• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Твен М. / Приключения Тома Сойера

Приключения Тома Сойера [7/13]

Скачать полное произведение

    — Ну да, сколько раз, — подтвердил Гек.
     — И я тоже, — сказал Том, — тысячу раз говорил. Один раз около бойни. Помнишь, Гек? Еще тогда были с нами Боб Таннер, Джонни Миллер и Джеф Тэтчер. Ты ведь помнишь, Гек, я это говорил?
     — Ну да, еще бы, — сказал Гек. — Это было в тот самый день, когда я потерял белый шарик. Нет, не в тот день, а накануне.
     — Ага, что я тебе говорил, — сказал Том. — Вот и Гек тоже помнит.
     — Мне кажется, я бы мог целый день курить трубку, — сказал Джо. — Ни капельки не тошнит.
     — И меня тоже ни капельки, — сказал Том. — Я бы мог курить целый день. А вот Джеф Тэтчер, наверно, не мог бы.
     — Джеф Тэтчер! Да он от двух затяжек под стол свалится. Пускай попробует хоть один раз. Где ему!
     — Ну конечно. И Джонни Миллер тоже, — хотел бы я посмотреть, как он за это примется!
     — Еще бы, я тоже! — сказал Джо. — Куда твой Джонни Миллер годится! Его от одной затяжки совсем свернет.
     — Ну да, свернет. А хотелось бы мне, чтобы ребята на нас поглядели теперь.
     — И мне тоже.
     — Вот что, друзья, мы никому ничего не скажем, а как-нибудь, когда они все соберутся, я подойду к тебе и скажу: «Джо, трубка с тобой? Что-то захотелось покурить». А ты ответишь так, между прочим, будто это ровно ничего не значит: «Да, старая трубка со мной, и запасная тоже есть, только табак неважный». А я скажу: «Это ничего, лишь бы был покрепче». А ты достанешь обе трубки, и мы с тобой закурим как ни в чем не бывало, — то-то они удивятся!
     — Ей-богу, вот будет здорово! Жалко, что сейчас они нас не видят!
     — Еще бы не жалко! А когда мы скажем, что выучились курить, когда были пиратами, небось позавидуют, что не были с нами?
     — Конечно, позавидуют! Да еще как!
     И разговор продолжался. Но скоро он стал каким-то вялым и бессвязным. Паузы удлинились, курильщики стали сплевывать что-то уж очень часто. За щеками у них образовались как будто фонтаны; под языком было сущее наводнение, только успевай откачивать; заливало даже и в горло, несмотря на все старания, и все время подкатывала тошнота. Оба мальчика побледнели, и вид у них был самый жалкий. Трубка выпала из ослабевших пальцев Джо Гарпера. То же самое случилось и с Томом. Оба фонтана работали вовсю, так что насосы едва поспевали откачивать. Джо сказал слабым голосом:
     — Я потерял ножик. Пойти, что ли, поискать?
     Том, заикаясь, едва выговорил дрожащими губами:
     — Я тебе помогу. Ты ступай вон в ту сторону, а я поищу около ручья. Нет, ты с нами не ходи, Гек, мы и без тебя найдем.
     Гек опять уселся и поджидал их около часа. Потом соскучился и пошел разыскивать своих друзей. Он нашел их в чаще леса, очень далеко друг от друга. И тот и другой крепко спали и были очень бледны. Однако он догадался почему-то, что если с ними и случилась какая-нибудь неприятность, то теперь все уже прошло.
     За ужином в тот вечер они были очень неразговорчивы. Они совсем присмирели, и, когда Гек набил себе после ужина трубку и собирался набить и для них, они сказали, что не надо, они что-то неважно себя чувствуют, — должно быть, съели за обедом что-нибудь лишнее.
     Около полуночи Джо проснулся и разбудил остальных. В воздухе чувствовалась какая-то гнетущая тяжесть; она не предвещала ничего хорошего. Мальчики все теснее жались к гостеприимному огню, хотя в воздухе стояла такая духота, что нечем было дышать. Примолкнув, они сидели в напряженном ожидании. Все, чего не мог осветить костер, поглощала черная тьма. Вдруг дрожащая вспышка на один миг слабо осветила листву и погасла. За ней блеснула другая, немножечко ярче. Потом еще одна. Потом негромко вздохнули и словно застонали верхушки деревьев; мальчики ощутили мимолетное дыхание на своих щеках и вздрогнули, вообразив, что это пролетел мимо дух ночи. Все стихло. Вдруг неестественно яркая вспышка осветила их бледные, испуганные лица и превратила ночь в день, так что стала видна каждая тоненькая травинка у них под ногами. Глухо зарокотал гром, прокатился по всему небу сверху вниз и затерялся где-то в отдалении, сердито ворча. Струя холодного воздуха обдала мальчиков, зашелестела листвой и засыпала хлопьями золы землю вокруг костра. Еще одна резкая вспышка молнии осветила весь лес, и сразу раздался такой грохот, что вершины деревьев словно раскололись у мальчиков над головой. Они в страхе жались друг к другу среди непроглядного мрака. Первые крупные капли дождя зашлепали по листьям.
     — Живей, ребята, под навес! — крикнул Том.
     Они вскочили и побежали все в разные стороны, спотыкаясь в темноте о корни деревьев и путаясь в диком винограде. Ослепительно сверкала молния, грохотали раскаты грома. И вдруг хлынул проливной дождь, и поднявшийся ураган погнал его по земле полосой. Мальчики что-то кричали друг другу, но рев ветра и раскаты грома совсем заглушали их голоса. Наконец один за другим они добрались до навеса и забились под него, озябшие, перепуганные и мокрые хоть выжми; но и то уже казалось им хорошо, что они терпят беду все вместе. Старый парус хлопал так яростно, что разговаривать было нельзя, даже если б им удалось перекричать все другие шумы. Гроза бушевала все сильней и сильней, и вдруг парус сорвался, и порыв ветра унес его прочь. Мальчики схватились за руки и побежали, то и дело спотыкаясь и набивая себе шишки, под большой дуб на берегу реки. Теперь гроза была в полном разгаре. В беспрерывном сверкании молний, загоравшихся в небе, все на земле становилось видно отчетливо, резко и без теней: гнущиеся деревья, волны на реке и белые гребни на них, летящие хлопья пены, смутные очертания высоких утесов на том берегу, едва видные сквозь бегущие тучи и пелену косого дождя. Чуть не каждую минуту какое-нибудь гигантское дерево, не выдержав напора бури, с треском рушилось, ломая молодую поросль, а непрерывные раскаты грома грохотали, как взрывы, сильно, оглушительно и так страшно, что сказать нельзя. Гроза разыгралась и грянула с такой силой, что, казалось, вот-вот разнесет остров вдребезги, сожжет его, зальет до верхушек деревьев, снесет ветром и оглушит каждое живое существо на нем, — и все это в одно и то же мгновение. Страшно было в такую ночь оставаться под открытым небом.
     Но в конце концов битва кончилась, войска отступили, угрожающе ворча и громыхая в отдалении, и на земле снова воцарился мир. Мальчики вернулись в лагерь, сильно напуганные; оказалось, что большой платан, под которым они устроили себе постели, лежал вдребезги разбитый молнией, и мальчики радовались, что их не было под деревом, когда оно рухнуло.
     Все в лагере было залито водой, и костер тоже, потому что, по свойственной их возрасту беспечности, мальчики и не подумали чем-нибудь прикрыть огонь от дождя. Было от чего прийти в отчаяние, так они промокли и озябли. Они красноречиво выражали свое горе; но скоро обнаружилось, что огонь ушел далеко под большое бревно, в том месте, где оно приподнималось, отделившись от земли, и от дождя укрылась тлеющая полоска в ладонь шириной. Мальчики терпеливо раздували огонь и подкладывали щепки и кору, доставая их из-под сухих снизу бревен, пока костер не разгорелся снова. Тогда они навалили сверху толстых сучьев, пламя заревело, как в горне, и мальчики опять повеселели. Они высушили вареный окорок и наелись досыта, а потом до самого рассвета сидели у костра, хвастаясь и приукрашивая ночное происшествие, потому что спать все равно было негде — ни одного сухого местечка кругом.
     Как только первые лучи солнца прокрались сквозь ветви, мальчиков стало клонить ко сну, они отправились на отмель и улеглись там. Мало-помалу начало припекать солнце, и они нехотя поднялись и стали готовить завтрак. После еды они раскисли, едва двигались, и им опять захотелось домой.
     Том это заметил и принялся развлекать пиратов чем только мог. Но их не прельщали ни шарики, ни цирк, ни купанье, ничто на свете. Он напомнил им про важный секрет, и это вызвало проблеск радости. Пока этот проблеск не угас, Том успел заинтересовать их новой выдумкой. Он решил бросить пока игру в пиратов и для разнообразия сделаться индейцами: Им эта мысль понравилась — и вот, не долго думая, все они разделись догола, вымазались с ног до головы полосами грязи, точно зебры, и помчались по лесу, собираясь напасть на английских поселенцев. Все они, конечно, были вожди.
     Потом они разбились на три враждебных племени и бросались друг на друга из засады со страшными криками, убивая врагов и снимая скальпы тысячами. День выдался кровопролитный и, значит, очень удачный.
     Они собрались в лагере к ужину, голодные и веселые, но тут возникло затруднение: враждебные племена не могли оказывать друг другу гостеприимство, не заключив между собой перемирия, а заключать его было просто невозможно, не выкурив трубки мира. Никакого другого пути они просто не знали. Двое индейцев пожалели даже, что не остались пиратами. Однако делать было нечего, и потому, прикинувшись, будто им это очень нравится, они потребовали трубку и стали затягиваться по очереди, как полагается, передавая ее друг другу.
     В конце концов они даже порадовались, что стали индейцами, потому что это их кое-чему научило: оказалось, что теперь они могут курить понемножку, не уходя искать потерянный ножик, — их тошнило гораздо меньше и до больших неприятностей дело не доходило. Как же было упустить такую великолепную возможность, не приложив никаких стараний. Нет, после ужина они опять попробовали курить, и с большим успехом, так что вечер прошел очень хорошо. Они так гордились и радовались своему новому достижению, будто сняли скальпы и содрали кожу с шести племен. А теперь мы их оставим курить, болтать и хвастаться, так как можем пока обойтись и без них.
    
    
     ГЛАВА XVII
    
     Зато никто во всем городке не веселился в этот тихий субботний вечер. Семейство тети Полли и все Гарперы облачились в траур, заливаясь слезами неутешного горя. В городе стояла необычайная тишина, хотя, сказать по правде, в нем и всегда было довольно тихо. Горожане занимались своими делами с каким-то рассеянным видом и почти не разговаривали между собой, зато очень часто вздыхали. Для детей субботний отдых оказался тяжким бременем. Им совсем не хотелось играть и веселиться, и мало-помалу всякие игры были брошены.
     К концу дня Бекки Тэтчер забрела на опустевший школьный двор, не зная, куда деваться от тоски. Но там не нашлось ничего такого, что могло бы ее утешить. Она стала разговаривать сама с собой:
     — Ах, если б у меня была теперь хоть та медная шишечка! Но у меня ничего не осталось на память о нем! — И она проглотила подступившие слезы.
     Потом, остановившись, она сказала себе:
     — Это было как раз вот здесь. Если бы все повторилось снова, я бы этого не сказала, ни за что на свете не сказала бы. Но его уже нет; я никогда, никогда, никогда больше его не увижу.
     Эта мысль окончательно расстроила Бекки, и она побрела прочь, заливаясь горючими слезами. Потом подошла кучка мальчиков и девочек — товарищей Тома и Джо; они остановились у забора и стали глядеть во двор, разговаривая благоговейным шепотом насчет того, где они в последний раз видели Тома, и как он тогда сделал то-то и то-то, и как Джо сказал такие-то и такие-то слова (по-видимому, ничего не значившие, но предвещавшие беду, как все теперь понимали), — и каждый из говоривших показывал то самое место, где стояли тогда погибшие, прибавляя что-нибудь вроде: а я стоял вот тут, как раз где сейчас стою, а он совсем рядом — где ты стоишь, а он улыбнулся вот так — и у меня мурашки по спине вдруг побежали, до того страшно стало, — а я тогда, конечно, не понял, к чему бы это, зато теперь понимаю.
     Потом заспорили насчет того, кто последний видел мальчиков живыми, и многие претендовали на это печальное отличие и давали показания, более или менее опровергаемые свидетелями; и когда было окончательно установлено, кто последним видел погибших и говорил с ними, то эти счастливчики сразу почувствовали себя возведенными в высокий сан, а все остальные глазели на них и завидовали. Один бедняга, который не мог похвастаться ничем другим, сказал, явно гордясь таким воспоминанием:
     — А меня Том Сойер здорово поколотил один раз!
     Но эта претензия прославиться не имела никакого успеха. Почти каждый из мальчиков мог сказать про себя то же самое, так что это отличие ничего не стоило. Дети пошли дальше, благоговейно обмениваясь воспоминаниями о погибших героях.
     На следующее утро, когда занятия в воскресной школе окончились, зазвонил колокол, но не так весело, как обычно, а мерно и уныло. Воскресенье выдалось очень тихое, и печальный звук колокола очень подходил к настроению тихой грусти, разлитой в природе. Горожане начали собираться в церкви, задерживаясь на минутку на паперти, чтобы побеседовать шепотом о печальном событии. Но в самой церкви никто не шептался; тишину нарушало только шуршанье траурных платьев, когда женщины пробирались к своим местам. Никто не мог припомнить, чтобы маленькая церковь была когда-нибудь так полна. Наступила наконец полная ожидания, напряженная тишина, и тут вошли тетя Полли с Сидом и Мэри, а за ними семейство Гарперов в глубоком трауре; и все прихожане, даже сам старенький проповедник, почтительно поднялись им навстречу и стояли все время, пока родственники погибших не заняли места на передней скамье. Снова наступила проникновенная тишина, прерываемая время от времени глухими рыданиями, а потом пастор начал читать молитву, простирая вперед руки. Пропели трогательный гимн, за которым последовал текст: «Я есмь Воскресение и Жизнь».
     Затем началась проповедь, и пастор изобразил такими красками достоинства, привлекательные манеры и редкие дарования погибших, что каждый из прихожан, созерцая их портреты, ощутил угрызения совести при воспоминании о том, что всегда был несправедлив к бедным мальчикам и всегда видел в них одни только пороки и недостатки. Проповедник рассказал, кроме того, несколько трогательных случаев из жизни покойных, которые рисовали их кроткие, благородные характеры с самой лучшей стороны, и тут все увидели, какие это были замечательные, достойные восхищения поступки, и с прискорбием душевным припомнили, что в то время эти поступки всем казались просто возмутительным озорством, заслуживающим хорошего ремня. Прихожане проявляли все больше и больше волнения, по мере того как длился трогательный рассказ, и наконец вся паства не выдержала и присоединилась горько рыдающим хором к плачущим родственникам, и даже сам проповедник был не в силах сдержать своих чувств и прослезился на кафедре.
     На хорах послышался какой-то шум, но никто не обратил на это внимания; минутой позже скрипнула входная дверь; проповедник отнял платок от мокрых глаз и словно окаменел. Сначала одна пара глаз, потом другая последовала за взглядом проповедника, и вдруг чуть не все прихожане разом поднялись со своих мест, глядя в остолбенении на трех утопленников, шествовавших по проходу: Том шел впереди, за ним Джо, а сзади всех, видимо робея, плелся оборванец Гек, весь в лохмотьях. Они прятались на пустых хорах, слушая надгробную проповедь о самих себе.
     Тетя Полли, Мэри и все Гарперы бросились обнимать своих спасенных и чуть не задушили их поцелуями, воссылая благодарение богу, а бедный Гек стоял совсем растерявшись и чувствовал себя очень неловко, не зная, что делать и куда деваться от неприязненных взглядов. Он нерешительно двинулся к дверям, намереваясь улизнуть, но Том схватил его за руку и сказал:
     — Тетя Полли, это нехорошо. Надо, чтобы и Геку кто-нибудь обрадовался.
     — Ну, само собой разумеется. Я-то ему рада, бедному сиротке!
     И если от чего-нибудь Гек мог сконфузиться еще сильнее, чем до сих пор, то единственно от ласкового внимания тети Полли, которое она начала ему расточать.
     Вдруг проповедник воскликнул громким голосом:
     — Восхвалим господа, подателя всех благ. Пойте! И пойте от всей души!
     И все прихожане запели. Торжественно звучал старинный хорал, сотрясая своды церкви, а пират Том Сойер, оглядываясь на завидовавших ему юнцов, не мог не сознаться самому себе, что это лучшая минута его жизни.
     Выходя толпой из церкви, «обманутые» прихожане говорили друг другу, что согласились бы, чтобы их провели еще раз, лишь бы опять услышать такое прочувствованное пение старого благодарственного гимна.
     Том получил столько подзатыльников и поцелуев за этот день, смотря по настроению тети Полли, сколько прежде не получал за целый год; он и сам бы не мог сказать, в чем больше выражалась любовь к нему и благодарность богу — в подзатыльниках или в поцелуях.
    
    
     ГЛАВА XVIII
    
     Это и была великая тайна Тома — он задумал вернуться домой вместе с братьями пиратами и присутствовать на собственных похоронах. В субботу, когда уже смеркалось, они переправились на бревне к миссурийскому берегу, выбрались на сушу в пяти-шести милях ниже городка, ночевали в лесу, а перед рассветом пробрались к церкви окольной дорогой по переулкам и легли досыпать на хорах среди хаоса поломанных скамеек.
     В понедельник утром, за завтраком, и тетя Полли и Мэри были очень ласковы с Томом и ухаживали за ним наперебой. Разговорам не было конца. Посреди разговора тетя Полли сказала:
     — Ну хорошо, Том, я понимаю, вам было весело мучить всех чуть не целую неделю; но как у тебя хватило жестокости шутки ради мучить и меня? Если вы сумели приплыть на бревне на собственные похороны, то, наверно, можно было бы какнибудь хоть намекнуть мне, что ты не умер, а только сбежал из дому.
     — Да, это ты мог бы сделать, Том, — сказала Мэри, — мне кажется, ты просто забыл об этом, а то так бы и сделал.
     — Это правда, Том? — спросила тетя Полли, и ее лицо осветилось надеждой. — Скажи мне, сделал бы ты это, если бы не забыл?
     — Я... право, я не знаю. Это все испортило бы.
     — Том, я надеялась, что ты меня любишь хоть немножко, — сказала тетя Полли таким расстроенным голосом, что Том растерялся. — Хоть бы подумал обо мне, все-таки это лучше, чем ничего.
     — Ну, тетечка, что же тут плохого? — заступилась Мэри. — Это он просто по рассеянности; он вечно торопится и оттого ни о чем не помнит.
     — Очень жаль, если так. А вот Сид вспомнил бы. Переправился бы сюда и сказал бы мне. Смотри, Том, вспомнишь какнибудь и пожалеешь, что мало думал обо мне, когда это ничего тебе не стоило, да уж будет поздно.
     — Тетечка, ведь вы же знаете, что я вас люблю.
     — Может, и знала бы, если бы ты хоть чем-нибудь это доказал.
     — Теперь я жалею, что не подумал об этом, — сказал Том с раскаянием в голосе, — зато я вас видел во сне. Все-таки хоть что-нибудь, правда?
     — Не бог весть что — сны и кошка может видеть, — но всетаки лучше, чем ничего. Что же тебе снилось?
     — Ну вот, в среду ночью мне приснилось, будто бы вы сидите вот тут, возле кровати, а Сид около ящика с дровами, а Мэри с ним рядом.
     — Верно, так мы и сидели. Мы всегда так сидим. Очень рада, что ты хоть во сне о нас думал.
     — И будто бы мать Джо Гарпера тоже с вами.
     — Верно, и она тут была! А еще что тебе снилось?
     — Да много разного. Только теперь все как-то спуталось.
     — Ну постарайся вспомнить — неужели не можешь?
     — Будто бы ветер... Будто бы ветер задул... задул...
     — Ну, думай, Том! Ветер что-то задул! Ну!
     Том приставил палец ко лбу в тревожном раздумье и минуту спустя сказал:
     — Теперь вспомнил! Вспомнил! Ветер задул свечу!
     — Господи помилуй! Дальше, Том, дальше!
     — И будто бы вы сказали: «Что-то мне кажется, будто дверь... « — Дальше, Том!
     — Дайте мне подумать минутку, одну минутку... Ах да! Вы сказали, что вам кажется, будто дверь отворилась.
     — Верно, как то, что я сейчас тут сижу! Ведь правда, Мэри, я это говорила? Дальше!
     — А потом... а потом... наверно не помню, но как будто вы послали Сида и велели...
     — Ну? Ну? Что я ему велела, Том? Что я ему велела?
     — Велели ему... Ах, да! Вы велели ему закрыть дверь.
     — Ну вот, ей-богу, никогда в жизни ничего подобного не слыхивала. Вот и говорите после этого, что сны ничего не значат. Надо сию же минуту рассказать про это Сирини Гарпер. Пусть говорит, что хочет, насчет предрассудков, теперь ей не отвертеться. Дальше, Том!
     — Ну, теперь-то я все до капельки припомнил. Потом вы сказали, что я вовсе не такой плохой, а только озорник и рассеянный, и спрашивать с меня все равно что... уж не помню, с жеребенка, что ли.
     — Так оно и было! Ах, боже милостивый! Дальше, Том!
     — А потом вы заплакали.
     — Да, да. Заплакала. Да и не в первый раз. А потом...
     — Потом миссис Гарпер тоже заплакала и сказала, что Джо у нее тоже такой и что она жалеет теперь, что отстегала его за сливки, когда сама же их выплеснула...
     — Том! Дух святой снизошел на тебя! Ты видел пророческий сон, вот что с тобой было! Ну, что же дальше, Том?
     — А потом Сид сказал... он сказал...
     — Я, кажется, ничего не говорил, — заметил Сид.
     — Нет, ты говорил, Сид, — сказала Мэри.
     — Замолчите вы, пускай Том говорит! Ну так что же он сказал, Том?
     — Он сказал... кажется, он сказал, что мне там гораздо лучше, чем здесь, но все-таки, если бы я себя вел по-другому...
     — Ну вот, вы слышите? Эти самые слова он и сказал!
     — А вы ему велели замолчать.
     — Ну да, велела! Верно, ангел божий был с нами в комнате! Где-нибудь тут был ангел!
     — А миссис Гарпер рассказала, как Джо напугал ее пистоном, а вы рассказали про кота и про лекарство...
     — Истинная правда!
     — А потом много было разговоров насчет того, что нас хотят искать в реке и что похороны будут в воскресенье, а потом вы с миссис Гарпер обнялись и заплакали, а потом она ушла.
     — Все так и было! Все так и было! И так же верно, как то, что я здесь сижу. Том, ты не мог бы рассказать это лучше, даже если бы видел все своими собственными глазами! А потом что? И у, Том?
     — Потом вы стали молиться за меня — я видел, как вы молились, и слышал каждое слово. А потом вы легли спать, а мне стало вас жалко, и я написал на куске коры: «Мы не утонули — мы только сделались пиратами», и положил кору на стол около свечки; а потом будто бы вы уснули, и лицо у вас было такое доброе во сне, что я будто бы подошел, наклонился и поцеловал вас в губы.
     — Да что ты, Том, неужели! Я бы тебе все за это простила! — И она схватила и крепко прижала к себе мальчика, отчего он почувствовал себя последним из негодяев.
     — Очень хорошо с его стороны, хотя это был всего-навсего сон, — сказал Сид про себя, но довольно слышно.
     — Замолчи, Сид! Во сне человек ведет себя точно так же, как вел бы и наяву. Вот тебе самое большое яблоко, Том, я его берегла на всякий случай, если ты когда-нибудь найдешься; а теперь ступай в школу. Слава господу богу, отцу нашему небесному за то, что он вернул мне тебя, за его долготерпение и милосердие ко всем, кто в него верит и соблюдает его заповеди, и ко мне тоже, хоть я и недостойна: но если бы одни только достойные пользовались его милостями и помощью в трудную минуту, то немногие знали бы, что такое радость на земле и вечный покой на небе. А теперь убирайтесь отсюда, Сид, Мэри, Том, — да поживей. Надоели вы мне!
     Дети ушли в школу, а тетя Полли отправилась навестить миссис Гарпер с целью побороть ее неверие удивительным сном Тома. Уходя из дому, Сид, однако, остерегся и не высказал вслух ту мысль, которая была у него на уме. Вот что он думал: «Что-то уж очень чудно — запомнил такой длинный сон и ни разу ни в чем не ошибся! « Каким героем чувствовал себя Том! Он не скакал и не прыгал, а выступал не спеша и с достоинством, как подобает пирату, который знает, что на него устремлены глаза всего общества. И действительно, все на него глядели. Он старался делать вид, будто не замечает обращенных на него взглядов и не слышит, что про него говорят, когда он проходит мимо, зато про себя упивался этим. Малыши бегали за ним хвостом и гордились тем, что их видят вместе с ним, а он их не гонит от себя: для них он был чем-то вроде барабанщика во главе процессии или слона во главе входящего в город зверинца. Его ровесники делали вид, будто он вовсе никуда не убегал, и все-таки их терзала зависть. Они отдали бы все на свете за такой темный загар и за такую громкую славу, а Том не расстался бы ни с тем, ни с другим, даже если бы ему предложили взамен стать хозяином цирка.
     В школе все дети так носились и с ним и с Джо Гарпером и смотрели на них такими восторженными глазами, что оба героя в самом скором времени заважничали невыносимо. Они начали рассказывать свои приключения сгоравшим от любопытства слушателям, — но только начали: не такая это была вещь, чтобы скоро кончить, когда неистощимая фантазия подавала им все новый и новый материал. А когда, наконец, Том и Джо достали трубки и принялись преспокойно попыхивать, их слава поднялась на недосягаемую высоту.
     Том решил, что теперь он может не обращать на Бекки Тэтчер никакого внимания и обойтись без нее. Достаточно ему одной славы. Он будет жить для славы. Теперь, когда он так отличился, Бекки, может быть, захочет помириться с ним. Что ж, пускай, — она увидит, что он тоже умеет быть равнодушным, как некоторые другие. Скоро пришла и Бекки. Том притворился, будто не видит ее. Он подошел к кучке мальчиков и девочек и завел с ними разговор. Он заметил, что Бекки, вся раскрасневшаяся, блестя глазами, весело бегает взад и вперед, притворяясь, будто гоняется за подругами, и вскрикивая от радости, когда поймает кого-нибудь: однако он заметил, что если она кого-нибудь ловит, то всегда рядом с ним, а поймав, непременно поглядит на него украдкой. Это очень польстило его тщеславию, и Том еще сильнее заупрямился, вместо того чтобы сдаться. Он решил ни за что не уступать, понимая, чего хочется Бекки. Теперь она перестала бегать и нерешительно прохаживалась неподалеку, с грустью поглядывая украдкой на Тома, и даже вздохнула раза два. Потом она заметила, что Том больше разговаривает с Эми Лоуренс, чем с другими. Сердце у нее заныло, она встревожилась, и ей стало не по себе. Она хотела отойти подальше, а вместо того непослушные ноги несли ее все ближе и ближе к той группе, где был Том. Она заговорила с одной девочкой, которая стояла рядом с Томом:
     — Ах, Мэри Остин! Гадкая девчонка, почему ты не была в воскресной школе?
     — Я была, как же ты меня не видела?
     — Разве ты была? Где ты сидела?
     — В классе мисс Питере; там же, где и всегда. Я тебя видела.
     — Неужели? Странно, как это я тебя не заметила. Мне хотелось поговорить с тобой о пикнике.
     — Вот хорошо! А кто его устраивает?
     — Моя мама.
     — Как это мило! А меня она пригласит?
     — Конечно, пригласит. Ведь пикник для меня. Она позовет всех, кого я захочу, а тебя я непременно хочу позвать.
     — Я так рада. А когда это будет?
     — Очень скоро. Может быть, на каникулах.
     — Вот будет весело! Ты пригласишь всех мальчиков и девочек?
     — Да, всех моих друзей... или тех, кто хочет со мной дружить. — И она украдкой посмотрела на Тома, но он в эту минуту рассказывал Эми Лоуренс про грозу на острове и про то, как молния разбила большой платан «в мелкие щепки», когда он стоял «всего в трех шагах»...
     — А мне можно прийти? — спросила Грэси Миллер.
     — Да.
     — А мне? — спросила Салли Роджерс.
     — Да.
     — И мне тоже можно? — спросила Сюзи Гарпер. — И Джо?
     — Да.
     И все, кроме Тома и Эми, один за другим, радостно хлопая в ладоши, напросились на приглашение. Тогда Том спокойно повернулся к Бекки спиной и, продолжая разговаривать, увел с собой Эми Лоуренс. У Бекки задрожали губы и слезы навернулись на глаза; она постаралась это скрыть, притворяясь веселой, и продолжала болтать по-прежнему, но пикник потерял для нее всякую прелесть, как и все остальное на свете; она постаралась поскорее уйти и спряталась, чтобы выплакаться всласть, как принято говорить у прекрасного пола. Она сидела одна до самого звонка, не желая показывать, как уязвлена ее гордость. Потом встала, тряхнула длинными косами и, мстительно сверкнув глазами, сказала себе, что теперь знает, что ей делать.
     На перемене Том продолжал ухаживать за Эми, веселый и очень довольный собой. Однако он все время старался разыскать Бекки и нанести ей удар в самое сердце своим поведением. Наконец он ее увидел, и его настроение сразу упало. Она сидела в уютном уголке за школьным домом на одной скамеечке с Альфредом Темплом и разглядывала с ним картинки в книжке, склонившись над страницей голова к голове. Оба они были так увлечены этим занятием, что, казалось, вовсе не замечали, что делается на свете. Ревность огнем пробежала по жилам Тома. Он разозлился на самого себя за то, что упустил случай помириться с Бекки, когда она первая подошла к нему. Он ругал себя дураком и всеми бранными словами, какие только приходили ему в голову. Он чуть не заплакал с досады. Эми болтала без умолку, не помня себя от радости, а у Тома язык точно прилип к гортани. Он не слышал того, что говорила ему Эми, а когда она взглядывала на него, ожидая ответа, он бормотал бог знает что, часто даже и невпопад. Его все тянуло за школьный дом, хотя эта возмутительная картина растравляла ему душу. Он не мог с собой справиться. И его просто бесило, что Бекки, как ему казалось, даже не замечает его существования. Однако она все видела, отлично понимала, что победа на ее стороне, и была очень рада, что он теперь страдает так же, как раньше страдала она.
     Веселая болтовня Эми сделалась для него невыносимой. Том намекнул, что у него есть важное дело и что ему надо спешить. Но все было напрасно — девочка трещала по-прежнему. Том подумал: «Ах ты господи, неужели от нее никак не отвяжешься?» Наконец он прямо сказал, что ему надо уйти по делу, а она простодушно ответила, что подождет его «где-нибудь тут» после уроков. И он поскорей убежал, чуть не возненавидев ее за это.
     «Кто угодно, только бы не этот мальчишка! — думал Том, скрежеща зубами. — Кто угодно в городе, только не этот франт из Сент-Луи. Туда же, воображает, что он аристократ, оттого что одет с иголочки! Ну погоди, любезный, я тебя поколотил в первый же день и еще поколочу! Дай только добраться! Вот как возьму да... « И Том принялся колотить воображаемого врага — лупил по воздуху кулаками, замахивался и лягался. «Ах, ты вот как? Проси сейчас же пощады! Ну, так тебе и надо, вперед наука! « И воображаемое побоище закончилось к полному его удовольствию.
     Том сбежал домой в большую перемену. Совесть не позволяла ему больше смотреть на простодушную радость Эми, а ревность стала невыносимой. Бекки опять села рассматривать картинки вместе с Альфредом, но время шло, Том больше не появлялся и мучить было некого, и потому ее торжество поблекло и потеряло дня нее всякий интерес; явилась рассеянность, скука, а там и тоска; два-три раза она настораживалась, прислушиваясь к чьим-то шагам, но это была ложная надежда — Том все не приходил. Наконец она совсем приуныла и начала жалеть, что завела дело так далеко. Бедняга Альфред, который видел, что ей с ним скучно, хотя и не понимал почему, все не унимался:

/ Полные произведения / Твен М. / Приключения Тома Сойера

Смотрите также по произведению "Приключения Тома Сойера":

• Краткое содержание
• Характеристика героев