/ Полные произведения / Абэ К. / Женщина в песках

Женщина в песках [4/10]

Скачать полное произведение

    Вряд ли они искренне беспокоятся за него. Просто их неутоленное любопытство перезрело, как хурма, вовремя не снятая с дерева. Дальше события развиваются так.
     Старший преподаватель идет в полицию, чтобы выяснить форму заявления о розыске. За постным выражением лица скрыто распирающее его удовольствие... "Фамилия и имя: Ники Дзюмпэй. Возраст: 31 год. Рост: 1 м. 58 см. Вес: 54 кг. Волосы: редкие, зачесаны назад, бриолином не пользуется. Зрение: правый - 0,8, левый - 1,-. Слегка косит. Кожа смуглая. Приметы: лицо продолговатое, нос короткий, челюсти квадратные, под левым ухом заметная родинка. Других особых примет нет. Группа крови: АВ. Говорит хрипло, слегка заикаясь. Сосредоточен, упрям, но в обращении с людьми прост. Одежда: вероятно, на нем одежда, используемая при энтомологической работе. Помещенное сверху фото анфас сделано два месяца назад".
     Конечно, жители деревни приняли необходимые меры предосторожности, если столь решительно продолжают эту бессмысленную авантюру. Обвести вокруг пальца одного-двух деревенских полицейских - дело нехитрое. Они, безусловно, позаботились о том, чтобы полиция без особой надобности не появлялась в деревне. Но такая дымовая завеса целесообразна и необходима лишь до тех пор, пока он здоров и в состоянии отгребать песок. И нелепо с риском для себя прятать тяжелобольного человека, который уже целую неделю валяется в постели. Если же они решат, что он им ни к чему, то самое благоразумное - побыстрее отделаться от него, пока не возникли всякие осложнения. Сейчас еще можно придумать какую-нибудь правдоподобную версию. Можно, например, заявить, что человек сам упал в яму и из-за сотрясения у него начались какие-то странные галлюцинации. Несомненно, объяснение будет принято гораздо охотнее, чем его совершенно фантастические утверждения, будто его хитростью упрятали в яму.
     Замычала корова - словно в глотку ей вставили медную трубу. Где-то прокричал петух. В песчаной яме нет ни расстояния, ни направления. Только там, снаружи, - обычный нормальный мир, где на обочине дороги дети играют в классы, в положенное время наступает рассвет и краски его смешиваются с ароматов варящегося риса.
     Женщина протирает его тело с усердием, даже с чрезвычайным усердием. После протирания выкручивает влажное полотенце досуха, так что оно становится твердым, как доска, и сухим трет так старательно, будто полирует запотевшее стекло. От звуков просыпающегося утра и этих ритмичных толчков его начинает клонить ко сну.
     - Да, кстати... - Он подавляет зевок, который, будто щипцами, насильно вытащили у него изнутри. - Как бы этою... Давно уже хочется почитать газету. Никак этого нельзя устроить?
     - Хорошо, я спрошу попозже.
     Он сразу понял: женщина хочет показать свою искренность. В ее застенчивом, робком голосе явно чувствовалось старание не обидеть его. Но это разозлило его еще больше. "Спрошу"?! Значит, и газеты я не имею права читать без разрешения, что ли?.. Ворча, он отбросил руку женщины. Его так и подмывало опрокинуть таз со всем содержимым.
     Однако в его положении особенно бушевать не следует - это может разрушить все планы. Ведь тяжелобольной вряд ли будет так волноваться из-за какой-то пустячной газеты. Он, конечно, хочет просмотреть газету. Если нет пейзажа, то посмотреть хоть на картинку - ведь недаром живопись развилась в местах с бедной природой, а газеты получили наибольшее развитие в промышленных районах, где связь между людьми ослабла. Может быть, он найдет объявление о том, что пропал без вести человек. А если повезет, то не исключено, что в углу страницы, посвященной социальным вопросам, он найдет заметку о своем исчезновении. Вряд ли, конечно, эти деревенские дадут ему газету, в которой будет такая статья. Но самое главное сейчас - терпение. Притворяться больным не так уж сладко. Все равно что сжимать в руке готовую вырваться тугую пружину. Долго такого не выдержишь. Смириться тоже нельзя. Он должен во что бы то ни стало заставить этих типов понять, как обременительно для них его пребывание здесь. Вот сегодня, чего бы это ни стоило, не дать женщине ни на минуту закрыть глаза!
     Не спи... Спать нельзя!
     Мужчина скрючился и притворно застонал.
     Под зонтом, который держала женщина, он глотал, обжигаясь, густой суп из овощей и риса, приправленный морскими водорослями. На дне миски осел песок...
     Но тут воспоминания обрываются. Дальше все тонет в каком-то бесконечном гнетущем кошмаре. Он верхом на старых потрескавшихся палочках для еды летал по странным незнакомым улицам. На этих палочках он мчался, как на скутере, и было это не так уж и плохо, но, стоило чуть-чуть рассеяться вниманию, его тут же тянуло к земле. Вблизи улица казалась кирпичного цвета, но дальше таяла в зеленой дымке. В этой цветовой гамме было что-то, порождающее беспокойство. Наконец он подлетел к длинному деревянному зданию, напоминавшему казарму. Пахло дешевым мылом. Подтягивая спадающие брюки, он поднялся по лестнице и вошел в пустую комнату, в которой стоял только один длинный сто. Вокруг стола сидело человек десять мужчин и женщин, увлеченных какой-то игрой. Сидевший в центре, лицом к нему, сдавал карты. Кончая сдавать, он вдруг последнюю карту сунул ему и что-то громко крикнул. Невольно взяв ее, он увидел, что это не карта, а письмо. Оно было странно мягким на ощупь, и, когда он чуть сильнее нажал на письмо пальцами, из него брызнула кровь. Он закричал и проснулся.
     Какая-то грязная пелена мешает смотреть. Он пошевельнулся, послышался шелест сухой бумаги. Его лицо было прикрыто развернутой газетой. Черт возьми, опять заснул!.. Отбросил газету. С нее побежали струйки песка. Судя по его количеству, прошло немало времени. Направление лучей солнца, пробивающихся сквозь щели в стене, говорит о том, что уже около полудня. Ну и ладно, но что это за запах? Свежая типографская краска?.. Не может быть, подумал он и бросил взгляд на число. Шестнадцатое, среда... Так это же сегодняшняя газета! Не верилось, но факт оставался фактом.
     Мужчина приподнялся, опершись локтем о свой насквозь пропитанный потом матрас. В голове вихрем закружились самые разные мысли, и он стал мельком, то и дело отвлекаясь, просматривать с таким трудом добытую газету.
     "Дополнена повестка дня Японо-американского объединенного комитета..." Как же все-таки женщине удалось добыть газету?.. Может быть, эти типы почувствовали, что у них есть какие-то обязательства по отношению ко мне?.. Да, но, судя по тому, как было до сих пор, всякая связь с внешним миром прекращается после завтрака. Несомненно одно из двух: либо женщина каким-то неизвестным ему способом может связываться с внешним миром, либо она сама выбралась отсюда и купила газету.
     "Действенные меры против застоя на транспорте!"
     Ну хорошо... Допустим, женщина выбралась... Это немыслимо без веревочной лестницы. Не знаю, как это ей удалось, но ясно одно - она использовала веревочную лестницу... Ну а если так... Мысль его бешено заработала. Узник, только думающий о побеге, - это одно дело. Но ведь женщина, жительница деревни, не потерпит, чтобы ее лишили возможности свободно выходить из ямы... то, что убрали лестницу, - не более чем временная мера, чтобы запереть меня здесь... Стало быть, если я сделаю все, чтобы усыпить их бдительность, рано или поздно такая же возможность появится и у меня.
     "В репчатом луке - вещества, эффективные при лечении последствий атомной радиации".
     Видимо, мой план симуляции болезни был несколько нарушен непредвиденными обстоятельствами. Еще древние очень верно говорили: если удача спит - жди... Но почему-то сердце к ожиданию совсем не лежало. Было как-то неспокойно. Уж не из-за этого ли страшного, какого-то неуютного и странного сна?.. Ему не давала покоя мысль об опасном - почему опасном, он и сам не понимал - письме. К чему бы такой сон?
     Но это не дело - принимать так близко к сердцу обыкновенный сон. В любом случае нужно довести начатое до конца.
     Женщина, тихонько посапывая, как обычно, спала на полу недалеко от очага, закутавшись с головой в застиранное кимоно, свернувшись калачиком, обняв руками колени. С этого дня она ни разу не показывалась ему обнаженной, но под кимоно на ней, видимо, ничего нет.
     Мужчина быстро пробежал страницу, посвященную социальным вопросам, колонки местной жизни. Он, конечно, не нашел ни статьи о своем исчезновении, ни объявления о том, что без вести пропал человек. Так он и предполагал и поэтому не особенно огорчился. Тихонько встал и спустился на земляной пол. На нем не было ничего, кроме длинных трусов из искусственного шелка. Так было лучше всего. Песок собирался в том месте, где резинка перехватывала тело, и только здесь появлялись краснота и зуд.
     Стоя в дверях, он посмотрел вверх, на песчаную стену. Свет ударил в глаза, и все вокруг точно загорелось желтым пламенем. Ни души. Лестницы, конечно, тоже нет. Ничего удивительного. Он хотел лишь убедиться для верности. Нет никаких признаков, что ее опускали. Правда, при таком ветре пяти минут не пройдет, как любой след исчезнет. Да и сразу же за дверьми верхний слой песка нескончаемо тек - будто с песка сдирали шкурку.
     Он вернулся в дом и лег. Летала муха. Маленькая коричневатая дрозофилла. Наверное, что-то где-то гниет. Пополоскав горло водой из завернутого в полиэтилен котелка у изголовья, он позвал женщину:
     - Послушайте, может, вы встанете...
     Женщина вздрогнула и вскочила. Халат сполз, обнажив грудь, слегка обвисшую, но еще полную, с проступающими голубыми жилками. Суетливым, неуверенным движением женщина натянула халат, взгляд ее блуждал, казалось, она еще не совсем проснулась.
     Мужчина заколебался. Должен ли он сердито и без обиняков спросить у нее о лестнице?.. Или, может быть, лучше поблагодарить за газету и одновременно спросить - мирным, доброжелательным тоном? Если он разбудил женщину, только чтобы прервать ее сон, то самое правильное - держаться агрессивно. А поводов для придирок сколько угодно. Но это может увести далеко от главной цели - прикидываться тяжелобольным.
     Правда, такое поведение не особенно похоже на поведение человека, у которого поврежден позвоночник. Что ему действительно необходимо - так это заставить их убедится в полной невозможности использовать его как рабочую силу и любыми средствами усыпить их бдительность; их сердца уже смягчились до того, что они дали ему газету, теперь надо сделать их вообще неспособными к сопротивлению.
     Но все его радужные надежды рухнули сразу.
     - Да нет, никуда я не выходила. Один из нашей артели принес средство от гниения дерева, которое мне давно уже обещали... Его-то я и попросила... Здесь, в деревне, газету получают всего в четырех-пяти домах... Пришлось ему специально идти в город, чтобы купить ее...
     Такое совпадение вполне возможно. Но не означает ли это, что он заперт в клетке замком, к которому не подберешь отмычки? Если даже местные жители должны мириться подобным заточением, то крутизна этих песчаных стен - дело нешуточное. Мужчиной овладело отчаяние, но он взял себя в руки.
     - Вот как?.. Послушайте... Ведь вы здесь хозяйка, верно?.. А не какая-нибудь собака... Не может быть, чтобы вы не могли свободно выходить отсюда и возвращаться, когда захотите? Или вы такое натворили, что в глаза односельчанам смотреть не можете?
     Заспанные глаза женщины широко раскрылись от удивления. Они налились кровью, точно раскалились, ему показалось даже, что в комнате стало светлее.
     - Ну что вы! Не могу смотреть в глаза?! Чепуха какая!
     - Хорошо, но тогда вам нечего быть такой робкой!
     - Да если я и выйду отсюда, мне там и делать-то особенно нечего...
     - Можно погулять!
     - Гулять?..
     - Ну да, гулять... походить туда-сюда, разве этого мало?.. Я говорю, вот вы, до того как я сюда пришел, свободно выходили, когда хотели?
     - Но ведь попусту ходить - только зря уставать...
     - Я дело говорю! Подумайте хорошенько. Вы должны это понять!.. Ведь даже собака, если ее надолго запереть в клетке, и та с ума сойдет!
     - Да гуляла я! - выкрикнула женщина своим глухим монотонным голосом. - Правда же, мне давали гулять, сколько я захочу... пока сюда не попала... Подолгу гуляла с ребенком на руках. Даже замучилась от этих прогулок...
     Мужчина не ожидал такого. Какая-то странная манера разговаривать. Когда она смотрит на него так нет сил отвечать.
     Да, верно... лет десять назад, когда царила разруха, все только и мечтали о том, чтобы никуда не ходить. Такой им представлялась свобода. Но можно ли сказать, что сейчас они уже пресытились этой свободой?.. А может быть, в этот песчаный край тебя и завлекло как раз то, что ты уже изнемогла в погоне за этой призрачной свободой... Песок... Бесконечное движение одной восьмой миллиметра... Это значит - все наизнанку: автопортрет на негативной пленке, рассказывающий о свободе жить, никуда не выходя. Ведь даже ребенок, который готов гулять сколько угодно, начинает плакать, если заблудится.
     Женщина вдруг резко изменила тон:
     - Чувствуете себя как? Все в порядке?
     Но что уставилась как баран? Мужчина разозлился. В три погибели тебя скручу, но заставлю признаться, что ты во всем виновата! При одной мысли об этом по телу побежали мурашки, и ему даже почудилось потрескивание, точно от кожи отдирали засохший клей. Кожа будто ощущала ассоциации, связанные со словом "скручу". И вдруг женщина превратилась в силуэт, отошедший от фона... Двадцатилетнего мужчину возбуждают мысли. Сорокалетнего - возбуждает кожа. А для тридцатилетнего самое опасное - когда женщина превращается в силуэт. Он может обнять его так же легко, как самого себя... Но за спиной женщины множество глаз... И она лишь кукла, которую водят за нити этих взглядов... Стоит обнять ее, и уже будут водить на ниточке тебя... Тогда и эта ложь с повреждением позвоночника моментально обнаружится. Разве может он в таком месте, как это, перечеркнуть всю свою прошлую жизнь!
     Женщина бочком пододвинулась ближе. Ее округлые колени уперлись ему в бедро. Вокруг разлился густой запах стоялой протухшей воды, исходивший у нее изо рта, носа, ушей, подмышек, от всего ее тела. Робко, нерешительно ее горячие, как огонь, пальцы заскользили вверх и вниз по его позвоночнику. Мужчина весь напрягся. Вдруг пальцы коснулись его бока. Мужчина вскрикнул:
     - Щекотно!
     Женщина засмеялась. Она и слегка заигрывала, и немного робела. .Все это было слишком неожиданно, и он еще не знал, как себя вести. Но чего она хочет?.. Умышленно это делалось или пальцы просто соскользнули?.. Только что она моргала глазами, изо всех сил стараясь проснуться... Но ведь и в первый вечер она так же странно засмеялась, когда, проходя мимо, толкнула его в бок... Может быть, она вкладывает в свои действия какой-то особый смысл? Возможно, в глубине души она не верит в его болезнь и делает все это, чтобы проверить свои сомнения... Не исключено... Зевать нельзя. Ее соблазнительность - самая обыкновенная ловушка, в конце концов точно такая же, как сладкий аромат меда у растений-хищников, питающихся насекомыми. Сначала она спровоцирует его на насилие, вызовет этим скандал, а потом он окажется по рукам и ногам опутан цепями шантажа.
     Мужчина взмок и начал плавиться, как воск. Поры его источали пот. Часы остановились, и точного времени он не знал. Там, наверху, возможно, день еще в разгаре. Но на дне двадцатиметровой ямы были уже сумерки.
     Женщина еще крепко спала. Ноги и руки у нее нервно вздрагивали - что-то снилось. Он хотел было помешать ей спать, но раздумал. Она все равно уже выспалась.
     Мужчина приподнялся, подставляя тело сквозняку. Полотенце, по-видимому, упало с лица, когда он повернулся во сне, и теперь за ушами, около носа, в углах рта налипло столько песка - хоть соскребай. Он накапал в глаза и прикрыл их концом полотенца. Но, только повторив это несколько раз, смог наконец как следует раскрыть их. Еще два-три дня - и глазных капель не останется. Даже из-за одного этого хочется, чтобы скорее уж был какой-нибудь конец. Тело такое тяжелое, будто в железных доспехах лежишь на магните. Он изо всех сил напряг зрение, но в тусклом свете, пробивавшемся через дверь, иероглифы в газете казались застывшими лапками дохлых мух.
     По-настоящему нужно было, конечно, попросить женщину еще днем, чтобы она почитала ему. Это бы и спать ей помешало. Одним выстрелом убил бы двух зайцев. Но, к сожалению, он сам заснул раньше нее. Как ни старался - все испортил.
     И вот теперь опять у него будет эта невыносимая бессонница. Он пытался в ритме дыхания считать от ста назад. Пытался мысленно шаг за шагом пройти привычной дорогой из дома в школу. Пытался в определенном порядке назвать известных ему насекомых, группируя их по видам и семействам. Но, убедившись, что все усилия тщетны, начал еще больше нервничать. Глухое ворчание ветра, несущегося по краю ямы... Скрежет лопаты, пластающей влажный песок... Далекий лай собак... Едва слышные голоса, колеблющиеся, как пламя свечи... Беспрерывно сыплющийся песок, который, как наждак, точит кончики нервов... И все это он должен выносить.
     Ничего, как-нибудь вытерпит. Но в тот миг, когда утренние голубые лучи скользнули вниз с края ямы, все стало наоборот - началась схватка со сном, впитывавшимся в него, как вода в губку. И если этот порочный круг не будет где-то разорван, то крупинки песка, чего доброго, остановят не только часы, но и само время.
     Статьи в газете были все те же. В ней нельзя было различить даже следов того, что недельный разрыв все же существует. Если это окно во внешний мир, то, видимо, стекла в нем - матовые.
     "Широко распространилось взяточничество в связи с налогами на корпорации" ... "Университетские городски сделать Меккой индустрии"... "Одно предприятие за другим приостанавливает работу. Заседание Генерального совета профсоюзов приближается: точка зрения будет опубликована" ... "Мать убила двух детей и отравилась сама" ... "Участившиеся похищения автомобилей - новый стиль жизни или новый вид преступлений!" ... "Неизвестная девушка уже три года приносит цветы к полицейской будке" ... "Трудности олимпийского бюджета Токио" ... "Сегодня призрак снова зарезал двух девушек" ... "Студенты губят здоровье наркотиками" ... "Курса акций коснулся осенний ветер" ... "Известный тенор Блю Джексон приезжает в Японию" ... "В Южно-Африканской Республике снова волнения: 280 убитых и раненых" ... "Воровская школа без платы за обучение: замешаны женщины; аттестаты об окончании - в случае успешной сдачи экзаменов".
     Ни одной статьи, которую было бы жалко пропустить. Призрачная башня с просветами, сложенная из призрачного кирпича. Впрочем, если бы на свете существовало лишь то, что жалко упустить, действительность превратилась бы в хрупкую стеклянную поделку, к которой страшно прикоснуться. Но жизнь - те же газетные статьи. Поэтому каждый, понимая ее бессмысленность, ось компаса помещает в своем доме.
     И вдруг на глаза попалась поразительная статья.
     "Около восьми часов утра четырнадцатого на строительном участке жилого дома, улица Ёкокава, 30, экскаваторщик Тосиро Цутому (28 лет), работавший в компании Хинохара, был придавлен обвалившимся песком и получил тяжелое увечье. Он был доставлен в ближайшую больницу, но вскоре умер. Согласно расследованию, произведенному полицейским участком Ёкокава, причиной несчастного случая послужило, по всей вероятности, то, что, срывая десятиметровую гору, он выбрал слишком много песка".
     Понятно... Они нарочно подсунули мне эту статью. Даром они не стали бы выполнять мою просьбу. Хорошо еще, что не обвели ее красными чернилами. Для слишком скандальных типов можно припасти, мол, и Черного Джека... Кожаный мешок наполняют песком - такой штукой шибанешь не хуже, чем железной или свинцовой палкой... Сколько бы ни говорили, что песок течет, но от воды он отличается... По воде можно плыть, под тяжестью песка человек тонет...
     Слишком радужным казалось мне мое положение.
     Но изменение тактики было связано с серьезными сомнениями и потребовало немало времени. Прошло, пожалуй, часа четыре, как женщина ушла копать. По времени корзины с песком должны быть подняты уже второй раз, переносчики закончили свою работу и ушли к пикапу. Прислушавшись и убедившись, что они не возвратятся, мужчина встал потихоньку и оделся. Женщина ушла с лампой, поэтому все приходилось делать на ощупь. Ботинки были полны песка. Он заправил брюки в носки, достал гетры и положил их в карман. Ящик для насекомых и другие свои вещи он решил сложить у двери, чтобы потом легче было найти. Земляной пол, на который он спустился, был покрыт песчаным ковром, и он мог не красться - шагов все равно не слышно.
     Женщина поглощена работой. Легко орудует лопатой, вонзая ее в песок... Дышит ровно, сильно... В свете лампы, стоящей у ее ног, пляшет длинная тень... Он притаился за углом дома, затаив дыхание. Взяв в руки концы полотенца, сильно растянул его в стороны. Сосчитаю до десяти и выскочу... Нужно сразу напасть - в тот момент, когда она, нагнувшись, начнет поднимать лопату с песком.
     Нельзя, конечно, утверждать, что никакой опасности нет. И то сказать - их отношение к нему может через какие-нибудь полчаса резко измениться. Ведь существует же этот самый чиновник префектуры. Не случайно же старик принял его сначала за этого чиновника и так насторожился. Они, видимо, ожидают, что вот-вот приедут их инспектировать. А если так, то не исключено, что при обследовании мнения в деревне разделятся, скрывать его существование окажется невозможным, и они в конце концов откажутся от мысли держать его взаперти. Правда, нет никакой гарантии, что эти полчаса не растянутся на полгода, на год, а то и больше. Полчаса или год - шансы равны. Он бы не стал биться об заклад, что это не так.
     Но если представить себе, что ему протянут руку помощи, то гораздо выгоднее и дальше притворяться больным. Именно к этому вопросу он все время мысленно возвращался. Раз он живет в стране, где существуют закон и порядок, то естественно надеяться на помощь. Те люди, которые скрывались в тумане загадочности и, не подав признаков жизни, попадали в число пропавших без вести, в большинстве случаев сами этого хотели. Кроме того, если ничто не указывает на преступление, исчезновение рассматривается не как уголовное, а как гражданское дело и полиция особенно глубоко в него не вникает. Но в случае с ним обстоятельства совсем иные. Он жаждет помощи, он взывает о ней ко всем - ему безразлично, откуда она придет.. Даже для человека, ни разу не видевшего его, не слышавшего его голоса, все станет сразу ясным, как только тот хоть мельком взглянет на его дом, оставшийся без хозяина. Недочитанная книга, раскрытая на той странице, как он ее оставил... Мелочь в карманах костюма, в котором он ходил на работу... Чековая книжка - пусть на очень скромную сумму, - с которой в последнее время не снимал деньги... Ящик с недосушенными насекомыми, еще не приведенными в порядок... Заказ на новые банки для насекомых, приготовленный к отправке, с наклеенной маркой... Все брошено незаконченным и указывает на намерение хозяина вернуться. Посетитель, хочет он того или нет, не может не внять мольбе, которая так и слышится в этих комнатах.
     Да... Если бы не было того письма... Если бы только не было того дурацкого письма... Но оно было... Сон оказался вещим, а сейчас он снова старается убедить в чем-то самого себя. Для чего? Довольно уверток. Потерянного не вернешь. Он своими собственными руками уже давно задушил себя.
     Все, что касалось этого отпуска, он держал в глубокой тайне и ни одному из сослуживцев намеренно не рассказывал, куда едет. И мало того, что молчал, он сознательно старался окутать свою поездку тайной. Прекрасный способ - лучше не придумаешь, чтобы подразнить этих людей, которые в своей будничной, серой жизни сами с ног до головы стали серыми. Сейчас он занимался самоуничижением: стоило ему подумать, что среди всей этой серости не он, конечно, а другие могли быть и другого цвета - красного, голубого, зеленого...
     Лето, полное ослепительного солнца, бывает ведь только в романах и кинофильмах. А в жизни - это воскресные дни скромного маленького человека, который выехал за город, где все тот же запах едкого дыма, и лежит на земле, подстелив газету, открытую на страницах, посвященных политике... Термос с магнитным стаканчиком и консервированный сок... взятая напрокат после долгого стояния в очереди лодка - пятнадцать йен в час... Побережье, на которое накатывается свинцовая пена прибоя, кишащая дохлой рыбой... А потом электричка, битком набитая до смерти уставшими людьми... Все всё прекрасно понимают, но, не желая прослыть глупцами, позволившими одурачить себя, усердно рисуют на сером холсте какое-то подобие празднества. Жалкие, небритые отцы тормошат своих недовольных детей, заставляя их подтвердить, как прекрасно прошло воскресенье... Сценки, которые каждый хоть раз да видел в углу электрички... Почти трогательная зависть к чужому солнцу.
     Но если бы дело было только в этом, особенно близко принимать все к сердцу он не стал бы. Если бы тот человек не реагировал на все так же, как и остальные сослуживцы, едва ли стоило бы упрямиться.
     Только тому он оказывал особое доверие. Человеку с ясными, правдивыми глазами, с лицом, всегда казавшимся свежеумытым. Он был активистом профсоюзного движения. С этим человеком однажды он попытался даже серьезно и искренне поделиться своими сокровенными мыслями, которые скрывал от других.
     - Ты как считаешь? Меня вот просто мучит проблема образования, подкрепляемого жизнью...
     - Что значит "подкрепляемого"?
     - Ну, в общем, образование, которое зиждется на иллюзии и заставляет воспринимать несуществующее как существующее. Взять хотя бы песок - он представляет собой твердое тело, но в то же время в значительной мере обладает гидродинамическими свойствами. Это как раз и привлекает к нему мой пристальный интерес.
     Человек оторопел. По-кошачьи сутулый, он ссутулился еще больше. Но выражение лица, как всегда, оставалось открытым. Он ничем не показал, что идея противна ему. Кто-то сказал однажды, что он напоминает ленту Мебиуса. Лента Мебиуса - это перекрученная один раз и соединенная концами полоска бумаги, которая превращается таким образом в плоскость, лишенную лицевой и оборотной стороны. Может быть, в это прозвище вкладывали тот смысл, что он, как лента Мебиуса, слил воедино свою профсоюзную деятельность и личную жизнь? Вместе с легкой издевкой в этом прозвище звучало и одобрение.
     - Может быть, ты имеешь в виду реалистическое образование?
     - Нет, возьми мой пример с песком... разве мир в конечном счете не похож на песок?.. Этот самый песок, когда он в спокойном состоянии, никак не проявляет своего существа... На самом деле не песок движется, а само движение есть песок... Лучше мне не объяснить...
     - Я и так понял. Ведь в практике преподавания заключены важнейшие элементы релятивизма.
     - Нет, не то. Я сам стану песком... Буду видеть все глазами песка... Умерев раз, нечего беспокоиться, что умрешь снова...
     - Уж не идеалист ли ты, а?.. А ты ведь, пожалуй, боишься своих учеников, правда?
     - Да потому, что я и учеников считаю чем-то похожим на песок...
     Тот человек звонко рассмеялся тогда, обнажив свои белые зубы, ничем не показывая, что ему не по душе разговор, в котором они так и не нашли точек соприкосновения. И без того маленькие глаза совсем упрятались в складках лица. Он, помнится, тоже не мог не улыбнуться в ответ. Этот человек действительно был лентой Мебиуса. И в хорошем смысле, и в плохом. Стоило уважать его хотя бы за хорошую его половину.
     Но даже этот Лента Мебиуса, так же как и остальные сослуживцы, явно выказывал черную зависть к его отпуску. Это уж совсем не было похоже на ленту Мебиуса. Завидуя, он в то же время и радовался. Ходячая добродетель часто вызывает раздражение. И поэтому дразнить его доставляло огромное удовольствие.
     И тут это письмо... Сданная карта, которую уже не вернешь. Вчерашний кошмар никак нельзя считать беспричинным.
     Было бы ложью сказать, что между ним и той, другой женщиной не было никакой любви. Между ними были какие-то тусклые и, пожалуй, неясные отношения, и он никогда не знал, чего можно от нее ждать. Стоило, к примеру, ему сказать, что брак, по существу сходен с распашкой целины, как она безапелляционно и зло возражала, что брак должен означать расширение дома, который стал тесен. Скажи он наоборот - она бы и на это, безусловно, возразила. Это была игра - кто кого переиграет, которая продолжалась без устали уже два года и четыре месяца. Может быть, правильнее было бы сказать, что они не столько утратили страсть, сколько в конце концов заморозили ее,. Потому что слишком идеализировали.
     И вот тогда-то совершенно неожиданно и созрело решение оставить письмо и сообщить в нем, что на некоторое время он уедет один, не указав места. Таинственность, которой он окутал свой отпуск, так безотказно действовавшая на сослуживцев, не могла не подействовать на нее. Но в последнюю минуту, уже надписав адрес и наклеив марку, он решил, что это дурачество, и оставил письмо на столе.
     Безобидная шутка сыграла роль автоматического замка с секретом, который может открыть только владелец сейфа. Письмо обязательно должно было попасться кому-нибудь на глаза. В нем, конечно, усмотрели нарочно оставленное доказательство того, что он исчез по собственной воле. Он уподобился неумному преступнику, который с тупым упорством уничтожает отпечатки пальцев, хотя его видели на месте преступления, и этим только доказывает свою преступность.
     Возможность выбраться из плена отдалилась. И сейчас, хотя он все еще не терял надежды, надежда задыхалась от яда, которым он сам ее отравил. Теперь у него один путь - вырваться отсюда, пусть даже силой. Сомнения сейчас недопустимы.
     Перенеся всю тяжесть тела на пальцы ног, так что они до боли врезались в песок, он решил: сосчитаю до десяти и выскочу... Но досчитал до тринадцати - и все не мог решиться. Наконец, отсчитав еще четыре вздоха, он вышел из-за укрепления.
     Для того, что он замышлял, движения его были слишком медленными. Песок поглощал все силы. Тем временем женщина повернулась и, опершись на лопату, с изумлением уставилась на него.
     Если бы женщина оказала сопротивление, результат был бы совсем иным. Но его расчет на неожиданность оправдался. Правда, он действовал слишком нервозно, но и женщина была так потрясена, что ее словно парализовало. Ей и в голову не пришло отогнать его лопатой, которую она держала в руках.

/ Полные произведения / Абэ К. / Женщина в песках