/ Полные произведения / Кристи А. / Рассказы

Рассказы [64/65]

Скачать полное произведение

    <Доломитовые Альпы - горный массив в Восточных Альпах на северо-востоке
    Италии, курорт и центр туризма.> на высоте тысяча двести метров над уровнем
    моря.
     - И в этом месте Большая Четверка назначила встречу?
     - У них там штаб-квартира. Уже дан сигнал о начале переворота, и теперь
    они решили, что им всем целесообразно находиться в своем штабе, чтобы отсюда
    отдавать приказания. Я навел справки и узнал, что небольшая итальянская
    горнодобывающая фирма, контрольный пакет акций которой принадлежит Эйбу
    Райленду, в самом центре одного из массивов построила тайное и неприступное
    убежище. Сейчас они там и по радио отдают приказы своим отрядам. У них
    тысячи сторонников в каждой стране. Конечная цель - повсеместный захват
    власти. В Доломитовых Альпах появилось бы правительство вселенских
    диктаторов. Но в их планы, к счастью, вмешался Эркюль Пуаро.
     - И вы во все это верите, Пуаро? Но ведь существуют же армии разных
    демократических стран, у которых сверхмощное вооружение. Плюс более
    совершенное государственное устройство.
     - Вспомните революцию в Россию, Гастингс. Тут все будет намного страшнее.
    И не забывайте про фанатичную мадам Оливье, она ведь гений, своими
    открытиями заткнула за пояс самих Кюри: одни опыты с радием чего стоят. Ей
    удалось высвободить энергию атома, которую она может использовать для каких
    угодно целей. Кроме того, насколько я знаю, - продолжал Пуаро, - она
    проводила опыты по созданию установки, способной сфокусировать мощный луч
    разрушительной силы. Насколько она продвинулась в своих опытах, мало кто
    знает.
     А если учесть, - подвел итоги Пуаро, - что в распоряжении Четверки еще и
    миллиарды Райленда, и изощренный ум Ли Чан-йена, то ясно, что с такой
    организацией никакое правительство, пусть даже самое совершенное, не
    справится.
     Рассуждения Пуаро заставили меня задуматься. Хотя иногда Пуаро и любил
    для красного словца сгущать краски, но паникером он никогда не был. В первый
    раз я понял, какой опасности мы подвергаем себя, направляясь в самое логово
    врага.
     Вскоре вернулся Харвей, и мы продолжили наш маршрут.
     В Больцано мы приехали в полдень. Далее можно было ехать только на
    машине. На центральной площади стояло несколько больших синих автомашин. Мы
    пересели в одну из них. Несмотря на жару, Пуаро был одет в пальто и закутан
    в шарф так, что видны были только одни глаза и кончики ушей.
     То ли он боялся простудиться, то ли это была мера предосторожности - не
    знаю. Ехали мы несколько часов. Сначала дорога петляла меж величественных
    утесов с шумными искрящимися водопадами. Потом мы пересекли не менее
    живописную долину, потом дорога снова пошла вверх, и наконец нашему взору
    открылись заснеженные горные вершины, а потом и сосновые леса, росшие на
    отрогах. Как все-таки прекрасна дикая природа... Одолев несколько витков меж
    лесистых склонов, мы неожиданно увидели большое здание. Это и была наша
    гостиница.
     Комнаты для нас были заказаны заранее, и Харвей повел нас наверх. Из окон
    наших апартаментов открывался вид прямо на вершину горы, поросшей густым
    ельником.
     - Это здесь? - вполголоса спросил Пуаро.
     - Да, - ответил Харвей. - Это место называется Фелсенский лабиринт:
    видите вон те громадные валуны, расположенные самым причудливым образом?
    Среди них проложена тропинка. Чуть правее бывшая каменоломня, а вход в
    подземелье, я думаю, рядом с каким-нибудь валуном.
     Пуаро кивнул.
     - Пойдемте, mon ami, - обратился он ко мне. - Пойдемте вниз на террасу и
    немного погреемся на солнышке.
     - Вы считаете, что это разумно?
     Пуаро пожал плечами.
     Солнце довольно сильно пригревало. Было время чая, но мы выпили кофе со
    сливками, а потом отправились распаковать вещи. К Пуаро невозможно было
    подступиться - он весь был в своих мыслях. Изредка он качал головой и тяжко
    вздыхал.
     А у меня из головы не шел некий субъект, который вышел вместе с нами в
    Больцано и которого ждала машина. Он был маленького роста, но мое внимание
    он привлек главным образом потому, что, как и Пуаро, был закутан шарфом по
    самые глаза. Помимо всего прочего, на нем были огромные синие очки. Я был
    уверен, что это прибыл эмиссар Большой Четверки, и поделился своими
    опасениями с Пуаро. Тот ничего мне не ответил, но, когда посмотрев в окно,
    увидел, что этот коротышка входит в гостиницу, признал, что, возможно, я и
    прав.
     Я уговаривал Пуаро не спускаться в столовую, а заказать обед в номер, но
    он не послушался. Мы заняли столик возле окна. Когда мы усаживались, то
    услыхали сначала чье-то восклицание, а потом звук разбившейся тарелки,
    несколько фасолин попали в сидящего за соседним столиком человека.
     На шум появился метрдотель и рассыпался в извинениях.
     Когда провинившийся официант принес нам суп, Пуаро спросил:
     - Неприятный случай, что и говорить. Но вы не виноваты.
     - Вы видели, мосье? Я конечно же не виноват. Тот джентльмен вдруг как
    вскочит со стула - я подумал, что он хочет на меня броситься, ну и невольно
    отшатнулся.
     Я увидел, как в глазах Пуаро загорелись знакомые мне зеленые огоньки.
    Когда официант отошел, он сказал:
     - Вот видите, Гастингс, какой эффект произвело появление живого и
    невредимого Эркюля Пуаро?
     - Вы полагаете...
     Внезапно Пуаро схватил меня за руку.
     - Смотрите, Гастингс, что он делает, - прошептал он. - Лепит шарик из
    хлебного мякиша. Это Номер Четыре.
     И правда, сидящий за соседним столиком человек, бледный как мел,
    машинально катал по столу хлебный шарик.
     Я тайком его разглядывал. У него было гладко выбритое одутловатое лицо с
    нездоровой желтизной, под глазами круги, а от носа к уголкам рта спускались
    глубокие складки.
     На вид ему можно было дать от тридцати пяти до сорока пяти лет. Ни
    малейшего сходства с прежними из встреченных нами персонажей, и, если бы не
    эта его привычка катать по столу хлебный мякиш, мы бы, конечно, его не
    узнали.
     - Он вас узнал, - прошептал я. - Не нужно было спускаться вниз.
     - Мой дорогой Гастингс, этого момента я ждал целых три месяца.
     - Чтобы испугать Номера Четвертого?
     - Да, но непременно в тот момент, когда он должен либо немедленно
    действовать, либо на время затаиться. Он выдал себя, но он этого еще не
    знает, думает, что в теперешнем своем обличье он в безопасности. Как я
    благодарен Флосси Монро за то, что она вспомнила об этой его привычке.
     - И что же дальше? - спросил я.
     - Дальше? - переспросил Пуаро. - Итак, он узнает, что человек, которого
    он больше всего боялся, жив. И это в тот момент, когда Большая Четверка уже
    начала действовать. Мадам Оливье и Эйб Райленд были здесь на ленче. Все
    считают, что они уехали в Кортину <Кортина (Кортина д'Ампеццо) - город в
    Италии в долине Доломитовых Альп, климатический курорт и центр летних и
    зимних видов спорта.>, и только мы знаем, что они укрылись в своем убежище.
    Как много нам известно? Я думаю. Номер Четыре задает себе именно этот
    вопрос. Рисковать он не хочет, но ему нужно во что бы то ни стало
    изолировать меня... Так позволим же ему попробовать это сделать. Я готов.
     Когда он кончил свой монолог, мужчина, сидевший за соседним столиком,
    встал и вышел.
     - Он удалился, - спокойно заметил Пуаро, - чтобы отдать необходимые
    распоряжения. Пойдемте на террасу, друг мой, и выпьем наш кофе там. Там
    гораздо приятнее.
     Я только схожу за пальто.
     Немного встревоженный, я вышел на террасу. Мне не очень нравилась
    чрезмерная уверенность Пуаро, однако, уговаривал я себя, мы будем начеку и с
    нами ничего не случится.
     Через пять минут Пуаро вернулся - уже в пальто и снова так замотанный
    шарфом, что лица совсем не было видно - торчали только кончики ушей. Он сел
    рядом и стал потягивать кофе.
     - Только в Англии подают такой ужасный кофе, - заметил он. - На
    континенте знают, как варить кофе, чтобы он не нарушал процесса пищеварения.
     Едва он это изрек, как на террасе появился тот господин из-за соседнего
    столика. Не колеблясь ни минуты, он взял стул и придвинулся к нашему
    столику.
     - Надеюсь, не помешаю вам, - обратился он к нам по-английски.
     - Нисколько, мосье, - ответил Пуаро.
     Я насторожился. Хотя вокруг нас ходили люди, на душе у меня было
    неспокойно. Я чувствовал приближение опасности.
     Между тем Номер Четвертый изображал из себя заядлого туриста и без умолку
    говорил об экскурсиях, на которых он побывал, об автомобильных поездках, о
    местных достопримечательностях...
     Затем он вытащил из кармана трубку и закурил. Пуаро, в свою очередь,
    достал свои тоненькие сигареты. Когда он поднес одну из них к губам,
    незнакомец наклонился к нему с зажигалкой.
     - Пожалуйста, прикуривайте, - сказал он. Когда он произнес эти слова, все
    фонари на террасе погасли. Послышался звук бьющегося стекла, потом в нос
    ударил какой-то едкий запах.., и я потерял сознание.
    ПЕРСТ СВЯТОГО ПЕТРА
    Агата КРИСТИ
    ONLINE БИБЛИОТЕКА
    http://www.bestlibrary.ru
     - А теперь ваша очередь, тетя Джейн, - сказал Реймонд Уэст.
     - Да-да, тетушка Джейн, мы ждем от вас захватывающего рассказа, - подала
    голос Джойс Ламприер. Чего-нибудь эдакого, с изюминкой.
     - Да вы надо мной смеетесь, мои дорогие. Думаете, если я всю свою жизнь
    провела в захолустье, то со мной не могло произойти ничего интересного?
     - Господь с вами, тетушка, я никогда не считал, что деревенская жизнь
    течет так уж мирно и безмятежно, - с жаром возразил Реймонд Уэст. - Особенно
    после всех тех ужасов, о которых вы нам рассказывали.
     - Человеческая натура, мой дорогой, повсюду одинакова. Просто в деревне
    все на виду.
     - Вы необыкновенный человек, тетушка Джейн, - воскликнула Джойс. - Это
    ничего, что я зову вас "тетушкой"? Сама не пойму, как оно так выходит.
     - Ой ли? - старая дама на миг подняла глаза, и ее чуть насмешливый взгляд
    заставил девушку залиться краской.
     Реймонд Уэст беспокойно заерзал в кресле и смущенно закашлялся. Мисс
    Марпл оглядела Реймонда и Джойс, улыбнулась и снова взялась за свое вязание.
     - Да, я прожила ничем не примечательную жизнь, но тем не менее у меня
    есть кое-какой опыт по части решения всяких житейских головоломок. Некоторые
    из них были проще пареной репы и вряд ли заинтересуют вас: что-то вроде
    того, "кто украл сетку с продуктами у миссис Джонс", или "почему миссис Симс
    только однажды появилась на людях в своей шубке". Но эти маленькие задачки
    на самом деле очень интересны, если занимаешься изучением человеческой
    природы.
     Единственное происшествие, которое могло бы вас заинтересовать, случилось
    с моей бедной племянницей Мэйбл. С тех пор минуло уже десять с лишним лет и,
    к счастью, все уже быльем поросло... - Мисс Марпл умолкла, потом
    пробормотала себе под нос: - Так.., надо сосчитать петли в этом ряду.
    Кажется, я ошиблась... Одна, две, три, четыре, пять, теперь три вместе с
    накидом... Все правильно. Так, о чем это я говорила? Ах, да, о моей бедняжке
    Мэйбл. Она была милая девушка, право же очень милая, только немного
    глуповатая. А кроме того - сентиментальная и слишком уж несдержанная в
    растроенных чувствах. В двадцать два года она вышла замуж за мистера
    Денмена. Я очень надеялась, что это ее увлечение пройдет без серьезных
    последствий: мистер Денмен был очень вспыльчивым человеком, а такой, как
    Мэйбл, нужен муж добрый и снисходительный к ее недостаткам. К тому же, как я
    узнала, в роду у Денменов были душевнобольные. Однако девушки во все времена
    отличались упрямством. Словом, Мэйбл вышла за него. Мы почти не виделись
    после ее замужества, ну разве, что она пару раз навещала меня. Правда, они
    неоднократно звали меня в гости, но мне всегда бывает не по себе в чужом
    доме, и я всякий раз под благовидным предлогом отклоняла приглашения.
     Они прожили в браке десять лет, когда мистер Денмен вдруг скоропостижно
    скончался. Детей у них не было, и все его деньги перешли к Мэйбл.
    Разумеется, я написала ей и предложила приехать, если она хочет меня видеть,
    но получила в ответ очень спокойное и рассудительное письмо. Я поняла, что
    она не слишком убивается, и это было вполне естественно: насколько мне было
    известно, последнее время они не очень-то ладили друг с другом.
     Но не прошло и трех месяцев, как я получила от Мэйбл исполненное отчаяния
    письмо с просьбой приехать. Она писала, что дела идут все хуже и хуже, что
    она не выдерживает такой жизни. Я быстренько уладила свои дела и отправилась
    к ней.
     Я застала ее в очень плачевном состоянии - сплошной комок нервов, да и
    только. Дом, в котором она жила, назывался "Миртл-Дени" и был просторным и
    удобным. В доме жили кухарка и горничная, а также сиделка, которая ухаживала
    за старым мистером Денменом, свекром Мэйбл. У него, как это говорится, не
    все в порядке с головой. В общем человек он спокойный, прекрасно
    воспитанный, но временами какой-то странный. Как я уже говорила, у них в
    роду были душевнобольные.
     Перемены, произошедшие в Мэйбл, потрясли меня до глубины души. Теперь ее
    почти невозможно было вызвать на откровенность. Я не стала задавать ей
    лобовых вопросов, а завела речь о ее друзьях, Галахерах. Она часто упоминала
    о них в своих письмах ко мне. Мэйбл ответила, что теперь она почти не
    видится с ними. Как, впрочем и с другими знакомыми. Я сказала ей на это, что
    неразумно отгораживаться от всего света и порывать с друзьями. Вот тут-то
    все и выплыло наружу. По словам Мэйбл, в этом не было ее вины. "Ни одна
    живая душа здесь не желает знаться со мной, все шарахаются от меня, как от
    прокаженной! Это ужасно! Это уже совершенно невыносимо. Я хочу продать дом и
    уехать за границу, но почему, скажите на милость, я должна бежать из
    собственного дома? А ведь ничего не поделаешь. Как же быть?" - Даже и
    передать не могу, как я расстроилась, - сказала мисс Марпл, обращаясь к
    своим слушателям.
     "Моя дорогая Мэйбл, - заявила я ей, - удивляюсь я тебе. Ведь должна же
    быть какая-то причина всему этому...".
     Но Мэйбл всегда отличалась строптивым характером, поэтому оказалось очень
    непросто добиться от нее правдивого ответа. Она твердила что-то о злобных
    наговорах, о лодырях, ничем не занятых кроме сплетен и забивающих людям
    голову своими бреднями.
     "Все ясно, - сказала я. Очевидно по городку о тебе ходят сплетни. Но с
    чем это связано? Выкладывай все как есть." "Это так жестоко и
    несправедливо", - простонала Мэйбл.
     "Конечно, жестоко, но ты не сообщила мне ничего такого, что стало бы для
    меня откровением. А теперь, Мэйбл, скажи как на духу, что именно говорят о
    тебе люди"?
     И тут все вышло наружу. Оказалось, что Годфри умер в одночасье, и это
    дало пищу разным домыслам и догадкам. Пошли разговоры о том, что Мэйбл
    отравила своего мужа. Ничто так не ранит, как подобного рода пересуды, и
    бороться с ними, оправдываться - чрезвычайно трудно. Когда люди болтают за
    глаза, вы не можете ни отрицать, ни возмущаться, а сплетня разносится вдаль
    и вширь, обрастая новыми подробностями, и никто и ничто не в силах положить
    этому конец. Я была совершенно уверена только в одном: Мэйбл никак не
    способна отравить кого бы то ни было. И я не понимала, с какой стати ее
    жизнь должна быть испорчена только из-за того, что она совершила какую-то
    глупость.
     "Но ведь дыма без огня не бывает, - сказала я ей. - А теперь признайся,
    Мэйбл, что могло дать пищу таким пересудам? Должно же что-то быть". И она
    стала мямлить, что-де не знает никакой другой причины, кроме внезапной
    смерти Годфри. За ужином он был как огурчик, а ночью ему вдруг стало плохо.
    Послали за доктором, но бедняга умер через несколько минут после его
    прихода. По мнению врача, смерть наступила в результате отравления грибами.
     "Ну, - сказал я, - этого для сплетен недостаточно, должно быть что-то
    еще". И Мэйбл ответила, что за завтраком между ними произошла ссора.
     "И слуги, надо думать, все слышали?" - предположила я "Их не было в
    комнате".
     "Но, моя дорогая, они могли услышать из-за двери." Я знаю, как истошно
    может кричать Мэйбл, да и Годфри Денмен никогда не сдерживался во гневе.
     "Из-за чего вы погрызлись?" "О, обычное дело. Всегда одно и то же.
    Сначала вспылишь из-за какой-нибудь мелочи, а уж потом Годфри становился
    совершенно несносен, начинал говорить ужасные вещи. Так было и в то утро. Я
    не сдержалась и высказала ему все, что о нем думаю".
     "То есть вы крупно разругались?" "Это не моя вина." "Дорогая девочка, -
    сказала я, - не имеет значения, кто был виноват. Сейчас мы говорим не об
    этом. В таком городке, как ваш, очень трудно что-либо утаить от людей. Все
    мигом обо всем узнают. Вы часто ссорились, а в то утро особенно рьяно, а
    ночью твой муж умирает при таинственных обстоятельствах. Это все, или было
    что-то еще?" "Я не понимаю, тетя, что вы имеете в виду под "чем-то еще".
     "Только то, что я сказала, дорогая. Если ты сделала еще какую-нибудь
    глупость, ради Бога, ничего не скрывай. Я хочу только одного, помочь тебе."
    "Никто и ничто не поможет мне, кроме смерти", - в отчаянии вскричала Мэйбл.
     "Ты должна верить в Провидение. Теперь я знаю, что ты рассказала мне еще
    не все." Я всегда, даже когда Мэйбл была ребенком, знала, скрывает она
    что-нибудь или нет, и умела добиться правды.
     Оказалось, что в то утро Мэйбл отправилась к аптекарю, купила немного
    мышьяка и, конечно, расписалась за покупку. Ну и естественно, аптекарь начал
    болтать.
     "Кто ваш врач"? - спросила я.
     "Доктор Роулинсон".
     Я знала его в лицо, Мэйбл как-то раз показала его мне. Это был дряхлый
    старик, и у меня достаточно жизненного опыта, чтобы верить в точность его
    диагнозов. Некоторые доктора - умные люди, другие - не очень, но в
    пятидесяти случаях из ста даже лучшие из них не знают, как вас лечить. Я
    одела шляпку и отправилась повидаться с доктором Роулинсоном. Он оказался
    именно таким, каким я его помнила - милым, добродушным, рассеянным стариком,
    подслеповатым и тугим на ухо, и, к тому же, раздражительным и обидчивым.
    Стоило мне обмолвиться о смерти Годфри, как он пустился в пространные
    рассуждения о съедобных и несъедобных грибах. Доктор сообщил мне, что
    расспрашивал кухарку, и она сказала ему, что один или два гриба показались
    ей подозрительными, но коль скоро их доставили из лавки, она решила, что все
    в порядке. Однако, чем дольше она раздумывала о грибах, тем больше
    убеждалась, что они были какие-то странные. Еще доктор рассказал, что когда
    он пришел к больному, тот не мог глотать и умер через несколько минут после
    появления Роулинсона. Он выдал свидетельство о смерти об отравлении от
    ядовитых грибов, но в какой степени этот диагноз диктовался истинной
    уверенностью, а в какой - упрямством, я сказать не могу. От доктора я
    отправилась домой и без обиняков спросила Мэйбл, зачем она покупала мышьяк.
    Должна же быть тому какая-то причина.
     "Ты сделала это с какой-то целью?" - спросила я, Мэйбл разрыдалась.
     "Я хотела умереть. Я была так несчастна, что подумывала свести счеты с
    жизнью." "Мышьяк все еще у тебя?" "Нет, я его выбросила." "Что произошло,
    когда твоему мужу стало плохо? Он позвал тебя?
     "Нет, - покачала она головой, - он громко позвонил. Ему пришлось звонить
    несколько раз, пока наконец, услышала Дороги, горничная. Та разбудила
    служанку, и они спустились вниз. Когда Дороти увидела Годфри, она очень
    испугалась. Он бредил. Оставив с ним кухарку, она бросилась за мной. Я сразу
    увидела, что он безнадежен. К сожалению, Брюстер, которая ухаживала за
    старым мистером Денменом, была в отлучке и в доме не оказалось никого, кто
    бы знал, что делать. Я отправила Дороти за доктором, а кухарка и я остались
    с ним. Через несколько минут мне стало совсем невмоготу - это было так
    ужасно, - и я убежала в свою комнату и заперлась.
     "Какое бездушие, - сказала я. - Такое поведение, несомненно, очень
    повредило тебе. Кухарка, конечно же, рассказывала об этом направо и налево.
    Какая жалость!" Затем я поговорила со слугами. Кухарка принялась
    рассказывать мне о грибах, но я не могла больше о них слышать и попросила
    подробнее рассказать о той ночи. Обе показали, что их хозяин был уже в
    агонии, не мог пить и пытался что-то сказать, но это было только бессвязное
    бормотание.
     "Что же он бормотал", - спросила я.
     "О какой-то рыбе, так ведь, Дороти?" Дороти кивнула.
     "Пакет рыбы, или какая-то чепуха в этом роде. Сразу было видно, что он не
    в себе." Наконец, исчерпав все возможности, я отправилась поговорить с
    Брюстер. Это была изможденная женщина средних лет, пожалуй, ближе к
    пятидесяти.
     "Какая жалость, что меня не было там в ту ночь, - сокрушалась она. - Пока
    не пришел доктор, никто, похоже, и не пытался ничего сделать." "Кажется, он
    бредил, - неуверенно сказала я. - Но ведь это не симптом отравления
    птомаином, не так ли?" "Это зависит от многих факторов." "Как чувствует себя
    ваш подопечный?" "Он совсем плох." "Слабость?" "О нет, физически он
    чувствует себя совсем неплохо, а вот зрение... Оно быстро слабеет. Может, он
    всех нас переживет, но он впал в полный маразм. Я уже говорила и мистеру и
    миссис Денмен, что его надо поместить в лечебницу, но миссис Денмен не хочет
    и слышать об этом." Как я уже сказала, у Мэйбл было очень доброе сердце.
     Вот так обстояли дела.
     Я долго ломала голову и поняла, что в таком положении можно прекратить
    сплетни только одним способом - получив разрешение на эксгумацию и
    исследование останков. Только тогда лживые языки замолкнут раз и навсегда.
     Мэйбл, конечно, разволновалась. В основном по сентиментальным
    соображениям: грешно тревожить покой мертвых, и так далее. Но я твердо
    стояла на своем.
     Не буду распространяться о том, как все происходило. Мы получили
    разрешение, и была сделана аутопсия, или как это там называется, но
    результат не оправдал ожиданий. Никаких следов мышьяка не обнаружилось, и
    это было хорошо, но само заключение гласило: не обнаружено ничего, что могло
    бы послужить причиной заболевания или смерти. И такое заключение не снимало
    всех подозрений: люди продолжали говорить о яде, который невозможно
    обнаружить и всякую чепуху такого же рода.
     Я повидалась с патологоанатомом, который проводил исследование, и задала
    ему несколько вопросов. Он постарался в меру своих возможностей ответить на
    них, но все, чего я добилась, - это утверждение: "очень мало вероятно, что
    причиной смерти было отравление грибами." Тут мне кое-что пришло в голову, и
    я спросила, какой яд, если он был применен, мог стать причиной смерти в
    данном случае.
     Из пространных объяснений я поняла только, что смерть вызвана
    сильнодействующим алкалоидом растительного происхождения.
     Предположим, что Годфри, как и многие в его роду, был душевнобольным.
    Разве не мог он совершить самоубийство? В молодости он изучал медицину и
    вероятно многое узнал о ядах и их действии. Я не думала, что такое возможно
    на самом деле, но больше ничего не приходило в голову. Я зашла в тупик.
     Вы, молодые люди, скорее всего, посмеетесь надо мной, но когда я попадаю
    в передрягу, я всегда читаю про себя одну и ту же молитву - где бы я ни
    была, на улице или на базаре. И я неизменно получала отклик. Это мог быть
    какой-то маленький намек, никак даже не связанный с причиной затруднений.
    "Испроси и обрящешь" - это изречение в мои детские годы висело у меня над
    кроваткой.
     В то утро я шла по Хай-стрит и упорно молилась. Шла с закрытыми глазами,
    а когда открыла их, то увидела... Что, как вы думаете?
     Пять лиц повернулись к ней. На всех читалась та или иная степень
    заинтересованности, но никто из слушателей не мог бы угадать правильный
    ответ.
     - Я увидела, - выразительно сказала мисс Марпл, - витрину рыбной лавочки.
    В ней была выставлена свежая пикша.
     Она с торжеством оглядела присутствующих.
     - Бог ты мой! - сказал Реймонд Уэст. - Ответ на милитву - свежая пикша!
     - Да, Реймонд, - укоризненно сказала мисс Марпл. - И тут ничего нет
    смешного: длань Господня вездесуща. И первое, что я увидела, - черные пятна,
    следы пальцев Святого Петра. Вы, наверное, знаете эту легенду? И тут я
    вспомнила все, что произошло с Мэйбл, и это вернуло меня к моим проблемам.
    Мне была необходима моя вера, истинная вера в Святого Петра. Мне было очень
    нужно его священное слово.
     Сэр Генри прыснул и поспешил закашляться.
     Джойс закусила губу.
     - И знаете, что мне пришло на ум? Кухарка и горничная упоминали рыбу как
    предмет, о котором говорил умирающий. Я была убеждена, совершенно убеждена в
    том, что решение заключено именно в этих словах. Я отправилась домой, полная
    решимости докопаться до истины. - Она немного помолчала и продолжала: - Как
    правило, в любом разговоре мы улавливаем общий смысл, но не обращаем
    внимания на собственные слова, которыми он выражен. Поэтому, пересказывая
    разговор, мы обычно употребляем не те слова, которые были сказаны, а совсем
    другие - такие, которые, по нашему мнению, обозначают то же самое.
     И я снова поговорила с кухаркой и горничной, но теперь с каждой в
    отдельности. Я спросила кухарку, уверена ли она, что ее хозяин действительно
    упоминал о пакете с рыбой. Она ответила, что совершенно уверена в этом. Были
    ли это точные слова, или же он упомянул о какой-то определенной рыбе?
     - Именно рыбы, что это может быть? Это ведь не та рыба, которую вы
    подавали к столу? Может быть это окунь или щука?
     Нет, ее название начиналось на другую букву. Дороти тоже вспомнила, что
    ее хозяин говорил о какой-то определенной рыбе. Какое-то заморское название.
     - Он говорил "пакет" или "кучка"? - спросила я.
     - По-моему, "кучка", но я не совсем уверена в этом. Очень трудно
    вспомнить реально сказанное слово, особенно, если оно не совсем внятно
    произнесено.
     - Но теперь я была уверена, что им послышалось слово "брикет" и что
    название рыбы начиналось с "к", но это не корюшка и не карась. А затем, чем
    я особенно горжусь, - сказала мисс Марпл, - я разыскала несколько
    медицинских книг. В одной из них был справочник по ядам. Понимаете, моя
    догадка состояла в том, что Годфри выпил какой-то особенный яд и пытался
    выговорить его название.
     Я просмотрела все названия ядов на букву "п". Ничего, что звучало бы
    похоже. Затем перешла к букве "б" и почти сразу наткнулась на, что бы вы
    думали? - Она оглянулась, оттягивая миг своего торжества. - Брикокарпин!
    Разве можно понять человека, говорящего с трудом, когда он пытается
    произнести это слово? И на что оно может быть похоже для кухарки и
    горничной, которые никогда не слыхали о таком яде? Разве это не похоже на
    "брикет карпа"?
     - О, Юпитер! - воскликнул сэр Генри.
     - Я бы никогда не додумался до такого, - сказал доктор Пендер.
     - Очень интересно, право же очень, - сказал мистер Петерик.
     - Я быстро нашла нужную страничку и прочла все об этом брикокарпине, его
    действии на глаза, и еще много всего, что не имело прямого отношения к
    случившемуся. Наконец, я дошла до очень важной фразы: "С успехом применяется
    как противоядие при отравлении атропином". И я поняла все. Я никогда не
    представляла себе, что Годфри может совершить самоубийство. И новое решение
    головоломки было не только возможным, но и единственно верным, поскольку все
    кусочки мозаики сложились в логическую картину.
     - Я даже не стану пытаться строить предположения, - сказал Реймонд Уэст.
    - Продолжайте, тетя Джейн.
     - Я ничего не понимаю в медицине, - сказала мисс Марпл, - но когда у меня
    стало плохо со зрением, доктор посоветовал мне закапывать в глаза
    атропин-сульфат. И я без долгих раздумий отправилась прямо к старому мистеру
    Денмену. Я не стала ходить вокруг да около. "Мистер Денмен, - сказала я, -
    мне все известно. Почему вы убили своего сына? Он посмотрел на меня минуту
    или две - красивый это был старик, - а потом засмеялся. Это был самый
    ужасный смех, который я когда-либо слышала. Только однажды я слышала нечто
    подобное - когда бедная мисс Джонс сошла с ума. "Да, - ответил он, - я
    добрался до Годфри. Я умнее его. Он собирался избавиться от меня, не так ли?
    Запереть меня в сумасшедший дом. Я слышал, как они обсуждали это. Мэйбл
    хорошая девочка, она защищала меня. Но я знаю, что ей не справиться с
    Годфри. В конце концов он настоял бы на своем, как всегда... Но я разделался
    с ним. Я убил моего доброго любящего сына. Ха-ха! Ночью я прокрался вниз.
    Это было очень просто: Брюстер отлучилась. Мой дражайший сын спал. У его
    кровати, как всегда, стоял стакан с водой. Обычно он просыпался среди ночи и
    выпивал его. Я отлил из стакана немного воды и, ха-ха! - опорожнил туда весь
    пузырек с глазными каплями. Он проснулся и выпил его до дна, прежде, чем
    понял, что это такое. Всего одной столовой ложки оказалось достаточно, даже
    больше, чем достаточно. Они пришли ко мне утром и очень осторожно сообщили о
    его кончине. Боялись меня расстроить, ха-ха!" - Вот и конец всей истории, -
    сказала мисс Марпл. - Разумеется, бедного старика поместили в сумасшедший
    дом: он ведь не в состоянии отвечать за содеянное. А правда, правда стала
    известна. Все очень жалели Мэйбл, но попробуйте-ка загладить вину за такое
    подозрение. А ведь если бы Годфри не понял, что он выпил, и не попытался бы
    попросить противоядие, правду никогда бы не узнали. При отравлении
    атропином, конечно, проявляются свои характерные симптомы: расширение
    зрачков и все такое, но, как я уже говорила, доктор Роуленсон был близорук и
    стар. В той же самой книге, где я прочитала про атропин, есть и симптомы
    отравления птомаином, и они совершенно непохожи. Но я могу уверить вас, что

/ Полные произведения / Кристи А. / Рассказы