/ Полные произведения / Кассиль Л.А. / Дело вкуса
Дело вкуса [2/9]
![]() |
![]() |
![]() |
В системе Гегеля областью человеческих понятий о мире и вещах ведали философы. Представлениям человеческого ума о жни соответствовали религия и мышление. А область чувственного созерцания отводилась Гегелем искусству.
Марксм учит, что чувство красоты у человека развивалось постепенно в процессе его исторического развития и создавалось под влиянием его проводственной деятельности. Представления о красоте, эстетические требования менялись. Восприятие прекрасного или, наоборот, безобразного не было одинаковым у разных народов в разные времена, на это восприятие определенным образом воздействовали условия жни, труда, проводства и развивавшаяся культура человеческого общества.
Так, скажем, первобытный человек, рабски зависевший от природы, не испытывал удовольствия, глядя на непроходимый лес, через который ему надо пробиться, на крутые горы, ставшие на его пути. Впоследствии, подчинив себе во многом силы природы, почувствовав себя в какой-то мере хозяином ее, человек начал уже постигать красоту природы, наслаждаться ее созерцанием и воспевать ее в искусстве.
Или возьмем другой пр Прогрессивный художник, живущий в капиталистической стране и выступающий против жестокой эксплуатации трудового народа, решил выразить свой протест средствами живописи. Как он это делает?
Он рисует тяжелую поступь железной пяты капиталма, которая попирает все живое, отравляет воздух копотью фабричных труб, выжигает зелень, умерщвляет природу.
Так он, художник, живущий в условиях социального неравенства, выразил сущность капиталистической индустрии, основанной на подневольном, нуряющем труде. Вся его картина проникнута чувством горечи, боли за человека.
Она вызывает гнев, протест против унижения человека.
Картина на индустриальную тему, вдохновенно написанная сегодня художником, живущим в социалистической стране, где все средства проводства являются собственностью народа, где индустрия и вся экономика развиваются во имя блага человека,- будет проникнута другими настроениями, она будет вызывать совсем иные эмоции - чувство радости и духовного подъема. На полотне, скажем, ображена гигантская стройка - мощная плотина, которая должна перекрыть течение великой реки. И все здесь будет иным - мужественные, сильные люди, гордые тем, что им подвластны и силы природы, и могучая техника; тут яркое солнце, необъятные просторы - все здесь славит жнь, звучит гимном свободному человеку труда.
Литература и искусство, отражая стремления, вкусы общества, в свою очередь воспитывают определенные представления о красоте. Изменение форм проводственных отношений в человеческом обществе, смена социальных систем меняли и отношение людей к тем или иным формам искусства и некоторые представления о прекрасном. Конечно, проведения искусства, исполненные высшего художественного совершенства, выдерживая проверку временем, являют собой пример той красоты, которую принято называть бессмертной. Но люди, не отказываясь от нее, всегда ищут новые идеалы красоты, соответствующие современным устремлениям общества. Так возникали различные стили в искусстве, в литературе, менялись требования к предметному оформлению быта.
Постепенно исторически складывался ведущий стиль той или иной эпохи, выражающий определенную классовую идеологию.
Возникновение нового стиля всегда следствие общественных, идейных перемен.
Под стилем надо понимать всю сумму прнаков, идейных и художественных особенностей, которые отличают искусство того или иного времени, того или иного направления. Каждому стилю свойственны определенный, исторически сложившийся круг идей, тем, сюжетов, свои средства выражения, свой особый характер построения художественного образа.
Вспомним, например, готическую архитектуру, линии которой, следуя за суровыми догмами католической религии, возносятся вверх, к небу, как бы указуя своими шпилями, всем движением пластических вертикалей на существование "всевышнего". Или барокко с его торжественными, мощными формами и обилием лепных украшений. Этот стиль прван был не только утверждать величие господствующих классов - он воспевал безграничное многообразие мира. А легкая, прихотливая архитектура зданий и формы убранства стиля рококо с его завитушками, смахивающими на папильотки или на пенные гребешки игривых волн! Это был придворный стиль роскошествовавших и легкомысленных французских королей. Пусть простят меня строгие искусствоведы, но мне всегда кажется, будто я вижу за капрными, причудливыми обрамлениями легких сквозных решеток рококо, похожих на жардиньерки, несколько продувной, ветерком подбитый уклад жни тогдашнего французского двора.
С развитием классового общества эстетические ценности, предметы художественной культуры все меньше и меньше принадлежали народу, становясь собственностью господствующего класса. Искусство, находясь в вестной зависимости от верхушки общества, вольно или невольно выра упало ее вкусы. Представители господствующих классов заказывали художникам свои портреты, в которых воспевались величие, богатство, мощь высших слоев общества.
Архитекторы возводили здания - замки, дворцы, соборы,- поражавшие людей пышностью и грандиозностью;
монументальность их формы как бы подчеркивала непоколебимое могущество господствующего класса. Таким образом, искусство, отвечая определенным эстетическим требованиям, идеологически поддерживало классовую верхушку общества и несло тем самым вестную утилитарно-политическую службу.
Марксм учит, что искусству присущи три функции, три стороны, находящиеся в органическом единстве, неразрывно связанные друг с другом. Во-первых, искусство является средством познания жни, отражая ее в художественном образе. Во-вторых, искусство само воздействует на жнь. Оно служит идейно-воспитательным целям, формируя тем самым идеи, мысли, чувства людей, определенным образом органуя их мышление и действия. Первые две функции только тогда выполняют свою роль, когда в проведении есть третья, обязательная сторона искусства - эстетическая. То есть если проведение всем строем своих образов доставляет художественное наслаждение, заставляет волноваться и жить жнью его героев.
Возьмем, например, "Записки охотника" Тургенева, одно замечательнейших проведений русской классической литературы. Эта книга позволяет читателю широко узнать русскую жнь середины прошлого века. При этом читатель как бы сам видит эти живописные сцены жни, ображенные большим художником слова. Писатель не дает научного исследования своей эпохи, но через художественные образы, мастерски выписанные характеры людей, через их взаимоотношения и окружающую обстановку он раскрывает главнейшие черты жни, труда, положения народа в те годы.
В то же время своим уважением и сочувствием к простым, трудовым людям, терпящим нужду, унижение, гнет и насилие помещиков и тем не менее не теряющим глубокого человеческого достоинства и поэтической веры в добро, автор вызывает у читателя восхищение этими людьми, сострадание к ним и гнев против их угнетателей. Талантливое проведение писателя, правдиво отразившее жнь русской деревни, обнажило самую суть крепостничества, наглядно показало чудовищное бесправие, в котором жило крестьянство во времена Тургенева. "Записки охотника" способствовали росту освободительных, демократических настроений в России.
Таким образом, мы видим, что правдивое проведение литературы учит глубже познавать жнь и вызывает потребность менить ее на пользу человека.
Чудесные человеческие характеры, проникновенно написанные Тургеневым картины русской природы, необычайная живость народной речи, волнующая поэтичность авторских раздумий - все это доставляет читателю огромное художественное наслаждение, раскрывая перед ним новый, прекрасный мир мыслей и чувств.
Но, уча людей постигать красоту, искусство часто рисует и уродливые стороны жни. Некоторые люди, не понимающие назначения искусства, склонны видеть в этом проявление плохого вкуса.
Изображение дурных, отталкивающих явлений также входит в задачи искусства. Разве не получаем мы высокого эстетического удовольствия, читая, допустим, в "Мертвых душах" Гоголя страницы о Плюшкине? А уж что может быть безобразнее и страшнее этого чудовищного, потерявшего в скупости человеческий облик старикашки, у которого паук обвил своими тенетами даже маятник безнадежно остановившихся часов?.. А офорты выдающегося испанского художника конца XVIII - начала XIX века Гойи, обличавшие ужасы войны? А карикатуры замечательного французского графика Домье, зло высмеивавшего жадных буржуа, обывателей, ханжей? А зловещие, уродливые химеры на карнах собора Парижской богоматери, напоминающие о разных человеческих пороках?.. Или карикатуры на наших врагов, сделанные талантливыми Кукрыниксами?
Недаром вестный французский теоретик искусства XVII века Буало писал:
В искусстве воплотясь, и чудище и гад Нам все же радуют настороженный взгляд.
Какую страшную сторону жни приоткрывает в своем рассказе "Страсти-мордасти" Горький! А мы видим при этом лучистую, жадно пробивающуюся к свету душу маленького, живущего в обстановке продажного разврата ребенка-калеки...
Сочно нарисованная Шолоховым картина нравов старого казачества, подчас во всей их жестокости и грубости, позволяет писателю еще ярче подчеркнуть в "Тихом Доне" необоримую и всеочищающую силу любви Аксиньи к Григорию.
Известно, какое огромное впечатление провело на молодого Ленина чтение рассказа А. П. Чехова "Палата э б", с потрясающей силой рисующего буквально ад кромешный, в котором влачат жалкое существование бесправные, больные люди. Этот рассказ содержит огромное обобщение.
Перед читателем возникает страшная картина жни царской России того времени.
Вот как воспринял Ленин проведение Чехова:
"Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате э б" ].
Искусство самого строгого вкуса может говорить и о некрасивом, страшном, дурном. Оно обязано делать это, служа людям своей разоблачающей правдой. Но показ даже самого безобразного должен осуществляться в искусстве высокохудожественными средствами, доставляющими эстетическое удовольствие, каким бы чуждым для представлений о красоте ни был, казалось, сам материал, взятый художником, иначе искусство теряет одну своих неотъемлемых сторон - эмоциональную, чувственную, эстетическую.
Обязательное, непременное свойство каждого подлинного проведения искусства - его высокая правдивость.
Как-то в разговоре с группой студентов я услышал следующее :
- Вот вы говорите, что хороший вкус всегда стремится выразить правду... Как же в свете этого утверждения нужно рассматривать творчество Грина, где почти все - выдумка?
Я не вижу в творчестве такого своеобразного и талантливого писателя, как А. С. Грин, прнаков ухода от подлинной художественной правды. Проведения Грина - это, скорее, чудесные, полные романтики сказки для взрослых. А у сказки поэтическая правда жни выражается по-своему, по собственным законам. В условной форме рассказов и повестей о людях и делах не существующей на реальной географической карте страны Зурбаган писатель славит отвагу, верность, доброту, сердечность, искусный труд, величие души скромных, мужественных людей, подразумевая при этом и веря, что такие люди должны победить также на реальной земле. И недаром сегодня гриновский "алый парус", поднятый на страницах "Комсомольской правды", ведет молодых романтиков в рейсы, полные мечты, труда, поиска и борьбы.
Когда говоришь молодым читателям, что человек хорошего, серьезного вкуса ценит в литературе прежде всего отображенную в ней большую правду жни, встречаешь еще иногда и такое возражение:
- Но ведь "правда жни" - это понятие относительное и достаточно спорное.
Нет, дорогие товарищи! Нельзя считать, что существуют разные правды жни. Для нас существует одна правда - сама жнь, действительное положение вещей, сущность которых нам помогает познавать марксистская диалектика; она учит нас понимать и ход истории и внутреннее единство законов природы.
Когда мы говорим о хорошем вкусе в искусстве и в жни, мы, конечно, учитываем, что люди не всегда имели возможность понимать законы развития общества так, как понимаем их сейчас мы, вооруженные марксистско-ленинским учением. Вот почему, когда мы аналируем отдельное проведение искусства, нам следует обязательно рассматривать его в тесной связи с теми историческими условиями, в которых оно возникло, а оценку художнику, его создавшему, давать исходя главного - верно ли отражало это проведение искусства современную ему действительность, отвечало ли передовым идеям времени, отстаивало ли эти идаи?
Если же нам нужно понять, правдиво или неправдиво отобразил художник жнь наших дней, наше сегодня, мы обращаемся к главному и единственно верному критерию - к основным принципам искусства социалистического реалма. То есть мы вдумываемся в то, как отражает это проведение великую правду жни страны социалма, как раскрыты перспективы ее развития, как увидел художник советских людей - строителей коммунма, рассмотрел ли он те новые черты, которые отличают наш строй, наш быт, наши думы; мы проверяем также, хватило ли у художника зоркости, страстности, остроты, честности в разоблачении дурного, отсталого, что мешает нам двигаться вперед, улучшать жнь советских людей. Ведь огромное значение в проведениях искусства социалистического реалма имеет их морально-этическая сторона, активная позиция автора, утверждающего коммунистические идеалы.
При этом нам нужно настойчиво добиваться того, чтобы каждое проведение искусства отличалось совершенством формы, яркой выразительностью.
Очень образно сказал о высоком значении формы знаменитый французский художник Делакруа:
"Лучшее достоинство картины - это когда она является праздником для глаза (разрядка наша.-Л. К.).
Я не хочу этим сказать, что в картине не требуется здравого смысла. Это - как прекрасные стихи: весь здравый смысл всего мира не помешает им быть плохими, если они неприятны для слуха..."
Каждое проведение нашего искусства должно быть праздником для народа. Оно создается, чтобы доставлять огромное художественное наслаждение, нести большую правду нашей жни. Почему, например, завоевал такую любовь у читателей "Василий Теркин" А. Твардовского?
Да потому, что поэт сумел с необыкновенной доходчивостью и поэтической выразительностью образить настоящий национальный, советский народный характер своего героя, полный обаяния, удали, удивительной душевности и сыновней любви к социалистической Родине.
И вот другой герой, уже совсем иного склада и характера, но и он покоряет нас своей огромной художественной силой, завладевает нашими сердцами,- это молодой боец Советской Армии, герой одного лучших советских кинофильмов- "Баллады о солдате" режиссера Чухрая. Он моложе Теркина, в нем нет той бывалости, которая присуща герою Твардовского. Но нас глубоко трогает проникновенная чистота характера совсем еще юного солдата, в котором отразились лучшие черты и помыслы молодого поколения, принявшего на свои плечи горькие и страшные тяготы войны, борьбы за свободу и счастье нашей советской земли.
Характеры и черты, как видите, у героев поэмы Твардовского и фильма Чухрая внешне разнятся, но эти прекрасные образы, как один, так и другой, выражают языком искусства волнующие черты жни, поведения и чувств советского человека.
Вот о какой единственной правде искусства, верной правде жни, мы и говорили, когда обсуждали вопрос о том, что же отличает проведение хорошего художественного вкуса.
Мы с вами живем в еще сравнительно молодом, ко уже сложившемся трудовом социалистическом обществе. Оно ясно определило свое идейное направление, свои моральноатические принципы. И потому было бы неверно отрывать вопросы эстетического развития советских людей от их политического и морального роста.
У нас сложились уже свои представления о красоте, об истиннных радостях жни. Эти представления продиктованы условиями жни нашего общества. Социалистическое общество вырабатывает постепенно в человеке умение разобраться в том, что же истинно красиво, а что лишь внешней поддельной красивостью прикрывает внутреннее безобразие, отравляет отношения между людьми, прививает неуважение к человеку. Совсем другие эстетические принципы типичны для капиталистического общества, где часто красоту жни видят в крикливой роскоши, на которую так падки преуспевающие барышники, где воспевается и смакуется грубая сила, попираются законы человечности.
Вкус, свойственный передовым, культурным людям нашего советского общества, учит видеть прекрасное во всем, что вносит разумную, осмысленную красоту в труд людей, во взаимоотношения их, в восприятие жни. Верный вкус помогает понять красоту во всем, что обогащает духовный мир людей, делает наш быт (убранство жилья, оформление общественных зданий, одежду и домашнюю утварь) удобным для труда, для отдыха и в то же время радующим глаз человека.
Уже сегодня мы наш общественный вкус, наши эстетические оценки мысленно согласуем с представлениями о тех качествах, которые выработает в человеке коммунистический быт.
Мы против громоздкой, лишней роскоши, которой кичились русские купцы, бряцавшие тяжелой мошной, и которой сейчас еще любят хвастаться богатей и воротилы капиталистических стран, подчеркивая свое денежное могущество бьющей в глаза пышностью. Мы боремся за создание красивых, ящных, добротных предметов обихода, за вещи, помогающие людям выглядеть ящно, чувствовать себя хорошо, работать и отдыхать с удовольствием.
Мы осуждаем все грубое, крикливое, неполноценное, мы решительно боремся со всем тем, что нарушает сложившиеся в нашем обществе представления о прекрасном, со всем, что, прикрываясь модной фальшивкой, пытается обмануть глаз или слух человека. Все, что вызывающе или скрыто нарушает общепринятый у нас порядок личного поведения человека,- все это оскорбляет общественный вкус и осуждается нами как прнак дурного тона, чуясдого нам образа жни. МНИМЫЕ УТЕШЕНИЯ
БЕЗВКУСИЦЫ
Мы говорили уже о том, что хороший вкус тяготеет к правде, дурной - к фальши, что вкус человека проявляется во всем: в его костюме, в поведении, в манерах, привычках, в том, как он выражает свои мысли, как относится к тем или иным явлениям литературы и искусства, какие книги, песни, спектакли, фильмы любит, какую обстановку предпочитает дома. Личный вкус определяет, в конце концов, весь стиль жни человека. И недаром говорят:
"стиль - это человек".
Мне приходилось уже несколько раз сталкиваться с тем, что некоторые наши молодые люди подразумевают под словом "стиль" ту особую и малопривлекательную манеру, с какой некоторые юноши и девушки танцуют западноевропейские танцы, собственно, весь тот пошиб, который и породил ироническую кличку "стиляга",- и так только понимают значение слова "стиль". Здесь я хочу воспользоваться случаем, чтобы покончить с зтим заблуждением, с этим неверным толкованием понятия "стиль".
Когда мы, повторяя вестное речение Бюффона, говорим "стиль-это человек", мы подразумеваем, что этот "личный стиль", внешний облик человека отражает в большой мере его душевные, нравственные черты, егь культурные навыки.
Если человек правдив, искренен, строг к себе, уважает свое и чужое достоинство, он постарается и одеваться, и вести себя, и выглядеть так, чтобы в его поведении, во внешности, во всем его облике не было ничего кричащего, наигранного, нескромного, заявляющего претензию, которая на самом деле не может быть оправданна... Такой человек постарается и в речи своей быть точным и в выражениях умеренным. Он не станет бряцать иностранными терминами, даже если и учает языки других народов, не будет выдавать услышанные где-то остроты за свои собственные, приводить заимствованные у других людей мнения о незнакомых ему вещах как плод собственного ума. Он не будет при содействии портного на сажень распяливать плечи на своем пиджаке, чтобы казаться атлетом. А девушка добрых правил не станет намалевывать на своих щеках румянец, перед которым побледнел бы помидор, или запудриваться до приобретения фиолетового отлива утопленницы.
Я твердо убежден, что дурной вкус, подчас проявляемый некоторыми нашими молодыми людьми обоего пола, порожден прежде всего желанием "набить себе цену", нескромно выделиться среди подруг и товарищей, выглядеть не совсем тем, кем они сами в действительности являются.
Чем, например, смешны эти самые пресловутые "стиляги" и так называемые "фифы"? Беда ведь не в том, что они о всех сил тщатся следовать за последними капрами заграничной моды, всегда при этом, конечно, опаздывая примерно годика на два и выглядя, так сказать, всемирными франтами позапрошлого года. Дело не в длине пиджака, чрезмерной узости брючек или юбок или, наоборот, в необозримой ширине клешей. Бог с ними, с фасонами,дело не в них! Беда в том, что эдакий хлыщ или подобная модница непременно стараются выглядеть иностранцами на нашей улице.
Помните, еще у Маяковского:
Он был
монтером Ваней, но,
в духе парижан, себе
присвоил званье:
"электротехник Жан".
Они и особую манеру речи себе присваивают - с какимто импортным шиком, который переняли с экрана, раз десять кряду просмотрев далеко не лучший заграничный кинофильм.
И походку-то они себе вырабатывают эдакую расслабленную, усталую, разухабисто-болтающуюся - дескать, обошли они чуть ли не весь мир на своих рубчатых подошвах, все на свете видели, все им наскучило - вот и притомились...
Ничем уже их не удивишь, ничто их, разочарованных, не расшевелит, разве только звуки рок-эн-ролла или твиста, от которых ноги у них сразу начинают дергаться, как у дохлой нагальванированной лягушки. Все в этих молодчиках и девицах - вранье, все - фальшивка, рассчитанная на дешевое доверие и не очень наблюдательный глаз завистливых зевак.
Ко ничем не лучше та манера, с которой любят одеваться и вести себя молодые люди, как будто очень далекие от стиляг и даже презирающие их, но выработавшие для себя свой особый стиль. Ходит такой парень в расклешенных сверх всякого устава брюках, в тельняшке, которая видна -под расстегнутого ворота рубахи. На руке у такого татуировка - якорь, русалки, вымпелы и прочая невытравимая "морская романтика". Одним словом, альбатрос, морская душа... А на самом-то деле он тех, о ком настоящие моряки говорят: "поперек борща на ложке плавал".
Кстати, если уж говорить о татуировке, то ее когдато моряки переняли у ряда племен Африки, Америки, Океании, где обычай выжигать на коже различные знаки НОСЕЛ ритуальный характер или превращался в манеру особым образом разукрашивать тело. У матросоз так называемая "наколка" когда-то была действительно вызвана определенными условиями морской службы. По знакам, по рисункам на коже опознавали моряков среди утопленников, выброшенных на берег после кораблекрушения. Сейчас на флоте ведется борьба с этими проявлениями сохранившейся, но уже ненужной традиции. А между тем мне не раз выпадал случай сталкиваться с юношами, которые когда-то по глупости, по молодости лет накололи себе на коже всевозможные узоры и теперь не знают, как от них бавиться. Приходится обращаться к врачу, но и он не всегда имеет возможность устранить эти нестирающиеся следы нелепого ухарского вкуса.
А тот жаргон, словесный мусор, блатные словечки, которыми еще порой любят уснащать речь некоторые молодые люди,- разве это, в сущности, не фальшивка? Просто старается парень прослыть человеком бывалым, видавшим виды, сквозь огонь, воду и медные трубы прошедшим.
Уголовники, те пользуются этим потайным жаргоном, так называемой "блатной музыкой", как определенным секретным кодом, чтобы не посвящать окружающих в их мерзкие воровские дела и оставаться непонятыми для посторонних.
А иной парень или какая-нибудь простодушная девица, чтобы, как они выражаются, "давить фасон", щеголяют подобными неблагозвучными словесами ради дрянного шика.
Хороший вкус - это прежде всего вкус здоровый, помогающий человеку видеть, познавать истинную красоту мира;
хороший вкус - это вкус взыскательный, требовательный, строгий, честный, то есть чурающийся всего ложного, фальшивого, поддельного. Хороший вкус прывает человека быть искренним, как говорят, оставаться всегда самим собой, то есть проявлять себя одинаково на словах и на деле, стремиться к подлинно прекрасному, а не внешне красивенькому, испытывать отвращение ко всякой подделке, к любого рода наигрышу.
Если, скажем, человек верного вкуса задумается над тем, что ему нужно расти, он не станет делать это за счет каких-нибудь внешних примет - увеличения каблуков или, скажем, кока иа голове, а серьезно займется своим развитием, духовным совершенствованием; он обогатит себя новыми знаниями, постарается подняться на более высокий уровень культуры. А ведь иной раз, слушая какого-нибудь велеречивого болтуна, так и чувствуешь, что он забрался на ходули выспренних, но мало что выражающих слов, чтобы образить этими "высокими" словами свои карликовые мысли...
Дурной вкус - это вкус ленивый, не дающий человеку серьезно задуматься над смыслом жни, над собственным поведением, над тем, какое место он занимает в обществе.
Плохой вкус - это вкус грубый, не умеющий распознавать истинную красоту и довольствующийся примитивной красивостью. Лев Толстой говорил, что такой вкус груб, даже если кажется утонченным, тяготеющим к каким-то особым ыскам, так как, по существу, не вникает в истинно прекрасное и способен воспринимать лишь то, что, грубо выражаясь, шибает в нос, оглушает первым впечатлением.
Дурной вкус-это прежде всего вкус "дешевенький", не умеющий находить верную оценку тому, что действительно дорого в жни, хотя и не набивается само на глаза.
И это вкус лживый: он готов прикрыть внешним блеском внутреннее невежество, он ревниво прислушивается к чужому толку, жадно, часто не разобравшись, торопливо следует за дешевой приманкой пустопорожнего, показного шика, легко мирится с кустарными, крикливо раскрашенными открытками на стене, с аляповатыми бумажными цветами ка комоде, простительными только на похоронах, да и то лишь в ту пору, когда нет живых цветов или трудно заказать искусственные металлические, матерчатые.
Кричащие, якобы соответствующие заграничной моде галстуки системы "павлиний глаз", шарфы всех цветов светофора, способные нарушить уличное движение, напрокат взятые с чужих уст ходовые стандартные обороты речи записных остроумцев, вроде: "красота, кто понимает", "свой в доску", "будьте покойнички", "ну, жмаю пять", "факт", "сила", "законно", "как штык", "на все сто", и, наконец, не по праву задержавшееся после войны, уместное и верно звучавшее лишь во фронтовом обиходе словечко "точно" - вот весьма распространенный арсенал средств и речений, которыми "оснащает" человека дурной вкус. Но подробнее об этом мы скажем дальше, в главе, специально посвященной вопросам языка и вкуса.
Люди дурного вкуса неспособны по-настсящему глубоко наслаждаться искусством. Дешевый, невзыскательный, лживый вкус приучает находить и в книге, и в спектакле, и в кинофильме лишь забавные случаи или занятные приключения, пикантные анекдотики, не вызывающие никаких чувств и мыслей. Невольно вырабатывается привычка противиться всему серьезному, правдивому, волнующему - всему тому, что дает настоящее искусство. Читателей подобного рода восхищают лишь незамысловатые, ловкие подвиги удачливых героев, маловероятные, но счастливые совпадения, роскошные прнания в любви, пышные описания богатых салонов - словом, все то, что давала так называемая бульварная, "галантерейная" литература, книги дурного пошиба, уводящие читателя от подлинной жни и отягощающие его суррогатными чувствами, чувствами-подделками и умильным враньем о придуманном благополучии.
* * *
Коммунистическая партия првала наших писателей, музыкантов, артистов, художников оправдать высокое доверие народа и вести беспощадную борьбу с теми ложными, а потому враждебными нам вкусами, которые стремятся навязать нашей молодежи некоторые зарубежные недруги.
Буржуазные идеологи различными ухищрениями пытаются уловить в свои сети души наших молодых людей.
В ход пускается все, только бы отучить их мыслить, чувствовать, чтобы расслабить волю, привить пошленький, обывательский вкус. Вот почему мы не можем быть безучастными ко всему, что пытается навязать нам, назойливо всучить под дымовой завесой болтовни о "свободном искусстве" враждебная нам пропаганда.
Когда мы говорим о формировании художественного вкуса, верных эстетических представлений у наших людей, мы прываем молодежь овладеть всеми сокровищами, накопленными духовной культурой человечества.
[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ]