/ Полные произведения / Лавренев Б. / Разное

Разное [4/5]

Скачать полное произведение

    А тут хороший молодняк, но не обстрелянный еще. Оттягиваются цепи. Умолкает грохот с плотины и от мельницы
     Кадеты не преследуют. Им в станице хорошо и сытно. А железный полк дотягивается до обоза, строится в отдельную колонну и уныло ползет назад, к оставленному
     вчера хутору.
     Но на загибе дороги из маленькой балочки карьером вылетает офицерская кавалерия. Блестят на солнце шашки. Едва успевает Гулявин рассьшать цепь:
     - Цыц! Не стрелять до команды! Залпами! Уже близко летят лошади и пригнувшиеся к седлам всадники.
     - Р-рота... пли!
     Дергается воздух от неровного залпа. Второй, третий.
     Закувыркались лошади, и люди забились в пыли.
     Не выдержала конница, повернула и понеслась назад.
     А Няга на ноги вскочил - и кукиш вдогонку.
     - Кишка тонка? Н-на дулю, шибеники! Бьются на поле и ржут раненые лошади, молчаливо лежат, стонут и пытаются приподняться люди.
     - Тащи сюда.
     Бегут красноармейцы по полю. Хлопают одиночные выстрелы.
     - Не трогать! Веди на допрос! Привели четверых. Три молоденьких офицерика и долговязый, сухопарый ротмистр с сивыми усами.
     Все целехоньки, только ушиблись, слетев с лошадей. Смотрит Василий, наганом помахивает.
     - Здравия желаю, ваши благородия! Как живете-можете?
     Трясутся молодые, зубами стучат. А ротмистр исподлобья спокойно глядит, и такая усмешечка ядовитая. Заядлый человек - сразу видно.
     - Какой части?
     - Конного генерала Маркова офицерского дивизиона.
     - Сколько ваших в станице? Да не врать, а то! - и ткнул наганом.
     Пожал ротмистр плечами.
     - На это мне плевать! А врать незачем. Наших больше, чем ваших. Тысячи полторы будет!
     - Артиллерии сколько?
     - Одна конная батарея.
     Задумался Гулявин, потом рукой повел.
     - В расход!
     Самый молоденький затрясся, заплакал-и на колени перед Василием:
     - Товарищ дорогой, голубчик, пощадите!.. Не убивайте. Больше не буду!.. Мама у меня! Не вынесет!
     Поморщился Василий. Офицер, а ревет, как девка.
     - А когда в драку лез, о матери думал? Нечего слюни распускать! Вша ползучая! Убрать!
     Схватили офицерика, потащили, а он отбивается, кричит.
     И вдруг ротмистр на него зверем:
     - Молчать! Стыдно! Сопляк! Вы офицерского звания недостойны!
     Потом повернулся к Гулявину'
     - Эй, ты, большевистский Фош! Подыхать на сухой живот тошно. Дай самогону глотку промочить! Усмехнулся Гулявин.
     - Эй, братва' У кого самогон есть? Причасти его благородие!
     Вынул один красноармеец фляжку, отвинтил пробку, налил хлебного.
     - Пей, кадет, за тот свет!
     А ротмистр выбил размахом руки чарочку и голосом, дрогнувшим от злобной обиды, сказал
     - У, сквалыги! Старому кавалеристу перед смертью наперсток? Подавитесь!
     Занятно стало Гулявину. Лихой парень. И приказал ближайшему красноармейцу
     - А ну, братишка, слетай в обоз к каптеру! Скажи, что я приказал бутылку спирту дать.
     Собрались все кругом, принесли бутылку. Вылил Гулявин в ведерко, разбавил водой, достал свою кружку
     - Хлещи, язви тебя в душу, чтоб господу на том свете на меня не скулил! Я человек щедрый!
     Ротмистр сел на землю, поставил ведро меж ног, а кругом красноармейцы гогочут:
     - Го-го-го!
     - Вот это лафа!
     - Ишь ты! Змей Горыныч!
     А ротмистр поднял кружку, понюхал, прищелкнул языком и крикнул весело
     - А нет ли, ребята, у кого огурчиков? Без закуски cela ne convient pas pour moi!, как говорят французы. Вам этого не понять!
     Пуще хохотали кругом. Притащили огурцов и хлеба. Разрезал ротмистр огурец, посолил, положил на краюху.
     - За ваше здоровье, братцы' Бить вам нас - не перебить! Чтоб вам на том свете черти кишки на турецкий барабан мотали!
     Провел по усам и единым духом всю кружку, даже не сморщился
     Красноармейцы уже за животы держались.
     Сам Гулявин рот раскрыл, а Няга под бок локтем.
     Это мне не подходит (франц.)
     - Оце дитына! Що?.. Горилку, як тую воду!
     А ротмистр вторую кружку, потом третью.
     Выцедил остаток в четвертую, выпил, посмотрел грустно на донышко, встал и чуть заплетающимся языком сказал, усмехаясь:
     - Спасибо на угощении! С-мм-мирно! С-становись! Генерал-марш в рай, без пересадки. С-пасибо!
     Гулявин поднял кружку и постоял в раздумье. Потом сказал:
     - А ну, отведите его благородие в обоз! Пусть проспится! Я с ним еще поговорю!
     - А других, товарищ комиссар?
     - Других, списать! Амба! Сопляки, гады!
     Через пять минут тянулся полк по дороге, оставив на поле три теплых офицерских трупа.
     Розовела на небе закатная бронза.
     В обозе на телеге беспробудно спал вдребезги пьяный ротмистр.
     Гулявин и Няга ехали перед полком. Няга долго двигал сзаду наперед знаменитую свою шляпу и наконец спросил:
     - От-то!.. Що ж ты з им робить будешь? И Гулявин ответил спокойно и медленно:
     - Знаешь, что я думаю? Ежели человек так пить может,
     значит, из него толк будет! Пусть проспится! Завтра я его в
     правильную веру оборочу! Спецом у нас будет! Рано ему еще
     помирать.
     И Няга удивленно фыркнул и засвистел. Утром ротмистр только что проснулся и сидел на телеге, продирая глаза, под красноармейский смех, когда подъехал Гулявин.
     - Проспался, ваше благородие? Здоров ты пить, леший тебя задери' Вот что я тебе хотел сказать! Бросай свою сволоту! Переходи к нам! Нам толковые люди нужны! Плюнь ты на свою барскую косточку! Косточки-то у всех одинаковые! Все поодинакому подохнем! Сдуру ты на нас полез!
     Небось обиделся - погоны сняли, а того толк взять не можешь, что народу погоны ваши - как удавка на шее! За себя народ дерется, и все одно мы вам шею своротим, сколько ни вертись. А я тебя выручу, в штабе сдам, и командуй у нас полком - сделай удовольствие! Говорю: люди нужны.
     Что-то дрогнуло в изумленном и распухшем лице ротмистра, и он посмотрел прямо в глаза Гулявину.
     Потом отвел взгляд и сказал тихо:
     - Первый раз такого вижу!
     Опять поднял голову и кончил уже твердым голосом:
     - Согласен! Мое слово твердое! Можешь положиться!
     - Я, брат, и сам знаю. Пить можешь, значит, и слово держать можешь! - и одобрительно потрепал ротмистра по плечу.
    
     ГЛАВА одиннадцатая ПОРУЧЕНИЕ
     К вечеру подошла на хутор вызванная из соседней группы батарея.
     На хуторском широком дворе кучками сидели красноармейцы у костров и ужинали пшенной, пахнущей дымком кашей.
     Тонули в сизом мареве остывающие поля, и перелетали по востоку бледно-розовые мгновенные зарницы.
     И когда кончился ужин, вышел на крыльцо Гулявин, оглядел двор и скомандовал:
     - Полк... становись!
     Засуетились, забегали люди, спешно убирая котелки, зазвякали, сталкиваясь, винтовки
     - Батальонные, сюда'
     Подошли батальонные командиры.
     - Ну, братишки, трогай! Выбить надо кадетов к чертовой матери! Теперь пушки помогут. Наступать по-настоящему Третий батальон в обход. С резервом Няга останется
     А в эту минуту, разгоняя толпившихся в воротах красноармейцев, вскакал во двор ординарец
     - Где команде? Пакет срочный!
     - Давай!
     Разорвал Василий пакет при свете зажигалки, поданной батальонным, прочел бумагу и засвистал
     - Що воно тамечка? Яка-небудь пакость? - спросил Няга
     - Пакость не пакость, а нужно к командующему ехать. Приказано, чтоб сейчас. Скажи, чтоб дали мне тачанку, а тебя оставлю заместителем. Не придется подраться, язви его! Да пусть его благородие, ротмистр, тоже собирается. Разом и его в штабе сдам.
     Подали тачанку, и когда садился Гулявин, подкладывая бурку, вышел из темноты ротмистр.
     - Ну, собрался, ваше благородие?
     - Невелики сборы. Штаны на мне. Чемоданчик-то мой там остался!
     - Не беда! Наживешь! Садись! Сытые серые лошаденки с места рванули тачанку и понесли по ночной степной дороге крупной играющей рысью.
     Молчала степь, молчал Гулявин, прикорнул и задремал в углу тачанки ротмистр. Только стучали дробно и четко неподкованные копыта и играла селезенка у левой лошади глухим и ворчливым звуком.
     К полночи въехали в станицу. У часового спросил Гулявин, как проехать к штабу, и тачанка подкатила к поповскому дому подле церкви, со сбитой снарядом колокольней, где разместился штаб.
     Выпрыгнул Василий из тачанки, размял ноги, за ним ротмистр.
     Из освещенного окна ложилась на землю золотая полоса света, и беловатыми клубами оседала поднятая лошадьми пыль.
     - Кто приехал? - спросил голос из раскрытой двери.
     - Гулявин... К командующему, по вызову.
     - Идите сюда!
     Подтолкнул Гулявин ротмистра вперед и за ним пошел в дом.
     В большой поповской гостиной, с выкрашенным желтой лаковой краской полом и плюшевой мебелью, было накурено и душно.
     На столах, на креслах, на полу всюду вперемешку валялись карты, шашки, кобуры, окурки, разбитые тарелки, стаканы.
     На диване согнувшись спал толстый человек и заливисто храпел.
     Двое сидели за столом и играли в шашки. При входе Гулявина оба повернулись к нему:
     - Здорово! Пожаловал? А кто с тобой? Гулявин оглянулся.
     - А это пленное благородие! К командующему привез. Доложите командующему!
     - Чаю не хочешь?
     - Потом!
     Один из игравших открыл дверь в соседнюю комнату:
     - Товарищ Корняков! Гулявин приехал!
     - Пусть идет!
     Гулявин снял бескозырку и бросил на стол. Ротмистр взволнованно оправил пояс на френче.
     - Ты не тянись! Он, брат, не Корнилов. У нас попросту, - и шагнул вместе с ротмистром в кабинет.
     Командующий сидел на столе, свесив ноги, и диктовал примостившемуся сбоку секретарю приказ.
     Поднял на Гулявина веселые, круглые, немного усталые от постоянной бессонницы глаза, насмешливые и умные.
     - А, товарищ Гулявин! Молодцом! Быстро!
     - Я не один, товарищ командующий Зверя вам привез замечательного. Пьет самогон, как лошадь, и к нам перейти желает.
     Круглые глаза командующего с легкой усмешкой перебежали на ротмистра.
     - Вы кто?
     - Марковского конного дивизиона ротмистр Лучицкий.
     - Сдались?
     - То есть не совсем сдался. Лошадь из-под меня выбили, а потом забрали. Сначала вот он хотел меня в расход списать, а потом предложил перейти к вам Я дал согласие. Может быть, вы мне не поверите. Но я совершенно искренне говорю. На меня можете положиться!
     - Что же, вы изменили свои убеждения?
     - Видите ли, долго об этом говорить. Бывают с людьми странные вещи. Вчера дрался против вас, а вот он сумел меня перевернуть в час времени. Этого не объяснить словами. Перешел-и все. Не угодно - расстреляйте.
     - Ручаюсь башкой, товарищ командующий! Он мне слово дал! Рубаха-парень, хоть и кадет, черти его возьми! Командующий спрыгнул со стола:
     - В расстрелах не принимали участия?
     - Никак нет' В бою многих положил, но я солдат и палачом не был. На это у нас есть специалисты
     - Хорошо' Отправьтесь к коменданту штаба, скажите, что я приказал поместить вас при штабе. Завтра я поговорю с вами подробно о многом. Тогда увидим!
     Ротмистр поклонился и вышел.
     - Вы почему думаете, Гулявин, что он надежен?
     - А что ж, товарищ командующий? Если человек одним духом столько водки может выдуть и ни в одном глазу, так на него положиться можно.
     - Как? - спросил командующий, и углы его рта запрыгали в сдержанном смехе.
     И рассказал Гулявин, как взяли ротмистра и как он его обратил в советскую веру из кадетов.
     Секретарь катался от хохота по столу, хохотали пришедшие из соседней комнаты, звучно и крепко смеялся командующий.
     - Нет! Вас в агитотдел нужно! Таким способом вы всех кадетов переманите!
     Но сейчас же оборвал смех командующий и сказал серьезно:
     - Вы знаете, зачем я вас вызвал?
     - Нет!..
     - Очень большое дело! Достаньте документы, товарищ Фомин!
     Взял в руки холщовый конверт, туго набитый документами, и продолжал:
     - Дело такое. На днях в районе Астрахани захватили поручика Волынского. Ехал от восточной добровольческой группы к Алексееву с широчайшими полномочиями для связи и всякого такого. Ну-с!.. Нужно, чтоб поручик Волынский до Алексеева доехал. И связь держать будет... с нами. Кроме вас, послать некого. Нужен человек стальной и хорошо знающий военные дела Малейшая оговорка - и каюк. Завтра выедете!
     - Здорово!.. Р-работка, киль ей в душу!
     - Что? Неужели не справитесь?
     - Как? Не справлюсь? Это что за слово? - сказал Василий, и на лбу надулась гневная жила.
     - Ну, ну!.. Не злитесь! Валите, выспитесь! С вами поедет еще один человек, тоже с офицерскими документами. Когда получите сведения, которые нам нужны, срочно отправите его обратно, а сами останетесь и будете регулярно давать сообщения. Явки получите. Только будьте чрезвычайно осторожны. Ну, до утра!
     Василий пожал мужскую, твердую руку и вышел во двор. Поглядел на унизанное звездами низкое июльское небо и почесал в затылке. Потом радостно усмехнулся, добрался до тачанки, залез в нее, закрылся буркой и крепко уснул. ГЛАВА двенадцатая ГОСПОДИН ПОРУЧИК
     - Потрудитесь обождать минуточку, господин поручик. Сейчас доложу генералу.
     Корнет привычно звякнул шпорами, приподнял красную бархатную портьеру и бесшумно исчез за дверью.
    
     Сюрреализм это особое направление в искусстве. Его истоки идут из Франции. Пожалуй, особой популярностью пользуются картины Сальвадора Дали. В его картинах – сюрреализм представлен ярко и масштабно. Границы сна и реальности постоянно ведут между собой своего рода, борьбу.
    
     Василий оглядел блестящую залу женской гимназии.
     Толпились повсюду офицеры в новеньких френчах и погонах, звенели шпоры, гудели голоса.
     Посреди зала стоял сухощавый с четырехугольным лицом генерал и визгливо разносил испуганного офицерика.
     "Ишь как!.. Дисциплина! Погоди, покажем мы вам дисциплину! - яростно подумал Гулявин. - А любопытно, - как это я выгляжу в их благородиях?"
     Рядом стояло трюмо, и к нему подошел Василий.
     В стекле фигура в обтянутом коричневом френче с походным снаряжением, с офицерским "Георгием" в петличке и сияющими поручичьими погонами отразила совершенно чужое лицо, и Гулявину показалось, что это и в самом деле не он.
     Даже неприятно стало на мгновение. Но тотчас же лицо хитро подмигнуло ему и неслышно сказало:
     - Ни хрена, Васька! Не робей! Сами генералами будем! Опять раскрылась дверь, и так же бесшумно вынырнул из нее корнет.
     - Генерал просит вас, господин поручик. Вздрогнул Василий, екнуло сердце, вспомнил все репетиции с командующим: как входить, как держать себя, закрыл на мгновение глаза, пригибаясь под портьерой, и твердым шагом вошел в генеральский кабинет.
     Отпечатывая шаги по ковру, подошел на четыре шага к столу против окна и, остановившись, сказал, отрезая слова:
     - Сто сорок восьмого Каспийского полка, поручик Волынский. Прибыл от командования восточной группы Добровольческой армии к его превосходительству, верховному главнокомандующему, с секретными поручениями и для установления постоянной связи и единства действий.
     Начальник штаба, молодой и надменный генерал, привстал слегка с кресла и протянул холеную, холодную, пахнущую духами ладонь.
     "Надушился, как девка", - подумал Василий.
     - Да, знаю! Мне докладывали. Очень рад, что вы благополучно проскочили фронтовую полосу. Для нас очень ценно установление связи с востоком. Очень жаль, что Михаил Владимирович нездоров и не может вас принять теперь. Я ему докладывал о вас, и он просил передать вам свои лучшие пожелания и сообщить, что он хорошо вас помнит.
     - Кто Михаил Владимирович?
     - Генерал Алексеев, - сказал начальник штаба, удивленно подняв бровь. - Ведь вы же служили под его начальством?
     Кабинет потускнел и поплыл в глазах Гулявина, и показалось, что молодой генерал вырос, распух и навалился на него, как гора.
     Но физически ощутимым, страшным напряжением воли сжал загрохотавшее частыми ударами сердце и сказал почти равнодушно:
     - Я, знаете ли, привык называть его "ваше превосходительство", а имени-отчества не знал. На столе задребезжал телефон.
     - Виноват! - сказал генерал. - Алло!..
     И пока разговаривал генерал по телефону, стиснув челюсти, сидел Василий и упорно думал: "Ну-ну... штука... хурды-мурды!.. Как же это наши проморгали. Не могли, сволочи, догадаться, что к Алексееву неизвестного человека не пошлют! Влип... Драла нужно, иначе амба. Ах ты, обормот! Ну погоди же! Подыхать, так с гаком. Высосу сейчас из кадета все, что можно. Лишь бы до вечера ничего не вышло. Передам товарищу вечером все, пусть катится. - А потом сам ходу дам. Не сидеть мне здесь. Хорошо, если выдерусь".
     Генерал положил трубку.
     - Очень извиняюсь! У нас такая спешка!
     - Понимаю, ваше превосходительство. Мне разрешите тут получить у вас справочку по нескольким срочным вопросам.
     И вытащил из кармана лист, на котором записаны были данные командующим вопросы.
     Генерал поморщился.
     - Знаете, я напишу вам записку к начопероду. От него узнаете все. Как вы устроились? В "Бристоле"? Дрянь-клоповник! Переезжайте в "Лондон". Я распоряжусь коменданту. Вечером обязательно приходите в "Grill-Room". Мы там все собираемся. Женщины хорошие есть. Не оскудела еще русская земля. Это у большевиков там - стриженые жидовки только остались, а у нас есть на что посмотреть. И потом, в ресторане свободнее. Можно будет поговорить, - сказал генерал, передавая записку.
     Василий поднялся.
     - Честь имею, ваше превосходительство!
     Генерал опять протянул руку через стол и спросил:
     - Ну, как у вас в восточной группе дела? Много сволочей набили?
     - Набили-то много, да сволочь всюду растет, туды ее в душу! - сказал Василий и сам вздрогнул от сорвавшейся брани.
     Генерал опять удивленно поднял бровь, но ничего не сказал, и Василий вышел из кабинета.
     Генерал внимательно посмотрел ему вслед и взялся за бумаги. Но неожиданно остановился и нажал кнопку звонка.
     На белом лбу генерала прорезалась морщинка, и он застучал пальцем по столу.
     В дверях вырос корнет.
     - Изволили звать, ваше превосходительство?
     - Вот что, - сказал медленно и как бы раздумывая генерал, - тут был у меня поручик Волынский, так вот. Генерал остановился и посмотрел с напряжением на сукно письменного стола, закапанное красными чернилами.
     - Впрочем, нет! Ерунда! Можете идти! - внезапно оборвал он и опять погрузился в бумаги.
     В зале Василий взглянул в бумажку. В ней генерал предлагал начальнику оперативного отдела информировать поручика Волынского, как представителя восточной Добровольческой армии, по всем интересующим его вопросам.
     Отлегло от сердца
     "Ладно! Что будет, то будет! Пока налево пойду, - сегодня нужно все высосать и переслать. А потом и сам уплыву в кильватер".
     Мимо бежал какой-то адъютант, и к нему обратился Гулявин:
     - Где кабинет начальника оперативного?
     - Налево по коридору, за вторым поворотом, комната тридцать, - бросил адъютант на бегу.
     По чистому коридору, с проложенными половиками, мимо офицеров-часовых дошел Василий до тридцатой комнаты и, проходя, дивился: "Чистота! У нас, поди, окурков бы нашвыряли и всякой блевотины, а тут ни пылинки. Как в церкви. Ну, ни черта! Накладем вам и с чистотой!"
     Начальник оперода гнул мощную спину над картами и планами и искренне обрадовался поручику Волынскому. Можно было оторваться от наскучившей работы и поговорить всласть.
     И засыпал Василия вопросами о восточном фронте, о чехословаках, о полковнике Муравьеве, любезно угощая толстыми папиросами.
     Сидел Василий и врал с три короба, и сам дивился, как хорошо выходит.
     С полковником было легче. Был начальник оперода старый служака из кадровиков, выслуживший горбом полковничий чин, не дурак выпить, и говорить с ним не представляло затруднения - не то что с начальником штаба.
     И когда загибал Василий по привычке словечки, густо хохотал полковник и одобрительно похлопывал по колену поручика Волынского волосатой красной ручищей.
     И в промежутках разговора настойчиво, осторожно и внимательно выведывал Василий все, что было записано на вопросном листке, делая отметки цифр и названий.
     Наконец полковник взглянул на часы:
     - Пора кончать! Голодное брюхо к войне глухо! Хе-хе! Идемте, поручик, обедать Я тут в жидовской домашней столовой питаюсь. Фаршированная щука - роскошь! - И полковник в умилении выпустил слюну на потертый френч.
     - Нет, спасибо. Меня ждут! Завтра!
     - Ну, вечером в ресторашку. Небось, Романовский уже приглашал? Обязательно! Там только и отдыхаем!
     Вышли из штаба вместе. Василий позвал извозчика и распрощался с полковником
     - До вечера! Но завтра непременно вас фаршированной щукой накормлю.
     - Хорошо! Завтра можно!
     И на прощание замахал еще полковник ручкой вслед отъезжающему извозчику.
    
     ГЛАВА тринадцатая АМБА
     В номер гостиницы бурей влетел Василий и бросился к спутнику.
     - Братишка! Пропало дело! Сегодня тикай со всеми манатками!
     - Что?.. В чем дело? - побледнел тот.
     - А такое, брат, дело, что попали мы под лафет. Не догадались наши, а вышла совсем пакость... Дрянь дело. Поручик-то, оказывается, самому Алексееву знаком. Как сказал мне это начальник штаба - ну, думаю, тут мне и крышка. На счастье, сам Алексеев-то болен, и к нему допуска нет. А то сразу бы конец! Сейчас дам тебе все сведения, донесение напишу, и катись ты колбаской сейчас же!
     - А вы, товарищ Гулявин?
     - А я, брат, останусь.
     - Вы с ума сошли! Ведь верная смерть! Командующий не предполагал же такого осложнения.
     - Это я знаю! Но только без приказа вернуться не могу. Потом - пока генерал болеть изволит, мне не страшно. А выздоровеет - так я улизнуть успею. А я еще насосу из кадетов молочка.
     - А я бы все-таки вам советовал уехать.
     - Советовать можешь, а уехать я не уеду! Баста! Сел Василий за стол, достал бумагу и настрочил донесение командующему. Распороли подкладку у френча и зашили в нее вместе с переписанным начисто опросным листом.
     - Ну, вот и готово! Поезжай, голубь! Кланяйся нашим!
     - Товарищ Гулявин! Едем вместе! Ведь бесполезное геройство.
     - Чего?.. Геройство? Слова какие развел! Что ж, я подохнуть не смогу как следует?
     - Но зачем же умирать без толку, когда вы можете еще пригодиться?
     - А кто тебе сказал, что я умирать собрался? Не каркай, - и не подумаю. Еще тебя переживу! Ну, не копайся! Живо!
     Сам проводил Василий товарища до явочной квартиры и попрощался с ним:
     - Скажи командующему, чтоб не беспокоился. Пока страшного нет! - и пошел обратно в гостиницу.
     Вышел на балкон и приказал подать себе самовар. Шумела внизу кипящая людьми улица, под музыку шел какой-то отряд, и всюду на тротуарах толпились люди в офицерских погонах.
     И пока смотрел Василий, грозная и зловещая ярость росла и ширилась в сердце.
     "Слетелись, воронь!?.. Летайте, летайте! Недолго вам, чертям, летать осталось! Обскребут с вас перышки!"
     - Самоварчик готов, ваше благородие! - сказал половой, внося самовар.
     Пока пил Василий чай, за дом зашло порозовевшее солнце, побежали косые синеватые тени по улице, расплылись, и за короткими кубанскими сумерками черным звездным бархатом накрыла город ночь.
     И с первыми звездами издалека, с гор, подул холодный, все разрастающийся ветер. Стало холодно на балконе.
     Василий поднялся идти в номер, и в эту минуту резкий шквалистый порыв рванул балкон, вздернул скатерть и свалил стакан.
     И сейчас же засвистал по улице, завывая в верхушках тополей, пригибая их к земле.
     "Штормяга будет ночью", - подумал Василий, входя в номер и зажигая свет.
     Прилег на кровать, но спать не хотелось.
     Вместе с ветром, сухим и холодным, пришла тревога. Чаще стало биться сердце, и тяжело стискивало дыхание, как будто стал твердым воздух и с трудом проходил в легкие.
     Василий встал с кровати и посмотрел в окно.
     По улице несло густую пыль, и тополя страшно и мрачно раскачивались под порывами.
     Василий вспомнил о ресторане.
     "Пойти, что ли? Посмотрю, как офицерня гуляет. Потом же еще чего узнаю. Из пьяного легче вытянуть".
     Он надел фуражку и пристегнул шашку к портупее. Внимательно осмотрел браунинг и положил в карман.
     Пошел к дверям, но вернулся и раскрыл маленький кожаный чемодан.
     Порылся в белье и из-под белья вытащил английскую круглую, всю в шестигранных дольках, похожую на ананас, ручную гранату.
     Вставив в отверстие запальную трубку, подержал на ладони и сунул в широкий боковой карман френча.
     На улице было мало народу. Всех разогнал ветер.
     Спросив у кого-то, куда идти, Василий свернул в переулок, перешел бульвар, и уже издали метнулся ему в глаза ресторан ярким, мертвецки зеленым сиянием ртутных ламп над вывеской: "Grill-Room".
     Поднялся на крыльцо, прошел вестибюль и остановился на пороге зала, ослепленный светом, мельканием людей, оглушенный яростным взвизгиванием скрипок, игравших нахальный плясовой мотив.
     Медленно прошел между столиками, ища свободного места и нерешительно оглядываясь, когда от стены услышал хрипловатый голос:
     - Поручик!.. Поручик!..
     Оглянулся и увидел полковника из оперода, махавшего рукой.
     - Поручик!.. Оглохли вы?. Идите к нам! Василий подошел к столику.
     - Знакомьтесь! Поручик Волынский! Капитан Одоевцев! Поручик Рыбкин! Прапорщик Селянинов!
     Василий перездоровался с офицерами и сел на предложенный стул, оглядывая ресторан настороженными глазами.
     - Выбирайте, поручик!.. Чего хотите? Какое вино пьете? Сегодня мы угощаем пр-редставителя доблестной братской армии Учредилки.
     Василий взял карточку вин. Редко приходилось ему заказывать вина в ресторане. Пробежал глазами, понравилось почему-то круглое название "Го-Сотерн".
     - Вот! Это!
     - Эге. Поручик у нас барышня!.. Дамское винцо пьет! Нет, голубчик, это не идет. Тогда я сам хозяйничаю. Начнем по русскому обычаю с беленькой, потом винца, потом коньячку, и опять беленькой, и опять сначала.
     Поручик Рыбкин, длинный и унылый человек, с перекашивающим лицо большим шрамом, начал расспрашивать Василия о восточном фронте.
     И снова Василий пошел заливать, как утром полковнику, гладко и хорошо.
     В промежутках разговора выпивал наливаемую полковником водку и с аппетитом ел вкусное что-то, залитое желтоватым острым соусом.
     Визжала музыка, на эстраде жонглировал тарелками эксцентрик с красным носиком и в маленьком, набекрень надетом цилиндре.
     - Слушайте, Рыбкин!.. Бросьте из гостя кишки выматывать. Ему с утра очертело. Веселиться надо! Дело - не волк! Смотрите на эстраду, поручик! Сейчас бабочка вылезет - загляденье!
     Опять взвыли скрипки, и на эстраду легко выпорхнула из-за кулис пышная, розовая, почти совершенно обнаженная женщина в легком голубом газе, залитом сверкающими блестками.
     - Смотрите!.. Смотрите! Бюст!.. А ножки? - шептал в ухо Василию разнежившийся полковник. - Не баба - пирожное! И скажу вам - недорога. Пятьсот целковых! Хотите - познакомлю?
     Василий взглянул и уткнулся в тарелку, куда полковник наложил ему спаржи. Не знал, что делать со спаржей, и стал ловить ее вилкой.
     - Что вы, батенька, делаете?.. Спаржу вилкой?.. Видно, здорово вам мисс Рози в поджилки ударила.
     - Я этой штуки не ел! У нас не растет! - зло сказал Василий.
     - Я и забыл! Вы ведь сибиряк! Ну, выпьем, голубчик, за тайгу - матушку, чтобы в ней все большевики передохли!
     Допивая рюмку, услыхал Василий сбоку шуршание шелка, такое знакомое и дразнящее, что вспомнил Инну Владимировну, и резко повернулся.
     Стояла у столика небольшого роста женщина в испанском костюме, с черной кружевной мантильей на плечах и цветами в волосах, худая и тонкая.
     - Карменсита!.. Садитесь! - сказал, привстав, капитан Одоевцев.
     Женщина легким движением расправила платье и опустилась на стул. Прищурила миндалевидные глаза и посмотрела на Гулявина.
     - Новенький? Откуда достали? - процедила она гортанным голосом.
     - Познакомьтесь. Поручик Волынский! Карменсита протянула тонкую руку для поцелуя, и Василий смущенно поцеловал.
     Женщина блеснула глазами.
     - Не надоело еще пить? Вот люди!.. Скоро вас в психическую отвезут?
     - На наш век хватит, - ответил Одоевцев, - лишь бы в психической вас можно было найти, а там море по колено!
     Она опять повернулась к Гулявину:
     - Вы откуда? Из Сибири?.. Далеко! У вас лицо хорошее, не пропитое!..
     Но прежде чем Василий ответил, у стола появился тоненький, очень красивый офицер в щегольской черкеске. Его встретили дружными возгласами:
     - Князь!.. Душка!.. Откуда? Какими судьбами?
     - С фронта только что... В отпуск.
     - Садись, садись. Рассказывай!
     Офицер сел против Карменситы и закурил.
     - Что ж рассказывать?.. Особенного ничего!.. Скука! Вот разве в Тихорецкой удовольствие было, - выпуская дым из мягких розовых губ, сказал он неторопливо, приятно грассируя.
     - Ну?
     - Взяли мы ихний санитарный транспорт, а там девчонка, сестра милосердия. Завзятая большевичка! Из вагона по нашим шпарила. Но хорошенькая, как чертенок. Лет семнадцати. Ну, привели ее ко мне... Я говорю: "Жаль мне вас, мадемуазель, на тот свет отпустить такой юной и не познавшей высоких наслаждений нежной страсти". - "Я вас не понимаю", - говорит. Ну, я ей объяснил так, жестами. Так она мне в лицо плюнула. Ну, естественно, позвал казачков, приказал ее разоблачить, привязали к кровати, и через нее целый взвод пропустил. Познала в избытке.
     Слушал Василий, и мутилось у него в голове от выпитой водки и злобы.
     Крепко сжал в кармане браунинг, но, прежде чем успел слово сказать, поднялась Карменсита:
     - До свиданья, господа! Я за одним столом с подлецом, который хвастается своей подлостью, не сижу.
     Вскочил князь. Поднялись все офицеры. Встал и Василий. А князь перегнулся через стол и Карменсите:
     - Возьми свои слова обратно... ты... девка!
     - Подлец!
     А князь из стакана в лицо ей вином.
     Но не успел стакан поставить, как Василий с размаху всем кулаком ударил его по зубам.
     Охнул князь и полетел под столик. Офицеры Гулявина за руки:
     - Поручик!.. Поручик!.. Успокойтесь! Вырвался, красный и разъяренный.

/ Полные произведения / Лавренев Б. / Разное