• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Писемский А.Ф. / Масоны

Масоны [4/50]

Скачать полное произведение

    Тема на этот разговор была у графа неистощимая и весьма любимая им. Что касается до правителя дел, то хотя он и был по своему происхождению и положению очень далек от придворного круга, но тем не менее понимал хорошо, что все это имеет большое значение, и вследствие этого призадумался несколько. Его главным образом беспокоило то, что Марфин даже не взглянул на него, войдя к сенатору, как будто бы презирал, что ли, его или был за что-то недоволен им.
     - Могу я докладывать? - спросил он, видя, что сенатор больше уже не желает говорить.
     - О, пожалуйста! - ответил тот и для освежения мозга понюхал табаку из своей золотой табакерки.
     Правитель дел начал доклад, по обыкновению, стоя.
     - Дело по жалобе на устройство городничим Надеждиным рыбных садков в свою пользу! - заговорил он ровным и бесстрастным голосом.
     - Проделки этого господина вопиющие! - перебил его сенатор. - Мне говорили об них еще в Петербурге!.. Заставлять обывателей устраивать ему садки, - это уж и не взятка, а какая-то натуральная повинность!
     - В Петербурге, мне кажется, ваше сиятельство, ошибочно взглянули на это дело! - возразил с некоторым одушевлением правитель дел. - Городничий вызван нами.
     - Знаю я! - подхватил сенатор, очень довольный тем, что знал это.
     - Он был у меня!.. - доложил правитель дел, хотя собственно он должен был бы сказать, что городничий представлялся к нему, как стали это делать, чрез две же недели после начала ревизии, почти все вызываемые для служебных объяснений чиновники, являясь к правителю дел даже ранее, чем к сенатору, причем, как говорили злые языки, выпадала немалая доля благостыни в руки Звездкина.
     - Городничий мне доставил, - продолжал он, - собранные им удостоверения от местных обывателей, - вот они!
     И правитель дел показал целую кипу бумаг, при одном виде которых сенатор обмер.
     - Но что такое в них говорится? - поспешил он спросить.
     - Говорится во всех одно и то же! - отвечал правитель дел и, взяв будто бы на выдержку одну из бумаг, начал ее читать буквально:
     - "Я, нижеподписавшийся, второй гильдии купец и рыбопромышленник, сим удостоверяю, что по здешним ценам устройство рыбного садка, с посадкою в оный рыбы, стоит пять рублей на ассигнации".
     - Как пять рублей?! - воскликнул сенатор. - А в Петербурге что он стоит?
     - В Петербурге дороже, да там и велики они очень, а садок городничего всего сажень в длину и в ширину.
     - Фу ты, боже мой! - произнес сенатор, пожимая плечами. - Вот и суди тут!.. Как же все это не противно и не скучно?..
     Правитель дел молчал, вовсе не находя с своей стороны в службе ничего ни противного, ни скучного.
     - Бросить это дело; оно выеденного яйца не стоит!.. - приказал сенатор.
     Правитель дел поспешно написал на первоначальной бумаге резолюцию: оставить без последствий, и предложил ее к подписи сенатору, который, не взглянув даже на написанное, подмахнул: "Ревизующий сенатор граф Эдлерс".
     - Далее какие дела?.. - сказал он.
     - Далее дело об кадке капусты и об заседателе земского суда Дрыгине.
     При этом ответе правитель дел не удержался и усмехнулся.
     - Как об капусте и об Дрыгине?.. Что такое это? - проговорил сенатор с недоумением: он этого дела уже не помнил.
     - Господин Дрыгин сам здесь!.. Угодно вам его видеть? - доложил правитель дел.
     - Но, может быть, он какой-нибудь грубый, пьяный? - заметил с брезгливостью сенатор.
     - Напротив, он из отставных военных! - сказал правитель дел.
     Сенатор поуспокоился.
     - А в чем Дрыгин обвиняется? - нашел он нужным узнать.
     - В том, что при проезде через деревню Ветриху он съел там целый ушат кислой капусты.
     Сенатор окончательно был озадачен.
     - Mon Dieu, mon Dieu!* - произнес он, вскидывай глаза к небу.
     ______________
     * Боже, боже! (франц.).
     Правитель дел поспешил позвать заседателя из залы, и когда тот вошел, то оказался тем отчисленным от службы заседателем, которого мы видели на балу у предводителя и который был по-прежнему в ополченском мундире. Наружный вид заседателя произвел довольно приятное впечатление на графа.
     - Вы обвиняетесь в том, что при проезде через деревню Ветриху съели целый ушат капусты, - следовало бы договорить сенатору, но он не в состоянии был того сделать и выразился так: - Издержали ушат капусты.
     - Ваше высокопревосходительство! - начал Дрыгин тоном благородного негодования. - Если бы я был не человек, а свинья, и уничтожил бы в продолжение нескольких часов целый ушат капусты, то умер бы, а я еще жив!
     Сенатор покраснел.
     - Почему же на вас такой извет? - сказал он, стараясь не утратить некоторой строгости.
     - Деревня Ветриха, как, может быть, небезызвестно вашему высокопревосходительству, принадлежит губернскому предводителю, который давно мой гонитель...
     Проговорив это, Дрыгин почтительно склонил перед сенатором голову.
     Здесь я, впрочем, по беспристрастию историка, должен объяснить, что, конечно, заседатель не съел в один обед целого ушата капусты, но, попробовав ее и найдя очень вкусною, велел поставить себе в сани весь ушат и свез его своей жене - большой хозяйке.
     - А между тем, ваше высокопревосходительство, - продолжал Дрыгин с тем же оттенком благородного негодования, - за эту клевету на меня я отозван от службы и, будучи отцом семейства, оставлен без куска хлеба.
     Сенатор взглянул на своего правителя.
     - Отозван-с! - подтвердил тот, угадав взгляд начальника.
     - Вы можете отправляться к вашей должности! - отнесся сенатор к Дрыгину, который вспыхнул даже от радости.
     - Ваше высокопревосходительство! - начал он, прижимая руку к сердцу, но более того ничего не мог высказать, а только, сморгнув навернувшиеся на глазах его слезы, поклонился и вышел.
     Сенатор остался совсем взбудораженный.
     - Я теперь припоминаю, что я отозвал этого несчастного по просьбе губернского предводителя! - признался он своему правителю.
     - Может быть-с! - отозвался тот уклончиво.
     - Непременно со слов Крапчика! - подхватил сенатор. - Он, я вам говорю, какой-то злой дух для меня!.. Все, что он мне ни посоветовал, во всем я оказываюсь глупцом!.. Я велю, наконец, не пускать его к себе.
     Правитель дел потупился, заранее уверенный, что если бы Крапчик сию же минуту к графу приехал, то тот принял бы его только что не с распростертыми объятиями: очень опытный во всех мелких чиновничьих интригах, Звездкин не вполне понимал гладко стелющую манеру обхождения, которой держался его начальник.
     Покончив с заседателем, сенатор хотел было опять приступить к слушанию дела, но в это время вошел в кабинет молодой человек, очень благообразный из себя, франтоватый и привезенный сенатором из Петербурга в числе своих канцелярских чиновников. Молодой человек этот был в тот день дежурным.
     - Excellence, madame Klavsky est venue vous cher-cher et vous engage de faire une promenade!* - доложил он, грассируя несколько голосом.
     ______________
     * Ваше высокопревосходительство, мадам Клавская заехала за вами и предлагает вам прогуляться! (франц.).
     - Tout de suite, mon cher!.. Dites a madame que je suis a elle dans un instant!..* - воскликнул радостно сенатор и с несвойственною старикам поспешностью побежал в гардеробную изменить несколько свой туалет.
     ______________
     * Сейчас, мой милый!.. Скажите мадам, что через минуту я в ее распоряжении! (франц.).
     VI
     М-me Клавская в это время, вся в соболях и во всем величии своей полноватой красоты, сидела очень спокойно в парных санях, которые стояли у сенаторского подъезда. Ченцов давно еще сочинил про нее такого рода стихотворение:
     Madame Клавская бабица
     Вальсирует на заказ
     И, как юная вдовица,
     Ищет мужа среди нас;
     Но мы знаем себе цену
     И боимся ее плену.
     Клавская действительно прежде ужасно кокетничала с молодыми людьми, но последнее время вдруг перестала совершенно обращать на них внимание; кроме того, и во внешней ее обстановке произошла большая перемена: прежде она обыкновенно выезжала в общество с кем-нибудь из своих родных или знакомых, в туалете, хоть и кокетливом, но очень небогатом, а теперь, напротив, что ни бал, то на ней было новое и дорогое платье; каждое утро она каталась в своем собственном экипаже на паре серых с яблоками жеребцов, с кучером, кафтан которого кругом был опушен котиком. Все это некоторые объясняли прямым источником из кармана сенатора, а другие - тем, что к m-me Клавской одновременно со Звездкиным стали забегать разные чиновники, которым угрожала опасность по ревизии; но, как бы то ни было, в одном только никто не сомневался: что граф был от нее без ума.
     - Madame, me parmettrez vous de prendre place aupres de vous?* - говорил он почти раболепным голосом, выбежав к ней в настоящее утро на рундучок своего крыльца.
     ______________
     * Мадам, вы позволите мне занять место возле вас? (франц.).
     - Pourquoi pas*, - отвечала ему ужаснейшим прононсом Клавская и пододвинулась к одной стороне саней.
     ______________
     * Почему же нет (франц.).
     Сенатор сел с ней рядом, и лошади понесли их по гладким улицам губернского города. Когда они проезжали невдалеке от губернаторского дома, то Клавская, все время закрывавшая себе муфтой лицо от холода, проговорила негромко:
     - Заедемте, пожалуйста, к дяде позавтракать!.. Он очень, бедный, расстроен и будет утешен вашим визитом... Повар у него отличный!
     Сенатор на первых порах поморщился немного.
     - Я очень уважаю вашего дядю, и мне от души его жаль, но заезжать к нему, comprenez vous*... Он губернатор здешний, я - ревизующий сенатор.
     ______________
     * видите ли... (франц.).
     Говоря это, он, кажется, трепетал от страха, чтобы не рассердить очень своим отказом Клавскую.
     - Полноте, что за мелочи! - возразила она ему убеждающим и нежным тоном. - Кого и чего вы опасаетесь? Если не для дяди, так для меня заедемте к нему, - я есть хочу!
     - Извольте, извольте!.. - не выдержал долее граф. - Я для вас готов быть у старика... Он, я знаю, не так виноват, как говорят про него враги его.
     - Ах, он ангел! - воскликнула Клавская. - И если за что страдает, так за доброту свою!.. - присовокупила она и остановила муфтой кучера у губернаторского подъезда.
     Сенатор выскочил из саней первый, и в то время, как он подавал руку Клавской, чтобы высадить ее, мимо них пронесся на своей тройке Марфин и сделал вид, что он не видал ни сенатора, ни Клавской. Те тоже как будто бы не заметили его.
     Егор Егорыч, чтобы размыкать гложущую его тоску, обскакал почти весь город и теперь ехал домой; но тут вдруг переменил намерение и велел кучеру везти себя к губернскому предводителю, с которым ему главным образом желалось поделиться снова вспыхнувшим в его сердце гневом. Услыхав от лакея, что Крапчик был еще в спальне, Егор Егорыч не стеснился этим и направился туда. Губернский предводитель в это время, сидя перед своей конторкой, сводил итоги расходам по вчерашнему балу и был, видимо, не в духе: расходов насчитывалось более чем на три тысячи. Марфин влетел к нему, по обыкновению, вихрем, так что губернский предводитель немножко даже вздрогнул.
     - Какими судьбами? - произнес он.
     Марфин бросил небрежно свою шапку на диванчик и принялся ходить по комнате.
     - Сейчас я был у сенатора и убедился, что он старая остзейская лиса и больше ничего! - сказал он.
     - Стало быть, вы объяснялись с ним о чем-нибудь? - спросил губернский предводитель со свойственным ему в известных случаях любопытством.
     - Объяснялся... Граф сам первый начал и спросил, что за человек губернатор? Я говорю: он дрянь и взяточник!
     Губернский предводитель с удовольствием усмехнулся.
     - Что же граф на это?
     - Граф говорит, что нет и что он об губернаторе слышал много хорошего от людей, не принадлежащих к вашей партии!
     - Моей партии? - переспросил губернский предводитель с недоумением и отчасти с неудовольствием.
     - Ну, вашей, моей, как хотите назовите! - кипятился Марфин. - Но это все еще цветочки!.. Цветочки! Ягодки будут впереди, потому что за пять минут перед сим, при проезде моем мимо палат начальника губернии, я вижу, что monsieur le comte et madame Klavsky* вдвоем на парных санях подкатили к дверям его превосходительства и юркнули в оные.
     ______________
     * господин граф и мадам Клавская (франц.).
     Губернский предводитель развел руками.
     - Странно!.. - сказал он. - Граф до сегодня был у губернатора всего один раз, отплачивая ему визит.
     - Но я не лгу же это и не выдумываю!.. Я собственными глазами видел и monsieur comt'a и Клавскую, и это им даром не пройдет!.. Нет!.. Я завтра же скачу в Петербург и все там разблаговещу, все!..
     Губернский предводитель соображал некоторое время.
     - Не советую, - проговорил он, - это будет слишком поспешно с вашей стороны и бесполезно для самого дела!
     - Но вы в этом случае - поймите вы - совершенно сходитесь в мнениях с сенатором, который тоже говорит, что я слишком спешу, и все убеждал меня, что Петербург достаточно уже облагодетельствовал нашу губернию тем, что прислал его к нам на ревизию; а я буду там доказывать, что господин граф не годится для этого, потому что он плотоугодник и развратник, и что его, прежде чем к нам, следовало послать в Соловки к какому-нибудь монаху для напутствования и назидания.
     - Всему этому только улыбнутся в Петербурге, - начал было губернский предводитель, но, заметив, что Марфин готов был вспетушиться, поторопился присовокупить: - Вы только, пожалуйста, не сердитесь и выслушайте меня, что я вам доложу. По-моему, напротив, надобно дать полное спокойствие и возможность графу дурачиться; но когда он начнет уже делать незаконные распоряжения, к которым его, вероятно, только еще подготовляют, тогда и собрать не слухи, а самые дела, да с этим и ехать в Петербург. И я, если вы позволите, поеду с вами: вы - как человек известный там, а я - в качестве губернского предводителя здешнего дворянства.
     Марфин начинал понимать практическую справедливость Крапчика, но все-таки не мог с ним вдруг согласиться.
     - Но где ж мы узнаем эти дела? Не таскаться же по всем канцеляриям!.. Мы, слава богу, не французские стряпчие.
     - Вы об этом не беспокойтесь! Все узнается по городским слухам подробно и с полною достоверностью, - за это я вам ручаюсь, - и смотрите, что может произойти!.. Вы вашим влиянием вызвали ревизию над губернатором, а потом мы сообща, может быть, накличем острастку и на сенатора.
     От последней мысли своей губернский предводитель даже в лице расцвел, но Марфин продолжал хмуриться и сердиться. Дело в том, что вся эта предлагаемая Крапчиком система выжидания и подглядывания за сенатором претила Марфину, и не столько по исповедуемой им религии масонства, в которой он знал, что подобные приемы допускались, сколько по врожденным ему нравственным инстинктам: Егор Егорыч любил действовать лишь прямо и открыто.
     - Не лучше ли, - начал он с глубокомысленным выражением в лице, и видимо, придумав совершенно другой способ, - не лучше ли, чем строить козни, написать этому старому дураку строго-моральное письмо, в котором напомнить ему об его обязанностях христианина и гражданина?
     Крапчик втайне готов был фыркнуть, услыхав такое измышление Егора Егорыча, но, разумеется, воздержался и только с легкою полуулыбкою возразил:
     - Разве подобное письмо подействует на столь зачерствелого человека и испугает его?
     - Это так!.. Так! - согласился и Марфин, воображению которого точно нарочно почти въявь представилась котообразная фигура сенатора, да еще высаживающего из саней под ручку m-me Клавскую.
     - Прощайте! - сказал он затем, торопливо хватая свою шапку.
     - Куда же вы?.. Оставайтесь у нас обедать! - стал было удерживать его хозяин.
     - Не могу, и есть ничего не хочу! - отговаривался Марфин.
     - Но позвольте, по крайней мере, мне послать сказать Катрин, что вы здесь, а то она мне будет выговаривать, что я не оповестил ее об вас.
     - Нет, некогда, некогда! - бормотал Марфин, и, проговорив еще раз "прощайте!", уехал.
     - Сумасшедший торопыга! - произнес Крапчик, оставшись один и снова принимаясь просматривать счет, но вошел лакей и доложил, что приехал новый гость - Ченцов.
     - Зачем и кто его принял? - крикнул Крапчик.
     - Я-с, - ответил, сробев, лакей.
     - Дурак! Ну, пойди и скажи, что выйду в кабинет...
     Лакей ушел. Крапчик, поприбрав несколько на конторке свои бумаги, пошел неохотно в кабинет, куда вместе с ним торопливо входила и Катрин с лицом еще более грубоватым, чем при вечернем освещении, но вместе с тем сияющим от удовольствия.
     - Вы, надеюсь, обедаете у нас? - было первое слово ее гостю.
     - Обедаю, - отвечал Ченцов.
     Крапчик же едва удостоил сказать ему:
     - Здравствуйте!
     Катрин была уверена, что божественный Ченцов (она иначе не воображала его в своих мечтах) явился собственно для нее, чтобы исполнить ее приказание приехать к ним с утра, но расчет m-lle Катрин оказался при самом начале обеда неверен.
     - Мы сыграем сегодня с вами? - спросил Ченцов хозяина.
     Выражение глаз того стало не столь сердито.
     - Сыграем, если хотите, - отвечал он, впрочем, совершенно бесстрастно.
     М-lle Катрин побледнела.
     - Но как же вы мне еще вчера сказали, что не будете играть? - проговорила она Ченцову.
     - Язык на то и дан человеку, чтобы лгать! - отшутился он.
     - Правило прекрасное! - заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал даже подливать ему вина. Ченцов, с своей стороны, хоть и чувствовал, что Катрин сильно им недовольна, но что ж делать? Поступить иначе он не мог: ощутив в кармане своем подаренные дядею деньги, он не в силах был удержаться, чтобы не попробовать на них счастия слепой фортуны, особенно с таким золотым мешком, каков был губернский предводитель.
     После обеда гость и хозяин немедля уселись в кабинете за карточный стол, совершенно уже не обращая внимания на Катрин, которая не пошла за ними, а села в маленькой гостиной, находящейся рядом с кабинетом, и велела подать себе работу - вязание бисерного шнурка, который она думала при каком-нибудь мало-мальски удобном предлоге подарить Ченцову.
     Между играющими начался, как водится, банк. Если бы кто спросил, в чем собственно состоял гений Крапчика, то можно безошибочно отвечать, что, будучи, как большая часть полувосточных человеков, от природы зол, честолюбив, умен внешним образом, без всяких о чем бы то ни было твердых личных убеждений. Он главным своим призванием на земле имел - быть банкометом какого-нибудь огромного общеевропейского банка. Несмотря на то, что Петр Григорьич почти каждодневно играл в банк или другие азартные игры, но никто еще и никогда не заметил на черномазом лице его, выигрывает он или проигрывает. Карты обыкновенно Крапчик клал медленно, аккуратно, одна на другую, как бы о том только и помышляя, но в то же время все видел и все подмечал, что делал его партнер, и беспощаднейшим образом пользовался малейшей оплошностью того. В настоящем случае повторилось то же самое. Крапчик прежде всего выложил на стол три тысячи рублей серебром и стал метать. Ченцов, севший играть с восемьюстами рублей (хорошо еще, что он предварительно заплатил хозяину гостиницы двести рублей), начал горячиться; видимые им около предводителя три тысячи рублей ужасно его раздражали. Счастие на первых порах ему повезло: он сразу взял карту, загнул ее и взял вторую; загнув на весь выигрыш, не отписав из него ничего, снова взял, и когда поставил на червонную даму, чуть ли не имея при этом в виду миловидный и выразительный облик Людмилы, то Крапчик заметил ему:
     - Вы ничего не оставляете себе?
     - Ничего! - отвечал небрежно Ченцов и выиграл карту; тут уж он потянул из денег предводителя значительную пачку. Крапчик только молча наблюдал, правильно ли Ченцов отсчитывает себе деньги, на которые тот положил прежнюю червонную даму.
     - Вся сумма идет? - сказал Крапчик.
     - Вся!.. Гну-с!.. - воскликнул Ченцов, и голос его при этом слегка дрогнул, а по лицу пробежало какое-то страдальческое ощущение.
     Крапчик убил эту карту и тотчас же придвинул к себе всю выигранную у него Ченцовым сумму и метать не продолжал.
     - Угодно вам заплатить мне проигрыш? - спросил он после короткого молчания.
     - Затруднительно мне это! - произнес протяжно и комическим тоном Ченцов.
     Крапчика поразил несколько такой ответ.
     - Но на что же вы играли, если не имели денег? - проговорил он глухим голосом.
     - Я-то видел, на что играл!
     И Ченцов указал пальцем на лежавшие перед хозяином деньги.
     - А вот вы на что играли, я не знаю! - присовокупил он.
     Крапчик на это ничего не сказал и принялся молча собирать раскиданные карты в колоду.
     Ченцов наконец захохотал.
     - Я пошутил, - вот вам! - воскликнул он и выкинул из кармана все дядины деньги, которые Крапчик аккуратно пересчитал и заявил:
     - Здесь недостает более двухсот рублей!
     - Заплачу их вам завтра же! - подхватил, слегка покраснев, Ченцов и попросил дать ему вина.
     Хозяин позвал лакея и велел ему принести бутылку шампанского. Ченцов сейчас же принялся пить из нее и выпил почти всю залпом.
     - А не хотите ли вы сыграть со мной в долг? - сказал он, видимо, сжигаемый неудержимою страстью к игре.
     Крапчик подумал немного.
     - Но кто же мне за вас заплатит в случае проигрыша? - спросил он.
     - Дядя!.. Полагаю, что он не захочет, чтобы меня посадили в тюрьму, или чтобы я пустил себе пулю в лоб? - отвечал Ченцов.
     Крапчик еще некоторое время подумал.
     - Извольте!.. - сказал он и, кликнув лакея, приказал ему принести новую бутылку шампанского.
     Катрин, не проронившая ни одного звука из того, что говорилось в кабинете, негромко велела возвращавшемуся оттуда лакею налить и ей стакан шампанского. Тот исполнил ее приказание и, когда поставил начатую бутылку на стол к играющим, то у Крапчика не прошло это мимо глаз.
     - Отчего она не полна? - сказал он лакею, показывая на бутылку.
     - Катерине Петровне я налил стакан, - объяснил тот почтительно.
     Крапчик поморщился, а Ченцов вскрикнул:
     - Браво, mademoiselle Катрин! Пожалуйте сюда и чокнемтесь.
     - Не хочу я с вами чокаться! - отказалась Катрин: голос ее был печален.
     Игра между партнерами началась и продолжалась в том же духе. Ченцов пил вино и ставил без всякого расчета карты; а Крапчик играл с еще более усиленным вниманием и в результате выиграл тысяч десять.
     - Ну, будет! - забастовал он наконец.
     - Мне поэтому надобно дать вам заемное письмо? - проговорил, почти смеясь, Ченцов: выпитое вино немало способствовало его веселому настроению духа.
     - Да, уж потрудитесь, - отвечал Крапчик и, вынув из письменного стола нужный для писем этого рода гербовый лист, подал его вместе с пером и чернильницей Ченцову, который, в свою очередь, тоже совершенно спокойно и самым правильным образом написал это заемное письмо: он привык и умел это делать. Получив обязательство и положив его в карман, Крапчик ожидал и желал, чтобы гость убирался; но Ченцов и не думал этого делать; напротив, оставив хозяина в кабинете, он перешел в маленькую гостиную к Катрин и сел с нею рядом на диване. Крапчику это очень не понравилось. Как бы не зная, что ему предпринять, он тоже вышел в маленькую гостиную и отнесся к дочери:
     - Ты разве еще не хочешь спать?
     - Нет, - произнесла та грубо и отрывисто.
     - Мы еще будем ужинать с mademoiselle Катрин! - поддержал ее Ченцов. - Vous voulez, que je soupe avec vous?* - обратился он к ней.
     ______________
     * Вы хотите, чтобы я с вами поужинал? (франц.).
     - Хочу! - ответила и ему лаконически Катрин.
     Крапчик, понурив, как бык, головою, ушел к себе в спальню.
     Катрин распорядилась, чтобы дали им тут же на маленький стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было, по обыкновению, остаться служить у стола и встать за стулом с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком за петлю фрака, так она ему сказала:
     - Можешь уйти!.. Я позову, когда нужно будет.
     Лакей исполнил это приказание. Ченцов слушал с какой-то полуулыбкой все эти распоряжения Катрин.
     - Вы проигрались? - заговорила она.
     - И очень даже сильно! - не потаил Ченцов.
     - Но зачем же вы играли с отцом? Вы знаете, какой он опытный и спокойный игрок, а вы ребенок какой-то сравнительно с ним.
     - О, черт бы его драл! - отозвался без церемонии Ченцов. - Я игрывал и не с такими еще господами... почище его будут!.. Стоит ли об этом говорить! Чокнемтесь лучше, по крайней мере, хоть теперь!.. - присовокупил он, наливая по стакану шампанского себе и Катрин.
     Она покорно чокнулась с ним, выпила вино и проговорила, беря себя за голову:
     - Ах, я не знаю, что вы способны со мною сделать!.. - Я с женщинами обыкновенно делаю то, что они сами желают! - возразил Ченцов.
     - Да, но вы их завлекаете, а это еще хуже! - заметила Катрин.
     - Вы полагаете? - спросил не без самодовольства Ченцов.
     - Полагаю! - произнесла с ударением Катрин.
     Ченцов очень хорошо видел, что в настоящие минуты она была воск мягкий, из которого он мог вылепить все, что ему хотелось, и у него на мгновение промелькнула было в голове блажная мысль отплатить этому подлецу Крапчику за его обыгрыванье кое-чем почувствительнее денег; но, взглянув на Катрин, он сейчас же отказался от того, смутно предчувствуя, что смирение ее перед ним было не совсем искреннее и только на время надетая маска.
     - А вы знаете, я вас боюсь! - высказал он ей тут же прямо.
     - Отчего? - полувоскликнула Катрин.
     - Оттого, что вы похожи на меня!..
     - Я знаю, что похожа, но не боюсь вас!..
     - А я, видит аллах, боюсь точно так же, как боюсь и вашего отца в картах.
     - Нет, вы меня не бойтесь!.. Отца, пожалуй, вы должны опасаться, потому что он не любит вас, а я нет.
     - И вы что же в отношении меня? - допытывался Ченцов.
     - Угадайте! - сказала Катрин, взмахнув на него своими черными глазами.
     Ченцов пожал плечами.
     - Угадывать я не мастер! - отвечал он.
     Ему, кажется, хотелось, чтобы Катрин сама ему призналась в любви, но она удержалась.
     - А вот это мне иногда представляется, - продолжал Ченцов, уже вставая и отыскивая свою шляпу, - что со временем мы с вами будем злейшие враги на смерть... на ножи...
     Такое предположение удивило и оскорбило Катрин.
     - Может быть, вы мне будете враг, а я вам никогда! - произнесла она с уверенностью.
     - Будете! - повторил Ченцов. - И еще более горший враг, чем я; а затем вашу ручку!
     Катрин с удовольствием подала ему руку, которую он поцеловал как бы с чувством и пошел нетвердой походкой.
     Катрин проводила его до дверей передней, где справилась, есть ли у него лошадь, и когда узнала, что есть, то прошла в свою светлицу наверх, но заснуть долго не могла: очень уж ее сначала рассердил и огорчил Ченцов, а потом как будто бы и порадовал!..
     VII
     Ченцов приехал в свою гостиницу очень пьяный и, проходя по коридору, опять-таки совершенно случайно взглянул в окно и увидал комету с ее хвостом. При этом он уже не страх почувствовал, а какую-то злую радость, похожую на ту, которую он испытывал на дуэли, глядя в дуло направленного на него противником пистолета. Ченцов и на комету постарался так же смотреть, но вдруг послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидал Антипа Ильича.
     - Отче Антипий! - крикнул он ему. - Ты видишь ли эту комету?
     - Вижу! - отвечал старик.
     - Что она так глазеет, и отчего у нее такой красный хвост?
     Антип Ильич посмотрел своими кроткими глазами на светило небесное и проговорил медленно:
     - Видно, погибла чья-то душа неповинная.
     - Черт знает что такое: душа неповинная!.. - воскликнул Ченцов. - А у меня так вот душа не невинная, а винная!
     - Ваше дело! - ответил старик и пошел было.
     - Но куда же ты бежишь? - остановил его Ченцов.
     - Егор Егорыч нездоровы, - бегу в аптеку! - доложил Антип Ильич и проворно ушел.
     Что-то вроде угрызения совести отозвалось в душе Ченцова: он, почти угадывая причину болезни дяди, в которой и себя отчасти считал виноватым, подумал было зайти к Егору Егорычу, но не сделал этого, - ему стыдно показалось явиться к тому в пьяном виде.
     Предчувствие Антипа Ильича, как оказалось это спустя уже десятки лет, почти что было верно. В то самое крещение, с которого я начал мой рассказ, далеко-далеко, более чем на тысячеверстном расстоянии от описываемой мною местности, в маленьком уездном городишке, случилось такого рода происшествие: поутру перед волоковым окном мещанского домика стояло двое нищих, - один старик и, по-видимому, слепой, а другой - его вожак - молодой, с лицом, залепленным в нескольких местах пластырями. Оба нищие в один голос вопили: "Подайте, Христа ради, слепому, убогому!" В это время на крыльце присутственных мест, бывших как раз против мещанского домика, появился чей-то молодой, должно быть, приказчик в мерлушечьем тулупчике и валяных сапогах. Другой молодец и тоже, должно быть, приказчик, проходивший по тротуару, окликнул его:
     - Зачем ты это, Вася, там был?
     - Плакатный выправлял!.. Вечером в Нижний еду!.. Расчет делать хозяин посылает! - сказал Вася, сходя с лестницы и пойдя с товарищем вместе по улице.
     - И много, Вася, денег везешь? - расспрашивал тот.
     - Уйму, братец... уйму!.. Ажно страшно!.. - отвечал Вася.
     - Ничего!.. Важивал ведь прежде! - успокоивал его товарищ.
     Нищие, и особенно молодой из них, заметно прислушивались к этому разговору. Из волокового окна между тем выглянуло заплывшее жиром, сизо-багровое лицо какой-то женщины, которая толстой и до плеча голой рукой подала им огромный кусище пирога и проговорила при этом:
     - Не посетуйте, родимые!.. Чем богаты...
     Пробурчав что-то такое на это, молитву или благодарность, старик засунул пирог в свою и без того уж битком набитую суму и вместе с вожаком пошел далее христарадничать по улице, а затем они совсем вышли из города и скрылись за ближайшим леском.
     На другой день крещения, поздно вечером и именно в тот самый час, когда Ченцов разговаривал с Антипом Ильичом об комете, в крошечную спальню доктора Сверстова, служившего в сказанном городишке уездным врачом, вошла его пожилая, сухопарая супруга с серыми, но не лишенными блеска глазами и с совершенно плоскою грудью.
     - Сергей Николаич, Сергей Николаич! - проговорила она, осторожно будя мужа. - От исправника к тебе рассыльный: тело надобно завтра поднимать какого-то убитого!..
     Доктор сейчас же поднялся на своей постели. Всякий живописец, всякий скульптор пожелал бы рисовать или лепить его фигуру, какою она явилась в настоящую минуту: курчавая голова доктора, слегка седоватая, была всклочена до последней степени; рубашка расстегнута; сухие ноги его живописно спускались с кровати. Всей этой наружностью своей он более напоминал какого-нибудь художника, чем врача.

/ Полные произведения / Писемский А.Ф. / Масоны