/ Полные произведения / Гайдар А.П. / Голубая чашка
Голубая чашка [2/2]
 |
Скачать полное произведение |
 |
Но подошел сбоку старый серый гусь. Много он видал и пострашней на свете. Скосил он голову, посмотрел одним глазом, клюнул - тут ему, раку, и смерть пришла.
...Но вот мы выкупались, обсохли, оделись и пошли дальше.
И опять нам всякого по пути попадалось немало: и люди, и кони, и телеги, и машины, и даже серый зверь - еж, которого мы прихватили с собой. Да только он скоро наколол нам руки, и мы его столкнули в студеный ручей.
Фыркнул еж и поплыл на другой берег. "Вот, - думает, - безобразники! Поищи-ка теперь отсюда свою нору".
И вышли мы наконец к озеру.
Здесь-то и кончалось самое далекое поле колхоза "Рассвет", а на том берегу уже расстилались земли "Красной зари".
Тут мы увидели на опушке бревенчатый дом и сразу же догадались, что здесь живет дочь сторожа Валентина и ее сын Федор.
Мы подошли к ограде с той стороны, откуда караулили усадьбу высокие, как солдаты, цветы - подсолнухи.
На крыльце, в саду, стояла сама Валентина. Была она высокая, широкоплечая, как и ее отец, сторож. Ворот голубой кофты был распахнут. В одной руке она держала половую щетку, а в другой - мокрую тряпку.
- Федор! - строго кричала она. - Ты куда, негодник, серую кастрюлю задевал?
- Во-на! - раздался из-под малины важный голос, и белобрысый Федор показал на лужу, где плавала груженная щепками и травой кастрюля.
- А куда, бесстыдник, решето спрятал?
- Во-на! - все так же важно ответил Федор и показал на придавленное камнем решето, под которым что-то ворочалось.
- Вот погоди, атаман!.. Придешь домой, я тебя мокрой тряпкой приглажу, - пригрозила Валентина и, увидав нас, одернула подоткнутую юбку.
- Здравствуйте! - сказал я. - Вам отец шлет поклон.
- Спасибо! - отозвалась Валентина. - Заходите в сад, отдохните.
Мы прошли через калитку и улеглись под спелой яблоней.
Толстый сын Федор был только в одной рубашке, а перепачканные глиной мокрые штаны валялись в траве.
- Я малину ем, - серьезно сообщил нам Федор. - Два куста объел. И еще буду.
- Ешь на здоровье, - пожелал я. - Только смотри, друг, не лопни.
Федор остановился, потыкал себя кулаком в живот, сердито взглянул на меня и, захватив свои штаны, вперевалку пошел к дому.
Долго мы лежали молча. Мне показалось, что Светлана уснула. Я повернулся к ней и увидел, что она вовсе не спит, а, затаив дыхание, смотрит на серебристую бабочку, которая тихонько ползет по рукаву ее розового платья.
И вдруг раздался мощный рокочущий гул, воздух задрожал, и блестящий самолет, как буря, промчался над вершинами тихих яблонь.
Вздрогнула Светлана, вспорхнула бабочка, слетел с забора желтый петух, с криком промелькнула поперек неба испуганная галка - и все стихло.
- Это тот самый летчик пролетел, - с досадой сказала Светлана, - это тот, который приходил к нам вчера.
- Почему же тот? - приподнимая голову, спросил я. - Может быть, это совсем другой.
- Нет, тот самый. Я сама вчера слышала, как он сказал маме, что он улетает завтра далеко и насовсем. Я ела красный помидор, а мама ему ответила: "Ну, прощайте. Счастливый путь"...
- Папка, - усаживаясь мне на живот, попросила Светлана, - расскажи что-нибудь про маму. Ну, например, как все было, когда меня еще не было.
- Как было? Да все так же и было. Сначала день, потом ночь, потом опять день, и еще ночь...
- И еще тысячу дней! - нетерпеливо перебила Светлана. - Ну, вот ты и расскажи, что в эти дни было. Сам знаешь, а притворяешься...
- Ладно, расскажу, только ты слезь с меня на траву, а то мне рассказывать тяжело будет. Ну, слушай!..
Было тогда нашей Марусе семнадцать лет. Напали на их городок белые, схватили они Марусиного отца и посадили его в тюрьму. А матери у ней давно уж не было, и осталась наша Маруся совсем одна...
- Что-то ее жалко становится, - подвигаясь поближе, вставила Светлана. - Ну, рассказывай дальше.
- Накинула Маруся платок и выбежала на улицу. А на улице белые солдаты ведут в тюрьму и рабочих и работниц. А буржуи, конечно, белым рады, и всюду в ихних домах горят огни, играет музыка. И некуда нашей Марусе пойти, и некому рассказать ей про свое горе...
- Что-то уже совсем жалко, - нетерпеливо перебила Светлана. - Ты, папка, до красных скорее рассказывай.
- Вышла тогда Маруся за город. Луна светила. Шумел ветер. И раскинулась перед Марусей широкая степь...
- С волками?
- Нет, без волков. Волки тогда от стрельбы все по лесам попрятались. И подумала Маруся: "Убегу я через степь в город Белгород. Там стоит Красная Армия товарища Ворошилова. Он, говорят, очень храбрый. И если попросить, то, может быть, и поможет".
А того не знала глупая Маруся, что не ждет никогда Красная Армия, чтобы ее просили. А сама она мчится на помощь туда, где напали белые. И уже близко от Маруси продвигаются по степи наши красноармейские отряды. И каждая винтовка заряжена на пять патронов, а каждый пулемет - на двести пятьдесят.
Ехал я тогда по степи с военным дозором. Вдруг мелькнула чья-то тень и сразу - за бугор. "Ага! - думаю. - Стой: белый разведчик. Дальше не уйдешь никуда".
Ударил я коня шпорами. Выскочил за бугор. Гляжу - что за чудо: нет белого разведчика, а стоит под луной какая-то девчонка. Лица не видно, и только волосы по ветру развеваются.
Соскочил я с коня, а наган на всякий случай в руке держу. Подошел и спрашиваю: "Кто ты и зачем в полночь по степи бегаешь?"
А луна вышла бо-ольшая, большущая! Увидала девчонка на моей папахе красноармейскую звезду, обняла меня и заплакала.
Вот тут-то мы с ней, с Марусей, и познакомились.
А под утро из города белых мы выбили. Тюрьмы раскрыли и рабочих выпустили.
Вот лежу я днем в лазарете. Грудь у меня немного прострелена. И плечо болит: когда с коня падал, о камень ударился.
Приходит ко мне мой командир эскадрона и говорит:
"Ну, прощай, уходим мы дальше за белыми. На тебе в подарок от товарищей хорошего табаку и бумаги, лежи спокойно и скорее выздоравливай".
Вот и день прошел. Здравствуй, вечер! И грудь болит, и плечо ноет. И на сердце скучно. Скучно, друг Светлана, одному быть без товарищей!
Вдруг раскрылась дверь, и быстро, бесшумно вошла на носках Маруся! И так я тогда обрадовался, что даже вскрикнул.
А Маруся подошла, села рядом и положила руку на мою совсем горячую голову и говорит:
"Я тебя весь день после боя искала. Больно тебе, милый?"
А я говорю:
"Наплевать, что больно, Маруся. Отчего ты такая бледная?"
"Ты спи, - ответила Маруся. - Спи крепко. Я около тебя все дни буду".
Вот тогда-то мы с Марусей во второй раз встретились и с тех пор уж всегда жили вместе.
- Папка, - взволнованно спросила тогда Светлана. - Это ведь мы не по правде ушли из дома? Ведь она нас любит. Мы только походим, походим и опять придем.
- Откуда ты знаешь, что любит? Может быть, тебя еще любит, а меня уже нет.
- Ой, вре-ешь! - покачала головой Светлана. - Я вчера ночью проснулась, смотрю, мама отложила книгу, повернулась к тебе и долго на тебя смотрит.
- Эко дело, что смотрит! Она и в окошко смотрит, на всех людей смотрит! Есть глаза, вот и смотрит.
- Ой, нет! - убежденно возразила Светлана. - Когда в окошко, то смотрит совсем не так, а вот как...
Тут Светлана вздернула тоненькие брови, склонила набок голову, поджала губы и равнодушно взглянула на проходившего мимо петуха.
- А когда любят, смотрят не так.
Как будто бы сияние озарило голубые Светланкины глаза, вздрогнули опустившиеся ресницы, и милый задумчивый Марусин взгляд упал мне на лицо.
- Разбойница! - подхватывая Светлану, крикнул я. - А как ты на меня вчера смотрела, когда разлила чернила?
- Ну, тогда ты меня за дверь выгнал, а выгнатые смотрят всегда сердито.
Мы не разбивали голубой чашки. Это, может быть, сама Маруся как-нибудь разбила. Но мы ее простили. Мало ли кто на кого понапрасну плохое подумает? Однажды и Светлана на меня подумала. Да я и сам на Марусю плохое подумал тоже. И я пошел к хозяйке Валентине, чтобы спросить, нет ли нам к дому дороги поближе.
- Сейчас муж на станцию поедет, - сказала Валентина. - Он вас довезет до самой мельницы, а там уже и недалеко.
Возвращаясь в сад, я встретил у крыльца смущенную Светлану.
- Папа, - таинственным шепотом сообщила она, - этот сын Федор вылез из малины и тянет из твоего мешка пряники.
Мы пошли к яблоне, но хитрый сын Федор, увидав нас, поспешно скрылся в гуще подзаборных лопухов.
- Федор! - позвал я. - Иди сюда, не бойся.
Верхушки лопухов закачались, и было ясно, что Федор решительно удаляется прочь.
- Федор! - повторил я. - Иди сюда. Я тебе все пряники отдам.
Лопухи перестали качаться, и вскоре из чащи донеслось тяжелое сопение.
- Я стою, - раздался наконец сердитый голос, - тут без штанов, везде крапива.
Тогда, как великан над лесом, зашагал я через лопухи, достал сурового Федора и высыпал перед ним все остатки из мешка.
Он неторопливо подобрал все в подол рубашки и, не сказав даже "спасибо", направился в другой конец сада.
- Ишь какой важный, - неодобрительно заметила Светлана, - снял штаны и ходит как барин!
К дому подкатила запряженная парой телега. На крыльцо вышла Валентина:
- Собирайтесь, кони хорошие - домчат быстро.
Опять показался Федор. Был он теперь в штанах и, быстро шагая, тащил за шиворот хорошенького дымчатого котенка. Должно быть, котенок привык к таким ухваткам, потому что он не вырывался, не мяукал, а только нетерпеливо вертел пушистым хвостом.
- На! - сказал Федор и сунул котенка Светлане.
- Насовсем? - обрадовалась Светлана и нерешительно взглянула на меня.
- Берите, берите, если надо, - предложила Валентина. - У нас этого добра много. Федор! А ты зачем пряники в капустные грядки спрятал? Я через окно все видела.
- Сейчас пойду еще дальше спрячу, - успокоил ее Федор и ушел вперевалку, как важный косолапый медвежонок.
- Весь в деда, - улыбнулась Валентина. - Этакий здоровила. А всего только четыре года.
Мы ехали широкой ровной дорогой. Наступал вечер. Шли нам навстречу с работы усталые, но веселые люди.
Прогрохотал в гараж колхозный грузовик.
Пропела в поле военная труба.
Звякнул в деревне сигнальный колокол.
Загудел за лесом тяжелый-тяжелый паровоз. Туу!.. Ту!.. Крутитесь, колеса, торопитесь, вагоны, дорога железная, длинная, далекая!
И, крепко прижимая пушистого котенка, под стук телеги счастливая Светлана распевала такую песню:
Чики-чики!
Ходят мыши.
Ходят с хвостами,
Очень злые.
Лезут всюду.
Лезут на полку.
Трах-тарарах!
И летит чашка.
А кто виноват?
Ну, никто не виноват.
Только мыши
Из черных дыр.
- Здравствуйте, мыши!
Мы вернулись.
И что же такое
С собой несем?..
Оно мяукает,
Оно прыгает
И пьет из блюдечка молоко.
Теперь убирайтесь
В черные дыры,
Или оно вас разорвет
На куски,
На десять кусков,
На двадцать кусков,
На сто миллионов
Лохматых кусков.
Возле мельницы мы спрыгнули с телеги.
Слышно было, как за оградой Пашка Букамашкин, Санька, Берта и еще кто-то играли в чижа.
- Ты не жульничай! - кричал Берте возмущенный Санька. - То на меня говорили, а то сами нашагивают.
- Кто-то там опять нашагивает, - объяснила Светлана, - должно быть, сейчас снова поругаются. - И, вздохнув, она добавила: - Такая уж игра!
С волнением приближались мы к дому. Оставалось только завернуть за угол и подняться наверх.
Вдруг мы растерянно переглянулись и остановились.
Ни дырявого забора, ни высокого крыльца еще не было видно, но уже показалась деревянная крыша нашего серого домика, и над ней с веселым жужжанием крутилась наша роскошная сверкающая вертушка.
- Это мамка сама на крышу лазила! - взвизгнула Светлана и рванула меня вперед.
Мы вышли на горку.
Оранжевые лучи вечернего солнца озарили крыльцо. И на нем, в красном платье, без платка и в сандалиях на босу ногу, стояла и улыбалась наша Маруся.
- Смейся, смейся! - разрешила ей подбежавшая Светлана. - Мы тебя все равно уже простили.
Подошел и я, посмотрел Марусе в лицо.
Глаза Маруси были карие, и смотрели они ласково. Видно было, что ждала она нас долго, наконец-то дождалась и теперь крепко рада.
"Нет, - твердо решил я, отбрасывая носком сапога валявшиеся черепки голубой чашки. - Это все только серые злые мыши. И мы не разбивали. И Маруся ничего не разбивала тоже".
...А потом был вечер. И луна и звезды.
Долго втроем сидели мы в саду, под спелой вишней, и Маруся нам рассказывала, где была, что делала и что видела.
А уж Светланкин рассказ затянулся бы, вероятно, до полуночи, если бы Маруся не спохватилась и не погнала ее спать.
- Ну что?! - забирая с собой сонного котенка, спросила меня хитрая Светланка. - А разве теперь у нас жизнь плохая?
Поднялись и мы.
Золотая луна сияла над нашим садом.
Прогремел на север далекий поезд.
Прогудел и скрылся в тучах полуночный летчик.
- А жизнь, товарищи... была совсем хорошая!
Добавил: feeshKa
[ 1 ] [ 2 ]