Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Краткие содержания / Толстой Л.Н. / Анна Каренина / Вариант 3

Анна Каренина [2/5]

  Скачать краткое содержание

    - Я удивляюсь, как с ее умом, - она ведь не глупа, - не видеть, как она смешна.
     Каждый имел что сказать в осуждение и осмеяние несчастной Мальтищевой, и разговор весело затрещал как разгоревшийся костер".
    
     Затем стали осуждать Карениных, жену и мужа.
     - Анна очень переменилась с своей московской поездки. В ней есть что-то странное, - говорила ее приятельница.
     - Перемена главная то, что она привезла с собою тень Алексея Вронского, - сказала жена посланника.
     В разговоре участвовала и княгиня Мягкая - дама "толстая, красная", "известная своей простотой" и озорной "грубостью обращения".
     - Каренина прекрасная женщина. Мужа ее я не люблю, а ее очень люблю.
     - Отчего же Вы не любите мужа? Он такой замечательный человек, - сказала жена посланника. - Муж говорит, что таких государственных людей мало в Европе.
     - И мне то же говорит муж, но я не верю, - сказала княгиня Мягкая. - Если бы мужья наши не говорили, - мы бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по-моему, просто глуп. Я шопотом говорю это...
     Вронский был не только знаком со всеми, но видел каждый день всех, кого он тут встретил...
    
     Пришла Анна. Княгиня Бетси взглянула при этом на Вронского. "Он радостно, пристально и вместе с тем робко смотрел на входившую..."
     Вот, наконец, они сидят рядом на диване и беседуют. Она сообщает ему о болезни Кити, просит, чтобы он поехал в Москву и просил у Кити прощения.
     - Вы не хотите этого, - сказал он...
     - Если вы любите меня, как вы говорите, - прошептала она, - то сделайте, чтоб я была спокойна.
     Лицо его просияло.
     - Разве вы не знаете, что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего себя, любовь... да. Я не могу думать о вас и о себе отдельно. Вы и я для меня одно...
     "Она все силы ума своего напрягла на то, чтобы сказать то, что должно; но вместо того она остановила на нем свой взгляд, полный любви, и ничего не ответила".
     Он с восторгом подумал: "Она любит меня. Она признается в этом".
     Пока шел этот важный разговор, явился муж Анны, оглянув жену и Вронского, подошел к хозяйке, стал пить чай и рассуждать на какую-то политическую тему.
     - Это становится неприлично, - шепнула одна дама, указывая глазами на Каренину, Вронского и ее мужа.
     Через полчаса муж уехал, Анна с ним не поехала, осталась ужинать.
    
     Алексей Александрович не увидел ничего неприличного в поведении жены и Вронского, "но он заметил, что другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему". Он решил поговорить с женой. Дома он мысленно составил свою речь.
     "Я должен сказать и высказать следующее: во-первых, объяснение значения общественного мнения и приличия; во-вторых, религиозное объяснение значения брака; в-третьих..."
     Но когда жена пришла, объясниться не удалось.
     - Решительно ничего не понимаю, - сказала Анна, пожимая плечами. "Ему все равно, - подумала она. - Но в обществе заметили, и это тревожит его".
     - Мне нечего говорить. Да и... - вдруг быстро сказала она, с трудом удерживая улыбку, - право, пора спать.
    
     И с этого вечера для обоих началась какая-то новая жизнь. Он хотел "вызвать ее на объяснение", а она противопоставляла ему непроницаемую стену какого-то "веселого недоумения".
    
     Наконец свершилось! "То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни... то, что для Анны было невозможною, ужасною и тем более обворожительною мечтою счастия", - сбылось. "Бледный, с дрожащею нижнею челюстью, он стоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем... Наконец, как бы сделав усилие над собой, она поднялась и оттолкнула его. Лицо ее было все так же красиво, но тем более было оно жалко.
     - Все кончено, - сказала она. - У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.
     - Я не могу не помнить того, что есть моя жизнь..."
    
     А как поживает еще один влюбленный, Левин? Отвергнутый, он долго не мог успокоиться, душа болела.
     В феврале пришло письмо от Марьи Николаевны. Здоровье брата Николая ухудшилось, но он не хочет лечиться. Левин съездил в Москву к брату, уговорил его посоветоваться с врачом и "ехать на воды за границу". Удалось дать ему взаймы денег на поездку, не раздражая его.
     Очень многие страницы посвящены хозяйственной деятельности Левина, его отношениям с крестьянами.
     Однажды к нему явился из Москвы Степан Аркадьич, как всегда "сияющий весельем и здоровьем". Он приехал в связи с продажей леса богатому купцу. Далеко не сразу они заговорили о Кити.
     - Стива! - вдруг неожиданно сказал Левин, - что же ты мне не скажешь, вышла твоя свояченица замуж или когда выходит?..
     - И не думала и не думает выходить замуж, а она очень больна, и доктора послали ее за границу. Даже боятся за ее жизнь.
     Было что-то для Левина оскорбительное в том, что Кити "больна от любви к человеку, который пренебрег ею". Раздосадовала его и "глупая продажа леса", почти "задаром". Он потом говорил Стиве: "Мне досадно и обидно видеть это со всех сторон совершающееся обеднение дворянства, к которому я принадлежу, и, несмотря на слияние сословий очень рад, что принадлежу... Теперь мужики около нас скупают земли; мне не обидно. Барин ничего не делает, мужик работает и вытесняет праздного человека. Так должно быть. И я очень рад мужику".
     Но Левину было обидно, что хищникам, ловким дельцам, подчас отдают за бесценок имущество.
     - Тут ты безо всякой причины подарил этому плуту тридцать тысяч.
     - Так что же? Считать каждое дерево?
     - Непременно считать. У детей Рябинина будут средства к жизни и образованию, а у твоих, пожалуй, не будет!
     - Ну, уж извини меня, но есть что-то мизерное в этом считанье. У нас свои занятия, у них свои, и им надо барыши. Ну, впрочем, дело сделано и конец.
    
     Ощущается что-то печально знакомое, отдаленный призрак утраченного чеховского "Вишневого сада" мелькает вдали.
    
     Предстояли офицерские скачки, в которых Вронский собирался принять участие.
     "Всех офицеров скакало семнадцать человек. Скачки должны были происходить на большом четырехверстном... кругу перед беседкой. На этом кругу были устроены девять препятствий..."
     Подробное, очень длинное описание скачек. Поведение, переживания, впечатления участников и зрителей. "Все глаза, все бинокли были обращены на пеструю кучку всадников..."
     После всех перипетий Вронский впереди.
     "О, прелесть моя!" - подумал он о своей лошади Фру-Фру. Оставалось последнее препятствие - канавка с водой. Лошадь "перелетела ее, как птица"; но Вронский, "сам не понимая как", сделал неверное движение, "опустившись на седло". Лошадь "упала на один бок, тяжело хрипя, и, делая, чтобы подняться, тщетные усилия", а потом "затрепыхалась на земле у его ног, как подстреленная птица. Неловкое движение, сделанное Вронским, сломало ей спину".
     Он впервые в жизни чувствовал себя таким несчастным. Проигранная скачка, и собственная непростительная вина, и "эта несчастная, милая, погубленная лошадь!.. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим". Но все это надолго осталось "самым тяжелым и мучительным воспоминанием в его жизни".
    
     Анна сидела рядом с Бетси в беседке, где собралось все высшее общество. "Она мучалась страхом за Вронского", но еще более мучительным был для нее голос мужа, рассуждавшего о скачках со знакомым генерал-адъютантом.
     Когда Вронский упал, Анна была в ужасе, а услыхав, что "ездок не убился", разрыдалась.
     Увозя ее в карете на дачу, Алексей Александрович сказал по-французски, что она неприлично себя вела.
     - Что Вы нашли неприличным?..
     - То отчаяние, которое Вы не умели скрыть при падении одного из ездоков.
     Она "думала о том, правда ли то, что Вронский не убился. О нем ли говорили, что он цел, а лошадь сломала спину?" Но она лишь улыбнулась притворно-насмешливо.
     Алексей Александрович боялся ее признаний, и теперь был бы рад, чтобы она, как прежде, заявила, что "его подозрения смешны".
     - Может быть, я ошибаюсь, - сказал он. - В таком случае я прошу извинить меня.
     - Нет, Вы не ошиблись, - сказала она медленно, отчаянно взглянув на его холодное лицо. - Вы не ошиблись. Я была и не могу не быть в отчаянии. Я слушаю вас и думаю о нем. Я люблю его, я его любовница, я не могу переносить, я боюсь, я ненавижу Вас... Делайте со мной, что хотите.
     Она рыдала, а лицо ее мужа "приняло торжественную неподвижность мертвого".
     - Так! Но я требую соблюдения внешних условий приличия до тех пор, - голос его задрожал, - пока я приму меры, обеспечивающие мою честь, и сообщу их Вам.
     Он высадил ее, пожал ей руку (на виду у прислуги) и уехал в Петербург.
    
     Любила она когда-нибудь Каренина?
     Отчего она вышла за него замуж? Где-то там, в глубине этих давних отношений лежат корни будущих, почти неизбежных страданий.
    
     Теперь мы опять возвращаемся к Щербацким, пребывающим за границей "на водах". Они тут со многими познакомились.
     "Кити всегда в людях предполагала все самое прекрасное"... Здесь ее особенно заинтересовала русская девушка по имени Варенька, "приехавшая на воды с больною русскою дамой, мадам Шталь, как ее все звали". Мадам Шталь была очень больна, передвигалась только в коляске, а Варенька за ней ухаживала, не будучи ни ее родственницей, ни наемной помощницей. При этом, Варенька "сходилась со всеми тяжелобольными, которых было много на водах и... ухаживала за ними". Она была сравнительно молода и недурна внешне. Но чтобы нравиться мужчинам, ей не хватало того, что было в Кити, - "сдержанного огня жизни и сознания своей привлекательности".
     Кити чувствовала, что в образе жизни Вареньки есть нечто очень важное - "вне отвратительных... светских отношений девушки к мужчинам, представлявшихся ей теперь позорною выставкой товара, ожидающего покупателей".
     Между Кити и Варенькой возникла взаимная симпатия, хотя они были незнакомы.
     Вскоре на водах появились "еще два лица, обратившие на себя общее недружелюбное внимание". Это были Николай Левин, брат Константина, высокий, сутуловатый, странный, и рябоватая миловидная его подруга Марья Николаевна, "очень дурно и безвкусно одетая".
     Однажды в дождливый день, когда отдыхающая публика толпилась в галерее, Николай Левин стал ругать немецкого доктора "за то, что тот его не так лечит", поднял крик, "замахнулся палкой". Собралась толпа. Но неожиданно вмешалась Варенька, взяла буяна под руку и увела. В дальнейшем она ненавязчиво помогала Николаю Левину и его подруге, как и всем остальным; "подходила, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном языке".
    
     Про мадам Шталь "одни говорили, что она замучала своего мужа, а другие говорили, что он замучал ее своим безнравственным поведением". Первый ее ребенок умер, и родные "подменили ей ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же доме в Петербурге дочь придворного повара. Это была Варенька. Мадам Шталь узнала впоследствии, что Варенька была не ее дочь, но продолжала ее воспитывать, тем более, что очень скоро после этого родных у Вареньки никого не осталось".
     Мадам Шталь уже свыше 10 лет жила за границей, не вставая с постели. Говорили, что она живет "для добра ближнего" и дружит с "высшими лицами всех церквей и исповеданий". У Вареньки были хорошие манеры и воспитание, она "отлично говорила по-французски и по-английски". Она была талантлива, хорошо пела и относилась равнодушно к похвалам.
     Потом выяснилось, что у нее была любовь, но молодой человек женился на другой в угоду своей матери.
     - Да, но если б он не по воле матери, а просто сам... - говорила Кити.
     Оказалось, Варенька и в таком случае не жалела бы о нем.
     Кити так не могла.
     - Я буду 100 лет жить, не забуду.
     - Так что же? Я не понимаю. Дело в том, любите ли Вы его теперь или нет, - сказала Варенька...
     - Я ненавижу его; я не могу простить себе...
     - Нет девушки, которая бы не испытала этого. И все это так неважно...
     - А что же важно? - спросила Кити...
     - Ах, многое важно...
     Их разговор прервали, но Кити с "любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: "Что же, что же это самое важное, что, что дает такое спокойствие?"
    
     Когда Кити познакомилась с госпожою Шталь, ей открылся новый мир, "жизнь духовная", связанная с религией. Но в религии главным были не обряды, не заучивание текстов, а прекрасные мысли и чувства.
     Да, "суть веры важней внешней формы", - учит Евангелие. Но люди несовершенны. Кити невольно подметила в мадам Шталь суетные черты: презрительное отношение к некоторым людям, желание произвести определенное впечатление на окружающих.
     И вот Варенька, одинокая, "ничего не желавшая", "ни о чем не жалевшая", стала для Кити образцом. Теперь Кити поняла, казалось, "самое важное" и решила "всюду, где бы ни жила, отыскивать несчастных и помогать им сколько можно".
     Потом приехал отец Кити, князь Щербацкий, и немного развенчал ее кумиров. Варенька ему понравилась; что касается мадам Шталь, которую он знал, то о ней якобы ходили слухи, что она не встает, "потому что коротконожка. Она очень дурно сложена".
     Но ведь мадам Шталь делает много добра! "У кого хочешь спроси!" - напомнила Кити. "Может быть, - сказал он... - Но лучше, когда делают так, что, у кого ни спроси, никто не знает".
    
     А действительно! В Библии ведь сказано: "Твори милостыню втайне".
    
     И еще одна иллюзия как-то незаметно развеялась под влиянием князя. "А твоей Вареньке таки достается, - прибавил он. - Ох, эти больные барыни".
     С приездом отца для Кити изменился весь тот мир, в котором она жила. Она не отреклась от всего того, что узнала, но поняла, что вовсе не достигла той высоты, "на которую хотела подняться".
     Она открыто призналась Вареньке: - Все притворство!
     - Да с какою же целью?
     - Чтобы казаться лучше пред людьми, пред собой, пред Богом, всех обмануть.
     Но она по-прежнему любила Вареньку и "упрашивала ее приехать к ним в Россию.
     - Я приеду, когда Вы выйдете замуж, - сказала Варенька.
     - Я никогда не выйду".
     Потом она уступила: "Ну, так я только для этого выйду замуж. Смотрите же, помните обещание".
     Кити вернулась "домой в Россию излеченная". Не такая беззаботная и веселая, как прежде, но "она была спокойна".
     Часть третья
     Теперь навестим Левина в его имении. К нему приехал погостить его ученый брат Сергей Иванович Кознышев. Они много рассуждали... Потом Левин вместо умных разговоров стал косить с мужиками луг. Вернувшись вечером домой, он даже не мог вспомнить, о чем они с братом спорили.
     "Разумеется, и я прав, и он прав, и все прекрасно". От него "так и веяло свежестью и бодростью".
     Много прекрасных страниц посвящено сельскому труду Левина и крестьян, их сближению, росту их взаимопонимания.
    
     А Степан Аркадьич поехал в Петербург - "напомнить о себе в министерстве". При этом он, "взяв почти все деньги из дому, весело и приятно проводил время и на скачках, и на дачах. Долли с детьми "переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы". К ней собиралась приехать из-за границы Кити, чтобы "провести лето в Ергушове, полном детских воспоминаний для них обеих".
     Опускаем длинные подробности о пребывании Долли и ее детей в деревне.
     Однажды там появился Левин, чье имение было неподалеку. Стива Облонский уведомил его о пребывании семейства в Ергушове. Между прочим, речь зашла о Кити.
     - Послушайте, Константин Дмитриевич, - сказала Дарья Александровна... - за что вы сердитесь на Кити?..
     - Дарья Александровна, - сказал он, краснея, до корней волос, - я удивляюсь даже, как вы с вашею добротой... Как вам просто не жалко меня, когда вы знаете...
     - Что я знаю?
     - Знаете, что я делал предложение и что мне отказано...
     - Я видела только, что было что-то, что ее ужасно мучало... Да, я теперь все понимаю, сказала она задумчиво. - Так вы не приедете к нам, когда Кити будет?
     - Нет, я не приеду.
    
     И опять дела сельскохозяйственные... Как-то, лежа на копне на лугу, Левин "не замечаемый народом", наблюдал, слушал веселый говор и хохот крестьян за ужином, их песни. "Перед утренней зарей все затихло". Ему хотелось как-то "выразить для самого себя все то, что он передумал и перечувствовал в эту короткую ночь". Во-первых, "отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний, от своего ни к чему не нужного образования". Во-вторых, простота, чистота новой жизни, "которою он желал жить теперь". В-третьих, как перейти "от старой жизни к новой"? "Оставить Покровское?.. Жениться на крестьянке?"
     Он пошел по дороге в сторону деревни. Навстречу ехала карета, у окна ее, "видимо только проснувшись, сидела молодая девушка... Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода... Это была Кити... И все то, что волновало Левина в эту бессонную ночь... все вдруг исчезло". Исчезли мечты о простой, трудовой жизни. Мгновенно вернулась любовь.
    
     Алексей Александрович Каренин, "оставшись один в карете", размышлял о том, какой возможен выход из создавшегося положения. Дуэль? Алексей Александрович "был физически робкий человек" и "никогда в жизни не употреблял никакого оружия". Развод? Чтобы уличить жену, закон требовал "грубых доказательств". Это "уронило бы его в общественном мнении более, чем ее". Скандальный процесс был бы "находкой для врагов". К тому же, Анна могла, разорвав отношения с мужем, соединиться с любовником. Нет, она не должна торжествовать! Ему хотелось, чтобы она "получила возмездие за свое преступление".
     "Выход был только один - удержать ее при себе, скрыв от света случившееся и употребив все зависящие меры для прекращения связи и главное - в чем самому себе он не признавался - для наказания ее". Затем он подумал, что только такое решение сообразно с религией: он дает преступной жене "возможность исправления" и даже тратит "часть своих сил на исправление и спасение ее". Такая "религиозная санкция его решения" его очень устраивала. Но мысли при этом были недобрые: "Она должна быть несчастлива, но я не виноват, и потому не могу быть несчастлив".
     Приехав домой, он сел за письменный стол в своем кабинете и написал ей письмо по-французски.
     "...Решение мое следующее: каковы бы ни были Ваши поступки, я не считаю себя вправе разрывать тех уз, которыми мы связаны властью свыше... Я вполне уверен... что Вы... будете содействовать мне в том, чтобы вырвать с корнем причину нашего раздора и забыть прошедшее. В противном случае Вы сами можете предположить то, что ожидает Вас и Вашего сына"...
     Он также предписывал ей как можно скорее переехать с дачи в Петербург.
     "P.S. При этом письме деньги, которые могут понадобиться для Ваших расходов".
    
     Получив письмо Алексея Александровича, Анна почувствовала, что на нее обрушилось несчастье. "Разумеется, он всегда прав, он христианин, он великодушен! Да, низкий, гадкий человек!.. Они говорят: религиозный, нравственный, честный, умный человек; но они не видят, что я видела. Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил все, что было во мне живого..."
     Она плакала и в то же время чувствовала себя не в силах променять свое положение в свете "на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником".
     Вернувшись в Петербург, она встретилась с Вронским, чтобы принять окончательное решение.
    
     Теперь снова о Вронском. "В последнее время мать... перестала присылать ему деньги... Она готова была помогать ему для успеха в свете и на службе, а не для жизни, которая скандализировала все хорошее общество". А почти весь доход с огромного отцовского состояния Вронский еще раньше уступил старшему брату, когда тот, "имея кучу долгов", женился на княжне, "дочери декабриста, безо всякого состояния". Может быть, "великодушное слово это было сказано легкомысленно", однако он не мог отречься от своего слова.
     В повседневной жизни у него был свод правил, которыми он руководствовался.
     "Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - что лгать не надо мужчинам, а женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений, но можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову".
     Но как быть с Анной? "Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это? Как я увезу ее теперь, когда у меня нет денег? Положим, это я мог бы устроить... Но как я увезу ее, когда я на службе? Если я сказал это, то надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку".
     Увы, тут была затронута одна тайная мечта. Честолюбие! Он был ротмистром в полку, но мог бы через какое-то время быстро сделать карьеру!
    
     Потом был "кутеж у полкового командира... Пили очень много".
    
     "Вот и сад... Где же она тут?.. Зачем она здесь назначила свидание?.. В аллее никого не было; но, оглянувшись направо он увидал ее. Лицо ее было закрыто вуалем..."
     Пропустим первые минуты встречи в аллее пустынного сада. Сейчас должно быть принято главное решение.
     "Я не сказала тебе вчера, - начала она, быстро и тяжело дыша, - что, возвращаясь домой с Алексеем Александровичем, я объявила ему все... сказала, что я не могу быть его женой, что... и все сказала".
     Подумав, что теперь неизбежна дуэль, он "выпрямился, и лицо его приняло гордое и строгое выражение". Он готов был мужественно встретить вызов. Но она это все истолковала иначе. Ведь она ждала, что он скажет без малейших колебаний: "Брось все и беги со мной!"
     Потом он действительно сказал, что хотел бы свою жизнь посвятить ее счастью. Но при этом "во взгляде его не было твердости". Ведь он знал, что "лучше не связывать себя".
     Он обещал "устроить и обдумать" совместную жизнь.
     - А сын? - вскрикнула она...
     - Разве невозможен развод? - сказал он слабо... - Разве нельзя взять сына и все-таки оставить его?
     - Да; но это все от него зависит. Теперь я должна ехать к нему, - сказала она сухо. Ее предчувствие, что все останется по-старому, не обмануло ее.
    
     "Анна приехала в Петербург рано утром...
     - Я очень рад, что вы приехали..." - сказал муж...
     - Алексей Александрович, - сказала она... - я преступная женщина, я дурная женщина, но... я не могу ничего переменить.
     В его взгляде была ненависть, когда он долго и назидательно разглагольствовал своим "резким, тонким голосом".
     - Алексей Александрович! Что вам от меня нужно?
     - Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не могли обвинить вас... чтобы вы не видали его. И за это вы будете пользоваться всеми правами честной жены, не исполняя ее обязанностей. Вот все, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома.
     "Он встал и направился к двери. Анна встала тоже. Он, молча поклонившись, пропустил ее".
    
     Все так с виду учтиво, а на деле обиды, взаимная неприязнь. И страдание, страдание...
    
     После ночи, проведенной на копне, Левин утратил прежний интерес к своему делу. Теперь он ясно видел (помогла и работа над книгой о сельском хозяйстве), что все время, в сущности, шла "упорная борьба между им и работниками". Он хотел, чтобы каждый работник сделал больше и лучше, а им хотелось работать "с отдыхом, и, главное - беззаботно". У него и у них противоположные интересы. Левин видел это на каждом шагу.
     К этому добавились огорчения в личной жизни. Была между ним и Кити преграда непреодолимая. "Я не могу просить ее быть моею женой потому только, что она не может быть женою того, кого она хотела".
     А тут еще Долли прислала записку, прося у него дамское седло для Кити. "Мне сказали, что у Вас есть седло, - писала она ему. - Надеюсь, что вы привезете его сами...
     Как умная, деликатная женщина могла так унижать сестру!.. Он послал седло без ответа..."
    
     Поручив "опостылевшее" хозяйство приказчику, он уехал вскоре "в дальний уезд в гости к приятелю своему Свияжскому, подальше и от соседства Щербацких и, главное, от хозяйства".
    
     Свияжский был предводителем в своем уезде. Человек либеральный, он считал большинство дворян "крепостниками", а Россию "погибшею страной". Но в нем Левин чувствовал "такую ясность, определенность и веселость жизни", что казалось, Свияжский знает нечто, неведомое остальным.
     Они весь день провели на охоте. Вечером за чаем беседовали с двумя помещиками, приехавшими по каким-то делам. Один из них говорил:
     - Расчет один, что дома живу, непокупное, ненанятое. - Да еще все надеешься, что образумится народ. А то, верите ли, - это пьянство, распутство! Все переделились, ни лошаденки, ни коровенки. С голоду дохнет, а возьмите его в работники наймите - он вам норовит напортить...
     Другой помещик рассказывал как ведет хитроумные расчеты с мужиками.
     Шла речь и о том, что при уничтожении крепостного права у помещиков "отняли власть", что хозяйство "должно опуститься к самому дикому, первобытному уровню".
     Разговор был долгий.
     - Отчего вы думаете, - говорил Левин... - что нельзя найти такого отношения к рабочей силе, при котором работа была бы производительна?
     В ответ он услышал, что без палки не обойтись.
     Перед сном Левин долго еще беседовал со Свияжским в его кабинете. Свияжский столько читал, столько знал и с удовольствием рассказывал о прочитанном. Но Левин в конце концов почувствовал, что его собеседнику нужен сам процесс рассуждения, а не то, к чему рассуждение приведет.
     Отчего не удается ведение рационального хозяйства? Свияжский утверждал:
     - Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо. Он полагал, что главное - "образовать народ", а для этого "нужны три вещи: школы, школы и школы..."
     - Да чем же помогут школы?
     - Дадут ему другие потребности...
     - Тем хуже, - доказывал Левин, - потому, что он не в силах будет их удовлетворить.
     В эту ночь он долго не спал и наконец решил, что надо заинтересовать рабочих в успехе работы и вводить те усовершенствования, которые они признают.
    
     Но чтобы оценить усовершенствование, работнику не помешало бы образование и развитие. В словах Свияжского была правда, хотя, конечно, далеко не вся правда. Еще не помешало бы в тех же школах нравственное воспитание. Тогда и "палка" меньше понадобится.
    
     Полночи Левин обдумывал подробности. Надо рано утром уехать домой, чтобы "успеть предложить мужикам новый проект, прежде чем посеяно озимое.
     Он решил перевернуть все прежнее хозяйство".
    
     В чем же состоял план "перестройки"? Работники должны были стать пайщиками. Но он столкнулся с "главным затруднением: люди были так заняты текущей работой дня, что им некогда было обдумывать выгоды и невыгоды предприятия". Другая трудность - недоверие крестьян. Им казалось, что он никогда не скажет, в чем его "настоящая цель". Сами они свою "настоящую цель" тоже всегда скрывали.
     Сначала Левин хотел сдать все хозяйство "мужикам, работникам и приказчику на новых товарищеских условиях", но это не удалось. Пришлось "подразделить хозяйство". Одна артель взяла скотный двор, другая - дальнее поле, третья - все огороды. Это было началом нового устройства. Остальное хозяйство еще было организовано по-старому. Но все-таки верилось, что "он докажет им в будущем выгоды такого устройства" и дело пойдет.
     "Надо только упорно идти к своей цели, и я добьюсь своего, - думал Левин, - а работать и трудиться есть из-за чего. Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе. Все хозяйство, главное - положение всего народа, совершенно должно измениться. Вместо бедности - общее богатство, довольство; вместо вражды - согласие и связь интересов. Одним словом, революция бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворна. Да, это цель, из-за которой стоит работать".
    
     Однажды, совсем неожиданно, приехал его брат Николай. "Левин любил своего брата, но быть с ним вместе всегда было мученье". А сейчас ясно было, что брат долго на свете не протянет. "Это был скелет, покрытый кожей". Он приехал получить причитавшиеся ему две тысячи, а потом собирался в Москву. С Марьей Николаевной он расстался, был одинок.
     Встреча с братом потрясла, заставила по-новому на все взглянуть.
     Ночью брат тяжело кашлял, его душила мокрота. "Левин долго не спал, слушая его" и впервые вдруг осознал "неизбежный конец всего". От болезни, от старости, от несчастного случая... Все уходят. Вдруг бессмысленными показались ему все усилия.
     Николая в его состоянии все раздражало, он высмеивал планы брата, умышленно смешивая их с коммунизмом.
     - Ты только взял чужую мысль, но изуродовал ее... отрезал от нее все, что составляет ее силу, и хочешь уверить, что это что-то новое...
     - Зачем ты смешиваешь? Я никогда не был коммунистом.
     - А я был и нахожу, что это преждевременно, но разумно и имеет будущность...
     - Я ищу средства работать производительно и для себя и для рабочего. Я хочу устроить...
     - Ничего ты не хочешь устроить; просто... тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею.
     - Ну, ты так думаешь, - и оставь! - отвечал Левин, чувствуя, что мускул левой щеки его неудержимо прыгает...
     - И оставлю! И давно пора, и убирайся ты к черту! И очень жалею, что приехал!
     Потом Левин всячески старался его успокоить, но лишь накануне отъезда Николая они помирились. Николай сказал дрогнувшим голосом: "Все-таки не поминай меня лихом, Костя!" Левин понял, что под этим подразумевалось. "Ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше не увидимся", - хотел, видимо, сказать умирающий. Они поцеловались на прощанье, и Константин заплакал.
     "На третий день после отъезда брата и Левин уехал за границу". Он во всем теперь видел "только смерть или приближение к ней". Но у него все-таки было теперь дело, которому он хотел отдать остаток своей жизни.
     Часть четвертая
     "В середине зимы Вронский провел очень скучную неделю. Он был приставлен к приехавшему в Петербург иностранному принцу и должен был показать ему достопримечательности Петербурга". У принца было отменное здоровье, он много путешествовал и всюду старался приобщиться к национальным удовольствиям; в Испании "давал серенады и сблизился с испанкой", "в Турции был в гареме", "в Индии ездил на слоне", а в России... "Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц... бил подносы с посудой, сажал на колени цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский дух?"


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

/ Краткие содержания / Толстой Л.Н. / Анна Каренина / Вариант 3


Смотрите также по произведению "Анна Каренина":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis