Есть что добавить?
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru! |
|
/ Полные произведения / Железников В.К. / Чучело
Чучело [2/11]
- Ну, Шмакова, ты даешь, - простонал Валька. - Тебя же в этих туфельках на руках надо нести.
- Артистка эстрады, - сказал Лохматый.
- Сомов упадет, - констатировал Рыжий.
- А мне на Сомова наплевать, - пропела Шмакова, очень довольная собой.
- Что-то незаметно, - сказал Лохматый.
- Хи-хи-хи! - вставил Валька.
- Ха-ха-ха! - присоединился к ним Рыжий.
Попов посмотрел на Шмакову, его круглая курносая физиономия приобрела жалобное выражение.
- Ребя, не надо, а? - попросил Попов. - Лучше пошли к Сомову.
Все радостно заорали, что пора к Сомову, но Лохматый перебил их и сказал, что надо подождать Миронову.
- Наплевать нам на Миронову, - расхрабрился Валька. - Кто она такая - Миронова?.. Кнопка.
- Железная, - наставительно вставил Рыжий.
- Кому сказано - подождем Миронову! - грозно повторил Лохматый.
- Конечно, подождем, - испуганно согласился Валька. - Да и Васильева еще нет.
И тут они увидели Васильева - худенького мальчишку в очках.
- А меня ждать не надо, - сказал Васильев. - Я к Сомову не пойду.
- Почему? - раздался чей-то голос.
Все оглянулись и увидели Миронову. Она была, как всегда, аккуратно причесана и подчеркнуто скромно одета. Под курткой у нее было самое обыкновенное форменное коричневое платье.
- Привет, Миронова, - сказал Лохматый.
- Здорово, Железная Кнопка, - угодливо вставил Валька.
Миронова им не ответила. Она не спеша прошла вперед и встала перед Васильевым.
- Так почему, ты, Васильев, не пойдешь к Сомову? - спросила она.
- На хозяйство брошен, - неуверенно ответил Васильев и поднял над головой авоську с продуктами.
- А если честно?
Васильев молчал; толстые стекла очков делали его глаза большими и круглыми.
- Ну что же ты молчишь? - не отставала от него Миронова.
- Неохота мне к Сомову, - Васильев с вызовом посмотрел на Железную Кнопку. - Надоел он мне.
- Надоел, говоришь? - Миронова выразительно посмотрела на Лохматого.
Тот двинулся вперед - за ним остальные. Они окружили Васильева.
- А за измену идеалам знаешь что полагается? - строго спросила Миронова.
- Что? - Васильев посмотрел на нее круглыми глазами.
- А вот что! - Лохматый развернулся и ударил Васильева.
Удар был сильный - Васильев упал в одну сторону, а очки его отлетели в другую. Он уронил авоську и рассыпал продукты.
Все ждали, что будет дальше.
Васильев встал на четвереньки и начал шарить рукой в поисках очков. Ему было трудно, но никто ему не помогал - его презирали за измену идеалам. А Валька наступил тяжелым сапогом на очки, и одно стекло хрустнуло.
Васильев услышал этот хруст, дополз до Валькиной ноги, оттолкнул ее, поднял очки, встал, надел их и посмотрел на ребят: теперь у него один глаз был круглый и большой под стеклом, а второй сверкал маленькой беспомощной голубой точкой.
- Озверели вы! - с неожиданной силой закричал Васильев.
- Иди ты!.. - Лохматый толкнул его. - А то получишь добавку!
Васильев запихивал в авоську рассыпанные продукты.
- Дикари! - не унимался он. - До добра это вас не доведет!
Лохматый не выдержал и рванул за Васильевым, а тот дал деру под общий довольный смех.
- Поредело в нашем полку, - сказал Рыжий.
- Зато мы едины, - резко оборвала Миронова.
- Будем дружно, по-пионерски уплетать сомовские пироги! - рассмеялся Валька.
- Все шутишь, - перебила его Миронова. - А мы ведь о серьезном.
Они уже уходили крикливой, пестро одетой стайкой, когда глазастая Шмакова увидела Маргариту Ивановну, их классную.
- Маргарита, - сказала она.
- В джинсах, - заметил Валька. - Оторвала в Москве. Небось на свадьбу подарили.
- Махнем через изгородь, - предложил Рыжий. - А то начнет воспитывать... Праздник испортит.
- Не буду я никуда прыгать, - сказала Миронова. - Себя уважать надо.
- Лучше спрячемся и испугаем ее, - хихикнул Валька.
- Это уже интересно, - подхватила Шмакова.
Они разбежались кто куда.
Последней, не торопясь, встала за дерево Миронова.
А Маргарита Ивановна, не замечая никого, веселой походкой пересекла сквер и склонилась к окошку кассы речного пароходства.
Валька вышел из укрытия, неслышно подбежал к учительнице и громко крикнул:
- Здрасте, Маргарита Ивановна!
Маргарита Ивановна от неожиданности вздрогнула и оглянулась:
- А-а-а, это ты... Что у тебя за манера подкрадываться?
- А вы испугались? - спросил Валька. - Испугались... Испугались... Ребята, Маргарита Ивановна испугалась, - паясничал он.
- Просто я задумалась, - ответила Маргарита Ивановна и неловко покраснела, то ли от обиды на Валькину бесцеремонность, то ли оттого, что она действительно испугалась, но не хотела в этом признаваться.
Ребята окружили ее, здороваясь.
- Какие вы все нарядные, - Маргарита Ивановна рассматривала их. - А Шмакова просто взрослая барышня.
- Маргарита Ивановна, а вам нравится мое платье? - пристала к ней Шмакова.
- Нравится, - ответила Маргарита Ивановна. - Кто тебе его сшил?
- Известно кто! - с восторгом вмешался в разговор Попов. - Моя мамаша.
- Под моим руководством, - сказала Шмакова и зло зашептала Попову: - Кто тебя за язык тянул?.. А может, мне его из Москвы, из Дома моделей привезли. "Моя мамаша... Моя мамаша..."
- А ты что же, Миронова, отстаешь от всех? - спросила Маргарита Ивановна.
- Я?.. Тряпок не терплю. - Миронова с высокомерием посмотрела на своих друзей. - Извините, Маргарита Ивановна, мы опаздываем.
- А вы куда? - Маргарита Ивановна была несколько ошарашена резкостью Мироновой.
- К Сомову, - ответил за всех Рыжий. - Гуляем по случаю увядания.
- Передайте ему привет. Скажите, что я ему желаю... - Маргарита Ивановна задумалась. - Сомов человек незаурядный, не останавливается на достигнутом. В главном смел, прямодушен, надежный товарищ...
- В самую точку, Маргарита Ивановна, - проникновенно сказала Шмакова.
- Значит, я ему желаю...
- А вы опять куда-то уезжаете? - перебил Рыжий Маргариту Ивановну.
- Хочу показать мужу Поленово. Он же здесь еще ничего не видел. А времени у него мало, ему возвращаться в Москву. - Маргарита Ивановна посмотрела на часы. - Ой!.. Убегаю. Да, чуть не забыла про Сомова... - И уже на ходу выкрикнула: - Пожелайте ему, чтобы он оставался таким, какой он сейчас... Всю жизнь таким... - И исчезла.
- А с нами никак до Поленова не доберется... - начала Миронова, но последние слова замерли у нее на губах, потому что она увидела Ленку Бессольцеву.
И Ленка увидела ребят - остановилась как вкопанная. И ребята увидели Ленку и в восторге замерли.
- Перед нами исторический экспонат - Бессольцева! - Впервые губы Мироновой растянулись в сдержанную улыбку, а голос зазвенел: - Она пришла за билетом!.. Она уезжает!
Ленка резко повернулась ко всем спиной и подошла к кассе речного пароходства.
- Точно! - крикнул Лохматый. - Она уезжает!
- Сила победила! - радостно поддержал его Рыжий.
- А знаете, что мы ей посоветуем? - Миронова озарилась вдохновением: - Чтобы она запомнила наш урок на всю жизнь.
Валька, кривляясь, изгибаясь спиной, на цыпочках подбежал к Ленке и постучал костяшками пальцев по ее спине:
- Бессольцева, ты запомнила наш урок?
Ленка не отвечала. Она стояла не шелохнувшись.
- Не отвечает, - разочарованно сказал Валька. - Выходит, не запомнила.
- Может, оглохла? - пропищала Шмакова. - Так ты ее... встряхни.
Валька поднял кулак, чтобы садануть Ленку по ее тоненькой худенькой спине.
- А вот этого уже не надо, - остановила его Миронова, - ведь она уезжает. Значит, мы победили. Нам этого достаточно.
- Пусть катится, откуда приехала! - крикнул Рыжий.
И другие тоже заорали:
- Нам такие не нужны!
- Ябеда!
- Чу-че-ло-о-о! - Валька схватил Ленку за руку и втащил в круг ребят.
Они прыгали вокруг Ленки, плясали, паясничали и веселились, и каждый старался перещеголять другого:
- Чу-че-ло-о-о!
- Чу-че-ло-о-о!
- Ого-род-ное!
- Рот до ушей!
- Хоть завязочки пришей!
Крутился разноцветный круг, а Ленка металась внутри его.
В это время появился Николай Николаевич, увидел Ленку и ребят, прыгающих вокруг нее, и крикнул:
- Вы что к ней пристали? Вот я вас!..
- Заплаточник! - завопил Рыжий. - Атас!
Они бросились в разные стороны.
Только Миронова осталась на месте, даже не шелохнулась, бровью не повела. Слова ее были полны презрения ко всем остальным:
- Вы что, струсили?
Этот решительный окрик остановил ребят.
- Что же вы шестеро на одного! - Голос Николая Николаевича звучал почти трагически. - И не стыдно вам?
- А чего нам стыдиться! - нахально вякнул Валька. - Мы ничего не украли. Все в законе.
- Вы лучше свою внучку стыдите! - сказала Миронова.
- Лену? - удивленно спросил Николай Николаевич. - За что?
Ленка резко повернулась к дедушке, и он увидел ее лицо: искаженное, словно ее больно ударили. Он уже хотел крикнуть этим детям, чтобы они замолчали, чтобы побыстрее ушли и оставили их вдвоем.
Но ему никто и не собирался ничего говорить, это было не в их правилах: посвящать взрослых в свои дела. Лишь Миронова твердо и весело сказала на ходу:
- У нее узнаете. Она вам все в красках расскажет.
Они скрылись. Только некоторое время в тихом и прозрачном осеннем воздухе были слышны их крики:
- Молодец Железная Кнопка!
- Не испугалась Заплаточника!
- Сила победила!
А потом и голоса пропали, растворяясь вдали.
А Ленка, бедная Ленка ткнулась Николаю Николаевичу лицом в грудь, чтобы спрятаться хотя бы на время от тех бед, которые свалились на нее, и притихла.
Его внучку дразнили Чучелом и так ее доконали, что она решила уехать, подумал Николай Николаевич и почувствовал, как ее беда больно ударила его в сердце: он всегда тяжело переносил чужие беды. Это было трудно для жизни, но он не хотел расставаться с этой привычкой, не бросал тяжелую, но дорогую ношу. И это была его жизнь и спасение. Так подумал в этот момент Николай Николаевич, а вслух сказал, чтобы успокоить Ленку:
- Ну что ты... - Он погладил ее мягкий нежный затылок. - Не обращай на них внимания. - Голос у Николая Николаевича дрогнул, выдавая волнение. - Учись у меня. Я всегда спокоен. Делаю свое дело - и спокоен. - Он почти крикнул с вызовом: - Ты слышала, они дразнили меня Заплаточником? Несчастные!.. Не понимают, что творят. - И вдруг тихо и нерешительно спросил: - А ты что сделала? За что они тебя так?
Ленка вырвалась из его рук и отвернулась.
"Не надо было у нее ничего спрашивать, не надо было", - подумал Николай Николаевич, но эти слова сами собой сорвались у него с языка. Ну что же она такое страшное сделала, что они оттолкнули ее от себя; презрели и гоняли, как зайца?..
- Ну ладно, ладно! - сказал Николай Николаевич. - Прости... Ты решила уехать - значит, тебе так надо. Я жил один... И дальше буду жить один. - Он помолчал, потому что смысл этих слов был ему неприятен. - Привык к тебе? Отвыкну...
Тут он по своей старой привычке нахохлился, как птица под дождем, и натянул козырек кепки на глаза.
- Все это для меня неожиданно, - продолжал Николай Николаевич. - Жили рядом, а я толком в тебе ничего не понял. Не проник в твою душу - вот что обидно.
Он полез в карман, достал потертый кошелек и долго копался в нем, ожидая, вдруг Ленка что-нибудь скажет, ну например, что она передумала, что никуда не поедет и что он может спрятать свой кошелек обратно в карман. Он тянул время, тяжело вздыхал, но это ему не помогло - Ленка молчала.
- На, - сказал Николай Николаевич, протягивая Ленке деньги. - Купи два билета на завтра. Я провожу тебя до Москвы, до самолета.
- А я так хотела на сегодня! - печально вздохнула Ленка. - На сегодня! На сейчас!
- Но это безумие, - сопротивлялся Николай Николаевич. - Посмотри, какие ты взяла вещи. Где твои учебники? А пальто? Там же снег давно, сразу заработаешь ангину!
Он говорил, говорил, она его перебивала: "На сегодня, на сейчас!" - а он убеждал задержаться, хотя сам отлично понимал, что все его доводы полнейшая ерунда, а главное состояло в том, что ему страшно не хотелось, чтобы Ленка уезжала. И поэтому он оборвал свою речь на полуслове, наклонился к ней и признался просительным шепотом:
- Ну не могу я так сразу!.. Ну давай завтра.
Ленка выхватила деньги из рук Николая Николаевича.
- Ты слышала? Я согласен на завтра, - в последний раз попросил он.
Николай Николаевич озадачил Ленку - ее ли это дедушка говорит?
Она подняла глаза и увидела его спокойное, неподвижное лицо. Только шрам, идущий от виска к углу жестких, сухих, стариковских губ, предательски побелел, и потерянные глаза, спрятанные под козырьком кепки, выдавали его сильное волнение.
- А у тебя заплатка на рукаве оторвалась, - вдруг заметила Ленка.
- Надо пришить, - Николай Николаевич ощупал заплатку.
Ленка увидела, что шрам на дедушкином лице снова стал еле заметным, и сказала:
- Ты бы купил себе новое пальто.
- У меня на это нет денег, - ответил тот.
- Вот про тебя и говорят, что ты - жадина. - Ленка прикусила язык, но обидное слово уже выскочило, теперь его не поймаешь.
- Жадина? - Николай Николаевич громко рассмеялся: - Смешно. - Он с большим вниманием стал разглядывать свое пальто. - Ты думаешь, что в нем ходить совсем уже неприлично?.. А знаешь, я это пальто люблю. В старых вещах есть что-то таинственное... Утром я надеваю пальто и вспоминаю, как мы с твоей бабушкой много лет назад покупали его. Это она его выбирала... А ты говоришь - купи новое!..
Их взгляды опять встретились - нет, не встретились, а столкнулись, потому что каждый из них думал об отъезде.
- Ну ладно, - сказала Ленка, - поеду завтра. - И купила два билета.
Они пошли домой, сопровождаемые неизвестно откуда налетевшим дождем, омывающим сухую землю, - они даже не заметили, как он начался.
Когда они вошли в комнату, то в открытую форточку влетела музыка и крики ребят.
- У Сомовых гуляют. - Николай Николаевич спохватился, что сказал не то, и как бы невзначай закрыл форточку.
Но музыка и крики были так громки, что и затворенная форточка не спасала.
Тогда Николай Николаевич сел к пианино, что он делал чрезвычайно редко, и демонстративно открыл крышку.
- Ну что ты так смотришь на меня? - спросил он у Ленки, перехватив ее взгляд. - Меня почему-то потянуло к музыке. И нечего меня гипнотизировать.
Николай Николаевич заиграл громко и задиристо. Потом вдруг оборвал игру и молча, с немым укором посмотрел на Ленку.
- Не смотри на меня так! - не выдержала Ленка и крикнула: - Ну что ты один будешь тут делать?.. Бери картины с собой, и поедем вместе!
- Что ты... Опомнись! - Николай Николаевич в волнении стал рассматривать картины. - Это невозможно. Они родились здесь... На этой земле... В этом городке... У этой реки... Здесь им вечно жить... Однажды во время войны я лежал в госпитале, и мне приснился сон, будто я мальчиком стою среди этих картин, а по ним солнечные зайчики бегают. Тогда я и решил: если останусь жив, навсегда вернусь в родной дом... Не сразу удалось, но все-таки добрался. А теперь мне кажется, что я и не уезжал, что я тут всегда... Ну, понимаешь, всегда-всегда... - Он как-то виновато и беззащитно улыбнулся. - Многие сотни лет... Что моя жизнь продолжение чьей-то другой... Или многих других... Честно тебе говорю. Иногда мне даже кажется, что не мой прапрадед написал все эти картины, а я... Что не мой дед был фельдшером и построил в городе первую больницу, а тоже я... Только одной тебе могу в этом признаться. Другие не поймут, а ты поймешь, как надо... А когда ты сюда приехала, я, старый дурак, размечтался, решил: и ты к родному месту прирастешь и проживешь здесь длинную череду лет среди этих картин. Пусть твои родители носятся по свету, а ты будешь жить в родном доме... Не вышло.
Николай Николаевич вдруг подошел к Ленке я решительно сказал:
- Послушай, давай кончим это дело. - Он старался говорить бодрым голосом. - Возвращайся в школу, и баста.
Ленка пулей отлетела от Николая Николаевича, схватила свой несчастный портфель и бросилась к двери.
Николай Николаевич загородил ей дорогу.
- Отойди! - Такого остервенения в ее лице Николай Николаевич еще никогда не видел: губы и лицо у нее побелели, как мел. - Лучше отойди!.. Кому говорят!.. - и бросила в него портфель - он просвистел мимо его уха и шмякнулся о стену.
Николай Николаевич с большим удивлением посмотрел на Ленку, отошел от двери и сел на диван.
Ленка постояла немного в нерешительности, вся сжалась, виновато опустила голову и робко села рядом с ним.
- А ты не сердись на меня... Ладно? - попросила она. - Не сердись. Просто я какая-то чумовая. Всегда что-нибудь не то делаю. - Ленка заглянула Николаю Николаевичу в глаза. - Ты простил меня? Простил?..
- Ничего я не простил, - сердито ответил Николай Николаевич.
- Нет, простил, простил! Я вижу по глазам, - обрадовалась она. - Я... увлеклась...
- Ничего себе "увлеклась", - ответил Николай Николаевич. - Родному деду чуть голову не снесла.
- А вот и неправда, - сказала Ленка.
Ее лицо вдруг так необыкновенно преобразилось, что Николай Николаевич тоже улыбнулся. Оно стало открытым и радостным, рот растянулся до ушей, щеки округлились.
- Я же мимо бросала!
И вдруг лицо ее снова изменилось, стало каким-то отчаянным.
- Только не перебивай меня. Ладно? А то я сорвусь и не смогу рассказывать. А так я тебе все-все расскажу, всю правду, без хитрости.
- Хорошо, - обрадовался Николай Николаевич. - Ты успокойся и рассказывай... не спеша, подробно, так легче.
- Еще раз перебьешь - уйду! - Губы у Ленки подтянулись и глаза сузились. - Я теперь не то, что раньше. Я - решительная. - И она начала рассказывать.
Глава пятая
- Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учительскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю дорогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давился от хохота.
Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка - до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами.
Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдержал, сорвался вперед, влетел в дверь и заорал:
"Ребята! У нас такая новенькая!.." - и зашелся хохотом.
Ну, после этого я застыла на месте. Можно сказать, одеревенела. Со мной так часто бывало.
Рыжий вылетел обратно, схватил меня за руку, втащил в класс и снова загоготал. И каждый на его месте сделал бы то же самое.
Может, я на его месте вообще умерла бы от хохота. Никто ведь не виноват, что я такая нескладная. Я и на Рыжего не обиделась и даже была ему благодарна, что он втащил меня.
Правда, как назло, я зацепилась ногой за дверь, врезалась в Рыжего, и мы оба рухнули на пол. Платье у меня задралось, портфель вылетел из рук.
Все, кто был в классе, окружили меня и с восторгом рассматривали. А я встала, и улыбочка снова растянула мой рот - не могу, когда меня в упор разглядывают.
Валька закричал:
"Рот до ушей, хоть завязочки пришей!"
Васильев засунул пальцы в рот, растянул губы, корчил страшные рожи и кричал:
"Я тоже так могу! У меня тоже рот до ушей, хоть завязочки пришей".
А Лохматый, давясь от смеха, спросил:
"Ты чья такая?"
"Бессольцева я... Лена", - и я снова по-дурацки улыбнулась.
Рыжий в восторге закричал:
"Ребята!.. Это же внучка Заплаточника!"
Ленка оборвала свой рассказ и покосилась на Николая Николаевича.
- Ты давай, давай, не смущайся, - сказал Николай Николаевич. - Я же тебе говорил, как я к этому отношусь. В высшей степени снисходительно и совсем не обижаюсь.
- Ну, а я-то об этом не знала, - продолжала Ленка. - И вообще про твое прозвище ничего не знала... Ну, не была готова... "Мой дедушка, - говорю, - Заплаточник?.. За что вы его так прозвали?.."
"А чего плохого? - ответил Лохматый. - Меня, например, зовут Лохматый. Рыжего - Рыжий. А твоего деда - Заплаточник. Звучно?"
"Звучно", - согласилась я.
Я подумала, что они веселые и любят пошутить.
"Значит, вы хорошо знаете моего дедушку?" - спросила я.
"А как же, - сказал Лохматый. - Он у нас знаменитый".
"Да, да... очень знаменитый, - подхватил Валька. - Как-то в личной беседе я спросил твоего дедушку, почему он не держит собак. И знаешь, что он мне ответил? "Я, говорит, не держу собак, чтобы не пугать людей".
Я обрадовалась:
"Вот, говорю, здорово".
И другие ребята тоже подхватили:
"Здорово, здорово!"
"Мы эти его слова всегда помним, - продолжал Валька, - когда яблоки в его саду... Ну, как это называется?.."
"Собираем", - подхватил Рыжий.
Все почему-то снова захохотали.
Ленка вдруг замолчала и посмотрела на Николая Николаевича.
- Вот дура какая, - сказала она. - Только сейчас поняла, что они надо мной смеялись. - Ленка вся вытянулась, тоненькая, узенькая. - Мне надо было тогда тебя защитить... дедушка!
- Ерунда, - ответил Николай Николаевич. - Мне даже нравилось, что они у меня яблоки таскали. Я за ними часто подглядывал. Они шустрили по саду, бегали пригнувшись, набивали яблоки за пазуху. У нас с ними была вроде как игра. Я делал вид, что не вижу их, а они с отчаянной храбростью таскали яблоки, можно сказать, рисковали жизнью, но знали, что им за это ничего не будет.
- Ты добрый! Я и тогда им ответила, что ты добрый.
А Попов сказал:
"Моя мамаша ему на пальто пришивала заплатки. Говорит: "Вы же отставной офицер. У вас пенсия. Вам неудобно с заплатками". А он - это, значит, ты, дедушка: "У меня лишних денег нет".
"Ну ты, Попов, даешь! - крикнул Рыжий. - Ты что же, думаешь, что он жадный?"
А Валька подхватил:
"Он жадный?! Он моей бабке за картину отвалил триста рублей. Это, говорит, картина моего прапрапрапра..."
Все развеселились и стали выдумывать, кто что мог:
"Бабушки!"
"Тетушки!"
И тут я стала хохотать. Правда, смешно, что они нашего прапрадедушку переделали в прабабушку и в пратетушку? - спросила Ленка у Николая Николаевича. - Хохочу я и хохочу, никак не могу остановиться. Я если хохочу, то обо всем забываю.
Ленка неожиданно коротко рассмеялась, будто колокольчик звякнул и упал в траву, и снова сжала губы.
- Это раньше я обо всем забывала, - поправилась Ленка и с угрозой добавила: - А теперь... - Она замолчала.
Николай Николаевич терпеливо ждал продолжения ее рассказа. Он дал себе слово не перебивать ее. Да и самому ему хотелось разобраться во всей этой истории. И слушать Ленку было легко, потому что переливы ее голоса, выражение глаз, которые то затухали, как облитые водой горящие угли, то вновь пламенно и неожиданно вспыхивали, завораживали его.
За всю свою долгую жизнь Николай Николаевич не видел подобного лица. От него веяло таинственной силой времени, как будто оно пришло к нему через века. Он это ощущал остро и постоянно.
А может быть, это чувство возникло у него после появления в доме "Машки"?
- Вообще-то я никогда бы не кончила смеяться, если бы не Валька, - снова заговорила Ленка. - Ему было смешно, что ты купил у его бабки картину за триста рублей.
"Бабка, говорит, от радости чуть не померла. Думала, получит двадцатку, а он ей триста!.."
Валька подбежал к доске и нарисовал квадрат, не больше портфеля.
"Вот за такую махонькую картинку - три сотни! - визжал Валька. - А на картинке была нарисована обыкновенная тетка с буханкой".
- "Женщина с караваем хлеба", - строго и многозначительно вставил Николай Николаевич.
- Я-то знаю, ты не волнуйся, я-то знаю все твои картины, - оправдывалась Ленка и продолжала:
"И еще передай своему деду, - закричал горластый Валька, - что мы его поздравляем, что у него такая внучка... Ну точно как он!"
"Они с Заплаточником - два сапога пара!" - вставил Рыжий.
А я почему-то подхватила:
"Правильно, мы с дедушкой два сапога пара!"
Николай Николаевич совершенно отчетливо представил себе, как Ленка, вероятно от растерянности, выкрикнула эти слова. И как бы радуясь им, она подпрыгнула на месте и завертела головой, как попугайчик, и уголки губ у нее закрутились вверх. Ему нравилась ее беспомощная и открытая улыбка. А для них это потеха - и только.
Лохматый так и крикнул:
"По-те-ха! Ну и потешная ты, Бессольцева Лена!"
А Рыжий, разумеется, подхватил:
"Не потешная она. А чучело!"
"Огородное!" - захлебнулся от восторга Валька.
Конечно, они стали хохотать над Ленкой, выкаблучиваясь каждый на свой лад.
Кто хватался за живот, кто дрыгал ногами, кто выкрикивал: "Ой, больше не могу".
А Ленка, открытая душа, решила, что они просто веселились, что они смеялись над ее словами, над ее шуткой, а не над нею самою.
Ленка заметила, что Николай Николаевич как-то подозрительно притаился, словно его что-то не устраивало в ее рассказе.
- Дедушка, ты меня не слушаешь? - спросила она дрогнувшим голосом. - А почему?
Николай Николаевич смущенно поднял на нее глаза, не зная, как поступить, - и правду ему говорить не хотелось, чтобы лишний раз не огорчать Ленку, и врать было трудно.
- Не отвечай! - Ленку как молнией пронзило - она обо всем догадалась. - Тебе меня жалко стало? Да? Они надо мной смеялись? Да?.. Уже тогда? - Она жалобно улыбнулась: - Подумать только, а я не догадалась. Все приняла за чистую монету... Точно. Смеялись. Я вижу, вижу себя со стороны - ну просто я была какая-то дурочка... - И тихо добавила: - Правда, дурочка с мороза.
Вдруг она повернулась к Николаю Николаевичу всем корпусом, и он увидел ее большие печальные глаза.
- Дедушка! Милый! - Она схватила его за руку и поцеловала ее. - Прости меня!..
- За что? - не понял Николай Николаевич.
- За то, что я им верила, а они над тобой смеялись.
- Разве ты в этом виновата? - сказал Николай Николаевич. - Да и они не виноваты, что смеялись надо мной. Их можно только пожалеть и постараться им помочь.
- Может быть, ты их любишь? - Ленка с подозрением посмотрела на Николая Николаевича.
Тот ответил не сразу - помолчал, подумал, потом сказал:
- Конечно.
- И Вальку? - возмутилась Ленка. - И Рыжего, и Лохматого?!
- Каждого в отдельности - нет! - У Николая Николаевича от волнения перехватило горло, и он задохнулся. - А всех вместе - да, потому что они - люди!
- Если ты будешь психовать, - сказала Ленка, - то я перестану рассказывать.
- Да я не психую, - рассмеялся Николай Николаевич. - Подумаешь, даже задохнуться разок нельзя. А ты давай, давай дальше, я слушаю.
- Ну, в общем, когда Рыжий обозвал меня чучелом, - сказала Ленка, - то его кто-то сильно толкнул в спину... и я увидела впервые Димку Сомова... Знаешь, он меня сразу удивил. Глаза синие-синие, а волосы белые. И лицо строгое. И какой-то он весь таинственный, как "Уснувший мальчик".
А Рыжего он толкнул сильно, тот врезался в пузо верзилы Попова и бросился на Димку. Я хотела крикнуть, чтобы они не дрались из-за меня. Ну пусть я чучело, ну и что?.. Но они уже сцепились.
Я зажмурилась. Я всегда так делала, когда начиналась драка. Я же тебе главного не сказала: я раньше трусихой была. Когда пугалась, то у меня отнимались ноги и руки. Пошевелиться не могла, как неживая.
Только драки никакой не вышло. Я услышала спокойный голос Димки:
"Сам ты чучело, и не огородное, а обыкновенно-рыжее".
Я открыла глаза. Оказалось, Димка одной рукой скрутил Рыжего и держал его крепко. А тот и не думал вырываться, скорчил рожу и крикнул:
"Я обыкновенно-рыжее чучело!"
Над ним все стали смеяться, и он сам над собой смеялся громче всех. Да ты же его видел, дедушка! - сказала Ленка. - Правда, он смешной?.. Ну просто цирковой клоун - ему и парика не надо, он же от рождения рыжий!
В тот момент, когда мы смеялись над Рыжим, вбежала веселая Маргарита. В одной руке она держала классный журнал, а в другой сверток в цветном полиэтиленовом мешочке.
"А, новенькая! - Она увидела меня. - Куда же тебя посадить?"
Она пошарила глазами по рядам парт... и забыла про меня, потому что девчонки обступили ее и спросили, правда ли, что она выходит замуж. Маргарита ответила, что правда, засияла от счастья, торопливо разорвала мешочек, вытащила коробку конфет, открыла и поставила на стол.
"От него?" - прошептала догадливая Шмакова.
"От него, - Маргарита еще больше расцвела. - Угощайтесь", - и сделала величественный жест рукой.
Все повскакали со своих мест и стали хватать эти конфеты и засовывать в рот. А Маргарита говорила:
"По одной! По одной! А то всем не хватит".
Я тоже схватила конфету.
А Шмакова сунула одну конфету в рот, а вторую отдала Димке. Ну и галдеж поднялся!
А девчонки забрасывали счастливую Маргариту вопросами:
"Маргарита Ивановна, а кто ваш муж?"
"А у вас есть его фотокарточка?"
"А он живет в Москве?"
И тут в дверях появилась Миронова.
Миронова у нас особенная, у нее очень сильная воля.
"Что вы тут шумите после звонка?" - спросила Миронова.
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
[ 4 ]
[ 5 ]
[ 6 ]
[ 7 ]
[ 8 ]
[ 9 ]
[ 10 ]
[ 11 ]
/ Полные произведения / Железников В.К. / Чучело
|
Смотрите также по
произведению "Чучело":
|