обслужи- вания. Разговарить со мной они не захотели и только угрюмо порекомен- довали пойти куда-нибудь и заняться своим делом. Я побрел по знакомым.
     Витька Корнеев меня выгнал, потому что я мешал ему сосредоточиться. Роман читал лекцию практикантам. Володя Почкин беседовал с корреспонден- том. Увидев меня, он нехорошо обрадовался и закричал: "А-а, вот он! Познакомьтесь, это наш заведующий вычислительным центром, он вам расска- жет, как..." Но я очень ловко притворился собственным дублем и, сильно напугав корреспондента, сбежал. У Эдика Амперяна меня угостили свежими огурцами, и совсем было завязалась оживленная беседа о преимуществах гастрономического взгляда на жизнь, но тут у них лопнул перегонный куб и про меня сразу забыли.
     В совершенном отчаянии я вышел в коридор и столкнулся с У-Янусом, который сказал: "Так", и, помедлив, осведомился, не беседовали ли мы вчера. "Нет, -- сказал я, -- к сожалению, не беседовали". Он пошел дальше, и я услышал, как в конце коридора онзадает все тот же стандартный вопрос Жиану Жиакомо.
     В конце концов меня занесло к абсолютникам. Я попал перед самым началом семинара. Сотрудники, позевывая и осторожно поглаживая уши, рассаживались в малом конференц-зале. На председательском месте, покойно сплетя пальцы, восседал завотделом магистр-академик, всея Белыя, Черныя и Серыя магии многознатец Морис-Иоганн-Лаврентий Пупков-Задний и благо- склонно взирал на суетящегося докладчика, который с двумя неумело выполненными волосатоухими дублями устанавливал на экспозиционном стенде некую машину с седлом и педалями, похожую на тренажер для страдающих ожирением. Я присел в уголке подальше от остальных, вытащил блокнот и авторучку и принял заинтересованный вид.
     -- Нуте-с, -- произнес магистр-академик, -- у вас готово?
     -- Да, Морис Иоганнович, -- отозвался Л. Седловой. -- Готово, Морис Иоганнович.
     -- Тогда, может быть, приступим? Что-то я не вижу Смогулия...
     -- Он в командировке, Иоганн Лаврентьевич, -- сказали из зала.
     -- Ах, да, припоминаю. Экспоненциальные исследования? Ага, ага... Ну хорошо. Сегодня у нас Луи Иванович сделает небольшое сообщение относительно некоторых возможных типов машин времени... Я правильно говорю, Луи Иванович?
     -- Э... Собственно... Собственно, я бы назвал свой доклад таким образом, что...
     -- А, ну вот и хорошо. Вот вы и назовите.
     -- Благодарю вас. Э... Назвал бы так: "Осуществимость машины времени для передвижения во временных пространствах, сконструированных искусственно".
     -- Очень интересно, -- подал голос магистр-академик. -- Однако мне помнится, что уже был случай, когда наш сотрудник...
     -- Простите, я как раз с этого хотел начать.
     -- Ах, вот как... Тогда прошу, прошу.
     Сначала я слушал довольно внимательно. Я даже увлекся. Оказывается, некоторые из этих ребят занимались прелюбопытными вещами. Оказывается, некоторые из них и по сей день бились над проблемой передвижения по физическому времени, правда, безрезультатно. Но зато кто-то, я не разобрал фамилию, кто-то из старых, знаменитых, доказал, что можно производить переброску материальных тел в идеальные миры, то есть в миры, созданнычеловеческим воображением. Оказывается, кроме нашего привычного мира с метрикой Римана, принципом неопределенности, физическим вакуумом и пьяницей Брутом, существуют и другие миры, обладающие ярко выраженной реальностью. Это миры, созданные творческим воображением за всю историю ловечества. Например, существуют: мир космологических представлений человечества; мир, созданный живописцами; и даже полуабст- рактный мир, нечувствительно сконструированный поколениями композиторов.
     Несколько лет назад, оказывается, ученик того самого, знаменитого, собрал машину, на которой отправился путешествовать в мир космологических представлений. В течение некоторого времени с ним поддерживалась одно- сторонняя телепатическая связь, и он успел передать, что находится на краю плоской Земли, видит внизу извивающийся хобот одного их трех слонов-атлантов и собирается спуститься вниз, к черепахе. Больше сведений от него не поступало.
     Докладчик, Луи Иванович Седловой, неплохой, по-видимому, ученый, магистр, сильно страдающий, однако, от пережитков палеолита в сознании и потому вынужденный регулярно брить уши, сконструировал машину для путешествий по описываемому времени. По его словам, реально существует мир, в котором живут и действуют Анна Каренина, Дон-Кихот, Шерлок Холмс, Григорий Мелехов и даже капитан Немо. Этот мир обладает своими вьма любопытными свойствами и закономерностями, и люди, населяющие его, тем более ярки, реальны и индивидуальны, чем более талантливо, страстно и правдиво описали их авторы соответствующих произведений.
     Все это меня очень заинтересовало, потому что Седловой, увлекшись, говорил живо и образно. Но потом он спохватился, что получается как-то ненаучно, понавешал на сцене схемы и графики и принялся нудно, чрезвы- чайно специализированным языком излагать про конические декрементные шестерни, полиходовые темпоральные передачи и про какой-то проницающий руль. Я очень скоро потерял нить рассуждений и принялся рассматривать присутствующих.
     Магистр-академик величественно спал, изредка, чисто рефлекторно, поднимая правую бровь, как бы в знак некоторого сомнения в словах докладчика. В задних рядах резались в функциональный морской бой в банаховом пространстве. Двое лаборантов-заочников старательно записывали все подряд -- на лицах их застыло безнадежное отчаяние и совершенная покорность судьбе. Кто-то украдкой закурил, пуская дым между колен под стол. В переднем ряду магистры и бакалавры с привычной внимательностью слушали, готовя вопросы и замечания. Одни саркастически улыбались, у других на лицах выражалось недоумение. Научный руководитель Седлового после каждой фразы докладчика одобрительно кивал. Я стал смотреть в окно, но там был все тот же осточертевший лабаз да изредка пробегали мальчишки с удочками.
     Я очнулся, когда докладчик заявил, что вводную часть он закончил и теперь хотел бы продемонстрировать машину в действии.
     -- Интересно, интересно, -- сказал проснувшийся магистр-академик. -- Нуте-ка... Сами отправитесь?
     -- Видите ли, -- сказал Седловой, -- я хотел бы остаться здесь, чтобы давать пояснения по ходу путешествия. Может быть, кто-нибудь из присутствующих?..
     Притствующие начали жаться. Очевидно, все вспомнили загадочную судьбу путешественника на край плоской Земли. Кто-то из магистров предложил отправить дубля. Седловой ответил, что это будет неинтересно, потому что дубли маловосприимчивы к внешним раздражениям и потому будут плохими передатчиками информации. Из задних рядов спросили, какого рода могут быть внешние раздражения. Седловой ответил, что обычные: зритель- ные, обонятельные, осязательные, акустические. Тогда из задних рядов опять спросили, какого рода о с я з а т е л ь н ы е раздражения будут превалировать. Седловой развел руками и сказал, что это зависит от поведения путешественника в тех местах, куда он попадет. В задних рядах произнесли: "Ага..." -- и больше вопросов не задавали. Докладчик беспомощно озирался. В зале смотрели кто куда и всё в сторону. Магистр-академик добродушно приговаривал: "Ну? Ну что же? Молодежь! Ну? Кто?" Тогда я встал и молча пошел к машине. Терпеть не могу, когда докладчик агонизирует: стыдное, жалкое и мучительное зрелище.

/ Полные произведения / Стругацкие А.Н. и Б.Н. / Понедельник начинается в субботу