/ Полные произведения / Пелевин В.О. / Священная книга оборотня

Священная книга оборотня [11/18]

Скачать полное произведение

    - Просто фантастика, - сказала И Хули.
     Лорд Крикет указал на зубчатое колесо, которое находилось в центре хвоста.
     - Смещение кундалини во вторую инфрачакру дает куда более зрелищный эффект. Здесь
    мы имеем дело с классикой, так называемым "вервольфом". Оборотень не просто превращается
    в волка. Это, если так можно выразиться, преувеличенный волк. Он выше человека, невероятно силен, у него огромная зубастая пасть, но он, как человек, ходит на задних лапах - хотя может при желании бегать на всех четырех. Фольклор изображает его достаточно точно, поскольку это была самая распространенная форма оборотня в Европе. Отмечу одну любопытную подробность. Считается, что трансформация в вервольфа связана с определенной фазой луны или наступлением сумерек. А завершается она, по народным представлениям, с рассветом, поскольку нечисть не выносит солнечных лучей. На самом деле тьма и свет здесь ни при чем. Верно подмечено другое: трансформация в вервольфа является кратковременной, поскольку инфрачакра номер два - это точка неустойчивого равновесия, где кундалини не может находиться долгое время...
     - А что это такое, - спросила И Хули, - устойчивое равновесие, неустойчивое
    равновесие?
     Лорд Крикет склонился над своим ноутбуком.
     - Сейчас, - сказал он, - у меня где-то есть слайд на эту тему...
     На экране появился снимок Стоунхенджа, потом выдержанная в зеленых тонах реклама
    дома-трейлера, в окне которого была любовно, но не очень профессионально подмонтирована
    ваза с нарциссами, а затем черная синусоида.
     - Вот, - сказал лорд Крикет, - извините за путаницу.
     В ямке синусоиды лежал синий шарик. На ее гребне лежал красный шарик. От шариков
    отходили короткие стрелочки тех же цветов, изображающие движение.
     - Это очень просто, - сказал лорд Крикет. - Оба шарика находятся в состоянии
    равновесия. Но если вы сдвинете синий шарик, он вернется в точку, где перед этим находился. Это устойчивое равновесие. А если вы сдвинете красный шарик, он больше в эту точку не вернется и скатится вниз. Это неустойчивое равновесие...
     - У меня вопрос, - сказал Александр, - можно?
     - Пожалуйста.
     - А почему первый шарик голубой, а второй - красный?
     - Простите?
     - И стрелочки такие же. Почему именно эти два цвета?
     - А какое это имеет значение?
     - Значения никакого, - сказал Александр. - Просто интересно. Вы, возможно, не в
    курсе - в русском языке "голубой" означает "гомосексуалист". Меня давно вопрос занимает,
    почему на всех штабных картах стрелочки всегда синие и красные. Как будто главное
    содержание истории - борьба пидарасов с коммунистами. Я думал, может, вы знаете?
     - Я не знаю, - вежливо ответил лорд Крикет, - почему именно эти два цвета. Можно
    продолжать?
     Александр кивнул. На экране снова появился хвост с черными инфрачакрами.
     - Как я уже сказал, вторая позиция, где происходит трансформация в волка, неустойчива. Наложив синусоиду на рисунок, вы увидите, что соседние позиции - один и три - должны быть устойчивыми. Один - это позиция лисы, о которой мы уже говорили. У вас, вероятно, возникает вопрос по поводу позиции три?
     - Да, - спросила И Хули, - что это такое, Брайан?
     - Я уже говорил, что инфрачакры оборотня симметричны трем нижним чакрам человека.
    Последняя инфрачакра, находящаяся в самом конце хвоста, является зеркальным отражением
    Манипуры, расположенной между пупком и сердцем. В этом месте центральный канал прерван.
    Кундалини не может двигаться к верхним чакрам, если зона вокруг Манипуры, называемая
    "океаном иллюзий", не заполнена энергиями истинного духовного наставника. То же самое по
    принципу Гермеса Трисмегиста относится к инфрачакрам оборотня. Чтобы опустить кундалини
    до ее низшего предела, необходима инвольтация тьмы, духовное воздействие старшей
    демонической сущности, которая заполнит своими вибрациями так называемую "пустыню
    истины" - разрыв теневого центрального канала в середине хвоста...
     - А что это за старшая демоническая сущность? - не выдержала я.
     Лорд Крикет улыбнулся.
     - Это зависит от ваших личных связей, - сказал он. - У каждого здесь свои
    возможности... Итак, мы подошли к концу того, что я имею право сказать. Могу добавить
    только одно: позиция три, так называемая "пропасть" - это место, где происходит
    трансформация в сверхоборотня.
     - А кому-нибудь удавалось совершить такой маневр? - спросила я.
     - По некоторым сведениям, в 1925 году это удалось вашему соотечественнику -
    московскому антропософу Шарикову. Он был учеником доктора Штейнера, другом
    Максимилиана Волошина и Андрея Белого. Шарикова, насколько известно, забрали в ЧК, а вся
    история была засекречена. Причем секретности придавалось чрезвычайно большое значение:
    достаточно сказать, что у известного писателя Булгакова была изъята рукопись "Собачьего
    сердца" - книги, основанной на слухах вокруг этого события. После этого Шарикова никто
    больше не видел.
     - Так что же это такое - сверхоборотень? - спросил Александр.
     - Не знаю, - сказал лорд Крикет. - Пока еще не знаю. Но вы представить себе не
    можете, как мне не терпится это выяснить...
     - Чего это ты сегодня с утра в вечернем платье? - спросил Александр. - И на
    каблуках?
     - А что, мне не идет?
     - Черное тебе очень идет, - сказал он и осторожно потерся щекой о мою щеку. -
    Впрочем, и белое тоже.
     Вместо поцелуев мы иногда терлись друг о друга щеками. Раньше меня смешила эта его
    манера - в ней было что-то детское, щенячье. Потом он признался, что принюхивается к моей коже, которая по-особому трепетно пахнет за ухом. С тех пор во время этой процедуры я испытывала легкое недовольство - мне казалось, что меня используют.
     - Мы идем в театр? - спросил он.
     - Кое-что поинтересней. Мы едем на охоту.
     - На охоту? На кого же мы будем охотиться?
     - Охотиться буду я. А ты будешь смотреть.
     - А на кого ты будешь охотиться?
     - На кур, - сказала я с гордостью.
     - Ты проголодалась?
     - Не смешно.
     - А зачем тебе тогда охотиться на кур?
     - Просто я хочу, чтобы ты узнал меня чуть лучше. Собирайся - мы едем за город.
     - Прямо сейчас?
     - Да, - сказала я, - только прочти вот это. Тебе делают коммерческое предложение.
     И я протянула ему распечатку письма, которое утром получила от И Хули по электронной почте.
    
     "Привет рыженькая,
     Pursuant к нашей вчерашней (такой милой!) встрече. Оказывается, когда мы
    оставили наших мальчиков одних и принялись вспоминать старое, у них состоялся
    спор об искусстве. Брайан показал Александру фотографии работ, которые он
    планирует выставить совместно с галереей Saatchi . Во-первых, это инсталляция
    "Освобождение Вавилона" - макет ворот Иштар, на фоне которых стоят симу-лякры
    десантных шотландских волынщиков с задранными юбками. Эти гипсовые фигуры
    навязывают свое сексуальное возбуждение наблюдателю, атакуют его восприятие и
    превращают его самого в подобие выставленного на обозрение экспоната. Таким
    образом зритель осознает свое физическое и эмоциональное присутствие в
    пространстве, искривленном гравитацией этого художественного объекта.
    "Освобождение Вавилона" Александру понравилось, чего нельзя сказать об
    остальном.
     Видела ли ты хит Венецианской биеннале - стог сена, в котором четыре года
    прятался от участкового первый белорусский постмодернист Мыколай Климаксович?
    Александр обозвал эту работу плагиатом и рассказал про аналогичный стог
    Владимира Ульянова ( Lenin ), находящийся на постоянной экспозиции в деревне
    Разлив. Брайан заметил, что повторение - не обязательно плагиат, это суть
    постмодерна, а если шире - основа современного культурного гешталъта,
    проявляющаяся во всем - от клонирования овец до ремейка старых фильмов. Чем
    еще заниматься после конца истории ? Именно цитатностъ, сказал Брайан,
    превращает Климаксовича из плагиатора в постмодерниста. Александр возразил, что
    от российского участкового этого Климаксовича не спасла бы никакая цитатцостъ, и
    если в Белоруссии история кончилась, то в России перебоев с ней не предвидится.
     Затем Брайан показал Александру работу Asuro Keshami , к которой он относится
    особенно трепетно, не в последнюю очередь из-за серьезных инвестиций, которых
    требует ее изготовление и монтаж. Работа Хешами, навеянная творчеством
    небезызвестной тебе Camille Paglia , представляет собой огромную трубу из
    эластичного красного пластика с белыми выступами-клыками внутри. Ее
    предполагается установить под открытым небом на одном из лондонских стадионов.
     Одна из самых серьезных проблем в мире современного искусства - придумать
    оригинальную и свежую вербальную интерпретацию работы. Нужны бывают
    буквально несколько фраз, которые затем можно будет перепечатывать в каталогах и
    обзорах. От этого кажущегося пустяка часто зависит судьба произведения. Здесь
    очень важна способность увидеть объект с неожиданной, шокирующей стороны, а это
    замечательно получается у твоего приятеля с его варварски-свежим взглядом на мир.
    Поэтому Брайан хотел бы получить разрешение использовать мысли, высказанные
    вчера Александром, для концептуального обеспечения инсталляции.
    Сопроводительный текст, который я прилагаю - это как бы сплав идей Брайана и
    Александра:
     "В работе Асуро Кешами " VD -42 CC " сочетаются разные языки -
    инженерный, технический, научный. На базовом уровне речь идет о преодолении:
    физического пространства, пространства табу и пространства наших подсознательных
    страхов. Инженерный и технический языки имеют дело с материалом, из которого
    изготовлен объект, но художник говорит со зрителем на языке эмоций. Когда зритель
    узнаёт, что какие-то люди дали этому маленькому педику пятнадцать миллионов
    фунтов, чтобы растянуть пизду из кожзаменителя над заброшенным футбольным
    полем, он вспоминает, чем занимается по жизни он сам и сколько ему за это платят,
    потом глядит на фото этого маленького педика в роговых очках и веселой курточке, и
    чувствует растерянность и недоумение, переходящие в чувство, которое германский
    философ Мартин Хайдеггер назвал "заброшенностью" ( Geworfenheit ). Зрителю
    предлагается сосредоточиться на этих переживаниях - именно они являются
    эстетическим эффектом, которого пытается добиться инсталляция".
     Брайан предлагает Александру гонорар в одну тысячу фунтов. Это, конечно,
    небольшая сумма, но вариант сопроводительного текста не окончательный, и полной
    уверенности, что он будет использован, нет. Поговори с Александром, ОК? Можете
    написать ответ лично Брайану на этот же адрес, я сейчас с ним в легкой ссоре. Он в
    дурном настроении - ночью его не пустили в заведение, называющееся " Night Flight
    ". Сначала его остановил face control (не понравились спортивные туфли), потом из
    недр этого вертепа вышел какой-то голландский сутенер и велел Брайану одеться "
    more stylish ". Брайан сегодня ведь день повторяет: " Stylish ? Тот, который передо
    мной прошел? В зеленом пиджаке и синей рубашке?" И срывает свое плохое
    настроение на мне. Ну да ничего :-=)))
     Самое главное, не забудьте про пропуск в храм Христа Спасителя!
     Люблю и помню,
     твоя И".
    
     Александр внимательно прочитал распечатку. Затем сложил лист бумаги вдвое, затем еще раз вдвое, а затем порвал его.
     - Тысяча фунтов, - сказал он. - Ха. Он, видимо, не вполне понимает, с кем имеет дело. Знаешь, напиши ему ты. Ты все-таки лучше владеешь английским.
     - Спасибо, - сказала я скромно. - А что написать? Мало предложил?
     Он смерил меня взглядом.
     - Обложи его хуями по полной программе. Но только так, чтобы было аристократично и
    изысканно.
     - Это невозможно, - сказала я. - При всем желании.
     - Почему?
     - В аристократических кругах не обкладывают друг друга хуями. Так не принято.
     - Тогда обложи тем, чем принято, - сказал он, - Но так, чтобы у него жопа треснула.
    Ну давай, включи этот свой сарказм, которым ты мне всю душу проела. Пускай он хоть раз
    пользу принесет.
     Что-то в его тоне удержало меня от вопроса, о какой именно пользе он говорит. Он был трогателен в своей детской обиде, и мне передалась ее часть. А уж если быть честной до конца, разве надо дважды просить лису обложить хуями английского аристократа?
     Сев за компьютер, я задумалась. Моя интернационально-феминистическая составляющая
    требовала, чтобы ответ строился вокруг фразы "suck my dick", как у самых продвинутых
    американок. Но рациональная часть моего "я" подсказывала, что в письме, подписанном
    Александром, этого будет недостаточно. Я написала следующее:
    
     Dear Lord Cricket,
     Being extremely busy, I'm not sure that you can currently suck my dick. However,
    please feel encouraged to fantasise about such a development while sucking on a cucumber, a carrot, an eggplant or any other elongated roundish object you might find appropriate for that matter.
     With kind regards,
     Alexandre Fenrir - Gray
    
     Я специально написала не "Alexander", a "Alexandre", на французский манер. Фамилию
    "Fenrir-Gray" я придумала в последний момент, в приступе вдохновения. Она уж точно звучала аристократично. Правда, сразу вспоминался чай "Эрл Грей", из-за чего подпись чуть отдавала бергамотовым маслом, но все равно имя было одноразовым.
     - Ну? - спросил он.
     - Примерно так, - сказала я. - Дорогой лорд Крикет, в настоящий момент я очень
    занят и не уверен, что вы можете сделать мне, так сказать, это самое. Однако не стесняйтесь фантазировать на эту тему в то время, как будете сосать огурец, морковку, баклажан или любой другой продолговатый округлый предмет, который вы найдете подходящим для этой цели. С уважением, Саша Серый.
     - А можно без уважения?
     - Тогда не будет аристократично.
     - Ну ладно, - вздохнул он. - Посылай... А потом иди сюда, у Серого Волка есть дело к Красной Шапочке.
     - Какое еще дело?
     - Сейчас у нас будет это... Коллоквиум по психоанализу русских народных сказок. Мы
    будем кидать Красной Шапочке пирожки в корзинку. К сожалению, пирожок у нас всего один.
    Поэтому кидать его в корзинку мы будем много раз подряд.
     - Фу какая пошлость...
     - Ты сама подойдешь или мне за тобой сходить?
     - Сама подойду. Только давай договоримся, быстренько-быстренько. Нам уже ехать
    пора. И сегодня мне ничего не перекусывай, а то я замучилась новые трусики покупать,
    хорошо? Мне же не всякие подходят.
     - Угу.
     - И еще, пока ты говорить можешь...
     - Чего?
     - Скажи, почему тебе каждый раз надо ввернуть в разговор эту апологию
    самодовольного воинствующего невежества?
     - Это как?
     - Ну как про Красную Шапочку и психоанализ. Мне иногда кажется, что ты пытаешься
    трахнуть в моем лице всю историю и культуру.
     - С культурой - есть немного, - сказал он. - А при чем тут история? Ты что, Сфинкс?
    Сколько тебе, кстати, лет? Я бы дал лет шестнадцать. А сколько на самом деле?
     Я почувствовала, как мои щеки становятся горячими-горячими.
     - Мне?
     - Да.
     - Знаешь, - нашлась я, - я как-то читала стихи одного прокурора в малотиражке
    министерства юстиции. Там было стихотворение про юного защитника Родины, которое
    начиналось со слов: "Я не дал бы ему и пятнадцати лет..."
     - Ну понятно, - сказал он, - сын полка. А при чем тут эти стихи?
     - При том. Когда человек в твоей форме говорит "я бы дал тебе лет шестнадцать", сразу начинаешь думать, по каким статьям.
     - Если тебя раздражает этот китель, - сказал он, - сними свое глупое платье, и скоро вместо погон будет мягкая серая шерстка. Вот так, хорошо. Какая ты сегодня умница...
     - Слушай, а ты им сделаешь пропуск в храм Христа Спасителя?
     - У-у-у!
     - Нет? И правильно. Мы же только что этому Брайану ответ написали. Хотя... Хочешь
    вклеить ему так, чтобы вышло по-настоящему аристократично?
     - Р-р-р!
     - Если после этого письма, где ты ему все объяснил, ты все-таки устроишь ему пропуск, будет действительно высший класс. А?
     - Р-р-р!
     - Значит, сделаем?
     - Р-р-р!
     - Хорошо. Я тебе тогда напомню... Вот дурак, а? Я же сказала, не перекусывай! Купи
    себе пластмассовую кость в собачьем магазине и грызи на здоровье, когда меня здесь нет. Что у тебя, зубы режутся? Волчище... И давай быстрее, через час надо быть в лесу.
    
     *
    
     Машина остановилась на краю леса, недалеко от панельной шестиэтажки, которую я
    наметила в качестве начального ориентира.
     - Куда теперь? - спросил Александр.
     Он держал себя со снисходительным дружелюбием взрослого, которого вовлекают в
    бессмысленную игру дети. Меня это раздражало. "Ничего, - подумала я, - посмотрим, что ты
    скажешь через час..."
     Взяв пакет с шампанским и бокалами, я вылезла из машины. Александр что-то тихо сказал шоферу и вылез следом. Я неспешно пошла к лесу.
     В лесу уже было лето. Стояли те удивительные майские дни, когда зелень и цветы
    кажутся бессмертными, победившими навсегда. Но я знала - пройдет всего две-три недели, и в московском воздухе разольется предчувствие осени.
     Вместо того чтобы любоваться природой, я глядела под ноги - мои каблуки-шпильки
    уходили в землю, и надо было следить, куда ставишь ногу. Мы дошли до скамейки, стоявшей
    между двух берез. Это был следующий ориентир. Отсюда до дома лесника оставалось всего
    несколько шагов.
     - Присядем, - сказала я.
     Мы сели на скамейку. Я протянула ему бутылку, и он ловко открыл ее.
     - Хорошо тут, - сказал он, разливая шампанское по бокалам. - Тихо. Еще весна, а все
    уже зеленое. Цветы... А на севере всюду снег. И лед.
     - Чего это ты про север вспомнил?
     - Так просто. За что пьем?
     - За счастливую охоту.
     Мы чокнулись. Допив шампанское, я разбила бокал о край скамейки и острой стеклянной
    кромкой перерезала лямку платья над правым плечом. Он следил за моими действиями с
    хмурым неодобрением.
     - Будешь изображать амазонку? Я промолчала.
     - Слушай, а почему ты вся в черном? И очки черные? Закос под "Матрицу"?
     Я опять промолчала.
     - Нет, ты не подумай. Черное тебе действительно идет, только...
     - Дальше я пойду одна, - оборвала я.
     - А мне что делать?
     - Когда я побегу, можешь бежать следом. Только где-нибудь сбоку. И умоляю тебя, не
    вмешивайся. Даже если тебе что-то не понравится. Просто держись в стороне и смотри.
     - Ладно.
     - И соблюдай дистанцию. А то напугаешь людей.
     - Каких людей?
     - Увидишь.
     - Мне все это не нравится, - сказал он. - Тревожно за тебя. Может, лучше не надо?
     Я решительно встала.
     - Все. Начинаем.
     Я уже говорила, что целью охоты на кур является супрафизическая трансформация, и
    здесь очень важна правильная последовательность подготовительных действий. Чтобы
    трансформация началась, мы ставим себя в крайне неловкое положение - такое, когда от
    собственной нелепости перехватывает дыхание и хочется провалиться сквозь землю от позора. Именно для этого нужны вечернее платье и туфли на каблуках. Мы доводим ситуацию до такого абсурда, что нам не остается иного выхода, кроме как превратиться в зверя. А курочка требуется как биологический катализатор реакции - без нее трансформация невозможна. Крайне важно, чтобы она оставалась в живых до самого конца - если она гибнет, к нам быстро возвращается человеческий облик. Поэтому выбирать следует самую здоровую и сильную птицу.
     Подойдя к курятнику, я посмотрела на дом лесника. В его окне отражалось солнце, и я не видела, есть ли кто-нибудь за стеклом. Но люди в доме точно были. Из открытой двери доносилась музыка - строгие мужские голоса (кажется, монашеские) пели: "Добрая ночь... божий покой... божий покров над уснувшей землей..."
     Следовало спешить.
     Курятник представлял собой дощатую будку с наклонной крышей из обтянутой
    полиэтиленом фанеры. Я откинула задвижку, распахнула царапнувшую о землю дверь и сразу
    увидела в зловонной полутьме свою добычу. Это была коричневая курочка с белым боком -
    когда все остальные куры кинулись по углам, она одна не тронулась с места. Словно ждала,
    подумала я.
     - Ко-ко-ко, - сказала я хриплым неискренним голосом, быстро нагнулась и схватила ее.
     Курочка оказалась смирной - дернувшись, чтобы поправить неловко поджатое крыло,
    она замерла. Как всегда в такие минуты, мне казалось, что она отлично понимает природу
    происходящего и свою роль в нем. Прижимая ее к груди, я попятилась от курятника. Моя туфля увязла каблуком в земле, подвернулась и соскочила с ноги. Вслед за ней я сбросила и вторую.
     - Эй, дочка, - позвал голос.
     Я подняла глаза. На крыльце стоял мужик лет пятидесяти, в затертой рабочей спецовке, с густыми висячими усами.
     - Ты чего? - спросил он. - С головой непорядок?
     Вслед за мужиком из двери появился румяный парень лет тридцати, тоже с усами -
    видимо, сын. Он был одет в синий спортивный костюм с крупными буквами "ЦСКА". Я
    отметила, что оба слишком плотного телосложения для быстрого бега.
     Приближался момент истины. Глядя на них с загадочной улыбкой, я расстегнула молнию
    на правом боку. Теперь платье держалось на одной левой лямке, и я легко высвободилась из
    него, дав ему упасть на землю. На мне оставалась только короткая ночная рубашка оранжевого цвета, которая совершенно не сковывала движений. Ветерок приятно обвевал мое полуголое тело.
     На крыльцо вышел третий зритель - мальчик лет восьми с пластмассовым мечом в руках.
    Он уставился на меня безо всякого удивления - наверно, я была для него подобием ожившей
    картинки из телевизора, в котором он видел и не такое.
     - Не стыдно? - спросил вислоусый глава дома. Вот тут он попал в самую точку. Стыд к
    этому
     моменту заполнил всю мою душу. Это был уже не стыд - отвращение к себе. Мне
    казалось, что я стою в эпицентре мирового позора, и на меня смотрят не просто оскорбленные куровладельцы - целые небесные иерархии, мириады духовных существ с гневным презрением глядели на меня из своих недостижимых миров. Я стала медленно пятиться от курятника.
     Отец с сыном переглянулись.
     - Ты куру-то пусти, - сказал сын и шагнул с крыльца.
     Мальчик с мечом в руке открыл рот в ожидании потехи. Уже не только мой ум, все мое
    тело до последней клеточки понимало, что из кокона невыносимого срама остается
    один-единственный выход - уходящая в лес дорога. И тогда я повернулась и побежала.
     Дальше все развивалось по классической схеме. Первые шаги были болезненными из-за
    веток и камушков, которые впивались в босые ноги. Но через несколько секунд началась
    трансформация. Сначала я почувствовала, как сводит вместе пальцы рук. Удерживать курочку
    стало сложнее - теперь приходилось изо всех сил прижимать ее к груди, и надо было следить, чтобы не придушить ее ненароком. Затем я перестала ощущать боль в ступнях. А еще через несколько секунд я уже неслась на трех лапах и не испытывала никаких неудобств.
     К этому моменту нельзя было не заметить произошедших со мной перемен - и их
    заметили. Сзади донеслось улюлюканье. Я оглянулась и осклабилась. За мной гнались оба
    куровладельца, отец и сын. Но они уже сильно отставали. Я притормозила, чтобы выпутаться из ночной рубашки (это было несложно - мое тело стало поджарым и гибким), и, дав им приблизиться, побежала дальше.
     Что заставляет человека в подобной ситуации гнаться за лисой? Дело здесь, конечно, не в стремлении вернуть украденную собственность. Когда с лисой происходит супрафизический сдвиг, преследователи видят нечто разрушающее все их представления о мире. И дальше они бегут уже не за украденной курицей, а за этим чудом. Они гонятся за отблеском невозможного, который впервые озарил их тусклые жизни. Поэтому удрать от них бывает довольно трудно.
     На счастье, дорожка в лесу оказалась пуста (за все время погони никто не попался
    навстречу). Я знала, что Александр где-то рядом - до меня долетал треск веток и шелест
    рассекаемой листвы в стороне от тропинки. Но я никого не видела - только раз или два мне
    померещилась мелькнувшая в просвете между кустами тень.
     Старший куркуль (какое подходящее слово - целый мешок куриц) начал отставать.
    Когда стало ясно, что ему уже не сократить разрыва, он махнул рукой и вышел из гонки, Его сын держал хорошую скорость еще около километра, а затем сильно сбавил. Я перешла на неспешную трусцу, и мы пробежали еще метров пятьсот. Затем мой преследователь стал задыхаться, и вскоре у него совсем не осталось сил для бега - похоже, он был курильщиком. Остановившись, он уперся руками в колени, выпучил на меня темные глаза и сразу напомнил мне покойного сикха из "Националя". Но я подавила личные чувства - здесь они были неуместны.
     Если бы моей задачей было оторваться, на этом погоня завершилась бы (вот так чудесное уходит из человеческой жизни). Но у меня была другая цель - охота. Я остановилась. Между нами осталось не больше двадцати метров.
     Я уже говорила: если лиса отпускает курочку, максимум через минуту все
    супрафизические изменения исчезают. Естественно, бежать быстрее человека лиса уже не
    может. Поэтому маневр, который я решила проделать, был рискованным - но меня
    подстегивало сознание, что за мной следит Александр. Я отпустила курочку. Та сделала
    несколько неуверенных шагов по асфальту и остановилась (во время погони они входят в
    своеобразный транс и ведут себя заторможенно). Сосчитав до десяти, я снова подхватила ее и прижала к груди.
     Такого издевательства мой преследователь не вынес - собрав все силы, он вновь
    рванулся за мной, и мы пробежали еще метров триста в очень достойном темпе. Я была
    счастлива - охота, несомненно, удалась.
     И тут случилась неожиданность. Когда мы пробегали мимо развилки, деревья возле
    которой были помечены синими и красными стрелками (вероятно, для лыжников - хотя не
    знаю, что подумал бы Александр), я услышала, как мой преследователь закричал:
     - Сюда! Помогите!
     Оглянувшись, я увидела, как он кому-то машет. А затем с боковой дорожки, которую мы
    только что миновали, выехали два конных милиционера.
     Не знаю, как передать ужас и величие этой минуты. У Пушкина есть нечто подобное в
    "Медном всаднике", но там был один всадник, а тут их было двое. Как в замедленной съемке из страшного сна, они развернулись, нацелились на меня четырьмя мордами - двумя милицейскими и двумя лошадиными - и понеслись следом.
     Почему мы так ненавидим английских аристократов? Достаточно было бы на несколько
    секунд оказаться в моей шкуре (а к этому моменту я уже покрылась ей, только немного
    неровно, пятнами), чтобы больше никогда не задавать этого вопроса. Менты - народ тупой и
    подневольный, что с них взять. Но как можно извинить образованных людей, которые
    превратили чужую агонию в развлечение и спорт? Вот потому я не осуждаю сестричку И -
    хотя сама, конечно, не стала бы заниматься тем, чем она.
     С тех пор как я последний раз уходила от конных преследователей, прошло почти сто лет (это было под Мелитополем во время Гражданской войны). Но когда за моей спиной тяжело застучали копыта, я сразу же вспомнила тот день. Воспоминание было живым и страшным - мне даже показалось на миг, что весь двадцатый век просто примерещился мне от жары и нехватки кислорода, а на самом деле я так и бегу из последних сил от пьяных буденновцев, гонящих меня к смерти по пыльной дороге. Жуткое ощущение.
     Испуг придал мне сил. Кроме того, от страха моя супрафизическая трансформация зашла
    очень далеко, гораздо дальше, чем во время обычной охоты. Сначала это казалось мне
    преимуществом, поскольку теперь и бежала быстрее. Но затем я поняла, что это меня и
    погубит. Лапа, которой я прижимала курочку к груди, превращалась в обычную лисью
    конечность, которой ничего нельзя держать. И у меня не осталось контроля над этим
    процессом. Это было неостановимое сползание к пропасти: еще несколько секунд агонии, и я
    выронила курочку. Она кувыркнулась в воздухе и с возмущенным кудахтаньем вылетела на
    обочину. Я уже стала самой настоящей лисой - но теперь мне оставалось быть ею совсем
    недолго.
     И здесь я вдруг заметила одну очень странную вещь.
     Я вдруг поняла, что мой хвост, у которого вроде бы не было никакой работы, занят делом. Лиса немедленно догадается, о чем речь, а вот человеку объяснить трудно. Александр рассказывал анекдот про одного либертена, у которого был такой длинный пенис, что он мог шарить им по окнам ночных клубов. "Ой, кажется я кого-то люблю..." Если отбросить эротические коннотации, это было похожее чувство.
     Больше того, я поняла, что делала это всегда. Скрытый поток гипнотической энергии,
    который я посылала в окружающий мир, не менялся так давно, что совсем перестал
    восприниматься: так бывает с жужжанием холодильника, которое замечаешь, когда оно вдруг
    стихает. Я проследила за лучом - на кого направлено внушение? - и поняла, что оно
    направлено... на меня саму.
     BANG, как пишут в комиксах.
     Контроль не изменил мне в эту минуту. Я по-прежнему ясно осознавала происходящее -
    и вокруг, и в собственном уме. Один из моих внутренних голосов громовым басом повторил
    слова Лаэрта, сказанные Гамлету после рокового удара рапиры:
     - Всей жизни у тебя на полчаса...
     - А почему полчаса? Что за яд был на рапире? - поинтересовался другой голос.
     - Интересно было бы обсудить это с шекспироведом Шитманом, - заметил третий, -
    только он, бедняга, уже не с нами...
     - Вот скоро и обсудишь! - рявкнул четвертый.
     Мне стало страшно: у лис есть поверье, что перед смертью они видят истину, а потом все их внутренние голоса начинают говорить одновременно. Неужели? Нет, подумала я, только не сейчас... Но у меня не было гамлетовских тридцати минут. Было от силы тридцать секунд, и они быстро истекали.
     Лес кончился. Тропинка оборвалась на опушке, вдоль которой, как всегда, гуляли
    женщины с колясками из окрестных домов. Меня заметили; раздался визг и крики. Из
    последних сил я пронеслась мимо гуляющих, увидела другую тропу, ведущую обратно в лес, и
    свернула на нее.
     Но тело уже изменяло мне. Я почувствовала боль в ладонях, разогнулась и побежала на
    задних лапах - собственно, уже не на лапах, а на обыкновенных девичьих ножках. Потом я
    наступила на какую-то особенно колючую шишку, пискнула и упала на колени.

/ Полные произведения / Пелевин В.О. / Священная книга оборотня