• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Брэдбери Р. / 451 градус по Фаренгейту

451 градус по Фаренгейту [5/10]

Скачать полное произведение

    унялась, он вернулся в серый сумрак передней и взял новую книгу:
     - "Наша излюбленная тема: о Себе". - Прищурившись, он поглядел на стену. -
    "Наша излюбленная тема: о Себе".
     - Вот это мне понятно,- сказала Милдред.
     - Но для Клариссы это вовсе не было излюбленной темой. Она любила говорить
    о других, обо мне. Из всех, кого я встречал за много, много лет, она первая мне
    по-настоящему понравилась. Только она одна из всех, кого я помню, смотрела мне
    прямо в глаза - так, словно я что-то значу.
     Он поднял с полу обе книги, которые только что читал.
     - Эти люди умерли много лет назад, но я знаю, что все написанное ими здесь
    так или иначе связано с Клариссой.
     Снаружи, под дождем, что-то тихо заскреблось в дверь.
     Монтэг замер. Милдред, вскрикнув, прижалась к стене.
     - Кто-то за дверью... Почему молчит рупор?
     - Я его выключил.
     За дверью слышалось слабое пофыркивание, легкое шипение электрического
    пара. Милдред рассмеялась.
     - Да это просто собака!.. Только и всего! Прогнать ее?
     - Не смей! Сиди!
     Тишина. Там, снаружи, моросящий холодный дождь. А из-под запертой двери -
    тонкий запах голубых электрических разрядов.
     - Продолжим,- спокойно сказал Монтэг. Милдред отшвырнула книгу ногой.
     - Книги - это не люди. Ты читаешь, а я смотрю кругом, и никого нет!
     Он глянул на стены гостиной: мертвые и серые, как воды океана, который,
    однако, готов забурлить жизнью, стоит только включить электронное солнце.
     - А вот "родственники" - это живые люди. Они мне что-то говорят, я смеюсь,
    они смеются. А краски!
     - Да. Я знаю.
     - А кроме того, если брандмейстер Битти узнает об этих книгах...- Она
    задумалась. На лице ее отразилось удивление, потом страх.
     - Он может прийти сюда, сжечь дом, "родственников", все! О, какой ужас!
    Подумай, сколько денег мы вложили во все это! Почему я должна читать книги?
    Зачем?
     - Почему? Зачем?- воскликнул Монтэг.- Прошлой ночью я видел змею.
    Отвратительней ее нет ничего на свете! Она была как будто мертвая и вместе с тем
    живая. Она могла смотреть, но она не видела. Хочешь взглянуть на нее? Она в
    больнице неотложной помощи, там подробно записано, какую мерзость она высосала
    из тебя. Может, пойдешь туда, почитаешь запись? Не знаю только, под какой
    рубрикой ее искать: "Гай Монтэг", или "Страх", или "Война"? А может, пойдешь
    посмотреть на дом, который вчера сгорел? Раскопаешь в пепле кости той женщины,
    что сама сожгла себя вместе с домом? А Кларисса Маклеллан? Где ее теперь искать?
    В морге? Вот слушай!
     Над домом проносились бомбардировщики, один за другим, проносились с ревом,
    грохотом и свистом, словно гигантский невидимый вентилятор вращался в пустой
    дыре неба.
     - Господи боже мой! - воскликнул Монтэг. - Каждый час они воют у нас над
    головой! Каждая секунда нашей жизни этим заполнена! Почему никто не говорит об
    этом? После 1960 года мы затеяли и выиграли две атомные войны. Мы тут так
    веселимся, что совсем забыли и думать об остальном мире. А не потому ли мы так
    богаты, что весь остальной мир беден и нам дела нет до этого? Я слышал, что во
    всем мире люди голодают. Но мы сыты! Я слышал, что весь мир тяжко трудится. Но
    мы веселимся. И не потому ли нас так ненавидят? Я слышал - когда-то давно, - что
    нас все ненавидят. А почему? За что? Ты знаешь?.. Я не знаю. Но, может быть, эти
    книги откроют нам глаза! Может быть, хоть они предостерегут нас от повторения
    все тех же ужасных ошибок! Я что-то не слыхал, чтобы эти идиотики в твоей
    гостиной когда-нибудь говорили об этом. Боже мой, Милли, ну как ты не понимаешь?
    Если читать каждый день понемногу - ну, час в день, два часа в день, - так,
    может быть... Зазвонил телефон. Милдред схватила трубку.
     - Энн! - Она радостно засмеялась. - Да, Белый клоун! Сегодня в вечерней
    программе!
     Монтэг вышел в кухню и швырнул книгу на стол.
     "Монтэг, - сказал он себе,- ты в самом деле глуп Но что же делать? Сообщить
    о книгах на станцию? Забыть о них?" - Он снова раскрыл книгу, стараясь не
    слышать смеха Милдред.
     "Бедная Милли, - думал он. - Бедный Монтэг. Ведь и ты тоже ничего в них не
    можешь понять. Где просить помощи, где найти учителя, когда уже столько времени
    потеряно?"
     Не надо сдаваться. Он закрыл глаза. Ну да, конечно. Он снова поймал себя на
    том, что думает о городском парке, куда однажды забрел год тому назад. В
    последнее время он все чаще вспоминал об этом И сейчас в памяти ясно всплыло
    все, что произошло в тот день: зеленый уголок парка, на скамейке старик в черном
    костюме, при виде Монтэга он быстро спрятал что-то в карман пальто.
     ...Старик вскочил, словно хотел бежать. А Монтэг сказал:
     - Подождите!
     - Я ни в чем не виноват! - воскликнул старик дрожа.
     - А я и не говорю, что вы в чем-то виноваты, - ответил Монтэг. Какое-то
    время они сидели молча в мягких зеленых отсветах листвы. Потом Монтэг заговорил
    о погоде, и старик отвечал ему тихим, слабым голосом. Это была странная,
    какая-то очень тихая и спокойная беседа. Старик признался, что он бывший
    профессор английского языка, он лишился работы лет сорок тому назад, когда из-за
    отсутствия учащихся и материальной поддержки закрылся последний колледж изящной
    словесности. Старика звали Фабер, и когда наконец его страх перед Монтэгом
    прошел, он стал словоохотлив, он заговорил тихим размеренным голосом, глядя на
    небо, на деревья, на зеленые лужайки парка. Они беседовали около часа, и тут
    старик вдруг что-то прочитал наизусть, и Монтэг понял, что это стихи. Потом
    старик, еще больше осмелев, снова что-то прочитал, и это тоже были стихи. Прижав
    руку к левому карману пальто, Фабер с нежностью произносил слова, и Монтэг знал,
    что стоит ему протянуть руку - ив кармане у старика обнаружится томик стихов. Но
    он не сделал этого. Руки его, странно бессильные и ненужные, неподвижно лежали
    на коленях.
     - Я ведь говорю не о самих вещах, сэр, - говорил Фабер. - Я говорю об их
    значении. Вот я сижу здесь и знаю - я живу.
     Вот и все, что случилось тогда. Разговор, длившийся час, стихи и эти слова,
    а затем старик слегка дрожащими пальцами записал ему свой адрес на клочке
    бумажки. До этой минуты оба избегали упоминать о том, что Монтэг - пожарный.
     - Для вашей картотеки, - сказал старик,- на тот случай, если вы вздумаете
    рассердиться на меня.
     - Я не сержусь на вас, - удивленно ответил Монтэг.
     В передней пронзительно смеялась Милдред. Открыв стенной шкаф в спальне,
    Монтэг перебирал карточки в ящике с надписью "Предстоящие расследования (?)".
    Среди них была карточка Фабера. Монтэг не донес на него тогда, но и не уничтожил
    адреса.
     Он набрал номер телефона. На другом конце провода сигнал несколько раз
    повторил имя Фабера, и наконец в трубке послышался слабый голос профессора.
    Монтэг назвал себя. Ответом было долгое молчание, а затем:
     - Да, мистер Монтэг?
     - Профессор Фабер, у меня к вам не совсем обычный вопрос. Сколько
    экземпляров библии осталось в нашей стране?
     - Не понимаю, о чем вы говорите.
     - Я хочу знать, остался ли у нас хоть один экземпляр библии?
     - Это какая-то ловушка! Я не могу со всяким разговаривать по телефону.
     - Сколько осталось экземпляров произведений Шекспира, Платона?
     - Ни одного! Вы знаете это не хуже меня. Ни одного!
     Фабер бросил трубку.
     Монтэг тоже положил трубку. Ни одного. Монтэг и раньше это знал по спискам
    на пожарной станции. Но почему-то ему хотелось услышать это от самого Фабера.
     В передней его встретила Милдред с порозовевшим, веселым лицом.
     - Ну вот, сегодня у нас в гостях будут дамы! Монтэг показал ей книгу.
     - Это Ветхий и Новый завет, и знаешь, Милдред..
     - Не начинай, пожалуйста, опять все сначала!
     - Это, возможно, единственный уцелевший экземпляр в нашей части света.
     - Но ты должен сегодня же ее вернуть? Ведь брандмейстер Битти знает об этой
    книге?
     - Вряд ли он знает, какую именно книгу я унес Можно сдать другую. Но какую?
    Джефферсона? Или Торо? Какая из них менее ценна? А с другой стороны, если я ее
    подменю, а Битти знает, какую именно книгу я украл, он догадается, что у нас тут
    целая библиотека.
     У Милдред задергались губы.
     - Ну подумай, что ты делаешь! Ты нас погубишь! Что для тебя важнее - я или
    библия?
     Она уже опять истерически кричала, похожая на восковую куклу, тающую от
    собственного жара.
     Но Монтэг не слушал ее. Он слышал голос Битти.
     "Садитесь, Монтэг. Смотрите. Берем страничку. Осторожно. Как лепесток
    цветка. Поджигаем первую. Затем вторую. Огонь превращает их в черных бабочек.
    Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью, и так, цепочкой, страницу за
    страницей, главу за главой - все глупости, заключенные в словах, все лживые
    обещания, подержанные мысли, отжившую философию!"
     Перед ним сидел Битти с влажным от пота лбом, а вокруг него пол был усеян
    трупами черных бабочек, погибших в огненном смерче.
     Милдред перестала вопить столь же неожиданно, как и начала. Монтэг не
    обращал на нее внимания.
     - Остается одно,- сказал он.- До того как наступит вечер и я буду вынужден
    отдать книгу Битти, надо снять с нее копию.
     - Ты будешь дома, когда начнется программа Белого клоуна и придут гости?-
    крикнула ему вслед Милдред.
     Не оборачиваясь, Монтэг остановился в дверях.
     - Милли! Молчание.
     - Ну что?
     - Милли, Белый клоун любит тебя? Ответа нет.
     - Милли, - он облизнул сухие губы,- твои "родственники" любят тебя? Любят
    всем сердцем, всей душой? А, Милли?
     Он чувствовал, что, растерянно моргая, она смотрит ему в затылок.
     - Зачем ты задаешь такие глупые вопросы? Ему хотелось плакать, но губы его
    были плотно сжаты, и в глазах не было слез.
     - Если увидишь за дверью собаку, дай ей за меня пинка,- сказала Милдред.
     Он стоял в нерешительности перед дверью, прислушиваясь. Затем открыл ее и
    перешагнул порог.
     Дождь перестал, на безоблачном небе солнце клонилось к закату. Около дома
    никого не было, улица и лужайка были пусты. Вздох облегчения вырвался из груди
    Монтэга.
     Он захлопнул за собой дверь.

    
     Монтэг ехал в метро.
     "Я весь словно застыл,- думал он.- Когда же это началось? Когда застыло мое
    лицо, мое тело? Не в ту ли ночь, когда в темноте я натолкнулся на флакон с
    таблетками, словно на спрятанную мину?
     Это пройдет. Не сразу, может быть, понадобится время. Но я все сделаю,
    чтобы это прошло, да и Фа-бер мне поможет. Кто-нибудь вернет мне мое прежнее
    лицо, мои руки, они опять станут такими, как были. Сейчас даже улыбка, привычная
    улыбка пожарника покинула меня. Без нее я как потерянный".
     В окнах мелькала стена туннеля - кремовые изразцы и густая чернота -
    изразцы и чернота, цифры и снова чернота, все неслось мимо, все складывалось в
    какой-то непонятный итог.
     Когда-то давно, когда он был еще ребенком, он сидел однажды на берегу моря,
    на желтом песке дюн в жаркий летний день и пытался наполнить песком сито, потому
    что двоюродный брат зло подшутил над ним, сказав: "Если наполнишь сито песком,
    получишь десять центов". Но чем быстрее он наполнял его, тем стремительнее, с
    сухим горячим шелестом песок просыпался сквозь сито. Руки у него устали, песок
    был горячий, как огонь, а сито все оставалось пустым. Он молча сидел на берегу в
    душный, июльский день, и слезы катились по его щекам.
     Теперь, когда пневматический поезд мчал его, потряхивая и качая, по пустым
    подземным коридорам, он вспомнил безжалостную логику сита и, опустив глаза,
    вдруг 'увидел, что держит в руках раскрытую библию. В вагоне были люди, но он,
    не скрываясь, держал книгу в руках, и в голову ему вдруг пришла нелепая мысль:
     если читать быстро и все подряд, то хоть немного песка задержится в сите.
    Он начал читать, но слова просыпались насквозь, а ведь через несколько часов он
    увидит Битти и отдаст ему книгу, поэтому ни одна фраза не должна ускользнуть,
    нужно запомнить каждую строчку. "Я, Монтэг, должен это сделать, я заставлю себя
    это сделать!"
     Он судорожно стиснул книгу. В вагоне ревели радиорупоры:
     - Зубная паста Денгэм!..
     "Замолчи,- думал Монтэг.- Посмотрите на лилии, как они растут..."
     - Зубная паста Денгэм! "Они не трудятся..."
     - Зубная паста...
     "Посмотрите на лилии... Замолчи, да замолчи же!.."
     - Зубная паста!..
     Он опять раскрыл книгу, стал лихорадочно листать страницы, он ощупывал их,
    как слепой, впивался взглядом в строчки, в каждую букву.
     - Денгэм. По буквам: Д-е-н... "Не трудятся, не прядут..."
     Сухой шелест песка, просыпающегося сквозь пустое сито.
     - Денгэм освежает!..
     "Посмотрите на лилии, лилии, лилии..."
     - Зубной эликсир Денгэм!
     - Замолчите, замолчите, замолчите!.. - эта мольба, этот крик о помощи с
    такой силой вырвался из груди Монтэга, что он сам не заметил, как вскочил на
    ноги. Пассажиры шумного вагона испуганно отшатнулись от человека с безумным,
    побагровевшим от крика лицом, с перекошенными, воспаленными губами, сжимавшего в
    руках открытую книгу, все с опаской смотрели на него, все, кто минуту назад
    мирно отбивал такт ногой под выкрики рупора: Денгэм, Денгэм, зубная паста,
    Денгэм, Денгэм, зубной эликсир - раз два, раз два, раз два три, раз два, раз
    два, раз два три, все, кто только что машинально бормотал себе под нос: "Паста,
    паста. зубная паста, паста, паста, зубная паста..."
     И. как бы в отместку, рупоры обрушили на Монтэга тонну музыки, составленной
    из металлического лязга - из дребезжания и звона жести, меди, серебра, латуни. И
    люди смирились, оглушенные до состояния полной покорности, они не убегали, ибо
    бежать было некуда: огромный пневматический поезд мчался в глубоком туннеле под
    землей.
     - Лилии полевые...
     - Денгэм!
     - Лилии!.. Лилии!!
     Люди с удивлением смотрели на него:
     - Позовите кондуктора.
     - Человек сошел с ума...
     - Станция Нолл Вью!
     Со свистом выпустив воздух, поезд остановился.
     - Нолл Вью!- громко.
     - Денгэм,- шепотом.
     Губы Монтэга едва шевелились.
     - Лилии...
     Зашипев, дверь вагона открылась. Монтэг все еще стоял. Шумно вздохнув,
    дверь стала закрываться.
     И только тогда Монтэг рванулся вперед, растолкал пассажиров и, продолжая
    беззвучно кричать, выскочил на платформу сквозь узкую щель закрывающейся двери.
    Он бежал по белым плиткам туннеля, не обращая внимания на эскалаторы,- ему
    хотелось чувствовать, как ДВИЖУТСЯ его ноги, руки, как сжимаются и разжимаются
    легкие при каждом вдохе и выдохе и воздух обжигает горло. Вслед ему несся рев:
    "Денгэм, Денгэм, Денгэм!!"
     Зашипев, словно змея, поезд исчез в черной дыре туннеля.

    
     - Кто там?
     - Это я. Монтэг.
     - Что вам угодно?
     - Впустите меня.
     - Я ничего не сделал.
     - Я тут один. Понимаете? Один.
     - Поклянитесь.
     - Клянусь.
     Дверь медленно отворилась, выглянул Фабер. При ярком свете дня он казался
    очень старым, слабым, напуганным. Старик выглядел так, словно много лет не
    выходил из дому. Его лицо и белые оштукатуренные стены комнаты, видневшиеся за
    ним, были одного цвета. Белыми казались его губы, и кожа щек, и седые волосы, и
    угасшие бледно-голубые глаза. Но вдруг взгляд его упал на книгу, которую Монтэг
    держал под мышкой, и старик разом изменился, теперь он уже не казался ни таким
    старым, ни слабым. Страх его понемногу проходил.
     - Простите, приходится быть осторожным.- Глаза Фабера были прикованы к
    книге.- Значит, это правда? Монтэг вошел. Дверь захлопнулась.
     - Присядьте. - Фабер пятился, не сводя глаз с книги, словно боялся, что она
    исчезнет, если он хоть на секунду оторвет от нее взгляд. За ним виднелась
    открытая дверь в спальню и там - стол, загроможденный частями каких-то
    механизмов и рабочим инструментом. Монтэг увидел все это лишь мельком, ибо
    Фабер, заметив, куда он смотрит, быстро обернулся и захлопнул дверь. Он стоял,
    сжимая дрожащей рукой дверную ручку. Затем перевел нерешительный взгляд на
    Монтэга.
     Теперь Монтэг сидел, держа книгу на коленях.
     - Эта книга... Где вы?..
     - Я украл ее. Впервые Фабер посмотрел прямо в глаза Монтэгу.
     - Вы смелый человек.
     - Нет,- сказал Монтэг. - Но моя жена умирает. Девушка, которая была мне
    другом, уже умерла. Женщину, которая могла бы стать моим другом, сожгли заживо
    всего сутки тому назад. Вы единственный, кто может помочь мне. Я хочу видеть!
    Видеть!
     Руки Фабера, дрожащие от нетерпения, протянулись к книге:
     - Можно?..
     - Ах да. Простите. - Монтэг протянул ему книгу.
     - Столько времени!.. Я никогда не был религиозным... Но столько времени
    прошло с тех пор...- Фабер перелистывал книгу, останавливаясь иногда, пробегая
    глазами страничку. - Все та же, та же, точь-в-точь такая, какой я ее помню! А
    как ее теперь исковеркали в наших телевизорных гостиных! Христос стал одним из
    "родственников". Я часто думаю, узнал бы господь бог своего сына? Мы так его
    разодели. Или, лучше сказать,- раздели. Теперь это настоящий мятный леденец. Он
    источает сироп и сахарин, если только не занимается замаскированной рекламой
    каких-нибудь товаров, без которых, мол, нельзя обойтись верующему.
     Фабер понюхал книгу.
     - Знаете, книги пахнут мускатным орехом или еще какими-то пряностями из
    далеких заморских стран. Ребенком я любил нюхать книги. Господи, ведь сколько же
    было хороших книг, пока мы не позволили уничтожить их!
     Он перелистывал страницы.
     - Мистер Монтэг, вы видите перед собой труса. Я знал тогда, я видел, к чему
    идет, но я молчал. Я был одним из невиновных, одним из тех," кто мог бы поднять
    голос, когда никто уже не хотел слушать "виновных". Но я молчал и, таким
    образом, сам стал соучастником. И когда наконец придумали жечь книги, используя
    для этого пожарных, я пороптал немного и смирился, потому что никто меня не
    поддержал. А сейчас уже поздно.
     Фабер закрыл библию.
     - Теперь скажите мне, зачем вы пришли?
     - Мне нужно поговорить, а слушать меня некому. Я не могу говорить со
    стенами, они кричат на меня.
     Я не могу говорить с женой, она слушает только стены. Я хочу, чтобы
    кто-нибудь выслушал меня. И если я буду говорить долго, то, может быть, и
    договорюсь до чего-нибудь разумного. А еще я хочу, чтобы вы научили меня
    понимать то, что я читаю.
     Фабер пристально посмотрел на худое, с синевой на бритых щеках, лицо
    Монтэга.
     - Что вас так всколыхнуло? Что выбило факел пожарника из ваших рук?
     - Не знаю. У нас есть все, чтобы быть счастливыми, но мы несчастны. Чего-то
    нет. Я искал повсюду. Единственное, о чем я знаю, что раньше оно было, а теперь
    его нет,- это книги, которые я сам сжигал вот уже десять или двенадцать лет. И я
    подумал: может быть, книги мне и помогут.
     - Вы - безнадежный романтик,- сказал Фабер.- Это было бы смешно, если бы не
    было так серьезно. Вам не книги нужны, а то, что когда-то было в них, что могло
    бы и теперь быть в программах наших гостиных. То же внимание к подробностям, ту
    же чуткость и сознательность могли бы воспитывать и наши радио- и телевизионные
    передачи, но, увы, они этого не делают. Нет, нет, книги не выложат вам сразу
    все, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, где можно,- в старых граммофонных
    пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей вас
    природе, в самом себе. Книги - только одно из вместилищ, где мы храним то, что
    боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в
    том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое.
    Конечно, вам неоткуда было это узнать. Вам, наверно, и сейчас еще непонятно, о
    чем я говорю. Но вы интуитивно пошли по правильному пути, а это главное.
    Слушайте, нам не хватает трех вещей. Первая. Знаете ли вы, почему так важны
    такие книги, как эта? Потому что они обладают качеством. А что значит качество?
    Для меня это текстура, ткань книги. У этой книги есть поры, она дышит. У нее
    есть лицо. Ее можно изучать под микроскопом. И вы найдете в ней жизнь, живую
    жизнь, протекающую перед вами в неисчерпаемом своем разнообразии. Чем больше
    пор, чем больше правдивого изображения разных сторон жизни на квадратный дюйм
    бумаги, тем более "художественна" книга. Вот мое определение качества. Давать
    подробности, новые подробности. Хорошие писатели тесно соприкасаются с жизнью.
    Посредственные - лишь поверхностно скользят по ней. А плохие насилуют ее и
    оставляют растерзанную на съедение мухам.
     - Теперь вам понятно, - продолжал Фабер,- почему книги вызывают такую
    ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни. Тем. кто
    ищет только покоя, хотелось бы видеть перед собой восковые лица, без пор и
    волос, без выражения. Мы живем в такое время, когда цветы хотят питаться цветами
    же, вместо того чтобы пить влагу дождя и соки жирной почвы. Но ведь даже
    фейерверк, даже все его великолепие и богатство красок создано химией земли. А
    мы вообразили, будто можем жить и расти, питаясь цветами и фейерверками, не
    завершая естественного цикла, возвращающего нас к действительности. Известна ли
    вам легенда об Антее? Это был великан, обладавший непобедимой силой, пока он
    прочно стоял на земле. Но, когда Геркулес оторвал его от земли и поднял в
    воздух, Антей погиб. То же самое справедливо и для нас, живущих сейчас, вот в
    этом городе,- или я уж совсем сумасшедший. Итак, вот первое, чего нам не
    хватает: качества, текстуры наших знаний.
     - А второе?
     - Досуга.
     - Но у нас достаточно свободного времени!
     - Да. Свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать?
    На что вы тратите свое свободное время? Либо вы мчитесь в машине со скоростью
    ста миль в час, так что ни о чем уж другом нельзя думать, кроме угрожающей вам
    опасности, либо вы убиваете время, играя в какую-нибудь игру, либо вы сидите в
    комнате с четырехстенным телевизором, а с ним уж, знаете ли, не поспоришь.
    Почему? Да потому, что эти изображения на стенах - это "реальность". Вот они
    перед вами, они зримы, они объемны, и они говорят вам, что вы должны думать, они
    вколачивают это вам в голову. Ну вам и начинает казаться, что это правильно -
    то, что они говорят. Вы начинаете верить, что это правильно. Вас так
    стремительно приводят к заданным выводам, что ваш разум не успевает возмутиться
    и воскликнуть: "Да ведь это чистейший вздор!"
     - Только "родственники" - живые люди.
     - Простите, что вы сказали?
     - Моя жена говорит, что книги не обладают такой "реальностью", как
    телевизор.
     - И слава богу, что так. Вы можете закрыть книгу и сказать ей: "Подожди".
    Вы ее властелин. Но кто вырвет вас из цепких когтей, которые захватывают вас в
    плен, когда вы включаете телевизорную гостиную? Она мнет вас, как глину, и
    формирует вас по своему желанию. Это тоже "среда" - такая же реальная, как мир.
    Она становится истиной, она есть истина. Книгу можно победить силой разума. Но
    при всех моих знаниях и скептицизме я никогда не находил в себе силы вступить в
    спор с симфоническим оркестром из ста инструментов, который ревел на меня с
    цветного и объемного экрана наших чудовищных гостиных. Вы видите, моя гостиная -
    это четыре обыкновенные оштукатуренные стены. А это, - Фабер показал две
    маленькие резиновые пробки, - это чтобы затыкать уши, когда я еду в метро.
     - Денгэм, Денгэм, зубная паста... "Они не трудятся, не прядут",- прошептал
    Монтэг, закрыв глаза.- Да. Но что же дальше? Помогут ли нам книги?
     - Только при условии, что у нас будет третья необходимая нам вещь. Первая,
    как я уже сказал,- это качество наших знаний. Вторая - досуг, чтобы продумать,
    усвоить эти знания. А третья - право действовать на основе того, что мы
    почерпнули из взаимодействия двух первых. Но сомнительно, чтобы один глубокий
    старик и один разочаровавшийся пожарник могли что-то изменить теперь, когда дело
    зашло уже так далеко...
     - Я могу доставать книги.
     - Это страшный риск.
     - Знаете, в положении умирающего есть свои преимущества. Когда нечего
    терять - не боишься риска.
     - Вы сейчас сказали очень любопытную вещь,- засмеялся Фабер,- и ведь
    ниоткуда не вычитали!
     - А разве в книгах пишут о таком? Мне это так, вдруг почему-то пришло в
    голову.
     - То-то и хорошо. Значит, не придумали нарочно для меня, или для
    кого-нибудь другого, или хоть для самого себя.
     Монтэг нагнулся к Фаберу.
     - Я сегодня вот что придумал: если книги действительно так ценны, так
    нельзя, ли раздобыть печатный станок и отпечатать несколько экземпляров?.. Мы
    могли бы...
     - Мы?
     - Да, вы и я.
     - Ну уж нет!- Фабер резко выпрямился.
     - Да вы послушайте - я хоть изложу свой план...
     - Если вы будете настаивать, я попрошу вас покинуть мой дом.
     - Но разве вам не интересно?
     - Нет, мне не интересны такие разговоры, за которые меня могут сжечь.
    Другое дело, если бы можно было уничтожить саму систему пожарных. Вот если бы вы
    предложили отпечатать несколько книг и спрятать их в домах у пожарных так, чтобы
    посеять семена сомнения среди самих поджигателей, я сказал бы вам: браво!
     - Подбросить книги, дать сигнал тревоги и смотреть, как огонь пожирает дома
    пожарных? Вы это хотите сказать?
     Фабер поднял брови и посмотрел на Монтэга, словно видел его впервые.
     - Я пошутил.
     - Вы считаете, что это дельный план? Стоит попытаться? Но мне нужно знать
    наверное, что от этого будет толк.
     - Этого вам никто не может гарантировать. Ведь когда-то книг у нас было
    сколько угодно, а мы все-таки только и делали, что искали самый крутой утес,
    чтобы с него прыгнуть. Тут достоверно только одно: да, нам необходимо дышать
    полной грудью. Да, нам нужны знания. И, может быть, лет этак через тысячу мы
    научимся выбирать для прыжков менее крутые утесы. Ведь книги существуют для
    того, чтобы напоминать нам, какие мы дураки и упрямые ослы. Они как
    преторианская стража Цезаря, которая нашептывала ему во время триумфа: "Помни,
    Цезарь, что и ты смертей". Большинство из нас не может всюду побывать, со всеми
    поговорить, посетить все города мира. У нас нет ни времени, ни денег, ни такого
    количества друзей. Все, что вы ищете, Монтэг, существует в мире, но простой
    человек разве только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные
    девяносто девять процентов он познает через книгу. Не требуйте гарантий. И не
    ждите спасения от чего-то одного - от человека, или машины, или библиотеки. Сами
    создавайте то, что может спасти мир, - и если утонете по дороге, так хоть будете
    знать, что плыли к берегу.
     Фабер встал и начал ходить по комнате.
     - Ну? - спросил Монтэг.
     - Вы это серьезно - насчет пожарных?
     - Абсолютно.
     - Коварный план, ничего не скажешь, - Фабер нервно покосился на дверь
    спальни. - Видеть, как по всей стране пылают дома пожарных, гибнут эти очаги
    предательства! Саламандра, пожирающая свой собственный хвост! Ух! Здорово!
     - У меня есть адреса всех пожарных. Если у нас будет своего рода тайное...
     - Людям нельзя доверять, в этом весь ужас. Вы да я, а кто еще?
     - Разве не осталось профессоров, таких, как вы? Бывших писателей,
    историков, лингвистов?..
     - Умерли или уже очень стары.
     - Чем старше, тем лучше. Меньше вызовут подозрений. Вы же знаете таких, и,
    наверно, не один десяток. Признайтесь!
     - Да, пожалуй. Есть, например, актеры, которым уже много лет не приходилось
    играть в пьесах Пиранделло, Шоу и Шекспира, ибо эти пьесы слишком верно отражают
    жизнь. Можно бы использовать их гнев. И благородное возмущение историков, не
    написавших ни одной строчки за последние сорок лет. Это верно, мы могли бы
    создать школу и сызнова учить людей читать и мыслить.
     - Да!
     - Но все это капля в море. Вся наша культура мертва. Самый остов ее надо
    переплавить и отлить в новую форму. Но это не так-то просто! Дело ведь не только
    в том, чтобы снова взять в руки книгу, которую ты отложил полвека назад.
    Вспомните, что надобность в пожарных возникает не так уж часто. Люди сами
    перестали читать книги, по собственной воле. Время от времени вы, пожарники,
    устраиваете для нас цирковые представления - поджигаете дома и развлекаете
    толпу. Но это так - дивертисмент, и вряд ли на этом все держится. Охотников
    бунтовать в наше время осталось очень немного. А из этих немногих большинство
    легко запугать. Как меня, например. Можете вы плясать быстрее, чем Белый клоун,
    или кричать громче, чем сам господин Главный Фокусник и все гостиные
    "родственники"? Если можете, то, пожалуй, добьетесь своего. А в общем, Монтэг,
    вы, конечно, глупец. Люди-то ведь действительно веселятся.
     - Кончая жизнь самоубийством? Убивая друг друга? Пока они говорили, над
    домом проносились эскадрильи бомбардировщиков, держа курс на восток. Только
    сейчас они заметили это и умолкли, прислушиваясь к мощному реву реактивных
    моторов, чувствуя, как от него все сотрясается у них внутри.
     - Потерпите, Монтэг. Вот будет война - и все наши гостиные сами собой
    умолкнут. Наша цивилизация несется к гибели. Отойдите в сторону, чтобы вас не
    задело колесом.
     - Но ведь кто-то должен быть наготове, чтобы строить, когда все рухнет?

/ Полные произведения / Брэдбери Р. / 451 градус по Фаренгейту

Смотрите также по произведению "451 градус по Фаренгейту":

• Краткое содержание